Товарищ, верь...

              Небо светлело. На восточном горизонте появилась алая полоска зари, и вся оставшаяся ночь сгрудилась на западе, смешавшись с вершинами сосен, что стройным лесом чернели за деревней.

              Главному зоотехнику колхоза «Червоны Зирки», Сергею Якушенко, всю ночь снился один и тот же кошмарный сон. Будто наряд милиции оцепил его хату, и кто-то  громко тарабанил в дверь, с криками:
 - Эй, хозяин, открывай!..
А под окном разъярённый начальник милиции, Чубарь, размахивал маузером. Якушенко вскочил с постели, как ошпаренный. Сна, как не бывало. Но стук во входную дверь продолжался.

              У Сергея похолодело внутри, непонятно «засосало под ложечкой», на фоне  участившегося сердцебиения, породившего неприятное чувство необъяснимой обречённости. На ватных ногах он подобрался к окну, слегка отогнул краешек  занавески, глянул во двор и облегчённо выдохнул. Возле раскрытых ставень топтался в нерешительности председатель колхоза Трубенской с какой-то газетой, свёрнутой в трубочку.
- А я ужо и в дверь молотил, – виновато произнёс он, когда Якушенко, в одних кальсонах, вышел на крыльцо.

* - Чого завітав-то спозаранку, Селиверстыч? І сам блукаешь, і мені спокою не даєш? Жінка, мабуть, під зад штовхнула, та обидва місця на ліжку зайняла? Ти поглянь, час-то – близько п'яти. Це у Чубаря, його велелюбна Соломія до раночку настрибатись не може. Кумекаю, шо діло подружнє. То голова у жінки заболить, то іше чаго – не всегда ж к ентому дiлу расположнiе е…

              - Да який тут сон, Прокопич! Вчера, инструктор из райкома, Пашка Тяжитейкин, забегал, да вот, газетку «Известия» вручил. ** Гутарил, що статейка там рекомендована, як руководяшшый документ, усим колхозным пiдроздiлам. Покумекай, мол, як, вчинити і рішення партії з гідністю виконати, видав свої безповоротні вказівки. 
Дальше, он продолжал по-русски:
- И уклониться от их нет возможности – из партии попруть, да ишшо в тюрягу загремишь, не за хрен собачячий!..

              - А що, и мене достануть, энти указания? – спросил Якушенко.
 - А як же ты думал? Ще як. Глянь, там усё прописано!..
И Трубецкой протянул ещё не одетому Якушенко газету.
- Во, дела-то! – нахмурил брови главный зоотехник, прочтя статью. – И ругать-то несподручно. Как-никак, партия приказала. Получаiться – ще одна каминюка на шию! Як, бывалчи, в гражданскую, односельчане гутарили: «Білі прийдуть грабують, червоні прийдуть, грабують, куди бідному селянину податися?..»  *** А тут, начебто і свої, радянські, а теж норовять пограбувати!..

- Верно, Прокопич, выскажись, шо у тобi у нутри набрякло, я тоби нi судья.  А коль повяжуть –  пiд одiэю шинелкой на нарах спати будэмо!.. – придал уверенности к высказыванию главного зоотехника Трубенской.
Савелич не знает! Вот порадуется! – криво усмехнулся председатель.

             Однако секретарь парторганизации колхоза, Знаменский, ещё с вечера пытался вникнуть в проблему текущего момента, рекомендованного партией. У него инструктор райкома партии, Тяжитейкин, тоже побывал, определив сроки отчётности о деятельности парторганизации колхоза «Червоны Зирки», согласно постановлениям ЦК КПСС, Верховного Совета СССР и Совета министров СССР.
- Смотри, Иван Савельевич! «Первый» шутить не любит. Если что, сначала, твоя голова полетит, потом остальные…

               Иван Савельевич вчитывался в каждую строку постановления, но никак не мог уразуметь, как из одной коровы можно получить пять. А постановление основывалось на обязательствах первого секретаря  Липецкого обкома КПСС, Юдина, С. И., и гласило, что за один год увеличить производство мяса в колхозах в пять раз, и перевыполнить план продажи и государственных поставок мяса в три раза.

               - В одиночку тут ничего не придумаешь! – сказал сам себе Иван Савельевич, и решил собрать партийное бюро, на котором ответственные товарищи должны были выступить со своими предложениями. Вечером бюро собралось в кабинете председателя колхоза.  Иван Савельевич открыл заседание:
- Дорогие товарищи, я буду краток! Тему бюро, вы изучили, газету «Известия», со статьёй-постановлением, читали. Думается, что и выводы, каждый для себя, во благо процветания нашей великой Родины, сделали!..

