Забытые вехи Сибирской хирургии

   

               

           Ю.О. Абрамов


  Медицина вечна. Она возникла в те времена, когда зародилась жизнь на земле.
Миллионы лет назад первобытные люди и звери предпринимали попытки лечения ран, полученных ими в постоянных сражениях,
которыми была насыщена их жизнь. Медицина систематически развивалась и уже  четыре тысячелетия назад люди стали применять пальмовые листья для фиксации переломов костей. Затем стали появляться известные всему миру имена как Авиценна, Гиппократ, Гален, которые внесли  много нового в медицину и принципы, выработанные ими, до настоящего времени сохраняются в современной медицине.
   Средние века были самыми трудными для медицины, ибо за попытку проникнуть вглубь человеческого организма церковь сжигала исследователей на костре,
мотивируя это тем, что то, что создано богом, является тайной, и никто не смеет проникнуть в эту тайну.
   Однако, находились смельчаки, которые тайно вскрывали тела умерших и производили исследования. Изучалась анатомия, система кровообращения, дыхания и т.д. Позднее появились известные имена как Гарвей, Амбруаз Парэ, Вирсунг, Фатер, Одди и др.
    В 13 веке в Китае был изобретен порох и
вскоре появилось огнестрельное оружие.
Огнестрельные раны в корне отличались от ран, нанесенных холодным оружием, и 
лечением этих ран занимались специальные  «раневые врачи». Они считали главной своей задачей извлечение пули из раны.
Это хорошо продемонстрировано в различных фильмах, отражающих эпоху позднего средневековья, когда врач оперирует раненого, удаляет пулю, бросает ее в медный таз, раздается характерный металлический звук и слышен голос врача: «Вот теперь он будет жить!».  К сожалению врачи ошибались и, как стало известно позднее, суть лечения огнестрельных ран заключалась не только в удалении пули,
а во многом другом, чем и занимается военно - полевая хирургия.
  Медицина – это наука. Она требует постоянного изучения. Постепенно ученые вникают в вглубь системы кровообращения, дыхания, пищеварения, центральной нервной системы и т.д.  В конце 18 столетия появляются исследователи, которые значительно продвинули медицину вперед, хотя имена их, к сожалению, мало известны, даже среди медицинских работников. Но история знает немало примеров самоотверженных подвигов врачей не по приказу, а по велению сердца. Так, Макс Питтенкофер для доказательства своих теоретических положений выпил культуру холерных вибрионов;  Жак Понто дал укусить себя трем черным гадюкам для проведения научного опыта;   для разработки диагностических приемов Форсман  провел через вену катетер в полость своего сердца;
 Уэлз, Мортон и Джексон испытали на себе действие «веселящего газа» и эфира и открыли эру наркоза. Позднее на себе проводили подобные опыты О.О Мочутковский, Г.Н.Минх, И.И.Мечников, Н.Ф.Гамалея и другие. Все они понимали,
что есть риск, а рисковать чужими жизнями они не могли. Да, это были герои. По оставленным ими вехам и продвигалась медицинская наука далее.
   А вот еще крупная веха, которую невозможно обойти – Николай Иванович Пирогов. Он является основоположником военно – полевой хирургии, им впервые применен наркоз на поле боя, обоснованы
принципы медицинской сортировки раненых,  который сохраняет свое значение до настоящего времени, впервые разработал принципы сберегательного лечения ран.
Н.И.Пирогов  в 1864 -65 гг. создал учение о боевых травмах, о местной и общей реакции организма на боевую травму, что послужило толчком  к изучению болевого шока. Все это стало крупным вкладом в военно – полевую хирургию и хирургию вообще. Но и эта
крупнейшая веха хирургии постепенно угасает, так как она осталась в памяти старого поколения врачей и в меньшей степени современной молодежи.
    К концу 19 века стали появляться врачи – клиницисты, которые хорошо знали клинику различных заболеваний, патогенез, разработали методику обследования больного, умели клинически мыслить
и очень редко ошибались при постановке диагноза. К таким ученым следует отнести С.П.Боткина – основателя клинической медицины, Г.А Захарьина, А.А Остроумова,
Н.В.Склифосовского и других.
   Надо  сказать, что в последнее время клиницистов становится меньше, так как появилась диагностическая аппаратура  (УЗИ, компьютерная  томография, эндоскопические исследования), которая позволяет врачу не задумываться над симптомами заболевания, этиологией, патогенезом и т.д. Но врач должен оставаться врачом.
   Медицина многогранна, она затрагивает
многие аспекты человеческого бытия, занимается вопросами профилактики заболеваний, диагностики, лечения,
реабилитации больных  и  т.д. Но главное  - это организация медицинской помощи населению  и  вопросы медицинской деонтологии. Все жалобы больных на то или иное лечебное учреждение, на того или иного конкретного врача как правило
является результатом недостаточной организации работы  и несоблюдения
аспектов медицинской деонтологии.
И это одна из вех отечественной медицины,
о которой забывать нельзя.
   Еще в древности были предприняты попытки оперативного лечения. Свидетельством этому может быть трактат Гиппократа «О переломах», где он подробно описывает технику вправления переломов костей, предлагает соответствующую аппаратуру для репозиции, а в некоторых случаях предлагает  прибегать к операции. Вот что он писал: «Выдающуюся же кость должно отпиливать по следующим причинам – если  нельзя ее вдвинуть на свое место, а между тем немного недостает, чтобы она вошла, если можно ее извлечь, если она будет неуместна и может поранить мясо  с какой либо стороны, если будет причинять тягость  при восстановлении и если будет обнаженной, то и в этих случаях следует производить удаление». Это было в четвертом веке до нашей эры, а уже к концу 19 века появились имена выдающихся врачей – хирургов которые оставили неизгладимый след в хирургии.
  В 1882 году Лангенбух впервые произвел холецистэктомию. В России эту операцию впервые произвел Ф.Косинский в 1889 году.
  В 1884 году Теодор Бильрот предложил операцию резекцию желудка (Бильрот 1 и Бильрот 2)
  В 1898 году Рудольф Пихльмайер впервые произвел резекцию печени.

