Вера Повелителя

Повелитель доверенных Ее Величества Молодой Госпожи удобно вытянулся на ложе. Все тело зудело и ныло — ночную часть суток приходилось стремительно нестись по узким коридорам улья; карабкаться по уступам, высматривая наималейшие признаки непорядка; угрожающе раскинув широкие крылья, прыгать с площадок на сомлевших от усталости солдат; подбадривать рабочих; осматривать Апартаменты, придирчиво проверять доверенных на каждом, несчетном количестве поколений, выверенном месте… Он не чувствовал ни гордости, ни обидчивой утомленности, знакомой каждому доброму служаке — лишь некий покой, приятно разливающейся по всем членам огромного тела, украшенного на груди родовым гербом Черных фюльгий — двойным укусом мощных челюстей Старой Госпожи, чей невообразимых размеров череп стоял на Алтаре Памяти гнездовой кладки улья.

Наступало Время Покоя, краткий час, когда желтое светило захваченного фюльгиями мира поднимаясь над горизонтом, освещало развалины жилищ мягкотелых у синего моря. Слегка напрягшись, Повелитель почувствовал еле слышное слабое жужжание — то пугливо бились сердца раздавленных пятой Улья живых существ: бегающих, прыгающих, ползающих, плавающих — все едино. Он не чувствовал к ним ни презрения, ни злобы, ни даже снисходительной жалости — лишь холод. В это же мгновение под панцирем, помеченным родовым гербом, вспыхнуло, словно жаркое пламя, безграничное чувство любви — любви к Ее Величеству Молодой Госпоже, бравым доверенным, предмету его законной гордости, ротозеям-солдатам, искусным рабочим, даже ничтожнейшим трутням.

Откинувшись назад, Повелитель протянул когтистую лапу к мягкотелому, которого солдаты выловили из скальной норы шесть солнечных циклов тому назад. Солдаты — воплощенная воля повелителей… Мягкотелый был развлечением, ценным развлечением. Повелитель никогда не разграничивал долг и досуг, предпочитая полезное приятному. Немало ценного он узнал об ульях старой расы, разгромленных армией Ее Величества Старой Госпожи в незапамятные времена. Никогда нельзя знать, как обернется дело. В любом случае следует быть предусмотрительным.

Так мыслил Повелитель, полный административной мудрости.

— Рассказывай. Что нового? — Речь фюльгии напоминала обморочное скрипение металла по стеклу. Мягкотелый почтительно приложился лбом к лапе, и резко, сжавшись от ужаса, отпрянул, что-то забавно вереща — ибо Повелитель неожиданно выбросил из хвоста гладкое острое жало. Зверек припал к ребристому полу, дрожа всем телом. Фюльгия усмехнулась, широко раздвинув мощные губы, с которых капала едкая пенистая слюна. Это было шутка, которую он повторял раз за разом, и с неизменным успехом. Мягкотелый не должен знать, когда Повелителю придет мысль сожрать его, либо кинуть в гнездовую кладку Ее Величества. Каждый раз он расслабленно думал, что надо бы уничтожить зверька, разбить его хрупкую голову, как он поглотил многих до него. Но практичность каждый раз пересиливала. Не каждый мягкотелый мог выучить хотя бы азы языка. Все, которые были до этого, попадались тупыми и непонятливыми. Вообще, местная раса была примитивна — слышали только часть речи. Приходилось постоянно упрощать, прилагая усилия для того, чтобы донести свою мысль — но доверенные умели делать и это. Такие сложности огорчали Повелителя, несмотря на легендарное терпение и кротость. Он был вынужден их всех съесть, предварительно откусив по частям конечности — разумеется, только в порядке дисциплинарного взыскания. А этот оказался на редкость понятлив. И к тому же, знал каракули мягкотелых. Редкое знание. Нет, это была всего лишь шутка, отличная шутка. Надо заняться досугом, то есть делом.

Зверек стал медленно приходить в себя. И заскрипел, почтительно касаясь слабыми лапками могучей длани Повелителя, не дотрагиваясь до края ложа-трона — неслыханное кощунство, за которое можно было бы в два счета поплатиться прогулкой к гнездовой кладке:

— Рабочими в одной из пещер найден старый манускрипт мягкотелых. Судя по описанию, речь в нем идет о разграничении разных племен и каст, позволявшее им отграничивать себя от чужаков, которые они считали, — тут он замялся, — мне сложно это объяснить…
— Так объясни. Мне спешить некуда. — Повелитель устало закинул свою тяжелую голову, украшенную венцом из серебристого металла.

