Маяк. Том Первый. Глава 8

В порту было неожиданно тесно. Люди, словно бы появившиеся из ниоткуда, стояли и смотрели то в небо, то друг на друга, то в неспокойное серое море. Их одежды говорили о том, что прибыли они на каторгу: безликие лохмотья, порезанные ножом или пилой, на голове старая шапка из шерсти, а ноги были голы. Они стояли на холодном бетоне в конце декабря, а вскоре половина этих бродяг должны были умереть либо от обморожения, либо от пневмонии. Рваные раны на ступнях людей оставляли кровавые следы на пристани.
Кто-то кричал на неизвестном мне языке и подгонял ленивую толпу плетью. Щёлк – и на спине ещё одного человека остался кровавый рубец.
Я стоял в полном оцепенении и старался не приближаться на небезопасное расстояние. Спрятавшись в странной полутени лесов, наблюдал за перегоном "скота" и ждал, когда мне освободят дорогу на один из причалов. И в этот момент я чувствовал себя ужасным человеком. Мне не было жаль этих людей, я хотел, чтобы они поскорее ушли с дороги и не мешали вершить свою судьбу. И думая об этом, я ничего не делал, чтобы не дать им вершить их судьбу на каторге и сгнить где-нибудь в каменоломнях, окружённые гнилью, смертью и похотью. Мертвецов любили все каторжники, потому что те не могли сказать "нет".
Серая масса продвигалась ужасно скучно и медленно. Вот кто-то упал. По несчастному топтались люди, совершенно не обращая внимания на то, что вот-вот убьют человека. Им было плевать. Мне было плевать. Всем.
Кто-то кому-то кричал странные фразы на неизвестном языке. Жестами мужчина в форме, стоявший недалеко от меня, показывал другому что-то типа "подгоняй их". Слышались частые удары плетью, крики и раскатистый жуткий смех.
Я не знал, сколько простоял так. Но когда люди ушли в сторону тёмного леса, наполненного отчаянием и страхом, где наверняка погибли бы ещё несколько десятков людей, стоял полумрак. Темнело быстро, и снег начинал падать всё сильнее. Нужно было спешить.
Двое рыбаков как всегда рыскали по ящикам своего корабля и что-то увлечённо искали. Стоило мне приблизиться, как они вдруг повернулись и посмотрели мне в глаза. Андрей и Гинтарас были то ли напуганы, то ли просто взволнованы.
– Добрый вечер, Александр Петрович, – спокойно сказал Андрей и продолжил перебирать вещи в одном из деревянных коробов. – Что вы здесь забыли в такой поздний час?
– Да узнать кое-что хотел у вас, ребятки, – я присел на скамью рядом с ними.
– И что же? – Гинтарас бросил на меня слегка заинтересованный взгляд.
– Да вот, знаете ли, корабль мне нужен. Хороший.
– Корабль? Куда ж вы собрались, если не секрет? – рассмеялся Андрей.
– Наверное, уехать отсюда поскорее хотите, да? – заговорщицки сказал Гинтарас.
Андрей звонко шлёпнул парня по затылку.
– Янтарь, думай, что говоришь! Александр Петрович не трус! Ведь так?
– Конечно, – попытался улыбнуться я. – Ну так что, поможете раздобыть? Я в долгу не останусь.
– Да знаем мы. Вы – человек порядочный, честный, – Андрей присел рядом со мной и, закурив, поднял глаза к небу, смотря на серые безжизненные облака, невинно плывущие вдаль, словно жидкий металл бросающие на землю осколки чьих-то копий и мечей, сломанных когда-то в огне войны.
– Можем делить "Туман", – Янтарь показал пальцем на уже чуть припорошённое снегом судно, привязанное толстым тросом к ограждениям. – Мы же им не каждый день пользуемся.
На лице Андрея проскочила ярость, сменившись беспокойством.
– Янтарь, иди к Кате в вагон, пусть чай приготовит. Давай-давай, иди.
Гинтарас бросил на своего приятеля обиженный взгляд и с пакетом под мышкой ушёл восвояси, скрывшись в снегопаде.
– Понимаете, Александр Петрович, – неуверенно начал Андрей, – туго нам сейчас с братьями приходится. Юра заболел, мать его дома лечит, чем может. Лекарства никак добыть не можем. Аптеку Отто закрыл – и дело с концом, похоже.
Меня взбудоражилась новость о закрытии единственной в городе аптеки. Отто был нашей последней надеждой на сохранение жизни в этих местах, а теперь от нас тут камня на камне не останется. Сгинем под покровами вечных снегов, окажемся погребёнными заживо в белоснежной тюрьме и будем кричать о помощи, а помогать будет некому. Так и умрём тут. Но у меня с Отто всё ещё оставался серьёзный разговор.
– С радостью бы делили "Туман", но... сами понимаете... у меня младший брат на плечах, мать не работает, весь день у Юры сидит, плачет, – Андрей потеряно опустил голову. – Не могу я так.
