След на земле Кн. 2, ч. 4, гл. 74. И вот он, Май

Глава 74. И вот он, Май
(сокращенная версия романа)

1
       Начало было положено вчера. А сегодня, 1-го мая 1945 года 774 стрелковый полк втиснулся в южный пригород Берлина всеми своими силами, развивая успех и теряя своих бойцов по славу Победы. Этот день нельзя было не отметить Победой. Пусть локальной, пусть небольшой, но Победой. Все были уверены, что далеко от Германии в Советских городах и селах отмечается этот праздник, а в Москве, наверняка, с демонстрацией, с шествием трудящихся под знаменными и флагами с цветами и портретами вождей пролетариата. Уж, если в самое трудное время, 7 ноября 1941 года, когда враг был почти у стен нашей сто лицы, был проведен парад, то сейчас, накануне окончания войны и разгрома ненавистного врага, народ в приподнятом настроении должен был отметить день солидарности трудового пролетариата.
       Егор настраивал и бойцов третьего батальона ознаменовать этот торжественный день успешными боевыми действиями и освобождением ряда улиц от отчаявшихся фашистов. В этот раз, по просьбе капитана Лопаты, он с девятой ротой должен был штурмовать длинный семиэтажный дом. Командовал ротой юный младший лейтенант Макаров. Это был его второй день в должности командира роты после прибытия в полк и, конечно, он нуждался в помощи. Тем более, что в роте, после боев под Берлином и вчерашней попытки прорыва отряда эсэсовцев, осталось всего 48 бойцов.
       Из окон здания-монстра, который предстояло очистить от фрицев, велся интенсивный автоматный и пулеметный огонь. Они старались отсечь подход русских к подъездам, выходящим на тротуар улицы. В доме было четыре парадных. Бойцы роты рассредоточились вдоль улицы, прячась за подбитой техникой и стенами соседних домов. Задача была проникнуть в первый подъезд, а там по лестничным маршам добраться до крыши и уже сверху врываться в следующие парадные.
       Ну, а к первому из подъездов нужно было ещё подобраться. К тому же, и в нем находились защитники с оружием, которые были настроены решительно обороняться. Поэтому задача была не из легких и смертельно опасной. Юный командир сильно нервничал и Егор хорошо его понимал. Ведь это был первый боевой опыт младшего лейтенанта после военного училища. Ему не терпелось отличиться. Хотелось проявить себя отважным и умелым. Он даже не боялся погибнуть и поэтому злился, почему старший лейтенант, всего-навсего комсорг полка, сдерживает его порыв сделать бросок, проскочить к парадной и завязать бой внутри здания. Нельзя же так долго выжидать.
       Но Егор не пускает парня и бойцов под пули, которые так и звякают перед носом. Штурм Южной окраины только начался и время терпит. «Пусть оборонцы тратят свой боезапас, а мы выскочим к ним в самый неожиданный момент. Только для этого нужно снять пару тройку самых неутомимых пулеметчиков, спрятавшихся в окнах дома», - в пол-голоса просвещал он горячего командира. Сам при этом долго целится из трофейного фаустпатрона в окно четвертого этажа, где засел активный пулеметчик. Из автомата или винтовки без снайперской оптики его не снять. А из фаустпатрона достаточно попасть в пролет окна. Наконец стреляет. Головка патрона попадает точно в окно, и из него вырывается облако дыма с языками пламени, пыли, штукатурки и прочего мусора. Пулемет умолк. Сержант Сайдаев тоже делает удачный выстрел в окно третьего этажа и ещё один стрелок уничтожен.
       Вот оно, минутное затишье, которое необходимо для броска. В дверь ближайшего подъезда летит ещё один фаустпатрон. Взрыв. Двери слетают с петель, из проема доносятся вопли. К подъезду устремляется группа с нетерпеливым ротным. Егор страхует их, стреляя по окнам второго этажа. Теперь уже в самой парадной раздается стрельба. Бойцы пробиваются на верхние этажи, чтобы выскочить на крышу здания. Немцы отступают, поднимаясь по лестницам выше.