Мягкотелый растерянно заскрипел:

— Видите ли, Повелитель… у нашего племени существовало странное понятие… зло… боюсь, не поймете…
— Слышал. — Повелитель задумчиво застучал когтями по ложу. — Но не понял. Странное слово, странное. Зло. Что это такое?
— Видите ли, зло… Могу пояснить только на примере. Это когда звереныш нападает на семью зверя из другого клана и убивает его самку и детенышей, разделывая на части…
— Отличная шутка для мягкотелого, — подтвердил Повелитель.
— Или же обманывает, завлекая в денежные сети своего же соплеменника. Я вам уже немного рассказывал про деньги. Деньги — это кружочки из разных металлов, или обрезки жеваной древесины, на которые в улье мягкотелых можно сделать все. Иногда это просто цифры в наших машинах.
— Негодное изобретение. Вы прямо-таки им молились. — Повелитель вновь возвеселился. — Что, спасли ваши железяки от нас? Одна машина может подчинить и сломать любого мягкотелого. Но любая фюльгия может раздавить в лепешку, уничтожить тьму машин, за которыe вы пытаетесь спрятать ваши изнеженные тела и души.
— Да-да… Так вот, мягкотелые часто дают денег, и требуют возвратить сверх того через некоторое время. Называется — процент. А если его же соплеменник вернуть их не может, то давший денег может обратить его в рабство, даже отнять угол в улье, и выбросить из общества, так что обманутый погибнет с голоду.
— А вот это уже никуда не годится. — Повелитель философски согнул длинный коготь. Мы, фюльгии, друг другом за проценты не торгуем. Впрочем, что с вас взять, низшая раса.
— Совершенно согласен, низшая раса, — Мягкотелый покорно закивал своим маленьким лысым черепом, — и только один из примеров зла. Хоть и ничтожное, но общество мягкотелых считает, что это неправильно.
— Опять ничего не ясно. — Благодушное настроение стало испаряться. Повелитель почувствовал легкое раздражение. — Твой первый пример мне понятен. Мы разрываем на части рабочих, солдат, и личинок чужих ульев, убиваем их правительниц, если они попадутся нам в лапы. Миры слишком тесные, места в них всем не хватает, пищи недостаточно. Но мы никогда не шутим с фюльгиями. Это не значит, что у нас нет понимания забавного. Мы можем шутить. Например, с мягкотелыми. Но с Черными, даже с Белыми — никогда. Ведь они такие же, как и мы. Шутки с себе подобными — против правил хорошего тона нашей расы. Это связано со вторым примером. Ты уверяешь, что у вас было принято изгонять и уничтожать членов улья, причем, судя по всему, вполне безнаказанно, хоть это и порицается вашим обществом. Так что же такое зло?
— В этом манускрипте утверждается, что зло было связано с неким мягкотелым, которого называли, — Мягкотелый издал забавный свист, — так вот, будучи личинкой, он происходил из не очень-то уважаемой семьи, но позже достиг поразительного успеха
— Аадльхх-гилльл, — Начальник резко заскрипел, — что такое имя? Много раз я обсуждал с тобой это, но не понимаю вполне — какой смысл в имени, если есть титул? Может быть лишь один Повелитель, и будущие поколения доверенных будут помнить  не имя, а славные деяния, совершенные ульем. Ладно, оставим это. Так в чем состояла природа этого мягкотелого, что его посчитали злым?
— Тут вот в начале отмечено — он был столь ужасен, что все мягкотелые будут отрицать свое духовное родство с ним…
— Дальше.
— Но это важно для понимания. Далее, автор манускрипта утверждает: все мягкотелые, занимающиеся умственным трудом, чрезвычайно склонны к обману в отношении себе подобных. Они назывались, — тут мягкотелый вновь забавно свистнул, — так вот, они назывались «интеллигенция». Автор считает, что ум, соединенных с обманом в отношении к себе подобным — зло.
