Война, корова и батюшка Серафим

     Теплые струйки парного молока нежно бились и бились о подойник.  Сидя на маленькой скамеечке, Маня доила корову Зорьку, а сама вспоминала нынешнее утро, когда ей пришлось идти на поклон к Ивану - мужнему брату.  Ее муж Андрей   два года воевал на фронте - пока Бог хранил его от пули. Правда он мало что писал о войне, все больше спрашивал об их житие - бытье.  Знали только, что служит связистом, был легко ранен. Подлечился в госпитале и опять на фронт.
      Маня хозяйничала здесь, управляясь с тремя малолетними детьми, да старухой свекровью. Хоть и была безграмотной, а природная мудрость и деловитость помогала в житейских делах. Весной землю взяли в лесхозе, картошкой засеяли, а осенью в Куйбышев на базар. Так к школе и Коле новые брюки справили, и Валюшке на кофточку хватило, и себе ситчика на фартучек прикупила. Очень уж любил ее муж, когда она в красивых фартучках у печи возилась.
   А самая главная кормилица их – Зорька. Добрая буренка, ласковая. Всегда чувствовала, в каком настроении хозяйка. Лизнет шершавым языком – всю печаль - тоску снимет.  Вот и плакало сердце сейчас из-за нее.  Сено доброе уродилось, ребята старались, накосили, а в лугах лежит, как привезти? 
        Деверь Иван на фронт не попал, и по тем временам зажиточно жил, работал бухгалтером в лесхозе, лошадь свою имел. Маня решила пойти к нему на поклон, ведь не чужой все-таки человек.
  Не ласково принял их родственничек, дальше порога и не пригласил.
- Чего с утра пораньше, случилось что?
- Иван Родионович, сам знаешь, в лесхозе все лошади заняты. Помоги увезти сено. Не дай Бог дождь пойдет, сгниет все, как с ребятишками зимовать будем?  Дай на один день лошадь.
- Маня, у самого дел невпроворот. Сделаю все, что задумал тогда посмотрим. А сейчас никак не могу.
Вышла Маня из хором и без воды слезами умылась.  Дома детишки не кушали, ждали мать и без слов поняли все. Каждый отложил по ржаному кусочку хлеба – для любимицы. За привычными, домашними хлопотами горькие мысли рассеялись.  Временами поднимала взор на икону Серафима Саровского, доставшуюся ей от материи, и шептала: «Помоги!».
Вечером семья всегда собралась за большим обеденным столом. Все дневные дела переделаны, можно отдохнуть и послушать чтение младшенькой Валюши. Была у них одна заветная книга «Житие Серафима Саровского» называлась, тоже от матери осталась. Очень уж любила Маня слушать ее.  Прочитали они и как батюшка Серафим в пустыньке жил, и как молился на камне тысячу дней, и как на пали, на него разбойники и избили. После этого рассказа, ночью Маня не спала, переживала:
- Крестьяне еще называются. Такого доброго человека покалечить, как-рука-то поднялась. Нехристи просто.
Сегодняшним вечером Валюша читала вот что:
«Однажды прибежал в обитель простой крестьянин с шапкою в руке, с растрёпанными волосами, спрашивая в отчаянии у первого встречного инока: "Батюшка! Ты, что ли, о. Серафим?" Ему указали о. Серафима. Бросившись туда, он упал к нему в ноги и убедительно говорил: "Батюшка! У меня украли лошадь, и я теперь без неё совсем нищий; не знаю, чем кормить буду семью. А, говорят, ты угадываешь!" О. Серафим, ласково взяв его за голову и приложив к своей, сказал: "Огради себя молчанием и поспеши в такое-то (он назвал его) село. Когда будешь подходить к нему, свороти с дороги вправо и пройди задами четыре дома: там ты увидишь калиточку; войди в неё, отвяжи свою лошадь от колоды и выведи молча". Крестьянин тотчас с верою и радостью побежал обратно, нигде не останавливаясь. После в Сарове был слух, что он действительно отыскал лошадь в указанном месте».
Коля вскочил из-за стола:
- Мам! Батюшка Серафим всем помогал, а нам что не поможет?
Давайте тоже его попросим, чтоб нам с лошадью помог.
- Сынок! Да разве я против. Помолитесь сегодня все усердно. Серафим Саровский детишек-то очень любил.
 Ночь летняя быстрая, легкая. Утром - стук в ворота. Маня, открыв, увидела соседа Василия Ивановича, хроменький он был от рождения, поэтому и на фронт не попал.
- «Маня, - весело закричал он. - Мы тут со своей хозяйкой решили тебе помочь. Слышали Иван- то отказал.  Не дай Бог, сено пропадет, как прозимуешь? Молоко ведь у коровы на языке».
Тут уж слезы из глаз, только от радости.  Знала она, что соседям дали лошадь на несколько дней, и хлопот в хозяйстве хоть отбавляй, а не пожалели отдать.  На следующий день радостно и сноровисто работали все. Потом и в лесхозе подошла их очередь на лошадь. Так что душистого сена навозили целый амбар.
      Осенью Маня смогла попасть в Куйбышев. Всего две церкви на весь город, а верующие радуются, хоть эти есть. В их селе-то закрыли в тридцатые годы, теперь со своим горюшком и приткнуться некуда. Поставила Маня самую большую свечу перед иконой Серафима Саровского от себя и от деточек. 
  Суровая зима была, но пережили, и Зорька не подвела – молоко сладкое, вкусное давала, только и держались им.
А Ивана вскоре арестовали, конфисковали много добра, и самого в лагерь на Колыму отправили.  Пришла от него весточка:
- Маня, голодно здесь. Пришли хоть сушеных картофельных очисток.
Послать то Маня послала посылку, разве добрая душа не откликнется на чужое горе, да только не вернулся Иван, сгинул в дальних краях.