1. Извращенец

                Начало сочинения " Вхождение в  общую геодинамику
                мужчины, перезревшего во всех отношениях".


     Захотелось чего-то вкусненького.
     Заглянув в новый свой холодильник, чтобы исследовать его тёмные глубины на предмет заявившей о себе прихоти, я обнаружил в одном из его ящиков  куски заморской свинины, предусмотрительно нарезанные на порции и  теперь представшие перед моим вожделенным взором ломтями, замороженными до  каменного состояния.
А не сделать ли нам отбивные? – предложил я себе и незамедлительно приступил к делу. Извлечённые на свет кухни, твёрдокаменные эти куски тотчас же попали под микроволновое излучение магнетрона – совсем ненадолго: только  чтобы слегка отойти от окаменелости своей, но и не растаять до бесформенного состояния; а только лишь обратиться в вещество (такой  легкодоступной для удовлетворения моей возбудившейся плотоядности ) нежно-мясистой субстанции  - затем под мощными ударами молотка она превратилась в широкие, розоватые, - с белой искрой, - пласты, сей же час сдобренные - уверенной в своих способностях рукой -  солью да чёрным молотым перцем, да присыпанные базиликом; параллельно тому разогревалась плита; стоящая на ней сковорода излучала жар, и уже  истекал по натруженной её плоскости, пошкваркивая, растительный жир (а вполне мог бы быть жир кулинарный – но уж никак не масло,  хотя бы и самого высокого происхождения, потому, предположительно, лишь, что составные  его части, созданные искусственно, а не образовавшиеся природным путём, взаимодействуя при жарке с исходным продуктом заморского – напомню - происхождения, образуют некие особые химические соединения, возбуждающие аромат особого же, изысканного вкуса).
        Тем временем, когда на кухне неспешно творился предмет – обострившегося уже до крайности-  вожделения, явилась со своей изнурительной работы жена – исследователь тайн планетарного вещества, и, вслед за нею, материализовался из своей неизвестности  наш обособившийся, наконец, великовозрастный сынок, что, в общем-то, и запустило дальнейшее истечение событий на причудливые валуны случайности.
        Жена, так же возбуждённая уже самим видом сыночка, решительно отстранила меня от плиты, дабы я не смог ухитриться приготовить задуманное не таким как ей бы хотелось способом, и тем в очередной раз поразить своими  - давно уже избыточными - изысканиями домочадцев.
        А на кухню уже пробирались, то и дело отталкиваясь от стенок коридора, две старушки, две матери, слегка уже приссорившихся к тому времени, супругов.
Собравшиеся все вместе, они начали умильно разглядывать объявившегося ни с того, ни с сего внучека.
       Сделалось шумно и суматошно.
       Наконец, все расселись и осмотрели тесное пространство изобильного, домашнего приготовления закусками,стола. Завершив, наконец, уже порядком затянувшиеся приготовления, все приступили к еде. Ожидавшая окончание столь изысканных   приготовлений, отбивная  уже утратила, предполагавшуюся изначально, нежность и обратилась едва ли не в подошву. Тем не менее,  едоки самоотверженно работая различного происхождения челюстями, уничтожали её остатки в прочно установившейся тишине.

       И тут я вспомнил древнюю историю о приключениях геройской четвёрки советских солдат унесённых морским течением в просторы Тихого океана  на утлой самоходной барже. Ассоциативными  - в ряду с кожаными ремнями, кирзовыми сапогами и многократно воспетой гармошкой как предметами пищевого потребления – были мои воспоминания. Этими своими воспоминаниями – весьма, впрочем, поверхностными – я и поделился со всеми: как изощрённой шуткой, осторожно вброшенной в круг едоков, с намёком на кулинарную неудачу хозяйки стола.
      Жена этой шутке моментально обиделась и тут же демонстративно ушла на диван с намерением успокоиться там ещё и от треволнений дня, отгородившись ото всех книжкой любовных приключений; бабульки  же вернулись ко своим телевизорам и, водрузив на болезные свои головушки  спасительные для окружающих наушники \, вернулись в лоно режиссерских фантазий о несчастливой участи современной и весьма продвинутой по жизни красавицы-цыганки по имени Кармелита – не далеко, впрочем, за время нашего ужина, продвинувшихся постановочным воплощением в направлении окончательного разрешения интриги.