– Почему же никто из вас ни о чём не говорит? Мы могли бы вам помочь. И я, и мои друзья бы с радостью согласились, – я был возмущён, но в то же время понимал, как ему тяжело говорить об этом.
– Мать не разрешает, мол, сами справимся, – почти прошептал парень. – Но я что-то совсем не уверен.
– Я поговорю с Отто. Он даст вам лекарства. Думаю, согласится, – я махнул рукой и встал.
– Если Юра встанет на ноги, дела пойдут легче, и мы смогли бы договориться, – натянуто улыбнулся Андрей и тоже встал. – Я вам так благодарен, Александр Петрович.
И он обнял меня. Крепко, как старого друга или умирающего родственника. Будто в последний раз.
Он был явно в отчаянии. Глаза бегали, руки тряслись, а голос пугающе дрожал. В глубине его серых зрачков я видел невидимую мольбу о помощи. Он кричал где-то в глубине своей души и пытался достучаться до нас, пробиваясь сквозь чёрные воды его сознания. И кто же его услышал? Только я.
– До свидания, – сказал Андрей, крепко пожимая мне руку. – Дай Бог вам здоровья.
– Не стоит, – ответил я. – Ступай домой. Матери нужна твоя помощь. И Гинтараса не забудь.
Он кивнул и тоже скрылся в снежной пелене леса.
– Эх, тяжело им, – вздохнул я и вышел из порта.

Дома меня ждали все. Мэри готовилась к празднику, Отто помогал ей развешивать украшения, а Виктор и Гарри просто блуждали по дому.
– Как день прошёл? – Мэри сидела за столом и пила горячий чай. – Узнал что-нибудь о корабле?
– Корабле? – Отто, вешавший гирлянды у неё за спиной, удивился и спустился с табуретки. – Мы куда-то плывём?
– Отто, – сказал я. – Как ты посмел закрыть аптеку? Зачем ты это сделал?
На секунду воцарилось молчание.
– А... а что я мог сделать ещё? У людей нет денег на лекарства! Я не могу раздавать их бесплатно! Вот и закрыл, – оправдывался он, теребя в руках ёлочную игрушку.
– Нельзя так с людьми поступать.
– А остальным можно?
– О чём ты? – я нахмурил брови.
– Думаешь, все просто так рыбу дают? А работу? Они все платят. Кто натурой, кто одеждой или даже пальцами. И это всё ради еды. А на лекарства у них просто нет денег?
– Ты винишь их в этом? – я скрестил руки на груди.
– Нет, боже правый, нет! Я виню тех, кто довёл нас до такого! – Отто был на взводе. В его глазах блестела искра ярости, но он очень умело подавлял её в себе и не позволял себе срываться на крик. Мэри с испуганными глазами поставила чай на стол.
– Слушай, прости, погорячился, – сказал Отто. – Кому-то нужна моя помощь?
– Да, – ответил я. – Помнишь юношей из порта?
– Юргис и его братья?
– Совершенно точно. Так вот, – продолжал я. – Юра заболел. Ему нужны лекарства.
– Ты же понимаешь, что я не могу их так просто отдать.
– Они дадут нам корабль на время в обмен на лекарства, – ответил я и помешал ложкой сахар в своей кружке с чаем.
– Это как-то связано? – Отто присел напротив меня и тоже налил себе этот божественный напиток. – Тьфу ты! Хотел же кофе выпить!
– Если трое смогут работать, то и работы будет меньше, а значит у них будет свободное время.
– К чему ты клонишь?
– В это свободное время мы сможем брать корабль, – закончил я.
Мы все замолчали. Тихо тикали часы на стене, этажом выше кто-то негромко разговаривал, слышались шаги то ли на лестнице, то ли совсем рядом с нами. А в воздухе царило странное напряжение. Похоже, мы не такие уж и похожие, раз позволяем себе ссориться по таким пустякам. Отто хотел получить больше денег, а я хотел помочь Юргису. Этот корабль – наш пропуск в новую жизнь, и я был готов сделать всё, чтобы заполучить к нему доступ.
Но оставался у меня в голове немой вопрос: почему Отто стал таким жадным до денег? Неужели его не волновала судьба этого города, ведь он тоже здесь живёт? Возможно, ещё не время выпытывать всё, но у меня появилась новая цель: узнать, что задумал Отто.
– Знаешь, Отто, – сказала вдруг Мэри, – я соглашусь с Александром Петровичем. Это ведь бартер, ничего больше, всё как ты и хотел.
– Какой мне-то толк от их корабля? Мне уплыть на нём отсюда?
– Нет, – отрезала она. – Александр Петрович вызвался помочь, и корабль как раз помог бы нам.
– Заняться рыболовством? В конце декабря? – рассмеялся Отто. – Уж не поздновато ли?
– Если Юргис с братьями плавают по гавани, то нет.
– Ладно, – фармацевт встал из-за стола и поставил чашку с неостывшим чаем, – будут вам лекарства. Возьму самое необходимое, наверное, поможет.