               Сейчас, каждый из вас, а в особенности, должностные лица, которых постановление ЦК КПСС касается непосредственно, выступят со своими конкретными предложениями. Мы их обсудим и представим на рассмотрение общему партийному собранию. В первую очередь, дадим слово нашему главному зоотехнику…
Грузный Якушенко тяжело поднялся со своего места, вытащил из кармана брюк смятую бумажку, напоминающую клочок газеты, для сворачивания цигарок. На нём корявым почерком были набросаны тезисы предполагаемых мероприятий.
            
                - Ну, во-первых, – неуверенно начал он, стараясь, как можно больше употреблять русских выражений. Многие сельчане, прибывшие в село после войны из приграничных районов России, говорили на смешанном, украинско-русском, языке и, при этом, прекрасно понимали друг друга.

                - Я предлагаю сдать государству все колхозные стада коров, и добавить к ним свиней и птицу с ферм. А бухгалтерия пусть посчитает сумму нашего вклада, – продолжал Якушенко. – Во-вторых, если не хватит процентов до плана, то закупить количество недостающего скота у колхозников. А кто не будет соглашаться, то забрать всю живность силой. Надеюсь, что милиция поможет нам в этом благородном деле…

                Начальник милиции, Чубарь, приосанился, расправил плечи, пригладил будёновские усы, гордо, как бы свысока, поглядел на присутствующих, и внёс своё предложение:
 - Конечно, поможем! К Соломее надо обратиться, она подскажет. Баба мудрая. Не раз колхозу дельные советы давала…
Одет он был в красные революционные шаровары, типа галифе – награду командования Красной армии за доблесть, проявленную в боевых сражениях с белой контрой.  «Эмвэдещная» гимнастёрка, с отложным воротником и тремя прямоугольниками на нём, говорили о том, что Чубарь является капитаном службы министерства внутренних дел. Портупея и кожаный ремень туго перетягивали торс начальника милиции.

                - Вот, ты с ней и поговоришь, товарищ Чубарь. Считай  разговор с Соломеей одним из своих партийных поручений! – назидательно произнёс парторг. – Может, и впрямь толк будет…
- В-третьих, – произнёс Якушенко, мусоля шпаргалку. – Рассчитаемся с  колхозниками натуральными продуктами, согласно начисленным за это мероприятие трудодням…
- Ну, ты загнул, Прокопич! Где я столько трудодней наберу, чтобы колхозникам потери восполнить? – возмутился председатель колхоза, Трубецкой.

- Ты политически близорук, товарищ председатель! Дальше своего носа не видишь! Продолжим наше заседание, товарищи! – невозмутимо произнёс Иван Савельевич. – Я думаю, что, предложения главного зоотехника поддержим и вынесем их на обсуждение общего партийного собрания колхоза. А Чубарь обсудит с Соломеей возникшую экономическую проблему в колхозе…

                Чубарю понравилось поручение, данное ему партийным бюро, и ближе к ночи он, причесав костяным гребешком свой чёрный с проседью чуб и подправив ножницами усы, направился на край деревни, к Соломее, местной ведьме-самогонщице. Полная луна, яркая и сочная, как лоснящийся омлет, словно посмеивалась над озадаченным хахалем ведьмы. Она висела над крышами хат, заливая пространство желтовато-серебристым светом, и выставляя напоказ своё жемчужное ожерелье из звёзд, обрамляющее её румяное лико.

                Чубарь нутром чувствовал притягательную силу луны, и видел в ней лицо Соломеи. Ему казалось, что вот-вот, из трубы хаты, где жила его зазноба, вылетит ведьма на метле, выделывая круги над деревней. Сельчане говаривали, что не раз видели Соломею, летающую над крышами хат, и чаще всего – в полнолуние.

                На этот раз его стародавняя зазноба была дома, словно знала, что Чубарь обязательно к ней явится.  Как и обычно, она встретила своего хахаля  варениками с вишней, обжаренными и политыми топлёным маслом. Каждый вареник был величиной со средний мужицкий кулак. На столе стояли миски со сметаной, солёными огурцами и помидорами, полная бутыль мутноватого бурячного самогона, куски розоватого сала, чеснок и каравай чёрного хлеба.

                Сама хозяйка, в вышитой белой кофте, с глубоким вырезом, откуда, почти вываливались её пышные груди, и чёрной, ниже колен, юбке, выглядела соблазнительно- празднично. Она пытаясь лишний раз продемонстрировать  кареглазому Чубарю свои дамские прелести. Её так и тянуло на верхние полки шкафа, где она что-то перекладывала, взобравшись на табурет, поставленный на стул.