— И правильно считает. Смотри-ка, у низшей расы тоже могут быть зачатки благоразумия. Не дело, если имеющий власть и мудрость начнет вводить в обман своих подчиненных. Посмотри на меня. Нет — посмотри на меня! — Повелитель угрожающе поднял свою гигантскую голову с огромными сетчатыми глазами янтарного цвета, лоснящуюся при неверном свете блуждающих огоньков в улье. — Разве я способен на обман в отношении к себе подобным? Мои слова никогда не расходятся с делами, когда я обращаюсь к своим подчиненным. Ведь это неразумно. Если власть предержащие начнут вводить в заблуждение, высший порядок нарушится в улье, и настанет хаос. Я знаю, что в интересах Улья солдаты должны погибнуть, я прямо говорю им — «умрите». И они беспрекословно подчиняются. Управляющий рабочими никогда не будет вводить их в заблуждение, утверждая, что длина туннеля в три раза меньше, чем должна быть. Рабочие все равно приложат все усилия, чтобы пробить проход нужной длины. Если же они потеряют силы, и окажутся неспособны это сделать — вина на Управляющем. Он должен был учесть все сложности. Мы никогда не ставим перед собой заведомо невыполнимых задач. Поэтому черные — Высшая раса. Власть имеющий недаром обладает мудростью и знаниями.
— У нас знающий чаще всего не обладает властью. — Мягкотелый глухо вздохнул. — Наверное, из-за этого сословие ученых и презирали.
— Все правильно. Недаром вы проиграли и стали нашей законной добычей. Знание и власть неотделимы друг от друга. Чем больше знания, тем больше и власти. Солдат ограничен только вверенным ему, маленьким участком битвы. Большего от него и не требуется. Доверенный уже знает куда больше, потому что он руководит многими солдатами. Лишь Повелитель видит все поле сражения. Насколько я понял из твоего бессвязного бормотания, вашими ульями руководили глупые и безрассудные управляющие, а обладающие знаниями были и того тупее. Рабочий руководит доверенным! — Повелитель оскалился. — Как это ты сказал в прошлый раз? Абсурд! — Он с натугой проскрипел затверженное слово, оно ему тогда понравилось.
— Да, конечно… — Мягкотелый сидел, понурившись. — Видите ли, мы не отличаемся друг от друга так резко. Поэтому немудрено и перепутать… — Потом он встрепенулся. — Но я продолжу, если вы разрешите.
— Продолжай.
— В этом манускрипте предложен целый ряд вопросов, по ответам на которые можно определить принадлежность к мягкотелому, которого автор считал средоточием зла. Они довольно любопытны.
— Действительно, любопытно. Возможно, я сумею больше понять мышление вашей расы. Не будем терять времени. Задавай вопросы.
— Итак, вопрос первый. — Мягкотелый откашлялся. Тут спрашивается, каково отношение опрашиваемого к обычаям некоторых ульев — их у нас называли народами. Обычаи эти называются «капитализмом» и «социализмом».
— Разъясни, что это такое?
— При «капитализме» все важные вещи в улье принадлежат отдельным особям мягкотелых, которые используют их для того, чтобы заставлять всех прочих выполнять работу. Взамен выполненной работы измученным мягкотелым даются деньги, на которые они могут взять себе пищи, машин — в общем, всего, что нужно для проживания. Но денег всегда дается меньше, чем стоит на самом деле работа, поэтому у мягкотелых, обладающих вещами их оказывается все больше. А чем больше денег, тем больше власти. Знания и физическая сила при этом не имеют особого значения. Даже более того, часто эти мягкотелые — бездельники, предающиеся лени и удовольствиям. Главное во всех этих обычаях — золотые кружочки и обрезки бумаги…
— Абсурд! — Повелитель даже приподнялся на месте от возмущения. — Отвратительный обычай! Как можно этими бессмысленными деньгами оценивать то, что такой оценке не подлежит — работа, которая должна выполняться в интересах всего улья, а не какой-то бездельной стаи трутней? Низшая раса! Проценты, изгнание. Хорошо, а второй обычай?
— Второй именуется «социализмом». При этом все принадлежит не каким-то отдельным мягкотелым, а всему улью. Присмотр за вещами и работой осуществляется самыми достойными, сильными, умными, которые направляют рабочих и солдат, раздавая им пищу и все необходимое. Но насколько я понял из летописей мягкотелых, эти обычаи к моменту вашего блистательного завоевания уже находились в небрежении…
