Дети шпионов

Что это за страна? -- воскликнул тогда удивленный Главный Буржуин.  --  Что  же это такая за непонятная страна, в которой даже такие малыши знают Военную Тайну и так крепко держат  свое твердое слово?


-Хочешь я тебе открою нашу военную тайну?
-А разве ее можно открывать?
-Ну ты же никому не скажешь?
-Не скажу.
В свои восемь, а может и семь с половиной лет (не столь важна разница в каких-то полгода) я была готова принять эту нелегкую, но славную ношу в свое сердце. Тайна! Тайна! Ее же надо хранить и ни при каких обстоятельствах не раскрывать никому, даже если будут очень сильно пытать. Никому! И никогда! Тогда я и не возмущалась, как это отец не заботится о моей безопасности, ведь жить с военной тайной, с государственной тайной, небезопасно. Я была настолько польщена его доверием, что готова была принять  все возможные в будущем неприятности вплоть до смерти. Наверное, он решил, что я готова-думала я про себя. Я смогу! Я смогу как он! Я не выдам! Отец прав, мне можно доверять. – В конце семидесятых мышление каждого советского младшего школьника было овеяно ореолом героизма и желанием быть незаурядным и быть востребованным для Родины,- слово, которое всегда гордо писалось с заглавной буквы.
Поддаваясь соблазну узнать то, что доступно не каждому, я затаила дыхание так, что в установившейся сакральной тишине можно было слышать, наверное, лишь  учащенное биение моего сердца, предательски подстрекаемого вышедшим из-под контроля адреналином. Это меня даже насторожило: А вдруг отец передумает и скажет, что я еще не готова, если не могу контролировать организм так, чтобы он не выдавал моих истинных чувств? Но восторг переполнял настолько сильно, что это громкое биение сердца было не таким уж тяжелым испытанием по сравнению с головокружением и сухостью во рту от понимания всей серьезности и опасности принимаемой мной информации.
-Наша  военная тайна,- таинственно и тихо, почти шепотом произнес отец, будто придавая словам небезопасную значимость,- в том, что нас никто не может победить.
Наверное бы сейчас эти слова не почли такими уж таинственными. У продвинутых детей нашего времени, напичканных всевозможным электронно-информационным арсеналом  другие подходы к тайнам, и с придыханием и учащенным биением  они к такому пустяковому заявлению не отнесутся.  Для меня же это  были слова признания и слова доверия, за которыми даже  не последовал вопрос «Почему?», потому что сама мысль ни на минуту не засомневалась в какой-то сверхъестественной магии этого утверждения, подтверждающего избранность России во Вселенной. И  хотя раньше отношение к Богу было даже  не однозначно отрицательным, а скорее всего неясным и сомнительным, этому выражению придавался в высшей степени провиденческий смысл. Понятие о непобедимости России и ее Бого-Избранности гипнотически сказывалось на представлениях всех живущих на этой огромнейшей территории Земного Шара. Отец загипнотизировал меня любовью ко всему русскому. Понятие «русский» у него было неотъемлемо от «понятия» великий. –Мы- великороссы!- выпивший пафосно произносил он. С самых ранних лет он рассказывал легендарные истории о появлении и умножении Земли Русской, первоначально скромно лежащей в устьях рек Рось и Росава (притоки Днепра).  Было бы слишком просто объяснить название нашей Родины, ссылаясь лишь на созвучие географических названий. У древних славян было широко распространено свое собственное, незаимствованное ни от кого учение и  система ценностей и понятий- волхвизм. Согласно представлениям волхвизма, понятие «рос» означало духовно-просветленного человека, сведующего в законах мироздания, хранящего традиции праотцов,  то есть вполне возможно предположить, что «рос» была своего рода аббревиатура для «ровный (равный) отцам святым»
В историях отца никогда не  было слов «экспансия», «агрессия», «аннексия», зато были слова, заведомо настраивающие восприятие на позитивный лад-«объединение», «расширение границ», «усиление государства»,- и ничего неприятного в этих словах не было, ничто не коробило слух заморским происхождением. В детях воспитывали национальную гордость, а не национальную неприязнь и вражду. Неважно был ли ты русским, украинцем, белорусом, киргизом, таджиком,- в то время все они отождествляли себя с одной нацией (народом)- советской. Что-то было хорошо, а что-то плохо,- не без этого в любой стране. И даже неважно, насколько сильно демократизировано общество, государственный элемент не просто не упраздняется в нем, а наоборот склонен нарастать и усиливаться во имя поддержания привычного порядка, и тем паче если этот порядок взаимовыгоден и взаимоудобен. Сравнивая Соединенные Штаты сейчас с Советским Союзом трудно не заметить, например, что не смотря на все принятые там законы, касающиеся расовых и национальных различий и жесткие санкции к их нарушителям, неприязнь к цветным, например, ощущается до сих пор. На собственных кухнях белые американцы дают расслабиться тому, что без костей и мелят такое, употребляя слово «негр», за что цветной смог бы очень просто подать иск в суд  и очень легко выиграть дело. Например, фраза, что «неграм теперь позволено все», особенно после прихода Обамы к власти  и что «они пользуются цветом кожи как протекцией, чтобы совершать преступления, зная, что всегда можно сослаться на расовую дискриминацию», уже не удивляет никого и стала расхожим мнением белого большинства. Естественно, что и среди белых достаточно наркодиллеров и педофилов, второго даже, наверное, и больше, однако стереотипность мышления в Штатах настолько сильна и повальна, что от студента до профессора колледжа просматривается однородность мышления.