- Ну-ка, мил человек, подержи-ка табуретку, а то грохнусь ненароком! – попросила она Чубаря.  Тот, вцепившись в табурет, вожделенно смотрел на продолжение её смуглых ног, уходящих куда-то в темноту юбки. Чёрные, как смоль, волосы Соломеи скрывались под косынкой, с большими цветами, подвязанной по-пролетарски.

                - Я вот по какому вопросу, Соломея Владияровна, – официально произнёс, прокашлявшись в кулак, Чубарь. – Мы тут… гм… на партийном бюро… решили посоветоваться с тобой по одному деликатному вопросу…
- И какому же? – улыбнулась в ответ Соломея, поводя плечами, кокетливо демонстрируя Чубарю свою привлекательность.
- Хороша, чертовка! – подумал Чубарь, не сводя глаз с глубокой ямочки между грудями хозяйки. – Такая с ума сведёт!..

                Он рассказал Соломее о задачах, поставленных перед колхозами, и прописанных в постановлении ЦК КПСС.
 - Вот, не знаем, как и поступить. Даже если весь скот государству сдадим, то до плана, как до луны…
- Ну, скажем, до луны не так уж и далеко. Намедни, мимо неё на метле пролетала, даже потрогала. Холодная она, как кусок льда. А вот, с планом дело посложнее. Тут надо подумать. Но, для начала, давай угостимся, чем бог послал да дьявол не противился, – успокоила Чубаря ведьма, и налила ему и себе по полстакана самогонки. Благо, что харч сам в рот просился, только, успевай разевать его пошире.

                Когда бутыль наполовину опустела, Чубарь обратил внимание, что рядом с ним сидит не одна Соломея, а несколько, и с каждой он пытается заигрывать. Одну за ляжку ущипнёт, к другой промеж коленок заберётся. А они и не противились, только, лукаво посмеивались, подливая ему самогонки сразу в несколько стаканов.

                - Ну как, посчитал, сколько нас, Соломей, здесь находится? – со смехом спросила хозяйка.
 - Дык… много… токо ты как-то почётче выглядишь. Остальные мутнее…
- Вот, и всё решение ваших колхозных проблем. Завтра приводи сюда правление, вместе со счетоводом и бухгалтером. Да пусть бухгалтер не забудет прихватить с собой чистые бланки отчётов по поставкам государству поголовья скота. И чтобы колхозное стадо и скотина с личных подворий были у меня под окном! А теперь спать, мiй коханий!..

               - А как же, другие Соломеи?..
 - Им места хватит, не переживай. А мы с тобой лягем на перинку!..
И Соломея, взбив перину, уложила на неё Чубаря, и стала раздеваться. Снимали одежду и другие Соломеи, но, как-то, все враз, и вместе с хозяйкой, укладывались на ту же постель. И места всем было больше, чем достаточно.

               Чубарь расширенными глазами глядел на обнажённую зазнобу, хотя не раз видел её в таком откровенном естестве. Перед ним в живом виде стояла  русская Венера, сошедшая с картины Бориса Кустодиева. О такой картине он конечно и не ведал и художника такого не знал, но откровенные женские прелести  Соломеи  приводили Чубаря в восторг. И случалось это явное видение чуть ли не каждый вечер.

               Соломея легла рядом с Чубарём, и тот, не теряя драгоценных минут, пока работало соображение, как «дубликат бесценного груза», достал из кальсон своё личное оружие, отличающее его, мужчину, от любой женщины. Удачно попав в цель, Чубарь услышал в ответ, надрывное: «м-м-м-м». Потом раздались какие-то всхлипывания, от чего его оружие стало более твёрдым в своих намерениях.

               А потом, когда перед глазами Чубаря поплыли какие-то белые лебеди, Соломея уселась на него верхом, и скачки добавили сил. Однако Чубарь, поддавшись воздействию самогона, к тому времени ничего не соображал.

               Утром, как только первые лучи солнца пробились из-за  горизонта и озолотили верхушки деревьев, Чубарь вскинул глаза. Хозяйка хлопотала у печи.
 - А где другие Соломеи? – спросил удивлённо начальник милиции.
- Ушли, – ответила, смеясь, хозяйка. Тебя всё ждали, когда ты на них внимание обратишь…
- Лишь бы ты была рядом, милая зазнобушка! – нежно проговорил Чубарь.

               - Чегой-то тебя на ласки потянуло, милёночек мой ненаглядный? Не запамятовал, что я тебе вчера сказала?..
 - А что ты мне сказала?..
 - Ужо и запамятовал? Какой же ты коммунист, после этого, что о своих поручениях не помнишь!..
И Соломея во всех подробностях повторила то, что толковала Чубарю вечером. Чубарь не совсем понял сути произнесённого ею наставления, но полностью согласился с любимой зазнобушкой.