       Егор со второй группой из двенадцати человек, тоже устремляется в парадную. Его прикрывает взвод сержанта Сайдаева, который позже тоже будет врываться в здание под прикрытием взвода сержанта Бурцева. Егор успел напомнить им, как действовать внутри здания, а именно с крыши проникнуть в подъезды и бить немцев сверху, заставляя их бежать на улицу. Сам же, ворвавшись в парадную, устремился со своей группой в подвал. Он рассчитывал блокировать засевших там фашистов, чтобы те не ударили потом в спину.
       В полумраке подвала пришлось идти  с большой осторожностью, но вооруженных немцев группа не встретила. Подвал тянулся по всей длине фундамента здания, то сужаясь, то расширяясь. Каждому подъезду соответствовала своя зона помещения, соединяемая переходами. И за каждым переходом Егор и его команда рисковали встретить фашистов. Но почти все зоны подвала были заполнены, где наполовину, а где больше, жителями квартир, искавшими там убежища от обстрела. На топчанах и стульях, а то и просто, на  брошенных на пол матрасах, сидели и лежали пожилые люди, женщины и дети. Они с опаской глядели на вооруженных русских солдат с готовыми к бою автоматами. Среди прятавшихся жильцов попадались и молоденькие женщины и девушки, кутавшиеся в пальто и пледы.
       Пройдя все зоны подвала до последней, и не встретив там фашистов, Егор с бойцами осторожно поднимается по ступеням лестничного марша последнего подъезда, рывком открывают дверь и бросают на лестничную клетку пару гранат. Там, как, наверное, во всех подъездах, ждала группа немцев, готовая к отражению атаки русских с улицы, но не ожидавшая нападения из подвала. Взрывом разметало их изувеченные тела и останки по всей парадной. Группа Никишина вырывается из подвала и бежит вверх по лестнице, к верхнему этажу, расстреливая всех встречающихся на их пути. Наконец, они достигают выхода на крышу, на которой ещё, к сожалению, не появилась группа младшего лейтенанта Макарова.   
       Егор бегло пересчитал своих «гвардейцев». Двоих не было. Он поинтересовался у всех, кто мог видеть, что стало с отсутствующими. Ведь впереди вместе с ним они не были ни ранены, ни убиты. Значит, их могли убить в спину спрятавшиеся сзади немцы. А оставлять за спиной вооруженных немцев нельзя. Оставив семь человек наверху контролировать крышу, он с тремя солдатами возвращается вниз искать трупы товарищей и тех, кто мог их убить. Достигнув первого этажа парадной и не найдя своих, они спускаются в подвал, где слышатся крики и плач.
       Его подчиненные нашлись живыми и здоровыми. Более того они с довольными рожами насиловали на глазах у прятавшихся жильцов дома, в том числе и детей, двух молоденьких немок, плачущих в голос. Егор навел на них дуло своего автомата и рявкнул со злостью:
       - Встать, суки паршивые!
       Он готов был спустить курок и расстрелять ублюдков, бросивших место боя, ради собственной утехи, но не стал. Они были своими, русскими мужиками, чьи близкие: матери, жены, сестры, дочери, если остались живыми, ждали их на Родине. Если остались живыми. И эти немки тоже останутся живыми.
       Все обитатели подвала вскочили на ноги, приняв команду встать для себя. Но Егор, сквозь стиснутые челюсти процедил, обращаясь к насильникам:
       - Надевайте портки и за мной, бегом марш.
       Уже достигнув парадной, он повернулся к ним и пригрозил:
       - Под трибунал вас отдам, болваны, как трусов и дезертиров с поля боя.
       «Суки-болваны», в общем, еще молодые парни, понурив головы, молчали. А чего скажешь, когда вина очевидна? Здесь лучше молчать или загладить вину усиленным рвением к работе, то есть к бою. Они понимали, что командир прав, и то, что нужно было дождаться, когда дом будет взят, и уж тогда заниматься осеменением немок.
       Все вместе снова поднялись на крышу, проверяя по ходу квартиры на лестничных клетках каждого этажа. В двух квартирах нашли  немцев с поднятыми руками, готовых сдаться, но времени охранять их и возиться нет, тем более припомнив, то, что сделали сбежавшие из плена, их просто расстреляли. Шла зачистка здания от воинов врага.
