Психологический портрет А. Ф. Керенского

Александр Федорович Керенский родился 22 апреля 1881 года в Симбирске. Он являлся потомком представителей духовного сословия. Его отец, являвшийся директором гимназии для девочек, Федор Михайлович был сыном приходского священника Керенского уезда Пензенской губернии. Сам будущий лидер русской революции признавался, что его детство предстает в его сознании «в виде идиллических картинок домашней жизни». Вспоминается ему и воспитание няней-крепостной младших своих сестер и француженкой-гувернанткой старших[1]. Соответствовало традиции, что главную заботу о воспитании брала на себя мать Александра Федоровича Надежда Александровна (урожд. Адлер). Керенский не без сожаления говорит: «В наших повседневных детских занятиях и играх мать была значительно ближе к нам, чем отец… В сознании нашем он стоял где-то в стороне, как высшее существо, к которому няня и мать обращались лишь в минуту крайней необходимости»[2]. Роль религии в семье Александр Федорович отмечает с крайним удовлетворением и не без доли ностальгии, акцентируя, что практическую сторону христианства в семье все узнавали, прежде всего, от няни и матери. Так Керенский вспоминает, что одним из наиболее важных и любимых его праздников в детстве было Благовещение, и что особенно любили такие праздники он и его брат Федор. «В моих чувствах никогда не было двойственности, - продолжает Керенский, - в детстве я был глубоко религиозен»[3]. Отмечая эти чувства, Александр Федорович не забыл пожурить за отход от религии и своего злейшего политического соперника В.И. Ульянова (Ленина), которого в своих воспоминаниях о детстве он называет исключительно Владимир Ульянов.

Со временем отношения отца с сыном, судя по воспоминаниям Александра Федоровича, начинают меняться. Происходит это после того, как семья в 1889 году переезжает из Симбирска в Ташкент. Переезд также был связан с тем, что его отец был назначен главным инспектором училищ Туркестанского края и получил чин действительного статского советника, что автоматически давало ему право на потомственное дворянское достоинство. Дворянский же герб род Керенских так и не получил. Кроме того, стоит отметить, что сам Керенский в воспоминаниях даже не касался вопроса о дворянстве и статусе отца. По всей видимости, наиболее важным для него в мемуарах было подчеркнуть перемену места жительства, которая влияла на жизнь семьи гораздо больше, чем очередное звание его отца. Судя по всему, данному переезду сам младший Керенский был рад. Он отмечал, что в результате данных изменений в их жизни дети и родители сблизились. Вместо гувернантки-француженки в семью взяли русскую по происхождению девушку, которая была «для сестер, скорее подругой, чем воспитательницей». Дети получали гораздо больше свободы, чем раньше. Стали участвовать в решении семейных проблем. Керенский говорит, что стал ближе общаться со своим отцом. Его комната была соседней с кабинетом отца, где он проводил большую часть своей жизни, принимая посетителей и коллег по службе на дому[4].

На этом этапе немалую роль в формировании мышления Керенского сыграл обвинительный памфлет Л.Н. Толстого в отношении заключения франко-русского союза 1892г., когда Керенский сам сделал вывод о том, что данный союз является для России обузой, а не благом. Все же отношение отца и семьи к этому договору, вероятно, определяло значение союза для мнения юного Александра. В то же самое время, на удивление, он говорил о том, что достаточно хорошо относился к монархическим устоям России и лично российскому самодержцу Александру III. Сословные же стереотипы поведения, которые должны были накладывать на характер Александра Федоровича какие-то специфические взгляды на окружающую действительность, проявлялись, если так можно выразиться, незначительно. Немаловажную роль имеет характер места проживания семьи Керенских. Невысокая грамотность населения Туркестана, достаточно отрешенное по отношению к центральным властям отношение местной администрации, относительная свобода в выборе собственных взглядов давала возможность формированию относительно свободного мировоззрения в отношении целого ряда проблем. Как отмечал сам Керенский, он один из немногих своих сверстников принял решение отдать свои возможности служению России, именно поэтому он выбрал изучение истории и философии своим приоритетом в жизни. Для того чтобы получить высшее образование, он принял решение поступать в вуз в Санкт-Петербурге.

