Мгновенья дивных встреч, истории из жизни

ИВАН КОЖЕМЯКО

ИСТОРИИ
ИЗ
ЖИЗНИ



© Кожемяко Иван Иванович
25 декабря 2016 года




Москва
2016 год

ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ,
во время моей службы во 2 ОА ПВО

Я не выстраиваю их по времени, в которое они произошли, а лишь по тому следу в сердце, который они оставили:

История первая
ДВА МИРА, ДВЕ МОРАЛИ

Назначение командующим армией Александра Ивановича Кузьменко, под началом которого мне пришлось служить в 11 корпусе ПВО, в г. Барановичи, до сей поры считаю наградой за службу.
Это был светлейшего ума человек, которого мы любили и искренне уважали.
Помню, как начальник политотдела корпуса, фронтовик Николай Николаевич Беляев говорил на собрании офицеров, в день присвоения Александру Ивановичу генеральского звания: «Ну, вот, порядок восстановлен. А то – что это за корпус, в котором комкор полковником ходит?»
К слову, генералом стал и сам Николай Николаевич и мы этим неслыханно гордились.
Это был мудрейший и опытнейший  политработник, не из того разряда, о которых, потом, родилось столько анекдотов и даже необоснованных обвинений.
Это был в самом лучшем понятии этого слова – комиссар людских душ, опытный и достойный наставник молодёжи.
Не все офицеры знали, что Александр Иванович был особым комкором – молодым полковником он был назначен командовать корпусом, да ещё и с неснятым выговором от Министра обороны.
Если я не ошибаюсь, во время регламентных работ по обслуживанию техники в зенитно-ракетной бригаде, которой он в ту пору командовал, произошёл несанкционированный пуск ракеты, и за это серьёзное происшествие по тем временам, Александру Ивановичу объявил выговор сам Министр обороны.
И так он с ним ходил до самого назначения командующим армией.
Нам, молодым офицерам, даже это событие только добавляло авторитета командующему и мы его истово любили.
Наверное, в силу возраста и природного здоровья Александр Иванович любил, в свободное время, играть с нами, молодёжью, в ручной  мяч.
Игра, как все знают, жёсткая, да ещё и не всегда мы знали уж все её тонкости и соблюдали правила.
И один раз, увлёкшись игрой, я норовил забрать мяч у командующего, и очнулся только тогда, когда он проговорил:
«Ну, ты уж не очень, старший лейтенант, а то и хребет переломаешь командующему».
Но уже через минуту мы опять гоняли по площадке, и не раз падали на землю, норовя отобрать мяч друг у друга.
Александр Иванович приказал сломать стены «барского зала», где обычно обедали члены Военного Совета армии и начальники родов войск, сам нередко подсаживался к молодым офицерам за стол и обедал с ними.
А так как вычислить это было невозможно, то ведомство, отвечающее за питание офицеров, в разы улучшило качество приготовления пищи и разнообразие стола, от чего выиграли все офицеры.
Как только он ушёл в Калининскую академию, на должность заместителя начальника академии, его преемник на посту командующего, Гончаров, сразу же воздвиг некогда сломанные стены «барского зала», и мы уже не видели и не знали, что там происходило.
Но нас, сразу, стали кормить хуже в несколько раз.
Два слова о двойной морали мне вспоминаются и с Членами Военного Совета-начальниками политотдела: генералом Вертаевым Рэмом Фёдоровичем и пришедшим из Главпура полковником Сульяновым А. К.
Рэма Фёдоровича мы все любили истово и было за что: подлинный интеллектуал, доступный для любого, даже молодого офицера, военачальник. Личность творческая и богатая духовно.
Два  примера на этот счёт:
В Берёзовской бригаде, по-моему, 105-й, где помощником начальника политотдела по комсомольской работе был уважаемый и чтимый мною Иван Евдошенко, гораздо старше меня по возрасту, капитан, когда я был всего лишь лейтенантом, но помощником начальника политотдела корпуса по комсомольской работе, то есть – начальником Ивана, сидит в беседке солдат и «мучает» баян.
Рэм Фёдорович, в сопровождении  группы офицеров, в которой был и я, проходил мимо.
С доброй улыбкой подошёл к солдату, опешившему от того, что он, впервые в жизни, увидел генерала рядом с собой, и попросил у него баян.
И я сам, впервые, узнал, как он прекрасно играет нас баяне.
Скоро вокруг этой беседки собралось уже множество народу, и все, с упоением, слушали мастерскую игру Рэма Фёдоровича.
Второй раз я слушал его игру на баяне на его дне рождения, на который он, домой, пригласил нас всех, офицеров политотдела армии.
И когда его сменил на этом посту чиновник от политработы Сульянов, вся атмосфера в армии изменилась не в лучшую сторону.
Сульянов настолько увлёкся личным «писательством», что, мне кажется, больше времени проводил с Василием Быковым, который что-то там ему помогал и советовал, нежели занимался делами армии.
Ушла душа из армии, олицетворением которой были Рэм Фёдорович и его заместитель Василий Петрович Цыганов.
У Василия Петровича было 5 орденов Красной Звезды.
Были и другие награды.
И когда мы спрашивали – за что он их получил в годы войны, Василий Петрович отвечал: «Вот сколько орденов, столько раз я и принимал на себя командование подразделениями, и даже полком, под Сталинградом. Как оставшийся в живых старший по воинскому званию».
И больше об этих своих подвигах Василий Петрович ничего не рассказывал.
Множество достойнейших людей окружало меня в ту пору, и я всегда их вспоминаю с особым теплом и любовью.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
КАК «ХОРОНИЛИ» ГЕНЕРАЛА БЫКОВА

