Однажды по дороге из хутора Отруба. ч. 2 мемуарное

                Однажды по дороге из хутора О.


         Моё летнее путешествие в заброшенный хутор Отруба, начавшееся ранним утром, в середине
    дня уже шло к завершению.
         Окинув прощальным взглядом территорию "колхозного двора", с сохранившимися
    только в памяти хозяйственными постройками, я покатил велосипед к выезду  из деревни.
    До крайнего подворья, прозывавшимся "Свистковым", оставалось менее сотни шагов. Остатки
    изб едва просматривались сквозь заросли дикой растительности. Дорога, с глубокой колеёй, шла
    под уклон и скрывалась под густым навесом из ветвей чужеземного клёна.
          Взгляд на озеро Тыха не радовал, да её и не разглядеть толком с дороги. Когда-то на
    прибрежном косогоре росла лишь трава, теперь он зарос ольхой. Пройдя прохладный туннель
    из растительности, не пропускающей солнечных лучей,  я порадовался летнему пейзажу,
    открывшемуся предо мной.
        Нельзя было пройти мимо и не заметить стоящих на берегу толстых верб, с комлями в виде
    песочных часов. То ли их недостаточно обгрызли бобры, то ли не было достаточно
    сильного ветра, но они ещё не упали.

          Солнце, находящееся в зените, нещадно палило.
    Дуновение северного ветра едва ощущалось и на зной существенного влияния не оказывало.
    Десятилетия некошеная поросль,  благоухала разноцветием различных трав.
    В небе кружили несколько жаворонков и их трель, разносясь по округе, заглушала пение
    других птиц. И лишь когда они на недолго смолкали, можно было услышать:
    и стрёкот сорок, и кукование кукушки, и пугающие крики дергача.

         Дальше я поехал на велосипеде по давно нехоженой, заросшей негустой травой, ухабистой,
    грунтовой дороге.  Колеса, виляя из стороны в сторону между невысокими колеями,
    проложенными внедорожником в слякотное время года, оставляли змеящийся след
    на примятой растительности.
         У меня даже мысли не возникали, чтобы возмутиться из-за трудности передвижения.
    Да и кому здесь можно предъявить претензию по этому поводу?
     Здесь давно уже не живут люди, считавшие себя хозяевами природы. Теперь в этой местности
    "природная вольница": расти - где желаешь,  выживай - как сможешь. Никакой неприязни
    между "культурными" и сорными растениями нет.
    Вечное стремление матери-природы на сохранение своих детей - дикой растительности,
    превысило потуги цивилизации на её истребление.
   
         В жутких условиях приходилось выживать аборигенам-сорнякам. Их резали плугами,
    рубили тяпками, выжигали огнём, травили ядами - для того, чтобы заморской
    "культурной" флоре, типа картофель и помидоры, создать благоприятные для роста условия.
       И вот, перевес на её стороне.  Ни одного холёного растения в этой деревне не осталось.
    Обрадовавшись свободе, сорняки устремились в рост. Однако, достигнув высоты
    подсолнухов и заметив, что с ними никто не соревнуется - припали, сравнявшись с
    вечно-дикой растительностью обочин дорог и  разграничительных меж.
    Теперь здесь превалирует  совместное существование различных видов растений.

          С такими мыслями я пересекал, заброшенное четверть века назад, неухоженное поле.
     Моя голова, вслед за мыслями и зыркающим зрением, то и дело вертелась туда-сюда.
     При взгляде налево, хотелось запечатлеть в памяти "полумесяц" озера Тыха, с её тремя
     разноразмерными заливчиками, называемыми "ровцами". В первом, самом длинном,
    мы когда-то купались до посинения, затем грелись на горячем песке небольшого пляжика,
    ловили рыбу.  В других же  - только рыбачили. Снасти были разные, в том числе и
     из подручных средств. Их изготовлению, мы обучились у стариков.
     Удилища изготавливали из высушенных длинных побегов орешника,  а леску скручивали
     из длинных волос лошадиных хвостов.  Некоторые умудрялись даже рыболовные крючки
     делать  из тетрадных скобок для ловли мелких рыб - себелей.
     Но все это было больше для стёба, чем необходимостью.
 
          Однако теперешний вид заросших берегов, отвращал от этого направления и взгляд
     устремлялся направо, на отделённую огородами, короткую хуторскую улицу, прозванную
     "колодези".  Там, среди высоких развесистых верб и разваленных подворий,  в зарослях
     одичавших садов - обитал "Дух" малой Родины.
     Что он там остался - я знаю наверняка. А иначе, что может  тянуть к родным местам из
     далей, в которых я находился.
          Когда-то считалось, что наша вода, была самой чистой и вкусной из всех
     колодцев на хуторе. Жители домов от "колхоза" до "медведовки", часто наведывались
     к нам с бидончиками и уносили её с собой, будто освящённую.
          Но такая вода была в старом колодце, с деревянным срубом, а когда вырыли новый,
     на другом месте, с бетонными кольцами - вкус воды стал другой, такой как у всех.
    
