След на земле Кн. 2, ч. 4, гл. 71. Батальон майора

Глава 71. Батальон майора Огуречного
(сокращенная версия романа)

1
       Утром 15 апреля 1945 года командир полка собрал всех офицеров на совещание.
       - Нашему полку выпала большая честь, - сообщил он, - вслед за танками войти в проделанную в обороне противника брешь и стремительным броском выйти на южную окраину Берлина. В связи с этим приказываю: сегодня же, сразу после совещания, всем бойцам и офицерам сдать свои документы в спецчасть. Очистить карманы от писем и прочих записок и тщательным образом подготовить оружие к бою.
       Все понимали, что если нужно сдавать документы, то действительно, предстоит ответственная и почетная миссия. Егор же мысленно представил, как будет протекать эта операция. «Танки прорывают оборону немцев и устремляются к Берлину. 774 стрелковый полк форсированным маршем идёт следом, расширяя и зачищая образованную брешь до тех пор, пока немцы не остановят их плотным огнем. А позади за полком соединяются разорванные прорывом фланги противника, и… с тылу, с флангов и с фронта в лоб начнется наше истребление в этом «мешке». Что же, умереть в бою почетно. Только причем тогда наши карманы с их содержимым, наши письма с домашними адресами? Какая разница будет немцу, убившему меня в этом бою, откуда я взялся: из Саратовской области или из центра Москвы? И потом, за нами же в прорыв пойдет дивизия, вся армия, тогда к чему эта конспирация с документами и бумажками? Обычно документы забирают у тех, кто идет в разведку, чтобы противник не знал, кто перед ним воюет. Значит, и наша операция это тоже разведка боем. К чему тогда хитрить и не говорить правду? Что почетность и ответственность у бойцов и офицеров полка убавится? По-моему, наоборот, вырастет».
       После сдачи документов в спецчасть, сожжения писем от родных, любимых и друзей, проверки карманов, сумок и вещмешков, офицеры и бойцы разошлись по землянкам. Принялись писать письма домой, может быть, в последний раз. Не сегодня-завтра втянемся в бой и одному Богу известно, когда получится из него выйти.
       Егор был суеверен и никогда перед боем не писал писем и не принимал важных решений. Всё это он предпочитал делать после боя. А если тебя завтра убьют и похоронка придет к твоим близким раньше письма написанного перед боем? Дома-то не будут знать о точном времени гибели. Будут надеяться, ждать и тревожиться. Нет, такого счастья он не хотел для своих близких.
       К Егору подошел капитан Белоусов.
       - Там у кривой сосны, где мы вчера с тобой сидели, тебя ждет красивая девушка.
       - Передай ей, чтобы шла на…
       - Понимаю куда, можешь не договаривать. И все-таки я советовал бы тебе поговорить с ней. Выслушать человека. Может, это важно?
       - Мне не важно, Петя. Старик Пугачев, завидев нашу милую беседу, завтра пошлет меня одного брать Берлин. Я не трус, ты знаешь, но и не самоубийца, чтобы идти на смерть ради этой дуры, которая думает только одним местом. Мне она противна.
       - Ну, как пожелаешь. Я лишь передал просьбу женщины, которая мне приятна.
       Начхим ушел, а Егор остался в недоумении. «Как ещё сказать ей, что между нами все кончено. Чего она все терзает меня желаниями встреч? Я уже все ей сказал. Чего она еще добивается? Что хочет сказать? Объяснить мне, почему тайком сбежала к старику? Мне этого не нужно. Я хочу её забыть, а она каждый раз напоминает о себе».
       Этой же ночью в три часа на плацдарме за Одером заговорили наши орудия. Артиллерийская обработка переднего края противника продолжалась более часа. В это время через переправу катили наши танки. Полковник Пугачев приказал выводить людей к переправе. Там уже стояло около сотни грузовиков, предназначенных для перевозки людей. Сразу же поступила команда на посадку. Но движение к переправе началось лишь через двадцать минут. Но не доехав до неё, колонна скоро остановилась и стояла более полутора часов.
