Ледяной ключик

    Осталось прикрепить на ветку  любимого гномика в синем колпачке и ёлка будет наряжена. Игрушка эта напоминает мне детство.  Сегодня в нашу электронно-техногенную эпоху, в десятых годах  21 века трогательных новогодних украшений из ваты, покрытых тонкой пергаментной бумагой с блёстками, мягких и по-настоящему сказочных,  давно не выпускают.  Гномик этот еще с папиной ёлки и поэтому дорог мне вдвойне не только как воспоминание детства, выпавшего на далёкие уже 60-е, но и как семейная реликвия. В этом году мне исполнилось пятьдесят. Подумать только, даже не верится! Когда-то в юности пятидесятилетние женщины казались мне чуть ли не старухами, у которых все лучшее в прошлом и, которых кроме внуков и лекарств уже  ничего  не интересует… Смешно об этом вспоминать, но сейчас я отчего-то не чувствую себя старой, и кабы не лишние килограммы, прилипшие к талии в последние пару лет, да появляющаяся  усталость после генеральной уборки в квартире в виде покалываний в спине, про возраст можно было бы забыть. А что касается внуков, то у меня их не имеется, увы, по причине отсутствия детей… Как-то вот не сложилось выйти замуж и нарожать детишек. Не случилось в моей жизни даже какого-то весомого романа, в результате которого бы появился ребёнок.   Только в далёкой юности любила я так сильно, что, казалось, мир перевернется от силы моей любви. У моего друга всё было прекрасным и совершенным и, даже имя у него было  поэтическое, необычное – Герман, как у моего любимого персонажа поэмы Пушкина «Пиковая дама».  Герман был художником, писал чудесные пейзажи, у нас зарождался роман,  и мы только начали с ним встречаться, делали первые робкие шаги навстречу друг другу, замирали от охватившего нас необычного сильного чувства, и было у нас всё ещё невинно и красиво… И в этот самый момент произошла довольно банальная и некрасивая  история: сначала мы поссорились из-за какой-то ерунды, даже не помню из-за чего, я ждала, что позвонит он, а он, скорее всего ждал шагов от меня… Время шло, а трещина между нами, питавшаяся горделивыми чувствами только росла. А затем Германа перехватила одна дамочка,  его коллега-художница, старше его, более опытная и ушлая, она уложила его в постель, забеременела, а Гера, как честный человек на ней женился. А я  потом очень долго ещё приходила в себя после этого удара, начала писать стихи, а позже и романтические рассказы о любви. Теперь я пожалуй ни о чём не жалею и даже благодарна Герману за то, что «вдохновил» меня на литературное творчество и то, что стала писательницей –  его заслуга.  Я улыбнулась. Вспомнила своего любимого мужчину, и его черты так отчётливо проступили в сознании, как никогда. Его я ни разу не видела после той истории, просто ушла из его жизни. Только иногда теперь открываю  его личный сайт и слежу за развитием его творчества… К сожалению, никого так же сильно полюбить не удалось, а все мужчины не выдерживали конкуренции с Германом, были явно ниже и по уровню интеллекта и по внешним показателям, да и по тем невидимым  посылам, что ловила я от этого человека… Похоже,  и меня так сильно никто и никогда не любил… Я в это свято верила и тешила себя тем, что  настоящая любовь в моей жизни всё  была и мне не за что сетовать на судьбу… Вот, у племянницы, которой в этом году исполнилось 30 лет, так до сих пор не было этого волшебного чувства.  Мы с Сонечкой как подружки и она всегда со мной советуется по личным вопросам. У молодого поколения, сейчас какие-то несерьёзные романы, мимолётные,  пусть даже доходят они  до постели. Но разве могут радовать интимные отношения без сокровенных настоящих чувств? Поэтому я своей племяннице только сочувствую, а так хочется за неё порадоваться!  О себе уже и не говорю, у меня не тот возраст, чтобы мечтать о чём-то…
  К счастью, Новый год – тот самый праздник, который не имеет возраста и все, абсолютно все люди, и молодые и постарше, искренне любят эти чудесные дни посереди зимы, когда воцаряется самое тёмное время года, дни такие мизерно-короткие, морозные, а ночи длинные и тягучие, а этот самый главный праздник украшает нашу жизнь, зажигает её миллионами сверкающих лампочек, расцвечивает яркими красками многочисленных наряженных ёлок, ласкает слух новогодними мелодиями, которые звучат по радио, льются из голубых экранов в эти волшебные январские дни.
  Я отступила на шаг, чтобы полюбоваться красавицей-ёлкой. В этом году она получилась у меня такой нарядной, яркой… Из соседней комнаты раздалось характерное кряхтение и покашливание – проснулся отец. Нужно прерваться ненадолго, отнести ему лекарство, померить давление… Живу я вдвоём с папой, он у меня тяжело болеет, старенький  совсем, так и не оправился после сложного перелома ноги, врачи сказали, что он уже не встанет… К тому же он с юности  страдает астмой, это усугубляет его выздоравливание.  Маму я даже не помню, она умерла еще в роддоме. Воспитывала  меня бабушка Варя, мать отца, но и она ушла в мир иной, когда я была ещё школьницей.  С тех пор мы с папой совсем одни… Отец так и не женился, хотя была у него одна женщина, Лариса, очень жесткая, своенравная и резкая. Одна время она пыталась заменить мне мать и даже жила пару лет с нами, но у неё так и не вышло стать мачехой, у нас  с ней не сложилось, а отец принял мою сторону.  До сих пор вспоминаю эту женщину с содроганием. 
 Отец попросил принести ему апельсинового сока.  Я поправила его многочисленные подушки, помогла приподняться, чтобы легче было пить. Из открытой двери мигала гирляндой  наряженная ёлочка, я всегда ставлю её таким образом, чтобы видел отец. Он сделал несколько глотков, прокашлялся и улыбнулся.
 - Дочка, что за  чудеса творятся  – открываю глаза, а ёлочка возникла, как в сказке! Это фея её нам принесла?
 - Пап, фея – это – я! Пока ты спал, наряжала.
 - А игрушки все повесила?
 - Не волнуйся, твоего любимого гномика на самое видное место прикрепила – видишь, он в центре красуется?
 - Я не про него… А свою любимую игрушку не забыла?
 - Что ты имеешь в виду?
 - Забыла… Ты в детстве так любила его, а теперь уже и не помнишь,- отец кисло улыбнулся и тяжело вздохнул.
 -Пап, напомни… Неужели ты помнишь про…ключик? Ледяной?
- Именно его я и имею в виду…
- Так он же…из бабушкиной коллекции дореволюционных  украшений и она нам запретила их развешивать,  когда жива еще была… Мы их так и не доставали с тех самых пор… Как-то боязно, нарушать данное ей обещание.
 - Дурочка! А помнишь, из-за чего запрет-то был? Потому что ты имела неосторожность разбить один из её зеркальных ёлочных шаров!
