Бас

На работу с электрички мы ходим каждое утро с Виталием. Как водится, говорим с ним на разные темы. Виталий не любит ходить быстро, предпочитая насладиться утренними красками и одновременно пообщаться. Он начал говорить о Салаватове: мол, что из того, что у него голос такой громкий и басистый, он вполне может говорить нормально. Салаватов – главный инженер нашей фирмы, недавно работающий, но уже успевший оскорбить и напугать мою дочь, работающую со мной в одном здании, только на втором этаже. Дочь работает уже год, но учится на последнем курсе железнодорожного университета.  Разумеется, я согласился с Виталием, который увлекается психологией, добавив, что голос и хамство – разные вещи. Например, говорю, знаю одного человека, у которого бас сыграл важную роль в жизни. Кстати, Виталий выслушал полностью мой рассказ, пока мы дошли до работы, а идем мы, не торопясь, за четверть часа. Утро было морозное, дышалось хорошо. Еще не наступили предновогодние морозы.
Бас – это признак, что мужские гормоны активны, даже чересчур. На первом заседании горсовета депутаты выбирали состав руководящих органов. Это было начало 90-х годов прошлого века. Я предлагал создать комиссию по социальным правам человека и надеялся в ней работать. Защищать права граждан. Надо сказать, не сильно-то я понимал, в чем смысл работы, но актуальность темы знал, потому что на основной работе занимался профсоюзной деятельностью. Тогда я был председателем цехового комитета на кабельном заводе, а по должности - электромонтером. Среди выступавших депутатов выделялся басистый голос сзади. Все обернулись. Мужчина среднего роста, даже чуть пониже, стоял в проходе и уверенно объяснял, что и для чего надо избирать и чем должны заниматься депутаты. Спокойный тон и, главное, размашистый бас – густой, чуть ли не шаляпинский. Песни бы ему петь. Председателем городского Совета был избран Кузнецов Александр Алексеевич, уже известный в городе человек. А вот заместителем ему депутаты поставили именно басистого мужчину, который оказался машинистом из Большого Луга, станции в двадцати километрах от нашего города. Уверен, что все, как и я, голосовали за машиниста, только из-за привлекательного голоса. Слишком уж уверенно звучал бас, следовательно, все сделали вывод, что и сам человек надежный, основательный.

Освобожденных депутатов в горсовете было немного. Кроме председателя и зама, была комиссия по торговле во главе с Надеждой Пермяковой, и фонд по имуществу, возглавляемый Николаем Пермяковым, не депутатом. По фамилии понятно, что он был мужем Надежды, моложе ее лет на десять, но как он стал во главе Фонда, трудно мне понять и сейчас. Хотя процедура проста: предложили на заседании и утвердили. Сама Надежда была крановщицей на известковом заводе, а муж в то время не работал. Вот и предложила. Образование у него было среднее. С Фондом происходили какие-то фокусы, но я на этих темах не зацикливался – в своих двух комиссиях хватало дел. Видел только, что к Николаю приходил несколько раз бледный мужчина с внимательным взглядом. Потом выяснилось, что он был главарем группы, занимающейся шантажом и убийством предпринимателей, выходцев с Кавказа и Средней Азии. Так был убит хозяин магазина «Светлана», армянин. Мотив у внимательного товарища был патриотический: за очищение российского пространства с лозунгом «Россия - русским». Боевой арсенал он пополнял из воинской части, находящейся от города в десяти километрах. Закона о подобных фондах тогда еще не было. Мы могли написать положение, которое становилось законным после утверждения на сессии горсовета. Это был самый расцвет демократии в стране, но разгул 90-х только-только начинался.

Еще был штат работников: распорядитель делами, секретарь-машинистка и водитель с машиной. Собственно, о работе горсовета я не хотел говорить, хотя сказать можно много. Например, председатель исполкома начинал свою речь на сессии с обычной фразы: «Анатолия Петровича я уважаю», затем в продолжении двух минут поливал меня грязью. Далее начиналась собственно сессия. Тогда еще в привычке было коллективно отмечать общественные праздники. Один из праздников решили отметить на базе отдыха «Металлург». Гулянка есть гулянка. Весело провели вечер. Иначе не могло быть, ведь председатель Совета был интеллигентнейшим человеком. Он и сейчас остался таким же. Каждый год не забывает – поздравляет с днем рождения, следит за событиями в прессе – встретив фамилию бывшего подчиненного, звонит, интересуется или сочувствует, хотя прошло уже двадцать лет. Летом эта база всегда была детским лагерем, еще раньше пионерским. Когда-то, лет пятнадцать до того, с комсомольцами – будучи секретарем комсомольской организации цеха контрольно-измерительных приборов и автоматики на алюминиевом заводе - приходилось убирать там территорию. Депутаты и работники горсовета были все малопьющие, поэтому обошлось без эксцессов. Но казус все ж таки произошел. Вышли покурить. Хотя я был некурящим, вышел вместе с Еремеевским на свежий воздух. Уже смеркалось. Говорили на какую-то обычную в таких случаях тему, и я назвал его попросту Колей: мол, Коля, все это так, но, тем не менее…. Тут Еремеевскому стало не по себе, и он высокомерно заявил своим басом:
- Я тебе не Коля, а Николай Иванович.
Я тоже не лыком был шит, поэтому ответил:
- Дурак ты Иванович для меня, и таким останешься.
После этого случая Еремеевский долго со мной не разговаривал.
Через какое-то время Ельцин разогнал Советы. У нашего горсовета тоже танк весь день простоял – из соседнего гарнизона. Конечно, в горсовет никто стрелять не собирался, хотя статуя Ленина показывала рукой направление. Кстати, эта статуя до сих пор стоит – народ у нас в Сибири спокойный. В общем, горсовет прекратил существование. Прекратили работу и мои комиссии – социальной защиты и по восстановлению прав незаконно репрессированных. Кстати, люди – и незаконно репрессированные и некоторые ветераны – еще несколько лет ходили по привычке за помощью ко мне домой.

