Кара Божья Настигшая пуля

Раннее летнее утро как-то нехотя просыпалось ото сна. Тяжёлая обильная роса гнула молодую, сочную траву до самой земли. За деревней на лугу мужики косили траву на сено для колхозного скота. Разноголосое пение кос разносилось далеко по всей округе, трава ровными полосами ложилась ряд к ряду. Женщины, в основном молодые девушки, разбивали прокосы травы граблями для сушки. Смех и шутки звенели над полем. Шло лето 1940 года. Всё ещё было тихо и спокойно. У всех впереди была ещё целая жизнь, были молодость и задор, была вера в прекрасное будущее.
Колхоз «Заветы Ильича» был не очень большой, всего три деревни: Карповка, Смородинка, Заречная. В каждой деревне была своя ферма, включающая дойное стадо, телят на откорме и небольшое поголовье гусей. Надо сказать, что люди в то время жили дружно, помогали друг другу во всём. Вместе возводили добротные деревянные дома, вместе сажали у дома большие огороды картофеля, вместе заготавливали сено для общественного и частного скота. Вся работа сопровождалась шутками, песнями и острыми, пополам с перцем, частушками.
Иван Кожухов рос стеснительным, тихим, как говорили, забитым парнем. Общая колхозная работа его не очень привлекала. Он был каким-то отшельником, старался уединиться, выбрать себе работу, которую можно было выполнять одному. Он очень любил лошадей, особенно пасти их ночью, когда горит костёр, из которого в него летит сноп искр, когда лошади, пофыркивая, спокойно пасутся на лугу. Это была его стихия. Тут не надо было никому подчиняться, ломать свой характер под других, тут он был полный хозяин. Иван редко, почти не ходил, в сельский новенький, из сосны, клуб на танцы. Как тогда говорили, на вечёрку. Молодая сельская учительница Маша уже давно нравилась ему. Но Иван даже боялся не то что подойти к ней, он гнал от себя мысли, что он ей не пара, не ровня. Кто он – простой необразованный парень. А она учительница, училась в городе, учит всех сельских ребятишек, её все уважают. Даже председатель, и тот относится к ней с большим уважением и почтением.
Тёплое непродолжительное лето сменила дождливая осень. За ней пришла холодная, лютая зима. Наступал 1941 год. Новый год всем колхозом встречали в сельском клубе. Большая пушистая ель была украшена игрушками из бумаги, сделанными руками учеников местной школы, дешёвым печеньем и карамельками. Столы, стоящие вдоль стен, были уставлены домашней едой, самогоном, квасом, приготовленным бабкой Матрёной. Народ гулял, веселился, разогревшиеся люди выбегали из клуба на улицу, освежались морозным воздухом и рассыпчатым снегом. Молодёжь парами целовалась то там, то тут.
Иван набрался смелости и пригласил учительницу на танец.
- Марь Ивановна, разрешите Вас пригласить на танец.
- Ну что ты, Иван, да какая я тебе Марь Ивановна. Я просто Маша, мы ведь с тобой ровесники. Да, я согласна, пойдём.
Иван взял руку Маши в свои запотевшие от волнения руки, легко приобняв её. Они закружились в лёгком вальсе.
- Вот оно, счастье, вот она в моих руках, она рядом, я слышу биение её сердца. Как же я её люблю! Когда ещё будет такой момент...
Дыхание Маши щекотало его уши, лицо, губы. В какой-то момент во время танца они щекой коснулись друг друга. Жаркий огонь током прошёл по всему телу Ивана.
- Что это такое, я совсем не владею собой. Я её сейчас поцелую.
И, улучив момент, когда пара оказалась в самом тёмном углу зала, Иван робко чмокнул Машу в губы. И что удивительно, Маша это приняла как должное, он ей тоже давно нравился. Её в нём подкупала его неординарность, склонность к одиночеству и независимость.
- Вань, а давай пойдём погуляем на улице, а то тут как-то жарко и душно, ты согласен?