       Светало. С более высокого восточного берега уже хорошо просматривался плацдарм. Слышалась канонада выстрелов артиллерии. В начале восьмого утра по сигналу зеленой ракеты колонна двинулась по переправе. Но и тут случился казус. Почти на середине реки восьмая в колонне машина встала, затормозив движение колонны, в то время как первые семь машин продолжали двигаться к плацдарму. Водитель затормозившей колонну машины, выскочил из неё и, дрожа всем телом, откинув капот, стал возиться в моторе. С хвоста колонны к нему прибежал воентехник-лейтенант и тоже принялся искать поломку в моторе. Не обнаружив неисправности, он со злостью оттащил шофера от машины и дал ему по лицу хуком с правой так, что тот полетел в реку. Затем залез в кабину и завел двигатель. Колонна тронулась, набирая скорость.
       Егор на этот раз ехал в составе первого батальона рядом с майором Огуречным, хотя комбат Улановский снова просил замполита Горностаева закрепить бравого комсорга за его батальоном. Но замполит, видимо чувствуя перед Егором свою вину, предложил Никишину самому сделать выбор. Егор выбрал первый батальон, потому что хоть как-то знал Огуречного по резервному полку. Ведь вместе пережили трудные минуты в воронке, отстреливаясь от фрицев, когда те, выходя из окружения, наткнулись на их полк. 
       Наконец, вся колонна перебралась на плацдарм, но желаемого рывка за танками не получилось. Фашисты отчаянно сопротивлялись и образовавшиеся бреши в своей обороне быстро заделывали. Было ясно, что тщательно составленный план прорыва немецкой обороны, где-то не сработал. По этому плану полк Пугачева в районе десяти часов уже должен был ввязаться в бой за южную окраину Берлина. А он еще на плацдарме в 66 километрах от намеченной цели.
       Поступила команда высадиться из машин, а командирам батальонов со своими заместителями прибыть к полковнику Пугачеву на совещание.
       - Правее от нашего местонахождения соседняя дивизия нашей армии попала в окружение, - сообщил полковник офицерам. - Нам приказано изменить маршрут, ударить во фланг фашистам и спасти дивизию от уничтожения. Приказываю: первому батальону выйти на реку Шпрее у канала и отрезать основные силы противника от их тылов. Второму и третьему батальонам атаковать противника с левого фланга, разорвать кольцо окружения и соединиться с дивизией, попавшей в беду. В случае успеха второму и третьему батальонам двигаться к реке Шпрее. Задача ясна?
       Командиры батальонов подтвердили ясность поставленной задачи и прибыв в свои подразделения приступили к её реализации. Батальон майора Огуречного форсированным маршем выдвинулся в район дислокации, где должен был нанести удар. Иногда колонна переходила на бег. Хотелось успеть вступить в бой и выручить своих, при этом приблизиться у врагу незаметно. Однако, противник заметил приближение батальона и бросил на него часть своих сил. Завязался бой, в котором майор Огуречный, к удивлению Егора, применил правильную тактику. Он дал понять, что наступает на фрицев одной ротой, в то время, как две другие роты заходили на врага левее и по-пластунски. Правда, на их пути было немало дотов, но нацеленные на восток, юго-восток и северо-восток, они были мало эффективны против наступающих с юго-запада. Бойцам не пришлось бросаться на амбразуры, рискуя жизнями. Они подавляли огневые гнезда противника одно за другим с тыла, пресекая их сопротивление и продвигаясь вперед. 
       Огуречный заметил, что противник увяз в перестрелке с батальонами Улановского и Лопаты, поэтому перестроившись, нанес немцам удар во фланг, что было неожиданно и своевременно. Таким образом, к тринадцати часам немецкая оборона была расколота на части и сама оказалась в кольце. На войне иногда успехи бывают переменчивыми, особенно, когда переоцениваешь свои силы. Так получилось и у немцев, которые растеряли свое преимущество, недооценив удар во фланг.
       Задача, поставленная полку, была успешно выполнена. Проделав брешь в обороне противника, они разорвали кольцо окружения соседней дивизии и обеспечили им выход с меньшими потерями. Теперь они могли продолжать движение дальше на Берлин, но у командования армии снова изменились планы. Конечно, наверху виднее, как менять тактику для достижения победы и куда перебрасывать силы по мере изменения ситуации. На этот раз 774 стрелковому полку было поручено выйти по южному откосу канала Одер-Шпрее к переправе, захватить её и обеспечить возможность танкам и мотопехоте проскочить на западный берег Шпрее и устремиться к Берлину.