       Тем временем, выскочив на крышу, Егор с бойцами направились к первому слуховому окну, гадая, что стало с группой ротного. Ведь прошло не менее часа, как младший лейтенант Макаров ворвался в первую парадную этого дома. Оказалось, что выйти на крышу из слухового окна им не позволяла засада фашистов в районе слухового окна второго подъезда. Егор со своей группой уничтожил врага, обстреляв их с тыла.
       Младший лейтенант, забрызганный кровью и выпачканный в пыли и саже, был, тем не менее, доволен, что выполнил задачу и пробился на крышу. Правда, в этом ему помог взвод сержанта Сайдаева, но и сам ротный бился героически. Теперь обеим группам предстояло проникнуть во второй и третий подъезды, чтобы закончить полную зачистку дома от фашистов. На это у них ушло больше часа, так как пришлось проверять каждую квартиру на всех этажах, и немцы не желали сдаваться без боя.
       И все-таки, два десятка фашистов было пленено взводом сержанта Бурцева, который оставался внизу и контролировал выходы из парадных. 
Закончив освобождение этого семиэтажного жилого дома, Егор, вместе с ротным, вели своих бойцов дальше, на помощь другим ротам. Восьмая рота штурмовала другой не менее громоздкий девятиэтажный дом из красного кирпича. Его штурм контролировал сам комбат, капитан Лопата. Он сразу же поручил Макарову проникнуть на чердак дома и,  очистив его от гитлеровцев, находиться там до полного освобождения здания от засевших в нем фрицев.
       Егор снова пошел с младшим лейтенантом, хотя задание это показалось ему странным. Ближайший подъезд был уже зачищен, поэтому рота Макарова препятствий до самого чердака не встретила. Засевших в чердачном помещении фашистов было немного, поэтому рота со своей задачей справилась быстро. Но как можно усидеть без дела, когда под тобой, на других этажах, продолжаются перестрелки и проливается кровь русских бойцов.
Егор взял свою бывшую группу и вместе с ней спустился этажом ниже в соседний подъезд. Они сразу же включились в бой. В ближайшей многокомнатной квартире было жарко. Немцев там было немало. Пришлось забросить туда пару гранат, чтобы вторгнуться в коридор квартиры. От взрывов в квартире возник пожар, и дымом быстро наполнилась вся квартира. Ворвавшись в нее, бойцы расстреливали все, что вызывало подозрение. Но в дальних комнатах все еще находились немцы и перестрелка возобновилась. Пришлось и туда бросать гранаты, а потом выбегать из квартиры, так как дышать от дыма было уже нечем. Пожар разрастался, и бойцы едва успели выскочить на лестницу, чтобы не задохнуться. Выскакивавших немцев встречали пулями.
       К ночи и этот дом был очищен от фашистов. В нем и был устроен ночлег. Что же, Первомай удался.

2
       Утром, второго мая, поредевшие роты полка штурмовали очередные дома южной окраины Берлина. Только теперь продвижение вперед давалось легче и значительно быстрее. Во-первых, потому что бойцы и командиры приобрели необходимый опыт, а во-вторых, защитники Берлина были менее подготовлены. В основном это были ополченцы, которые уже не были уверены в своих силах и целесообразности сопротивления. Они понимали, что часы Третьего Рейха сочтены. Раз русским удалось преодолеть укрепленные редуты на подступах к городу и ворваться на улицы Берлина, то длительное сопротивление только увеличит его разрушение и количество жертв.
       К тринадцати часам 774 стрелковый полк очистил от фашистов уже десяток домов и вышел на набережную Тельтов канала. По ту его сторону располагался район Темпельхоф, за которым находился деловой и административный центр Германской столицы.
       Еще один высотный дом, который предстояло штурмовать, неожиданно покрылся пятнами белых флагов. Они были сделаны кустарно из простыней или скатертей, но говорили о готовности сдаться на милость атакующих.
       Разнеслась радостная весть, что Берлин капитулировал. В роты поступила команда: прекратить стрельбу и атаки, всем оставаться на местах до особого распоряжения.
