Дар. Глава 12

Глава 12
Он не включал свет, в темноте было спокойнее, легче думалось. В темноте он чувствовал себя защищенным, к тому же, молнии за окном давали достаточно света, чтобы он мог видеть ее, а больше смотреть было не на что. Проклятая монета, исчадие ада, подарок самого Дьявола. Буря за окном и не думала стихать, и в зловещем свете молний, монета казалась Антону не просто живой, но и голодной.
- Отдать другому, - прошептал он, вертя ее в руках, исхудавших и трясущихся, она высосала из него жизнь, еще не до конца, сил осталось ровно на столько, чтобы принять решение. – Просто отдать и всё.
Да только он не мог его принять, никак не мог.
Хотя ведь прошло всего несколько часов с того момента, как ему открылась истина, и Антон утешал себя тем, что такие решение не принимают резко, в одну минуту. Нет, тут надо было подумать, а в темноте ему лучше думалось, как будто свет забирал часть немногочисленной энергии. Он сидел в лоджии на том самом кресле, но на этот раз все окна были плотно закрыты – темное небо, наконец, обрушило свой гнев на город, ураганный ветер смешался с жестоким ливнем, иногда в окна даже барабанил град, судя по звукам, довольно крупный. Гром грохотал так, что стены в квартире Антона вздрагивали, а он сам кривился и зажимал уши руками.
Интересно, где сейчас этот старик Профессор, подумал он, когда очередная бело-голубая вспышка выхватила из темноты золотой круг у него в руке, спит в Плитах или успел занять койку в приюте? Проклятый старик, навлекший на него все это. Правда, он же и указал ему выход, но Антон не представлял, как сможет избавиться от монеты, как сможет отдать ее другому, зная, чем это обернется. Вот бы кому ее вернуть, подумал он, вспоминая, как странно они расстались – старый бродяга продолжал бороться за жизнь, и в этом Антон ему даже завидовал.
- Старый черт, - прошептал Антон, вспоминая представление, которое устроил Профессор напоследок. – Затолкать бы ее тебе в глотку.
Никто из них не ожидал такого финала, но, когда беседа подошла к концу, старик вдруг вскочил, резко, как будто ему было 20, а не…ну сколько там ему стукнуло. Глаза на морщинистом лице вылезали из орбит, откуда-то из грязного плаща появился нож, и все трое путников застыли, застигнутые врасплох.
- Я не возьму ее назад, я уже говорил, - прокричал он, перекрикивая усилившийся ветер. Под темным небом посреди заброшенного двора старик выглядел как призрак или пришелец из какого-то постапокалиптического мира. – И не вздумайте подходить ко мне, я на улице долго живу, с этой штукой управляться умею!
И он угрожающе направил лезвие длинного кухонного ножа на троицу. Ветер трепал полы его когда-то бежевого плаща, космы на голове исполняли какой-то дикий танец.
- И ты, красотка, - он указал ножом на Аннету, - лучше уноси отсюда свою задницу, и друзей прихвати. Мне шутить незачем, я не возьму ее, лучше прирежу всех троих, все равно моя душа уже проклята. Один шаг в мою сторону, и я…
- Пошли. – Устало бросил Антон, - я узнал все, что хотел. И даже больше.
- Мы уходим, - возвысил голос он, чтобы старик услышал его сквозь ветер. – Так что можешь валить обратно в свою дыру. Ты нам больше не нужен.
Аннета продолжала стоять, сверля ледяными глазами бродягу, Антон не умел читать мысли, но в тот момент не сомневался, что она жалеет, что у нее нет пистолета. Он и сам жалел.
- Пошли, - повторил он, дотрагиваясь до ее руки, - здесь нам больше делать нечего. И я устал, а еще надо о многом подумать.
- Ублюдок, - прошипела она, не сводя глаз со старика, медленно пятившегося к дыре в заборе. Нож он по-прежнему держал перед собой. – Как же хочется его прибить…
- И мне, - согласился Антон, - но слова и поступки – две разные вселенные. Теперь я это точно знаю. Пошли, мы все равно никого не собираемся убивать.
И они покинули промзону. По дороге Антон подумал, что, вероятно, мог бы убить старика под вилянием эмоций, или защищаясь, но вот отдать монету не смог бы. Потому что она – спланированное, преднамеренное убийство. И чушь все эти разговоры про спасение своей жизни, это жалкая попытка успокоить остатки совести. Для такого поступка нужна была очень черная душа.
- Но как же моя жизнь? – шепотом спросил Антон монету, - если я не избавлюсь от тебя, дерьмо собачье, я убью себя.
И это тоже будет убийство. Преднамеренное, хоть и не планированное. Он все равно станет убийцей, такую горькую роль приготовила для него судьба, принявшая обличие старого бродяги. Как ни крути, но пред ним лежало всего две дороги, и в конце обоих – смерть. Он мог отдать монету и убить другого человека, и пусть тот несчастный даже не умрет, а передаст монету, все равно, в смерти следующего все равно будет повинен Антон. И от этого никуда не деться. А если он оставит ее себе – умрет сам, и в этом сомневаться уже не приходилось.
- Но как же так, - снова прошептал он, сжимая монету слабыми пальцами, - ведь самоубийство, вроде, грех. А это ведь чистое самоубийство. Как же так?!
Это был тупик. Тупик отчаяния, безысходности. В мире, все же, не оказалось ничего хорошего, никаких намеков на справедливость или равновесие. И больше всего его занимал вопрос не что делать с монетой – это было слишком трудно, думать об этом он не хотел – а почему это случилось с ним. За что он попал в такую яму, в которой обречена умереть его душа или его тело?! За свою жизнь он итак хлебнул страданий, но никогда не делал зла, не мстил, не мошенничал, не предавал, даже не использовал никого и ничего ради собственной выгоды. Так чем же он заслужил такое зло? Неужели там, наверху, Бог или тот, кто его заменяет, слеп? Или равнодушен? А может, там просто нет никого.
Я уже умер, подумал Антон, ведь когда не остается ни проблеска надежды и больше не во что верить – душа умирает, а тело без души не живет.
Возможно, сказал рациональный голос в голове, отвечающий за логику, расчет и практичность, отвечающий за выживание любой ценой. Возможно это и не жизнь в понимании всех этих никчемных поэтов-романтиков, этот голос плевать хотел на мораль, мечты или веру, его целью было сохранить жизнь в теле, а душа…этой материей он не ведал, но пока бьется сердце и кровь бежит по венам – ты жив, ты живешь. Ладно, может, существуешь. Но никто еще не умер на месте только потому, что его душа, видите ли, умерла. А кто ее видел? А она вообще есть? Ты уверен? А вот если вырвать человеку сердце – он умрет на месте, да, потому что сердце – это орган, и без него не живут, а не без души. Так спасай то, что реально, то, что угасает на твоих глазах, и не уподобляйся этим нытикам с вечно пустыми карманами и полной «душой».
