Нужная женщина

               
      Послеобеденное солнце уже клонилось  за крышу соседнего дома, отбрасывая стелющиеся, насыщенные густым желтым цветом лучи. Они  проникли  в комнату, четким снопом  прорезали ее полумрак, обволакивая и оплавляя все, что попадалось на пути. От такого освещения предметы делались более объемными, самая малая неровность давала глубокую тень. И все это вместе, и рой пылинок, высвеченных как под микроскопом, создавало в комнате особое, несколько таинственное настроение. А еще в ней растекались покой, одиночество и ожидание.

    Вера сидела на диване давно, расслабленно  откинувшись на подушки,  неотрывно наблюдала за меняющейся игрой света на полу, стенах, предметах. Зрелище завораживало, затягивало как омут, лишая возможности и желания думать, двигаться, что-то делать. Она с трудом  стряхнула с себя оцепенение, взглядом обежала комнату. Привычная и милая сердцу: телевизор, компьютер, диванчик, забитые книгами полки, цветы. Не богато но, как говорят те, кто заходит, уютно. И нет здесь никакого одиночества. Оно не в комнате, оно в хозяйке. И ожидание. Хотя последнее – пустое, пора иллюзий давно миновала.

   Нет, Вера не была одинокой женщиной. У нее было все: муж, взрослый сын, работа, подруги. В понятие «все» не входило лишь одно – счастье.
   И надежда здесь не живет. Давно ушла, тошно ей в этих стенах.

   Разлад  между действительностью и желанием в семье начался давно. Почти сразу после свадьбы. Наивная, мечтательная, глядящая на мир сквозь розовые очки восторженности, Вера влюбилась  безоглядно и бесповоротно. Если по правде, то уже и пора было. За спиной институт, время, когда она ни о чем, кроме книг да лекций, не думала. Распределение, новое место жительства, работа, свобода, годы. Совпало все так, как не придумаешь. Нескладный  подросток-девушка незаметно для себя выросла. Она сбросила кокон, сотканный неустанным контролем родителей, боязнью в чем- то не успеть, сделать не так, оказаться хуже других и тем огорчить их, уязвить родительскую абсолютную уверенность в способностях дочери и прекрасном будущем, ожидающем ее. Все позади! Впереди лишь то  самое счастливое будущее. И оно не заставило себя ждать.

   Густой вьющийся чуб, голубые глаза, самоуверенные  повадки парня, которого Вера часто видела в толпе молодежи, приходя в поселковый Дом культуры на танцы или в кино, притягивали ее взгляд как магнитом. Неумелая  в общении в парнями, стеснительная, она с замиранием сердца наблюдала за девчатами, что  шумными стайками вертелись вокруг ребят, строили им глазки, ехидничали, задевали то словом, то телом, разжигали, дразнили. С отчаяньем слышала его  громкий с хрипотцой хохоток, и обмирала от тайных мыслей и желаний.

   Сказать, что Саша был завидным женихом – явно перегнуть палку. Окончив техникум он зазнался, считал себя умнее и образованнее своих сверстников,  держался с ними несколько отстраненно и свысока, внимание девчат принимал как должное. Был человеком,  замкнутым на себе, любимом, и не жаждущим зарабатывать хлеб насущный в поте лица. Но ничего этого Вера не знала, а если бы и знала, то приняла бы как данность, и всему нашла оправдание, как потом год за годом оправдывала свое безрадостное существование при муже-эгоисте. Любовь зла …

   Она часто с горечью  вспоминала первый тревожный звоночек-предупреждение, прозвеневший прямо в день свадьбы. Молодой супруг, подбадриваемый одобрительными криками друзей и родни, к концу застолья был похож на неуправляемую куклу-марионетку. Забывший  по какому поводу гулянка, и оравший все, что  приходило в голову, он уже не видел ни гостей, ни ее, заливавшуюся краской после очередного литературно-поэтического высказывания  новоиспеченного мужа, и пытавшуюся как-то сгладить общее впечатление от происходящего.

Утро, разумеется, началось не с  объятий и поцелуев, а зловонного дыхания, мутных глаз, опухшего лица и воды. Вера помнит, как сидела на краю кровати, придерживала алюминиевый ковшик и Саша жадно глотал воду. Струйки переливались через край, стекали по подбородку на покрывало, растекались по его груди. В тот миг она испытывала не обиду и горечь, а недоумение: где прелесть свадьбы,  ощущение счастья от мысли, что теперь они навсегда вместе? Но тут же себя успокаивала, убеждала, что это стечение обстоятельств, «так случилось», и дальше все будет хорошо.

   Но шли годы, а лучше не становилось. «Горбатого могила исправит» - старые люди  слов на ветер  не бросали. Сашины амбиции, как и страсть к спиртному росли, отношения с женой, пристававшей к нему с душевными  разговорами и любовными излияниями, раздражали все больше. Вера же упорно отказывалась признать свою ошибку.
               
   Надежда, что ее любовь, преданность будут оценены по достоинству, оградят мужа от неверных шагов, изменят, становилась все призрачнее. Со временем Вера приспособилась. Она научилась отключаться и не слышать пьяного пустословия и  унизительных оскорблений. Заставила себя не видеть хаоса, поглощающего  квартиру во время мужниных запоев. Единственным островком покоя, конечно относительного, была ее крохотная комната. Сюда Вера стремилась в радости и горести, здесь выплакивала обиды и  отчаянье, мечтала и творила. И сейчас сидя в своем уголке, с наслаждением вслушиваясь в тишину пустой квартиры, она размышляла над  тем, что говорила вчера подруге.
Как всегда речь шла о доме, детях и конечно, мужьях.

   - Сын вырос, давно живет отдельно, самостоятельный, помощи не просит, наоборот еще и мне помогает. Казалось бы, вот и пришло время развязать себе руки – уж теперь-то нас с Сашкой вообще ничего не держит. Но понимаешь, что удивительно: не хочется ничего менять! Притерпелось, притерлось. Притупилась болезненность происходящего. Я привыкла к своей комнате, где чувствую себя отгороженной от всего мира, защищенной, хотя понятно, чисто умозрительно. За эти годы я  научилась жить в этом и с этим. И признаться, боюсь что-либо менять. Вот и живу в каком-то двойственном состоянии: вроде и плохо, а вроде и ничего, и даже иногда нормально. Только вот жаль, из-за своей нерешительности, бабьей жалости прожила жизнь тускло и  невнятно. А ведь  столько могло в ней произойти! И намечалось, и было близко к исполнению…
 
   Знаешь, так печально сознавать, что не пригодились твои доброта и отзывчивость, нежность и страстность, ум и еще что-то, что у каждого свое, остались невостребованными самым близким человеком. Бросила жизнь как бисер перед свиньей. Ну,  да что теперь сожалеть,  сама себе такой путь выбрала.

   Хотя  время идет,  а он не уходит, держится! Может, все же хоть чуть  любит?  Или практичным своим умом понимает, что лучше не найдет: кто будет терпеть его  выверты? Ругается, шумит, а не уходит, держится за меня мертвой хваткой. Значит, все-таки нужна. Нужна! Вот так – грубо и обидно, с ненавистью и отчаяньем, но нужна!?

  Подруга слушала молча, думала о чем-то своем.