       - Ура! Мы выжили, парень! Войне конец! - Егор в порыве чувств обнял ротного.
       Хотелось пуститься в пляс, что некоторые и делали. Бойцы и плакали и смеялись. Откуда-то появилась гармошка, и возник произвольный круг, в центр которого выпрыгивали по очереди, а то и парами, желающие демонстрировать свои танцевальные кульбиты и сложные трюки. Радость переполняла всех.
       - Победа! – доносились со всех сторон радостные крики. – Ура! Гитлер капут! Войне капут!
       Но прогремел взрыв. Где-то в стороне, на соседней улице и будто оборвалась незримая нить или разбилась пластинка с торжественной музыкой, но наступила тишина. Тяжелая, гнетущая тишина.
       «Может, не было никакой капитуляции? Может, какой-то шутник пустил «утку»? Но, почему тогда в окнах домов трепещутся эти белые флаги? Но, если Берлин все же капитулировал, откуда этот выстрел, почему улицы пусты и на них нет сдающихся фашистов с поднятыми руками? До них что, не дошла команда или не все с ней согласны?» - эти вопросы возникли в этой тягостной тишине.
Но раз приказано ждать, значит, нужно ждать и не терять бдительности. Подразделения разошлись по зданиям готовые к дальнейшей зачистке. На улицы из домов стали выходить местные жители, в основном старики и дети. Они истощены и немощны. Они устали бояться, а голод выгнал их из убежищ искать себе пропитание. Егор смотрел на них с сожалением, но в сознании неожиданно всплыли кадры документальной немецкой кинохро-ники, на которых такие же, может быть, эти же людишки ликовали, провожая своих солдат на Восток грабить и убивать русских людей. Они хотели власти над русскими, хотели превратить их в собствен-ных рабов, а теперь сами протягивают руки с мольбой получить корку хлеба. Егора охватило презрение к ним. Чувство сожаления сменилось чувством омерзения и отвращения.
       На площадь перед зданием, в котором сейчас размещался штаб полка и батальонов привезли походную полевую кухню. Обычно бойцов и командиров кормили рано утром и поздно вечером, а дневная кормежка бывала только в тылу на отдыхе, поэтому кухня стала большой неожиданностью для бойцов. Мало кто испытывал голод и пошел к ней. А вот голодные немцы потянулись к ней, но близко не подходили. Опоясав её полукругом в паре метров, чтобы не мешать русским солдатам, они всматривались в лица обладателей супа и хлеба, и принюхивались к аромату, исходившему от кухни. Глаза детей особенно расширены и внимательны. Глядя на них черствые души солдат обмякали. Ну, как тут можно пройти мимо страдающего голодом ребенка. Неважно, что он немец. Не он же затеял эту жестокую, бесчеловечную войну.
Егору было неприятно наблюдать эту сцену немого попрошайничества. Он прекрасно помнил свое голодное колхозное детство. Перед глазами всплыла картина, когда вернувшись из Бобриков, застал опухших от голода братишку и сестренку. Эти старики и дети были на грани той же стадии голода. Заметив у подъезда штаба майора Горностаева, он направился к нему.
       - Чего это вдруг кухня днем объявилась? Отвыкли мы в дневное время обедать. Может, поделимся с этими несчастными?
       Майор исподлобья посмотрел на комсорга. Его посетила такая же мысль, но он колебался от неуверенности, что его поймут солдаты и офицеры. Ведь он заместитель командира полка по политической части, а подкармливание жителей вражеской страны имело политическую окраску. Поддержка комсорга полка, который обладал устойчивым авторитетом среди бойцов и командиров, была, как нельзя кстати. Если что, можно было сослаться на мнение офицеров полка. В этот момент они оба стали свидетелями того, как старший сержант Муха свою порцию супа разлил по мискам и кружкам ребятишек. Бросив на землю окурок, майор Горностаев подошел к кухне и распорядился остатки супа в котле раздать голодным немцам, а ужин приготовить на полную численность личного состава без учета потерь.
       Повар с пониманием кивнул. Он и сам был готов поделиться со страждущими.
       - А ну, киндеры, фрейлины, фаторы и мутеры, ком до мене. Подставляйте посуду. Так и быть накормлю вас русским борщом. Чтобы только не забывали доброту русских Иванов.