- Да, да, Маша, где твоё пальто?
- Да вот, висит на вешалке моя шубёнка.
Они вышли на воздух. Опьянённые лёгким морозцем, свежим воздухом, они пошли по накатанной конными санями дороге в край села. Иван обнял Машу, притянул к себе и страстно поцеловал в губы. Обмякшая от поцелуя Маша ответила ему взаимностью.
- Вань, а пойдём ко мне. Вон мой домик, я живу одна. Посидим, попьём чаю, послушаем на патефоне пластинки. Пойдём?
- Да, конечно, я согласен.
Они, сбив снег с обуви, вошли в маленькие, тесные сенцы и через мгновение оказались в домике. Маша сняла с себя шубёнку, предложила раздеться и Ивану.
- Ванюш, раздевайся, сейчас будем пить чай. Чайник на плите стоит – ещё горячий. Вот варенье, мёд. Что ты будешь?
- Я просто попью так чаю, без всего.
Они присели за стол, покрытый вручную связанной скатертью, Маша налила в чашки горячий чай. Иван в очередной раз потянулся к Маше. Жадный поцелуй связал их губы. Через мгновение керосиновая лампа была погашена. Пара лежала в постели. В ту ночь Иван стал мужчиной, а Маша - женщиной. Они и сами не до конца понимали, как это произошло. Но что случилось, то случилось. 
За окном поднималось холодное зимнее утро. Первым проснулся Иван. Его руку свело от лежащей на ней головы Маши.
- Что это было, где я, что тут делаю?
- Вань, ты уже уходишь?
- Да, мне надо на конюшню, там стоят некормленые со вчерашнего вечера лошади.
- Ты придёшь ещё после работы?
Смущённый Иван ответил:
- Да, приду, если можно.
Вечером Иван пришёл к Маше и опять остался ночевать.
Первые лучи весеннего солнца припекали землю. Снег быстро таял, талая вода собиралась в ручейки, которые, соединившись в мощные потоки, устремлялись к речке. Весна вступала в свои права.
Где-то в середине весны Ивану принесли из сельсовета повестку в армию. Проводы были недолгими и какими-то немного тревожными. Уже ходили такие слухи, что, наверное, будет война.
Маша проводила Ивана, уже не стесняясь людей, как жена. Желала ему хорошей службы и скорого возвращения домой, обещала ждать и, если будет ребёнок, родить ему наследника. Дед Спирид пытался играть на гармошке что-то весёлое, но какая-то висящая в воздухе тревога не располагала людей к веселью. Люди стояли кучками, бабы плакали, мужики нервно курили самосад. Подошла машина из соседнего колхоза, собирающая всех призывников из ближайших сёл. Иван легко запрыгнул в неё, стукнул по кабине рукой:
- Всё, поехали!
Машина, чихая и фыркая, нехотя тронулась с места и повезла призывников навстречу новой жизни. Что там ждало ребят впереди, не знали ни они, ни их родители, ни их любимые девушки. А ехали они навстречу тяжёлой, затяжной, кровопролитной войне, войне, которая продлится не один год и унесёт не один миллион человеческих жизней.
С первых дней службы Ивану всё не нравилось. И кормят плохо, и старшина к нему придирается, и обмундирование ему не подходит, и винтовку выдали какую-то старую. Он привык быть первым, хотел командовать, но его держали в общей массе. И когда парня из соседней деревни Петю Киселёва назначили командиром отделения, Иван люто возненавидел его. «А почему не я? – думал самолюбивый Иван. – Какой-то сопляк, не знавший женщин, не нюхавший пороха будет командовать мной. Кто он такой? Почему не я?»