В 1899 году он поступает на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Во время обучения он стал членом Туркестанского землячества в университете, что может говорить о его желании заниматься активной общественной деятельностью. В данном случае стоит отметить, что практика создания землячеств была достаточно распространенным явлениям в высших учебных заведениях. Прежде всего, данный способ объединения занимался помощью новым студентам находить своих однокурсников, которые приезжали из тех же регионов империи. Как правило, данный формат объединения не носил политического подтекста, однако случались и исключения. Не смотря на то, что в своих воспоминаниях немалую роль Керенский уделяет студенческим беспорядкам, противостоянию различных «социалистических группировок в университете», все же наиболее интересную страницу воспоминаний автор отдает своей первой политической речи. Почему в данном случае это имеет огромное значение. Оратор, особенно такой, как Александр Федорович, бывший впоследствии депутатом Государственной Думы, всегда обращает внимание на то, как он говорит, какое восприятие речь имеет на публике. Именно в 1917 году он в полной мере раскрыл этот главный свой талант, хотя и ранее с трибуны Таврического дворца не раз выступал с достаточно резкими и пространными речами, по-разному освещаемые в отечественной периодике. Само по себе то, что Керенский уделил своей первой политической речи в университете отдельный эпизод в воспоминаниях, говорит о том, насколько для него запечатлелся данный момент жизни, и насколько важной оказалась для него эта речь. Хотя сам он, следует признать, не очень скромен в оценке собственного выступления. Он отметил, что произнес речь в конце второго курса (т.е. в 1901 году) и «в своей глубоко прочувствованной речи я призвал студентов помочь народу в его освободительной борьбе. Меня встретили шумными аплодисментами» . Можем с большой долью уверенности отметить, что именно формы и особенности студенческих выступлений, определенный студенческий максимализм, студенческая радикальность существенным образом повлияла на политические взгляды А.Ф. Керенского. Сам он вполне признавал, что именно в университете понял, что главным виновником бед для России стала «верховная власть». Под властью в данном случае выступала Императорская Фамилия во главе с Николаем II, к которому, насколько можно судить сам Керенский особых симпатий не питал, однако уже в 1917 году испытывал определенное сочувствие. Однако его моральные установки в большой мере зависели от политической ситуации в стране и от настроения студенчества, которое, как известно, весьма радикально настроено на достижение идеалов «общественной справедливости». В данном случае левые настроения большинства студенческой массы способствовали формированию левых взглядов у самого Керенского. Первое выступление и эффект «понравиться публике» также в полной мере себя оправдал.

Влияние исторических знаний также оказало значительное влияние на мировоззрение Керенского. В своих воспоминаниях, отдельный параграф которых автор озаглавил, как «Моя Россия» (само по себе название отдельного параграфа может говорить сразу о нескольких вещах: о его взглядах на историю страны как историка и патриота; о его взглядах на историю страны как политика; или же его взгляд на историю страны как его лидера на определенном этапе), автор пытается посмотреть на историю России с точки зрения проявления демократических традиций в русском обществе. И как чаще всего бывает исторические взгляды Керенского, как впрочем, и его современника, но политического оппонента П.Н. Милюкова требуют сравнения Великобритании и России. Итог своих измышлений для Керенского прост: в России всегда развивались демократические тенденции, они всегда имели особое значение, участие в государственном строительстве по средствам участия «народных представителей» в Земском Соборе также тому доказательство[6]. Однако на определенном этапе демократии не позволили развиваться сверху и народ оказался на положении угнетенного. Именно этой борьбе за народное участие в деле управление государством и хотел помочь своими действиями А.Ф. Керенский.

Однако, психологический портрет был бы неполон в данном случае, если не сказать о том, что для него как представителя студенчества Первая русская революция, в историографии и народном понимании происходившая в 1905-1907гг., началась еще со студенческих выступлений начала 1900-х гг. Интересную характеристику не только к портрету Керенского, но и в целом к отношению интеллигенции к власти, дает понимание убийства министра внутренних дел В.К. Плеве 15 (28 по н. ст.) июля 1904 года. Керенский писал, что узнал об этом событии из газет, когда был за городом со своей супругой Ольгой Львовной, урожденной Барабановской. В воспоминаниях Керенский записал (ошибочно называя Егора Созонова Игорем), что испытал «гамму чувств» по отношению к этому событию: «смесь радости, облегчения и ожидания великих перемен»[7]. Достаточно революционный и прогрессивный взгляд со стороны оппозиционера власти был в целом характерен не только для студенческой среды того времени. Хотя к категории студентов на 1904 год Керенского уже относить нельзя, потому что с этого года он уже работал помощником присяжного поверенного Н.А. Оппеля. Отношение всей прогрессивной интеллигенции к реакционному министру (один только факт участия Плеве в Русском Собрании уже о многом говорит) было почти одинаковым. Историк последнего царствования С.С. Ольденбург по поводу убийства министра писал: «Смерть Плеве произвела огромное впечатление… Среди интеллигенции радость была всеобщей. Оппозиционные круги молчали…»[8]. Приход же к власти в министерстве князя П.Д. Святополк-Мирского характеризуется многими современниками, в т.ч. А.Ф. Керенским, как «политическая весна», когда правительство обещало прислушиваться к «голосу общественности». Последовавший период после опубликования Манифеста 17 октября 1905 года, который многие современники, включая Керенского, стали рассматривать как Конституцию, Александр Федорович называет временем «революционного романтизма», когда дарованные свободы, ради которых революционеры фактически боролись долгие годы, были даны, но революционная риторика политических лидеров осталась. Неудивительно поэтому, что сам Керенский отмечает выступления П.Н. Милюкова и других политических лидеров и групп, включая Совет рабочих депутатов, которые призывали продолжать революционную борьбу с самодержавием, мотивируя это требованием продолжения политической борьбы за свои права. О своих моральных установках в этот период Керенский говорит, что «я был абсолютно готов, в случае необходимости, взять на свою душу смертный грех и пойти на убийство того, кто, узурпировав верховную власть, вел страну к гибели». Сам Керенский стал сторонником индивидуального, но, как он отмечает, не массового террора, который вполне, по его мнению, может быть оправдан борьбой за справедливость[9].