И Антон понял, что с этим трудно не согласиться. Что бы там ни плели философы и верующие, но люди прежде всего живут в материальном мире, и только потом – в духовном. И это заметный перевес, и даже не равенство. Мы видим и ощущаем лишь тело, а душа… а кто ее видел, на самом деле? Нет никаких доказательств, что она есть, или что она бессмертна. Она невидима, она скрыта, а тело… У нас ведь есть тело, подумал он, мы ведь не бестелесные духи, тогда все стало бы намного проще, но здесь тело главное, и оно диктует нам жизнь. Мы – заложники материального мира, хотим мы того или нет, мы созданы так, что  без удовлетворения базовых потребностей физического тела, наступает смерть, которую так осуждают все те же религиозные деятели. Получается замкнутый круг.
Так отдай ее, шепнул голос, просто спаси свое тело, то, что ты обязан хранить и беречь, то, что может доставлять столько радости, то, что кричит о помощи и хочет жить. Сделай то, что заложено в тебе природой или кем-то там Великим – выживи, сделай то, что нужно твоему организму. Отдай ее.
Может, и отдам, вдруг решился Антон, в конце концов, ему ее тоже отдали. И к чему все эти душеспасительные диалоги с собой и метания, правда одна: он хотел жить, хотел, чтобы его сердце билось, хотел ходить, спать, есть - получать эти простые удовольствия. И пусть это существование, а не какая-то великая и выдающаяся жизнь, но другой у него не было, тут старик оказался прав, и Антон собирался цепляться за то, что имеет.
Завтра же, подумал он, глядя, как ветер треплет ветки за окном, если погода позволит, я не буду тянуть, утром выйду на улицу…нет, лучше поеду в центр и там суну ее кому-нибудь. Кому-то неприятному, кому-то…
Гром громыхнул с такой силой, что стены затряслись, Антон сжался в кресле, чувствуя, что опять делает то, что получается у людей лучше всего – врет себе. Нет, на каком-то уровне он верил, что поедет в центр и отдаст ее, даже мог представить себе эту картину. Но растущее напряжение внутри, сопротивление того, что логичный голос разума так упорно отрицал, убеждало его в обратном. Никуда он не поедет, а если и поедет, монета останется при нем. Он знал, чувствовал, что не может ее отдать. А почему? Потому что не мог.
И как же ты определишь того, кто заслуживает такой участи, шепнул другой голос, тихий и печальный, он не обвинял и не уговаривал, он просто хотел знать. По какому критерию ты поймешь, что именно этот человек должен умереть или стать убийцей? Просто потому, что тебе не понравится его лицо? Или его походка? А кем же в таком случае станешь ты?
И если никакой души нет, подумал Антон, чувствуя, как это противоречие раздирает его на две части, тогда почему мне так тяжело даже думать о том, что я должен отдать монету, перенести это зло на чьи-то плечи, не спрашивая и не зная человека.
И это трусливое желание поехать туда, где по улицам бродят тысячи незнакомцев, где все видят друг друга в первый и последний раз. Отдать ее и не видеть, как мучается тот, чьей жизнью ты заплатил за свою. Все это уже было до него, тысячи лет история повторялась.
- Она обошла весь мир, - сказал старик, мрачно кивнув на карман брюк Антона, где монета, как ветреная женщина, оказалась между бывшим любовником и настоящим. – Не спрашивай, как я могу это знать, я знаю.
Он усмехнулся, глядя в темное давящее небо.
- Да и ты знаешь, - добавил он, - все, кто носят ее, знают о ней. Это ведь часть ее игры, если бы люди не знали правила, игра давно бы прекратилась. 
- А если правила будут нарушены? – прошептал Антон, ни к кому не обращаясь, но старик оборвал его.
- Не болтай ерунды. Эти силы создали мир и двигают им и нами, как гребаный ветер этими песчинками, - он указал грязным пальцем на облачка пыли, летающие по двору при каждом порыве, - не думай, что ты первый, кому в голову пришла светлая мысль. Так было и так будет. Зло гуляет по миру в тысячах обличий, и кто ты таткой, чтобы думать, что положишь этому конец?
- Она говорит, что «конца нет, как такового», - продолжил старик, - а она многое знает, но она как передатчик, небесное радио, и порой сама не понимает, что передает и откуда оно приходит. Она говорит, что добро и зло – две Начальные и Абсолютные силы, они создали все вокруг, они пронизывают каждую частицу, поэтому невозможно уничтожить одну из сил, это просто невозможно. И это привело бы к концу всего, потому что наш мир стоит на этих двух «ногах», выбей одну, и он рухнет.
- Так что можешь не мучиться и не строить из себя святошу. Зло можно лишь удержать на время, но не навсегда. – Старик как-то странно посмотрел на Антона и продолжил, - только не повторяй моих ошибок. Люди садились на корабли и уезжали за моря, пересекали континенты и все ради того, чтобы отдать ее, избавиться навсегда и бежать. Чтобы никто не нашел тебя и не вернул твой подарочек.
В чем-то этот старый бродяга был прав, во многом, но все эти разглагольствования о непобедимом зле и неделимости добра и зла были ничем иным как собственным оправданием и попыткой переложить ответственность за свой выбор. Да, Антон тоже думал, что невозможно уничтожить ни добро ни зло, что это вечная борьба, задуманная кем-то гораздо умнее нас, но каждый сам выбирает за какую сторону воевать. И если нет ничего плохого в том, чтобы забрать чью-то жизнь или душу в обмен на свою, тогда почему это так трудно? Почему люди садились на корабли и бежали подальше от тех, кого обрекли на мучения или смерть? Или увозили ее за океан, чтобы она не попала в руки тех, кто им дорог? Нет, эта монета может и не была воплощением того самого Абсолютного зла, но она точно была тестом, битвой, которую на протяжении веков снова и снова выигрывало зло.
И оно снова выиграет, подумал Антон, и гром как будто подтвердил его мысли, потому что я тоже, как по сценарию, уйду подальше и продам душу в обмен на жизнь тела. Или… но думать об этом ему совсем не хотелось.