Учебные тренировки и сборы проходили в ускоренном режиме. В воздухе витал запах войны. Кадровые офицеры знали это, знали, что многие из этих призывников не вернутся домой к своим матерям, жёнам, девушкам. Неожиданный сигнал дневального: «Рота, подъём! Боевая тревога!» - разбудил безмятежно спящих призывников-солдатиков. Командир роты объявил краткий приказ:
- Получить оружие, полностью экипироваться и общим строем выдвинуться на оборону заданных рубежей. Враг напал на нашу Родину без объявления войны. Давайте, хлопцы, быстро строимся и вперёд. Пограничная застава истекает кровью. От нас ждут подмоги. Вперёд!
Прибыв в расположение погранзаставы, необстрелянные призывники, как птенцы, сбились в кучу.
- Что стоим? - кричал командир на взводных. – Срочно повзводно включайтесь в бой! 
Бой продолжался уже не один час. Немцы косили наших солдатиков, как косой. Мощные пулемёты свинцом поливали наших солдат и крошили их, как капусту. Пули свистели и там, и тут. Первым из призывников упал Петя Киселёв. Он как-то неловко дёрнулся, повернулся на бок и замолчал. Иван сначала не понял, что Петя убит. Бой продолжался ещё два часа. Атака была отбита, но половина новобранцев осталась лежать убитыми на рубежах погранзаставы, на рубежах нашей Родины. Кровь убитых солдатиков омывала летнюю траву и, стекая по ней, уходила в землю, в нашу русскую землю, на которую сегодня враг не ступил.
После боя командир приказал всем построиться повзводно, сделать командирам взводов перекличку. Оказалось, что два командира и весь личный состав их взводов погибли. От роты осталась одна треть.
Иван, озираясь, смотрел на всё происходящее вокруг и сам себе мысленно говорил: «Ещё такой бой, и я буду в числе мёртвых, а это мне не надо».
Под покровом ночи, сказав ребятам, что он идёт «до ветру», пригибаясь и прячась за кусты, как испуганный зверь, Иван добрался до речки, зажал в зубах документы и пустился вплавь. Через несколько минут он был уже на том берегу.
Многочисленные немцы, каркая, как вороны, моментально окружили Ивана.
- О, руссо солдато!
- Да, да, я свой, не убивайте меня. Я хочу жить! Отведите меня к командиру, я буду служить вам. Пожалуйста!
Так тихий сельский паренёк Иван стал предателем, стал полицаем.
Отряд, в который входил Иван, отмечался особой жестокостью. Людей убивали, жгли, насиловали женщин, отбирали последние продукты.
Подходила к концу тяжелейшая кровопролитная война. Иван часто задумывался о том, что жизнь он себе сохранить сохранил, а как он будет жить дальше, как вернётся домой, что скажет людям? Надо, что делать, надо переходить к своим, надо каяться, упасть на колени, говорить, что был молодым, испугался, что свою вину он смоет кровью и что, если надо, отдаст и жизнь.
Так он и сделал. Он пришёл в партизанский отряд. Командир отряда долго и внимательно его выслушивал. Потом позвал своего заместителя и спросил:
- Ну как, Михаил Иванович, узнаёшь своего земляка? Вот кается, божится, что грех попутал, просит взять с испытательным сроком.
- Иван, это ты?
- Да, Миша, это я.
- Как же ты так смог?
- Смог, страх заставил, боязнь за свою жизнь, за свою шкуру.
С этого дня под присмотром Михаила Иван стал осваиваться в партизанском отряде, ходить на задания. Он знал места расположения вражеских войск и успешно помогал в ликвидации как живой силы врага, так и техники.
Наконец на многострадальную русскую землю пришла Победа, победа над врагом. Иван, как и все, стремился домой, встретиться с родными, с Машей. В последний день перед увольнением его вызвал в штаб офицер особого отдела.
- Что я хочу сказать тебе, Иван. Ты за время войны побывал и защитником Родины, и её врагом. Мера твоего преступления очень велика. Ты убил не одного нашего солдата, не одного мирного жителя. И поэтому я принимаю решение о твоём аресте и передаче тебя под суд военного трибунала. Сдай оружие. Дежурный, позовите конвоиров!
