Аврора

Телефон плюнул в лицо коротким поздравлением: «С днём рождения! Аврора». Таким же коротким, как счастливый миг сентября в воздушном замке, построенном отправителем на сочинском песке. Таперь я даже не уверен, что её звали Аврора. Через пять безумных дней она по деловому сложила половину замка, как карточный домик в свой чемодан, и уехала в столицу незнакомой мне жизни. Я полагал, что она хотела заложить это в фундамент продолжения,  но как потом оказалось, она просто забрала кроплёную колоду и заложила её в ломбард. Аврора запретила провожать её до аэропорта, оправдывая это тем, что у неё нет для меня лишних слёз для долгих проводов уходящего лета. Этот афоризм остался за пределами моего понимания, периметр которого охранял бестолковый Цербер влюблённости. На пороге расставания я осыпал её поцелуями диких алых роз.

Сорванные в четыре часа прощального утра, розы молча плакали горной росой, когда кололи шипами в левую область грудной клетки. Я успел вернуться до восхода её утренней улыбки, запорошенной кучевыми облаками божественных волос, стелящихся над гладью её обнажённого тела. Это грешное прощальное утро до сих пор будит во мне желание убежать от серого настоящего в то сказочное прошлое, чтобы каждое утро смотреть в светлое будущее её миндальных глаз. Через час после отъезда телефон разрушил мою половину замка залпом сообщения: «Прощай. Не звони. Я выхожу замуж». Я миллион раз пытался выйти на связь с батареей залпового огня для корректировки цели, но  бесчувственный оператор, каждый раз говорил мне, что это  вне зоны его действия. Оставшиеся три дня я валялся под обломками своего полцарства в грязи проклятий и сожалений, питаясь только огненной водой. В день отъезда, административная служба спасения отеля, вытащила меня из запоя и отправила на реабилитацию домой.

По прибытию в столичный аэропорт, оператор связи моей Авроры сообщил, что номер моей надежды встретить рассвет в лучах её улыбки он больше не обслуживает. Я не знал ни её фамилии, ни отчества, ни покоя. Чтобы не сойти с ума, я осторожно ходил по тонкому канату своего безумия. Я связал себя смирительной рубашкой воли и поместил в палату психиатрической клиники столичной жизни. В припадке безысходности, бился головой о стены обитые войлоком безучастия персонала ко всем сумасшедшим этого города. Постепенно инъекции серых будней приглушили бит моего сердца, а шоковая терапия авралов на работе заштриховали графитом радужные миражи. И лишь иногда поцелуй её улыбки растворялся в лучах пробуждения, как обрывок инопланетного сна. Через три месяца я практически выбрался из этого морока, отравлявшего моё существование. Но это поздравление засекреченного номера, как выстрел в спину столкнул мою раненную память с обрыва на скалы воспоминаний. Мне срочно была нужна перевязка из ответов, но санитар был всё так же недоступен и скрыт туманом секретности. Это было больно и подло, но я всё-таки выжил.

Следующего сообщения я ждал ещё пять лет. На шестой свой день рождения я утопил свой телефон в близлежащем пруду, а волнение утопил в поминальном запое. Вынырнув на следующее утро из небытия, я дал себе обет забвения этого импульса моей жизненной кардиограммы, оделся и вышел в солнечный июль. Воскресный ворох звуков напевал о нескончаемости жизни, солнце пекло пирожки в моей голове на старых дрожжах похмелья и прыгало зайчиком в глаза, отталкиваясь от куполов собора. Пушкинский музей заманил меня к себе старой экспозицией и отсутствием очереди. Сидя на скамье перед картиной, я слушал звон тишины выставочных залов, заглушаемого тихим шёпотом скользящих мимо аккуратных старушек и неаккуратных иностранных гостей. Мне было хорошо в окружении масленых взглядов портретных лиц до того момента когда моё умиротворение засосала чёрная дыра её испуганного взгляда. Он как губка размывал картину реальности, обнажая скрытое полотно пережитого безумия. Колени разогнулись, поднимая моё невесомое тело над открывшейся бездной её ужаса. Как в замедленной съёмке я смотрел, как она прижала маленького мальчика к себе, будто загораживаясь от восставшего из прошлого зомби. Сколько длилось это бесконечное мгновение я не знаю. Последнее что я помню, это отрицание возможности сближения наших орбит, обозначенное тревожным движением головы, мольбой в её миндальных глазах и их стремительное бегство против течения общего потока к выходу.

Ноги подкосились, и я разбился об скамейку на мелкие осколки. Придя в сознание, я стал собирать рассыпавшиеся пазлы этого неожиданного свидания. И когда память вставила пазл на место лица ребёнка, во мне взорвалась сверхновая звезда, высветившая в памяти моё лицо на детской фотографии. Оно как две капли воды было похоже на этого малыша. Я стал завсегдатаем всех выставочных музеев и со временем стал неплохо разбираться в искусстве. Зимой я грелся талантливым теплом живописцев и прятался в прохладе мраморных изваяний летом. Я познакомился с необычными людьми из параллельных вселенных, в одной из которых я встретил свою половинку жизни. Став единым целым мы создали маленький шедевр с косичками и назвали её Авророй. Здесь я встретил покой, счастье, радость, но их я больше никогда не встречал.