  В 1897 году  Huscher впервые произвел удаление правой доли щитовидной железы по поводу опухоли.
   В 1896 году Луис Рен успешно оперировал ранение сердца у 22 летнего пациента. А позднее появились такие известные кардиохирурги, как А.Н.Бакулев, Б.В.Петровский, Е.Н.Мешалкин, В.И.Шумаков, Кристиан Бернар и другие.
    Можно продолжать перечень имен,
впервые выполнивших ту или иную операцию или внесли огромный вклад в развитие хирургии (И.И.Греков, А.В.Вишневский, С.Н Спасокукоцкий, Н.М.Волкович, Н.Н.Бурденко, Н.А.Богораз,
А.Г.Савиных, В.М.Мыш и др.) , но все они оставили вехи, которые служат ориентиром
правильного пути в науке, хотя уже постепенно незаслуженно забываются.
 Историю медицины забывать нельзя, ее
нужно преподавать в медицинских ВУЗах России, тщательно изучать и умножать.


       18 мая 1957 года правительством СССР
было принято решение о создании Сибирского отделения  Академии наук СССР.
Его председателем стал М.А.Лаврентьев.
Так появился в Новосибирске  Академгородок, где процветала наука различных направлений,
в том числе и медицинская наука, в частности, возник кардиологический институт, возглавляемый Е.Н.Мешалкиным.
Непрерывный поток больных с патологией сердца, не прекращается по сей день, поэтому имя Мешалкина можно услышать из уст  любого Новосибирца. Эта веха хирургии не забыта и  будет не забыта в будущем.
   В 1953 году  в Новосибирском медицинском институте был избран на должность заведующего кафедрой госпитальной хирургии Иосиф Лаврентьевич  Брегадзе. Это был крупный ученый  и хирург широкого профиля. Его интересы затрагивали многие  аспекты хирургии, в том числе и  заболевания сердца.
  Изучая историю кардиохирургии, он обнаружил, что в 1901 году Бек опубликовал
свои наблюдения, заключающиеся в том, что люди, перенесшие гнойный перикардит никогда не болеют инфарктом миокарда.
Он присутствовал на вскрытиях больных,
перенесших перикардит, но умерших от
другой патологии, и проживших много лет после перенесенного перикардита. При вскрытии обнаружилось, что в перикарде остались признаки воспалительного процесса. Решив, что воспалительный процесс в перикарде и создавал дополнительный кровоток в сердечной мышце, и поэтому не возникал инфаркт миокарда. Тогда зародилась мысль о создании искусственного воспаления
в перикарде для дополнительного питания сердечной мышцы. В 1935 году Бек осуществил скарификацию перикарда и эпикарда для создания искусственного перикардита и развития экстракардиальных анастомозов, а Томпсон предложил распылять тальк в полость перикарда.
В том же году Бек, Хадсон и Томпсон использовали насечки на перикарде, его скарификацию  и введение талька  в
полость перикарда для создания искусственного перикардита и опосредованного улучшения кровообращения в сердечной мышце.
Однако, дело заканчивалось образованием слипчивого перикардита и применение талька было оставлено. Позднее обнаружилось, что тальк не создает воспалительной реакции, но может поддерживать уже имеющееся воспаление до 22 лет.
У И.Л.Брегадзе  зародилась мысль о продлении попыток о создании воспаления в перикарде,  и он поручил заняться этим вопросом своего доцента Георгия Дмитриевича Мыша. Для начала нужно было решить, какими средствами можно создать асептическое воспаление и после длительных поисков Г.Д.Мыш остановился на 10%  растворе трихлоруксусной кислоты.
Этот раствор не обладает большой агрессивностью, способен  создать слабый ожог тканей и получить желаемое асептическое воспаление. Для поддержания этого воспаления решили применять тальк. Но это не тот тальк, которым гимнасты обрабатывают руки перед  выступлением для  предотвращения скольжения, а применялся «благородный кристаллический тальк», как его называли геологи. Он представлял собой плотный комок и его разбивали слабыми ударами молотка на
мелкие  кристаллики, размером  3 – 5 миллиметров. На вид эти кристаллики напоминали слюду. Вот этот тальк и применяли для поддержания воспалительного процесса.
   Затем начались экспериментальные исследования. Они проводились на собаках.
Вскрывалась грудная полость собаки, вскрывался перикард, перевязывалась коронарная артерия, грудная клетка зашивалась. Через некоторое время собака погибала от инфаркта миокарда, а затем