Иван был арестован и осуждён военным трибуналом на 10 лет. Тюремный срок он отбывал в Сибири, работал токарем на машиностроительном заводе. Работал хорошо, его хвалили, награждали почётными грамотами. И, отсидев 5 лет, Иван за примерное поведение и отличные производственные показатели был досрочно освобождён.
Как-то утром начальник вызвал его к себе и сказал:
- Проходи, Иван, пришли документы о твоём досрочном освобождении.
Иван тяжело и продолжительно закашлялся. Болезнь всех заключённых – туберкулёз – уже давно мучила его. Тяжёлый труд, не очень хорошее питание тоже сказались на его здоровье.
- Вот твои документы, билет до дома, ты свободен. Счастливо! Не делай больше роковых ошибок в жизни.
Иван вышел из кабинета и не верил всему происходящему.
- Неужели свобода! Наконец-то я вернусь домой к Маше. Как она там без меня? Я же чист, я искупил свою вину трудом, здоровьем.
Была ранняя и дружная весна. Кричали оголтелые грачи, высоко на раскидистых берёзах свивали многочисленные гнёзда. Весеннее солнце пригревало, на припёке всходила первая изумрудная травка. Всё возвращалось к жизни. По разбитой повозками и тракторами дороге шёл мужчина. Он был одет в чёрную телогрейку, в такую же шапку-ушанку, в кирзовые сапоги. За спиной болтался полупустой вещевой мешок. Это был Иван. Он возвращался домой.
Жители села приняли Ивана настороженно. В деревне были разные слухи и мнения. Кто-то его яростно ненавидел – те, у кого погибли сыновья и мужья, кто-то относился снисходительно, кто-то тайно жалел, не показывая виду. Иван поселился в стареньком домишке умерших своих родителей, так и не дождавшихся своего сына. Жил Иван тихо, работал в колхозе сначала конюхом, а потом, как открыли колхозные механические мастерские, токарем. Надо сказать, что токарь он был отменный, выучка военного завода не прошла даром, она чувствовалась во всём. Иван легко делал всевозможные детали любой сложности.
Жизнь вроде налаживалась, но он искал встречи с Машей. Прошло более десяти лет с момента их расставания. Как она, примет ли меня таким, каким я стал сейчас, осталось ли что в её сердце, помнит ли она наши счастливые дни первой, почти детской любви?
Однажды, возвращаясь с работы, он встретил Машу. Сердце его учащённо забилось. «Какая красавица, как похорошела, какая тяжёлая коса свисает до пояса!»
- Иван, привет! Ну, как твои дела, что не заходишь, или боишься?
- Да я давно собирался, да репутация у меня не совсем соответствует твоему положению. Ты учитель, учишь ребят правде, взаимовыручке, любить Родину. А я в эти параметры не вписываюсь. Я же тюремщик, предатель Родины. Как ты на это смотришь?
- Вань, в твоей жизни было много ошибок, но ты их старательно исправил, ты получил своё. Жизнь продолжается. Заходи!
Вечером Иван уже был у Маши. Они в тот вечер засиделись допоздна. Говорили о молодости, о войне, да и вообще о жизни. Спустя неделю Маша сказала: «Ну, сколько это будет продолжаться? Собирай свои вещи и переходи ко мне. Будем жить вместе».
Радости Ивана не было конца. «Как же Маша не побрезговала мной, зеком, предателем? Я буду жить со своей любимой. Господи, как я счастлив!» Искры тлеющей любви вспыхнули огромным горящим костром.
Жизнь вошла в обычное русло. Маша учила ребят в школе, Иван работал в мехмастерской. Но как был он замкнутым отшельников, так и оставался.
Через год Маша родила красивенькую, прелестную девочку Алёнку. Принимавшая роды местная повитуха бабка Прасковья сказала:
- Хорошая, здоровая, урожайная девка. А уж какая будет красавица, многих ребят присушит!