Зло – всего лишь половина Абсолюта, и иногда корабли с монетой на борту тонули, Антон знал это, так же точно как и то, что по прошествии десятков лет, и а то и веков, волны прибивали к берегам далеких стран круглый блестящий предмет из чистого золота и кто-то всегда его подбирал. И все начиналось сначала.
- Потому что нет конца, как такового, - прошептал Антон, чувствуя, что дошел до новой глубины отчаяния. А ведь ему казалось, что он уже повидал дно. – Потому что это вечная битва, и теперь этот страшный жребий выпал мне. И мне придется выбирать. Решить, где добро и где зло, и седлать выбор. О Господи, мне придется выбирать.
Но что есть зло? Бороться за жизнь всеми способами? Или позволить себе умереть, фактически убить себя? И в темноте, под звуки бури за окном Антон понял, что никогда не узнает ответ.
***
- Эй, парень, тебе нехорошо? – голос над головой, молодой голос.
Антон пытался открыть глаза, но тьма не желала отпускать его из своих липких объятий.
- Эй, дружище, - снова этот голос, и его обладатель, похоже, испуган, - я вызову скорую, хорошо?
Антон с трудом разлепил глаза, надо было прийти в себя, надо было успокоить того, кто стоял над ним, надо, надо, надо…
- Ничего, - прошептал Антон, - я просто немного…
- Отдохнул? – закончил за него обладатель голоса, облегчение в его голосе было настолько явным, что Антон улыбнулся бы, будь у него на то силы. – Бывает. Это, наверное, погода, тучи всю неделю такие низкие, и еще эта буря позавчера.
- Да, - слабым голосом согласился Антон, невероятным усилием он сумел поднять глаза и увидел молодого парня, не больше 20 лет в широких джинсах и с дрэдами, собранными в хвост. Подмышкой незнакомец держал скейтборд. – Скорее всего, погода.
- Давай помогу, - парень протянул свободную руку, - сможешь встать?
Хороший вопрос, подумал Антон, он и сам не знал, как оказался сидящим на асфальте, спиной он прислонился к какому-то зданию, хорошо хоть не валялся посреди улицы. Но выбора все равно не было, поэтому он ухватился за протянутую руку и собрал в кулак всю свою волю, чтобы не растянуться на этом чистом асфальте дорого района. У него было дело, а поездка в больницу в его планы никак не входила. Тем более, что мы это уже проходили, подумал Антон, напрасная потеря времени. Которого у него уже почти совсем не осталось.
- Сейчас многим плохо, - бодро вещал парень, медленно помогая Антону снова увидеть мир с высоты человеческого роста. И эта бодрость и легкость общения как будто прибавляли Антону сил. – Особенно метеочувствительным. Вот у меня бабушка никогда ничем не болела, а в эти дни уже два раза врачей вызывала, они тоже говорят, все от погоды. Атмосферные колебания или какая-то такая фигня.
Антон, пошатываясь, встал на ноги и тут же ухватился за стену, мир плыл и кружился. Но хоть дышать стало легче, это уже был плюс.
- А ты вообще парень болезный, - непосредственно заметил скейтер, - так что тебе явно не стоило выходить. По крайней мере, одному.
- Это точно, - согласился Антон, вымучено улыбаясь, - я болен и серьезно. И я ушел тайком. Надоело быть опекаемым.
Незнакомец еще раз внимательно оглядел Антона, согласно кивая.
- Может, позвонить кому? – беззаботность пропала с его лица, похоже, он впервые по-настоящему разглядел, что человек пред ним уже почти проиграл схватку за свою жизнь. - Или все-таки врачей вызвать?
Внезапно парень немного отступил, стараясь, чтобы это не выглядело грубо, но мысли на его лице светились, как огоньки в темноте.
- Нет, это не заразно, - устало улыбнулся Антон, такое открытое лицо этого парня развеселило его, впервые за долгое время он по-настоящему улыбнулся, - и спасибо тебе, никто больше не остановился.
- Да не… - замялся парень, явно смущенный тем, что так глупо выдал себя, - и не за что, дружище, я в это, в карму верю. Ну там, делай добро и заработай бонус от вселенной, и все такое.
Антон мог бы с этим поспорить. Собственно, доказательство того, что все эти законы – чушь, лежало у него в кармане, и он мог бы прямо сейчас преподать этому доброму парнишке урок настоящей жизни, в которой добро наказуемо, а зло – непредсказуемо. Мог бы, но…
- Да, слышал такое, - кивнул Антон, - спасибо тебе, еще раз, пусть твой бонус будет побольше. И со мной уже все в порядке, просто…
- Решил немного отдохнуть, - с улыбкой закончил за него парень. И улыбка у него была открытая и доверчивая, улыбка того, кто не видел темную сторону жизни или предпочитал о ней не знать.
Я бы мог прямо сейчас это исправить, подумал Антон, этот парнишка сам нашел меня, идеальная жертва, бабочка, прилетевшая в сети паука. Я мог бы просто сунуть ему эту монету, даже наврать, что это подарок за доброту, он бы поверил. Да, самое страшное, что он бы поверил. От этих мыслей к горлу подкатила тошнота, и Антон понял, что пора отделаться от заботливого незнакомца, пока он снова не грохнулся в обморок или еще чего. И нет, никого искушения не было, был лишь ужас от того, что ему надо было сделать, и отвращение.
Антон медленно отошел к автобусной остановке, там была лавочка, а ему сейчас очень нужно было сесть. Ноги дрожали, как будто он только что пробежал марафон, в голове был туман, темные точки так и плясали перед глазами, а воздух с трудом пробивался в сжатые легкие. Ему казалось, что он потратил последние силы на то, чтобы отделаться от участливого парнишки, казаться нормальным, почти здоровым. Иногда улыбка дается труднее, чем восхождение на Эверест, подумал Антон, ковыляя к пустой остановке, еще одно открытие, совершенное на финишной прямой. Иногда улыбка забирает все силы, истощает, как яркий прожектор почти пустую батарейку.
Он шел медленно, шаркая ногами по чистому асфальту, сгорбившись и тяжело дыша. Я похож на избитого человека, подумал Антон, а собственно, разве это не так? Судьба, рок или просто невезение, но что-то набросилось на него и хорошенько отделало, 12 раундов против невидимого великана, сминающего его каждым ударом своего тяжеленного кулака. Интересно, какой сейчас раунд, задался вопросом Антон, потому что в 12 мне придет конец, это нечто вышибет из меня остатки жизни… Если я не спрыгну с ринга, если не подставлю кого-то другого под удар.