— Не льсти, бесполезно, — Повелитель вдруг холодно проскрипел бесстрастно начальствующим голосом. Говори внятно, ясно.
— К нашествию улья Черных фюльгий в наших городах все сражались со всеми за место под денежным солнцем, без которого мы не могли прожить и дня.
— Понятно. Очевидно, мелкий разбой больше по нраву пушистым грызунам. Что же касается второго обычая, столь печально погибшего — он мне уже нравится куда больше. Конечно, до нашей великолепной организации, когда все доверенные улья дарят Ее Величеству свое семя, внося свой посильный вклад в жизнь новых поколений управляющих, вам никогда не дойти. И пищу, наверное, эти ваши самые «достойные, сильные, умные» наверняка большей частью присваивали себе — знаю я вас, жадное ходячее мясо. Но одобряю, одобряю эти обычаи. Они схожи с нашими. Говоришь, они были в небрежении? Вот потому-то вы нам так легко и проиграли. Ценное наблюдение, — Повелитель напрягся, впечатывая новые знания в мозг, — продолжай.
— Второй вопрос касается одного из племен. Их называли алеманами. Судя по летописям, они очень часто нападали на другие племена, занимались разбоем и грабежом. Средоточие зла был из их племени. Он предлагал все прочие племена нашего мира превратить в рабов, часть — уничтожить.
— В те времена этому племени было нечего есть? Они голодали и находились в отчаянном положении?
— Нет, ничего подобного. У них были затруднения, связанные с тем, что они проиграли одну из войн, которую затеяли, намереваясь покорить новые земли исключительно ради удовлетворения своего тщеславия. Это их озлобило, Средоточие зла тоже. Особенно он ненавидел одно племя, именовавшееся сабрами. И к тому же…
— Довольно, — Повелитель брезгливо поджал губы, — какая шваль. Нападать на себе подобных, не будучи голодными, имея достаточно угодий. Отвратительное племя. Судя по твоим словам, этот мягкотелый был вырожденец. Дальше!
— Следующий вопрос касается племени антов. Они были очень простые, любили начальников, и охотно подчинялись им. Правда, иногда бунтовали — но только если начальники были равнодушные, глупые и любили деньги больше своего улья. Если за ними плохо следили, они начинали отлынивать от работы, угрожать повелителям, высмеивать их. Но при строгом и справедливом начальнике они творили чудеса храбрости на поле битвы и делали вещи, о которых другие племена и помыслить не могли.
— Одобряю, одобряю. Симпатичное племя, лучше всех прочих. Кстати, — Повелитель свел челюсти, — припоминаю, кажется, они сопротивлялись нам больше всего. Что там у тебя еще?
— Следующий вопрос касается еще одного племени, сабров. Они были очень мудрые и знающие. Многие из них возглавили сопротивление вашему завоеванию, пытаясь сбросить вас обратно в глубины Вселенной, откуда вы и пришли. Но так как их образ жизни всегда казался прочим племенам загадочным и непонятным, они их всегда ненавидели и стремились уничтожить. Впрочем, в их древних обычаях, я считаю, вообще много бесчеловечного. Чтобы как-то выжить, сабры копили у себя деньги, и давали процент. Этот обычай тоже очень не нравился племенам… Но среди них были и такие, которые проповедовали социализм. Вообще, сабры были очень разные…
— Что же, они на самом деле, были разные. Но мудрый всегда внушает уважение, потому что ему можно объяснить задачу, непосильную для неповоротливого ума. Считай, что к ним относился бы с уважением, если был бы зверем.
— Следующий вопрос несколько неожиданный. — Мягкотелый близоруко склонился над пожелтевшими бумагами. — Можно ли сказать, что твой улей всегда прав, и во всех войнах надо быть на его стороне?