          Миновав поле, я выехал на луг, когда-то использовавшийся для выпаса скота и гусей.
     Колея здесь углубилась, а при подъезде к скрытому лозой и зарослями травы пологому
     рву, стала совсем глубокой, преградив его дамбой из засохшего ила. Ил, "подлизанный"
     автомобильными мостами, казался асфальтированной дорожкой.
         - Преодолеть такое препятствие - пустяк, - подумалось мне.
         - Главное набрать скорость, не вильнуть рулём и я буду на бугорке, с той стороны рва.

         Тужась на педали, я набрал скорость и глядя, чуть вперед от переднего колеса,
     приготовился легко "перемахнуть" через  незначительное препятствие.
     Что творится с другой стороны рва мне не было видно, но я помнил, что на бугорке дорога
     должна поворачивать налево.
     Уверенный, что за лозой меня не ждут никакие неожиданности, я оторвал взгляд от дороги
     и посмотрел вперед. Дальний лесок за Ужорами и высокие травы, открывшиеся взору, меня
     не встревожили, но это сделал матерый зверь, стоявший посреди дороги. Блеснув глазами
     желтоватого отлива,  он повернул морду ко мне.
          Как говорится, "у страха глаза велики" и это подтвердилось.

         - Бешенная собака! - промелькнула мысль в моей голове.

         Мысль быстро материализовалась и вызвала физический процесс:
     ноги в миг изменили направление кручения педалей, делая резкое торможение; юз колес
     на рассыпающемся иле и сползание их в глубину колеи;   заваливание меня на спину в канаве,
     не бросая руль велосипеда;   голоса птиц, тающие в моей нецензурный вопли.
 
         Очухался я быстро, но сразу вскочить на ноги не смог. Велосипед, улетевший со мной,
     лежал на мне, мешая выбраться из примятых зарослей лозы.
     Трепыхнувшись несколько раз, я вспомнил о причине аварии и посмотрел в сторону её
     виновника. Он оставался на месте и с любопытством пялился на меня.

        - Это же не собака, - будто бы с облегчением, догадался я. - Это же лиса. Длиннущий
          пышный хвост, не спутаешь с собачьим.  А почему она стоит и не убегает? Не боится человека!
          Ведь это же явный признак бешенства! И что, она будет ждать пока я вылезу из западни,
          чтобы напасть на меня на просторе? Может быть мне полежать тут и подождать пока она
          уйдёт? И сколько ждать? Ей то, на бугру, это не затруднительно, а у меня уже ощущается
          проблема - стало сыровато снизу.
          Если она нападёт, то мне придётся защищаться.  Что я могу противопоставить её зубам?
          Оружия у меня нет. Хотя, стой. Есть! Для этого подойдёт лыжная палка, примотанная к раме
          велосипеда. Ею можно пользоваться как пикой.

           Понемногу страх стал меня покидать и руки ощутили волю. Они стали суетливо
      развязывать бечёвку и сноровисто повозившись, высвободили палку. Почувствовав в
      руках оружие и обретя уверенность в себе, я перевёл взгляд на врага... и стал совершенно
      обескураженным. К врагу - прибыла подмога. На бугорке стояли две одинаковые лисицы и с
      любопытством рассматривали меня. В их глазах я не усматривал ни агрессии, ни страха.
      Зубной оскал, они мне тоже не демонстрировали. Из-за стойки в фас, их хвосты не были видны,
      поэтому состояние агрессивности по собачьему признаку, я распознать не мог.
      Одна лиса, словно изваяние, пялилась на меня. Другая, видимо только появившаяся, 
      смотрела то на меня, то поворачивала голову к другой, будто спрашивая:
           - Кто это? Откуда он взялся? Что ему здесь нужно?

           Не знаю, долго бы мне пришлось лежать и мысленно разрабатывать тактику боя с хищниками,
      если бы меня не сбило с мысли щенячье тявканье и поскуливание. Оно доносилось от моих
      противников, но не принадлежало им. Я не успел даже подумать об источнике звуков, как
      всё прояснилось. Из травы вышмыгнули игривые рыжие лисята и окружили родителей, чем на
      недолго отвлекли их от наблюдения за мной.
            При их появлении, у меня поднялось настроение и я с интересом стал наблюдать их игры.
       Они: то гонялись один за хвостом другого; то вставая на задние лапы, передними - пытались
      поцарапаться друг с другом; то в какой-то возне, притворно кусались. Больше всего меня смешило
      таскание мамы-лисы за пушистый хвост. Они как-будто хотели оторвать его. Это отвлекало лис от
      объекта наблюдения, то бишь от меня.
            Я мог бы долго наблюдать за озорством лисят, но меня стал терзать вопрос:
      "Когда и чем это кончится?"