Тяжело опускаясь на деревянную лавочку, Антон предположил, что продержался уже до 10. Закрыв глаза, он опустил голову, и начал втягивать воздух. В интернете он прочитал, что при первых признаках скорой потери сознания надо опустить голову вниз, он так и сделал, и ему действительно стало немного лучше. Вокруг гудел город, по широкой 8-полосной дороге неслись машины, люди спешили куда-то по тротуарам, сейчас, в самый разгар рабочего дня их было не так много, как в утренние и вечерние часы, из кафе и магазинов лилась музыка, ветер шумел в высоких кронах деревьев, разбавляющих это царство стекла и бетона. Вокруг кипела жизнь, в которой он больше не участвовал. А сколько раз он жаловался на свою судьбу, впадал в уныние от рутины, от каждодневных поездок мимо этой вот остановки? А сейчас он отдал бы все, лишь бы снова встать утром здоровым и полным сил, лишь бы снова увидеть, как утреннее солнце отражается от стеклянных стен делового города, еще раз откинуться в своем рабочем кресле, вытянув ноги под столом и заложив руки за голову после насыщенного дня. Еще раз войти в громадное здание банка, его непознанный континент, еще раз выйти в вечерний город, когда небо еще светлое, и зажигаются фонари, а в воздухе, пахнущим свежестью, выхлопными газами и выпечкой из соседнего ресторана, разносятся мелодии уличных музыкантов. Огни большого города, готовящегося к ночной жизни, женщины в коктейльных платьях, люди в деловых костюмах, спешащие по домам или по барам, его одинокие холостяцкие вечера, приготовление ужина под радио и перерывы на кофе в 11 утра, когда он просто сидел в кресле и наслаждался вкусом, а за окном шумел город, полный таких же молодых сотрудников тысяч офисов. Все эти мелочи и были его жизнью, которой у него больше нет.
Горечь сожаления затопила его сердце, горечь и отчаяние от собственной глупости – у него была жизнь, настоящая жизнь, и на что он ее потратил? Сидел, как мышь в норе, боялся собственной тени, тащил на себе груз неудач, а теперь у него нет надежды, хотя это тогда ему казалось, что ее нет. Каким же он был дураком, слепым и глухим дураком, думающим, что знает, что такое отчаяние, что такое несчастье, что такое не судьба.
У меня было какое-никакое здоровье, были силы и целый мир вокруг, подумал Антон, и только сейчас я понял, что большего и не надо. Что все остальное так неважно, так малО, все эти друзья-предатели, вечная нехватка денег, моя робость – все это тени, которые я принимал за чудовищ, стекляшки, казавшиеся мне путеводными звездами.
Он хотел заплакать, но не было сил, их не осталось даже на это.
Но ты можешь все вернуть, шепнул голос в голове, получить шанс начать все сначала, прожить свою жизнь, снова пить кофе в обед, снова бежать на поезд или пойти работать дворником и просто никуда больше не спешить. Ты можешь получить второй шанс и учесть все ошибки. И ты знаешь, что надо делать. Теперь все в твоих руках.
Допустим, я отдам ее, подумал Антон, соберусь с илами и отдам, но что потом? Смогу ли я использовать этот второй шанс, зная, какую цену я за него заплатил, вернее, что заплатил за него кто-то другой? Как мне наслаждаться вновь обретенной жизнью, если душа моя будет мертва? Если она будет проклята?
Но голос больше ничего не сказал.
Что-то защекотало в носу, Антон резко открыл глаза, уже зная, что это. Но, не смотря на его готовность, первая крупная капля крови упала прямо у его ног. Вздохнув, Антон зажал нос рукой и откинул голову, в глазах тут же начало темнеть. Нет выхода, подумал он, ад – это лабиринт без центра и без выхода, и куда бы ты ни свернул, будет еще хуже. Невидимый великан только что разбил мне нос, пришла мысль, когда же зазвучит гонг? Теперь он начал понимать, что ощутил бы боксер наилегчайшего веса, вышедший против супертяжеловеса.
Надо отдать ее, устало подумал он, в конце концов, если уж я зашел так далеко, что приехал сюда в таком состоянии, я просто не имею права остановиться. Потому что в следующий раз этот невидимый великан может размозжить мне голову, вернее, то, что внутри.
Значит надо просто выбрать кого-то и, не думая, не позволяя себе думать ни о чем, кроме будущего, ради которого он пойдет на это, сунуть монету ему или ей, а потом бежать. Но как сделать выбор? Да никак, сказал себе Антон, сознательно его сделать невозможно, это больше походит на русскую рулетку – закрой глаза и жми на курок. Да, так будет легче, так будет хоть немного, но справедливее. Он не имеет права решать, кому жить, а кому получить монету, так что, пусть судьба решает, раз уж она подкинула ему этот подарок. Досчитаю до 300, подумал он, а потом просто встану и сделаю это. Да, встану и сделаю.
Но сначала надо было остановить кровь. И Антон ощутил трусливую благодарность к носовому кровотечению – по крайней мере, у него есть оправдание и возможность сидеть здесь и не делать того, что он заставлял себя сделать. Он сидел лицом к тротуару, мимо него тек поток людей, но никто не смотрел на него, в больших городах так не принято. Еще лучше подумал он, они не запомнят меня, не заметят, а я просто подойду к одному из них и…заберу его жизнь, чтобы прожить свою.
В груди как будто образовался камень, и на этот раз его физическое состояние было ни при чем. Он сидел, все еще зажимая нос, и смотрел на проходящих людей, пытаясь представить, как отдаст кому-то из них монету, кому угодно, безликому незнакомцу, и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. В потоке людей появилась высокая худая женщина, тащившая за руку мальчика лет 6. Это его большие круглые глаза орехового цвета уставились на Антона. Он всегда любил детей, но этот мальчик был на редкость неприятным, его недовольное маленькое личико напоминало обезьяне, а глаза выражали лишь жадное любопытство… и враждебность. Их глаза встретились, мальчик не отвел взгляд, а когда они поравнялись, показал Антону язык и средний палец.
И ты все еще жалеешь их, голос в голове вернулся, ты все еще считаешь, что заслуживаешь мучений больше, чем вот такие люди? Или ты меньше достоин жить, чем этот мало похожий на человека выродок? Он бы и секунды не раздумывал, да что там, такие как этот мальчик вырастают и убивают собственных матерей за бутылку водки или старое золотое кольцо.
И Антон знал, что это правда, но почему-то легче от этого его миссия не становилась.