               Наскоро позавтракав, без лишних любезностей, начальник милиции поспешил к парторгу. Ему-то Чубарь и выложил план Соломеи, так и не поняв его до конца. Утром прошёл небольшой дождь, обостривший запахи цветущих фруктовых деревьев в садах, смоляных тополей, и прочей благоухающей зелени. Слегка парило, но лужи на дорогах подсыхали.

               Вместе с парторгом Чубарь направился к председателю колхоза и главному зоотехнику. Потом, он организовал наряд милиции, с собой во главе.  Обходил  двор за двором, изымая из личного пользования всю имеющуюся живность.

               Сопротивление, конечно, было, и немалое. Дело доходило и до перестрелок. Ведь у каждого мужика в деревне, после двух недавно прошедших войн, осталось в доме оружие. У кого автомат, у кого трёхлинейка, хватало и гранат, и немецких пистолетов. Одного из милиционеров рьяные хозяева, в битве за свою собственность, ранили в плечо. К исходу дня операция по изъятию скота у населения завершилась, и весь он сгрудился во дворе у Соломеи.

               - Ироды! –  кричали в адрес милиции и руководителей колхоза сельчане. – Что вы творите? Сам Гитлер такого не допускал!..
Но руководители оставались непреклонными, а милиция выполняла их приказ.  Вечером, в хате Соломеи собрались члены правления колхоза, во главе с председателем, под неукоснительным контролем парторга.

               - Здравствуйте, гости дорогие! – приветствовала пришедших хозяйка. – Знаю ваше положение. Чубарь мне обо всём рассказал. Помогу я вам в этом сложном вопросе. Счетовод и бухгалтер здесь? Сосчитайте наличие скота у меня во дворе и запишите цифры…
Счетовод и бухгалтер вышли во двор и пересчитали всю живность, записав её численность, с учётом разновидностей.

               - А теперь мы поужинаем! – объявила Соломея.
На столе появились пельмени, свиной окорок, самодельный сыр, солёные огурцы с помидорами и полная ведёрная бутыль горилки, настоянной на горьком, стручковом перце, что вызвало одобрение всего правления.  Гости наливали горилку, смачно пили, с аппетитом закусывали, ещё наливали, ещё пили. Кто мог, продолжал закусывать, но вскоре содержимое бутыли  иссякло.

               - А теперь, –  взяла слово Соломея. – Счетовод и бухгалтер пусть ещё раз выйдут во двор и пересчитают весь скот. Потом, мы сравним цифры…
Вышли несколько счетоводов и столько же бухгалтеров. Откуда их так много набралось, никто не знал. Скот вновь был пересчитан, но, странное дело, его стало в пять раз больше. И во второй подсчёт, и в третий, количество скота не уменьшилось.

               Зафиксировав цифры, каждый на своей бумаге, бухгалтеры и счетоводы доложили обстановку сразу нескольким председателям колхоза, и те, довольные резко изменившейся ситуацией, дали добро на подготовку соответствующих документов, подтверждающих количество сдаваемого государству скота. Утром следующего дня колхоз «Червоны Зирки» отчитался перед партией и государством о выполнении планов и взятых на себя обязательств,  распределив скот по железнодорожным вагонам.

               С открытым партийным собранием решили не тянуть. Вечером актовый зал ломился от публики, подогретой последними известиями из центра. Дебаты на собрании полыхали пожаром, словно соломенные крыши ветхих хатёнок. Никто не хотел отдавать государству скот и птицу с личных подворий, хотя днём и пришлось это сделать, под напором руководителей колхоза и милиции. Даже самые революционно настроенные патриоты советской власти высказывали свои недовольства, пока начальник милиции не намекнул, что МВД всегда поддержит любую линию партии.

               На второй день, после отправки скота, из Москвы в обком пришла директива, которая вскоре разошлась по всем хозяйствам.  ЦК КПСС и правительство Советского Союза приняли решение. Оно гласило, что если сельскохозяйственное подразделение в настоящий момент не может продать государству определённое количество голов скота, то у него есть право заверить об этом государство в письменном виде, представив в обком партии  справку.  В справке должно быть сказано, что хозяйство обязуется вырастить и сохранить для государства такое-то количество скотины и птицы.

               Колхоз, благодаря директиве ЦК, добавил к отправленным документам необходимые бумаги, и никто больше их не дёргал, и не требовал дополнительного поголовья. Победа тружеников колхоза, «Червоны Зирки», прошлась резонансом по всей стране. И, однажды, из обкома партии пришло радостное сообщение. Их решил посетить сам Никита Сергеевич Хрущёв. Этот факт придавал гордости коллективу и, в тоже время, немного пугал.

