Дамка

Из цикла "Рассказы о животных и не только..."

   - Дамка, Дамка...
   От неожиданности обернулась, будто позвали меня, назвав собачьей кличкой. Стесняясь, я незаметно огляделась по сторонам.
   Мимо пробежала девочка лет девяти с рыженькой собачкой. Дворняжка весело вертелась возле ног своей хозяйки и преданными глазами смотрела на девочку, виляя хвостом, как маятником настенных часов с кукушкой.
   Сразу вспомнилась история, в которой фигурировали две рыжие дворняжки: одна осталась в памяти безымянной, а вторая оказалась тёзкой сегодняшней Дамки...
   Несколько лет назад  мне пришлось долго просидеть на автобусной остановке. В село, куда меня направили на работу, автобус ходил каждый час. В город я прибыла поездом, опоздав на автобус, как выяснится позже, всего минут на десять.
   Хотя к чему все эти подробности, я же о собаке хочу рассказать, а может, вовсе и не о собаке, а о чём-то другом...
   Со мной на остановке была ещё женщина. Она-то и сказала, что автобус будет только через час.
   - Ничего, подождём, - устало проговорила попутчица, - нам не привыкать, а ты, видно, городская, небось, по часу не приходилось сидеть на остановках?
   - Всякое бывало, - также вяло ответила я. Сказалась долгая дорога.
   Мимо остановки промчалась маленькая собачка - то ли ждала кого, то ли потерялась? Пробежав несколько метров, снова вернулась. Так и бегала туда-сюда, туда-сюда. Её беготня нисколько не раздражала. Всё какое-то развлечение.
   Через некоторое время подошёл ещё один пассажир - молодой, здоровенный бугай. Мне он как-то сразу не понравился. Когда-то я изучала психологию, и каждый раз, рассматривая человека, старалась определить его характер. Через несколько минут я про психологию напрочь забыла и так всё видно было, как на ладони.
   Собака, не дождавшись своего хозяина, это я так решила, вернулась на остановку и села возле скамейки, рассматривая нас своими коричневыми, словно шоколад, глазами.
   - Пшла вон, сучка, - со злобой изрыгнул детина, - чего уставилась? Самому жрать нечего, - добавил он, доставая из сумки кусок колбасы и хлеб.
   Если бы парень не высказал своих слов, я бы подумала, что он хотел угостить собаку. Не тут-то было... Но и дворняжка не собиралась покидать насиженного места, где так вкусно пахло колбасой.
   Мне и то чесночный запах напомнил, что я давно не ела, а женщина, и подавно, громко сглотнув слюну, поторопилась отвернуться. Не хотелось видеть эту довольную рожу и осклабившийся рот, а про глаза его и совсем нечего было говорить.  Они с нескрываемой ненавистью смотрели на рыжую дворнягу, а ехидная усмешка вопрошала:
   - Что, псина, жрать хочешь? Я тоже хочу.
   А "псина", не обратив внимания на взгляд, усмешку приняла за улыбку и радостно завиляла хвостом.
   Внезапно детина подскочил и со всей силы пнул её. Собака, взвизгнув, отлетела и, захромав, поскакала подальше и от колбасы, и от жрущего недочеловека.
   Хотелось заступится за дворняжку, но женщина взглядом дала понять, чтобы я не вмешивалась, а то и меня могут пнуть, как собачонку. Пришлось промолчать, хотя по молодости лет молчать было трудновато. В глазах женщины появились слёзы. Тогда я подумала:
   - Как странно, одна плачет, а другой смеётся и всё из-за чужой собаки.
   Поев, сытый бугай встал, стряхнул с себя крошки и ушёл. Мы облегчённо вздохнули, а женщина, посмотрев вслед парню, горько произнесла:
   - Видно, с детства ненавидит животных, а в этом, бывает, и мы, взрослые, виноваты. До автобуса ещё полчаса, я тебе одну историю расскажу, если не возражаешь.
   Я, конечно, не возражала, заметив про себя, что случай с собакой её сильно взволновал.
   - Мне лет пятнадцать было, - начала неторопливо рассказчица. - Послала как-то мать к соседке за молоком. Прихожу, а соседка жалуется:
   - Знаешь, Дамка-то моя, - это собаку так звали, уточнила попутчица, - съела всех моих утят. Я их кормить вышла, кричу: "Ути, ути", - а их и след простыл, ни один не откликнулся. Смотрю, а Дамка-то, как брюхатая, лежит под кустом, пузо до того распёрло, что подняться не может. Она на утят глаз давно положила, но я всегда следила, а сегодня в город ездила, вот, скотина, и похозяйничала. Сейчас скажу пацанам, пусть проверят, вправду сожрала или нет?
   - А как они проверят? - испуганно спросила я.
   - Как, как, вспорют живот, тогда видно будет.
   У меня от страха, от всего услышанного сердце захолонуло и, забыв про молоко, я помчалась домой. Дома мать, отругав меня, снова отправила к соседке. Я долго препиралась, но вернуться пришлось. Придя во двор, Дамки я уже не застала.
   - А её ребята забрали, да вот нож забыли, на-ка отнеси.
   Я отчаянно замотала головой и с вызовом ответила:
   - Не понесу.
   - Тогда позже придёшь за молоком, мне сейчас некогда, пойду потихоньку, как им без ножа-то? Пока дохромаю и время пройдёт. Так что не обессудь. Ты-то молода, быстрей бы сбегала.
   Пришлось идти мне, неохота было снова слушать ругань матери. Прибежала в овраг. Что я там увидела и во сне не приснится. У Дамки петля на шее. Два пацана с одной стороны за верёвку тащат, а два других - с другой стороны, душат, значит. Я услышала чей-то нервный смешок, а другой мальчишка, громко сплюнув, произнёс со злобой:
   - Жива ещё, сволочь.
   Я, как глянула на Дамку, а у неё один глаз синий,  другой зелёный, так с ножом назад и убежала. С тех пор к соседке ни ногой. Она потом мать мою мучила своей правотой:
   - Разрезали пацаны брюхо-то ей, а там и вправду все утята. Как вот могли все уместиться? Лапы и клювы пересчитали, все, как есть, в брюхе оказались. Дамка-то всё равно бы сдохла...
   Женщина мне рассказывала, уже не скрывая своих слёз.
   - Вот потом такие и вырастают. Сейчас он собаку пнул, потом человека пнёт и удушит, и порежет. Сами мы виноваты, сами, - ещё горше произнесла она, добавляя, - автобус идёт. Напугала я тебя рассказом-то. А мне каково жить после того случая? Собак-то каждый день вижу и каждый день Дамку вспоминаю...
   Подошёл автобус, мы сели и затерялись среди пассажиров. Всю дорогу в глубине души я чувствовала свою вину. В чём была моя вина? Я не могла ответить на вопрос. Хотя... я могла заступиться за дворняжку ещё до того, как её пнули... не заступилась... А моя попутчица в юности могла не относить нож, настоять на своём, но также смалодушничала, как и я. Мы обе страдали из-за своей трусости, не проявления воли.
   Теперь и я часто вспоминаю Дамку, хоть и не знала её, но рыжая дворняга, которую пнул детина, всегда ассоциируется с той, убитой Дамкой.