Белое безмолвие

               
               
                Новелла

                Я не смог проехать мимо любимого уголка природы, остановился и, утопая  в снегу выше щиколотки, медленно пошел к знакомой опушке, на которой часто отдыхал после долгих  прогулок по лесу в поисках грибов. Черные скелеты деревьев лиственных пород резко контрастировали с белоснежным декабрьским покрывалом. Я уселся на свой пенек, смахнув шапку снега. Он был невесом, совсем «свежим», видно, выпавшим прошлой ночью.
               Березы, дубы и редкие осины стояли в отрешенной задумчивости. Ни единая веточка не шевелилась. «Тишина, ни звука, безмолвие, – пронеслось в голове. - Белая тишина, белое безмолвие! Оно пришло в лес, обняло деревья, сохраняя их  жизнь. Но ему не хватает пространства? Безмолвие будто заневолено лесом. А он, словно, чувствуя косвенно свою вину, стоит такой угрюмый». Казалось, что деревья умерли… Но впечатление было обманчивым. Подойдя вплотную к березе, я даже разобрал движение - шепот. А может так показалось, может просто убедил себя в этом, очень мне хотелось услышать ее голос, понять, о чем она так глубоко задумалась. Да, береза жила, но медленно. Мысли и желания ее были неторопливы и обстоятельны. Она  вспоминала и делала выводы из времени первого тепла: апреля и мая, когда  примеряла  легкие платьица. А они ей все не нравились… К концу мая она, наконец, подобрала. «Да, тогда я была как невеста!» Я погладил ствол березы, едва касаясь пальцами, наверное, так же, как и редкие крупные снежинки, которые робко и беззвучно опускаясь наземь, вскользь гладили все ее тонкие веточки – косточки.
               Спонтанно пришла в голову мысль: каждое дерево, как и все живое, хочет жить. И ради жизни терпит лишения: холод, жару, проливные дожди и засуху. Терпит, ибо верит, что с новой весной появятся новые  силы и побегут тонкие веточки – косточки ввысь в голубое небо, где много солнца. Наверное, также, если не более, хотел жить и золотоискатель 
Д. Лондона в рассказе «Любовь к жизни», когда и больной волк, и герой рассказа желали выжить любой ценой, несмотря на боль, холод и голод.
              Я отошел от березы. Идти становилось все труднее, снег здесь достигал до колена. Радуясь полуденному солнцу, снег сверкал от гордости и своего изобилия. Каждая снежинка притягивала золото солнца, бескорыстно отдавая его, преображая  все вокруг.
              Входя в мир сосен, я будто пришел в гости совсем в другую семью. Здесь было еще тише, еще спокойнее и строже, чем в лесу лиственном. Не дрожала ни одна иголочка. Мне показалась, что и мысли у сосен иные. Они текут также медленно, но более обстоятельно и просчитаны на перспективу. В них не было  и намека об одежде – они красивы круглый год – они думали о вечном, а некоторые вспоминали совсем далекие времена. Вот эта трехсотлетняя сосна помнит еще Екатерину вторую. Тогда  сосенка  была молодой стройной красавицей, недаром и место у нее на возвышении, поодаль от подружек. Она все надеется, что императрица, молясь в Лаврентьевском монастыре после покушения на нее, вспоминала и калужский бор, а может, и ее. Стоя у сосны, я чувствовал, как  подзаряжаюсь позитивными мыслями. С ними и пошел обратно, стараясь попадать в свои же глубокие следы.
            Я  уже долго ехал на машине, и меня не покидала навязчивая мысль: отчего у березы на стволе кольцевые трещины в коре, а у осины – продольные? Несколько раз я пытался отогнать свое никчемное наблюдение, пока не понял, наконец, что мысли отвяжутся сами, если я найду любое  простое объяснение. Пришло в голову следующее: у березы  кольцевые трещины оттого, что она любит платьица с пояском, внизу широкое, веселое да укороченное, а осина - наоборот,  привыкла носить строгие облегающие  длинные платья с глубокими вертикальными разрезами, аж до середины бедра.
             Решив размять ноги, остановился и вышел на дорогу. Справа от дороги поле где - то вдалеке заканчивалось лесом, а слева - только открытое солнцу бесконечное, до самого горизонта, без единого темного пятнышка, белая тишина – белое безмолвие, которое органично сливалось с такой же по цвету полоской неба, будто лишний раз, подтверждая, что земля круглая. Передо мной лежал пласт снежного декабря, переливаясь серебром и золотом.  И ни единого звука. Не было даже птиц. Видно здесь белое безмолвие чувствовало себя привольно от своей бесконечности и силы. «Ты даришь мне чистоту белого света, в котором я вижу все цвета радуги и неслышные, но читаемые и чувствуемые душой слова, голоса и звуки!» Меня охватило чувство восторженности от красоты и величия, от воздуха, который под стать снегу был прозрачен и чист как в помыслах, так и цвете. Непроизвольно вслух вырвалось:
- Вот оно: белое безмолвие!
«Наверное, стоит жить, чтобы хоть однажды увидеть эту задумчивость зимы, - подумал я про себя. – Маленький уголок души России!»

                Виктор Попов