Зима. Омск

Лампа освещает больничную палату теплым, желтоватым светом. Лампа накаливания. Теперь выпускают энергосберегающие лампы, от них тоже идет теплый свет, а бывают еще длинные лампы с холодным, белым, даже чуть синеватым, светом, такие устанавливают в офисах и операционных. В палате же был круглый потолочный светильник, от которого шел очень теплый и желтый свет.

Несколько дней назад меня сбила машина.

После школы я решил заехать к бабушке и сел на маршрутку, которая остановилась «по требованию» через дорогу от её серой панельной пятиэтажки. Я выбежал из двери и стал обходить маршрутку не спереди, а сзади, так что встречной дороги мне совсем не было видно, а массивная маршрутка скрывала меня, маленького семиклассника, от машин, направляющихся по встречной. Зима, гололед. Я не шел пешком - я бежал, торопился к бабушке, не смотрел по сторонам, вообще никуда не смотрел, до тех пор, пока не оказался на середине дороги. Повернул голову уже когда две светящиеся таким же теплым светом фары оказались в угрожающей близости. Я ничего не успел сделать. Водитель, может, успел бы, но скользкая дорога пронесла серую волгу чуть дальше, чем он рассчитывал - и вот шустрый школьник уже проверяет на прочность металл отечественного капота.

Всё помнится четко, как вчера. Две приближающиеся фары, потом удар и невероятный поворот мира перед глазами на 180 градусов. Я лукавлю, когда говорю, что ни разу в жизни не делал сальто. В тот зимний вечер я сделал первое в своей жизни сальто - и приземлился прямо на обочину. Знатный был кульбит, наверное, для наблюдающих со стороны. Сознание ни на минуту не покидало моё тело, напротив, было такое ощущение, что мысли сами собой упорядочились и структурировались. Первым делом я попробовал встать и убежать, чтобы родители не узнали о неудобном происшествии и не наказали. В тот момент не думалось о травме, о боли, об аварии как таковой - думалось только о возможном наказании со стороны родителей. Несколько секунд после падения я ничего не слышал, а когда слух резко вернулся, первые звуки, донесшиеся до меня, были охания и причитания проходивших мимо старушек. Видимо, старушки дополняют любую картину российской действительности. Они повсюду.

Встать не получилось. Не получалось опереться на ногу, она как отсохла. Кажется, родители всё же узнают. Слёз не было. Не было ничего, кроме попытки встать, которая увенчалась успехом только когда водитель, испугавшийся не меньше моего, помог и буквально привел меня в вертикальное положение, поддерживая, чтобы я не упал. Он повез меня в ближайший травмпункт, откуда врачи связались с моими родителями, которые тут же приехали и вместе со мной стали ждать результата анализов и снимки рентгена. Тогда, сидя рядом с мамой, я впервые с момента аварии заплакал.

А потом меня положили в больницу.

Это стандартная практика - госпитализировать на пару недель после аварии для наблюдения, зачастую травмы проявляются не сразу, а спустя какое-то время. Правую ногу загипсовали, там сразу обнаружилась проблема с коленом, правда, кости не пострадали - мне просто повезло, что водитель ехал не так быстро. Первый опыт нахождения в больнице.

Передвигался я на костылях, но большую часть времени лежал на койке, посвящая себя чтению, выполнению заданий приходящих учителей или разговорам с коллегами по несчастью. И постоянно этот желтый свет потолочного светильника. Темнело рано, светало поздно - лампу включали довольно часто.

На улице было -44. Минус сорок четыре.

Самая холодная зима за несколько лет, самая холодная зима в жизни всех пациентов детской клинической больницы - холоднее помнили только бабушки. Всё, что могло закрыться - закрылось. Школы не работали. Даже на работу не все ходили. Я лежал в шести-местной палате и думал о том, как мне повезло-не повезло оказаться в такую погоду в больнице, не иметь возможности выйти на улицу, ни разу не замерзнуть, не почувствовать этот пробирающий до костей мороз. Сухой сибирский мороз. Наша серебристая лада заводилась, и родители навещали меня несмотря на показатели термометра. Холод им был нипочём.