       Вряд ли они знали русский язык, но сразу поняли смысл сказанного поваром и тут же образовали очередь, протягивая повару имеющиеся у них плошки. У некоторых в руках были просто свернутые кулечки. Егор гадал, сможет ли повар налить в них жидкий суп. Оказывается, мог. Он клал в кулечки в основном гущу.
       За всем происходящим следил из окна своего штабного кабинета полковник Пугачев. Он одобрял поступок своего заместителя, но признавался себе, что если бы не было среди голодающих детей, кормить остальных, стариков и баб, не стал бы. Они пожинали плоды своей жадности и арийской исключительности, а потому этот урок должен быть для них жестоким и запоминающимся на века.
       В данную минуту он был озабочен еще и тем, что продвижение к центру Берлина было приостановлено. Приказ стоять на месте, в то время как впереди не был зачищен от фашистов целый район, вызывало удивление. При этом от него требовалось держать полк в боевой готовности к дальнейшим действиям. «Это, что значит? Что объявленная капитуляция ещё не дошла до низов и нужно время, чтобы её приняли все немцы. Конечно, они сами должны сдаваться и складывать оружие, а не палить по нам из пушек».
       Собрав офицерский состав полка на совещание, он довел полученный приказ.
       - Подписанная капитуляция Берлина, ещё, к сожалению, не конец войны, - сказал он. – Поэтому, скорее всего, нам придется принудить к этому тех, кто не согласен с Гитлеровским командованием. Бои ещё продолжаются и в Австрии, и в Чехословакии, да и в Германии последняя точка не поставлена. Наша задача продолжать держать бойцов в тонусе, не дать им расслабиться. Возможно, нас могут направить в любой район для оказания помощи в подавлении несогласных.
       - Так мы что, будем сидеть в домах? Нужно бы распределить их и закрепить за батальонами, чтобы бойцы могли стать на постой, до передислокации, - выразил пожелание капитан Лопата.
       - Так и сделаем, - согласился полковник.
       Через час в штаб третьего батальона, где находился Егор, прибыл квартирмейстер. Он сообщил, что третьему батальону отводятся квартиры четвертого, пятого и шестого этажей первого подъезда этого дома. Командиру батальона, капитану Лопате была выделена конкретная квартира за номером 14.
       - Сначала была запланирована тринадцатая квартира, она безусловно лучше, но полковник подумал, что вы можете быть суеверны и переиграл решение. Я уже распорядился, чтобы в 14 квартиру провели телефон. Желательно вселиться в неё засветло.
       - А мне, где распорядился поселиться полковник? – поинтересовался Егор.
       - Тебе? – переспросил майор-интендант, посмотрев на комсорга. – Сейчас посмотрим.
       Перелистнув страницы своей тетради он пробежал глазами по списку и, наконец, объявил: «У вас, старший лейтенант, 79 квартира, в третьем подъезде на четвертом этаже».
       - Поди, конура какая-нибудь? – хмыкнул Егор.
       - Немцы, комсорг, в конурах не живут. Поэтому можешь не переживать. У них, что в деревне, что в городе на каждого члена семьи своя комната.
       - Значит, меня вселяете в однокомнатную квартиру?
       - Во-первых, в этом доме однокомнатных квартир нет, во-вторых, комсомол, ты будешь не один, а с ординарцем, и в-третьих…, если честно, я не видел твоей квартиры в глаза. Но признаюсь, все, которые я видел производили приятное впечатление. В сравнении с землянками и блиндажами, это царские хоромы, ей Богу.
       - Спасибо, утешил. А капитан Павлов, если вернется, где жить будет?
       - Еще не вернется, Минимум дня три ещё будет в медсанбате. Но за него не переживай, я найду ему угол.
       - Ну, а телефон у меня будет? Я же штабной офицер.
       - Нет, брат, переживешь без телефона. Вас штабных будут посыльные вызывать. Так что, двигай, заселяйся.
       Капитан Лопата и Егор  пошли следом за квартирмейстером на улицу, смотреть свои выделенные апартаменты.

(полную версию романа можно прочитать в книге)