производилось наполнение сосудов сердца контрастным веществом, а  на рентгеновском снимке было видно, как контраст подошел к перевязанному участку сосуда и большой участок сердечной мышцы
полностью лишен питания. То есть, создавалась модель инфаркта миокарда.
    Следующий этап эксперимента заключался в том, что после перевязки венечной артерии  перикард ушивался наглухо, а его поверхность обрабатывалась 10% раствором трихлоруксусной кислоты и присыпался кристаллическим тальком. Грудная клетка зашивалась, и за собакой устанавливалось наблюдение. Наблюдения показали, что собака оставалась живой долгое время.
Но на различных этапах времени собак забивали и производили наливку сердечных сосудов контрастным веществом. На рентгенограммах было видно, как контрастное вещество подошло к месту перевязки сосуда,  а  ранее полностью ишимизированный участок сердечной мышцы  насыщен кровеносными сосудами.
Был сделан вывод, что создание асептического экзоперикардита осуществляет питание сердечной мышцы
и это может стать профилактикой инфаркта миокарда.
   Однако, возник вопрос, что это за сосуды ? Откуда они появились ?  Проросли новые или открылись старые облитерированные
сосуды миокарда ?  Ответить на это вопрос было поручено хирургу В.Н.Воробьеву, который, после длительных исследований, пришел к выводу, что это открылись старые облитерированные сосуды миокарда.
Рассуждали так: раз результат возникает сразу после операции, то на прорастание новых сосудов просто не было времени,
а сразу могли открыться только имеющиеся,
но ранее облитерировавшиеся сосуды, т.е., происходила реваскуляризация.
   На этом был закончен экспериментальный раздел,  и пришла пора переходить в клинику. Однако, прежде, чем перенести это на человека, необходимо было разработать доступ к перикарду. Это Г.Д.Мыш разрабатывал на  кадаверах в морге  и  вскоре доступ был разработан.  Операция технически проста:
делается разрез кожи по ходу 5 ребра слева
длиной 5 – 6 см., производится резекция хрящевого отдела ребра у края грудины,
рассекается оставленная часть заднего отдела надкостницы и пальцем производится отслойка перикарда от грудины  на расстояние пальца. Получается, что  обнажается около одного квадратного дециметра передней стенки перикарда. Затем смоченным в 10% растворе трихлоруксусной кислоты марлевым шариком на зажиме обрабатывается обнаженная часть перикарда, который тут же меняет свой цвет (признак ожога), туда же помещается кристаллический тальк (рассыпается по всей площади перикарда), и рана зашивается наглухо. Во время операции наблюдались два осложнения – повреждение внутренней грудной артерии (производилась ее перевязка и это было дополнением операцией ФИЕСКИ)  и  редко случайное вскрытие плевральной полости. Но каких либо последствий в послеоперационном периоде не наблюдалось.
    Первые операции проводились на базе 2-ой клинической больницы (Чкаловской),
где в то время работал доцент Г.Д.Мыш. Прооперировав 10 человек с  диагнозом «Прединфарктное состояние» и получив положительные результаты, Г.Д.Мыш закончил работу над докторской диссертацией под заголовком – « Операция создание асептического экзоперикардита,
как профилактика инфаркта миокарда».
  Итак, работа была закончена и предстояла ее защита. Защищаться было решено в Воронежском медицинском институте,
где заведующим кафедрой госпитальной хирургии был профессор  В.П. Радушкевич,
кардиохирург. Ранее он работал в Новосибирском медицинском институте под руководством академика В.М. Мыша и получал от него множество нареканий, что и послужило поводом ухода В.П.Радушкевича
с кафедры. Он был кровно обижен В.М.Мышом и считал все его нарекания необоснованными. Когда же он узнал, что в Воронежский медицинский институт приезжает внук академика В.М.Мыша,то решил  «отомстить» за свое прошлое.
  И вот идет защита диссертации. На трибуне Г.Д.Мыш излагает сущность своей диссертации, положительно выступают оба оппонента и слово берет профессор В.П.Радушкевич, который заканчивает свое выступление словами:  «. . . . боже меня упаси, что бы я делал подобную операцию у себя в клинике . . . ».  И ученый совет Воронежского медицинского института проголосовал против.  Г.Д.Мыш защищал свою диссертацию через год в ВАКе в Москве и вернулся в Новосибирск доктором медицинских наук. Это было в 1967 году.
 