Итак, меня посвятили в главную государственную тайну- непобедимость России. Что же скрывалось за этим постулатом непобедимости, что могло объяснить его? В ответе не будет никакой вычурности идей и верований, способных создать нагромождение противоречащих друг другу спорных теорий. Ответ будет неоспорим и лаконичен: Любовь –вот что делает нас непобедимыми. Ни один русский не продаст свою Родину за комфорт и сытость, но встанет грудью на ее защиту. И даже неважно в какой другой стране волею судьбы он вдруг окажется, но и там на чужбине будет защищать Ее, распространяя слово правды среди «чужих своих», воюя со СМИ и  разрушая стереотипы. Его задачей там станет информационная война, которая, к сожалению, не менее опасна, учитывая ряд условий:
1. Ее масштабы, неограничивающиеся определенными географическими пространствами, поэтому имеет свойство массового влияния через интернет и через людей, свободно передвигающихся по параллелям и меридианам Земного Шара. То есть о Вашей деятельности узнают очень быстро, и вероятно люди, от которых будет зависеть ваше дальнейшее благополучие.
2. Осторожность не должна быть лишней. Как раз в самых свободных странах за малое высказывание в пользу России вас могут обвинить в шпионаже.
Так было с мужем моей хорошей знакомой, бывавшем еще в Советском Союзе с благотворительными миссиями. Когда он, приезжая обратно к себе, в Америку, с воодушевлением и не без влюбленности рассказывал о гостеприимных русских, хорошей кухне, памятниках архитектуры  и русской истории, причем утаенной от рядовых американцев (не смотря на свое увлечение историей в школе  и по жизни, он даже не предполагал, что войну с Гитлером выиграли русские и что была блокада Ленинграда, которая длилась почти три года, и это его более всего поразило-«три года без чизбургера?!»)  После этих поездок, а точнее россказней, его заподозрили в шпионаже! Задавали многочисленные вопросы, типа с кем ты там встречался? Когда и в какое время? Из этого следует вывод: если ваше мнение в США не совпадает с формированным пропагандой мнением других, вы- шпион и провокатор.  Свобода, о которой поэтически мечтал Чаадаев, «вас встретит радостно у входа» (но куда?) «и братья меч свой отдадут» (если им позволят, конечно) - совсем не безобидный институт, если им воспользоваться им действительно свободно. Наковырять где-то в «неблагонадежных» источниках тщательно скрываемую официальными структурами правду, высказать СВОЕ независимое мнение, опровергнуть готовый вариант мнения навязываемый СМИ- мало не покажется! Санкции могут быть от социальных- порицание общественным  мнением, нежелание общаться, избежание встреч, косые взгляды, публичные насмешки и т.д.  до санкций служб национальной безопасности- с самым небезопасным для Вас исходом дела- вплоть до излюбленного и ставшим популярным в правление Барака Обамы применением так называемого дрона. Потом можно сослаться на случайность- дескать ошибочка вышла. В США вообще любят упрощать жизнь словом несчастный случай (accident) , тогда ни расследовать ничего не надо, ни оправдываться, ни лишних объяснений давать.
3. Ломать стереотипы нелегко, а беря во внимание дороговизну времени- продолжительность жизни среднестатистического жителя, с вычетом лет, на которые приходится  старение человека и сама старость, с вытекающими отсюда возрастными особенностями- то период активности агента зачительно укорачивается.

