Жизнь, отданная людям

        В  декабре   2016  года  исполнилось  103  года   со  дня  рождения   великого  хирурга,   Академика,  Лауреата  Ленинской  премии,  директора  НИИ  сердечно—сосудистой  хирургии,  Героя  социалистического  труда  и  просто  замечательного  человека  Николая  Михайловича  Амосова.  Он  ушел  из  жизни  в  2002  году,  но  в  благодарной  памяти   спасённых  им  людей,  его  многочисленных  учеников,  коллег,  друзей—всех,   кто  знал  его  или  просто  читал  его  умные  добрые  книги,  он  останется  навсегда.
     Встреча  с  этим  человеком   определила  всю  мою  жизнь. А     было  это  так.   В  1964  году,  будучи  ординатором  Криворожского НИИ   профзаболеваний,   наряду  с  лечением  больных  и  учёбой,  я  увлеклась   исследовательской  работой.  Видя  моё  стремление  к   науке,  мой  дорогой  руководитель  Алексей  Петрович  Карапата  направил  меня  в   Институт   к   Амосову  для  освоения  методики.
      Эта  первая  в  моей  жизни   командировка  в  Киев  вспоминается  мне  как  прекрасный  сон.  Красивый  город,  знаменитый  на  всю  страну  институт,  знакомство  с  Н.М.  Амосовым.   А,  самое  главное,  мне  повезло  увидеть   одну  из  его  операций  на  сердце.    Вот  запись    в  дневнике  от   31  января  1964  года:  «Какое  счастье!  Сегодня  видела  операцию  вшивания  искусственного  митрального  клапана.  Эту  операцию  Амосов  (сам!)  делал  только  второй  раз.  Первая  была  накануне.  У  нас  пока  этого  не  делает  никто».
      Операция  началась  в  11 часов,  окончилась  в  17--  00.   Сердце  отключено  от  кровообращения,  оно  не  сокращается,  а  мелко  фибриллирует,   охлаждённое  до    22  градусов.  Его  работу  выполняет  АИК  (аппарат  искусственного  кровообращения).    Вскрывается  полость  левого  желудочка,  убираются  остатки    повреждённого  клапана,  и  вшивается  новый.
       Легко  сказать!  Ведь  всё  тогда  было  впервые:  подбор  материала   для  искусственного  клапана,  совершенствование  АИК.   Тогда  не  было  такой  аппаратуры,  какая    есть  теперь.  Многое  конструировали  в  институте  сами.    В  тот  день  всё  шло,  как  обычно.   Хирурги  подготовили  операционное  поле.  Вошел  Н.М.  Амосов  и  сразу  почему—то  посмотрел  вверх,  где  в  потолке    над  операционным  столом  был  оборудован  стеклянный  фонарь,  чтобы   хирурги,  аспиранты  и  все  другие  врачи  могли  наблюдать  за  ходом  операции.    Потом  в  своей  книге    Николай  Михайлович  напишет:  «Мельком  посмотрел  вверх—кругам  сидят  наши  и  даже  какие—то  незнакомые».  Это  последнее,  наверное,  обо  мне.
      Итак.    Подключают   АИК.   Одна  трубка  вводится  в  полость  правого  желудочка  сердца,  по  ней  кровь  оттекает  из  сердца  в  оксигенератор  (искусственные  лёгкие).    Затем  насос  гонит  её  по  другой  трубке  в  бедренную  артерию.  Ещё  одна  трубка  вводится  в  полость  левого  желудочка  сердца,  чтоб  отсасывать  кровь    и  воздух,  когда  сердце  заработает.  Эта  трубка  у  основания  обшивается  стежками,  которые  потом  затягивают,  как  кисет.  Когда  трубка  извлекается,  отверстия  в  стенке  сердца  больше  нет.
      Подробно  остановилась  на  описании  этого  момента,  потому  что  дальнейшие  события  сложились  драматично.  Операция  по  замене  клапана  была  закончена.  Включили  машину  на  нагревание,  чтоб  тёплая  кровь,  поступающая  по  коронарным  сосудам,  согрела  сердце,  и  оно  заработало.  Если  это  сразу  не  происходит,  применяют  дефибриллятор.    В  тот  раз  сердце   заработало  самостоятельно!    А  потом   произошло  непредвиденное:   как  только  ассистент  удалил  трубку  из  левого  желудочка  сердца  и  Николай  Михайлович  стал  стягивать  «кисет»,  нить  порвалась.   Шов—кисет  не  затянулся,  и  из  дыры    под  огромным  давлением  ударила  струя  крови,    мгновенно  залив  хирургу  лицо,  грудь,  руки  и  операционное  поле. 
      Но  Амосов  не  растерялся,  он  мгновенно  буквально  заткнул    отверстие  пальцем  и  стал  накладывать  вокруг  него  новый  шов.  Это  было  очень  трудно,  так  как  пришлось  работать  одной  рукой,  а  верхушка  сердца  «прыгала»  (сердце—то  уже  запустили).  Да  и  кровь,  несмотря  на  работающий  отсос,   продолжала  поступать.  И  всё  же  Николай  Михайлович  блестяще  справился.