  - Ну да… как бабуля сокрушалась тогда! Никогда не забуду, как она причитала: « Восьмого шара больше нет - что теперь будет? Осталось только семь! »
 Верно, она придавала этому значение… Но еще твоя бабушка говорила, что запретила украшать тебе старинными игрушками ёлку, пока ты маленькая, во избежание дальнейших неприятностей…
 - Правда?  А я не знала.. а чего же мы их не достанем?
- Сам  не понимаю… Как-то закрутились, столько новых красивых игрушек появилось и вроде и без них обходились. Но бабушкины для меня не пустой звук – эти стеклянные шары, ключик, а также хрустальные часики – символы моего счастливого довоенного детства.  Дочка, не известно, доживу ли я до следующего года, давай достанем эти игрушки и развесим их!
- Папа, ты только так не думай о плохом, я тебе запрещаю так говорить!  Мы еще не один год вместе справим. А бабушкины украшения я конечно сейчас же достану. Ты не помнишь, они, кажется, на антресоли, что в коридоре?
 - Я их сам туда убирал, посмотри справа чуть в глубине, в картонной коробке.
 Я подставила стремянку и  взобралась на высокую антресоль, подсветила фонариком и после некоторых усилий и многократного чихания от пыли,  извлекла заветную коробку…
  В ватной подложке утопали стеклянные игрушки, завёрнутые к  тому же в  мягкие бумажные салфетки. Шары были очень необычные, непривычно тяжёлые, и крепились они не как обыкновенно, а при помощи  миниатюрных металлических прищепок. Все семь шариков я равномерно развесила, а в центр ёлочки, рядом с гномиком  -  старинные часики с миниатюрными гирьками из металла и хрусталя. И, наконец, мою самую любимую  детскую игрушку – прозрачный ключик, который я назвала ледяным за то, что он был всегда холодный, будто создан был самой матушкой-зимою изо льда. Из какого материала был  сделан?  Вот, и сейчас он буквально «обжег» меня своей ледяной прохладой: не то из особого стекла или хрусталя, не то из какого-то прозрачного неведомого минерала. 
- Ну, вот, совсем другое дело,- радовался отец, - всё, как в те счастливые годы… Знаешь, бабушка большое значение придавала этим древним игрушкам, словно они были волшебные…
 - Скажешь тоже! Просто ей они тоже напоминали её счастливое детство. А в детские годы всё кажется таким сказочным, добрым, восхитительным!
- Ладно, дочка, до Нового года  у меня ещё есть время подремать  - я что-то  устал…
 - Спи, папа, ещё только восемь вечера, в одиннадцать я тебя разбужу. А пока  приготовлю нам с тобой оливье и курицу в духовку поставлю.
 Укрыла папу мягким пледом, подоткнула со всех сторон, и тихо вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
 Но на кухню я не спешила, время еще много, всё успею. Задержалась у ёлочки, увидела своё отражение в одном из старинных зеркальных шаров и застыла. Там в преломлении сферической поверхности шара моё лицо, как это ни странно, не было искажено – оно было наоборот весьма привлекательным и всё ещё молодым…  Наверняка, это чудо произошло от неправильной изогнутой поверхности шара… Ну хоть где-то отразиться молодой и красивой,- подумала я. А когда-то я такая и была – весьма обаятельная брюнетка с аккуратной чёлочкой и длинной пушистой косичкой. Сейчас у меня была стрижка, но волосы я сегодня зачесала за уши так, что и сейчас казалось, что косичка у меня по-прежнему имеется, а чёлка ещё не превратилась в редкие пряди. Я улыбнулась отражению. Оно улыбнулось мне.  Как был я хотела оказаться вновь молодой, но это, увы, невозможно, ведь я не сказочный персонаж, а живой реальный человек. А стать счастливой, что-то изменить в своей жизни – это не запредельно, а вполне осуществимо. А, что, если именно этот год принесёт мне счастье? – подумала я и сняла в этот самый момент с ветки ледяной ключик…
  Мне всегда хотелось в детстве найти тот замочек, что он отпирает, даже спрашивала об этом бабушку. Но она только пугалась отчего-то и отвечала: «Не пытайся найти замок раньше, чем тебе это будет необходимо… и никогда не опережай время и те события, что тебе предначертаны…» Баба Варя всегда говорила загадками, и понять её порой было нереально.
 А, что, если замочек спрятан тут же на ёлочке? Вот, часики… Они в детстве всегда так мелодично били, значит, должен был и ключ для их завода…
 Я взяла в руки игрушечные часы и перевернула их – на их тыльной  металлической поверхности заметила я небольшое углубление…
  Ключик я с волнением приложила к ямке, он мягко вошёл в пазл, как родной, и плавно повернулся в моих руках… В корпусе часов тотчас появилось свечение словно бы зажглась пульсирующая  светодиодная лампочка, стрелки задрожали и отправились в свой путь по циферблату, а я услышала давно забытый мелодичный звон…  Я повернула ключик еще два раза…
  В приглушённом свете комнаты, окутанной тенями последнего вечера уходящего года, эффектно и неожиданно ярко вспыхнули огоньки внутри прозрачного корпуса старинных часов. Создалось впечатление, что эти пульсирующие  вспышки света распространялись от  ёлки и уже мигали по всей комнате,  это я увидела в отражении бабушкиного зеркального шара: комната сферически исказилась, превратившись в округлость, шар, в котором играли разноцветные  загадочные огни … Наверное,  в часах был встроен какой-то сложный механизм,- подумала я тогда.  Еще отчего-то неожиданно похолодало, создалось такое впечатление, что ветер распахнул форточку и ледяной вихрь ворвался в комнату… Но я будто и не замёрзла вовсе, а только заворожено, не отрываясь, глядела в зеркальную поверхность шара и не могла оторваться.  Только, что это? Я увидела в отражении, что привычная плазменная телевизионная панель исчезла, уступив место ящику, очень похожему на наш старенький черно-белый телевизор…
   Я оглянулась. Оптический обман превратился  в реальность – на месте панели вновь стоял наш «Рекорд», как это было в годы моей юности. Вспышки прекратились, комната снова погрузилась в мрачные, серые сумерки. Ледяной ветер тоже стих. Я резким движением включила свет, надеясь на то, что мираж предновогоднего вечера рассеется, и я снова увижу современный экран телевизора. Но меня ждал сюрприз: обстановка в гостиной повторяла ту, которая была когда-то, несколько десятилетий назад…
