Резолюция

Закончились "школьные годы чудесные" (учёба в маштехникуме с 1962 по декабрь 1966г.), началась работа в отделе инструментального хозяйства (ОИХ) завода "Комсомолец" в должности техника - конструктора с одновременным выполнением функций технолога, что весьма положительно сказалось в части приобретения мною опыта как конструкторского, так и технологического. Начальником отдела был Прусский А.А., хромавший после войны и не расстававшийся с тросточкой. По характеру её стука можно было определить, в каком настроении пребывает её владелец. Начальником технологического бюро, в котором я трудился, был Вайтман Юзеф Моисеевич, весьма талантливый инженер, чьи способности заводским руководством далеко не всегда в полной мере признавались и учитывались, а иногда и принимались "в штыки". (Когда Вайтман в соавторстве со мной подал заявку на изобретение новой конструкции одного из элементов серийно выпускавшегося токарно-револьверного станка - шариковой подающей цанги, главный конструктор завода, Кухарец А.В., не только не поручил штатному сотруднику его отдела, ответственному за оформление и подачу от имени завода заявок на изобретения, заняться этим (как это и было положено по его должности), но и всячески противодействовал этому. Когда для разбирательства со сложившейся ситуацией по нашей просьбе на завод приехал руководитель областного ВОИР (всесоюзной организации содействия изобретательству и рационализации), бывший к тому-же членом бюро обкома КПСС, Кухарец на встрече у тогдашнего директора завода Королёва С.П. заявил, что мы никакие не изобретатели, а, цитирую дословно: " ...негодяи, отвлекающие его от работы над непрерывным улучшением конструкций продукции завода, и наше место - в тюрьме, а не на заводе"... В частной беседе со мной работник, оформляющий заявки, рассказал, что Кухарец попросту запретил ему заниматься нашим предложением, и посоветовал самим всё оформить и отправить заявку не от имени завода, а от себя лично. Мы так и сделали и быстро получили положительный ответ и авторские свидетельства на изобретение. В дальнейшем я, уже достаточно хорошо усвоивший отношение ко мне главного конструктора, последующие заявки оформлял именно от своего имени, и не раз добивался желаемого результата).


 Рабочая атмосфера в отделе было очень дружелюбной, если у меня из-за недостатка практических знаний возникали вопросы, я всегда мог рассчитывать на помощь коллег по работе. Друг-друга работники отдела называли просто по имени - Майя, которую из-за миниатюрности чаще называли Майечка, Осик, Вася, даже Вайтмана называли просто Юзик. В отношении Вайтмана, который во время моей учёбы в техникуме преподавал один из основных предметов, я так и не смог перейти на фамильярность, но с остальными, хоть и не сразу, перешёл.


 Однажды летом в первый год моей работы я пришёл на работу достаточно рано, но в отделе уже находился и работал Вася. Его рабочий стол располагался ближе других ко входу. Приблизившись к нему я, как это уже было неоднократно, поздоровался: "Здравствуй, Вася!". Никакой реакции...Я решил, что погружённый в разработку какого-то особенно сложного техпроцесса, Вася не расслышал моего приветствия, и поэтому повторил уже громче:"Здравствуй, Вася!". И снова в ответ тишина... Несколько озадаченный, я занял своё рабочее место за чертёжной доской. Дождавшись, когда пришли остальные сотрудники, а Васю вызвали в цех, я спросил у Майи, не заметила ли она Васиной глухоты?  Рассмеявшись, Майя объяснила мне, что с сегодняшнего дня начальник техбюро в отпуске, его на это время замещает Вася, и если не обратиться к нему по имени-отчеству, реагировать не будет. Дождавшись возвращения Васи из цеха, я подошёл к нему и негромко поздоровался: "Здравствуйте, Василий Николаевич!", и тут-же получил нормальный ответ.
Через месяц Вайтман вернулся из отпуска, и Василий Николаевич снова стал  просто "Васей".


  В 1969 году, когда я уже заканчивал учёбу на 4-м курсе заочного отделения машиностроительного института, вышло постановление о том, что студенты-заочники 4-х курсов технических вузов при условии их плодотворной деятельности по соответствующей специальности получают право на досрочное получение инженерной должности с соответствующей зарплатой. Захватив газету с опубликованным постановлением, я зашёл в кабинет начальника нашего отдела и попросил его ходатайствовать за меня перед дирекцией завода, так как я уже неоднократно выполнял задания "инженерной" сложности, а сам до сих пор считался техником и получал достаточно невысокую зарплату - 70 рублей. Прусский согласился со мной и при мне поручил Вайтману написать от имени начальника отдела соответствующий рапорт на имя директора завода. Вайтман написал, Прусский подписал, секретарь отдела отнесла рапорт с газетой в директорскую приёмную. На следующий день Прусского вызвали к директору. По стуку его трости по его возвращении мы поняли, что произошло что-то неприятное, и он чрезвычайно раздражён. Громким голосом  вызвал он к себе в кабинет Вайтмана. Через стеклянную перегородку было видно, как он швырнул в Вайтмана  листком бумаги, с которым вернулся от директора, и учинил ему разнос. Вайтман прочитал что-то, вышел из кабинета Пруского с изрядно побагровевшим лицом, и велел секретарше подшить листок в архивную папку. В обеденный перерыв, когда в отделе не было начальства, улыбающаяся секретарь ознакомила меня с этой "бумагой". Это оказался рапорт в отношении меня, сочинённый Вайтманом и подписанный Прусским. Со ссылкой на статью в газете и с описанием сложности выполняемых мною работ было "прошено" установить мне должность "инженер-механик" с окладом в 90 руб.(?!) (и это при том, что начальный оклад инженера после окончания ВУЗа, не имеющего ещё никакого практического опыта работы, составлял 95 руб.). Размашистая резолюция красным карандашом тогдашнего директора завода Пржеорского Ивана Брониславовича (человека с весьма непростым характером) гласила: "Своих людей надо уважать! Установить оклад - 110 рублей!" Что при этом от директора услышал Прусский, можно лишь догадываться по его поведению по возвращении в отдел....