— Очередной абсурд, — Повелитель недовольно заскрипел когтями по ложу, — что за странное утверждение? Улей не может быть правым, или неправым. Вообще, что это за понятие — правота? Мы разбирали этот вопрос в прошлый раз. Насколько я понял, для вашей расы дело обстоит таким образом: если одно племя мягкотелых нападет на другое, лишает его всего, превращает его обитателей в рабов, или просто разбивает им голову, то оно право. А если другое племя нападает на него, выгоняет из улья, уничтожает личинок и самок — то неправо. У тебя было еще одно хорошее слово, — Повелитель вновь приподнялся, — как оно звучало? Подожди-ка, — он напрягся, старательно припоминая это забавное словечко, — тав-то-ло-гия. Абсурд! Я вообще не понимаю, что за мерзкое лицемерие у вашей низшей расы. Нет и не может быть понятия правоты во Вселенной, где есть только два великих чувства — Любви и Ненависти. Я люблю Улей, мою блистательную и нежную Молодую Госпожу, доверенных-хватов и смелых солдат, трудолюбивых рабочих… даже трутней. Даже трутней! Разумеется, ульи, которые захотят уничтожить тех, кого так глубоко люблю, буду неистово ненавидеть. Глупое и безнравственное утверждение о «правоте» и прочих подлых принципах мягкотелых, вот что это такое.
— Наверное, — Мягкотелый вдруг стал странно раскачиваться, — наверное, я неправильно объяснил. Если некое племя нарушает правила, которые мы считаем священными и естественными, — например, убивает личинок и самок, — мы считаем его неправым. Ведь это нарушение всего, и…
— И что? Значит, ваша раса может поступать то так, то эдак? Что за бред о естественности ты несешь, если  вы сами же нарушаете свои же законы, которые у вас, видите ли, священные и неприкосновенные? Мы никогда не шутим с подобными себе. Даже если мы разрываем чужих правительниц, к останкам той, кто давала жизнь, относимся с почтением. У тебя еще будет возможность увидеть их черепа в Апартаментах, — Повелитель показал острейшие зубья на челюстях, с любопытством наблюдая гримасу ужаса, исказившую сморщенную мордочку зверька, — конечно, если ты будешь вести себя неподобающим образом. И мы не торгуем за проценты! Мы вообще не торгуем и не торгуемся, мы это не можем. Вот это я и назову естественными обычаями. А то, что можно выворачивать так, да эдак — никакой не естественный закон, а самообман, на который так падка ваша порода.
— Повелитель, но…
— Этот вопрос мы рассмотрели. Продолжай.
— А это вопрос о войне… мы говорили о ней. Есть ли в войне красота, доблесть, романтика?
— Это еще что такое? — Повелитель подозрительно приподнялся, — романьи-ка?
— Не знаю. — Мягкотелый выглядел растерянным. — Я сам до сих пор не понимаю. Кажется, это когда каким-нибудь делом занимаются не просто так, а увлеченно, с большой охотой.
— Очередной бред. Битва за Выживание не может быть красивой, некрасивой, доблестной, и прочее. Битва за Выживание — это Битва за Выживание. Впрочем, этот вопрос мы много раз рассматривали. Напасть на другого, чтобы уволочь его самку, стать вырожденцем, скрещивая свое черное крыло с ее белой, уносить вещи из чужого улья, только потому, что хочешь еще и еще? Процент! Скверна, низшая раса. Дальше!
— Так, дальше… Мягкотелый стал читать, старательно выговаривая: «Рабочие, крестьяне, служащие, интеллигенты, военные, купцы, священнослужители, дворяне… — что в этом списке вызывает ваши симпатии?».
— Это еще кто? А, интеллигенты, слышал. Их можешь заранее исключить из списка моих симпатий.
— Крестьяне работали на земле, и выращивают плоды растений, и животных — пищу, которую мы употребляли в пищу.
— А больше они ничего не умели?
— Они могли при определенных условиях стать рабочими. Только работали они плохо.
— И верно — каждый да займется своим делом. А кто такие твои «служащие»?
— Они служили улью, и направляли действия всех каст за деньги. Например, учили, лечили, руководили…
— За деньги?
— Да, за деньги. И еще…
— Абсурд, абсурд! Безнравственный абсурд! Я — и деньги! Дальше! — Повелитель внезапно начал раздуваться от бешенства.
— Военные…
— Тоже за деньги?
— В общем-то, да.
— Какая испорченность! Солдаты — и деньги… Ну, а эти?
— Купцы? Они и есть деньги.
— Дальше!
— Священники — это те, которые служат Верховному Разуму…
— За деньги?
— А… Повелитель, смилуйся!