Спустя два года Маша отдала Алёнку в детский сад, а через пять лет приняла в свой первый класс. Умненькая, аккуратненькая Алёнка училась хорошо. Незаметно окончила начальную школу. Уже в восьмом классе средней школы Маша повезла её в район на медицинскую комиссию. Врачи отметили отменное здоровье Алёнки по всем показателям. Завполиклиникой, подписывая заключение, сказал:
- Мамаша, не волнуйтесь, у Вас прекрасная девочка с отменным здоровьем, всё будет хорошо.
- Я беспокоюсь о её здоровье. Она учится хорошо, собирается поступать в институт на геолога, а Вы знаете, какая это тяжёлая работа, какое там нужно здоровье.
Выйдя из поликлиники, Маша с Алёнкой зашли в рядом расположенное кафе. Изучив не очень богатое меню, Маша спросила:
- Алёна, что тебе брать, что ты будешь кушать?
- Мам, я голодная, как собака, бери первое, второе, компот и что-нибудь из выпечки.
Спустя некоторое время Маша и Алёна сидели за столами с заказанной едой.
- Алён, что ты так торопишься, как будто век не ела. Не спеши, ешь не торопясь, мало будет – закажем ещё. Не торопись, а то как будто ешь в последний раз или делаешь запас на всю оставшуюся жизнь. Потише, у нас до автобуса ещё полно времени, автобусная остановка через два дома.
Закончив обед, Маша вместе с Алёной вышли из кафе и направились в сторону автобусной остановки. Они взяли билеты, заняли свои места. Автобус тронулся. С каждым километром Маша и Алёна приближались к дому. Дорогой Маша заснула и ей приснился сон. Как будто она стоит посреди большого поля. Начинается гроза, шквальный дождь заливает всё вокруг, вода подымается всё выше и выше. Вот она уже ей по колено, по грудь, вот уже закрывает ей рот. Маша задыхается. Гремит гром, и одна из молний ударяет Машу в грудь в область сердца.
Маша от испуга проснулась.
- Мам, что с тобой? На тебе нет лица!
- Да не волнуйся, доченька, сон приснился нехороший. Дай Бог, чтоб всё обошлось, тьфу, тьфу. Дай, Боже, добрую минуту, - сказав эти слова, Маша троекратно перекрестилась. – Господи, прости меня грешную!
Автобус до самого села не ходил, была остановка на большой автотрассе. Дальше люди просёлочной тропой полтора километра шли до своего дома.
- Мария Ивановна, Ваша остановка, выходите, приехали, - сказал водитель автобуса.
- Да, да, хорошо. Мы готовы, сейчас выходим.
Дверь автобуса как-то плаксиво взвыла и нехотя открылась. Алёнка первая вышла из автобуса и вприпрыжку побежала через автотрассу. Из-за автобуса, по параллельной полосе, неслась огромная, тяжело гружёная фура. Алёна почти уже была на другом краю дороги, где ей фура не угрожала. Но Маша от страха в горячке крикнула:
- Алёнушка, дочуня, вернись!
Алёна повернулась и побежала навстречу маме, навстречу своей смерти. Тяжеленная фура на глазах у Маши сбивает Алёну и практически растирает по асфальту. Маша вскрикнула и упала без сознания. Она уже не слышала ни скрипа тормозов огромного грузовика, ни страшного, от испуга, крика водителя. Это был крик смертельно раненого зверя. Потом уже приехала «скорая», ГАИ, милиция, следователи прокуратуры.
Алёну хоронило всё село. Её хорошо знали и любили, знали и уважали её маму Марию Ивановну.
Ещё больше почерневший от горя Иван привёз из города подвенечное платье, фату, белые лаковые туфли.
- Пусть моя дочь уйдёт невестой. Она была такая красавица. Видно, Бог не простил мой грех, отомстил за тех, кого я погубил в годы войны. Кара настигла меня.
