Воспоминания 53 или Сила креатива

Татуированный оплётчик камер, автомобильных камер, разумеется, а не тех, в которых его пометили татушками, так же блистательно сварганил и еще один, третий, экземпляр надувного плотика по нашей, с Юриком, просьбе. Сделав свое неповторимое и прекрасное дело, Великий Мастер исчез из нашей жизни навсегда, но продолжает, светлой, без копоти, свечой, жить в моей, ничего… - ладно, почти ничего не забывающей, памяти…

Зачем же нам понадобилось еще одно плавсредство? Дело в том, что к нашему теснейшему тандему прибился еще один, совершенно эксклюзивный, человеческий экземпляр.

Как я уже ранее писал, родители Иры и Милы жили где-то в экзотической Чечне, в городе Грозном. Мне, почему-то, казалось, что замечательные девочки  этой семье достались от первого брака их интересной матери, а на терпкий, кавказский юг её умыкнул некий горячий джигит, но моя матушка утверждает, что джигит наличествовал уже у самых истоков этого незаурядного рода, но зов крови властно притянул его, вместе с женой и девчонками, туда, в будущую нашу мясорубку, наш извечный кошмар – Чечню-Ичкерию.

У меня, первоначально, происходил некий разрыв шаблона, когда я слышал, в дивном моём будущем, свидомый рефрен о том, что благодаря развалу Великого Союза (это я, чтобы позлить некоторых) «наша молодь не гынэ в Чечни!».  Дорогие вы мои, о какой же вообще самоубийственной заварухе могла бы идти речь, если бы этот самый, Великий и Могучий Союз, не был бы развален? Не благодаря ли развалу Прекрасного моего Союза  произошли, и продолжают, продолжают, без конца и краю, продолжают длиться и множиться все наши ужасы? То ли еще будет…

Или, может быть, кто-то думает, что Великая Держава, бывшая одним из столпов существовавшего веками миропорядка, может просто так, без всяких последствий, исчезнуть с лица земного шарика? И нигде ничего не дрогнет и не покачнется? Ну-ну…

Так вот, горячий джигит не оставлял, видимо, весьма приятных попыток разбавить свою женскую джамахирию достойным мужским экземпляром, чего, в конце концов, и добился, вбив в это прелестное, до приторности, женское кружевное плетение острый мужской клинок – мальчишку Рустамчика. Имя пришлось придумать на ходу – никак не держатся в памяти все эти имена, хоть ты тресни…

Джигит Рустам рос - рос, и, наконец, достиг того возраста – примерно, как мой верный Юрик – когда его уже можно было, на лето, сбагрить в Днепропетровск, поручив ему, впридачу, еще и надзор за великовозрастными девами рода – Ирой и Милой. Так мы с ним и познакомились – в дикой, непримиримой грызне с этими негодными девчонками, раза, так, в полтора, его старше. Смотрим – наш человек! Человечище!

Худенький, низкорослый, ниже Юрика, Рустамчик окинул нас, снизу вверх, своим, бешено горящим, орлиным взором, и предложил немедленно выяснить, в смертельной, разумеется, схватке один на один, кто тут будет, отныне и навсегда, главным? Юрик скромно отошел за мою неширокую спину – вот, мол, он, нынешний-то главный, решайте себе, на здоровье… И мы, не мешкая, приступили!

Должен сказать, что мне, где-то, с детсадовского периода, не приходилось задействовать свои кулаки или, там, какой-нибудь подручный предмет, вроде лопатки или жестяного ведёрка, и всё обходилось банальной борьбой неких славянских нанайских мальчиков, которые, пыхтя и напрягая силёнки, пытаются повалить друг друга на землю и мирно, чуть ли не с поклонами,  разойтись. В такой борьбе мне не было равных среди пацанов своего круга, куда я обычно набирал бойцов помладше и послабее, если уж совсем начистоту…

Даже моя матушка, от которой многое скрывали её креативные сынишки – зачем мамочку расстраивать? – и то, как-то попеняла мне, что я, мол, дружу только с теми, кто явно меня слушается, а прочих – мягко, так, отшиваю. А что же мне, прикажете, дружить только с теми, кто будет мною, как рабом, помыкать, награждать подзатыльниками и, почти в открытую, презирать? Странное, какое-то, желание, граждане и гражданки! Нет уж, позвольте мне самому формировать свою тусовку, а уж вы поступайте, как вам заблагорассудится!