Умер почтенный ветеран армии.
Была образована комиссия, в которую, для какой-то роли, назначили и меня.
Председателем комиссии был назначен генерал Быков, начальник ЗРВ армии.
Уважаемый, очень глубокий и мудрый человек.
Мы его чтили и очень любили.
Он проводит первое заседание комиссии и ставит нам задачи, что и кому надо сделать.
Поднимается пропагандист, майор, забыл уже, с польской фамилией, Константин, а вот по батюшке уже не помню, и говорит:
– Товарищ генерал, вот когда мы хоронили генерала Быкова…
В зале возникла напряжённая тишина.
Быков побагровел и тихо, но жёстко, ему отвечает:
– Так я, вроде бы, ещё живой…
Константин «умер», стал извиняться, перейдя к каламбуру:
 – Простите, товарищ генерал, значит будете жить сто лет.
И продолжает:
– Товарищ генерал, а мы, когда недавно хоронили генерала Быкова…
И сам же понимает, что говорит, и его глаза расширяются от ужаса.
Быков:
– Майор, это уже не смешно. Садитесь…
Константин сел.
Но его уже вёл бес, что-то с ним случилось в этот день.
Совещание продолжалось, и почти в конце его Константин  вновь поднимает руку.
Быков предоставляет ему слово, уже с какой-то опаской.
Константин поднимается и:
– Товарищ генерал, когда мы хоронили генерала Быкова…
Быков заорал:
– Вон, вон отсюда…
Константин, всё же, по-моему, Бардиловский, долго ходил, затем, просто удручённым и всё норовил объясниться с Быковым, но тот его сторонился, и говорил:
– Иди, майор, от греха, – и спешил обойти Константина, и быстрее удалиться от него.
Прожил генерал Быков много и долго, поэтому этот конфуз ему во вред не пришёлся.

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ

ПОЛКОВНИК СТРЕЛЕЦКИЙ
НИКОЛАЙ АНТОНОВИЧ

О Николае Антоновиче можно говорить много.
Это был деятельнейший и инициативный руководитель.
Но была у него одна странная черта, которую мы всегда учитывали.
Утром Николаю Антоновичу надо было «упиться кровью», то есть, устроить кому-то разнос, мастерски и очень артистично.
А так как ему под руку, первым, всегда попадался подполковник Терехов Алексей, который возглавлял отделение оргпартработы, то «на орехи» доставалось ему больше всех.
И ему это смертно надоело.
А так как начорг был человеком умным и мудрым, то он стал вызывать к Стрелецкому кого-то из нас, политотдельцев.
И мы, огребя по полной, и заслуженно, потому что Николай Антонович знал положение дел в армии досконально, шли устранять недостатки.
К слову, в течении дня «казнённый» Стрелецким мог получить, и не один раз, похвалу за добротно сделанное дело.
Терехов учёл и это и сжалился над нами.
Он стал назначать утреннюю встречу со Стрелецким начальникам отделов и служб штаба армии.
Жизнь наша заметно улучшилась, и мы этому радовались.
И вот три конкретные истории на этот счёт:

***Явление первое Николая Антоновича.

Я прослужил в политотделе армии не более месяца.
Ни о какой квартире я и не смел заикаться.
Но однажды утром, меня встречает Алексей Терехов и говорит: «Комсомолец, а ты квартиру ещё не получил?»
Отвечаю: «Да помилуй Бог. Я ведь тут два дня, как говорят… Живу в гостинице. условия – прекрасные, подожду».
Терехов посмотрел на меня, как на больного, и сказал, что я могу быть свободным.
И когда я шёл в кабинет, где квартировали комсомольские работники армии, мне навстречу очень быстро шёл полковник Гоникман, который ведал строительством в армии.
А уже через полчаса Гоникман вызвал меня к себе в кабинет, и только я зашёл к нему, он мне протянул ключ и сказал:
– На, комсомолец, тебе ключ от квартиры, только скажи Николаю Антоновичу, что квартиру я тебе дал. Что, нельзя было ко мне напрямую обратиться, зачем Стрелецкого было подключать?
Моему изумлению не было границ.
И когда я пришёл в политотдел, мне рассказали историю:
Как только Гоникман зашёл в кабинет, Стрелецкий напустился на него:
– Это Вы как себя ведёте, товарищ Гоникман? Комсомолец армии уже больше года живёт в гостинице, а Вы и не думаете о решении его жилищного вопроса! Где же наша забота о молодых офицерах?
Дело дошло до весьма повышенных тонов.
Но мой вопрос жилья был решён столь быстро, что мне всегда становилось стыдно, когда я встречался с Гоникманом, хотя он давно и забыл об этой истории.

***Явление второе, связанное у меня с Николаем Антоновичем, ещё более анекдотичное.

Куда-то мы с ним ехали в зенитно-ракетный дивизион Мозырьской зенитно-ракетной бригады.
Заблудились.
Плутали долго, и я видел, что Николай Антонович сейчас взорвётся.
И тут, о, спасение, я увидел какой-то городок, памятник Ленину, весь, простите, загаженный голубями, оградка у памятника валялась на земле, и у самого постамента паслась коза.
– Николай Антонович, Вы посмотрите, какое безобразие! – и я указал ему на эту картину.
Всё, Николай Антонович сразу же переключился на это.
Велел водителю остановиться, вышел из машины и тут в поле его зрения попал капитан милиции, который вальяжно куда-то шёл.
– Товарищ капитан, ко мне, бегом! – вскричал Стрелецкий.
Не знал капитан милиции, что его ждёт впереди, а то бы он ускорил шаг.
Когда он подошёл к Стрелецкому, тот его просто уничтожил:
– Да Вы уже не служите в милиции, я сегодня же позвоню министру (и называет министра внутренних дел Белоруссии по имени-отчеству)…
Долго длился этот распыл, капитан, тушистый, даже похудел, на глазах.
Стрелецкий завершил разборку с ним словами:
– Мы едем в дивизион, будем возвращаться часа через четыре, чтобы памятник был в идеальном состоянии, покрашен, стояла новая оградка, цветы были посажены и… – тут Стрелецкий вскинул руку на уровень лба, наискосок,  – пионэры стояли (он сказал именно так).
Я чуть не умер от восторга. Это надо было видеть.
Мы уехали.
В дивизионе Николай Антонович выступил перед офицерами, солдатами, ему очень понравился командир дивизиона, степенный, в летах уже, подполковник, мы отобедали по приглашению командира у него дома, где Николай Антонович вообще пришёл в прекрасное расположение духа и на дорожку даже расцеловался с женой командира, миловидной женщиной, лет пятидесяти.
Когда въехали в городок, я ему напомнил о памятнике Ленину.
– Да, Василий, – велел он водителю, а ну – давай заедем…
То, что открылось моему взору – не забуду никогда: на площади стояло всё районное руководство, во главе с Первым секретарём райкома партии; начальник милиции, море школьников, памятник блестел от свежей краски. Красивая оградка опоясывала кусочек нарядной площадки, на которой росли только что посаженные цветы, и в почётном карауле застыли пионеры, с рукой взметённой вверх, на уровне лба…
Николай Антонович сердечно обнялся с секретарём райкома, другими руководителями района, сердечно поклонился всем жителям, детям, а об утреннем инциденте не было и слова.