- Мы не должны ударить в грязь лицом перед главным руководителем нашей партии! – произнёс торжественно, на очередном заседании партбюро Знаменский. – Основная забота, связанная с визитом первого секретаря ЦК КПСС товарища Хрущёва ложится на тебя, товарищ Чубарь!..

              Тот резко вскочил. Видавшая виды деревянная кобура с шумом ударилась о подлокотник обшарпанного клубного кресла. Вложенный в неё маузер подарил Чубарю сам Клим  Ворошилов. Односельчане подшучивали, что Ворошилов и стрелять-то не умеет, потому и отдал Чубарю своё оружие. Но Чубарь не реагировал на смешки.  Он был горд тем, что и Клим Ворошилов, и Семён Будённый знают о нём. А Семён Михайлович вручил отважному коннику шашку, с надписью на клинке: «Без нужды не вынимай…»
 
              - Я всё исполню, товарищ секретарь, как скажешь! – по-военному отрапортовал Чубарь. С волнистым чубом чёрных волос, зачёсанным на левую сторону, чуть выше карего глаза, начальник милиции выглядел залихватски решительным, готовым на любые подвиги, во имя правого дела. 
- Слушай меня внимательно, Иннокентий Соломонович! – продолжил Знаменский, обращаясь к Чубарю. – Партизанский отряд, «Последний паровоз!», расположенный в лесу,  надо передислоцировать на поля и фермы колхоза. Выдай ребятам по какому-нибудь подсобному инструменту, типа вил, лопат, хотя бы на время визита товарища Хрущёва.
 
               Танк «ИС», находящийся на вооружении партизан, срочно переименовать в танк «НХ». Написать название танка крупными буквами на его головной броне и поставить машину в зоне видимости  Никиты Сергеевича. Срочно изъять всё оружие, имеющееся в домах, и пулемёты с чердаков.               
- Но это же, ослабит охрану товарища Хрущёва! – возразил Чубарь.
 - У него и так надёжная охрана! Без ваших стрелков и снайперов обойдутся.
А то, разберись потом, кто в кого стрелял, и кто первый начал.  Ведь отвечать-то за возможные безобразия тебе, Иннокентий Соломонович! Десятью годами не отделаешься…
- Я понял, товарищ Знаменский! – отрапортовал Чубарь, машинально схватившись за кобуру, в которой лежал его неизменный маузер.

                Стрелять из маузера за годы мирной жизни Чубарю приходилось дважды. Первый раз во время ночного обхода деревни, когда мимо него, на метле, пролетела совершенно голая женщина с распущенными  волосами, лицом похожая на Соломею. Она взметнулась к полной луне, чуть было не зацепив её, потом, заметно снизилась, и стрельнула в капитана милиции своим искромётным взглядом.

                "Ток щас от неё вышел, а она уже летает", – подумал вслух Чубарь и, вопреки своим желаниям, машинально, словно поддавшись революционному инстинкту повышенной бдительности, прицелился  в женщину.  Его оружие чётко сработало, но ведьма, исчезла в дымоходной трубе своей хаты.

                Второй раз это произошло, когда Чубарь среди ночи забрёл на берег реки, где обычно бабы с мостков полощут бельё. Из воды вынырнула русалка в облике Соломеи. Луна осветила её зелёные волосы и рыбий хвост.
Тогда Чубарь, так же невольно, как и в прошлый раз, словно им руководила какая-то неведомая сила, направил маузер на  русалку и нажал курок. А на следующий вечер, придя к стервозной Соломее, он увидел ведьму с перебинтованной головой. Думал, что та с перепою подвязалась, по случаю головной боли, однако на тряпице, служившей бинтом, виднелось кровяное пятно.

                - А тебе, товарищ Якушенко, - продолжил секретарь. –  Необходимо срочно увести в лес оставшийся скот, чтобы Никита Сергеевич, и его свита не увидели ни одной головы…
- Так, там один боров-первогодок остался, ни мяса с него, ни сала. Да одна коровёнка дохлая. После войны её в плуг запрягали. С тех пор и откормить не могём. Кожа да кости…

- Вот, их-то и надо увести. Во избежание вторжения в лес руководителей партии и государства. На всякий случай привяжи к соснам несколько волкодавов. Пусть лаем отгоняют любого, кто сунется в расположение пасущегося скота. Проинструктируй, соответствующим образом, пастуха, Маркелыча…

                Наконец, чёрные, бронированные лимузины Никиты Сергеевича Хрущёва, заместителей руководителей Верховного Совета и Совета министров СССР, работников обкома, со множеством охраны, из числа «эмвэдэшников», вторглись в пределы колхоза «Червоны Зирки». Встречали делегацию члены партийного бюро, во главе с инструктором райкома партии Тяжитейкиным.