  На маленьком столике – красный пластмассовый телефон с диском, рядом - растрёпанная телефонная книга. На письменном столе –  вместо ноутбука - груда толстых учебников и тетрадей. Исчезли стеклопакеты на окне, превратившись в старые деревянные рамы, заклеенные белой бумагой. Планшетник с мобильником, что всегда лежали на столе, пропали, вместо них – хрустальная вазочка с мелочью.  Я пригляделась: монеты были не рубли, а копейки советского еще образца.  Что же получалось? Я попала в прошлое? Не может быть! Бросилась к зеркалу – в нём я увидела молодую девушку с толстой косой, перекинутой через плечо. Я потрогала её руками – коса была настоящая! Невероятно! Бабушкины ёлочные игрушки оказались волшебными и сделали меня вновь молодой, как я и мечтала! Я покрутилась у зеркала: живот сделался плоским, образовалась талия, я вновь была стройной! Ощутила лёгкость в молодом теле и не могла нарадоваться на своё помолодевшее лет на тридцать, лишённое  появившихся в последние годы морщинок, лицо. А какой же год на дворе, интересно? На кухне в то время  у нас всегда висел отрывной календарь, точно - вот и он - вглядываюсь в цифры внизу последнего  календарного листка, именно там значился год:  31 декабря 1984 года…
  Выходило, что часы перенесли меня ровно на тридцать лет назад. Мебель на кухне стояла старенькая, это была не привычная кухонная столешница, объединяющая кухонную мебель и технику, а разрозненные шкафчики, плита и древний небольшой холодильник «Саратов». Мы с папой всегда жили бедно, не шиковали, поэтому в 80-х у нас стояла мебель еще более древняя, из 60-х,  и я всегда даже стеснялась приглашать друзей домой. Передняя дверца холодильника была девственно чистой, без разноцветных сувенирных магнитиков, их тогда еще не выпускали.  К её поверхности был прилеплен всего один магнит в виде чёрной шайбы, размером с монетку, он держал листочек, на котором моим почерком значилось напоминание: 3 января экзамен по зарубежной литературе, 7-го по информатике, 12-го – по библиографии.  Какие ещё  экзамены – не поняла я? 1984-й… я, действительно, училась ещё в институте… Так, что же получалось: мне снова нужно садиться за учебники и в пятьдесят лет писать шпаргалки, вместо законных десятидневных каникул?  С ума сойти! Хотя, мне уже не пятьдесят, а снова двадцать! Но ведь я сдавала уже и зарубежку и библиографию, зачем мне мучиться снова?- недоумевала я.  Только в ночных кошмарах мне снилось, что завтра – экзамен, а я не готова и ничего не помню… Я снова подошла к зеркалу – молодое моё отражение  добавило оптимизма – зато у меня вся жизнь впереди, ради такого удовольствия можно и за учебниками посидеть…
Выходило, что я училась только на втором курсе и впереди были годы зубрёжки, семинаров и конспектов. Я вздохнула. Такая вот расплата за молодость! Из папиной комнаты послышалось его характерное покашливание. Как же я забыла про папу! Он, наверняка, уже проснулся и его нужно покормить, подходило время вечернего измерения давления.  Я ринулась в папину комнату и замерла в изумлении – отец  важно сидел в кресле, перекинув нога на ногу, и читал газету.  На меня глядел бодрый, молодой ещё мужчина лет пятидесяти с небольшим. Как же я не сообразила, что и окружающие меня люди соответственно помолодели тоже – я так обрадовалась, что папа здоров и больше не прикован к постели! Я бросилась к нему, обняла, даже заплакала…  Отец не понял моего внезапного порыва, мы с ним никогда не сюсюкались, а обнимались только на вокзале, когда я куда-нибудь уезжала или возвращалась.
 - Дочка, что стряслось? Ты плачешь? Это тебя Герман обидел?
 Герман? Как? Он снова появится в моей жизни? Всё верно, расцвет нашего романа приходился как раз на осень 1984 года! А в начале зимы мы поссорились…
 - Нет, папочка, просто я очень и очень рада тебя видеть  здоровым и молодым!
 -  Смешная ты – как ребёнок! Ну, всё-всё.. .Успокойся, ты же большая у меня, двадцатилетняя барышня!
 Размазывая слёзы по щекам, я ещё крепче прижалась к отцу. В это мгновение кто-то позвонил в дверь. Звонок был еще резкий, пронзительный. Он так негармонично ворвался в нашу с папой идиллию, и я поняла отчего-то, что прежнего счастья уже не будет.
 -  Кто это мог быть? Ты кого-нибудь ждешь? – спросила я отца.
 - Так это же Лариса! Она с нами ведь уже второй год встречает, ты забыла?
  Лариса! Ах, ну как можно забыть эту неприятную женщину!
 - Папа, ты же знаешь, я её не люблю. Она – фальшивая, и меня ненавидит.
 - Ты несправедлива! Обещай, что не испортишь нам праздник и будешь молчать?
- Только ради тебя, папа…
  На пороге появилась забытая мной тогдашняя подруга отца. Перманентная блондинка с пышной копной химии на голове, женщин лет сорока пяти, маленькая, худая и злая. Последнее было нарисовано на её самоуверенном лице крупными буквами. С порога Лариса принялась раздавать приказания:
 - Мить, иди же скорей, помогай – сапоги самой не снять! А ты, Татка, чего стоишь, как вкопанная? Мигом на кухню, разгружай сумку. Тут я вам пирожков маминых принесла, сами-то печь не умеете! И хлеб вечно у вас чёрствый, я халу в вашей же булочной купила, - хвасталась Лара, пока папа, опустившись перед ней на колено, стягивал с её ноги тугие сапоги-чулки.
 - А сами-то вы печь умеете? – спросила я, не особо церемонясь,- а то вы всегда мамины приносите, а где же ваши собственные?
 Это раньше я побаивалась её, а теперь знала наверняка, что в нашей семье эта женщина надолго не задержится, оттого и расхрабрилась.
 Лариса пришла в бешенство.
 - Мить, ты, глянь, как твоя девчонка распустилась! Грубит старшим, а сама ничегошеньки по дому делать не умеет! Да ты на меня молиться должна! Кто с твоим папашей будет в старости возиться, ухаживать? Ты что ли? Так что ещё спасибо мне скажешь, что я появилась в вашем доме! Мы ведь поженимся, Мить? Ты же мне обещал!
 - Этого не будет никогда! – резко парировала я,- уж я это точно знаю, и в старости за моим отцом вы ухаживать не будете. А про меня и мои дочерние качества не вам судить!
 Я  резко развернулась и убежала к себе в комнату, громко хлопнув дверью.
 Упала на свой диван и, уткнувшись головой в подушку, заплакала. Я, кстати, до сих пор сплю на этом диванчике, и всё так же на нём восседает мой любимый Умка -  плюшевый мишка, у которого голова со временем  склонилась немного  набок, отчего кажется, что он очень внимательно вас слушает.  Медведь с годами обтрепался и местами полысел, теперь же он был почти что новенький, и голову держала прямо.
