В городе Березове

Зимушка-зима заметает осень.
Едем мы с Олесей из Тайги в Березов.
Только знаки по обочине светятся.
Нас везет олесин отец.
Встретил нас отец олесин с электрички.
Уж как мы садились!
Уж как мы давились!
Перед праздниками страшная давка. Все хотят родных повидать.
Электричка до Тайги с аскезой.
Три часа всего езды - туалета без.
У Олеси на вокзале истерика.
Бегает туда-сюда до бесконечности.
Всё напрасно. Перед смертью не написаешься.
- Я хочу, - сразу, как только садимся.
У Олеси электричковый цистит.
- Не ссы, - открываю пиво.
- Да ты моей смерти хочешь? - Олеся отхлебывает.
Мы с ней веселимся от отчаяния.
- А как мы!.. А как мы!.. - Оргии последние перебираем. Соседи книжки отложили, заслушались!
- Ну всё, - говорит Олеся, - я сейчас обоссусь.
Мы идем в тамбур, курить.
Пока Олеся ссыт, я держу двери. Но никто к нам не вломился, успели! Выходим из тамбура, как ни в чем не бывало. Оба наших места уже кем-то заняты.

И везёт, и везёт нас Олесин отец в Березов.
Недалеко. Два часа от Тайги всего.
Олеся, можно сказать, живет рядом.
Пригласила меня погостить на праздники.

Возле трассы гора.
Прожектора.
Оживление.
Это самая новая, самая прибыльная шахта.
Взорвалась здесь недавно на газе смена. Доставать из завалов не стали: ради трупов зря гибнут спасатели.

Вот и добралась, наконец, до олесиного дома.
У её родителей коттедж на миллионом поле.
Сосед справа, бизнесмен, держит рабов.
Как-то раз в его отсутствие раб украл у соседа слева, полковника милиции, чеснок.
Тот его подстрелил из табельного оружия, запер в амбар. До приезда хозяина - неделю - раненый там лежал. А как вернулся бизнесмен, сразу дело решил: перед соседом извинился, раба забрал. Больше раба никто не видал.

Чудный маленький городок - Березов.
А если у вас изнасилуют дочь, то нужно идти к Шамазу. Шамаз жесток, но справедлив. Не спустит такого даже своим. Но за всё нужно платить...

У Олеси в коттедже большие сени, а там еда, еда, еда! яйца, мясо, сало! Куриные яйца с красными желтками. Они курам рыбу в корм кидают.
И коты огромные, как бегемоты. Они не пьют воду - только цельное молоко. Их с детства поят молоком, а воду не дают, чтоб долго не гуляли, возжаждав, шли домой.
Я знакомлюсь с олесиной мамой, братом, невесткой и племянницами. Скоро мы будем жрать.

С детства я никогда не понимал застолья. Я всегда наедался салатами, а потом сидел перед горячим как дурак. Не в силах съесть ни кусочка
Но после общаги я понял...
Надо просто подождать немного. Посидеть. Поговорить. Выпить самогона...
Олесины родители сами гонят. На столе - самогон двух сортов: для девочек, сорокоградусный с виноградным соком; для мальчиков, шестидесятиградусный, кедровый. Сивухи не слышно ни в том, ни в другом. И не пьянит почти, главное, никуда не ходить - сидеть за столом.

Посидишь, потрындишь, самогоночкой залакируешь - глядишь, вот уже и место освободились - для фаршированных перчиков и жареной курицы. А потом мы играли в карты: в покер и джеф, и простого дурака. А потом я проигрался и пошел наверх спать.

Поднялась ко мне Олеся с самогоном для мальчиков, нецеженым. Попадется в стакан кедровый орешек, Олеся: "Закусите!" - любезничает. Пили мы, пили. Олеся показывала мне свои книги. У неё стеллаж от стенки до стенки, от пола - доверху. Детективы, Хмельницкая, Агата Кристи, и азбука классики, и полное собрание всемирки: читает она такое, что мне бы и в голову не пришло читать... А что я ей дал? Маркиза дэ Сада. Да Венеру в мехах.

Олеся ушла на ночь к маме.
В комнате тренькает сверчок.  Я под него засыпаю; просыпаюсь с утра с ощущением счастья.
За окном - снежное поле и лес. Тепло как в сауне. Весь второй этаж отделан деревом, пахнет сосновой смолой и кедровыми орехами.
Слышу веселый Олесин голос внизу и смех.

Мы завтракаем плотно-плотно, а потом идем гулять по району. Олесины родители с утра проложили лыжню. Вокруг белое поле да ветер, две тонкие полоски в свежем снегу, а под ними сугробы в два метра.

Хорошо здесь, хорошо! Хорошо бы остаться здесь, сидеть в тепле, плотно есть, деньги получать за работу... Каким бы ты ни был: люди свои - помогут... А там под землей пусть ебашат шахтёры.

Обед плавно переходит в застолье. Но Олеся мне шепчет: "Не нажирайся! Баня скоро будет готова".

Баня!

Мы идем в стоградусную баню. Олеся снимает сережки - металл моментально раскаляются. Ковшиком на камни - поддает пару. Веником еловым - задает жару. Я лежу ничком на лавке - еле чувствую удары. Сердце обмирает, не могу дышать. Открываю дверь в предбанник, не помогает. Выхожу на улицу, мороз свежий, прекрасный, снег пуховый - падать и валяться. В двери Олеся голая, бедра и талия. Как счастлив я, счастлив я, счастлив я!


Где моя Олеся сейчас? Где моя богатая подружка? Где моя барышня?
На зоне в Чувашии. Но живая.
Золото сняла за золотой дозняк. Купила ханки десять ляпок. Проставилась всем сразу на вокзале, думала - отчалит. Очнулась на заснеженном тротуаре, шубу уже украли. Насколько же хань оказалась бодяжная!