       Пока все складывалось удачно, несмотря на упорное сопротивление немцев. Путь к переправе был усеян множеством трупов, разбитой техники и орудий. А сама переправа была закупорена и именно с западного берега. Гитлеровцы держали её, не позволяя проскочить даже мыши. Сунувшаяся было на мост грузовая машина, была подбита с первого выстрела и загорелась. Пришлось приложить немало усилий, чтобы оттащить её назад, открывая проезд. Батальону Огуречного предстояло уничтожить эту оборону или, на худой конец, оттеснить защитников переправы подальше от береговой линии. Вопрос стоял: как?
       Думали не долго. Егор вспомнил о немецких фаустпатронах. Он вооружил ими группу добровольцев и из них нанесли несколько эффективных ударов по зданиям, близко примыкавшим к переправе. Стоявшие в них или близко к ним, орудия и пулеметы были завалены обрушенными зданиями, не позволяя далее вести огонь. Эффект был поразительным. Фашисты вынуждены были отступить на задние рубежи, а то и вовсе бежать, потеряв оружие.
       Об успешном выполнении поставленной задачи было доложено командиру полка. Однако, полковник Пугачев принял доклад без восторга, усматривая в этом какой-то подвох. Уж, больно быстро была решена сложная задача. Но Огуречный убеждать и уговаривать полковника не стал. Его задача была доложить, а не принимать решения за командира полка. 
       Но, как оказалось, сомнения Пугачева были не беспочвенными. Пойдя на поводу очевидного факта, за переправой сосредоточился весь полк, а к ночи там разгорелся жаркий бой.

2
       Генерал Вольфганг Кун, потерпевший поражение при Цибингене, а затем и на плацдарме за Одером, все ещё руководил обороной подступов к Берлину, лелея мысль остановить русских и нанести им ответный сокрушительный удар, положив конец наступлению. Он считал это своим долгом перед великой Германией. И поначалу ему, вроде бы, сопутствовал успех. Прорвавшуюся через оборонительный вал, 141 стрелковую дивизию русских он умело взял в кольцо и стал успешно истреблять. Но до конца этот успех развить не удалось. С флангов и с тыла, особенно с тыла, он получил неожиданный и ощутимый удар. Потеряв преимущество и часть сил, он вынуждено отступил на западный берег Шпрее, взяв под свой контроль переправу через неё. Там он произвел переформирование сил и получил возможность устроить русским ещё одну западню.
       Переправу на Шпрее он оставил умышленно. «Пусть русские, окрыленные успехом, втянутся на западный берег. Там я им устрою адский мешок. Затяну его горловину и уничтожу весь улов». Для этого генерал Кун соорудил своеобразный коридор-горловину, выставив по его сторонам по батальону отборных воинов. Как только русские части перейдут на западный берег и устремятся к Берлину, в четырех километрах от переправы коридор захлопнется.
       Задуманная операция развивалась по его сценарию. Русские ударили по блокпостам, охранявшим переправу из фаустпатронов. Охрана переправы изобразила беспорядочное отступление, и русские устремились на западный берег. Вот только перебравшись туда, они не ринулись сломя голову вперед, а стали дожидаться подхода танковых подразделений. Танки, с появлением у немцев фаустпатронов перестали быть проблемой. Уничтожать их стало легче, чем пехоту. Вот справляться с пехотой было трудно.
       Танков и самоходок переправилось около семидесяти единиц. За ними и пошла пехота. Как и было задумано, за четвертым километром от переправы фашисты нанесли по колонне удар. Начался бой и окружение русских. Истребительные батальоны затянули мешок и начали уничтожение танков и пехоты.
Но, как выяснилось, мешок оказался дырявым. Русские быстро нашли слабину на левом фланге и, прорвав ограждение, сами зашли в тыл одного из батальона гитлеровцев и уничтожили его. В тяжелом положении оказался и другой истребительный батальон, давивший на русских с правого фланга. Ситуация сложилась критическая, а генерал Кун не мог ничем помочь. Его расчеты не оправдались. Справиться с танками тоже не получилось. Большая часть их вырвалась, сделала маневр вправо и ударила по второму батальону. Снова Вольфганг Кун переоценил свои силы и возможности. Он в бешенстве метался по командному пункту, потеряв управление своими отобранными сводными войсками, а те в свою очередь стали быстро отступать к Берлину. Хотя это отступление больше напоминало бегство. Были и такие, кто бросал оружие и поднимал руки перед победителем.
