Санины дороги

- Ой, бабы, вот ей Богу, к не пробытку столько ягод уродилось, – причитала Нюрка, выбирая соринки в кузовке ягод.  – Как пить дать, к не пробытку.

-Да ладно тебе, мамАка говорила, что и раньше столько ягод бывало. Чего вот напридумывает, к какому такому не пробытку? – возмущённо отвечала ей Зойка.

- Ладна вам, бабы, пререкаться, пошли коров доить,– одёрнула перепалку Саня.- Солнце уж высоко.

      Бабы любили летнюю дневную дойку. Коровы паслись недалече от села, в луговине, и можно было насобирать в ближних оврагах ягод.Нынешний год, и правда, уж больно много ягод уродилось.

     Бабы встали и пошли к своим кормилицам. Коровы, услышав голоса хозяек, стали подниматься с травы и призывно мычать. Подойдя к ним поближе, бабы остолбенели.  Коровьи бока были все красными, будто в крови. Коровы лежали на ягоднике и раздавив их, перепачкались. Нюрка вновь заголосила:

- Ох, батюшки светы, да что же это такое? Беда, беда,бабоньки  будет. Скока живу, а такого не видала.

     Бабы травой  обтёрли коровам бока, молча, не проронив больше не слова, подоили и потихонечку, чтобы не расплескать молоко в подойниках, пошли по просёлочной дороге в село, домой.

    День стоял жаркий.Где-то в вышине небесной синевы звенел жаворонок. Просёлочная дорога была тёплой.Приятно ступать по ней босыми ногами. Ноги утопали по щиколотку в траве и пыли.
Тихо. Мирно. Спокойно.

    Но чем ближе подходили к селу, тем больше накатывала необъяснимая тревога. Вот и первые дома уже видны. Но что такое? Село будто вымерло. Не слыхать даже брехливых собак, и кузне тихо.

    Саня, схватив дочку за руку, быстрым шагом свернула с дороги к дому.

    Зайдя в избу,увидела мужа, сидящего за столом, а рядом заплаканного сыночка Лёнечку. Муж был белее мела.

- Ваня, что случилось?

- Война, Саня, война….

     Земля ушла из -под ног.  И то, что это правда и никакая не шутка был бабий вой по всему селу.

    Год прошёл в тяжёлой работе. Иван день и ночь пропадал в кузне. Работал и на колхоз, и на себя.  Ещё год назад, когда только началась война, он был уверен, что до него очередь на призыв не дойдёт. Всё -таки тридцать восемь лет. Но время шло, и уверенность, что минует его горькая чаша, таяла с каждым часом. Наступил день, когда принесли повестку. Последняя ночь. Саня прижималась к мужу и хотела только одного, чтобы эта ночь не заканчивалась никогда.

- Ваня, убьют ведь. Вон сколько уже мужиков полегло. Чуть ли ни в каждом доме вдовы.

- Что ты, да разве меня могут убить? Убивают только дураков,а я – умный. Ты лучше береги себя и ребятишек. Здоровье – то  у тебя слабенькое. Я много чего припас, с голоду не помрёте. А там и война закончится. Уж если больно тяжело будет, ты велосипед обменяй на муку. Мельник Прохор завидовал на него, свезёшь к нему, он муки даст.

Рассвет. Сборы. Слёзы. Всё, осталась одна.

     Месяц, что был Иван на учениях, пролетел в непосильном труде.

      Бессонными ночами Саня перебирала свою жизнь день за днём.Её воспоминания делились до и после того июньского ягодного дня. Почему то чаще всего вспоминалось, как попала в семью кузнецов. Когда Иван посватался, то в селе шептались, что не пара он ей. Саня была красивая, статная, из зажиточной семьи, а Иван, хоть и кузнец хороший, но неказистый мужик. Росточком невелик, да и не красавец. Но лучшего мужа и представить Саня не могла. Роднее и любимее человека не было. Заботой, лаской, любовью окружил он жену. Так берёг и жалел, что все завидовали.

      Первое время, в семье мужа ей было непривычно, всё было не так, как у них. Ей было странно, что в коровнике была только одна корова да по мелочи живность. А больше всего дивилась чистоте двора, где росла трава-мурава, называемая ещё – гусиной. Ни мух тебе, ни крыс. У папАньки  же работали до седьмого пота не только наёмные работники, но и все домашние. Это был нечеловеческий по тяжести труд. А закончилось всё печально. Раскулачили.Отобрали всё. Пустили по миру. Отца арестовали, но не посадили…свернули шею…и отпустили умирать домой.  Домашние всё надеялись, что оклемается, но нет, помер. Братья и сёстры столовались у неё.Иван никого не гнал, привечал.

     Одно огорчало Саню. Не было у них детей. Четыре года Саня жила в ожидание чуда. И в тридцатом году Бог подарил им дочку Таечку. Не веря до конца своему счастью, Саня часто выходила на дорогу, возле дома, чтобы убедиться, видна ли прохожим в окно зыбка, подвешенная на крюк в избе, где сладко спит её дочурка. Ходила по дороге туда-сюда и поглядывала на окна дома. Видать, видать было.Сердце сжималось от нежности. Ваня про себя посмеивался над женой, но ничего не говорил. Понимал.

     Через три года родился сыночек Лёнечка. Восемь лет, до июньского ягодного лета, пока не началась война, не было счастливее женщины во всём селе.

- Саня, отворяй, - стучась в дверь, прокричала Зойка.

- Чего тебе?

- Саня, эшелон с нашими мужиками проследует завтра через станцию. На фронт их повезут. Говорят, что будут там стоять какое-то время.

-Откуда знаешь? - ёкнуло и быстро-быстро заколотилось у Сани
сердце.