                В первом лимузине восседал сам Никита Сергеевич. Поравнявшись со встречающими, делегация остановилась. Товарищ Хрущёв, в неизменном светлом костюме, вышел первым, за ним – все остальные. Коренастый, полноватый, с лысой головой, всегда улыбающийся, он смотрелся, как простой добрый дядька. Глаза лидера партии светились романтическим оптимизмом. Общение с ним внушало уверенность в правом деле – служении народу.

                - А дышится-то как,  легко и вольно!  А лес-то, лес!.. Так бы и повалялся на лужайке, с какой-нибудь ядрёной молодкой! А? – воскликнул Никита Сергеевич, и рот его растянулся в улыбке. Видно было, что Хрущёв остался доволен свой шуткой. – Не то, что у нас в Кремле, всегда спёртый  воздух. Не зря я сюда приехал. Воевать довелось мне в этих местах. Руководил здешними партизанами. Наверное, помните?..
- Конечно, помним, Никита Сергеевич! Такое не забывается! – ответил парторг Знаменский.

                - Был у нас отряд быстрого реагирования, – продолжил, Никита Сергеевич. –  Сколько вражеских эшелонов было пущено им под откос! Отряд так и назывался – «Последний паровоз!» Так вот, поклялись тогда ребята, что не уйдут из леса до тех пор, пока враг полностью не покинет нашу родную землю…
- Они и сейчас… – начал было Чубарь, но, увидев угрожающий кулак секретаря, осекся.

- А не пройти ли нам, товарищи, в глубину леса? Так и тянет туда какое-то необъяснимое желание! – предложил Никита Сергеевич. Сопровождающие лица не смели отказаться. Сойдя с пыльной дороги в сторону леса, делегация увидела,  как между  сосен мелькнула корова. Следом за ней пробежала черно-белая свинья.

                - Это мы новую партию скота для отправки государству готовим. Посадили его на грубые корма, необходимые организму, – пояснил главный зоотехник.
- Полезное дело. Приветствую! – весело отреагировал Никита Сергеевич, и предложил делегации следовать за ним. Но, как только чиновники достигли первых сосен, на них с лаем накинулись волкодавы. Пришлось отступить.

                Из-за деревьев вышел колхозный пастух, Маркелыч, старик, лет семидесяти, в порыжевшей от времени шапке-ушанке, со следом от звезды. Задранные вверх наушники шапки, без завязок, колыхались при ходьбе, словно крылья огромной птицы. Одежда Маркелыча состояла из поношенных брюк-галифе и замусоленной гимнастёрки. Ноги были обуты в стоптанные пыльные валенки с обрезанными голяшками. Похоже, что пастух страдал ревматизмом.

                - Не велено пущать!  Сам Никита Сергеевич Хрущёв распорядился! – произнёс хриплым, прокуренным голосом Маркелыч и скинул с плеча двуствольное охотничье ружьё. В его глазах заискрились лукавинки.
- Ну, коли сам Никита Сергеевич распорядился, то, конечно, не пойдём, – ответил Маркелычу, на полном серьёзе Хрущёв, и делегация повернула было назад, но Никита Сергеевич остановился и внимательно вгляделся в Маркелыча.

                - Где-то я вас видел!  Не в этих ли дремучих лесах?
 - Конечно здесь, товарищ генерал! – ответил по-военному Маркелыч.
 - Лицо ваше мне кого-то напоминает. Не вы ли дядя Миша?..
 - Я, товарищ генерал!..
Перед Хрущёвым стоял командир отряда партизанских разведчиков, Гиндельман, Михаил Маркелович.

                - Точно вы сказали, товарищ генерал. Он самый и есть...      
- Дядя Миша!  Живой! Глазам не верю! – воскликнул Никита Сергеевич, и по-дружески обнял старика и добавил вполголоса. – мне о тебе говорили в комитете, но я никак не мог подумать, что это ты… 
Гиндельман хитровато блеснул зелёными глазами.

                - Не представляешь, дядя Миша, как я рад тебя видеть! Сколько воды утекло! Сколько мы с тобой фашистских иродов уничтожили, вражеских эшелонов подорвали. А разведка! Да с каждым из вас я и сейчас бы на дело пошёл!..
Маркелыч стоял и улыбался, явно довольный тем, что глава партии разговаривает с ним запросто, как с равным.