Чудовище вскочило, нависая над высоким потолком. Невообразимых размеров голова угрожающе покачивалась на мощной шее, из тонких шипов на спине со свистом вырывался горячий воздух. Повелитель впечатал шаг одним из своих трех пар мощнейших ног по направлению к тельцу мягкотелого, который пронзительно визжа, отползал по послушно заалевшему полу. Пространство вдруг сузилось, сжалось, словно бы охваченное тем же цепенящим ужасом перед адским величием Повелителя, яростно распространявшего вокруг себя волны властной мощи.

Вдруг все снова затихло. Повелитель коротко передохнул, и неожиданно ласково провел своей когтистой дланью по спинке зверька. Потом он вернулся к трону и снова возлег на ложе. И заговорил, спокойно и рассудительно:

— Нет, так нельзя. Я доверенный свиты Ее Величества Молодой Госпожи, и верховный жрец Хастура, Создателя Миров. Безнравственно и против правил хорошего тона Высшей расы приходить в ярость при словах никчемного мягкотелого. Как я могу сравнивать свое высокое положение, блестящий ум, горячую страсть возлюбленной Молодой Госпожи — и положение жрецов варварской расы, к тому же, служащее пищей нам, и нашим личинкам? И в чем виновен этот комок плоти? Он пока не проявил непослушания и непонятливости. Ну что, очнулся? Продолжай.

Зверек слабо зашевелился на потемневшем полу. Шло время, Повелитель терпеливо ждал, пока мягкотелый не придет в себя. Наконец, зверек неуверенно присел на полу, и слабо двигая шеей, стал снова всматриваться в манускрипт. И заговорил слабым голосом, переходящим в шепот:

—Дворяне… эти получали в дар от повелителей человеческих ульев некоторое количество крестьян, а взамен обязывались участвовать в войнах в качестве солдат. Но через некоторое время они смогли освободится от этой обязанности, и лишь вели праздное существование.
— Понятно, — Повелитель неподвижно возлежал на троне, — трутни. Я знаю рабочих — я больше всего узнаю и люблю рабочих из твоего списка. Как бы не были испорчены представители вашей расы, в рабочих должна тлеть малая искра нравственного начала по сравнению с этими… этими вырожденцами, служащими улью за деньги. Думаю, рабочие тоже служат за деньги, но если они этого не будут делать, то умрут с голоду, изгнанные из улья безнравственными управляющими. Все?
— Еще нет.
— Тогда продолжай. Я спокоен.
— Вопрос еще об одном племени, паризиев. Насколько я помню, они ничем не отличались от алеманов, разве что были лицемернее и коварней. Но они изобрели лозунг «свобода, равенство, братство»…

Повелитель с отвращением махнул своей дланью.