 - Умка, Умка! Знал бы ты, что со мной приключилось! Кому рассказать – не поверят, поэтому надо молчать! Я же в будущем живу и мне, не поверишь, полвека уже. Молодой быть, конечно, здорово, но есть много такого… Как тебе объяснить?  Во-первых,  мне будет сложно без мобильника, к примеру, без интернета, без моего любимого компьютера, без друзей, которые со мной там в будущем… Но я, допустим, привыкну, ведь жила же как-то безо всех этих технических прибамбасов и считала себя счастливой!  И даже смогу, наверное,  привыкнуть к тому, что мне нужно ходить на лекции, сдавать экзамены, писать эти дурацкие курсовики и контрольные… Допустим, привыкну. Но с существованием  Ларисы я смириться не смогу!  Никогда!  Еще целых два года она будет ошиваться в нашем доме, пока папа сам в ней не разочаруется…  А что, если попробовать использовать то, что у меня есть теперь? Моё знание будущего? И  попытаться изменить судьбу? Например, раньше я была такая  робкая и застенчивая, что не могла первая позвонить молодому человеку после ссоры, из-за этой черты упустила Геру, не проявляла активности, а ждала первого шага от него. Вот, дурочка-то! Вот, скажем, чего это я сижу и не звоню ему? А он может, просто не догадывается или робеет!
  Я полистала записную книжку. Отыскала телефон Германа, набрала его номер.
 - Привет, Гера! Узнаёшь?
 - Татка? Невероятно! Только о тебе подумал, но звонить не стал, подумал, что всё ещё сердишься на меня
- Отчего же? Я и думать забыла, не помню даже, из-за чего мы поссорились!
 -  Честно говоря, я – тоже… Но всё равно как-то необычно, что ты мне первая позвонила…Ты же считаешь Новый год чисто семейным праздником и всегда встречаешь его вдвоём с отцом, тебе должно быть не до меня…
 - Это я  раньше так думала, пока не появился ты! Так что, собирайся, и приезжай к нам! Время ещё есть.
Гера на том конце замялся.
 - Но…эээ… А что я своим скажу? У меня же мать с отцом строгие, сама знаешь.
 - А ты дай-ка трубочку маме… Я найду, что ей сказать.
 - Тат, я тебя не узнаю! Ты такой смелой не была! Браво! Знаешь, я сам ей постараюсь объяснить… Не хватало ещё, чтобы ты за меня говорила. Не беспокойся, я своих стариков уломаю – отпустят.  Так что жди, часа через полтора буду.
 - Ну и отлично!
 Лариса, держись, - подумала я, кладя трубку на рычаг телефона.

 Часам к одиннадцати я нарядилась и, как ни в чём, ни бывало, вышла из своей комнаты. Отец с Ларисой уже сидели за столом в гостиной, чёрно-белый  телевизор транслировал «Голубой огонёк», на столе стояли большая салатница с оливье, селедка под шубой,  маринад, мандарины и солёные огурчики. Новогоднюю композицию завершала бутылка «Советского шампанского»,  водка «Столичная» и миска с пирожками, которые испекла мама Ларисы.
 - Явилась - не запылилась! Даже салат не соизволила порезать! На всё готовенькое явилась! Твой папаша бедный за тебя тут всё рубил, замешивал, раскладывал по тарелкам! – прошипела Лариса.
 - Простите, а что делали вы? – я невозмутимо улыбнулась. – И поставьте, пожалуйста, четвёртый прибор.  Сейчас подойдёт ещё один гость,- попросила я, сделав акцент на слове «гость». Не успели у папы и Лары открыться от удивления рты, как в дверь позвонили.
Я пошла открывать. Гера! Такой далёкий уже, но и такой родной! Словно не было этих стремительно пролетевших тридцати лет… Синие лучистые глаза. Я ныряю в их глубину и проваливаюсь, не замечаю никого  и ничего вокруг. Кажется, кто-то что-то говорит мне, голоса папы и Лары доносятся откуда-то издали, словно со двора, и они мне то-то такое говорят, похоже, ругают за что-то, но их не слышу, а смотрю только на своего Герочку… Как же я по нему соскучилась и как же я его люблю!
 - Гера…как здорово, что ты приехал! Мы впервые встретим Новый год вместе!
 - Согласен, Татьянка, я сегодня такой счастливый! – он протягивает мне пакет с мандаринами и торт «Птичье молоко».
 Гера, явно смущаясь, переступает порог нашей квартиры.
 - Папа, Лариса, знакомьтесь, это мой друг Герман! У нас с ним всё серьёзно - поэтому он сегодня пробудет у нас до утра,- отчеканила я.
 - Тата, я потом с тобой поговорю,-  обиженно бросил отец, а Лара съязвила:
- Вот, молодёжь пошла, ни стыда, ни совести – любовника в дом привела и даже не краснеет!
Ничего, пусть побесится – я удовлетворённо посмотрела на папину подругу и провела Герочку в свою комнату.  Как же я долго ждала этого момента, целых тридцать лет! Мы снова были вместе и не могли наглядеться друг а друга… Как же хорошо, что я сама позвонила ему и осмелилась пригласить. Для меня теперешней это было не трудно, а  тогда сколько раз набирала ему и клала трубку на рычаг: робела,  думала, что навязываться мужчине – это неприлично. До чего же мы были зажатые, закомплексованные, не то, что теперешняя молодежь!  И Ларису на место поставила и с любимым встретилась! Я не переставала радоваться сегодняшнему чудесному происшествию в моей жизни.
  Новый 1985-й год мы встретили вчетвером.  Папа и Лариса  смирились  с появлением Геры, он сумел их даже немного  к себе расположить: рассказал парочку анекдотов про Штирлица, затем галантно поухаживал за Ларой и даже пригласил её на танец! Его тактический ход я оценила, праздник в результате удался. А затем, досмотрев «Огонёк» до конца, и немного потанцевав под «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», мы отправились спать…
  Гулко стучали наши сердца, когда мы переступали порог моей комнаты.  Мы ещё никогда не оставались с Герой вдвоём ночью… К тому моменту мы только целовались, и то как-то по-детски. Хотя тогда это казалось мне огромным достижением, и каждый наш поцелуй я вспоминала тысячу раз, и каждый поцелуй мне казался неповторимым и волшебным. Столько лет прошло, а я до сих пор помню их свежий аромат и сладковатый вкус. Неужели это сейчас повторится? Главное, ничего не испортить, чтобы Гера не разочаровался во мне, не посчитал слишком доступной. Поэтому я не спешила раздеваться, а лишь опустилась на кровать, прижав к себе Умку.
 - Танюха, а у тебя с кем-нибудь было… как сейчас?
- Никогда и ни с кем не было… И не будет. Я уверена на все сто.
 - Но как ты можешь отвечать за будущее?
- Есть вещи, в которых я уверена, и это одно из них.
- Но отчего?
 - Наверное, потому, что я к тебе отношусь по-особенному, очень нежно и таинственно…
 - Заешь, и я также… Твои папа и Лариса думают, что мы будем заниматься сексом, а мы просто будем любить… ты - меня, а  я- тебя…
 - Согласна…Любить…Как красиво звучит…
Гера потушил свет.