Алёну хоронили с закрытым лицом. Работникам городского морга кое-как удалось собрать тело Алёны. Плач, вой раздавался на всю округу. На груди Алёны, как капля крови, лежал приколотый комсомольский значок.
Так Иван и Маша потеряли свою единственную дочь. В доме поселились скорбь, горе, одиночество. Супругам, оказалось, и не о чем разговаривать. Каждый был занят своими горестными мыслями. Горе их не объединило, а практически развело. Гнетущая тишина переполняла дом.
Как-то однажды, отправив Ивана убрать скот, Маша долго его ждала. Вышла на крыльцо, посмотрела в сеннике, в дровнике - нигде Ивана не было. Открыла хлев и увидела Ивана, стоящего на старой колченогой табуретке, закидывающего конец льняной верёвки через бревно, проходящее через весь хлев.
- Вань, ты что, с ума сошёл, собираешься с этим горем оставить меня одну? – Маша с разбега толкнула Ивана с табуретки. Иван упал в рядом лежащее сено. – Пойдём в дом. Надо дальше жить.
Но Иван чувствовал, что жить ему осталось не так долго. Он потихоньку стал выпивать, вроде для аппетита и приглушения горя. А потом стал пить запоями. Перестал ходить на работу, помогать Маше по дому. Алкоголь, хронический тюремный туберкулёз окончательно отняли здоровье. И однажды, уехав на собрание учителей в город, по возвращении Маша нашла мёртвого Ивана на полу у нетопленой печки.
Похоронить Ивана Маше помогли только председатель колхоза и несколько человек, с кем он работал. Люди не любили Ивана и своё к нему отношение даже не смогли изменить, несмотря на смерть.
Маша ещё 10 лет прожила в этой деревне. Тяжело заболела и просила похоронить её рядом с дочерью, рядом с её Алёнушкой.
Да, вот такова жизнь. Как говорила моя мама: «Сынок, живёшь не так, как хочется, а как надо Богу». И она как всегда была права.
У каждого из нас своя судьба.

                Обгоревшие крылья (Икар)
Взрыв огромной мощности оглушил окраину города и рядом расположенных деревень. Что это, что это такое было? Что, началась война или ещё что? Груда искорёженного металла дымилась. Сгорело всё, что могло сгореть. Догорал самолёт лётчика-испытателя Шумакова Антона Владимировича.
Антон родился, рос, учился в небольшом районном центре. Он с самого детства мечтал стать лётчиком. Он ещё с самого малого возраста спрашивал отца:
- Пап, скажи, а что это за белые полоски расчерчивают небо, разрезая его на куски?
- Это, сынок, самолёты, такие большие стальные птицы. Они могут летать выше облаков, им подвластны любые расстояния, они всё могут.
- А кто управляет этими стальными птицами? Люди?
- Да, сынок, люди. Это люди смелые, отважные – это лётчики. Но чтобы ими стать, надо долго и хорошо учиться, надо много знать.
- Я, папа, смогу стать таким человеком, я смогу управлять такими стальными птицами?
- Да, сможешь, если у тебя есть такая цель, такая мечта. Ты иди к этой цели и этой мечте.
Антон закончил школу, поступил в лётное училище и с успехом его закончил. Был распределён в эскадрилью, где проходил набор в элиту лётчиков – лётчики-испытатели. Предложение стать испытателем Антон принял с огромной радостью.
Страна укрепляла свою обороноспособность, конструкторы бесперебойно, можно сказать, в авральном режиме, работали в конструкторских бюро над новыми разработками моторов, узлов, топлива, да и полностью новым наполнением самолётов. Чтобы испытывать эти самолёты, нужны были люди, лётчики-испытатели.
Антон целыми днями пропадал на аэродромах, приходил в общежитие офицеров уставшим, отдыхал по мере возможности и уходил снова на работу. Он не мог без работы, он не мог без неба, оно звало его к себе, манило какой-то неведомой силой. И сопротивляться этой силе он не мог.
