Пепел моей сгоревшей любви

Я приходила к ней каждый день. Мы  разговаривали обо всем и ни о чем, но разговоры эти были до странности грузные, мрачные, словно на слова наваливали груды камней. Лицо у нее было морщинистое, иссохшее, хотя ей было сравнительно немного лет – до чего сильно болезнь меняет людей. Единственное, что было в ней неизменно, так это глубокие, томные, влажные глаза – на вид, два маленьких болотца, окруженных выцветшими камышами, но что они в себе хранили…. Вот так приду к ней по обычаю вечером, в шестом часу, сяду пообок, возьму ее руку в свою и слушаю очередную философскую бредню, полную извинений перед тем, кого она звала «отравителем», театрально взмахивая ресницами. Каждое последующее предложение гирькой потяжелее предыдущего нависало на мои уши, я чувствовала, как мое тело обмякло, а запах старости, витавший в комнате, измятым саваном накрыл мои мысли – разум истощался, и виноградные гроздья слез нарастали у меня на глазах. Я туго поворачивала голову в сторону, десны изнывали от ненависти, и мне казалось, что я уже впилась зубами в этот очерствевший кусок мяса, истрепав его в клочья.… Когда? ... Когда же черт возьмет тебя? Но, похоже, передо мной и был черт, с насмешкой ломающий комедию моей жизни. Посидев еще полчаса, я собиралась уходить, но она не сильно хотела оттянуть этот момент, будто наслаждаясь своим предстоящим одиночеством и тем, что я ее снова «бросаю». Подойдя к входной двери, я все еще чувствовала ее дыхание – оно сквозило по всем комнатам, выгоняя меня, живого человека, чтобы поскорее свершить свое деяние – выветриться навсегда. Я резко открыла дверь, порываясь скорее убежать из дьявольского капкана, но ее дух, меня опережая, шепнул: «Это конец…». Колени кандалами преклонили меня к полу, глаза в истерике метались в орбитах. За моей спиной руинами раскинулась разорванная пасть того самого капкана. Как дикий зверь, ногтями хватаясь за стены, я вбежала в комнату. И правда… не дышит. Не дышит! Смерть ей была к лицу. С этим пора завязывать…. В машине была еще одна канистра с бензином, омочив им половую тряпку, я щедро омыла ей лицо, делая акцент на завядших лепестках губ. Вот и все, моя дорогая, отмучилась…. Не замечая боли в руках  и спине, я с неистовым запалом разливала бензин в каждом уголке. И вот я в последний раз стою у порога этого дома, от крыльца веет прохладной свободой. Маленькой кометой спичка падает на пол, и жадное чрево огня поглощает мебель в считанные секунды. Я села в машину и нажала на газ, наблюдая в зеркало сбегающихся людей. Так кто же эта «она»? Теперь это пепел моей сгоревшей любви, заваливший тот подмосковный вечер.