*** И третье явление
«Об озеленении»

Молодой красавец-командир авиационного полка, подполковник, только что освоивший со своим полком Су-15ТМ, если я не ошибаюсь, лениво слушал Стрелецкого, который, побыв в гарнизоне (по-моему, Приекуле, Латвия), страстно говорил, что так жить нельзя, на этом голом пустыре.
И, взяв карандаш в руки, он чертил на ватмане план парка, аллей:
– Вот здесь посадите липовую аллею, здесь – фруктовый сад, здесь – рябины…
Командир полка явно был не в восторге от таких перспектив озеленения вверенной ему территории, и терпеливо молчал.
Мы улетели на транспортнике…
И эта история забылась.
Но весной меня вызывает Стрелецкий и говорит:
– А-ну-ка, слетай в полк, посмотри, что они там посадили…
Представившись командиру полка, я доложил ему о своей миссии.
Тот досадливо поморщился и говорит:
– Отстань ты от меня, капитан, тут не до твоих липовых аллей…
На боевые стрельбы летим, всем полком…
– Но я буду вынужден, товарищ подполковник, доложить Стрелецкому, что его решение не выполнено.
– Докладывай…
Что было с этим командиром полка, даже говорить не хочется.
И уже к осени все аллеи и парки, сады – были посажены, а на  следующую весну – просто буйствовали и радовали глаз.
А командир полка стал полковником и его всегда обнимал, при встрече, Николай Антонович, и тот торопился ему доложить, что ещё какие-то диковинные деревья посадили в полку, которые доставили попутными бортами со всего Советского Союза, по-моему…

ИСТОРИЯ ЧЕТВЁРТАЯ
КОМАНДАРМ ЛАВРИНЕНКОВ И САМОГОННЫЙ АППАРАТ

Недолгое время нашей армией командовал генерал-полковник Владимир Дмитриевич Лавриненков.
Много о нём можно и не говорить – старшее поколение знает этого выдающегося лётчика, Дважды Героя Советского Союза.
Но вся соль его боевой биографии была в том, что он был сбит в годы войны, уже будучи Героем Советского Союза.
И фашистам удалось его пленить.
А так как фашистам, досель, не приходилось видеть Героя Советского Союза, пленённого, то Владимира Дмитриевича повезли на «смотрины» самому фюреру.
В дороге он сумел бежать. Его укрыл белорусский дед, а вскоре – он же, и вывел Лавриненкова к партизанам.
Он успешно воевал в партизанском отряде, а когда образовалась связь с «Большой землёй», военным транспортником Владимир Дмитриевич был доставлен за линию фронта, успешно воевал вновь, до второй Звезды Героя Советского Союза.
Но всегда помнил своего спасителя и наведывался к нему.
А в этот раз – дед приехал в гости к прославленному военачальнику, и я хорошо помню по фотографиям этого старенького уже деда, который ходил в мундире генерала Лавриненкова, с голубым кантом, но, конечно, без погон и многочисленных высоких наград прославленного лётчика.
Именно комсомольскому работнику армии выпала высокая честь сопроводить этого деда в Музей Истории Великой Отечественной войны, где к нему был приставлен специальный экскурсовод и провёл по всем залам.
Командующий, как вспоминали офицеры политотдела армии, часто рассказывал о подвиге деда и о том, как тот рисковал жизнью, (можно только представить, какие меры были предприняты фашистами по поимке бежавшего лётчика-Героя) спасая его.
И публично, при стечении огромного числа офицеров, спросил: «Ну, что ты хочешь, отец, в подарок?»
Дед растерялся. Тогда Лавриненков стал перечислять, что он хочет ему подарить, чтобы было полезно и для хозяйства.

Дед всё выслушал и говорит, на весь зал:
– Володя, сынок, да ничего мне не надо. Ты бы мне… самогонный аппаратик сработал!
Зал грохнул от хохота.
Тут же была поставлена задача ТЭЧ авиационного полка и произведение искусства, а не самогонный аппарат, был сделан в рекордные сроки и доставлен в кабинет Командующего.
Дед от восторга просто онемел.
Долго рассматривал это творение инженерной мысли, и глубокомысленно изрёк:
– Всё хорошо, Володя, но ты бы мне табличку прикрепил, что самогонный аппарат подарен мне от Дважды Героя Советского Союза генерал-полковника Лавриненкова.
А то ведь заберут, забот не оберёшься, у нас за самогоноварение гоняют…
Командарм смеялся до слёз, но была изготовлена и эта табличка и закреплена на этом чуде самогоноварения.
Именно комсомольскому работнику армии было поручено отвезти деда на поезд, и поэтому он видел лично, и потом всем рассказывал, с какой гордостью тот нёс впереди себя, прижав к груди, этот самогонный аппарат, не позволил его даже завернуть во что-нибудь.
Народ недоумённо провожал их взглядами, а дед просто сиял при этом и шёл рядом с молодым офицером к поезду.
Говорили ветераны армии, кто попадал к деду в гости, что самогон из этого аппарата был знатным, и даже сам командующий, проведывая деда, угощался этим напитком не один раз.
Но вскоре Владимира Дмитриевича перевели командующим Киевской армией ПВО и дальнейшей судьбы его спасителя я не знаю.