Как-то однажды командир представил ему молоденькую девушку-лейтенанта.
- Антон, знакомься, это лейтенант медицинской службы Зорькина Елена Ивановна. Она будет проводить ваш предполётный медицинский осмотр. Военврач Денисов уходит на повышение.
Девушка протянула Антону руку и сказала:
- Елена Ивановна, просто Лена.
- Антон.
Тогда ещё они не знали, что спустя год станут мужем и женой, что переедут из общежития в выделенную им новую квартиру. Всё это ещё будет, а пока они смущённо стояли друг перед другом.
Антон летал, успешно продвигался по службе. Стал ведущим лётчиком-испытателем в военной авиации. Лена стала майором медицинской службы, она на редкость оказалась врачом от Бога. Она всё знала, закончила аспирантуру по военно-медицинской тематике. Её уважали и любили на работе и в быту. Всё в этой молодой семье было хорошо. Так хорошо, что Лене порой становилось страшно. Она предчувствовала, знала по опыту других, да и своему, что хорошее имеет свойство быстро заканчиваться.
И когда заведующая гарнизонным клубом Тамара прибежала к ней в санчасть и прокричала: «Упал за городом и взорвался самолёт, кто-то из наших ребят погиб!» - в сердце у Лены что-то оборвалось. Она уже знала, чувствовала, что погиб Антон. Она села на кушетку и сказала: «Я тоже умерла. Я не буду жить без Антона».
В то утро Анне Тихоновне как-то было нехорошо.
- Что это, что со мной? Может, давление?
Что-то жмёт сердце. Как будто стальная рука его сжимает тисками. Эта боль была ей ранее неизвестна, такой боли она не испытывала за всю свою жизнь.
- Неужели что-то у детей? Как там Лена и Антон? Господи, дай, Боже, чтобы у них было всё хорошо. У Антона такая тяжёлая и опасная работа. Храни его Господь!
С этими словами она подошла к печке, чтобы подбросить пару поленьев. Вдруг порыв ветра, похожий на вихрь или ураган, опрокинул на крыльце пустые вёдра, открыл входную дверь из сеней в дом. И ворвался в дом с такой нечеловеческой силой, что висящий в углу Николай Угодник со всей силой упал на стол, а со стола - на пол. Резная рама из липы и стекло иконы разлетелись на мелкие кусочки. Испуганная Анна Тихоновна бросилась на шум. С пола, из груды битого стекла и расколотой рамы, как-то виновато смотрел Николай Угодник.
- Господи! Что это такое? Всё это не к добру. Я не помню такого случая, чтобы ни с того, ни с сего вдруг падала икона. Сколько лет он с нами, переходит из поколения в поколение, а тут такой случай. Господи, прости меня!
Анна Тихоновна взяла стоящий в углу веник и начала сметать осколки стекла и разбившейся рамы. Аккуратно протёрла лик святого и положила на стол, стоящий в углу.
- Господи, Господи, прости меня! Надо заказать новую рамку и стекло для иконы.
В это время догорали остатки самолёта вместе с её сыночком, её кровинушкой Антоном. Как оказалось, упавшая и разбившаяся икона – это был знак. Знак беды, знак горя, знак смерти.
Вечером за ужином Анна Тихоновна сказала мужу:
- Володь, может, ты съездил бы к молодым, отвёз им медку, сальца, домашней тушёночки. Как они там? Что-то мне тревожно.
- Да брось ты, Нюра! Что там может случиться? Через два месяца у молодых отпуск. У них своя машина, приедут без всяких сложностей. А мне, старому, болтаться в автобусах да поездах уже и трудновато, будем ждать до отпуска.
- Ну ладно, ладно, пусть будет по-твоему, будем ждать отпуска.