 После нескольких удачно проведенных операций появились статьи в газетах и большая публикация в одном из крупных журналов («Советский Союз»), где на фотографии  профессор Г.Д.Мыш стоит в
обнимку с двумя оперированными пациентами. Эти публикации дали толчок к тому, что  появилась масса желающих попасть на операцию к профессору Г.Д.Мышу. Его просто забросали письмами с просьбой госпитализировать и провести операцию, он сидел в свеем кабинете, а перед ним была целая гора писем. В это время профессор Г.Д.Мыш уже был заведующим кафедрой факультетской хирургии лечебного факультета Новосибирского медицинского института,
которая базировалась  в хирургическом отделении 1 городской клинической больницы (корпус № 2, клиника именовалась  «имени академика В.М.Мыша»), но возможности госпитализации   были  очень ограничены.
   
          Г.Д.Мыш и Ю.О.Абрамов  1964г.



 Тогда, после переговоров с главным врачом  И.Е.Брайловским, было решено использовать две четырехместные палаты
для больных с сердечной патологией, которые госпитализировались для операции.
  Разбором писем и составлением очереди уже занималась старший лаборант кафедры Л.Молчанова. Организация было хорошо отработана – как только выписывался больной после операции, тут же госпитализировался следующий очередной больной. Больные приезжали почти из всех крупных городов  СССР (Киев, Минск, Фрунзе, Краснодар, Владивосток и т.д.)
Были несколько больных из Болгарии и Чехословакии. В общем, шел непрерывный поток больных и почти ежедневно Г.Д.Мыш оперировал одного – двух больных. Вскоре в операционном журнале накопилось более 200 оперированных больных с различными результатами. Хорошим считался результат, когда у больного исчезали загрудинные боли, уменьшалась одышка, больной переставал принимать нитроглицерин и
общее самочувствие изменялось в сторону улучшения. Удовлетворительным – когда у больного иногда появлялись загрудинные боли,  снижалось число принимаемых таблеток нитроглицерина, но оставалась одышка при легкой физической нагрузке и даже в покое. Неудовлетворительным – когда  операция просто не приносила никакого улучшения.   
   По данным известного в Новосибирске кардиохирурга  доктора медицинских наук, профессора И.Ю.Бравве, хорошие и удовлетворительные результаты после операции «создание асептического перикардита» составляли только 30%.
  Дело в том, что Г.Д.Мыш брал на операцию не только больных с прединфарктным состоянием, но и больных перенесших инфаркт миокарда (один из больных перенес четыре инфаркта и после операции скончался на третий день, а на вскрытии обнаружилось, что как такового миокарда у него уже не было, были сплошные рубцы.
    Сотрудники кафедры (Ю.О.Абрамов, В.И.Ладыгин, К.В.Вардосанидзе) рекомендовали тщательно подбирать больных для операции, но Г.Д.Мыш игнорировал эти рекомендации и считал, что
ишимизированные участки сердечной мышцы должны были васкуляризироваться после операции, хотя ему доказывали, что
«рубцы не васкуляризируются».
   Вскоре  «слухи» об операции Г.Д.Мыша докатились до Москвы, и его вызвали для собеседования в  министерство здравоохранения, куда были приглашены главный кардиохирург и главный кардиолог
СССР. Вернулся Г.Д.Мыш из Москвы в плохом настроении, так как московские коллеги никак не могли понять, «в чем тут суть и почему помогает эта операция» и вопрос стоял о запрещении операции.
  Главные специалисты ( главный кардиохирург и кардиолог страны) приезжали в Новосибирск и с утра до позднего вечера в кабинете профессора шли долгие дебаты, а кабинет был наполнен
папиросным дымом и коньяком. Через пару дней они уехали, но в результате их посещения из Москвы пришло разрешение на операцию с условием, что больные будут проходить до и послеоперационное обследование в кардиоцентре Новосибирска.
   Уже с результатами лечения четырехсот больных  профессора Г.Д.Мыша вновь вызвали в Москву. Вернувшись, он рассказывал: «Иду по министерству, вдруг меня останавливает какой – то мужчина и представляется начальником Госплана СССР,
и начинает рассказывать о своем плохом самочувствии, что он проживает на пятом этаже, при подъеме по лестнице возникает одышка и заставляет его останавливаться на каждой площадке этажа, что он не может ходить пешком на работу и делать пробежки, которые делал раньше, что у него появляются загрудинные боли, которые он снимает нитроглицерином и т.д. А в Москве
ничем помочь ему не могут. Так нельзя ли приехать в Новосибирск на операцию, о которой он уже слышал не раз от подобного
рода больных». « Уж от кого и где он это услышал – я не знаю, но я дал согласие на его приезд и операцию».
   И вот в отделении появился высокий, стройный, симпатичный мужчина. Его уложили в  подготовленном для него кабинете заведующего отделением и
спустя пару дней Г.Д.Мыш взял его на операцию. Операция прошла успешно, послеоперационный период прошел
без осложнений и  больной, распрощавшись с коллективом отделения, уехал в Москву.
   И вот Г.Д.Мыша вновь вызывают в Москву
для отчета о результатах оперативного лечения уже шестисот больных. В последствии Г.Д.Мыш рассказывал: «только я выхожу из самлета, как подкатывает «Волга», из нее выходит наш известный московский больной с букетом цветов и бутылкой коньяка, кидается мне в объятия,
и рассказывает, что после операции он почти бегом забегает по лестнице на пятый этаж, не чувствует никакой одышки, полностью исчезли загрудинные боли, перестал принимать нитроглицерин, ходит на работу пешком и делает утренние пробежки, и начал меня благодарить, спросив на последок: «Что Вам нужно для счастья?» и сам же ответил: «Я выделил Вам семь миллионов рублей и думаю, что этого должно хватить на постройку здания, приобретение соответствующей аппаратуры и инструментария, подбора персонала и т.д.»
«У меня в зобу дыхание сперло от такого предложения, я не знал, что ответить и только благодарил  нашего благодетеля» - рассказывал позднее Г.Д.Мыш.
  Так появился в Новосибирске известный всем жителям «КАРДИОДИСПАНСЕР»,
расположенный на территории 1-ой городской клинической больницы, а  его фасад украшает барельеф Георгия Дмитриевича Мыша.
    Все вышеизложенное происходило в конце восьмидесятых и начале девяностых годов. С тех пор прошло много времени и эта веха хирургии уже давно забыта. Операцию создания асептического экзоперикардита
в последствии еще проводили только на базах 34 больницы (Г.Каньшин) и дорожной клинической больницы (Ю. Абрамов).
В настоящее время эта операция ушла в архив, хотя и оставила значительную веху  в хирургии Сибири. Новые открытия, новые технологии, новые возможности пришли на смену старым методикам, и теперь операция по созданию асептического экзоперикардита
далеко в прошлом, но когда  врачи строго поколения вспоминают о ней, то на первом месте стоит слово  «тальк».  Роль и значение «благородного кристаллического талька» так
до конца и не выявлена, но доктор медицинских наук, профессор, главный врач 1 –ой городской клинической больницы Ю.И.Бравве, прекрасно разбирающийся в
вопросах химии,  продолжает работу над вопросом роли этого талька.
Многие специалисты так и не поняли
сущности этой операции до конца, да и надобности в этой операции уже, вероятно, нет. Потому и забыта эта крупная веха отечественной Сибирской хирургии.
   Появились новые методики профилактики и лечения сердечной патологии, и, вероятно, будут еще появляться более новые и эффективные методики, ибо наука не стоит на месте, а постоянно движется вперед, появятся новые имена ученых, о которых будут  говорить, писать, показывать по телевизору и т.д., но пройдет пик известности и они уйдут в прошлое, как ушли в прошлое имена Новосибирских профессоров Б.А.Полянского, Г.О.Веронского, Б.А.Вицына, П.А.Иванова, Г.Д.Мыша, Б.С.Длбрякова, М.Н.Кириченко
и  других, оставивших вехи в хирургии, но ничто не вечно . . . . . . . .

            
                Юрий  Абрамов

                Немного о себе.