О любви к России достаточно много высказываний великих, который отнюдь не всегда были чистокровными русскими, но тем не менее       считали себя настоящими русскими, не взирая на смесь кровей. Всеми любимый и всемирно признанный гений Петр Чайковский признавался: «Как бы я ни наслаждался Италией..,а все-таки я остаюсь и навеки останусь верен России...Я страстно люблю русского человека, русскую речь, русский склад ума, русскую красоту лиц...Напрасно я попытался бы объяснить эту влюбленность теми или другими качествами русского народа или русской природы...Влюбленный человек любит потому, что такова его натура, потому  что он не может не любить. Вот почему меня глубоко возмущают те господа, которые готовы умирать с голоду в каком-нибудь уголке Парижа, которые  с каким-то сладострастием ругают все русское и могут, не испытывая ни малейшего сожаления, прожить всю жизнь за границей на том основании, что в России удобств и комфорта меньше. Они топчут...то, что для меня дорого и свято.»
Как же неподдельно трепетно и искренне патриотично звучат эти слова из уст великого композитора!
Да, я встречала «таких» в Америке, которые спешат угодить слуху недообразованной (просится другое слово, но воздержусь) публике, ублажая нелестными высказываниями о том, что осталось по ту сторону океана, при этом вспоминая историю даже и не свою именно, а своих предков (жаль, они не слышат, наверняка не гордились бы внуками). Помню женщину, которая при любом удобном случае выливала на поверхность замасленного и засахаренного кушанья пищу совсем небожественного происхождения- помои на ту, которой небезосновательно делают приписку «Мать» в хорошем смысле. Каждый раз в компании американцев она рассказывала, как в советское время собирала гнилой картофель у овощехранилища, чтобы хоть как-то прокормиться, но при этом не конкретизировала, в какой именно период это было, в каком местечке и при каких обстоятельствах. После осквернения Родины перед сытыми лицами дегенератов, она поведала мне уже в приватной беседе, что отец ее был алкоголик  и пропивал все деньги, поэтому им с мамой приходилось собирать этот довонявший из ее уст до Америки картофель. Но  это же ситуация не  исторически сложившаяся на территории бывшего Союза (хотя не спорю, и это было),  а ситуация, сложившаяся в ее личной судьбе. Таким же образом, я могла бы распространять до падкой на контрфакты Америке историю моего (некровного) деда еврея, отсидевшего в лагере (якобы) за матерщину  на милиционера. Деду удалось сбежать, после он сменил фамилию, под которой и был похоронен.  Таким же  образом могла бы, приставив к России сегодняшней  времена из советского прошлого (еще и какие именно годы- это важно),- американцы ведь разбираться не будут, они глотают все, что воняет,- рассказывать налево и направо о своей бабке финке, пересекшей границу в 39-м и зависшей на территории России до конца своих дней. Разве ей не хотелось съездить обратно? Может и не вернуться, а хотя бы просто навестить? Но при закрытых границах это было невозможно, и всю жизнь ей пришлось дурить советскую власть, что она ничего не понимает по-русски, хотя газеты читала, но когда появлялись дома представители комсомольской организации с жалобами на аполитичность дочери (моей матери), что идентифицировалось как «кто не с нами, тот против нас», ее язык сразу же напоминал «финский» глухонемой Фины из романа Базе. Мама...Это вообще отдельная тема. Ей и в школе доставалось и по жизни за то, что она была «не такая как все», «гордая финка». Дразнили за национальность. И что? Это же мелкоместные-поместные особенности. С детей спрос маленький, а взрослым она прощала, однако общение с такими ограничивала. Деда по отцовой линии вообще раскулачили, однако и тем не менее ему это не помешало сделать правильный выбор, когда страна, неважно как она называлась, попала в загребущие лапы фашистов. У меня гораздо больше причин ненавидеть свою страну, чем у того, кто чувствовал себя слегка дискомфортно «там» и теперь с каким-то нездоровым достоинством описывает свое голодное-холодное житие какого-то года в потерянной навсегда стране людям, которые не знают и четверти того, как оно было, и поэтому, раскрыв рты, внимают этим уже набившим оскомину, россказням. Америка распахнула «дружелюбно» свои двери прежде всего диссидентам, потому что  на их живом примере и за счет их гораздо легче формировать пресловутое общественное мнение о том, что у нас все, везде, всегда и для всех плохо, то есть они стали так называемыми живыми экспонатами неблагополучной жизни на  территории, которую сейчас, слава Богу, можно назвать просто Россией, не акцентируя внимания на геополитической структуре. Просто и весьма географично- Россия. Мило, безобидно, но гордо и сильно.