«Тюремная Одиссея» Керенского, который был арестован накануне рождества 1906 года, продолжалась недолго. Однако, как говорит сам автор, во многом благодаря этому вынужденному времяпрепровождению, он окончательно пришел к выводу, что «теперь, полностью освободившись от юношеского романтизма понял я, что в России никогда не будет подлинной демократии до тех пор, пока ее народ не сделает сознательного шага к единению во имя достижения общей цели»[10]. И естественно для него оказалось важным обратить внимание на избирательную кампанию по выборам в I Думу (по мнению Керенского эта Дума была «душой и сердцем России»[11]), но в тоже время Керенский доказывает, что для него особую роль в жизни государства играл именно первый премьер-министр С.Ю. Витте. Он так и говорит, что перед выборами последнего выгнали из правительства. Однако, как показывают другие современники, кризис в отношениях между Председателем Совета министров и Императором назрел достаточно давно и что особо теплых отношений между двумя ведущими государственные деятелями России этой поры и вовсе не было ни до, ни после описанных автором событий. 

О своей практике защитника различных политических заключенных Керенский рассказывает почти с максимальной степенью подробности, говоря не без доли правды, что правительство на первоначальном этапе поддерживало «Черную Сотню» и А.И. Дубровина, которые покрывались со стороны правительства. Наиболее показательным в этом плане был процесс по поводу убийства депутата I Государственной Думы М.Я. Герценштейна, однако, участие в этом процессе сам Керенский не принимал в связи с отбыванием наказания в тюрьме «Кресты», а также во время своей ссылки в Туркестан[12].

В 1912 году на выборах по Саратовской губернии А.Ф. Керенский был выбран от курии городских жителей в качестве депутата Государственной Думы IV созыва от партии трудовиков. Попадание в Государственную Думу объясняется им в стиле простой случайности, ведь он не имел практически никакой помощи и политических сторонников в партии. Деятельность его на посту депутата уже неоднократно подвергалась исследованию со стороны историков[13]. С того же периода А.Ф. Керенский стал членом масонской ложи, хотя детали работы ложи он так и не осветил. Фактически он говорит о том, что в ложу он вступил по приглашению, и в ней не было бюрократизма.  Также он отмечает, что в данной масонской организации практически отсутствовала принятая в масонских организациях ритуальная часть, но целый ряд обязательных протоколов остались, несмотря на то, что данная организация вовсе не имела сношений с западными масонскими организациями. Что, однако, характерно, в данной ложе, как вспоминает Керенский, был определенный демократизм, что позволяло достигать общих целей. Для себя новоиспеченный депутат и другие члены ложи выбрали следующую формулу: «все наши усилия имели целью установление в России демократии на основе широких социальных реформ и федерального устройства государства»[14].

Именно с Думой IV созыва у Керенского был фактически связан предпоследний по важности политический этап его жизни. В своих выступлениях в Думе он неоднократно обвинял правительство в том, что оно недостаточно знает народ и требует лишь восстановления абсолютизма в России. В своих воспоминаниях, среди прочего, он говорит, что не соглашался с позицией П.Н. Милюкова, который во время исторического заседания Думы 26 июля 1914 года говорил о том, что нужно простить правительство перед лицом общего врага. Сам же Керенский пытается себя в данном случае представить чуть ли не спасителем России от народного возмущения. В его словах абсолютная уверенность в том, что если бы его пункты программы для возможности объединения царя с народом были реализованы, то тогда бы отпала проблема критики власти в первый год войны. Немалую роль в отдалении царя от народа сам автор возлагал на Г.Е. Распутина, веря при этом в огромную роль и влияние, которые тот оказывал при дворе.

При прочтении мемуаров вообще приходишь к выводу о том, что сам Керенский жил в окружении всевозможных слухов о политической борьбе при дворе. Упоминания о большом количестве заговоров, в том числе военном, требований убрать «немку» от двора, постоянно появляется на страницах его воспоминаний.  Власти «темных сил» при дворе он и вовсе отдает целую главу воспоминаний. Однако, конечно наиболее интересна его позиция в дни революции. Отвечая на вопросы интервью на «Радио Канада» в 1964 году, Керенский помимо прочего отметил, что одной из причин, приведшей к революции в России, были «темные силы» в лице Г.Е. Распутина и его окружения. 