   Как бы было неудобно писать о своих незначительных вехах в хирургии, оставленных лично мной, но я, все - таки
рискну написать о них не ради  хвастовства, а   для потомков. Что было – то было, а из моего поколения врачей кое – кто, возможно, еще и помнят о тех прошлых событиях.
   В начале шестидесятых годов прошлого столетия я был молодым, любознательным,
растущим и довольно успешным хирургом.
Много приходилось дежурить по неотложной хирургии, а дежурил много я не ради денег, а для повышения своей хирургической квалификации. Ассистируя известным в то время хирургам, как Г.Д.Мыш, Б.А.Вицын, Л.И.Шильников,
П.А Иванов, М.С.Святова, А.Т.Асташевский, Н.Ф.Корнилова и  др., я замечал, что для выполнения какого либо этапа операции им не хватало какого либо инструмента. И впоследствии я вынашивал в своей голове подходящий инструмент. Спустя несколько лет по моим чертежам были сделаны  инструменты  ВАГОТОМ (для  обнаружения, выделения и пересечения нерва вагуса при ваготомии).
КОНТРАКТУРОТОМ (для выделения и удаления контрактуры Дюпюитрена): ДЕСЕКТОР С НЕПРЕРЫВНОЙ НИТЮ (для выделения и перевязки пузырного протока при холецистэктомии, выделения сосудов
при операции на них): ШУРУП – ИГЛА (для внутрикостного введения препаратов):
ЭКСТРАКТОР (для удаления свищей прямой кишки), ЩЕТКА-ЕРШ (для очистки гнойных костных полостей при остеомиелите) и др.
   Часто приходилось производить репозицию при переломах  костей предплечья, для чего созывались дежурные медсестры и все врачи. Двое из них тянули за полотенце, перекинутое через локтевой сгиб, двое тянули за пальцы, а кто – то руками производил репозицию (что не всегда удавалось) и затем накладывался гипс. В то время уже были предложены аппараты Иванова и Соколовского для такой репозиции, но они были недостаточно
Эффективными, и в большинстве валялись на складах в гипсовых комнатах.
  Мне пришла в голову мысль о создании такого аппарата. Сделав чертежи, я отправился на завод им. Чкалова, где мне довольно быстро сделали такой аппарат. Отличался от других он тем, что тяга была
винтовая. Ведь винтовые домкраты поднимают целый автомобиль, что я и использовал для растяжения сломанных костей при репозиции.
    Длинный металлический стержень на треноге, поперечные тяги, на которых навешены упор для плеча, а в вернем  -зажим  для фиксации кисти.
В верхней части  главного несущего стержня нарезали  мощную резьбу, на которую навинчивался  мощный винт в виде солидного рычага.
   Зажимное устройство для кисти я взял от аппарата Иванова и фиксировал его к  поперечной тяге  подвижно, т.е., винт при вращении вращался, а зажим для кисти
не вращался, что бы кисть и все предплечье
оставались неподвижными. Методика очень проста: пострадавшему делали
новокаиновую блокаду места перелома, усаживали на стульчик, плечо сгибали и упирали в упор на аппарате, кисть фиксировали  зажимом, а затем, вращая
винт,
 


за рычаг, производили вытяжение и репозицию отломков.
Гипсовая иммобилизация.
Рентгеноконтроль.
  Этот аппарат служил травматологам верой и правдой с 1966 по 1971 год. Дело в том, что я уже не работал во второй городской больнице, а, окончив ординатуру, работал начальником санитарной авиации  Новосибирской области  и иногда навещал
коллектив больницы №2. Однажды, войдя в раздевалку, которая располагалась в подвале корпуса, я увидел там свой аппарат. На вопрос почему он там стоит, мне ответили, что аппарат вышел из строя, поржавел, не вращаются винты, оторвался пальцевой фиксатор   . .  и  поэтому его унесли в подвал. Я чуть не расплакался, увидев свое детище в таком состоянии. Вероятно, с моим уходом из больницы за ним перестали ухаживать (смазывать винты, проверять подвижность частей, следить за фиксатором кисти и т.д.).
  Так закончилось существование моего аппарата для репозиции костей предплечья при его переломах. А ведь можно было его запустить в массовое производство. Но . . . . .
Это уже веха прошлого.

   Во время дежурств по хирургии довольно много поступало пострадавших с переломами костей конечностей, которые лечились преимущественно методом скелетного вытяжения. В частности, переломы плечевой кости тоже лечились этим методом на отводящей  шине. Но что бы установить вытягивающее устройство, приходилось проводить спицу Киршнера через локтевой  отросток и к нему прилаживать обыкновенную  деревянную  ниточную катушку.  Я подумал и по моим чертежам на заводе Чкалова сделали скобу
с шипами, а шипы  ввинчивались в кость с помощью винтовой нарезки. Применение очень простое: производится местная новокаиновая анестезия в местах вкола шипов, один шип внедряется через кожу в кость локтевого отростка, а другой  с помощью винтовой нарезки ввинчивается в кость с другой стороны. Оба шипа можно дополнительно подвинтить для надежности, а затем устанавливать пружинную или 
резиновую тягу на отводящей шине, как показано   на   фотографии  ниже.

