Здравствуй и прощай мгимо

    ЗДРАВСТВУЙ  И ПРОЩАЙ  МГИМО! (МГИМО - Московский институт международных отношений)

     Пришла вторая весна моей трёхгодичной службы. Стоял тёплый, душистый Май, напоённый терпким запахом распускающихся почек тополей. Солдатики, как пчёлы из улья вылазили на солнце и кучковались в курилке. Там вокруг вкопанной железной бочки были кем-то ранее сработанные очень удобные скамейки, на которых можно было хорошо расслабляться и с куревом и с книгой. Я тоже часто пропадал в курилке: хотя и не курил, но почесать язык с ребятами, которые давно признали моё лидерство в трепе, очень даже любил. А иногда приходил с книгой просто подышать свежим воздухом.
    Однажды, не знаю откуда, в руках у меня оказалась тонкая книжонка на английском языке адаптированная для чтения в девятом классе - детективные рассказы английского писателя Эдгара По. Что там меня заинтересовало не помню. Наверное начерченные таинственные криптограммы в рассказе "Золотой жук" или просто решил выпендрится перед ребятами своей крутизной. Я сидел с забытыми остатками школьных знаний и ковырялся в тексте, благо что в конце книги давался внушительный словарь. Постепенно меня это захватило, и я часто приходил сюда от казарменной суеты посидеть в тиши. Так вот и "прилетел на огонёк" солдат с технического дивизиона, расположенного этажом ниже нашей двухэтажной казармы. Они занимались заправкой и снаряжением ракет ПВО, жили своей таинственной жизнью, часто поднимаемые по тревоге, и проводили на закрытой площадке работы при свете синих фонариков. Нас это (меня особенно!)сильно интриговало, вызывало уважение к их службе, но ввиду новизны войск, и секретности, больше чем мы могли увидеть из-за высокого забора, информации не имели, да и знакомство с соседями было шапошным: "здоров, как дела, дай закурить!"
     Подсевший ко мне солдат особой симпатии не вызывал, особенно из за своей внешности. Красная лоснящаяся физиономия, без бровей, глаза без ресниц, почти лысый с коротким ёжиком светлых волос. Особенно неприятен мне был его нос- крупный, бесформенный с маленькими дырочками ноздрей. Все мы, если присмотреться, похожи на каких нибудь животных: добрых, недобрых, ласковых, злых, часто определяющих от этих животных наследственный характер. А этот был похож хрен знает на кого: "гоблин!" сказали бы сейчас! Я физиономист и характер определяю по внешности сразу и верно, а у такого и характер сходу не определишь. Но случайных знакомых не выбирают, тем более по-доброму заинтересовавшемуся моим увлечением. Полистав книгу, он заявил о своей солидарности в изучении английского языка, но не "так просто", а для поступления в МГИМО-это заявка уже серьёзная! Там язык надо знать "от и до".
     -А давай вместе изучать язык, будем беседовать друг с другом, совершенствоваться в произношении, повышать словарный запас, изучать грамматику, а после службы поедим поступать в Москву! Будем дипломатами, увидим весь мир!
     Я абсолютно не знал ничего про работу и жизнь дипломатов, но перспектива "увидеть весь мир" мне понравилась и я согласился на сотрудничество. Как всегда, я взялся за дело основательно. Купил много специальной литературы по предмету нужной и ненужной (благо стоила дёшево даже для солдата), которую позже даже и не раскрыл увидев там "дебри", а основным источником знаний у меня был всё тот же учебник "Английского языка" за девятый класс. Бессистемно, без руководства, ничего не получалось, кроме повышения словарного запаса. Я выписывал из текста ежедневно не менее 40 слов, ходил по посту и "трындычил"эти слова, заучивая их, пытаясь на свою русскую голову сочинять предложения, вопросы и ответы на них. С "коллегой" мы почти не общались на "аглицком". Я не знал его словарный запас, его произношения и вообще степень серьёзности заинтересованности предметом. Встречаясь, отделывались стандартными русскими фразами, не вникая в успех друг друга.
     Шло время. Я, дневаля, по ночам включал тихонько приёмник установленный в шкафу вместе с телевизором в самом конце коридора казармы, находил там московскую волну "Москоу Ньюс" и слушал новости на английском. Кое чего я достиг! Слушая большие блоки текстов, дословно перевести не получалось, но мог подробно рассказать о чём там шла речь, а также учился "академическому произношению". Наше же "сотрудничество" с "будущим дипломатом" с треском оборвал курьёзный случай.