Здесь сразу оговоримся, что роль Керенского в дни революции (в данном случае мы говорим в целом о 1917 годе) выглядит достаточно противоречивой. В событиях февраля 1917 года Керенский видел чудо, что войска поддержали российскую демократию в дни «великой бескровной" [15]. В марте 1917 года он входит в состав Временного Правительства в качестве министра юстиции. Однако, возвращаясь к уже сказанному ранее, следует обратить внимание на то, что основной его заботой становится «попечение о народной демократии». Ораторские способности начали проявляться у Александра Федоровича еще со студенческой скамьи, однако в 1917 году они были реализованы в полной мере. Именно участие во Временном Правительстве, а точнее председательствование в двух его коалиционных составах, было апогеем политической карьеры Керенского. Именно 1917 году автором посвящены многие страницы его воспоминаний, которые рассматривали этот период в общем и целом, но также имели место быть и отдельные работы, в частности посвященные «Корниловскому выступлению»: «Дело Корнилова», «Революция началась!» и «Издалёка. Дневник политика. 1920-1922 годы». Как известно, дневники и воспоминания Керенского о событиях революции носят крайне противоречивый характер. В большинстве случаев к этим записям следует относиться с большой степенью сомнения и перепроверять данные, приводимые автором, на основе других материалов. В случае Керенского желание «выставить себя в нужном свете» превалирует над желанием показать истинную картину событий. Вот что в частности Керенский говорит о взаимоотношениях в составе кабинета: «Я до сих пор с трудом понимаю, каким образом с самого первого заседания кабинета мы в своих дискуссиях достигали немедленного и полного согласия относительно того, что следует предпринять». И продолжает: «Мы все были охвачены только одним общим чувством – необходимостью спасти Россию от разгрома и установить в ней демократический строй, опирающийся на новый слой населения»[16]. Вступление в состав Временного Правительства («неврологической точки России», как сам Александр Федорович называл Временный комитет Государственной Думы) он считает чуть ли не чудом[17]. Керенский всегда пытался доказать, что если бы он не был в составе нового кабинета, то невозможно было бы достичь единства в отношениях власти и народа. В этой связи добавим, что Керенским значительно повышалась значимость начатых преобразований и проведенных реформ. Даже такой факт как участие министров в большом количестве политических митингов им превозносится как момент торжества демократии и главное, что таким образом министры доводили до народных масс те проблемы, которые имелись в государстве, а также объясняли значения революции для народных масс. Характерно, что в своих воспоминаниях Керенский почти ничего не упоминает о том, сколь негативно, как казалось большинству современников и исследователей, сказывалась на работе правительства деятельность Петроградского Совета. Не менее удивительно то, что именно после переворота, который как говорит сам автор, в армии был воспринят почти полным ликованием, армия начала разваливаться. Пытаясь почти защитить себя, Керенский почти ни разу не упоминает опубликованный «Приказ №1» Петроградского Совета от 1 марта 1917 года. Известно, что данный документ в корне нарушил устав военно-полевой службы и нарушил субординацию между офицерами и солдатами. Взамен этих всех известных тезисов Керенский пишет: «Привычный для солдат распорядок фронтовой жизни был нарушен, и солдаты занялись дискуссиями, стали митинговать, беспрерывно обсуждая, когда и как смогут вернуться домой и отказываясь выполнять приказы»[18]. Возрождение боевого духа солдат, судя по воспоминаниям бывшего министра-председателя, связывается, прежде всего, с постепенной подготовкой к Июньскому наступлению.
Первое мероприятие, которое характеризует деятельность Керенского на посту министра юстиции, и к которому сам Александр Федорович относится положительно, была всеобщая амнистия. Не удивительно, что одним из ключевых игроков этих дней он называет «бабушку русской революции» Е.К. Брешко-Брешковскую, а также деятелей социал-демократов, депутатов Государственной Думы, которые были осуждены и сосланы на каторгу при царском правительстве. Правда Керенский, говоря, что в России были введена полная свобода печати, по которой в России, как известно, большое распространение получила именно левая печать, не уточняет, что правая печать не могла существовать просто в условиях существующих политических реалий. «В этом [свободе печати. – В.Ч.] была сила Временного Правительства, в то время как военной силы она не имела»[19].

Другие наиболее актуальные вещи, волновавшие А.Ф. Керенского, когда он фиксировал основные события на полях своих воспоминаний, была боеготовность армии. Он упоминает такие интересные детали как его выступления на войсковых и армейских собраниях. Одно из них состоялось в мае 1917 года в Каменец-Подольске, когда Керенский приехал на Юго-Западный Фронт. Вот такую атмосферу передает Александр Федорович: «Большой зал, где собрались делегаты, был забит до отказа. Со всех сторон на меня смотрели люди с изможденными лицами и лихорадочно горящими глазами. Атмосфера была накалена до предела. Я чувствовал, что передо мной люди, перенесшие тяжелейшее потрясение, от которого они все еще не оправились. Я понимал, что они хотят знать лишь одно – почему они все еще торчат в окопах»[20].  Несмотря на то, что в какой-то момент может показаться, что на примере этого события Александр Федорович пытается больше всего обратить внимание читателей на свою персону, это не совсем так. Бурной овацией завершился съезд в Каменец-Подольске в адрес генерала А.А. Брусилова. Таким образом, А.Ф. Керенский не показал, что его фигура был здесь ключевой, хотя и обратил на себя внимание.