       На кухне остались я и сын, да ещё гора немытой посуды. Продолжение разговора отца с сыном только в самом начале имело отношение к подвигу невольных советских мореплавателей; затем, по своему обыкновению, грянули наши всегдавешние дебаты по проблеме воспитания подростков в эпоху развитого социализма, от которых  - изливавшихся уже на высоких тонах - наша мамочка только  постанывала на своём ложе излюбленного способа отдохновения.
       Наконец, сынок сделал над собой усилие, чтобы выйти из дебатов – пусть и
 не вполне победителем - и с тяжёлым сердцем  скрылся в отведенной для его ночлега комнате.Я же приступил к помывке посуды.

       О, есть, есть на свете наидостойнейшее  занятие для перезрелого мужчины! – эти отточенные в ходе многократных повторений движения,  это прилично оборудованное рабочее место,  эта сама возможность пользоваться современными атрибутами кухонного дела! Совершаемые под шумок воды, очищающей от скверны не одну только эту посуду,при полном отсутствии над тобой давления со стороны корыстных сил, телодвижения эти делают низменную – как это может кому-то показаться – работу и катализатором самых прихотливых размышлений, и прекрасным их аккомпанементом.

       Виртуозное соло размышлений на фоне радостного труда для всеобщей пользы!

       Случайно возникшая сегодня тема о делах давно минувших дней, куда ты вбросишь меня приводными своими ремнями взаимодействий? Что это будет именно так, что тема эта и на этот раз не источится сама по себе –  к тому есть, есть, уже бродят во мне неясные предчувствия; и  вот я уже ощущаю в себе некую настороженность, переходящую в опасение, что и на этот раз случившееся,  не особенное   значимое событие это, окажется на поверку далеко не случайностью.
Нет, не случайно сошлись эти мои: желание откушать заморского мясца и ехидный намёк на поедание гармошки в океанских просторах – уже видится мне, как  поднимаются от вполне бытовых этих предметов повседневности некие воспарения, и лёгкими струями закручиваются в эфемерную спираль со все нарастающей скоростью устремляющуюся туда, где  уже давно копятся в недрах мироздания некие могучие силы, от высвобождения которых кому-то не поздоровиться, а кому-то и конец придёт.
     Это печально!
     Это наделяет меня какой-то неземной, нечеловеческой  уже способностью смотреть на происходящее вокруг с укоризной по отношению к легкомысленному прожиганию нами дней в мире, устроенном так безбрежно, и при всём том так неожиданно рядом с нашим всегдашним времяпрепровождением в тенётах зело возбудившихся потребностей, из которых едва ли с полдесятка найдётся действительно насущных для совершения того, что и есть-то сама наша жизнь – единственная и неповторимая.
     Откуда приходит подобное вИдение? Едва ли оно передаётся с молоком матери, и генетический опыт предков едва ли распространяется столь широко.А вот есть средства, специально, казалось бы, созданные для распространения, нужной для понимания причин того или иного явления нашей жизни, информации в широких народных массах – уж как  же широко распространены они нынче, что, опять же - казалось бы, не осталось уже и места - где бы то ни было, - чтобы можно было затаиться постыдному невежеству.
     И первейший из информаторов, несомненно - Телевизор. Вот уж  с его-то помощью можно бы разгуляться воображению, чтобы, едва только призадумавшись о чём-либо, тут же получить о предмете интереса исчерпывающе компетентный комментарий – и тогда не останется меж нами места непониманию, и можно радостно шагать дальше по дороге в будущее, не ожидая ни откуда подвоха.
    