                - Ты, дядя Миша, хоть о ком-нибудь из наших партизан, что-нибудь знаешь? Может, слышал когда? – спросил по-отечески Никита Сергеевич.
- Многие воины-партизаны сложили головы в этих лесах. Кое-с кем, из оставшихся в живых, я долго поддерживал связь. Потом, как-то незаметно, все порастерялись.  Знаю, что Наум Фельдман поступил в Одесскую консерваторию. Гриша Смоляр ударился в торговлю.  Яков Чирман, наш главный подрывник, работал в Новосибирском научно-исследовательском институте ядерной физики. Александр Вишневецкий – певец, артист Луганской эстрады. А я, вот, пастухом пристроился…

- Ну-ну... пастухом!..  – многозначительно произнёс Никита Сергеевич, однако ничего больше не сказал. Лишь пожелал Маркелычу доброго здоровья и долгих лет жизни.  Далее, в поле зрения Никиты Сергеевича попал партизанский  танк.

- Знакомый танк! – воскликнул Хрущёв. – Надо же, и название у танка сохранилось, «НХ»! Порадовали, порадовали!  Только, почему он стоит без дела? К нему же можно любую сельскохозяйственную технику прицепить. И плуги, и бороны, и жатки. Подумайте, товарищи, как его лучше использовать! Памятников нам и так хватает. Время не подошло, такими машинами разбрасываться!..

                Затем, делегация прошла в кабинет председателя колхоза. Хрущёв с интересом ознакомился с копиями справок о сохранности живности в пользу государства.
- Не люблю совещаний. Пустая трата времени! – произнёс Никита Сергеевич. Я приглашаю вас, товарищ председатель колхоза, вместе с  партактивом, в Москву, на партийную конференцию, где мы будем чествовать ваш колхоз.

                Первый секретарь Липецкого обкома КПСС, товарищ Юдин, будучи в Биробиджане, скоропостижно скончался. Сердце не выдержало. Требования партии оказались для него жёсткими. Но планы  государства мы немного скорректировали. Хотя вам-то чего бояться? Я думаю, товарищи, что вместе мы, в выполнении наших решений – сила. И наша общая задача, это улучшение жизни советских людей и построение коммунистического общества, материальная база которого уже не за горами!..
 
                Где-то у нас в машине коньяк  своей очереди дожидается. А не жвахнуть ли нам, за встречу, да за наши великие свершения?..
Охранники принесли ящик с пятизвёздочным армянским коньяком и столовые стаканы тонкого стекла с резным изображением кремля.

                - Разливай! – скомандовал Никита Сергеевич. Потом он произнёс:
 - Сначала, не чокаясь, мы выпьем за наших ушедших товарищей, посвятивших свою жизнь служению Родине…
Делегация, во главе с Никитой Сергеевичем, и представители колхоза, молча, выпили. Занюхали и зажевали ломтиками лимона и копчёной колбасой.
- А теперь, за вас, друзья мои, победители!..

                Чубарю коньяк не понравился.
 - У Соломеи бурячная лучше, а это – самое настоящее пойло, да ещё и клопами воняет, – подумал он, однако, подставил стакан под очередную порцию…
Разные тосты произносил товарищ Хрущёв, но самый главный тост, торжественно им произнесённый, это за светлое будущее Страны Советов!  Затем, Никита Сергеевич поднял правую руку, подобно  Пушкину, и самозабвенно процитировал знаменитые строки, обращённые когда-то великим поэтом к Чаадаеву:

"Товарищ, верь, взойдёт она,
Заря пленительного счастья!.."

                Только, вместо «заря», должно быть – «звезда». Но, видимо, глава партии считал, что так ближе к истине. Затем Хрущёв приблизился к представителям колхоза, обнял их за плечи. Его свита склонилась над ними, и Никита Сергеевич, полушёпотом запел:

"Вставай, проклятьем заклеймённый,
Весь мир голодных и рабов!.."

Сопровождающие  охотно подхватили песню. Видимо, истосковались их души по настоящему искусству. И мелодия, преодолевая преграды, состоящие из стен председательской хаты, поплыла, растекаясь по улицам деревни и колхозным полям…

                Шумная и людная конференция, состоявшаяся через месяц, после визита в колхоз «Червоны Зирки» главы партии, приняла заверения руководителей хозяйства  о сдаче государству поголовья скота и птицы в объёме пяти государственных планов. После прений и дебатов к докладу, «О состоянии дел в сельскохозяйственных угодьях Советского Союза», Никита Сергеевич взял заключительное слово.

                " …Товарищи! Терниста дорога к нашему светлому будущему, но мы в силах преодолеть её, благодаря  энтузиазму советских тружеников! И пусть там, – он показал рукой за сцену. – За океаном, знают, что советский человек непобедим. И, если будет  необходимость, мы любому агрессору сможем показать, «где раки зимуют», и что такое, наша «кузькина мать»!