      Когда  всё  закончилось,  он  был  бледен  до  голубизны.  И  снова  посмотрел  вверх,  на  нас.    «Взгляд  вверх.  Все  жадно  смотрят.  Как  в  цирке.  И  страшно  и…  Брось.  Это  ты  зря.  Большинство  искренне  переживает.  Люди  хорошие.  Хо-ро-шие.  Нужно  говорить  это  всегда.  Иначе  трудно  жить».
       И  он  был  совершенно  прав.  Произошедшее  обсуждалось  «зрителями»  профессионально  и  с  сочувствием.  Я  слушала  и  радовалась  тому,  что  у  Амосова  такие  преданные,  умные,  благодарные  коллеги  и  ученики.  Они  говорили,  что  у  Николая  Михайловича  золотые  руки,  что  он  очень  требователен  в  первую  очередь  к  себе.  Он  не  переносит,  когда  отвлекают  вопросами  во  время  операции,  но  потом  всё  подробно  расскажет  и  начертит.    Что  он  просто  генератор  научных  идей  и  планов   и   буквально  «на  ходу»,  в  коридоре  может  «подбросить»  тему  диссертации.   
       Та  стажировка  определила  многое  в  моей  жизни.  Я  буквально  «заразилась»  творческой  энергией,  которая  царила  в  институте.  С  тех  пор  прошло  много  лет,  я  полвека  отдала  своей  любимой  лечебной   работе.  И  всю  жизнь  по  возможности  следовала  советам  Н.М.  Амосова,  в  том  числе  и  по  здоровому  образу  жизни. 
      Сам  Николай  Михайлович  был  великий  труженик.  Худощавый,  моложавый,  быстрый  в  движениях,  на  работу    в  институт,  расположенный  на  высокой   Соколиной  Горе,  он  всегда  ходил  пешком.  И  работал,  работал,  работал  почти  до  самой  кончины  в  возрасте  89  лет  в  конце  2002  года.  Сколько  людей  обязаны  ему  спасённой  жизнью,  сколько  благодарных  учеников  продолжают  начатое  им  дело,  сколько  диссертаций  защищено  под  его  руководством!
       Менее  известна  другая  сторона  деятельности  Н.М.Амосова.  В  1964—65  годах  он  был  увлечён  кибернетикой,  изучал  закономерности  управления  и  передачи  информации  в  живых  организмах,  моделирования  поведения,  природу  человеческих  чувств.  Он    писал: 
       «Я  вижу  страдание  людей  от  болезней.  А  сколько  других?  От  унижения  человеческого  достоинства,  от  бедности,  от  невозможности  понять  друг  друга.    Поведение  человека  осуществляется  по  корковым  программам,  которые  построены  не  только  в  интересах  индивидуума  для  удовлетворения  его  инстинктов,  но  и  в  интересах  более  сложной  системы—общества.   Каждая  из  двух  программ,   животная  и  социальная,    может  измениться  в  процессе  собственного  творчества (воспитание).  Но  когда  инстинкты  напряжены  сильно,  то  могут  сорвать  все  моральные  принципы,   привитые  воспитанием.  Отсюда  нужно  сделать  главный  вывод.  Общество  должно  обеспечить  не  только  воспитание,  но  и  создать  условия  жизни,  исключающие  перенапряжение  инстинктов». 
      Как  злободневно  звучат  эти  слова  сегодня! 
   Мне,  врачу,  очень  близки  взгляды  Н.М.Амосова    и  на  милосердие  изложенные  им  в  замечательной  книге  «Мысли  и  сердце»:
  «Когда—то  говорили  «сестра  милосердия».  Теперь  это  слово  вышло  из  употребления.  А  зря.  Милосердие—жалость,  сострадание,  любовь  к  маленьким  и  слабым.  Больше  всего  это  касается  медиков,  постоянно  имеющих   дело  со  страдающими  людьми.  Если  человек  не  умеет  сопереживать,  он  не  должен  выбирать  профессию  врача.  А  у  некоторых  медработников  наступает  привыкание,  ведь  чужие  страдания  причиняют  боль.  А  к  боли  человек  приспосабливается.  Защитная  реакция.    К  сожалению,    сами  пациенты  активно  подавляют  чувство  милосердия  у  медиков.
    Спасая  тяжелого  больного,  врач  отдаёт  не  только  труд,  за  который  получает  зарплату,  он  отдаёт  кусочки  своей  души.  И,  не  осознавая  этого,  хочет  получить  за  это  награду.  Нет,  не  денег  и  не  подарков,  а  просто  выражения  ответных  чувств.  Они  подкрепляют  его  условный  рефлекс  сострадания.  Но  бывает  и  такое:  врач  сделал  всё  возможное  и  невозможное,  чтобы  вылечить  больного,  а  он  выписался  и  даже  «спасибо»  не  сказал.  Однако  есть  много  врачей,  у  которых  гипертрофированы  «центры  жалости».  Они  много  страдают,  но  им  доступно  и  высшее  удовлетворение  от  победы  над  болезнью  или  смертью».
      Именно  таким  человеком  был  Николай  Михайлович  Амосов-- великий  хирург  и  мыслитель.  Он  всего  себя  отдал  людям.