Мне нравилась больница. Это был целый мир, живущий по своим правилам и схемам. Этот отдельный мир просыпался после отбоя и функционировал еще несколько часов, уходящих в глубокую ночь, когда засыпали даже молоденькие медсестры, дежурившие на своих постах с двух сторон кругового коридора. Пробраться в палату к девочкам мимо такой дежурившей медсестры так, чтобы она не заметила, было особенной наукой, искусством. Высший пилотаж - прокрасться мимо неё на костылях. Мне это удавалось почти каждую ночь. Мы играли, рассказывали в темноте друг другу страшилки или истории из жизни, кто-то приукрашивал, кто-то недоговаривал. У меня появились друзья и первые конкуренты - парни, которым понравилась та же девушка, что и мне.

Её звали Настя, она на тот момент училась в 10-м классе и проходила по алгебре логарифмы, которые мне, наивному семикласснику, казались вершиной математического знания. Носила очки, а в больнице лежала в ожидании операции на позвоночник. Он у Насти был настолько искривлен, что врачам предстояло вставить внутрь металлический стержень, который за несколько лет выпрямил бы позвоночник, после чего его вынут. С такой проблемой в больнице лежал не один человек, причем некоторые приезжали из других городов, я смутно помню кого-то из Сочи, Екатеринбурга - все с позвоночником. Видимо, очень хороший врач работал именно в нашей больнице, и к нему съезжались со всей России.

Настя уделяла мне чуть больше внимания, чем остальным парням, и меня к ней тянуло. Уже тогда, в седьмом классе, я вел свои первые записи в первой маленькой записной книжке. Ничем хорошим это не кончилось - однажды их нашла мама и высмеяла меня, вырастив тем самым между нами стену, непреодоленную до сих пор. Но тогда, еще не наученный горьким опытом, я наивно описывал на небольших листах в клеточку своё возбуждение от общения с более взрослой девушкой.

В больнице у меня появился друг. Мишка. Ну, Михаил. Он тоже был чуть старше, подбородок уже покрывал легкий белый пушок. Спустя годы практически невозможно сказать, чем он мне так понравился, с виду обычный парень из неблагополучного района, с юных лет любитель выпить что-нибудь крепкое. Но что-то в нём всё же было, что-то неуловимое и невыразимое, что заставляло меня изо дня в день пытаться провести с Мишей как можно больше времени. Он рассказывал мне свои невероятные истории, эпизоды жизни в неблагополучном районе, а я удивлялся, что так бывает. Чувствовал, что расту в тепличных условиях, под родительским крылом. А однажды Мишка побрился и пришел утром свежий и очень румяный, такой краснощекий с мороза, о таких говорят «кровь с молоком». Колоритный персонаж. Не помню, какая у него была травма, но никаких ограничений по передвижению у Мишки не было точно, да и видимых повреждений на теле тоже. Может, проходил профилактический осмотр или курс лечебной физкультуры, такие в больнице тоже были. Сейчас уже не вспомнить.

За всё время, проведенное в больнице, не было ни одного дня, когда я хотел бы вернуться домой. Мне нравилась палата, нравилось большинство из моих соседей, нравилось  делать уроки в больнице и получать легкие пятерки по всем предметам, кроме физкультуры. Нравились ночные приключения. Нравился Мишка и его невероятные истории. Нравилась Настя и её логарифмы.

А потом морозы закончились. А потом меня выписали. А еще потом я разломал гипс на своей ноге и с ужасом обнаружил, что коленный сустав разучился сгибаться. А еще через некоторое время одна девочка из больницы написала, что Мишку серьезно сбила машина, когда он пьяный слонялся по улице. Сбила так сильно, что на этот раз он попал в реанимацию.

А потом колено снова стало сгибаться.

А потом в Омске кончилась зима.