  Я понимаю, что все это мелочи, но эти мелочи здорово упрощали работу травматолога. Таких скоб  мне сделали пять штук, они быстро пошли в дело, но . . . теперь это тоже . .. забытая веха.
  Не буду утруждать читателя своими чертежами и фотографиями, но скажу, что мною были предложены инструменты   ВАГОТОМ (инструмент для выделения и пересечения n.vagus  при ваготомии): КОНТРАКТУРОТОМ (инструмент для удаления контрактуры Дюпюитрена):
вращающуюся щетку ЕРШ (для обработки костных гнойных полостей при операции по поводу остеомиелитa): ФИСТУЛОТОМ (для удаления  полных простых свищей прямой кишки): ХИРУРГИЧЕСКИЙ инструмент (для разделения тканей и наложения швов с
непрерывной нитью):  ШУРУП – ИГЛА (для внутрикостных иньекций): ЗАЖИМ (для наложения бескровного шва при геморроидэктомии). Пять металлических конструкций для оперативного лечения переломов костей голени, и др.
  Все эти новшества врачи принимали как должное, работали с ними, однако, некоторыми приходилось работать мне самому, потому что не каждый хирург представлял себе тонкости в работе инструмента. Например, ЭКСТРАКОТР для удаления свищей прямой кишки, очистка костной полости при операции по поводу остеомиелита, КОНТРАКТУРОТОМ – это мне.
А остальные инструменты легко использовались хирургами. Так, например, профессор Г.Д.Мыш во время операции на желудке, производя ваготомию, просил операционную сестру: «Дайте - ка мне эту Абрамовскую клюку».  Так он называл ВАГОТОМ. Многим хирургами нравилось работать моими инструментами, но прошло время, пришло новое поколение, куда – то подевались инструменты и все это стало  . . . забытой вехой хирургии.
    Поскольку мне приходилось очень часто дежурить по неотложной хирургии. У меня сложилось свое мнение по поводу некоторых тактик при лечении, например,
переломов костей голени. Дело в том, что
придумав несколько металлических конструкций,  я защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Транскортикальный остеосинтез переломов костей голени балкой оригинальной конструкции».