 Не сразу мы отправились с ним в путешествие по той самой прекрасной и неизведанной части Вселенной, именуемой Любовь. А ещё долго сидели, молча, в темноте, лишь прикасаясь плечами, ласково поглаживая пальцы рук друг друга,  боялись вспугнуть наше неизведанное вырастающее на глазах чувство, оберегая его, боясь опошлить, нивелировать его, испачкать в чём-то банальном и ужасном. Нас тянуло друг  к другу с каждой такой молчаливой минутой всё сильнее, и настал момент, когда уже ничто не могло сдержать бешеный порыв соединения нас разных и непохожих в единую сущность.
  Утром я плакала на плече любимого от счастья. То, что произошло той ночью, было волшебно и феерически прекрасно. Это был мой первый опыт подобных отношений с мужчиной, когда любовь и страсть сливаются воедино, и нет различий на моё и твоё, а существуют отныне только наше общее счастье.
  Наступало первое утро Нового года. Еле заметно и чуть слышно заступивший царствовать год расселялся по планете, проникая в её самые далёкие уголки, заполняя собой города и посёлки. Лилово-голубой девственный рассвет вставал и над Москвой - свежий ещё не запятнанный ничем, никакими огорчениями и потерями первый день января начинался с этого потрясающего новогоднего сказочного рассвета. По обыкновению, 1-го января я просыпалась не раньше двенадцати часов дня, а сегодня мне не спалось, я даже не помню, засыпала ли вообще или так и пролежала, прижавшись к спящему Герочке, в сладком оцепенении, окутанная посетившим меня неожиданным счастьем.
  Из комнаты отца послышалось его всегдашнее покашливание, выходит, он тоже не спал… Очевидно, беспокоился за дочку, внезапно ставшую взрослой, ведь ему впервые довелось испытать чувство, когда я на глазах скрылась с молодым человеком в своей комнате на всю ночь…  Я невольно улыбнулась. Теперь, я уверена, всё будет у нас по-иному. Отец привыкнет к существованию Геры, а он, возможно, со временем переедет к нам, Лариса ( я это знала) долго не продержится в жизни папы и мы заживём счастливо…
Папа…  Я представила его себе снова беспомощным и прикованным к постели. Меня словно бы молнией пронзило, мой старенький больной папа, оставленный мною в будущем – как он там без меня? Отчего в этой новогодней и любовной круговерти я не подумала о нём? Как я могла? Рядом был здоровый отец, и я вроде как успокоилась, что  с ним всё в порядке и даже обрадовалась этому обстоятельству: больше не нужно было бесконечно переживать за него, мерить давление и подавать судно.
  Принялась ругать себя за бездушие и боялась даже подумать, как там, уже в наступившем, новом 2015 году мой отец, совсем один…
  Я ту  же подскочила  с кровати и отправилась  на кухню. Поставила на плиту эмалированный чайник ( как жаль, что в 80-х не изобрели ещё электрический) и принялась размышлять… Так… Если я повернула ключик на три оборота вправо и попала на 30 лет назад, то, чтобы вернуться обратно, нужно было сперва достать с антресоли бабушкины ёлочные игрушки, развесить их на ёлке точно так же ( вдруг это имело какое-то значение?), затем повернуть ключик в часах на три оборота влево… Догадку нужно было срочно проверить и я, подставив табуретку, полезла доставать коробку со старинными украшениями.
 В это время в дверях показался папа в своём любимом махровом халате синего цвета.
 - Татка! Ты чего это спозаранку и уже за чем-то полезла? Сознавайся!
 - Пап, мне не спится… Ты не бойся, с Герой у нас всё хорошо, я тут проснулась и подумала, что на ёлочке не хватает бабушкиных украшений, помнишь, таких тяжёлых  зеркальных шаров и хрустальных ходиков? В детстве они мне очень нравились.
 - Только ты их больше не разбивай! Бабушка тогда так сильно огорчилась…
 - Папа, не беспокойся,  я уже большая, иди спать и помни, что я очень сильно тебя люблю, и буду любить всегда больше, чем всех на свете…
 - Больше, чем Геру? – папа строго и лукаво посмотрел  на меня.
 - Мне трудно сравнивать вас… Но то, что сейчас со мной произошло показало, что именно ты у меня самый главный и любимый человек!
Отец удовлетворённо улыбнулся, решив, что я говорю про сегодняшнюю ночь и в чём-то возможно разочаровалась, он не мог знать, что речь шла о том выборе, который  я уже сделала  и  не отступлю. Это было моё единственно правильное решение.  Конечно, оставлять любимого мужчину после случившегося было невероятно тяжело, но я бы не смогла стать счастливой, продолжать беспечно жить  и радоваться жизни, зная, что беспомощный больной отец остался совершенно один…
 Я достала игрушки из коробки, развесила их на ёлочке. Затем заглянула в свою комнату, где безмятежно спал абсолютно счастливый Герман, постояла минуту, любуясь им, пытаясь запомнить родные и любимые чёрточки на всю жизнь, затем осторожно склонилась над ним, оставила на его щеке прощальный поцелуй,  затем резко развернулась и прикрыла за собой дверь.
  Сердце колотилось в груди, а руки дрожали, когда я снимала с ветки хрустальный ключик… Он никак не хотел входить в предназначенный для него пазл, наконец, ключ повернулся влево на один оборот и вдруг выпал от излишнего волнения из моих рук на пол…
 Внутри механизма часов по-прежнему всё засверкало, озарив комнату волшебным свечением… На мгновение я вместе со всеми вещами погрузилась в темноту,  подул ледяной ветер, как и в прошлый раз, затем стали проявляться силуэты мебели… На миг мне показалось, что на этот раз я никуда не переместилась…обстановка была очень похожей, но потом я поняла, что телевизор был уже не «Рекорд», а побольше – первый наш цветной «Рубин»… Один оборот перенёс меня на десять лет вперёд.
  Раз я уже оказалась в девяностых, это означало, что моё предположение  относительно попадания в будущее работает, и я без труда вернусь к папе! Теперь можно было и не спешить, а осмотреться и проверить, что же произошло  у нас за десять лет, а для начала  - всё же  уточнить год попадания  и взглянуть на отрывной календарь, который висел на кухне. Мои предположения подтвердились:  на последнем листочке значилось: 31 декабря 1994 года. Как же ловко я научилась управлять новогодней машиной времени!

    А отчего такое ограниченное перемещение исключительно на десятилетия? – подумала я.  А, если я захочу попасть на пять, семь лет  вперёд или назад? Очевидно, я не в курсе каких-то тонкостей работы этого волшебного механизма, а , может быть, дело тут в том восьмом разбитом шаре? И именно его наличие влияло на более детальные и точные координаты перемещения? Времени на размышления у меня было мало, поэтому я отбросила эти сложные вычисления работы машинно- временного-механизма и  первым делом тихонечко отворила дверь в папину комнату…
Рядом с отцом лежала какая-то женщина, волосы её были русые, убраны в пучок, она лежала ко мне спиной и поэтому я не смогла рассмотреть её лица. Странно,- подумал я,- ведь кроме Ларисы папа никого в дом не приводил, а она должна была исчезнуть  с нашего горизонта ещё в середине восьмидесятых… И я точно помнила, что как раз в 1994 году в декабре месяце я перешла на новую работу, в Некрасовскую библиотеку, и мы отмечали 1995-й год вдвоём, папа, помню, сказал тост за то, чтобы у меня, наконец, появился жених. А я тогда подумала, как сложно мне будет найти жениха в библиотеке, ведь и читатели и сотрудники, как правило, женщины.  Нужно обязательно сегодня поговорить с отцом и всё у него выяснить!
