Волшебные грибы Василия Кандинского
Так вот, давеча на круглом столе в университете, посвященном 150-летию рождения Василия Кандинского, одна из участниц сего действа, сослалась на незнакомую русскоязычному читателю монографию Пег Вейсс «Кандинский и старая Россия. Художник, этнограф и шаман», в которой американская исследовательница творчества Кандинского, предпринимает попытку неакадемического рассмотрения этнографического опыта художника. Темой научной работы молодого юриста В. Кандинского было крестьянское обычное право у коми-зырян и их народные верования. В процессе исследования молодой ученый приходит к выводу о том, что хранителями обычного права, традиций и обрядов (т.е., собственно, «юридической власти» в традиционном обществе) являлись местные племенные колдуны. У зырян колдовство было не только системой взглядов, но и системой регулирования общественных отношений. Колдуны во главе охотничьих артелей стояли на страже общественных интересов, они являлись до некоторой степени хранителями и гарантами соблюдения охотничьей морали и права. В 1913 г. Кандинский писал, что поездка в Вологодскую губернию явилась одним из самых сильных впечатлений его молодости, и сравнивал ее с тем эффектом, который произвели на него впервые увиденные полотна Рембрандта и Моне. Уже в возрасте 71 года он также вспоминает о «мощном впечатлении» от Вологодской экспедиции. Именно с зырянскими верованиями, по мнению исследовательницы, связано появление на работе В. Кандинского «Все Святые» языческого жреца Пама в остроконечной колдовской шапке.
Кроме того, Пег Вейсс предполагает, что В. Кандинский не ограничился сбором информации, но также принимал участие в каких-то языческих обрядах. Одна из записей в его экспедиционном дневнике гласит: «Бог Чуди Найден!». Речь скорее всего идет о посещении некоего сакрального места в сопровождении зырян, однако подробности не сообщаются.
Но самое главное, что В. Кандинский был хорошо осведомлен о ритуальном употреблении зырянами галлюциногенных грибов – «поганок» (ср. «поганый» - языческий). Во всяком случае, тема грибов впоследствии устойчиво присутствует в творчестве художника. Показательно, что на его «последней акварели» 1944 г. изображены летящие и трансформирующиеся грибы, покрытые орнаментом. В работе «Всадник», 1916 г. он изобразил кочку с грибами в небе над странствующим героем. В отчетливо-магическом контексте, связанном с культом предком, Богом Громовержцем и лесным колдовством, фигурируют грибы в поэтической программной книге Кандинского "Klange", состоявшей из стихотворений в прозе и гравюр.
Геометризованные образы грибов появляются на известном полотне «Уровни» 1929г., композиция которого разительно сходна с символическими изображениями структуры Вселенной на лопарских бубнах. Пэг Вейсс отмечает, что поганки Кандинского напоминают именно псилоцибиновые грибы, использование которых в шаманской практике зафиксировано повсеместно. Дело, однако, в том, что «научное» открытие псилоцибиновых грибов и их воздействия на человеческое сознание Западным миром имело место лишь в 1957 г., т.е. через 13 лет после смерти В. Кандинского. Поэтому исследовательница предполагает, что знание о «волшебных грибах» художник получил от непосредственных во время этнографических исследований. Образы грибов в творчестве Кандинского всегда связаны с некой тайной, с темами инициации, шаманского путешествия и исцеления.
Весной 1925 г. В. Кандинский начинает большую серию картин, которые могут быть описаны только как «картины-бубны». Представления о бубне как об одновременно шаманском «волшебном коне» и космогонической карте мира проникают в его визуальное и литературное творчество уже в 1910-1911 гг., но цикл, начатый в 1925 г., наиболее полно и ярко воплощает такую концепцию. Художник неоднократно сравнивал натянутый холст с шаманским бубном, резонирующим с ритмами мироздания и рассказывающим драматическую историю «волшебного полета». Мотивы круга и овала, столь часто встречающиеся в композициях Кандинского, так же имеют отношение к архаической символике бубна, однако связь не ограничивается лишь внешним сходством. Как отмечает автор монографии, картины и рисунки 1924 г., в которых варьируются темы всадника-шамана и магического коня, змеи и круга представляют собой «чудеса расчленения и воссоздания... подобно кудеснику художник практикует магию превращений». Овальные работы 1925-1928 гг. соответствуют саамским бубнам и по размерам: бубны примерно 36х32 см., картины - 36х31 см., 34х28 см. Для них характерно четырехчастное членение композиции, соответствующее языческим представлениям о Верхнем и Нижних мирах, делящихся, в свою очередь, на несколько ярусов-уровней, 7 или 9 в различных традициях, и индейской схеме «магического колеса», символически изображающей одновременно годовой цикл, системы тотемов и строение мироздания. Некоторые детали этих полотен явно напоминают изображения планет, звезд, луны, солнца и солярных знаков, даже фантастических биоморфных существ на шаманских бубнах из различных регионов.
Пэг Вейсс также отмечает наличие у Кандинского множественных характерных симптомов «шаманской болезни» многократно подтверждающиеся и воспоминаниями современников, записями в его дневниках и письмами к Габриэлле Мюнтер. Часто встречаются жалобы на головную боль головокружение, депрессию, неуверенность в себе, проявление рассеянности и забывчивости. Художника преследуют ночные кошмары и загадочные видения, иногда доводя почти до отчаяния. Он то жаждет уединения для разрешения своих внутренних конфликтов, то, напротив, страдает от одиночества. Позднее В. Кандинский вспоминал, что еще в детстве испытывал приступы острого беспокойства, сопровождавшиеся «внутренней дрожью», депрессивные настроения и кошмарные сны. Такие состояния можно было устранить лишь с помощью рисования, выводившего его за пределы «времени и пространства». В письме Г.Мюнтер 1904 г. В. Кандинский объясняет, что только творческая деятельность может освобождать его от гнетущих мыслей и тоски, только в ходе творческого процесса он ощущает, как «музыка звучит во всем теле». Подобные переживания вполне соответствуют этнографическим описаниям «шаманской болезни» у Мирчи Элиаде в его классическом труде «Шаманизм. Архаические техники экстаза».
И вот теперь все для меня стало на свои места. Русский авангард – есть магическое искусство XX века. Я это чувствовал где-то на пограничье Я и Оно, но теперь могу об этом заявить с полной уверенностью.
Свидетельство о публикации №216122701455