Я улыбнулся и посмотрел на Отто. Он не хотел меняться в худшую сторону, его меняли обстоятельства, а это гораздо хуже, чем меняться осознано, потому что себя изменить возможно, а то, что вокруг – далеко не всегда.
– Пойду-ка сделаю себе кофе, – сказал будто сам себе Отто и вышел в кухню, оставив нас с Мэри наедине.
– Ну, как всё прошло? – девушка придвинулась чуть ближе ко мне. Я слышал её глубокое дыхание, и мне стало немного не по себе.
– О чём вы?
– Вы же видели толпу у входа в порт? Эти люди шли на каторгу. Их сильно били?
– Какое вам дело? Мне кажется, это сейчас не так важно, – я слегка отодвинулся от неё.
– Какое мне дело? Я прости хочу быть в курсе всех новостей.
– Тогда просто читайте газеты, – я встал и поставил чашку на стол. – Чай был восхитительный. Благодарю вас, Мэри.
И, клянусь богом, я увидел, как она засмущалась: щёки покраснели, а в глазах заиграла страсть в тандеме со стеснительностью, улыбка расплылась по румяному лицу.
Я вышел из столовой, где мы сидели, и почувствовал холод в коридоре. Дверь оказалась неплотно прикрыта. Снег слегка присыпал порог. Я вымел его ногой и прикрыл дверь на замок. Вряд ли кто-то решит прийти ночью. Но я не терял надежды на то, что помощь скоро придёт.
На втором этаже было всё так же пусто. Коридор был похож на огромную трубу, наполненную выходами, словно бы в другие миры. Из приоткрытой дари я слышал тихий напуганный шёпот и мазки кисти.
Тарновский.
Он сидел на низком стуле и рисовал. Мольберт был слегка перекошен влево, а сам холст лежал неровно, но это не мешало новоиспечённому художнику творить. Мазки его были уверенные, точные. Он ясно видел, что рисовал, и однозначно знал, каков будет результат.
– Виктор, ты рисуешь весь день?
Он вдруг повернулся и закрыл руками картину. В полумраке комнаты, освещённой одной лишь керосиновой лампой, я не видел сам рисунок, а лишь его тёмные очертания.
– Не смотрите! Он ещё не готов! – парень, похоже, действительно хотел удивить.
– Нельзя так долго сидеть. Ты болеешь! – я подошёл к парню и осторожно взял кисть у него из рук. – Пойдём, тебе пора выпить лекарства. У нас осталось ещё на пару дней.
– Я не могу бросить всё сейчас, – вздохнул он. – Вдохновение быстро уходит.
– Знаю, как оно бывает, но пойми, что здоровье важнее. Я тебе уже говорил.
– Говорили. Ладно, пойдём, – Виктор встал и накинул лежащий на расправленной кровати шарф. Вышел из комнаты и закрыл её на ключ. Увидев моё удивлённое лицо, пожал плечами.
– Никто не должен увидеть картину, пока я её не закончу.
Мы спустились вниз и шли по коридору на кухню, где наверняка сидел Отто и пил свой любимый кофе.
– Куда делся Гарри? – я взглянул на Тарновского. – Его что-то весь день не видно.
– Пока вас не было, Александр Петрович, он хандрил. Ходил с грустным лицом, ворчал что-то себе под нос, никого к себе не подпускал.
– Такое бывает. Знаешь, наверное, ему всё ещё трудно оправиться от шока.
– Верно, – юноша погрустнел и закашлялся. – Но нельзя же почти два месяца убиваться!
– Кому-то легко справиться с потерей близких, кому-то нет. Просто пойми, что ему надо дать время. Он сам вернётся.
– А если нет?
– Он умрёт.
Я толкнул дверь в кухню и пропустил Виктора вперёд, затем зашёл сам. Тепло обдало моё лицо, и я почувствовал запах свежего хлеба. Юноша тоже стоял и наслаждался этим ароматом.
И только спустя несколько минут, осмотрев всю кухню, я понял, что что-то не так. Отто здесь не было.
– Мэри! Мэри, быстрее сюда!– крикнул я и подошёл к окну и посмотрел в лесную чащу, погружённую в тьму. Казалось, кто-то вот-вот выйдет оттуда, и я молил Бога, чтобы никого не было. Но, к счастью, оттуда никто не выходил, а ветер попусту трепал окоченевшие ветви деревьев, сметая с них снег. Большие сугробы ровным слоем покрыли всё вокруг: ни пройти, ни проехать.
Девушка ворвалась в кухню. Её лицо был красным, похоже, она бежала с другого конца особняка.
– Что случилось?! Хлеб сгорел?! – она осмотрела маленькие буханки, мирно лежащие на столе.
– Да забудь ты про них! – отрезал я.
Все замолчали. Мэри смотрела на меня, я на неё. Горе, страх, отчаяние. Я чувствовал это всем свои телом, а она наверняка знала, что творилось у меня в голове. Не в силах что-то сказать, она смотрела мне в глаза.
– Отто пропал.