                Есть у нас, товарищи, по одному костюму, но придёт такое время, когда в гардеробе у каждого советского гражданина окажется по два, а то и по три костюма. И это время  грядёт! И пускай всякие там Голдуолтеры, и другие «олтеры», зарубят себе на носу – "кто к нам с мечом придёт, тот от меча и погибнет!.."

                Присутствующие в зале разразились аплодисментами, переходящими в овации. Группа скандирования, из МХАТА, выкрикивала лозунги: «Слава КПСС! Да здравствует наш дорогой и любимый, Никита Сергеевич Хрущёв! Партия и народ едины!..»
Затем, сводный хор театров Москвы запел Интернационал. Делегаты встали и дружно подхватили партийный гимн. А Никита Сергеевич, стоя у микрофона, сжав  ладони в огромные кулаки, перекрывая своим сильным голосом завесу хора, словно ведущий солист, выводил:

"Никто не даст нам избавления,
Ни бог, ни царь и не герой!
Добьёмся мы освобожденья
Своею собственной рукой!.."

                Чубарь, в новеньком кителе, где, на петлицах отложного воротника красовалось по ромбу, в знак того, что данное лицо является майором министерства внутренних дел, сидел в Колонном зале Дома Союзов. Там проходила партийная конференция. И красные революционные шаровары он поменял на синее «галифе». А маузер в деревянной кобуре, вместе с дарственной шашкой, он оставил дома, на гвозде, получив табельный пистолет «Макарова».

                Под воздействием эйфории, царившей в зале, от бурно проходящей партийной конференции, возбуждённый Чубарь готов был взлететь со своего мягкого кресла к огромной, раскалённой как солнце, люстре, нависающей над делегатами конференции.
                - Какая мощь, – думал Чубарь. – Наша партия! Самая могущественная партия во всём мире!..
Невольно оглянувшись на последующий за ним ряд кресел, с чиновниками разных рангов, Чубарь увидел колхозного пастуха, Маркелыча, в новеньком, чёрном костюме и очках с притемнёнными стёклами. Поудивлявшись, он сделал вид, что не заметил Маркелыча.

- Соломеи не хватает - подумал Чубарь. - Вот, поглядела бы, да послушала, что в мире творится. Надо её в председатели проталкивать. Умная баба. Да мы бы с ней горы свернули!  Наш колхоз первым бы вступил в светлое  коммунистическое будущее!..

                Мыслью о продвижении Соломеи Чубарь поделился с рядом сидящим парторгом Знаменским. Вернее, бывшим парторгом, поскольку его забирали на партийную работу в обком. И всё оставшееся руководство колхоза было распределено по отстающим хозяйствам. А Чубарь стал начальником милиции района. Но это перемещение не мешало ему встречаться с Соломеей.

                - А что, предлагайте, мы в обкоме поддержим! Толковые кадры нам ох как нужны!  А там, глядишь, и в партию примем! – поддержал идею Чубаря Знаменский. И удовлетворённый ответом начальник милиции вновь сгорал от жгучего взгляда своей зазнобы, пронизывающего все пространства…

"Это есть наш последний  решительный бой,
С интернационалом воспрянет род людской!.." –
 
Звучало в зале, отражаясь в пылких сердцах советских людей!

* (Укр) - Чого завітав-то спозаранку, Селиверстыч? І сам блукаешь, і мені спокою не даєш? Жінка, мабуть, під зад штовхнула, та обидва місця на ліжку зайняла? Ти поглянь, час-то – близько п'яти. Це у Чубаря, його велелюбна Соломія до раночку настрибатись не може. Кумекаю, шо діло подружнє. То голова у жінки заболить, то іше чаго – не всегда ж к ентому дiлу расположнiе е... (стр. 1)

( Рус) - Чего пожаловал-то спозаранку, Селиверстыч?  И сам блукаешь, и мне покоя не даешь? Жинка, видимо, под зад пнула, и оба места на кровати заняла? Ты посмотри, время-то – около пяти. Это у Чубаря, его любвеобильная Соломея до утречка напрыгаться не может. Кумекаю, что твоё дело - супружеское. То голова у жены заболит, то ещё чего – не всегда же к этому делу расположние есть...

** (Укр)…Гутарил, що статейка там рекомендована, як руководяшый документ, усим колхозным пiдроздiлам. Покумекай, мол, як, вчинити і рішення партії з гідністю виконати, видав свої безповоротні вказівки.

(Рус) - Гутарил, что статейка там рекомендована, как руководящий документ, всем колхозным подразделениям. Покумекай, мол, как, поступить и решения партии с достоинством выполнить, и выдал свои безвозвратные указания.

*** ( Укр) А тут, начебто і свої, радянські, а теж норовять пограбувати!..   
(Рус) А тут, вроде и свои, советские, а тоже норовят ограбить!..

                04.04.16г.               







               


Рецензии