            Создавшаяся ситуация - показалась усугубляющей моё положение. Если в обычных условиях,
      пригрозив палкой, я мог отпугнуть бродячих лис, то в присутствии своего выводка, они вряд ли убегут.
      Защищая своих детёнышей, они могут напасть на меня. Правда, я никогда не видел лису, терзающую
     лежащего человека, а вот собак отгонять - приходилось.
             Не лучше ли мне еще полежать здесь, не привлекая их внимания. Не останутся же они на этом
     месте надолго. Вряд ли их нора здесь на лугу. Скорее всего она на бывшем поле, называвшемся
     "горелым" или  в теперешнем лесу, бывших "грядках", невдалеке от берега озера Ужоры.
             А вот ведь какими смелыми стали лисы. Помню в детстве, если кем-то обнаруживалась лисья
      нора, то мужики, закрыв все входы, раскапывали её и уносили потомство. Но тогда лисы причиняли
      людям большой вред, охотясь на их домашнюю птицу - гусей и уток.

             Пока я так думал, лисы приняли разумное решение - уйти прочь от непонятного,
      неопознанного "пришельца", таинственно притихшего в лозово-камышовой растительности.
             Тявкнув, на расшалившихся лисят, папа-лис увел семью  в высокую траву.

          Руку помощи ждать мне было не от кого и я, оттолкнув ногами велосипед, встал. Осмотр места
     приземления показал, что я изрядно примял молодые побеги лозы и сидел в луже илистой жижи.
     Боли в теле не ощущалось, лишь чувствовался дискомфорт от промокших штанов. Велосипед тоже
     повреждений не получил. С пикой в руке, осмотревшись по сторонам и не выявив скрытых
     неожиданностей, я вытащил свой транспорт на дорогу.
          
        Место лёжки зверья, распознать было не трудно. Это была неглубокая высохшая лужа, с истертой
     в песок, глинисто-песчаной смесью.
        - Так вот почему вы здесь? - догадался я. - У вас здесь пляж. Вы беззаботно перекатывались
     с бока на бок, а я побеспокоил вас.
        Извините меня. "Сорри", - ни с того ни с сего перешел я на английский язык  и тут же захохотал.

           А засмеялся я, потому что вспомнил случай, связанный с иностранными языками.
           В годы моего обучения в школе, нам преимущественно преподавали немецкий язык, может быть,
      как язык вероятного захватчика. Мне хотелось познать чужую речь и я не отстранился от его
      изучения. Один раз даже вышел конфуз из-за моего усердия.
           Учительница дала задание на дом - перевести на немецкий один абзац какого-то детского рассказа.
      Мне одного абзаца показалось мало и я хвастливо заявил, что переведу весь рассказ. Учительница,
      конечно же одобрила моё желание. Я с трудом справился с "переводом" к следующему уроку.
      Как все, сдал свою работу, уверенный, что получу пятерку. И как же был огорчен, получив двойку.
           - За что? - завопил я.
           - За невыполненное задание, - был ответ учительницы. Нужно было  перевести текст, а не
      переписать рассказ, заменив буквы русского алфавита, на немецкие.
           . . .
           По окончании школы, в памяти сохранились только немецкие слова, слов из других языков - мы
      не знали.
           Когда я поступил в мореходку, то там стал штудировать английский язык.

           Однажды, приехав зимой на каникулы, одетый в форму, я пришел в клуб. Культурных
      мероприятий в тот вечер не было. Для менее десятка парней, завклуба не стал крутить кино и они,
      отодвинув настольные игры, организовали скудное застолье. Такие мероприятия,  обычно не
      обходились без присутствия брата Шурика и его друга Васька.
            Вкус традиционного напитка - самогона, моя душа не принимала и я отказался от второго стакана,
      но не обычным лексиконом, а "по-английски".

            - Сорри, чуваки, - сказал я, отстраняясь развернутой веером пятернёй пальцев. - Сенк Ю!
            - Што он сказал, сынки? - удивлённо спросил у друзей хмельной Васёк, на местном суржике.
            - Он назвал нас "сынками" и "чуваками", вы слыхали?
              Кастратами нас обзываешь? - продолжал он без доли шутки, переведя взгляд на меня.
              Да сейчас я из тебя самого, "чувака" сделаю.
           - Ты что?  - удивился я. - Это же я по-английски сказал: "Извините. Спасибо, не надо". 
              Тебе, наверно, что-то почудилось.
    
            - Что, моряк, испугался кастрации? - засмеялся Васек. - А то бы у меня это дело "не заржавело".
              Брат Колька рассказывал, как они в Калмыкии барашков кастрировали. Чик ножом... и
              яиц нет.
            - Так значит в Калмыкии кастрированных баранов чуваками называют? - уточнил я.
            -  Значит так. Колька не брешет.
            - Ну а  если люди в Ленинграде, один другого чуваком называют, они, по твоему, тоже
               кастрированные?
              . . .            
            Дружный смех друзей, не позволил Ваську ответить на мой вопрос. Он то и примирил нас.

           Улыбнувшись своим воспоминаниям, я попытался обнаружить следы исчезнувшей лисьей
        семьи. От вытоптанной в высокой траве полянки, в сторону "горелого",  отходило несколько
        ручьистых тропок. Несомненно, зверушки ушли по ним к своей норе.

             Бросив очередной прощальный взгляд на хутор, я катнул велосипед, резво вскочил на него
        и покатил к реке Сейм.

       2016