      На нашей базе работало много вольнонаёмных  из местного района. Должности они занимали самые разные: от кладовщики, до повара, уборщики территории на площадке хранения законсервированной техники: вырывали сорняки, подметали площадки, красили серебрянкой шины машин от солнечных лучей и пр. В жилой зоне у нас работали два вольнонаёмных повара: баба предпенсионного возраста и демобилизованный с флота кок. Кок был мужик с юмором, работал по флотски аккуратно, не измывался над рабочими по кухне солдатиками частыми подтирками и  помывками посуды. Но баба была форменной размазнёй и занудой: макнёт инструмент в котёл, помешает там мало-мало и тащит ковш в окно мойки, проливая жижу на кафельный пол. Весь день ходили и подтирали за ней "сопли", мыли посуду, не могли дождаться когда закончится её смена. Но большее "чудо-юдо" работало в посудомойке: маленькая, невзрачная бабёнка- удмурдка Полина. Она целыми днями полоскала в ванне с горчичной водой тяжёлые дюралевые миски, противни, ковши, бачки для первого и второго, и много много разной другой посуды на триста человек, и весь день в посудомойке стоял металлический грохот от её перекидывания из ванны в ванну.
    По жизни, и в молодости, и позже мне приходилось часто выполнять у женщин роль "жилетки" в которую можно просто по бабьи поплакаться. Чем я вызывал у них такое доверие - не знаю, но они меня часто посвящали в такие интимные тайны, какие можно рассказать не каждой подружке. Наверное, у меня было природное уважение к женщине, я не делил их в общении на красивых, некрасивых, умных и глупых -относился ко всем ровно зная одно, что женщине в жизни всегда труднее, чем мужику. Наверное, эта харизма и заставляла их выкладывать передо мной наболевшее на душе. Я не лез специально в чужие потёмки души, просто был благодарным слушателем, а многим из них нужен был именно такой "плакательный жилет". Вот так однажды закончив посудомоечные дела, мы с Полиной вышли на улицу за дверь посудомойки и уселись на деревянные чурбаки посмотреть на солнечный закат, побеседовать о том - о сём. Слово за словом, она рассказала мне про свою тяжёлую долю.
   Вышла замуж рано, неожиданно. Муж оказался однолюб, здоровенный амбал шибко охочий до любви. Родила двоих дочерей, каждую через два года. Муж устроился работать водителем-дальнобойщиком. Неделю в рейсе, три дня дома. У каждого дальнобойщика во всех городах и посёлках есть "попутные жёны", которые ждут всегда их мимолётной любви, а Полинин муж всю свою страсть терпит и копит для жены, а дома начинается оргия! Здоровенный мужик так её терзал эти три дня, что она иногда теряла чувство времени,действительности и не могла дождаться, когда он отправится в рейс. Естественно, что у неё воспиталось стойкое чувство неприязни к сексу. Да и с умишком она немного подвинулась, раз предлагала мне замуж свою старшую 13-летнюю дочь.
    -А что! Армию отслужишь, ей будет 16, а там можно и "оформиться" в 18 лет! - я обещал подумать.
       И вот к этой "полуумной", замученной сексом бабёнке, воспылал страстью кандидат в дипломаты в МГИМО, видать такой же полуумный - одним словом "гоблин". Наверное, её жалкий невзрачный вид,вечно перегнутой через через край ванны, вызвал у него чувство беззащитной слабости, а свои "сексуальные домогания" он посчитал,очевидно, для неё подарком! Ан, нет! Полина схватила тяжёлый дюралевый ковш на длинной деревянной ручке и с таким смаком врезала ему по лбу (как башку не проломила), что мгновенно вырос "громадный рог" в виде шишака сродни размером ковша. Был шум! Было много хохота, а в дивизионе (да и из нашей батареи) все бесстыдно прибегали смотреть его приобретение долго украшавшее лоб. Всякое уважение к нему у меня мгновенно исчезло, а у него и желание стать дипломатом. Больше мы не встречались на этой "стезе".
     Я же, пока служил на базе, продолжал "по накатанной", время от времени заниматься этим предметом, до своего "ЧП",всё так же брал на пост "Английский язык", ковырялся в текстах, заучивал целые выражения. Особенно этому способствовала караульная служба в штабе базы. Пост почему-то считался тяжёлым, назначались на него всего двое, сменялись через час. Тепло, светло, коридор 30 метров в длину с выходом в него дверей всяких секретных комнат. А в самом коридоре, на виду стояли сейф финчасти и шкаф с пистолетами офицеров. Обычно, приходя на пост и хорошо осмотревшись вокруг штаба, убедившись, что я один - начинал петь оперные арии уподобляясь своим кумирам, а в этот день я приволокся опять с учебником за пазухой, позволявшему мне быстрее коротать караульное время. В углах коридора стояли самодельные деревянные урночки для лабораторного мусора, которые утром уборщица опорожняла на свалку. Я иногда с любопытством обследовал их, стараясь определить направление секретности, но там были обрезки цветных металлов и мелкие мотки тончайшего провода -ничего интересного для солдатских поделок.Тогда я использовал ближайшую из них как низенькую табуретку, что было очень удобно, усаживался между сейфом и оружейным ящиком и занимался "самообразованием". Захватить меня с проверкой за этим занятием не могли, так как вход в штаб имел тамбурный тип двойных высоких дверей подвешенных на самозакрывание двумя мощными пружинами, которые при открывании закручиваясь, издавали громкий, ужасный скрежет. Часовой услышав эти звуки, успевал привести себя в порядок, и гаркнуть: "Стой кто идёт!" Получив ответ: "Начальник караула ко мне, остальные на месте!" И только после этого обязательного ритуала разрешался вход в помещение.