   Я прикрыла дверь. Очень странно… Выходит, то моё посещение десятилетней давности как-то повлиял на ход событий и у отца произошли перемены в личной жизни? Я вернулась на кухню и  принялась рассматривать обстановку. Мебель на кухне была ещё старая, но появился новый холодильник «Мир», он, конечно, не был таким высоким и удобным, как наш теперешний «Бош», но заметно подрос и был не такой низкий и гудящий, как «Саратов». Появился и первый электрочайник, его отец привёз из  Японии и очень гордился своим приобретением, любил удивлять друзей, ибо в массовой продаже такие чайники ещё не появились. Я поставила кипятить воду, ведь в 84-м мне так и не удалось выпить чайку. Пока вода закипала, привычным движением  подставила табуретку и полезла на коридорную антресоль извлекать коробку со старинными игрушками. И, как это уже было сегодня утром, а точнее десять лет назад, от шума проснулся отец и появился в синем халате, показавшимся мне уже не таким насыщенным по цвету, а  более выцветшим.  Папа выглядел уже не таким молодым, как сегодня во время встречи Нового года: вески тронула седина, появились морщинки вокруг глаз, лицо  вытянулось, провалились щёки…
 - Дочка, а ты опять за древними украшениями и опять с утра после Нового года?
- У тебя хорошая память, папа. Но это было десять лет назад…
 - А мне кажется года три-четыре тому назад…
 - Просто быстро бежит время…
 Я отвечала, а сама думала о том, как бы спросить его про ту женщину… и при этом не выдать себя?
 - Пап, мне после шампанского  всегда так неважно, вот, хочу чайку выпить, давай, вместе! Как же хорошо было, когда мы жили с тобой совсем одни… без…ну ты меня понимаешь?
Ты не можешь вспомнить, сколько это лет тому назад было?
- Нам с тобой всегда было неплохо жить… Но и сейчас с Ларисой разве не хорошо? Она же стала мягче и ты вроде бы к ней привязалась?
Лариса! Всё-таки она! Как же ей удалось так ловко пролезть  в нашу семью? И вряд ли я к ней привязалась, просто отец всегда был склонен выдавать желаемое за действительное…
 - Пап, а я все же не понимаю, как так случилось, что ты с Ларисой уже столько лет… ведь, помнишь, ты хотел её прогнать из-за меня…у нас с ней постоянные конфликты были?
 - А я разве тебе не объяснял? В тот год, когда у нас поселился этот твой художник… Мы  с ней моментально сблизились… Лара тогда меня очень поддержала в этом вопросе и помогла избавиться от Германа.
 - Как?  Так это она руку приложила? И я живу с этим человеком под одной крышей!
 - Успокойся, дочка, ведь ты тоже была против Геры, ведь ты его так и не простила после того случая, его измены..
 - Какой-такой измены? Нет, он не мог! – я перешла на крик.
 - Неужели ты совсем ничего не помнишь? Знаешь, это бывает, просто твой организм выбросил эту так ранящую тебя информацию. Теперь вот думаю – стоит ли тебе всё рассказывать?
 - Разумеется, стоит, что за вопрос! Я хочу всё вспомнить!
 - Ладно, твоя взяла. В самом начале, когда Гера у нас появился, вы были с ним очень счастливы…
 -  Когда это произошло? После того Нового года, когда я пригласила Германа к нам?
 - Да, где-то через месяц он переехал к нам.  Лариса невзлюбила его сразу, а я еще какое-то время тебя защищал, мы с ней тогда часто ссорились… Мне казалось, что этот молодой человек делает тебя счастливой. И поэтому я сознательно  не замечал многие вещи. Но потом Лариса постепенно отрыла мне глаза и я уже не смог мириться с тем, что он превратил наш дом в мастерскую, которой у него тогда ещё не было. Повсюду картины, подрамники, мольберт,  постоянный запах масляной краски…  Гера почувствовал себя хозяином, зачастую он не считался с тем, что у меня астма, а всё время что-то там малевал, я стал чаще обычного кашлять, а ночами задыхался.
 - Но неужели ничего нельзя было сделать? У Геры трое братьев и родители,  а квартирка двухкомнатная в хрущёвке,  к нему нам переезжать было просто некуда…
 - Мы нашли выход, вернее Лариса его нашла. С трудом добилась того, чтобы Гере выделили мастерскую, и он перевёз свое барахло туда. У Ларочки отец – известный график, ты же знаешь. Так что, своим здоровьем я ей обязан,- отец как-то виновато улыбнулся и развёл руками.
 - Папа, ты ничего не рассказал про измену…
 - История довольно банальная. Однажды ты понесла ему в мастерскую пирожки и застала его там с голой девицей.
- Ой! - вырвалось у меня,- но может быть, это была натурщица?
 - Он так и оправдывался, но мы ему не поверили, а больше всех – ты! С тобой истерика  случилась, ты так плакала тогда…
 - Постой, я, что их в кровати застукала? Обоих голыми?
 - Голая была только девица, а кровати там не было вообще. Гера твой её вроде бы рисовал. Но это же возмутительно! Почти женатый человек приглашает в мастерскую в отсутствие любимой женщины какую-то прошмандовку!
 - И я его не простила?
 - Конечно, нет, мы с Ларочкой тогда перекрестились. Ты со временем к ней привыкла и в нашей жизни всё наладилось. Осталось найти тебе мужа приличного и тогда я полностью за тебя буду спокоен.
-  Эх, папа, папа! – я попыталась быть спокойной,- но неужели ты не понимаешь, что ни с кем другим кроме Геры я счастлива быть не смогу? Что сейчас с ним ты случайно не знаешь?
 - Откуда же? Он с тех пор пропал из нашей жизни…
 Непростая задача… Теперь мне предстояло исправлять собственные ошибки. Нужно было возвращать Геру, если, конечно, он еще меня помнит и не женился, а времени у меня совсем не было. Часы в гостиной пробили двенадцать ударов, больной отец мог проснуться в любую минуту, а меня нет рядом!
 Отец допил свой чай и удалился в свою комнату к Ларисе, а я осталась одна, потрясённая рассказом папы. В те годы я действительно была максималисткой и могла не простить подобное поведение, сейчас мне было смешно  -  скорее всего, Гера и не думал мне изменять, но просто был фанатично предан профессии. Но что я могу сделать?