В отношении самого Июньского наступления он не менее непоследователен, чем в других проблемах, которые упоминает. В частности Александр Федорович говорит, что главная проблема неудачи наступления «заключалась в том, что если в период блистательного наступления генерала Брусилова в 1916 году ему противостояли австрийские полки, многие из которых были укомплектованы военнослужащими из славян, мечтавшим сдаться русским в плен, то в 1917 году перед русской армией стояли отборные германские части, поддержанные мощной артиллерией»[21]. Исследования историков говорят о том, что развал армии проходил достаточно стремительно. С.Н. Базанов отмечает, что «на фронте господствовали “шкурные” настроения. Здесь с каждым днем увеличивалось число антивоенных выступлений. И если в марте-апреле солдатские массы стихийно боролось с выдвинутым Временным правительством лозунгом “Война до победного конца”, то уже в период непосредственной подготовки летнего наступления в мае – начале июня командование все чаще сталкивалось с организованными сознательными отказами солдат идти в предстоящее наступление»[22].
 
Свое вступление в должность главы правительства и в последнем интервью и в своих воспоминаниях Керенский описывает сквозь призму июльского выступления большевиков и соответственно того кризиса, в том числе личного, в котором оказался князь Г.Е. Львов, глава первого состава временного кабинета. Все же здесь он пытается себя выгородить,  постоянно намекая на то, что не собирался становиться диктатором, однако его утверждения, а тем более деятельность на посту министра-председателя, позволяют сомневаться в искренности этих слов. В то же время его тезисы о развитии России в этот период говорят, по меньшей мере, о «другой» реальности, чем о той, в которых жила страна в это время. В частности Керенский пишет: «Восстановление России после падения монархии происходило крайне быстрыми темпами. Страна стремительно набирала силы. Повсюду укреплялись конструктивные силы. Россия вновь начала работать, воевать, отдавать приказы и подчиняться им»[23]. Вероятно в этом тексте мы находим трактовки, которые показывают то, что Керенский старается выдавать желаемое за действительное. Второе понимание указанного положения, несмотря на ее гиперболическое преувеличение, может приводить нас и к мысли о том, что демократия в России была для Керенского мечтой, к которой страна пришла во время его жизни, и главное, и при его непосредственном участии и руководстве. Положения воспоминаний Керенского о развитии России не могут идти в сравнение с действительным положением вещей в стране во время революции. Постоянная инфляция, усугубление положения на фронте, фактически анархичность в управлении страной, где Временное Правительство значительно уступало в политическом весе Петроградскому Совету и местным советам, в которых происходил процесс большевизации и т.д. – все эти проблемы приводили к обратному. Рост патриотических настроений в стране неизменно угасал, пораженчество, случаи братания на фронте, ничтожное положение офицерства, усиление роли большевиков, понижение авторитета России при решении международных вопросов. Роль демократии Керенский всегда превозносил гораздо больше, чем роль демократии на положение вещей в государстве.
 
События Московского государственного совещания фактически не присутствуют в многочисленных статьях и на страницах воспоминаний Керенского. Фактически о совещании он сказал лишь несколько общих фраз. Они в общем и целом сводятся к двум разнонаправленным векторам «справа» и «слева», которые действовали против министра-председателя. На Московском государственном совещании «не были представлены только крайне правые монархисты, которые на какое-то время затаились, и большевики, отказавшиеся принять процедурные правила, касающиеся порядка выступления на совещании. В первый день работы совещаний большевики безуспешно попытались толкнуть всех рабочих Москвы на забастовку. Другим проявлением экстремизма была пышная встреча, которую организовали на вокзале сторонники военной диктатуры генералу Корнилову… Оба этих инцидента… лишь послужили делу изоляции левых и правых сторонников диктатуры от подавляющего большинства населения России, которое по своим убеждениям целиком поддерживало демократию»[24]. Здесь налицо желание Керенского показать себя в качестве задавленного со всех сторон противниками. Словно «глас вопиющего в пустыне» говорит он демократических свободных чаяниях народа. В данном случае наряду с лукавством, он утверждает, что «левые» и «правые» не давали ему возможности для работы и постоянно строили ему всевозможные преграды. Некоторую поддержку Керенскому составляет А.И. Верховский. Он же пишет: «Чтобы бороться с анархией, нужна сила. Сила же теперь в руках демократических организаций, а они отказывают Корнилову в поддержке. Что же сможет он сделать? Делу обороны родины он принесет только вред»[25]. Фактически же закончившееся безрезультатно Государственное Совещание лишь показало, что в России образовались демократические и авторитарные организации, которые не хотели оказывать никакой поддержки друг другу. «В тот же день генерала Корнилова предупредили, - сообщает о событиях пребывания Верховного Главнокомандующего на совещании А.С. Лукомский,  - что Керенский не доволен встречей, которую Москва устроила Верховному Главнокомандующему  и этим подчеркнула, что видит в нем человека, способного спасти Родину». Действительно на Совещании Корнилова поддержали лишь те, кто не относился к Совету рабочих и солдатских депутатов[26]. 