В ту ночь придя уже второй раз на пост (в самый сон!) и взявшись за учебник, я спросонок повторял какое то слово, стараясь запомнить его, незаметно уснул уютно сидя на урне. Разбудили меня  закручивающиеся пружины. Ошалелый, я вскочил на ноги, рявкнул положенное по ритуалу и рухнул на пол как подкошенный на ватных ногах, которые "отсидел" краем урны. Вошли трое, с удивлением и молча глядя на меня. Я сделал ещё одну попытку подняться, но она была больше похожа на биение рыбы об лёд.
     "Чего трепыхаться! Что они не видели что я спал? Будь что будет!" - решил я и успокоился в ожидании развязки. Трое молчали и не спешили ко мне на помощь. Наконец, загудела по жилам кровь так мощно, как гудит осенний ветер в проводах, а затем наступила ужасная боль от возвращающихся к жизни клеток плоти. Меня корячило по полу, я чуть ли не орал дурниной, но вскоре боль утихла, и я смог оглядеться вокруг. Никого не было!!! Значит, всё это произошло во сне, а не на яву. Лихорадочно вскочил на ещё не твёрдые ноги, глянул на часы - через пятнадцать минут смена! Начал одёргивать себя, приводить в порядок, устраняя следы сна. И тут к ужасу своему, увидел на полу деревянную колодочку с пластилиновой печатью от опечатанного офицерского шкафа! Значит, падая на ватных ногах, я скользнул по шкафу оборвал шнурки и сбил её на пол. Тысяча мыслей пронеслись у меня в голове от "сдачи в плен" до всяких премудростей с печатью. Ничего особо трагического не было: замок на месте, вызвали бы дежурного, пересчитали пистолеты, патроны, противогазы и вновь бы опечатали. Но как же я объясню обрыв печати, если только не сном? Придумывал разные позы, походки, случаи: но всё сводилось к одному - спал на посту в штабе!!! В "динамике, как нашкодивший", и в минуты опасности я соображаю быстрее! Вспомнил о тончайшей проволоке в урне, наложил оборванные концы шнурка внахлёст и связал их этой проволокой с двух сторон, обломив концы у самого узла. Затем затёр места скрутки пластилином и всё получилось почти незаметно! Мне бы только сдать пост, а потом я ничего не знаю и знать не хочу - оружие на месте! Осталось ещё пара минут на приведение себя в порядок. Однако, сердце продолжало стучать где-то рядом с кадыком. Пришла смена-заспанный, мрачный сержант и караульный. Новый часовой проверил все одиннадцать печатей, доложил что всё в сохранности и мы сдав пост, пошли в караулку. Ну всё, пол дела сделано: "печати все в сохранности"при свидетелях!
     После службы в штабе было положено отдыхать, я завалился спать на топчан в  комнате отдыха. Быстро уснул от переживаний. Но тут стали приходить часовые с дальных постов, и кто-то из них произнёс мою фамилию. "Ну всё! Тайна печати раскрыта!"- я в панике вскакиваю с топчана, хватаю из пирамиды свой карабин, выбиваю ногой окно в караулке, выскакиваю во двор, заваливаюсь за высокий сугроб, приготавливаюсь к стрельбе. Расстояние небольшое - метров 15. Первого выбежавшего из караулки безоружного солдатика валю наповал, второго, попытавшегося защититься дверью - рядом. И только тут мне приходит "умная ужасная мысль": "За какую-то вонючую печать уложил двух солдат - теперь мне "вышка"!Бедная моя мамочка! Что она подумает узнав про всё это! Как же теперь она без меня!"
      И тут я проснулся весь в холодном поту. Спал всего пятнадцать минут, но больше уснуть не мог до команды: "Смена подъём!" Ошалелый мелко дрожащий от кошмарного озноба пришёл на пост. Проверил все печати. Моя держится! Доложил! Скоро, смена моя на сегодня закончилась, а утром началась "чехарда" со сдачей печатей, замков их владельцам, росписями "принял-сдал". На сегодня всё: службе и кошмарам конец. Через неделю я вновь попал на этот же пост и в первую очередь проверил свою "крестницу" - она была на укороченном шнурке, все таки оборвалась,заметили и переопечатали на короткий обрывок. Служить дальше можно, но желание заниматься образованием на посту пропало напрочь. Так я похоронил английский язык и призрачную мечту о каком-то сказочном МГИМО "где все только и занимаются путешествиями по белому свету".

    КУЙБЫШЕВ ( САМАРА)   1960 год