 Я подошла к зеркалу. На меня смотрела молодя симпатичная женщин в расцвете женской красоты, которая наступает после тридцати. Косу свою  я к тому времени уже отрезала, и носила распущенные волосы по плечи, сейчас они были перетянуты резинкой.
 - Татка, у тебя есть только один выход,- сказала я себе,- попробовать дозвониться до Геры.
  Я нашла номер телефона Германа, и второй раз за прошедшие сутки набрала его.  Телефон у нас к тому времени сменился на модный кнопочный серебристого цвета.
Но солидный мужской голос сообщил мне, что семья Германа давно переехала, и у них теперь другой номер, которого новый жилец не знает.
Мне ничего не оставалось, как смириться с тем, что я потеряла Германа навсегда… Выходило, что моя активность ни к чему хорошему не привела, а только закрепила позиции Ларисы.  Любимого я всё равно потеряла. Конечно, мне не терпелось поскорее узнать, что же произошло потом и был достаточно высокий соблазн шагнуть через десятилетие и заглянуть в 2005-й год, но я, поразмыслив, оставила эту затею. Во-первых, мне нужно было спешить к папе, а во-вторых, никто не знал, каков был лимит таких временных путешествий и, третье турне могло оказаться последним, поэтому я решила сразу перенестись через два десятилетия, чтобы вернуться в 2015-й год. Но прежде чем сделать это, я решила кое-то предпринять…
  Я прошла к себе в комнату, открыл свой дневник, который вела с самого детства, теперь лишь изредка фиксируя какие-то важные вехи своей жизни.
Я поставила дату: «1 января 1995 года». И начала записывать: « Сегодня отец подробно мне рассказал обо всём, что произошло со мной и Герой. Я ничего не помнила, видимо, находилась в сильнейшем стрессе. Сейчас я на всё смотрю со стороны и трезвым умом понимаю, что ничего страшного не случилось, а его надо было давно простить, по сути, он ни в чём не виноват. Сегодня я звонила ему, но он переехал. Нужно продолжить поиски, узнать, обитает ли  он в той мастерской, и поговорить с ним. Возможно, у нас всё еще впереди. Очень надеюсь, так как понимаю и знала всегда: другой любви у меня уже не будет».
 Ну, вот, и всё. Если я когда-нибудь перечитаю эту запись, и соглашусь с ней… Я оставила себе этот шанс, чтобы спокойно уйти в будущее.
  Когда  комната озарилась чудесным мерцанием, исходящим от волшебных старинных часов на ёлке, я уверенно повернула ключик на два оборота назад… Сердце всё равно колотилось, я зажмурилась и старалась не смотреть на продолжавшееся  световое шоу, переносящее меня по временной спирали сквозь толщу десятилетий. Вдруг всё стихло, пропал и ледяной ветер, всегда  сопровождающий это невероятное перемещение.
Я по-прежнему не решалась открыть глаза, мне как-то не верилось, что так запросто можно вернуться на два десятилетия вперед. Послышалось покашливание, я обрадовалась, но отец всегда страдал астмой и это ещё ничего не значило. Я приоткрыла веки, боясь оглянуться, бегло взглянула на один из зеркальных шаров – в нём отражалась  я с короткой стрижкой на фоне черной плазменной панели современного телевизора … Я облегчённо вздохнула. Тотчас я бросилась в комнату отца, он спокойно лежал на подушках, довольный и ухоженный, увидел меня – улыбнулся.
 - Вот и дожили мы до 15-м года, дочка! Не верится!
 - Ты хорошо выспался? Тебя ничего не беспокоит? – я озабоченно дотронулась до его руки.
 -  Ну что меня может беспокоить с такой сверхзаботливой дочкой? Ты же минут пятнадцать назад тоже самое спрашивала и уже накормила меня завтраком, умыла меня,  причесала… Остаётся только радоваться жизни!
 - Пап, я что-то не понимаю… Это точно была я? Не молодая девушка, похожая на меня?
 - Ну какая ещё девушка? Что ж я дочь родную не узнаю! Ты и была… Такая же красивая и заботливая…
 Это было удивительно, ведь я была далеко…Хотя, возможно, вместо меня здесь побывала моя молодая душа в теперешнем теле? Точно таким же образом, как моя теперешняя душа в молодом теле  - в прошлом… Мне нужно было ещё проверить свои некоторые гипотезы, и я задала вопрос:
 - Пап,  я давно хотел тебя спросить. А отчего ты расстался с Ларисой? Ведь вы же тогда так сблизились на почве нелюбви к Герману…
 - А ты всё помнишь! – отец грустно вздохнул,- Лариса мне тогда очень была нужна, ведь ты совсем отдалилась, жила только своим Герой… ,- лицо папа скривила горькая усмешка, голос дрогнул и он чуть не заплакал, -я должен тебе кое в чём сознаться, дочка… Мне сложно признавать свою ошибку, но это так. Я очень виноват перед тобой… Дело в том, я знал, какая ты у меня максималистка, и как ты любишь своего художника… И мы с Ларисой разыграли всё, как по нотам: это она нашла ту натурщицу и предложила Гере нарисовать девушку, он отказывался, боялся, что ты узнаешь, но Лариса уверила его, что мы тебя задержим дома, а сами отправили тебя в мастерскую с пирожками для Геры… А девушку подговорили, чтобы он вела себя развязно, чтобы ты не сомневалась в их близости…
 - Выходит, Герман  ни в чём не виноват?
 - Так оно и есть. Эту девушку он видел в первый и в последний раз.
 - Зачем тебе это было нужно? Ведь запах краски Гера тебя уже не доставал…
 - Тебе сложно понять отцовскую ревность… Мы были очень близки душевно, ведь жили всегда вдвоём,  и вдруг ты предпочла другого.  К тому же Герман мне казался  недостойным моей самой лучшей в мире дочки. А Лариса делала всё, чтобы угодить мне. Кстати, расстались мы намного позже, когда у меня начались проблемы с сердцем, а также усилилась астма. Она не захотела быть с больным мужчиной и ушла.
 - Мне она никогда не нравилась, ты знаешь.
- В  тебе тоже говорила дочерняя ревность, разве не так?
- Может и так, но твоя Лара бросила тебя больного, разве это не показатель?
Отец промолчал. Я поняла, что он сильно устал, и предложила ему вздремнуть.
 Я вернулась в свою комнату, легла на кровать и  принялась размышлять.
Рассказ отца подтвердил мои опасения, что мой визит в прошлое изменил течение судьбы и тот факт, что я всего лишь пригласила Германа отмечать с нами 1985-й год,  изменил в корне всё. Папа и Лариса сблизились и прожили не два года, а целых двадцать лет, а с Германом у меня произошла близость, и я была по-настоящему счастлива, имела в его лице почти что мужа, а закончилось это наше счастье талантливо срежиссированным конфликтом. И отец теперь о нём помнит и раскаивается. И хотя мне очень неприятно было слушать это откровение отца, я в душе на него не злилась и уже простила, ведь он оказался в обстоятельствах, искусственно созданными моим визитом в прошлое. Ругала за всё случившееся только себя. И  в то же время по-другому поступить не могла и поступила точно также, очутись я снова в 80-х, снова бы набрала Гере и пригласила бы его отметить с нами Новый год.