Проблема «корниловского выступления» оказалась фактически краегольным камнем в деятельности А.Ф. Керенского и в его воспоминаниях. Данной  проблеме он посвятил отдельную книгу «Дело Корнилова», содержащую протоколы следственного дела по данному событию. В воспоминаниях Александр Федорович отмечает, что «социальное землетрясение», наряду с удачной аграрной политикой Временного Правительства, привели к тому, что офицерство оказалось обездолено и превратилось в контрреволюцию. «Заговор должен был восстановить сильную власть в лице военного диктатора, он действовал обманом»[27]. Однако следующая фраза имеет особо интересное значение. Керенский вспоминал о том, что говорил командующим корпусов и армий: «Послушайте генералы, если кто-нибудь из вас поднимет восстание против Временного Правительства и меня он останется в безвоздушном пространстве»[28]. Примечательность данного выражения заключается в том, что именно А.Ф. Керенский считал себя не просто главой Временного Правительства, но фактически диктатором.
Удивительно, что при этом, Керенский полагал задачи, реализованные и стоявшие перед Временным Правительством выполненными в полном объеме. Одну из наиболее реализованных проблем он считает задачу решения аграрного вопроса. Сам Керенский, издавая в 1918 году «Дело Корнилова», написал во вводной статье следующее: «… в то время, когда я был на вершине и толпа поклонялась мне – я спокойно говорил своим близким: подождите она же придет заушать меня писать… Не личное говорю, а общее заставило меня писать»[29]. Выдвинем гипотезу, что данная оценка показывает насколько возвышенно находился и чувствовал себя Александр Федорович над толпой. Он фактически поставил себя над демократией, которую считал идеалом государственного устройства. Фактически его большое количество высказываний по поводу того, что он никогда не собирался становиться диктатором, отнюдь не умаляет того, что он считал, что толпа его обожествляет. Прерогатива, по меньшей мере, монархическая, но никак не республиканская. Справедливости ради стоит указать на то обстоятельство, что Керенский обладал большой степенью внушения для толпы, однако его авторитет, по оценкам специалистов по Русской Революции, стремительно начал падать после августа 1917 года, именно после событий «Корниловского выступления».

Историк Г.М. Катков в своем исследовании, написанным в эмиграции и на основе материалов эмиграции, получившим также название «Дело Корнилова», обстоятельно рассматривал вопросы, связанных с событиями августа 1917 года. В них Катков рассматривал также и параллельные тексты из разных источников. Автор фактически приходит к выводу, что материалы воспоминания Керенского, далеко не во всем соответствовали действительности. Сравнение, проведенное автором, явно свидетельствует о том (хотя подобный опыт проводил в «Борьбе генерала Корнилова» и А.И. Деникин), что Керенский совершенно не так, как другие авторы, интерпретирует события. В своих воспоминаниях Керенский пытается доказать, что он оказался перед фактом предъявления ему ультиматума из Ставки лично Верховным Главнокомандующим. В тоже время по воспоминаниям чинов Ставки оказывается, что взгляды на события были абсолютно иными. Большинство генералов, как А.С. Лукомский, А.И. Деникин и др., упоминают, что Л.Г. Корнилов фактически оказался в положении, когда Временное Правительство и Петроградский Совет интригуют против самого Корнилова. А.С. Лукомский писал: «Вообще из Петрограда мы получали постоянные предупреждения, что неудовольствие против генерала Корнилова и Ставки среди Временного Правительства все нарастает и что Совет рабочих и солдатских депутатов начинает настаивать на удалении генерала Корнилова и на разгоне контрреволюционеров Ставки»[30]. Генерал А.И. Деникин пишет о событиях «корниловского движения» следующее: «…к концу августа Керенский все еще не решался – идти ли с Корниловым против советов или с советами против Корнилова… Корнилов, твердо решив вопрос о необходимости изменения конструкции  власти, колебался еще в выборе методов его осуществления»[31]. Таким образом, позиции офицерства и Керенского заметно отличались. Военный и морской министр Временного Правительства А.И. Верховский так описал события этих дней в своем дневнике: «Ставка и Петроград держали свои намерения в тайне и поставили не только страну, но даже ответственных руководителей в тупик созданиям гибельного для армии столкновения. Вся ночь прошла в поисках выхода, поисках решения, как примирить те две силы, союз которых был необходим для поддержания боеспособности армии. Но выхода этого не было»[32]. «Заговорщики [в лице Ставки] прибегали к обману», - эту позицию А.Ф. Керенский по отношению к выступлению против своей власти глава кабинета высказывал всегда и не забыл до конца своих дней[33].

Объясним определенную парадоксальность и еще одного утверждения Керенского. В мемуарах он указывает: «я хотел бы сказать…, что уважаю моральное право на мятеж, но в исключительных случаях. Однако во время войны ответственность перевешивает такое моральное право»[34]. Видно достаточно легко совершать переворот и использовать «моральное право на мятеж», когда не ты находишься под ударом. Вероятно, именно так мыслил сам Керенский. Совершенный мятеж, переросший в государственный переворот в феврале 1917 года, был актом исключительным, после которого власть в стране перешла к Временному Правительству. Интересно в данном случае то, что самого Керенского изначально фактически даже не рассматривали как потенциального члена нового революционного кабинета. Осуждение военного мятежа, при «моральном праве» на него, вероятно, в случае Керенского стоит рассматривать именно с эгоистической точки зрения. Иными словами, пока власть принадлежит другому на нее можно покуситься, а когда власть принадлежит самому человеку, против которого поднимается восстание, то «моральное право» теряет свою актуальность.   