     Однако же, - что это? - видится прекрасная женщина с гладко зачёсанными вкруг своей божественной головки волосами– вот, "чистейшей прелести чистейший образец"! – и она, вспыхивая - то тут, то там - обнажением восхитительных своих прелестей, с проникновенным взглядом прерывает сцену варки в фирменной посуде, на фирменной же плите элементарной морковки, которая тут же, на глазах у многомиллионной аудитории будет употреблена на изготовление полезного во всех отношениях салата.
      Она, прелестница прерывает этот акт творения и уже несёт в массы с голубого экрана откровенную хрень: вот она, взбрыкивая прелестной ножкой,далеко не теряющейся в завораживающей глубине необязательного платья, задаёт мужчине, невзрачному на вид, но наполненному державной гордостью, вопрос, на который можно было бы и не отвечать – и без того все знают что в …цатом году будет всем счастье, а там, глядишь, и гонимый нынешней генерацией властей, коммунизм – я так экстраполирую – откроется из-за гор и  уж поднимется, наконец, от горизонта во всём своём великолепии, предсказанном знатоками, приближенными к телам вождей вечно неразумных народов. Это все знают.
Но не знает, кажется уже никто - почему это сегодня сердобольные ко всякому прохиндею  российские женщины-матери  выбрасывают своих,  только что рождённых младенцев, в мусор, а очумелые их сородичи смело давят, душат, режут, жгут, взрывают… ближнего своего всеми подручными средствами; почему щедрые дары родной природы как-то резво исчезают из нашего поля зрения, чтобы возвратиться же баснословно оценёнными; почему одного нашего соотечественника прессуют по тюрьмам  вроде бы за то, за что другой всем на загляденье строит флот из собственных яхт, скорее похожих на крейсера; почему иной деловой человек щедро тратится на покупку пресловутых яиц и долго возит их из края в край страны, чтобы яйца эти свои показать изумлённому народу, тогда как недолго и безуспешно звучат призывы в немую пустоту сброситься хоть по копеечке на лечение ребёнка оказавшегося один на один со страшной болезнью в стране озабоченной, кажется, самой пустячной проблемой где-то там, куда только с помощью телевизора  можно добраться, только там, но уж никак не здесь, где заботит одно - как же выжить ему, народцу, сейчас вот, а не в светлом том предполагаемом будущем, каковое будущее по определению ничего оптимистичного ведь и не может сулить, разве что позволит определить тот момент, когда всё: – пора готовиться к переходу  в состояние вселенских категорий.          
     И много ещё есть подобных тем, ожидающих своего освещения, донельзя более актуальных,  нежели поголовное освоением приёмов пользования гигиеническими прокладками, хотя бы и самыми крутыми.
     Да будь эта телевизионная дива не только не умелая в деле применения прокладок, а совсем даже без белья, я был бы рад не только любоваться ею, но и слушать её, и услышать – коли уж она допущена так близко к сакральному телу владыки – услышать ответ на любой из самых болезненных наших вопросов, так и рвущихся из души  к тому всемогущему гражданину отчизны. Ведь он отвечает так уверенно, даже и на подковырки реагирует по нашему, дворовому, ни мало не смутившись. Наш человек! Спаситель!
     Но не звучат эти вопросы, и, стало быть, ответов не будет. И тогда, возмущённый прозвучавшими благоглупостями, мой разум уже обращает меня в экстремиста; и мне уже неудержимо хочется, чтобы та экранная морковка для всенародного салата не доварилась бы, и ею, этой морковкой недоваренной, надругаться над постыдной  той красавицей, совершив тем самым месть за издевательство над моими ожиданиями.
     Слушай, а оно мне надо, это скотское моё состояние,  когда я уже не вижу света белого – только  обострение рвотной реакции вызывает вид телевизионных наших смехуёчков, баснословно дорогих свето-музыкально-эротических оргий, и, говорящих ни о чём голов, кажется отделённых для этого случая не только от тела, но и от души.
     А она, та теледива, тем временем уже рассказывает о том, как из той благополучно доваренной морковки можно сделать изысканное блюдо. И пока она с помощью знатока нарезает и раскладывает кушанье, телекартинка прерывается на новости и тогда мы не только слышим об очередном событии, но и как бы присутствуем при нём, даже не удаляясь в то же время и на шаговое расстояние от сантехнических своих удобств:
                ( продолжение на http://www.proza.ru/2016/12/30/249 )