— Мне все едино. Очередной бред. Свобода — для кого? Равенство и братство — между кем? Как может быть свободен рабочий? Может ли Ее Величество Молодая Госпожа быть равной солдату? Брат ли трутень, родившийся от неразумной скотины доверенному, вобравшему в себя всю силу расы благородных звездных всадников?
— Вы не одобряете паризиев.
— Нет, они мне безразличны. Что теперь?
— Перечисляются различные страны части большого материка этого мира. Мягкотелые северных стран считали, что Верховный Разум возлюбил имевшего много денег. Южане же полагали, что божество благосклонно любящего правду. И они не полагали, что тот, кто не имеет денег, проклят.
— Последние не так безумны.
— Как вы относитесь к бракам между представителями различных племен?
— С похвалой, потому что свежее семя укрепляет силы новых поколений солдат и рабочих. Для этого — только лишь для этого мы похищаем из чужих ульев личинок. А браки доверенных с правительницами и принцессами мы заключаем пристойно, по правилам хорошего тона Высшей расы.
— А вот это? «Некоторые руководители стран могут общаться с богом, небесными силами, и потому стоять выше любых законов, быть живым олицетворением закона.»
— Тоже — абсурд. Как можно стать выше законов, которые у нас только одни — естественные? Они — наша узда, наложенная на нас самим Хастуром. Никакой управляющий, ни один доверенный, благородные принцессы, даже правительница улья не может стать выше этой узды. И что это за выражение — «общаться с небесными силами, и потому стоять выше любых законов»? Суть нашего общения с богами не в выспрашивании милостей, которые даются достойным и безо всякого нытья. Мы лишь показываем ярким звездам блеск нашей веры, укрепляя свои тела и души перед каждодневными испытаниями. И да, молиться Хастуру рабочим и солдатам незачем. Они должны работать, а солдаты — воевать.
— Снова вопрос о племенах. Тут речь идет о странном племени — ром. Они не жили нигде постоянно, выживая, воровали и обманывали, не имели ни убеждений, ни знаний порядочных…
— Скажи, что речь ведешь о трутнях, испорченных вашей породой. Мне животные безразличны, пока не посягают на улей, или я не проголодаюсь. Но даже тогда надо быть разборчивым по возможности, потому что есть давленину для доверенного — против правил хорошего тона Высшей расы.
— Так… «Ваш взгляд на оккультные науки, мистический опыт, на экстрасенсов и предсказателей.» Одни из них считали, что можно общаться с богами и Верховным Разумом, двигая по доске камешки и дуя на зеркальце, прочие объявляли себя планетами и даже звездами; кружились и прыгали, пытаясь соединиться с иными сущностями. Были и те, кто предсказывал будущее…
— Тоже — деньги?
— Да, за деньги…
— Нет, это прелестно. — Повелитель устало улыбнулся, слегка раздвинув губы — впервые со вспышки гнева, обратившего в пепел причудливые фигуры на стенах. Будущее невозможно предсказать в точности. Предсказывать его за деньги — наглость даже для вашей расы.
— Ваше отношение к манускриптам и чтению?
— Весьма нужное, даже необходимое занятие для управляющих. Что же касается низших рас Улья, то читать им незачем, ибо читать они не способны отроду.
— Пара вопросов о племенах напоследок. Тевкры и акайваша. Первые любили разбой на манер алеманов — а вторые имели один из самых больших флотов в мире. Впрочем, это не уберегло их от процентного обмана северных племен, в результате которого они лишились всего. Так плачевно закончилась их долгая история, подарившая мягкотелым самые светлые мысли их расы. Правда, в древние времена акайваша тоже весьма любили разбой…
— Мое отношение к алеманам ты уже знаешь. Что же касается акайваша, то простим их слабость на пороге смерти ради мыслей о высоком в юности. Все?
— Все.
— И каков результат? — Повелитель осведомился, подымаясь с ложа. Пожалуй, пора уже лететь на дневной осмотр верхних владений Ее Величества Молодой Госпожи.
— Так… сейчас закончу… Мягкотелый вздохнул. Согласно этому манускрипту, ваши взгляды полностью противоположны убеждениям Средоточия Зла, вы противник его учения — притом противник активный. Вам при таких правителях было бы нечего терять, и вы не знали бы ничего хуже его обычаев.
— Ну вот, я и знал. Ничего общего с вырожденцем. — Повелитель поднялся во весь свой громадный рост, готовясь проскользнуть в центральный тоннель Улья. Потом он небрежно осведомился:
— Кстати, каков был титул этого мягкотелого? Скажи ясно, я хочу запомнить. Имена меня не интересуют.
— Сказать ясно… да. Фюрер.

Приближалось время обхода доверенных на страже апартаментов Ее Величества Молодой Госпожи. Мягкотелый уже испарился из памяти, которую все сильнее заливали лучи любви к его Вселенной — миру вечной тьмы черных тоннелей Улья, лишь местами прореживаемых блуждающими огоньками на выеденных трупах мягкотелых, из которых давно выбрались личинки новых поколений рабочих. А для солдат и доверенных должны быть более благородные расы, да. Все в этом мире взаимосвязано. Он не съест этого мягкотелого, не сейчас — хотя все эти вопросы уже носят в себе семена возмущения. Несчастный думает, что он обманул его, понял хоть что-то в черной душе фюльгии. Этим утром он постарается проскользнуть к своей норе и нацарапать послание миру грядущих людей — предостережение и поучение для тех, кто когда-нибудь посмеет бросить вызов черным.

Разве можно выйти за пределы своего естества? Зверь уже мертв, как и все его соплеменники. Он мог бы разорвать его в любое мгновенье, но законы не нарушены. Пока.

Значит, надо придерживаться правил хорошего тона Высшей расы.

Баку, 05-06 мая 2015 г.