А как же твои друзья, шепнул невидимый советчик в его сознании, если тебе плевать на себя, то подумай о них. Впервые в жизни у тебя есть кто-то, кроме родителей, кто-то, готовый пройти с тобой ад насквозь и подставить плечо, чтобы ты мог первым вылезти на поверхность. Неужели ты заставишь их страдать? Думаешь, им приятно смотреть, как ты медленно умираешь? И еще более важный вопрос: неужели теперь, когда жизнь начала играть красками, ты готов с ней расстаться?
- Нет, - прошептал Антон, хватая воздух ртом, нос он все еще зажимал, - не готов. И вряд ли когда-нибудь буду.
Одно дело желать смерти в порыве отчаяния или злости, страдания вызывают желание умереть. Желание, но не готовность. Теперь он это точно знал. Нельзя подготовиться к тому, о чем ничего не знаешь, можно лишь закрыть глаза и сделать шаг.
Так же точно он собирался отдать монету, и это тоже было сродни умиранию, только умирала при этом его душа.
Зато я вернусь к ним, подумал Антон, вспоминая своих друзей, так неожиданно обретенных. А если бы не эта монета, я бы так никогда и не узнал, что эти девушки способны на такую искреннюю и честную дружбу, что они станут моей второй семьей. И я хочу насладиться этим чувством – что ты больше не один, что есть те, кому ты дорог.
Стоило ему вспомнить о Рите и Аннете, как его кольнул стыд – он ушел тайком, оставил лишь туманную записку и, как преступник, дожидался удобного момента, чтобы улизнуть незамеченным. А что еще он мог сделать? Сказать им? Он даже себе не мог признаться, не мог до конца поверить и принять то, что собирался сделать, так как он мог кому-то об этом сказать? Но главное, в таком страшном деле ему точно не нужны были свидетели, а они не отпустили бы его одного.
Мы все стараемся быть лучше в глазах тех, кого любим, подумал Антон, стараемся быть тем, что они в нас видят. Но в этом странном мире сила, что движет им, любит уничтожать прекрасное – время уносит красоту, тяжкие испытания падают на плечи тех, кто хочет сохранить чистоту души, судьба навязывает тебе то, что ты не хочешь и забирает то, что дороже всего, уродуя и калеча сердца и жизни. Поэтому иногда приходится отсекать тех, кто дорог, тех, для кого ты – особенный, чтобы они не увидели темную сторону твоей красоты, чтобы не увидели твое уродство, твою обыкновенность. Иногда приходится вытаскивать наружу собственную грязь, мазаться ею с головы до ног, потому что в этом мире боги не живут, здесь приходится драться за свою жизнь или прощаться с ней.
Антон встал с лавочки, кровь больше не текла, у него не осталось больше оправданий. В этом мире нет богов, снова подумал он, никто не восстановит высшую справедливость, никто не рассудит нас, некому жаловаться и спрашивать «за что?». Есть только то, что случается и то, что ты с этим делаешь. Вот и всё.
Антон шагнул в толпу, одновременно сунув руку в карман штанов, там лежала монета, его задержавшаяся гостья. Ничего, сегодня она найдет нового хозяина, новый источник энергии, а он итак отдал ей уже слишком много. Я просто пытаюсь выжить, сказал себе Антон, это не грех и не зло, это то, что заложено в каждой форме жизни – сохранить ее. Кто и в чем виноват, почему и за что… Да ни за что и не почему, зло происходит просто так, без причины, и наше право – мое право – бороться с тем, что на тебя навалилось.
Он почти убедил себя, по крайней мере, подошел к тому, чтобы отдать ее как никогда близко. Он шел в людском потоке, поредевшем, но все равно достаточно густом, глядя себе под ноги, он специально не смотрел на прохожих, ведь одни из них унесет с собой его смерть. Просто суну в руку и растворюсь в толпе, думал Антон, медленно шагая по тротуару, люди обгоняли его, спешащие, здоровые люди, верну должок судьбе, стану зеркалом. И он был готов, кажется, он, наконец, был готов!
Антон сжал монету в кармане, она как будто стала горячее, словно предчувствовала новую жертву, еще полную сил. Он медленно достал ее, не привлекая внимания, меньше всего он хотел, чтобы какой-нибудь уличный воришка выхватил его «сокровище», тогда они оба были бы обречены. Сейчас, думал он, собираясь с силами пред последним шагом, это ведь всего секунда – и моя жизнь станет прежней…ну, может, и не совсем прежней, но она вернется, она будет спасена. Возвращаясь домой, я уже буду чувствовать, как это уходит, мне уже будет лучше, подумал Антон, и эйфория затопила его разум.
Только сделай все по уму, шепнул голос, у тебя всего одна попытка, так не испорти ее. В этом голос был прав, сейчас, на волне эмоций и надежд он мог бы ее отдать, но потом…нет. И первое, что он упустил – его плачевное физическое состояние. Старик был гораздо в лучшей форме, когда всучил ему проклятую монету, плюс Антон настолько опешил, что не стал его догонять, да и вряд ли бы стал вообще-то, кому он врет, он был слишком робким, слишком «не контактным». А кто знает, какой человек попадется ему? Вдруг он завопит или бросится за ним? Уж ему-то судьба никогда не шла навстречу, так что рассчитывать он мог только на себя, но никак не на везение.
Черт, разозлился Антон, даже отдать это дерьмо не так просто, вот старик просто взял и сунул ему в руку этот «подарочек», а ему еще нужен план. И злился он на себя, потому что голос в голове оказался прав, даже в этом деле у Антона возникали сложности. Что ж, я зашел уже слишком далеко, чтобы сдаваться, сказал себе Антон, значит, надо быстро прикинуть, что к чему, действовать и убираться. Так, должно быть, чувствуют себя террористы, подумал вдруг он, они ведь тоже носят такие же монеты, только в другом виде, и тоже хотят избавиться от них.
- Заткнись! – прошипел он и с силой ударил себя по лбу. Он знал, куда приведут эти мысли, он не хотел туда, слишком большого труда ему стоило обрести эту решимость бороться за свою жизнь, впервые бороться, а не прятать голову в песок.
Парочка прохожих одарила его недоверчивым взглядом, другие просто продолжали идти мимо, только увеличивали скорость и расстояние от странного прохожего, каких полно в больших городах. Антон этого даже не заметил, он был поглощен внутренней борьбой, стремлением удержать этот решительный настрой, отсечь надоевшие и никуда не ведущие мысли о морали, ответственности и природе добра и зла. Да, он террорист, да, он воплощение зла, и он готов быть кем угодно, чтобы вернуться домой, чтобы снова иметь планы на будущее, чтобы спасти данную ему кем-то жизнь.
Он решил дойти до первого же поворота на широкую улицу, где можно было бы затеряться в толпе или зайти в магазин. Спрятаться от того, кому он собирался всучить путевку в ад.