  На этом рисунке видно, как после идеальной репозиции костных отломков продольно кости пропиливается щель 1 мм.
в которую внедряется меньшая плоскость металлической конструкции, а на кость накладывается большая плоскость, в которой видны два отверстия для шурупов.
Но на одной стороне конструкции виден продольный пропил. Это сделано для того, что бы  костный отломок вместе с ввинченным шурупом мог двигаться навстречу второго костного отломка. То есть, эта конструкция не является распоркой между отломками благодаря этому вырезу и не мешает их контакту, который необходим для сращения перелома,  а мышечная тракция осуществляет необходимое давление на сломанные фрагменты, что называют «фмзиологической компрессией». Эта методика операции снизила число ложных суставов почти до нуля, а ведь их было 25%.
  Эти балки мне делали на заводе им. Чкалова в больших количествах из нержавеющей стали марки 1Х18Н9Т и из
титана марки ВТ3-1. По каким – то причинам нержавеющую сталь запретили применять для остеосинтеза костей, но в свое время я проверял взаимоотношения металла с костью с помощью спектрального анализа,  и никаких отрицательных моментов обнаружено не было. Полагаю, что нержавейка дешевый материал и конструкции будут стоить дешевле, что невыгодно изготовителям.
  Так как я распространил эти балки по больницам, районам области, другим городам (даже провел показательную операцию в Томске), получал отзывы из Иркутска, Свердловска, Хабаровска, она использовалась очень хорошо и отзывы были только положительными. А в Москве этой балкой заинтересовались военные хирурги,  и я отдал им 20 штук балок для апробирования. В то время эту операцию называли «остеосинтез по Абрамову», а я , услышав это, очень смущался.
  Но это методика, а я стал приглядываться к тактике хирургов – травматологов при поступлении пострадавших с переломами голеней. Вот тут я обратил внимание на то, что все пострадавшие с переломами голени лечатся исключительно методом скелетного вытяжения, а вопрос об операции начинает возникать только тогда, когда хирурги убеждаются в безуспешности такого лечения. Т.е.,  костные отломки при скелетном вытяжении не встают на место,
а  неудавшаяся репозиция отломков требует оперативного вмешательства. Вот тогда, спустя две – три недели с момента поступления, пострадавшего берут на операцию. Но прошло много времени, пострадавший измучился «висеть» на вытяжении, да и идеально сопоставить отломки не всегда удается, так как появилась «первичная спайка» отломков с образованием тканей на концах. Удалить во время операции эту спайку не трудно, но идеальной репозиции уже не получится  и
сращение перелома может пойти по вторичному заживлению (с костной мозолью, которая будет давить на нервы, сосуды, мягкие ткани, создавая болезненность в ноге). И  я решил, а почему бы не оперировать таких пострадавших сразу, в день поступления ? И начал оперировать, получая от коллег различные замечания (так никто не делает, а может быть  возможна репозиция при скелетном вытяжении, да пострадавшего берешь на операция без обследования, а еще и корифеи так не разрешают  и т.д.). Однако, я получал прекрасные результаты, применяя такую тактику. Всегда удавалась идеальная репозиция, поскольку перелом был «свежим», длилась операция 20 – 25 минут,
больной быстро вставал на костыли и активно двигался, что способствовало скорейшему заживлению, да и не висел он на вытяжении две – три недели, а за это время был уже дома в циркулярной гипсовой повязке. Ни одного осложнения после таких операций не было, а сами больные были очень довольны. У всех пострадавших, оперированных по этой тактике, заживление перелома происходило по первичному типу, т.е. без костных мозолей, болей и т.д. К сожалению, и это
уже в прошлом, так как сейчас вернулись к прежней тактике пострадавших таких лечат вновь скелетным вытяжением.
    В тот же период кто – то из корифеев запретил производить первичный металлоостеосинтез при открытых переломах костей конечностей. Боялись инфекции, писали о том, что  при открытых переломах очень часто возникают остеомиелиты, и поэтому нужно открытый перелом сделать закрытым, т.е., ушить рану в области перелома, больного лечить на скелетном вытяжении, обильно применяя антибиотики, а когда рана заживет (дай бог без нагноения), то тогда решать вопрос об операции.