       Сам Вольфганг Кун тоже едва не попался русским в плен. Он последним покидал деревню, в которой находился его командный пункт, когда русские входили в неё.
       «Это ещё не конец», - твердил он себе, оглядываясь назад. Он ещё надеялся собрать свои отступавшие потрепанные войска в кулак и дать русским ещё один бой на подступах к Берлину.

3
       Первый батальон 774 стрелкового полка под командованием майора Огуречного остановился в деревне Вальдорф в ожидании дальнейших указаний. Из штаба полка принесли почту. И хотя появление почтальона в подразделении всегда вызывало радостные эмоции, на этот раз и комбат, и замполит, и комсорг не обрадовались, и, более того, были обескуражены. То было указание избавиться от писем, а то присылают почтальона с новыми, а ведь операция не закончена.
       - Какого черта? – недовольно спросил Огуречный почтальона.
       Но когда узнал, что письмо адресовано ему, преобразился и даже улыбнулся. Подумал, что от жены. Но на конверте оказался другой обратный адрес. Да и адрес получателя был другой, только через весь конверт по диагонали красным карандашом было написано: «майору Огуречному».
       - Интересно, и чего это значит?
       - Прочитай, узнаешь, - посоветовал Егор.
       Письмо было из деревни Умет, Камышинского района, Сталинградской области от Прасковьи Ивановны Перепелкиной. Она сообщала командиру части, что у неё с первого дня войны на фронт ушло шестеро сыновей. На пятерых она уже получила похоронки и потому умоляла сохранить ей шестого, Федю Перепелкина, который служит в этой части.
       Федор Перепелкин был старшиной батальона, и Егор хорошо его знал. Старшина был боевым, смекалистым и исполнительным парнем, с большим боевым опытом и пользовался заслуженным авторитетом и уважением бойцов и командиров.
       Майор Огуречный позвал к себе ординарца и велел ему срочно вызвать старшину батальона. Когда ординарец пошёл выполнять приказание, Егор поинтересовался у комбата, что тот намерен предпринять?
       - А, что здесь можно сделать? Скажу ему, чтобы не лез в самое пекло в пасть к дьяволу. Привяжу его к штабу. До конца войны недолго осталось, пусть хоть один сын вернётся к матери живым.
       - Правильно, комбат, - согласился Егор. - Хотел предложить тебе тоже самое. Вот только, не обидится ли сам Перепелкин такой опеке?
       - Ну, и пусть обижается. Ты думаешь, почему полковник переслал мне это письмо? А чтобы я взял всю ответственность на себя и присматривал за ним, как за своим сыном. И я эту просьбу-приказ выполню.
       Ординарец вернулся в штаб батальона только через полчаса и доложил командиру, что обошел все подразделения, но нигде старшины Перепелкина не нашел.
       - Ты хочешь сказать, что его нигде нет, и его никто не видел? – уточнил комбат.
       - Нет, его около часа назад видели, но куда он делся, никто не знает.
       - Хм. Куда же он мог деться? Может, ранен и отправился в санчасть? – высказал догадку замполит батальона старший лейтенант Клюев.
       - Если бы был ранен, это бы все видели, и перед убытием в санчасть он доложил бы. Возможно, он, пока выдалась свободная минута, занялся пополнением продуктов для солдатского котла? – предположил Егор.
       - Каким образом? – спросил Огуречный.
       - В подвалах домов у немцев, много консервированных продуктов. Особенно мяса, фруктов и овощей. Вполне возможно, что он застрял в каком-нибудь подвале.
       Комбат забеспокоился. В домах могли прятаться недобитые фашисты, а, значит, был риск потерять старшину. Он объявил тревогу, и весь батальон отправил на поиски старшины Перепелкина.
       - Перевернуть всю деревню и найти мне его живым или мертвым, - приказал майор.
       Перепелкина нашли мертвым. Он был убит и завален дровами в одном из сараев деревни. Комбат схватился за голову. Что теперь ему доложить командиру полка? Какая-то мысль все-таки пришла ему в голову.
       - Слушай, комсорг. Сходил бы ты в штаб полка по своим делам на пару часов.
       - Что ты задумал, майор?
       - Ты обязательно узнаешь о моей задумке, но позже. Можешь ты выполнить мою просьбу?
       Егор колебался, а Огуречный пристально смотрел ему в глаза.