Стараясь не думать ни о чем, просто смотреть себе под ноги, просто считать шаги, Антон шел в потоке людей, не подозревающих, что прямо рядом с ними шагает смерть. Он уже прикинул, что первой пересекающей Главную улицей будет Новая Западная, там полно магазинов и кафе, а значит, всегда полно прохожих, на углу он сделает то, ради чего приехал так далеко от дома, и быстро свернет. Правда, в его плане был еще один значительный прокол – его рыжая шевелюра, да, потускневшая и поредевшая, но все еще бросающаяся в глаза. Никудышный из меня террорист, устало подумал Антон, даже такую мелочь не могу учесть, а ведь так легко можно было бы надеть кепку.
Людской поток нес его все дальше по Главной улице, скверы чередовались с высокими деловыми зданиями и маленькими ресторанами, Антон хорошо знал эту часть, все-таки 3 года 5 дней в неделю он проезжал этот участок, от нечего делать, разглядывая из окна автобуса кипящую жизнь центра. Перед нужным поворотом будет старый книжный магазин и кафе, а между ними – узкий проулок, туда вполне можно будет нырнуть, думал Антон, если вдруг представиться случай избавиться от проклятой монеты чуть раньше.
Он не представлял, как все случиться и запрещал себе любые мысли, в каком-то смысле он стал похож на террориста – зомби, запрограммированное на цель. Там стоит несколько высоких мусорных контейнеров, вспоминал Антон, за ними можно спрятаться. Он понимал, что убежать – уже не его стратегия, а так он мог бы - если вдруг все сложится - отдать монету, затеряться в толпе, пройти несколько шагов немного быстрее, это он смог бы, а потом свернуть в проулок и укрыться за одним из мусорных контейнеров. Заодно и дух перевести.
Вот, у меня уже два варианта, подумал он, но почему-то не ощутил никакой радости, только искусственная внутренняя пустота. Ничего, сказал себе Антон, порадуюсь, когда избавлюсь от проклятия, когда снова стану твердо стоять на ногах и уверенно смотреть в будущее. Да только как после того, что он пережил, можно было быть уверенным хоть в чем-то? Жизнь – русская рулетка, подумал Антон, где вместо одного патрона в барабане их как минимум 3, и никто не стал бы играть по таким правилам, да только выбора у нас нет, рождаясь, мы вступаем в игру… пока не раздастся выстрел.
Впереди показался зеленый брезентовый козырек книжного магазина, сделанный под старину, Антон был почти у цели. Он уже видел светофор и небольшую толпу, ждущую нужного света, в такой толпе легко можно было сделать то, ради чего он приехал, но почему-то проулок казался ему все более привлекательным. Я так привык прятаться, подумал Антон, за эти два месяца я стал призраком, ищущим тени погуще и место потише.
Вдруг слабость снова навалилась, как мешок со всеми грехами мира. Его тело предавало его без всяких предупреждений, секунду назад он был в относительной норме, а теперь едва мог держать веки открытыми. К каждой ноге как будто привязали здоровенную гирю на якорной цепи, позвоночник отказывался держать тело в вертикальном положении, опять стало трудно дышать. Только бы не свалиться, думал Антон, стараясь сохранить этот вакуум внутри, стараясь не допустить панику или отчаяние, у него был лишь один шанс, и он висел на волоске. Просто второй раз я не смогу себя настроить, подумал он, не смогу затолкать все мысли и эмоции в ментальный чулан. Сражаясь за каждый глоток воздуха, он шел вперед, тяжело переставляя ноги, на людей он по-прежнему не смотрел, теперь все они стали для него ногами в брюках и начищенных туфлях, ногами на шпильке, ногами в кроссовках. Как не вовремя, сокрушался Антон, чувствуя, как внутренняя пустота, которую он с таким трудом создал, сдает позиции отчаянию и злости, ну почему накатило именно сейчас, как будто проклятая монета не хочет расставаться?
Очередная попытка вдохнуть не увенчалась успехом, и пред глазами начали расцветать темные розы, Антон пошатнулся, люди вокруг начали расступаться. Я проигрываю, думал он, я и рискую гораздо большим, чем просто не отдать ее сейчас. Он понимал: если он упадет без сознания посреди улицы, его, скорее всего, ограбят, и тогда все его призрачные шансы вернуть себе жизнь растают, как мираж перед глазами умирающего в пустыне. Я должен стоять, сказал он себе, собирая все, что осталось от его воли, если я позволю себе расслабиться и хотя бы сесть – все будет кончено. А как же иначе, подумал он, борьба за жизнь вроде бы никогда не считалась легким делом.
Мир вокруг снова поплыл и закружился, как будто он шел по палубе корабля в яростный шторм, и Антон понял, что не выстоит. Без опоры не выстоит, поэтому он медленно и согнувшись, как древний старик направился к зданиям, за стены которых можно было ухватиться – единственную опору в кружащемся и ненадежном мире. По пути он наткнулся на пару человек, кто-то раздражено цокнул, кто-то толкнул его в ответ со словами «отвали, придурок», несильно, но Антон потерял опору и упал на колени, а мимо равнодушным потоком продолжали идти люди. Не желая сдаваться, забыв о стыде или унижении, Антон пополз вперед, движимый лишь страхом – он понимал, что если лишиться чувств, его битва за жизнь будет проиграна.
- И когда вы уже упьетесь, алкаши проклятые! – раздался над ним визгливый женский голос.
Но его обладательница не приближалась, и Антон полз вперед, к стене здания, люди расступались, не желая пересекаться с ним, и никто не остановился и не спросил, нужна ли ему помощь. Никто, кроме того молодого скейтера, думал Антон, но сейчас он был даже рад оказаться «невидимкой» - это только укрепляло его решимость отдать монету одному из этих бездушных людей.
Как пловец в бассейне, он вытянул руку, и она коснулась стены. Он добрался до тихой гавани. От облегчения он едва не плакал, стена не кружилась и не шаталась, она была твердой и надежной, и здесь не было снующих людей. Как же хочется посидеть пару секунд, подумал он, всего парочку, просто прислониться к стене и закрыть глаза… Но он знал, что за этим последует – очередной «провал», и хотя соблазн был чудовищно огромным, а ему казалось, что так он никогда в жизни не уставал, Антон схватился руками за шершавую поверхность стены и начал медленно вставать.