   Однажды во время моего дежурства поступил пострадавший с открытым переломом голени. И я решил нарушить
Запреты корифеев. Под прикрытием антибиотиков произвел первичный металлоостеосинтез балкой собственной конструкции. Операция прошла успешно, быстро с дополнительной фиксацией лонгетной гипсовой повязкой. Рана зажила без нагноения, костная рана зажила первичным сращением перелома. И я начал так оперировать всех пострадавших с открытыми переломами голеней, и все операции прошли без каких либо осложнений. Когда я об этом доложил на конференции травматологов, на меня посыпался град отрицательных выступлений. Однако, председатель конференции
(Я.Л.Цивьян)  встал на мою защиту, подчеркнув отсутствие осложнений, прекрасные отдаленные результаты, и нападавшим возразить было нечего.
   Позднее я вычитал в журнале  «Ортопедия, травматология и протезирование», что
профессор института Склифосовского
И.И.Соколов показал отличные результаты
у  пострадавших с открытыми переломами костей, леченных металлоостеосинтезом
в день поступления. Им было прооперировано 150 пострадавших  и ни у одного пострадавшего не было каких л ибо осложнений.
   Создалось впечатление, что вопрос решен в пользу  первичного остеосинтеза при открытых переломах, но . . . не тут то было.
Сейчас все вернулось на круги своя.
Это еще одна  забытая веха в хирургии.
   В свое молодое время, работая в больнице № 2 Дзержинского района (В.П.Чкалова)
Мне удалось сохранить ногу молодому пациенту, попавшему под трамвай. Трамвайное колесо переехало по голени
И в приемном покое, куда был доставлен пострадавший, я увидел раздавленную в лепешку среднюю треть голени, на рентгенограмме были видны мелкие костные отломки концы костных фрагментов
на расстоянии 20 см. друг от друга. Несмотря на рекомендации старших хирургов (Ц.М.Гейлер рекомендовал отсечь ногу, висящую на коже, и сформировать культю), я все таки решил сохранить ногу, так как прощупал пульс на  a. dorsalis pedis. Проведя гвоздь Богданова через просверленное отверстиве в проксимальном отломке большеберцовой кости и проведя конец гвоздя в канал периферического, я фиксировал мелкие отломки костей кетгутом к гвоздю, ушил здоровые мышцы, прижав их к костным отломкам, удалил нежизнеспособные ткани, и ушил кожу редкими швами, введя несколько резиновых выпускников для оттока раневого содержимого и крови. Лонгетная гипсовая повязка. Антибиотики. Как ни странно, пострадавший прошел послеоперационный период без тяжелых осложнений (было незначительное нагноение в углу раны). Когда рана зажила, наложили циркулярную гипсовую повязку. Через три недели пострадавший был выписан на амбулаторное наблюдение. Осмотрен через год. Полностью нагружает ногу, болевых ощущений нет, движения в суставах в полном объеме, пульсация сосудов на стопе определяется.
   Подобную операцию я произвел пострадавшему, которому трамвай переехал по плечу. Точно такая же операция спасла ему руку.               
Это было приблизительно в 1966 году,
Прошло 50 лет, но я не слышал, что бы кто ни будь, где ни будь свершил подобное хотя бы раз. А ведь мой опыт мог бы подтолкнуть травматологов – хирургов на подобные операции. Но и это стало забытой вехой  хирургии.
  Это описано в моей книге  «Записки врача хирурга», вышедшей в 2007 году и переизданной в 2008 и 2012 гг.
   В заключение хочу сказать, что меня удивляет тяга некоторых докторов, да и вообще людей, назад, в прошлое и нет желания сдвинуть медицину вперед, хотя в некоторых областях она уже продвинулась вперед (эндоскопия, УЗИ, компьютерная томография, новые операции на сердце, трансплантация и др.).
   Я написал об этом не для того, что бы показать себя этаким белым лебедем среди черных, а для того, что бы  врачи любой профессии смотрели на свою профессию
с позиции творчества, попытались что либо изобрести, предложить , внедрить новое,
что бы врач любой профессии работал творчески, тем самым продвигая нашу медицину вперед и вперед.  Однако, прошлое забывать нельзя, ибо это история медицины и она должна сохраняться и приумножаться.