       - Хорошо, майор. Я выполню твою просьбу, только после этого считай, на одного друга у тебя стало меньше, раз ты мне не доверяешь.
       - Я тебе доверяю, но тут другое. Потом сам поймешь, - похлопал его по плечу майор. – А теперь иди.
       И все равно Егор обиделся, уходя из деревни и гадая о замысле Огуречного.
       Майор Горностаев не удивился появлению комсорга в штабе полка.
       - Вот хорошо, что ты здесь появился. Майор Захаров из политотдела дивизии просит представить отчет о проделанной работе за прошедшую неделю.
       - Ё… лки зелёные! Какой отчёт ему нужен? Наша работа у всех на виду. Оборона противника прорвана, переправа занята, дезертиров нет.
       - Письменный отчет ему нужен. Чтобы все, что ты перечислил, было отражено на бумаге. Наша партийно-политическая работа оценивается только по письменным отчетам. Умеешь хорошо и вовремя отчитаться на бумаге, значит ты хороший политработник, - майор иронически улыбнулся. - Эти отчеты когда-нибудь лягут в основу исторических справочников.
       - Хорошо. Сейчас же и напишу, пока есть свободная минута.
       - Пиши, комсорг. Кстати, а что там опять грохочет в вашей деревне? Артиллерия работает, слышишь?
       - Когда я уходил, все было спокойно. Не знаю что случилось, - забеспокоился Егор. - Разрешите вернуться. Наверное, немцы снова пошли в контратаку.
       Сказав это, Егор подумал о другом. «Неужели комбат таким образом решил ответить немцам за смерть Перепелкина?»
       - Нет. Сначала напиши отчет, а потом иди. Мне не нужны постоянные одергивания из политотдела дивизии. Даю тебе десять минут.
       Егор уложился в отведенное время и бегом направился в деревню, пообещав Горностаеву немедленно доложить о случившемся. Ещё издали, выбежав на дорогу, он увидел, что деревня горела. Подбежав ближе, обнаружил, что бойцы батальона штурмуют её заново. Но, когда он ворвался в деревню, штурм уже закончился. Бойцы сидели кучками и перекуривали с безмятежными лицами. Первым из знакомых, попавшийся на его пути, был сержант Краюшкин, вернувшийся в полк после ранения.
       - Что здесь произошло за последние полчаса? – спросил его Егор.
       - А что? Все правильно.
       - Что правильно? - не понял комсорг.
       - Эти суки фашистские убили Перепелкина и не захотели признаваться: кто это сделал и за что? Майор правильно сделал, что приказал наказать их. Мы вышли из деревни, обстреляли их из пушек и минометов, и снова взяли штурмом. Кстати, никто нам сопротивления уже не оказал. Обошлись без потерь.
       - Но, если узнают про такой фокус майора, его же могут отдать под трибунал?
       - Да кто узнает, и как? Мы не скажем. Вы, я думаю, тоже. Была контратака фрицев, нам пришлось отступить, а потом снова штурмовать деревню. Вот и все, что случилось. Официально. Так скажут все.
       - Хорошо, если все, - усомнился Егор. – Некоторые умеют писать доносы.
Найдя Огуречного, Егор ничего говорить ему не стал. Лишь пристально посмотрел в глаза и покачал головой.
       - Не мог я иначе, комсорг. Отослал тебя, чтобы не впутывать в эту историю. Меня накажут, и хрен с ним. А тебе ещё жить надо. Ты у них на крючке и легко не отделался бы, - убежденно сказал Огуречный.
       - А тебе жить не надо? Ты что плетешь, майор?
       - Плевать я хотел на свою жизнь. Я тебе не говорил старший лейтенант, а сейчас скажу. Моя семья жила в Белоруссии, под Минском. Как мне стало известно, немцы убили их всех: и жену, и тещу, и двух дочек. Значит и меня убили, понимаешь, - грустно сказал Огуречный. – А узнал об этом, когда с запасным полком, как раз под Минском проходили. Люди сказали, что всю деревню немцы сожгли вместе с жителями.
       - Сочувствую тебе комбат. Невинных убивать большой грех. Это преступление. Но и ты сам стал таким же преступником, как и те, кто расправился с твоей семьей. Кроме того втравил в это солдат…
       - Молчи, комсорг. Не надо лекций. Я и сам все понимаю. Но, не смог сдержаться.

(полную версию романа можно прочитать в книге)