Через каждые 30-40 сантиметров он давал себе отдохнуть, понимая, что слишком резкий подъем, скорее всего, уложит его на асфальт, иногда глаза отказывались его слушаться и закрывались, он медленно уплывал, и это было так приятно, так легко…а потом он с силой кусал щеки или язык, чтобы прийти в себя, чтобы не сдаться. Наконец, после, казалось, нескончаемой борьбы длиной в сотню лет, он встал прямо, тяжело опираясь о стену какого-то высокого здания, зеленый козырек книжного магазина был совсем рядом.
Надо перевести дух, сказал он себе, надо собраться, потому что это последний раз, когда со мной такое происходит, с меня хватит этого дерьма, пора «поделиться с ближним».
Некоторое время он постоял, делая глубокие вдохи и готовя себя к финальному броску, а потом медленно отпустил стену и шагнул по направлению к книжному магазину. «Один маленький шаг для меня…», - вспомнил Антон слова американского астронавта, высадившегося на Луну, как же го звали?
- Нил Армстронг, - прошептал Антон, удивляясь, как мозг может хранить и находить самую невероятную информацию в самое странное время. – Да, один маленький шаг для него и большой шаг для всего человечества. О, черт…
Мир снова закружился, как будто он сам вдруг оказался на Луне или на какой-то другой планете с нестабильным грунтом. Антон едва успел ухватиться за стену, прежде чем гравитация уложила его на чистый асфальт. Я космонавт, мелькнула мысль, застрявший на чужой, враждебной планете, и я так хочу вернуться домой. Тогда старайся, сказал себе Антон, осталось ведь совсем чуть-чуть, главное ты сделал, только доберись до проулка или до поворота и отдай ее, покончит с этим. И вернись домой.
Ухватившись за стенку, Антон побрел вперед, медленно, как тяжелобольной человек бредет по больничному коридору. Зеленый козырек книжного магазина медленно, но приближался. За ним будет проулок, думал Антон, и угловое здание кафе, целых два варианта, только не останавливайся, доведи это дело до конца.
Шершавая стена высотки под его руками соединилась с гладкой штукатуркой книжного магазина, кажется, этот цвет называют мятным, подумал Антон. Он уже понял, что его разум специально забивает себя всякой ерундой типа мятного цвета или фразы первого человека на Луне – все, что угодною лишь бы не думать о том, что предстояло сделать его хозяину. Что ж, хоть какие-то защитные механизмы в моем теле еще работают, подумал Антон, значит, есть надежда.
Никто по-прежнему не обращал на него никакого внимания, больше никаких комментариев или хотя бы взглядов, все шли мимо, как будто для них не существовало ничего, кроме серого асфальта и таких же серых мыслей в их головах. А Антон продвигался к цели, понимая, что ему придется отпустить стену, придется найти в себе силы стоять более-менее твердо…но пока он просто двигал рукой по блекло-бирюзовой штукатурке стены, приближаясь к первому из двух больших окон. Впереди, совсем рядом гудели машины, деля дорогу на перекрестке, пищал светофор, оповещая слабовидящих, что пришло время пешеходов, пришло время идти. На миг оторвавшись от стены, Антон переместил руку на металлический подоконник, чувствуя, как возвращается неуверенность, как предательски ведет себя асфальт под ногами. Ничего, твердо сказал он себе, доберусь до проулка и передохну, это не будет длиться вечно, скоро отпустит. А если нет, я заставлю себя стоять и ходить, потому что это финишная прямая, а по ней, как известно, летят без тормозов.
Холодный металл под ладонью заставил его инстинктивно повернуть голову, он увидел в начищенном стекле свое отражение и замер. В сером свете дня на него смотрел призрак, тощий и почти прозрачный, лишь потускневшие рыжие волосы напоминали, что их обладатель пока еще в этом мире… даже если одной ногой уже в другом. Одежда висела на нем, как на скелете, да собственно, он уже был ходячим скелетом, ему самому было непонятно, как в этом иссохшем теле еще теплится жизнь. Антон поднял руку, поднес к лицу, чувствуя ужас - его новый верный спутник и друг, как правило, проявляющий в сопровождении своей невесты – отчаяния. В отражении его рука уже не выглядела человеческой, это была костлявая клешня ожившего мертвеца, обтянутая сухой кожей с синими ниточками вен. Возможно ли вернуть все, задался вопросом Антон, неужели на такой стадии я все еще могу повернуть все вспять? И как я дошел до такого? Как такое вообще могло произойти со мной?
Ощущение невесомости, нереальности и страха окутало его, он застыл, глядя на свое жуткое отражение, не в силах сдвинуться с места или хотя бы закрыть глаза. Поэтому он и заметил какое-то движение внутри. С трудом сфокусировав взгляд, Антон увидел продавца, тот стоял в совершенно пустом магазине в своем старомодном зеленом, как брезент козырька фартуке и смотрел на него. Лысоватый мужчина лет 40 с лишним в больших роговых очках, он стоял неподвижно, и выражение ужаса и отвращения на его лице было таким явным, что Антон сумел разглядеть его даже сквозь стекло в неосвещенном полутемном помещении. Вся фигура продавца была пронизана этими чувствами, и Антон подумал, что тот тоже напоминает привидение, застрявшее между мирами, как пловец на середине реки.
С трудом оторвав взгляд, Антон медленно опустил руку и двинулся дальше. Смотреть все равно было не на что, ни его пугающее отражение, ни похожий на призрак продавец не радовали взгляд. Свой свояка видит издалека, подумал Антон, осознавая, что люди вокруг не замечали его, поэтому не доставляли дискомфорта, а этот странный мужчина видел его. А в таком состоянии зрители не нужны никому.
Все еще держась за здание магазина, Антон удалялся от окна, чувствуя на себе взгляд продавца, но, конечно же, он не обернулся. А добравшись до второго окна-витрины, он уже начал сомневаться, является ли тот мужчина живым. После увиденного отражения, он бы этому нисколько не удивился, он и сам был уже почти мертвецом, а ведь по ТВ часто показывают истории о том, как умершие видели обитателей «другой стороны» перед смертью. Ну уж нет, решил Антон, так просто я не сдамся, старик сказал, что в любой момент можно все исправить, надо только принять решение. И я его принял.
Он уже почти добрался до проулка, пройдя под зеленым козырьком и миновав второе окно, там он даже не стал поворачивать голову, не то что останавливаться. Боялся увидеть продавца, в той же позе, застывшего теперь в другом конце магазина. И еще боялся снова увидеть себя, похожего на вылезший из могилы скелет.