Стадия накануне Октябрьского переворота, в трактовке Керенского, начинается с момента провала «путча генералов» вплоть до момента падения Временного Правительства в результате государственного переворота. Интересно опять же, что эту главу своих мемуаров Александр Федорович назвал «Заключительная стадия борьбы за мою Россию». Само по себе название достаточно примечательное, подобное уже встречалось и ранее, что мы отмечали.

Разумеется, о подготовке переворота большевиками Керенский был заранее осведомлен. Позже в эмиграции он неоднократно говорил о «немецком» следе в истории победы большевиков во главе с В.И. Лениным. Оставляет большое количество вопросов сам процесс большевизации советов, общая оценка их Керенским. В тоже время следует признать, что к Ленину все же Александр Федорович относится с определенным уважением, но простить ему мятежа против себя он так и не смог. В своем последнем интервью светлейшему князю А.А. Ливену, к которому мы уже обращались, Керенский отмечает, что Ленину и его однопартийцам фактически было дозволено вернуться в Россию тогда, когда такую возможность давали всем политическим эмигрантам. Он почти не вспоминает о том, что против Ленина было заведено уголовное дело, и он находился в розыске. В своем последнем интервью кажется, что Керенский немногословен. Однако то, что Ленин всегда поддерживался немцами, он повторяет достаточно часто. Известны разные трактовки бегства Керенского из Петрограда. В своих воспоминаниях он говорит о версии, что ему подали его автомобиль, и он спокойно выехал через кордоны красной гвардии на Невском проспекте за пределы города. Старая версия о том, что Керенский бежал из города в женском платье, точнее в костюме сестры милосердия, уже не выдерживает критики. Наиболее распространенная версия, что был реквизирован автомобиль американского посольства и, прикрываясь дипломатической неприкосновенностью, он отбыл из Петрограда, где уже сложил свои полномочия министра-председателя Временного Правительства, которое к 25 октября 1917 года было уже арестовано.
После октябрьского переворота и прихода к власти большевиков, политическая карьера Керенского была закончена. Однако он продолжил заниматься политикой в среде русской эмиграции. На протяжении длительного времени он являлся фактически главным автором и издателем берлинской газеты «Дни», одной из наиболее авторитетных русских эмигрантских газет. На протяжении этого времени им публиковались свои воспоминания, изданные уже под конец жизни в 1966 году в Лондоне. В 1918 году, как мы уже отмечали, он выпустил книгу-сборник «Дело Корнилова», а также в разное время были выпущены другие более мелкие работы («Катастрофа» (1927), «Гибель свободы» (1934)). Именно в годы вынужденной эмиграции, главной задачей для Кереского было защитить российскую демократии времен 1917 года и, прежде всего, защитить себя. Дискуссии, которые велись на полях изданий «Дни», «Воля России» (Прага), «Последние Новости», «Возрождение» и др., совершенно по-разному трактовали деятельность самого Керенского, так и его правительства. Совершенно очевидно, что никакого уважения в среде русской эмиграции Керенский практически не имел. Пока большая часть эмиграции отдавалась ностальгии по утерянной России, Керенский фактически ностальгировал о потерянных возможностях и о потерянной власти. Интересно ряд последних утверждений из интервью с А.А. Ливеном. В отношении борьбы правых и левых «экстремистов» против власти Керенского он сказал, что для них «пока существую я, не может быть уничтожена русская демократия». Ну а последний многозначительный тезис из интервью, наверное, наиболее показателен для политической карьеры А.Ф. Керенского: «Должен сказать, что я никогда не держался за власть»[35]. 

Таким образом, можно сказать, что психологический портрет А.Ф. Керенского достаточно сложен. Представитель сословия духовенства по происхождению, он с самого детства был достаточно свободен в своих взглядах. Стоит предположить, что Туркестан, удаленность этого региона от центральных губерний, относительная свобода в поисках своих жизненных ценностей сыграла положительно в психологии Керенского в том плане, что он всегда чувствовал себя достаточно свободным и легким в плане определенных суждений. С поступления на юридический факультет Санкт-Петербургского университета он становится достаточно активным общественным и политическим деятелем, активным членом туркестанского землячества, выступает перед студентами на острые политические темы. С того момента, а также выбор профессии юриста, т.е. защитника тех, кому всегда нужно помочь, сыграло не последнюю роль в его будущем. В 31 год  - депутат Государственной Думы IV созыва, входит во фракцию трудовиков. Становится политическим масоном. К моменту революции А.Ф. Керенский уже достаточно яркая фигура, которая с завидной долью регулярности, появляется на страницах газет. О нем начинают говорить массы. С февраля 1917 года – активный деятель Временного Правительства, последовательно занимавший посты министра юстиции, военного и морского министра, а также министра-председателя. Одним из наиболее важных его качеств в это время была видимо слабая воля, окруженная революционным пафосом. Яркий оратор и при этом слабый политик, умеющий до определенного момента манипулировать общественным мнением. Но при этом человек, видевший с момента начала своего председательствования во Временном Правительстве, целый ряд персоналий и течений, которые не позволяли ему быть лидером российской демократии. Политический демагог в 1917 году, пытавшийся лавировать между «левыми» и «правыми» экстремистами, А.Ф. Керенский проявляет близорукостью и упоение властью, которая фактически быстро теряет свой авторитет в народе. После свержения Временного Правительства политический эмигрант, который всю оставшуюся жизнь доказывал, что в том, что случилось в октябре 1917 года, да и в своих попустительствах, виноваты «немцы», «левые» и т.д., но не признававший свою вину в том, что позволил дать разгул «демократическому элементу». В воспоминаниях он же на фоне большей части процитированных фрагментов предстает как достаточно жалкий политик. Свое последнее интервью в 1964 году в гостях у «Радио Канада» Александр Федорович Керенский давал в возрасте 83 лет. Стоит предположить, что Керенский стал не случайным собеседником светлейшего князя А.А. Ливена на русскоязычном радио. Разговоры о российской демократии на русском языке на волне «холодной войны» были достаточно актуальны в рамках идеологического противостояния двух систем. После этого в 1966 году выходят его мемуары «Россия на историческом повороте», где он свою жизнь фактически представил сквозь призму российской истории. Александр Федорович Керенский скончался от рака в Нью-Йорке 11 июня 1970 года в возрасте 89 лет. Похоронен «лидер российской демократии» в Лондоне на кладбище Putney Vale Cemetery.