Я вернулся на кабельный завод – на свое последнее рабочее место. Это были 90-е годы. Коллектив избрал молодого и энергичного директора завода. Шел передел собственности. Директор бескомпромиссно защищал коллектив, с ним не стали церемониться – убили. Его жена Оксана работала в том же цехе, что и я. Завод акционировали, контрольный пакет акций захватили москвичи. Новые хозяева начали сокращать работников незаконными методами. Чтобы бороться за свои права, коллектив завода сверг прежний профком и избрал новый, поставив меня председателем. Я всегда был простым человеком: по матери – крестьянин, по отцу – донской казак. Коллектив поставил задачу – я стал выполнять. С работодателем разговора не получилось, поэтому пришлось защищать коллектив в судах. Законов не знал - жизнь учила. В профкоме у меня было одиннадцать членов, избранных на отчетной конференции, из которых только четверо принципиально стояли за коллектив, остальных, каждого – по своему, директор подкупил. Например, устроил ребенка в заводоуправление или повысил зарплату. В штате прежнего профкома были еще бухгалтер и инструктор, которых пришлось уволить, так как инструктор грубила посетителям и дискредитировала меня, а бухгалтер заворовалась вместе с прежним председателем. Они тоже подали на меня в суд. Временно я принял на работу бухгалтера, молодую женщину, приходившую по четвергам, за день успевавшую делать то, что прежде делали две уволенных женщины за неделю. В таких непростых условиях мне удавалось отстаивать законность на заводе. Работодатель отказался переводить профсоюзные взносы безналично – через бухгалтерию, как было всегда. Приходилось собирать взносы наличными, чтобы пополнять бюджет профкома.
Еремеевский тоже оказался на этом заводе. Не захотел возвращаться в машинисты с высокой должности. Кстати, этот синдром «их высочества» присущ и депутатам Госдумы прошлого созыва – не могут расстаться со служебными квартирами. Это показатель – как кратковременное нахождение человека на некоем высоком посту может его испортить. Работал он замом в цехе погрузки-выгрузки готовой продукции. Как-то зашел ко мне. Я встретил его, как близкого человека. Но оказалось, что он зашел занять немного денег. Я дал ему 50 тысяч. Он пообещал вскоре отдать и заплатить профсоюзные взносы. Время летит быстро. Прошло полгода. Еремеевский вновь зашел в профком. Я всегда оставался наивным человеком. Здесь я решил, что мой друг-депутат пришел отдать долг плюс взносы. Надо сказать, что взносы необходимы были еще и лично мне, так как у меня было трое маленьких детей. Я был освобожденным работником, и зарплата шла из профсоюзных взносов. Сразу скажу, что я ошибся. Николай пришел вновь попросить денег в долг. Но теперь он пообещал «точно-точно отдать в ближайшее время, а сейчас – яма – четверо детей, сам понимаешь». Ладно, дал ему еще 50 тысяч рублей. Замечу, тогда рубли были другие. Можно было получать заработок в миллион рублей. Через полгода история повторилась. Бас Еремеевского стал тихим, хотя еще и не пропал совсем. Но в этот раз я напомнил ему про долг. Пришлось Коле идти восвояси.
Кстати, потом в своей жизни я его еще увидел. Случилось это на улице, лет через десять. У стоянки такси ко мне подошел мужчина и весело поздоровался. Я узнал его по басу. Это был он, Еремеевский. Он уже несколько лет работал таксистом и был счастлив.


Мы подходили к зданию нашего центра метрологии. Я удивился и сказал Виталию: надо же, как одно слово будит воспоминание. Столько вытащил из памяти разного, роман только писать. Может, действительно? Написать роман с названием «Бас». Точно напишу, -  так и сказал Виталию. На самом деле, романы писать я не собираюсь, хотя сюжет хороший: и любовь была яркая в этот период, и драмы, и трагедии. Но столько труда и времени потратить! Жить-то когда? Вот рассказ – пожалуйста! Который можно прочесть за пять, а рассказать за 15 минут. А ведь это – солидная часть жизни!