На хрен ваши новости и старости

               
     Шарфюрер Папке, примчавшись в Ставку, долго не мог отдышаться, перхая и давясь слюной он мотал головой под пристальным взглядом Евы, подмигивающей мне незаметно для уходящего в дверь фюрера, не в силах выносить безудержный оптимизм верного соратника тот всегда потихоньку скрывался в коридорах бункера, шляясь без цели и смысла взад и вперёд, размышляя о будущем, неизбежно прекрасном под эгидой осенённого провидением и мировым гением кооператива " Озеро ", прибежища прекрасных людей и ещё более прекрасных недочеловеков, купивших арийское происхождение в ларьке на Унтер - дер - Линден у высокоразвитого исследователя генеалогических тайн Моисей Абрамыча Нарочницкого, переименованного именным постановлением Рейхстага в Ганса - Ульрика фон Шнитке, эсквайра с виолончелью и в самолёте. Наконец, откашлявшись, шарфюрер выпрямился, щелкнув каблуками и вздёрнув правую руку вверх, улыбнулся невинной улыбкой прирожденного спасателя всех не до конца ещё спасённых и начал рапорт или, как пел лягушатский шансонье Токарев, свой привет :
     - Самолёт посадка йок !
     - Это хорошо, - подтвердила Лени, хохоча, - просто замечательно, дорогой товарищ. Жаль, что один, но, - она прикрыла глаз ладошкой, - есть надежда, есть.
     - Конечно есть, - поглаживая Блонди по тёплому пузу отозвался я, - может, они сотнями начнут падать. Глядишь, свиньи очухаются, продерут зенки опухшие, задумаются о происходящем.
     - Происходящее блестяще, - резюмировал Папке, принимая стакан из рук необычно молчаливого сегодня доктора Геббельса, - просто вумат и зае...сь. Шестнадцать лет, бля, Дамбас и Крым, Сирия и Биарриц, на х...й, оптимизация и единовременная выплата. Охренительно просто : самолеты падают, люди травятся палевом, дорог нет, но мы знаем, как надо.
     - Иншалла, - завершил доклад шарфюрера дядюшка Юлиус, сидевший за столом с кавалером Рыцарского креста Кобзоном. - Слушайте историю, произошедшую недавно в злобствующем окружении нашей прекрасной отчизны.
     Он закурил, закинув ногу на ногу, поудобнее устраиваясь в кресле, а мы собрались тесной кучкой у его ног, великолепных ног гуманиста и человеколюбца.
     - Чехословацкий Корпус Стражей бархатной революции пересёк границу в самом начале ночи, когда уставшие от труда и обороны граничеры покойно лежали в люльках, пристёгнутых проржавевшими цепями к осклизлым потолкам склепов, зажав ритуально руками возбУжденные члены, многомудрыми головками устремившиеся навстречу невидимым космическим лучам, нисходящих потоком со стороны прародины ирминистов и всяких уважающих себя ленинградцев. В первом же населённом пункте не верившие до этого самого знаменательного момента пропаганде нашего славного доктора гвардейцы убедились своими глазами в правоте гениального хромца и профессора, обнаружив в празднично украшенном хлеву мирно спящих среди овечек родственников Иисуса Христа, убывших, бля, с раздираемой противоречиями родины в чудесную обитель правды на земле, куда и вторгся Корпус, неся освобождение всем страждущим.
     - Кто такие ? - Сонно прохрипел святой Иосиф, почёсывая всклокоченную голову сковородой с остатками жареного картофеля. - Чего надо ?
     - Ищем адмирала Колчака, - откровенно признался прапорщик Гайда, трогая штыком храпящую Марию.
     - Аааа, - зевнул Иосиф, падая на овечью шкуру, - он в море. Мы и отойти всё никак не можем от проводов, - закуривая папиросу повествовал плотник, разглядывая нарядные ботинки гвардейцев, - неделю провожали, за столом всё сидели, не пили, не спали.
     - Зачем в море ?
     Иосиф повернулся к капитану Случке, задавшему своевременный вопрос, и сплюнул на трёхцветные обмотки отпрыгнувшего капитана.
     - А кортик свой ищет, мыряет, бля, на самое дно. Нашел три амфоры и частичную коррупцию, фотографию младшей дочери, свадебную, и наградной пистолет Христофора Колумба.
     Гвардейцы переглянулись, капитан незаметно для рассказчика покрутил пальцем у виска, а прапорщик Гайда достал гранату, щелкнул языком, рвя чеку, и швырнул её в середину развалившихся в беспробудном сне аборигенов.
     Дядюшка Юлиус замолчал, растирая кругообразными движениями контуженное под Верденом колено. Через минуту он продолжил рассказ, но лишь Блонди слушала его, мы же бежали, взявшись за руки, подальше от достославного места жительства великолепнейших идиотов и свиней, лишь по какому - то недоразумению считавших, упорно и закоснело, себя людьми.