И честно и нелицеприятно заявляю, что сам я, никогда не прибегал к этим, подзатылочно – презрительным методам в своём окружении! Да и кто бы мне, интересно, такое позволил… Уж не Юрик Котов, можете быть уверены!

Итак, мы сшиблись, как… Ну, тут можете сами продолжить, ваш автор не будет в претензии.

Через пару минут я, будучи на пару голов выше и на пару килограмм тяжелее – худющий был, прям как сейчас!- придавил своего, бешено сопротивляющегося противника, к поющим пружинам дивана квартиры номер один и услышал, как Юрик, с какой-то даже ноткой сожаления, заметил: -  Ну, всё…

Надо будет эту его нотку сожаления обдумать, хорошенько обдумать, прямо сейчас и обдумать…

Но обдумывать уже ничего не пришлось, так как, стоило мне немного ослабить хватку – всё, мол, сударь, сдавайтесь! - как этот неукротимый грозненский барс, мгновенно подскочил с дивана и со свистом залепил мне своим костлявейшим кулачком прямо в ухо! Не успел я оценить мелодичность звона, что наполнил мой мальчишеский, благородный череп, как этот горный ниндзя смазал меня по носу и под дых! Всё теми же, острейшими и молниеносно носящимися по воздуху, такими кусачими кулачками!
 
Я, весь в соплях и слезах, с непроходящим звоном в одном ухе – второе-то почти полностью оглохло! – согнулся пополам и только, каким-то странным, внешним зрением наблюдал, как этот вихрь гор и вепрь плоскогорий, будущий шахид и моджахед, торжествует свою неоспоримую победу, танцуя некий воинственный танец вокруг поверженного врага! Мне даже привиделся блеск кинжалов и звуки, почему-то, лезгинки вперемешку с Сулико…

Да он, похоже, совсем, совсем не наш человек…  Вон, как он грубил этим милым девушкам - своим сёстрам, между прочим!

Позже я узнал, как Рустаму приходилось, не имея старших братьев для защиты, самому пробивать себе путь в жестком и жестоком грозненском, промышленном районе. Вот откуда у него и несгибаемость, и презрение ко всяким там благородным манерам – пришел драться – бей до крови и ничего не бойся!

Но главным в нашей троице всё равно остался я. Рустамчик вынужден был признать, что в жизни не всё решают кулаки и несгибаемая, неукротимая ярость. Нужна еще и креативность. Нужно, чтобы кто-то всё время кипел идеями и замыслами, в которые так удачно укладывалась бы всё та же блестящая, бьющая через край энергия, которая еще ярче пылает в интересном, завораживающем приключении.

И я легонько подталкивал свою гвардию к строительству всё тех же вороньих гнёзд на деревьях и, главное, находил неоспоримые, веские причины ведения в них непрерывных и захватывающих наблюдений за полчищами коварных врагов. В моих мозгах зарождались идеи постройки, из битых крыльев легковушки и ржавых листов железа, неподвижного танка, в котором стойко держала оборону неукротимая троица танкистов, а Костя забрасывал это сооружение огромными булыжниками – русские не сдавались! Видели бы вы только, в каком виде выбирались из этого ржавого сооружения непобедимые воины – любой чумазый шахтёр просто умер бы от зависти!

А ракеты и дымовухи из приносимой матушкой, по моей просьбе, рентгеновской плёнки? А бомбы из пластмассовых розеток, начинённые селитрой с сахаром и, почему-то, вишнёвыми косточками? А пушка, набитая всё тем же напалмом, в медном лафете из лепестков мощного распределительного щита, со спиртовкой под запальным отверстием – поджог фитилёк и убегай, пока не зашипит и не грохнет! А ловля импровизированной «рыбы» - всякой рухляди, набросанной в колодец полуподвального окна, на удочки, чьи лески оканчивались крючками из согнутых гвоздей? И, при любом удобном случае, в любую погоду - костры, костры, костры!

Но река! Плоты! Странствия! С пиратами, русалками, подводными чудищами и открытиями неведомых земель! Ведь всё это там, в моих любимых книгах, а теперь и здесь, перед не моргающими, от восторга, глазами моих младших и очень верных товарищей.