В рот фронт
Товарищ Бушмакин, урождённый революцией и - вообще, насупил строгий борщевник, подмахнул малую берию, откушивая буженины и ковыряясь утомлённым пальцем в круглом отверстии дерева, потусторонне и отчуждённо смурыжась стоявшего на отшибе смутного леса, с фыркающими, словно маленькие паровозики, тенями, отсветами валдайских костров, озарявших вечно неспокойное небо, пронизанное враждебными вихрями с чертополошистыми молниями, слетающими с Олимпа по воле отца Зевса, бородатого амбала с мускулистыми ляжками. В дупле зашуршало. Товарищ Бушмакин отпрыгнул чуть вбок и наклонил уклончивую голову потенциального клятвопреступника, хоронившего Советский Союз под звон новогодних бокалов, пенистыми шапками роняющих слезу самого настоящего грузинского шампанского на крахмальные халстуки, крахмальные манишки, крахмальные скатерти, почти всё было крахмальным или чугунным, завоёванным у природы в боестолкновении по периметру кусумдистый межи, пунктирной залупой метившей контурные карты и схемы. Иногда - микрочипы.
- Ты кто ? - Гаркнул товарищ Бушмакин, хватаясь за ложку. Она всегда покоилась - по завету - за голенищем, рядом с засапожным ножиком, мандатом, сухарём и верным товарищем, трудолюбивым телом уснувшим навсегда на исходе пятой пятилетки.
- Я, - жутко пропищал неведомый полосатый зверёк, выпрастываясь из дупла. За собой, кряхтя от натуги и кашляя он тащил шершавого мужчину в очках. - А это - Николай Свинадзе.
Шершавый мужчина ощерился, упал на четвереньки, извиваясь гибким телом явно опасного ночного хищника он подбирался всё ближе, пока не уткнулся лбом в коленвал, хитроумно брошенный товарищем Бушмакиным между. Обнюхав прибор, Николай Свинадзе страшно захрипел :
- Даёшь Беломор - канал.
Товарищ Бушмакин пожал плечом и бросил страждущему собрату по скорбному рассудку дорогую сигаретку БТ, болгарскую, за восемьдесят копеек и по блату, с овощебазы вынесенную грозной штурмовой ночью волочаевским особым батальоном по продразвёрстистым снабжениям нуждающихся в усиленном боепайке бойцов невидимых фронтов, смененных ими - батальонцами - на шапку с завязанными по диагонали верёвочками, креативно закрывающую уши и греющую настоящим мехом персидского кота, юмориста Хазанова, рачьеглазого выползня и жида поганого, пидора Малахова, верещащего и гнусного гада, а также руладу во флакончике самого Градского, жирного мужика, чего - то где - то когда - то там.
- Нас предали ! - Взвыл Николай Свинадзе, протягивая сигаретку полосатому зверьку, сидевшему на ветке и ловящему острыми зубками докучливых блох. - Сигаретка ненашенская ни х...я.
Зверёк взвизгнул и сиганул, метясь в горло товарища Бушмакина, но на полпути к кадыку натолкнулся на непреодолимое препятствие, стальным хоботом преградившее путь чересчур ловкому и ушлому представителю фауны, свистящим звуком подтвердившего факт своего падения на почву.
- Гы, - торжествующе закричал товарищ Бушмакин, втайне гордясь предусмотрительностью. - То - то же, сучьи гниды, это вам не это.
Он пнул глушитель от " БелАЗа ", ещё более предусмотрительно воткнутый твердой основой между, и оглушительно заржал, напугав и зверька, и Николая Свинадзе, стремительно ввинчивающегося в подлесок. Через пять километров они отдышались, трепеща от ужаса посмотрели друг другу в глаза и сели под буковидным тисом, пирамидальной верхушкой настоящей секвойи пробурившего небо насквозь.
- П...дец, - сказал бурундук, а это был именно он.
- Самый натуральный, - подтвердил Николай Свинадзе, доставая маслёнку с архангельским табачком. Свернул самокрутку и щелкнул пьезой, поднося неохотный огонёк к грибковому труту. Закурил, с наслаждения глотая дым натруженными в долгом беге по лесу лёгкими, потёр левую почку, свербящую с прошлого года и, наконец, высказался по существу, блистательным анализом превосходясь над бурундуком. - Труд из него человека сделал, как же. Урождённый лошадью конём и останется.
- Иншалла, - по - татарски пискнул зверёк, ероша полосатую шкурку. - Знаешь, Николай, я давно хотел тебе сказать ...
- Чего это ? - Показал готовность товарищ, заплёвывая самокрутку слюной. Упав испитым лицом в мох, он поднял ухо и закрутил им, ожидая страшную новость.
- А ведь Витухновская - то еврейка ! - Выкрикнул зверёк, взлетая по стволу вверх и вправо. - Всё, как и говорил в своё время в своём месте граф Невзоров, путевой обходчик и наездник на доброхотных мехоношах.
- Ыыыы, - застонал Николай Свинадзе, почувстовав удар в спину.
- Вставай, сука, - резко приказал настигнувший беглецов товарищ Бушмакин, клацая шилом. - Прими судьбу, как мужик и грузин.
Николай Свинадзе встал с закрытыми глазами, хромая меховым лицом подошел к стволу дерева и приспособился сутулой спиной к неровности коры, жадно ощущая последние мгновения стремительной жизни перед неизбежным расстрелом, вот промелькнул в памяти осенний Батум, кривой, как ятаган, член дяди Кахи, вялые яйца дяди Абрама, багровая головка дяди Самвела, налитой яростной силой дикий волос дяди Тофика и прочие интересные эпизоды бурной жизни сделанного революцией говна из когда - то недочеловека, унтерменша, по - немецки ежели. Товарищ Бушмакин размахнулся шилом и воткнул его в самое темя Николая Свинадзе, прикрутил к деревянной рукоятке проволочкой маленькую лампочку от фонарика - жужжалки и сказал, смягчая голос :
- Теперь можешь открыть глаза, товарищ шахтёр.
Николай Сванидзе осторожно открыл один глаз и увидел забой. Штольню. Шахту. Чумазые лица Стаханова, Папанина и Челюскина.
- Добро пожаловать в бригаду землеробов, - южнорусским говором произнёс седой бобёр из соседней скальной галереи. - Теперича ты такой же, как и мы. Ёжик.
Николай Сванидзе огляделся и не увидел ни головы, ни ног. Рук и тех не было. Только щетинистое круглое тело, готовно устремившееся за остальными ежами в отчаянную атаку на коррумпированный режим и накрывший страну идиотический маразм, только и ждущий своего гражданина Сансона, ибо другие пути сопротивления исчерпались, не начинаясь.
Свидетельство о публикации №216122401348