Покаяние безвинного

               

  Вечером была оттепель и снег, тонким слоем покрывший озеро Тихое, за ночь упрочило легким морозцем , поэтому  идти по нему утром было легко и  приятно.
  Однако,  к полудню , после утреннего тумана, яркое , весеннее солнце образовало на Тихом неприятные лужицы, под которыми лед  мог быть не безопасной толщины. И к тому же такая красивая погода не приносит успеха в зимней  рыбалке, даже в начале апреля, и я,потеряв надежду,   направился в сторону шоссе, к автобусной остановке.  Ждать надо было еще часа четыре, поэтому я не спешил, наслаждаясь  простором и покоем действительно тихого Тихого озера.  Задумавшись, я , как сквозь сон, услышал голос:
- Что это вы так голову опустили? Плохи дела сегодня?
- Та дела не так уж плохи, а вот рыбу озерную придется заменить морской.
-Вам хорошо там, в городе, а вот у нас в деревне такая замена не получится. Редко завозят в наше сельпо всякие там хеки да камбалы. Если есть желание, садитесь рядом, -  продолжал , как мы, городские, всегда говорим ,  «местный», - здесь  в основном ерши, но и окушата попадаются.
-А я вам не распугаю рыбу?
- Та пустяки, эти особи неприхотливы, им хоть буром сверли, хоть пешней  долбай.
  Возле лунки этого добродушного рыбака уже шевелилась выловленная мелочь . Вскоре и у меня  затрепетал кивок на удочке и я вытащил довольно крупного , относительно этой «особи» , ерша.
-Вот видите, - сказал мой сосед,- дело пойдет!
 Какое-то время мы сидели молча, попеременно вытаскивая из лунки ершей. Потом этот человек вздохнул и говорит:
-Надо,  закругляться. Моя Полинка , наверное, заждалась. На  уху хватит. Я варю  уху из такой мелочи, завернув ее в марлю. Потом выкладываю , уже вареную, на тарелку. Моя Полинка любит к  такой ухе намазать черный хлеб маслом.
-Доча?
-Не-ет! Жена. Я ее по-другому не называю.
-Знаете, -сказал я, - мне очень нравится, когда мужчины  сердечно, с добрым чувством, говорят о своих женах. Они того стоят, т.к. на их долю выпадает масса забот и тяжестей. Поэтому  природа наградила их адским терпением, которое не прибавляет им здоровья.
 Этот добрый человек замер , опустив взор в лунку и не видя, как кивок его удочки согнулся к воде.  Я молчал.
- В прошлом году, - начал он, видимо,  тронутый моими словами, - моя Полинка заболела. Сильно.  Наш доктор ее спас.  Знахарев Сергей Сергеич.
  Я при встрече с ним всегда снимаю шапку, хоть это сегодня и не принято. Он на пенсии давно, а все людям в нашей деревне, да и не только, помогает. И фамилия такая , видать, не зря ему дана.
  А Полинка с воспалением лежала. И был момент, что температура дошла до сорока  с черточкой. Доктор дал ей жаропонижающее и велел ждать.  Я остался с ней один. Смотрю я на ее не здоровый румянец от жара, на закрытые глаза и так мне стало горько, так защемило внутри. Господи, думаю себе, я же ей не все отдал, что должен был. И сотой доли!И обидеть мог, не замечая, грубым словом.   И вдруг моя Полинка  зашептала : «Ванечка, Ванечка…», повернет голову на бок и опять только одно слово : «Ванечка…».  Я смотрел на ее беспомощную, слабую и слезы полились у меня из глаз.  Она никогда не называла меня так. За двадцать лет я не помню такого! Всегда просто: Иван, Ваня и все. Я  легонечко поправлял ее волосы, протирал влажной тряпочкой лоб. Потом опустился на колени, припал губами к ее руке и слова полились у меня из души, каких я за эти прожитые годы никогда ей не говорил. Я дал волю себе на все нежности, которыми наградила природа человека, и которые , чаще всего, не находят выход из  наших черствых, утомленных тяжелым деревенским  трудом, душ. Вытирая глаза простынью, я просил судьбу только , что бы моя Полинка  услышала меня.  Что бы очнулась и тогда я все ей скажу, все!  Так я и  задремал, а может и уснул , прижавшись к ее руке и стоя на коленях.
Проснулся я уже в сумерки  от того, что другая рука  Полиночки  гладила меня по голове. Я резко повернул голову к  ней,   а она  улыбнулась мне  такой доброй улыбкой, хотя еще слабенькой, но радость светилась в ее чуть прикрытых глазах…  Как будто слышала мои все слова.
-Иван, - сказала она тихонечко,- сварил бы ты мне ухи. Знаешь, я, кажется, хочу кушать.
-Так это мигом,- говорю я ей, - в морозилке твои любимые , про запас всегда есть.
Я не чувствовал под ногами пол. Я летал.Потом я подошел к ней и говорю: "Ты бредила Поля, тебе было очень худо,а ты звала меня:Ванечка, Ванечка...". Она посмотрела на меня с такой нежной улыбкой, с такой добротой, и сказала:" Я тебя всю жизнь люблю, Ванечка, очень!"
 Вот такой был у нас момент истины.Такая есть моя Полинка на самом деле, а
 я такой красоты, такого счастья и не замечал, а может и не понимал.
 Эта ее болезнь перевернула во мне душу. Открыла мне столько не прочувствованного,  столько нежности к моей Полинке, что я теперь знаю, как это « жену носят  на руках».
 Все это Иван говорил , глядя в свою лунку или, скорее , в то прошлое время, преобразившее его отношение не только к его Полинке, но и вообще, к жизни в ее непредсказуемости,к жизни, в которой кроме беспросветного, тяжелого труда,есть любовь, придающая силы и смысл всему.
 С минуту мы молчали. И я счел самым лучшим оставить его одного.
 Привстав с  рыбацкого ящика, он пожал мою руку.
 -Хорошо, что мы повстречались, Иван! – сказал я ему.
 И так мне стало тепло на душе по дороге к остановке , так тронула меня эта откровенность  незнакомого человека, что я сказал в пространство:
-Нет, мой дорогой!  Никакой не Знахарев  спас твою Полинку! Ты сам ее спас. Спас своим душевным покаянием,  искренней силой  любви, таившейся долгие годы в далеких уголках твоей богатой души. И не твоя вина, что ты не открыл раньше в себе такое сокровище.Главное, что оно даровано было тебе. И покаяние твое, Иван, было безвинно.

 



©