- Почтариха сказала, – выпалила Зойка.- Ты пойдёшь на станцию?

- Зой, ну чего глупости-то спрашиваешь, конечно, пойду.

      Зойка убежала, а Саня стала собирать провизию: мешок сухарей, махорку. Что бы ещё положить в мешок, не могла придумать. Кружилась по дому и сеням, как круженая овца.

     Ранним утром пять баб побежали к станции. Путь лежал по гладкому шоссе, что извивалось вдоль берега реки.  Саня бежала впереди, волосы выбились из-под платка. Она не замечала ни холмистой местности, ни увядающую природу ранней осени. Лишь как заклинание повторяла про себя: « Ваня, только бы нам увидеться, только увидеться. Боже, помоги мне ещё, хоть одним глазочком взглянуть на него, хоть одним глазочком.»

    На станцию пробрались кое-как, на каждом из путей стояли эшелоны. Гружённые и техникой, и людьми. Опасаясь, что их арестуют, украдкой пробрались к составам.

- Бабы, да как же мы отыщем их здесь? – в ужасе прошептала Зойка.

- Отыщем, сердце подскажет, и Бог поможет, - с уверенностью и каким-то упрямством ответила ей Саня и ринулась, не разбирая дороги и не замечая ничего вокруг к первому эшелону с солдатами. Она кричала,звала своего Ваню. Солдаты, чьи-то мужья и сынки отвечали ей, что нет тут такого, поищи в других эшелонах.  Она перебиралась под составами, и нисколько в ней не было страха, что поезд может в любой момент тронуться в путь и сомнёт её, как жестянку.

     Она переползала под одним, под другим составом, от одного пути, к другому и молила Бога, чтобы помог ей встретиться с любимым.

     Возле одного вагона курил офицер. Грозно окрикнув, спросил, чего это тут гражданка делает.Она кинулась к нему, вся в слезах, растрёпанная, с безумным блеском в глазах.

- Родненький, помоги! Ищу мужа. Емелин Иван. Есть тут такой?

- Иван Иванович! - громко и зычно прокричал офицер в теплушку вагона.- Иди, баба твоя ищет вон тебя.

У Сани закружилась голова, ещё мгновение и она бы потеряла сознание, но крепкие руки мужа подхватили её, прижали к себе, зацеловали бледное лицо.

- Ваня, Ваня! Я знала, знала, что найду тебя,- шептала Саня.

- Любимая, да как это ты отыскала меня, да как узнала, что будем здесь? Как я рад, милая, как рад, что свиделись. Мы второй день здесь стоим и скоро уже отправляемся.

- Вань, я тут сухарей насушила. Носки вот связала, молоко вот,- бормотала Саня, суляя мужу гостинцы.

Офицер, увидев сухари, улыбнулся.  Зайдя в теплушку, достал мыло, и вместо Саниных сухарей дал ей печатков десять мыла.

- Бери, пригодится. Будешь ребятишек мыть и мужа вспоминать.

      Паровозный гудок. Всё, пора прощаться. Слёзы. Объятия. Эшелон ушёл.

     Из всех баб, что были на станции, увидеться с мужем посчастливилось только ей одной. Остальные так и не встретились, и гостинцы отдали солдатам. Может и их любимых кто накормит.

     Дни текли один за другим, как тихие воды речки Мени, что голубой лентой опоясала село. От одной весточки с фронта, до другой. Саня жила только ими. Все домашние дела, забота о детях делалась автоматически. В голове одна дума, как там Ваня.

      Как-то, уже зимой, пришла открытка. Прочитав её, Саня долго плакала.  В ней было написано: «Любимые мои Санюшка и детки!
Как здоровье ваше?Сыты ли?  Я здоров, не ранен. Бью, не щадя живота своего, нечисть фашистскую. Писать более нет возможности. Целую вас, мои родные и крепко обнимаю.
      Да, Саня, если вы после этой открытки получите от меня ещё и письмо, то будете очень счастливы.»

     Это была последняя весточка от мужа. Вскоре пришло извещение, что пропал без вести.

     Всё. Только дети и всеобщее горе удержали Саню от того, чтобы не наложить на себя руки. Как жить дальше она понимала с трудом.

    Но время шло,война продолжалась, и нужно было выживать дальше.

    Когда все запасы,что приготовил муж, подошли к концу и, боясь остаться без куска хлеба, Саня вспомнила о велосипеде и ранним осенним утром, взяв с собой для подмоги ребятишек пошла на мельницу. Идти по дороге с горки было легко. Ночной морозец сковал землю. Деревья покрылись инеем.Было свежо, но не холодно. Добежали до мельницы быстро. Ребятишки катили велосипед, Саня – тачку.  Нужно было успеть до того, как солнце не припечёт землю и не развезёт дорогу.

    У мельника скопилось народу много. Пришлось ждать. И когда были водружены два мешка муки, солнце уже сделало своё дело.Дорога превратилась в сплошное грязное месиво. Везти нагружённую тачку было очень тяжело. Саня впряглась в неё, дети толкали сзади. Теперь дорога шла в гору. Ноги увязали в вязкой, как пластилин, грязи. Саня тащила тачку с мукой в обморочном состоянии. Казалось, что вот - вот сейчас все внутренности лопнут от натуги. Вот и дом. Саня рухнула, как подкошенная, не дойдя каких-то десять метров.Ребятишки заплакали и побежали звать на помощь. Соседка подсобила им завезти в сарай тачку с мукой. Помогла добраться до кровати и Сане.

     До конца войны оставалось полгода.

P.S. Недолгой была жизненная дорога Сани. В 1949 году, в возрасте сорока четырёх лет, Саня умерла, оставив круглыми сиротами детей.