ПРИМЕЧАНИЯ.

[1] Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. Мемуары. – М.: Республика, 1993. С. 4-5.
[2] Там же.
[3] Там же. С. 6.
[4] Там же. С. 11.
[5] Там же. С. 18.
[6] Там же. С. 25-29.
[7] Там же. С. 30.
[8] Ольденбург С.С. Царствование Императора Николая II; в 2-т. Т. 1. – Н. Новгород: Чёрная Сотня; Вертикаль. XXI век. 2013. С. 273.
[9] Керенский А.Ф. Указ. соч. С. 42-43.
[10] Там же. С. 47.
[11] Там же. С. 72.
[12] Материалы расследования данного преступления и процесс исследованы в работе: Витухновская-Кауппала М.А. Финский суд vs «черная сотня»: расследование убийства Михаила Герценштейна и суд над его убийцами (1906-1909). – СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2015. 
[13] Последнее исследование по этой теме вышло в серии «Люди России»: Тютюкин С.В. Александр Керенский. Страницы политической биографии (1905-1917гг.). – М.: Политическая энциклопедия, 2012.
[14] Керенский А.Ф. Указ. соч. С. 63.
[15] Интервью А.Ф. Керенского. Радио Канада. 1964. Беседовал светлейший князь Александр Андреевич Ливен. URL: https://www.youtube.com/watch?v=wA225DBywU4 (дата обращения: 28.10.2016).
[16] Интервью А.Ф. Керенского. Радио Канада. 1964. Беседовал светлейший князь Александр Андреевич Ливен. URL: https://www.youtube.com/watch?v=wA225DBywU4 (дата обращения: 28.10.2016).
[17] Там же.
[18] Керенский А.Ф. Указ. соч. С. 180.
[19] Интервью А.Ф. Керенского. Радио Канада. 1964. Беседовал светлейший князь Александр Андреевич Ливен. URL: https://www.youtube.com/watch?v=wA225DBywU4 (дата обращения: 28.10.2016).
[20] Керенский А.Ф. Указ. соч. С. 193.
[21] Там же. С. 199.
[22] Базанов С.Н. Великая война: как погибала Русская армия. – М.: Вече, 2014. С. 34.
[23] Керенский А.Ф. Указ. соч. С. 227.
[24] Там же. 228.
[25] Верховский А.С. Россия на Голгофе (из походного дневника 1914-1918гг.) – М., 2014. С. 145.
[26] Лукомский А.С. Очерки из моей жизни. Воспоминания. – М.: Айрис-пресс, 2012. С. 391.
[27] Интервью А.Ф. Керенского. Радио Канада. 1964. Беседовал светлейший князь Александр Андреевич Ливен. URL: https://www.youtube.com/watch?v=wA225DBywU4 (дата обращения: 28.10.2016).
[28] Там же.
[29] Керенский А.Ф. Дело Корнилова. // Дневник политика. Революция началась! Издалёка. Дело Корнилова. М.: НПК «Интелвак», 2007. С. 368.
[30] Лукомский А.С. Указ. соч. С. 385.
[31] Деникин А.И. Очерки русской смуты. [в 3 кн.]. Кн. 2, т. 2. Борьба генерала Корнилова… - М.: Айрис-пресс, 2013. С. 45.
[32] Верховский А.С. Указ. соч. С. 147.
[33] Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте… С. 249; Интервью А.Ф. Керенского. Радио Канада. 1964. Беседовал светлейший князь Александр Андреевич Ливен. URL: https://www.youtube.com/watch?v=wA225DBywU4 (дата обращения: 28.10.2016).
[34] Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте… С. 249.
[35] Интервью А.Ф. Керенского. Радио Канада. 1964. Беседовал светлейший князь Александр Андреевич Ливен. URL: https://www.youtube.com/watch?v=wA225DBywU4 (дата обращения: 28.10.2016).