Прибывшие на место катастрофы спасательные службы увидели покорёженные куски металла, и всё. Это всё, что осталось от новенького самолёта. Естественно, в такой ситуации и обстановке человек выжить не мог. Он лежал в небольшой кучке пепла. Они были одним целым и их останки перемешались и лежали на виду у стоящих вокруг лётчиков, механиков, пожарных.
Государственная комиссия после двух дней работы позволила взять пепел от сгоревшего самолёта и Антона для захоронения. Хоронили Антона в закрытом гробу. На крышке лежал его лётный шлем. Накануне похорон Елена решала, сообщать ли родителям о такой страшной гибели их сына. Она советовалась с командованием. Но все предоставили решение этого вопроса только ей. Лена решила не сообщать родителям Антона, она как врач знала, что такое горе, больное сердце и ряд других болезней отправят престарелых родителей вслед за сыном в могилу. И она не сообщила родным.
Время шло, но писем родителям от сына и невестки не было. Как-то вечером, смотря новости по телевизору, отец услышал, что некоторое время назад при испытании нового самолёта погиб, сгорел лётчик-испытатель Шумаков Антон Владимирович. В силу засекреченности нового самолёта информация о его крушении и гибели пилота оглашается только сейчас. Были показаны кадры с места крушения самолёта. Ошарашенный таким известием отец упал с дивана на пол.
- Володь, ты что, опять начинаешь втихомолку выпивать? Что ты падаешь с дивана?
Старик два дня не подпускал жену к телевизору, он боялся услышать во второй раз это страшное известие, боялся, что о гибели сына узнает мать.
- Почему молчит невестка? Почему мы ничего не знаем? Может, это какая-то государственная тайна?
- Нюр, я, наверное, схожу на кладбище. Там побуду, навещу своих и твоих родителей.
- Да ты что! Ведь нет никакого повода. Ни даты смерти родителей, ни поминального дня.
- Я должен сходить. Дай мне денег на чекушку, пусти меня, так надо.
- Ну, раз так надо, ну, тогда иди.
Анна Тихоновна достала из кошелька сто пятьдесят рублей и передала мужу.
- На, купи чекушку, пачку печенья, горсть карамелек. Тебе этих денег хватит. Проведай своих родичей.
Владимир зашёл в сельский магазин, всё купил, как говорила жена, и, согнувшись от неразделённого горя, как побитый старый пёс побрёл в сторону сельского погоста. Проезжающие по дороге автомобили сигналили, обдавали пылью убитого горем мужчину, но он шёл и шёл, не обращая ни на кого и ни на что внимания.
Придя на кладбище, подойдя к могилам своих родителей, мужчина, не сдерживая слёз, упал на могилу матери и громко зарыдал:
- Мама, мама! Какое у меня горе! Погиб твой любимый внук Антон, мой Антоша! Его больше нет, нет!
Немного успокоившись, он открыл чекушку водки, налил немножко себе, несколько глотков плеснул на могилу матери.
- Давай, мама, помянем нашего Антона! Пусть земля ему будет пухом.
Опьяневший от горя и немного от водки, Владимир просидел на могиле матери около двух часов. Он не знал, который час, какой сегодня день. Он знал одно – в его дома беда, огромное горе, он потерял сына.
Тем временем Анна Тихоновна открыла шкаф, в котором висели вещи Антона. Знакомый только ей запах Антона, запах его одеколона, запах его пота, запах его бритвенного крема прошёл по её телу. Зачем я сюда заглянула, что забыла? Ну висели вещи, и висели! Она достала шинель, китель, брюки, фуражку и ботинки. Аккуратно всё почистила щёткой и повесила в прихожей на вешалку. Ей казалось, что Антон стоит в прихожей и ждёт её приглашения пройти дальше в дом, в свою комнату. Она несколько раз подходила к вещам Антона, гладила их в тревожных мыслях о сыне, об Антоне. Она ещё так и не узнала, что это всё, что осталось ей от сына, от её кровинушки Антона. Человека, так страстно любившего небо.