И я еще сомневался, думал он, делая глубокие вдохи, чтобы вернуть себе силы перед решающим рывком, как можно так относиться к телу, данному кем-то там свыше? Даже если теория Дарвина верна, и никто не создавал нас своими божественными руками, все равно, всем живым организмам свойственно бороться за жизнь, и пока я живой – хаха – я хочу задержаться в этом мире подольше.
Фасад мятного цвета закончился, соседей у этого здания не было, только большой мусорный контейнер, закрывающий почти половину прохода в узкий проулок. Ну все, подумал Антон, я у цели, осталось только перевести дух и – вперед, в бой за собственную жизнь. От страха и возбуждения, сердце билось в груди, как молот, заглушая даже шум города, пищащий сигнал светофора и стук сотен каблуков по асфальту. Больше идти было некуда, он подошел к черте, оставалось либо действовать, либо…
- Нет, - прошептал Антон, закрывая глаза и пытаясь сосредоточиться, - не смей даже думать об этом.
Это идеальное место, сказал он себе, за этим контейнером я могу спрятаться и немного отдохнуть, но, наверное, надо подойти к переходу и сделать это там. План родился моментально и сам собой. И это не было очередной затяжкой времени, это был самый настоящий и довольно стоящий, на его взгляд, план. Если он попробует отдать ее сейчас, убежать он все равно не сможет, силы не те, а в проулке его легко можно будет найти и вернуть ее. А если он подойдет к переходу, сольется с толпой, а потом, когда загорится зеленый свет и запищит сигнал, сунет ее и быстро, как можно быстро, пойдет к проулку – шансы возрастут. Потому что люди, живущие так называемой «нормальной жизнью» – социальные зомби, с рождения запрограммированные поступать по заведенному кругу и не иначе.
Все просто, как только толпа начнет движение по переходу, никто не станет останавливаться, нет, этот несчастный сначала дойдет до другого конца, а потом уж посмотрит, что случилось и что ему дали. Потому что улица широкая, время ограничено, а люди вокруг не любят, когда заведенный порядок нарушают. Социальные зомби, марширующие под монотонную симфонию дня, больше всего не любят, когда кто-то играет не по нотам. Антон очень хорошо это знал, потому что сам был таким же каких-то 2 месяца назад.
Главное – не суетись, сказал себе Антон, не привлекай внимания, насколько это возможно, не делай резких движений, просто подойди и сунь ее в руку, а потом отходи назад, делай вид, что ты всего лишь часть потока. На словах все получалось легко, но отступать было некуда, на краю могилы есть только два варианта: закрыть глаза и упасть в нее, или ползти назад, цепляясь за землю зубами. И я сделаю это, вдруг понял Антон, на этот раз я действительно готов, и нет больше никаких сомнений или страха. Страх был только один – прожить свои последние дни в компании проклятой монеты. Адреналин выплеснулся в кровь, Антон резко выпрямился и отпустил железный бок контейнера. Монета в кармане горела огнем, или это ему казалось.
- Начни сейчас, - прошептал Антон, глядя ледяным, полным решимости взглядом на собирающуюся перед переходом новую толпу. – Лучшее время для любого начала – сейчас.
Уверенной походкой он направился к светофору, не держась ни за что, в голове была приятная пустота, но каждая мышца вибрировала от волнения…и слабости. Сейчас пройду проулок и вольюсь в толпу, решил Антон, и уже начал поворачивать, как вдруг как будто невидимая энергетическая волна ударила его… только в его случае она была антиэнергетической. В глазах резко потемнело, ноги вдруг стали ватными, а легкие, казалось, склеились и больше не могли наполниться воздухом. Горло сжалось, так что он не мог даже застонать. Я падаю, спокойно и обреченно подумал Антон, как сторонний наблюдатель, следящий за игрой команд, ни одну из которых он не поддерживает.
Чисто автоматически он выставил руки в поисках опоры, хотя его мозг не помнил, что находится вокруг и далеко ли от пустоты проулка он успел уйти. Оказалось, что недалеко, рука уперлась в гладкую стену кафе, облицованную желтым декоративным кирпичом. Антон согнулся пополам, отчаянно пытаясь протолкнуть в легкие хоть немного воздуха, шум города, такой густой и поглощающий, вдруг отступил куда-то за ватную пелену, Антон уже не слышал писк светофора, стук каблуков или шум машин, он слушал только свое натужно бьющееся сердце и свистящие спазмы в гортани. И тут он услышал еще одни звук. Услышал, не смотря на шум города и собственное состояние.
Шепот. Ласковый, тихий шепот.
- Все у нас будет хорошо, - совершенно отчетливо услышал Антон, - главное – мы вместе. И у нас есть тихие места, наши с тобой тихие места, правда? И нас там никто не тронет, там мы можем отдохнуть. Так что все у нас будет нормально, ты ведь моя красавица. Кусок хлеба и ты – а больше мне ничего не нужно…
Антон открыл глаза, поворачивая голову на звук. За контейнером, который он только что прошел, сидел нищий, укатанный в кучу тряпок, на руках он держал собаку, укрытую старым рваным одеялом. Собака спала, сладко и безмятежно, как должно быть никогда не спал ее хозяин, укачивающий ее на руках, словно ребенка. Одной рукой он обнимал свою «красавицу», а вторая нежно ходила взад-вперед по золотистой голове животного. Нищий не видел никого и ничего вокруг, весь его мир сейчас был в его любимице, голова в кепке была опущена, он ласково нашептывал что-то прямо в уши собаке. Антон не представлял, как мог не слышать его раньше и почему услышал сейчас.
- Сегодня хороший день, я же говорил, что будет хороший. Добрые люди из кафе дали нам еды, и много, моя радость, нам и на завтра хватит. – Рука в замызганной куртке так и скользила по гладкой шерсти, собака спала, явно привыкшая к такой «колыбельной». – Тебе надо есть больше, скоро зима, надо жирка набрать, правда? А то кто меня греть будет, да? Ну ничего, старый бродяга о тебе позаботится, мы с тобой еще сто зим переживем. Главное, чтобы вместе…
Каждое слово Антон слышал так отчетливо, как будто нищий шептал в ухо ему, а не собаке. Весь мир куда-то пропал, стал прозрачным и беззвучным, остались только бездомный и его четвероногая подруга. Они жили в своем мире маленьких радостей и больших проблем, до которого прохожим в дорогих туфлях не было никакого дела. Но сколько же у этих двоих было любви!
Антон почувствовал, как слезы заполнили глаза и медленно потекли по щекам. И в ту секунду все сошлось. Что-то вывихнутое в его душе с болью встало на место. Он вдруг понял с абсолютной ясностью, что никогда не отдаст монету. Никогда не сможет ее отдать.