Эпилог

Максим широко распахнул глаза и хрипло выдохнул, когда Яна сжала его, буквально вжимая в себя. Демон остался таким же бесстрастным и холодным, впитывая через взгляд удивление и боль юноши. Она наклонилась к лицу Максима, почти касаясь своим носом его носа, и продолжала вглядываться в карие глаза парня. Пальцами сильно надавила на шейные позвонки, и они хрустнули. Почувствовав нестерпимую боль в шее, юноша снова стал сопротивляться и вырываться из железной хватки Яны, но та полностью обездвижила его. Еще секунду всматривалась в лицо Максима, а потом заставила его приподнять голову и впилась в похолодевшие губы поцелуем, не разрывая связь с глазами юноши. Парень почувствовал, как его жизнь стремительно перетекает в Яну. Ему оставалось только наблюдать и чувствовать, как демон будто бы жалит его своим языком и сжимает спину так, что позвоночник весь пульсировал болью. Спустя мгновение сознание покинуло его, и свет в глазах померк.

Яна с наслаждением доломала шейные позвонки парня и, поддерживая его голову, расстегнула ворот пальто. Немного отклонилась назад, чтобы своим весом держать тело юноши, голова которого теперь покоилась на плече Яны, и, проникнув под одежду, нащупала пальцами ребра. Напрягая нечеловечески сильные пальцы, она разорвала кожу и легко пронзила тело Максима насквозь, чувствуя, как кончики пальцев упираются в кожу спины. Это тепло чужого тела вызывало приятные ощущения где-то в груди самой Яны, и на секунду она прикрыла глаза, наслаждаясь этим, но потом вспомнила, что если она не поторопится, тело быстро остынет, и получить больше этого тепла будет невозможно.

Яна легла на спину, прямо на замерзшую землю, положила на себя уже почти умершего Максима, не вынимая погруженную в его тело руку, и проникла второй рукой в пространство между двумя левыми ребрами, в область сердца. Оно практически не билось, но все же она смогла ощутить пару слабых колебаний, почувствовать жизнь, только что покинувшую тело Максима. Это прекрасное ощущение чужой жизни призывало Яну проникать глубже в едва теплый сосуд души, чтобы прочувствовать еще хоть каплю живительного тепла. Тело, обдуваемое ветром, стремительно остывало, и с досады и отчаянного желания впитать еще хоть что-нибудь Яна снова впилась жадным поцелуем в губы. Эту попытку отобрать капли жизни трудно было назвать поцелуем — она кусала губы, язык Максима, чувствуя кровь юноши на своем языке. Когда тело окончательно остыло, и Яна поняла, что больше она забрать не сможет, её глаза наполнились редкими слезами — Яна не позволяла себе такого никогда, исключая эти минуты близости с чужой жизнью. Слезы её были слезами благодарности и невозможной жадности до жизни. Плача, она опять чувствовала в себе насильно украденную жизнь Максима, и было одновременно приятно и безумно горько осознавать, что она сама не выбрала для юноши другого пути. Такое противоречие разрывало душу Яны, хотя до этого момента она думала, что ценит только противоречия.

Взглянув на мертвые, холодные губы Максима, она почувствовал сильное желание повернуть все назад, избавиться от этого горя и оставить юноше жизнь. Яна поцеловала истерзанные губы парня и, не желая больше сдерживаться, позволила себе зарыдать, в надежде выпустить эту непонятную тоску и внезапную боль, которую раньше никогда не испытывала. В эти мгновения она почувствовал огромное облегчение и вместе с ним ощущение радостного освобождения от какого-то бремени, какое она до сих пор носила в себе.

Захлебываясь своими слезами и кровью юноши, Яна сжимала мертвое тело дрожащими пальцами, шептала беззвучно «да… наконец-то да!», в безумном оскале искривляя рот, и хохотала…