Интересно, а сохранились ли дневниковые записи того периода? Любопытно было бы на них взглянуть… А, вот, и заветная моя тетрадочка! Только сегодня утром, в 95-м, я оставила в ней запись.
 Нахожу страницы, посвященные 1985 году и читаю:
«Сегодня в новогоднюю ночь мне приснился невероятный и очень странный сон. Будто мне уже, страшно сказать, пятьдесят лет!  Словно бы  я  перенеслась в тот далёкий 2014 год…  В будущем я живу по-прежнему в этой квартире и у меня нет ни мужа, ни детей, а папа тяжело болеет… Появились непонятные технические новшества: плоский небольшой экранчик, очевидно, такой переносной телевизор, затем огромный экран во всю стену – большой цветной телевизор! Чайник на кухне вскипает от электророзетки, телефон без проводов и с кнопочками вместо диска… В будущем мне понравилось, только отца жалко – он уже не встаёт с постели, совсем старенький,  я за ним во сне ухаживала, кормила, одевала, поправляла подушки… Возможно, это был такой сон-пророчество, кто знает? Но после него уже в реальной жизни произошло абсолютно нереальное фантастическое событие, до сих пор не понимаю, как такое могло случиться… Я так глубоко погрузилась в тот сон про будущее, что проспала…Новый год!
 Когда проснулась, то оказалось, что к нам в гости пришёл Гера! И он отчего-то находился со мной в моей комнате и спал рядом… Когда я проснулась, то онемела от ужаса и счастья одновременно, а потом он принялся меня целовать и у нас впервые случилось то, о чём грезила в своих многочисленных девичьих фантазиях и чего больше всего на свете боялась. Произошло всё очень гармонично и чудесно, как  в сказке, как и полагается тому происходить  в новогоднюю ночь…»
 В этом месте я чуть не расплакалась – мои вспоминания были ещё свежи, и без слёз я не могла читать эти строки… А что же случилось потом? Может быть, и об этом я прочту тут в дневнике? Листаю дальше, какие-то размытые строчки, видимо, от слёз – отчаяние и боль после того, как я якобы застала Германа с любовницей в мастерской, я их пропустила и принялась искать  запись 1995 года.  Она нашлась быстро, это была та самая, сделанная сегодня утром 1 января… После неё мною было сделано ещё довольно много приписок, почти что половина тетради исписана за двадцать лет! И мне не терпелось прочитать, что же случилось дальше…
  Я вздрогнула – на кухне что-то звякнуло, хлопнула дверца холодильника…
Мне сделалось нехорошо, ведь папа не вставал, тогда, кто же это сделал? Показалось? Но вот опять хлопнула дверца, уже мусоропровода…Осторожно передвигаясь на ватных ногах я отправилась в кухню… И онемела от увиденного: за столом сидели двое мужчин и пили чай, это были Герман, только сильно повзрослевший,  и мой отец… Я глазам своим не верила, даже ущипнула себя на всякий случай, но картина не исчезла. Гера широко улыбнулся:
 - С наступившим новым утром и Новым годом тебя! А мы тут пока решили чайку, думали, ты спишь, не будили.
После пережитого я уже ничему не удивлялась, и даже присутствие Геры меня так не изумило, как папино перемещение из кровати, к которой он был прикован.
 - Папа, - бросилась я к отцу,- ты…ты…ходишь? Невероятно!
- Это тебе наш с Дмитрием Палычем новогодний сюрприз. Дело в том, что, когда тебя не было, мы занимались по новой методике и сегодня впервые дошли до кухни! Результат наших занятий, как ты видишь – налицо!
 - Это просто чудесно!- я растроганная расцеловала отца, затем с благодарностью – Геру. Только кем он мне приходился? Спросить не удобно, но как узнать? И тут я заметила на его правой руке обручальное кольцо… Выходит, что он был всего лишь моим любовником? Я мигом опустилась на табурет, помрачнела…
 - Татка, ты что, не рада? – разочарованно спросил Герман…
И тут взгляд мой, случайно упавший вниз, выхватывает доселе незамеченное мною золотое колечко на моей право руке… неужели, Герман – теперь мой законный муж? Я поднимаю глаза, и замечаю фотографию, стоявшую на полочке – мы с Герой молодые и красивые, на мне – белое платье, а на голове – фата… Пока я справляюсь с нахлынувшими эмоциями, перевожу дыхание и сосредотачиваюсь, чтобы хоть что-нибудь сказать – шутка ли, столько приятных сюрпризов за несколько минут – меня поджидал ещё один, самый главный…
  Вслед за хлопком входной двери и переливом дверного колокольчика,  послышался весёлый  и громкий собачий лай, затем чей-то тонкий голос, шаги, какой-то непонятный тонкий звон, и на пороге нашей кухни нарисовалась огромный доберман, а за ним девочка подросткового возраста, она была ещё в шапке с помпоном и курточке. На удивление, папа и Гера не удивились появлению этих незнакомых мне персонажей и даже расплылись в широчайших улыбках, а девочка умоляюще и виновато посмотрела на меня и жалостливо обратилась:
 - Мам, ты только не ругайся, но Рикки с такой силой рванул к вам и… Он задел ёлочку и…твой любимый стеклянный ключик разбился! – в голубых глазах этой девчушки, судя по всему моей дочки, было столько  ужаса, что я её тотчас попыталась успокоить, не зная ещё, как её зовут:
 -   Да, не переживай ты так! Ну разбился и разбился – что ж теперь делать!
Отец меня поддержал:
 - Алёнка, мама верно говорит, подумаешь – ёлочная игрушка!
 - Но мама всегда так им дорожила, говорила, что этот ключик – не простой – волшебный, он ещё с  бабушкиной ёлки…
 - Да, этот ледяной ключик и правда не простой и когда-нибудь я тебе расскажу целую историю, но его волшебная сила нам больше не нужна, ведь у нас всё есть, что нужно для счастья, смотри, и дедушка твой теперь ходит!
 - А я знала, мы тебе сюрприз хотели сделать,- радостно  и важно произнесла Алёнка, подмигивая папе. Я присмотрелась к ней: красивая, русоволосая, в папу, с такими же голубыми глазищами в пол-лица и с такой же толстой  и пушистой косичкой, как носила я в её годы.  А вообще на меня очень похожа…
 Я  улыбнулась той счастливейшей улыбкой, которая делает женщину неотразимой, подошла к папе и мужу, обняла их обоих за плечи:
 - Какие же вы у меня замечательные и, как я всех вас люблю!
Алёнка подбежала и, чмокнув меня, прижалась к нашей команде, образуя неразрывный монолит. Рикки посчитал, что про него забыли, возмутился было, даже жалобно заскулил, а затем быстро сообразил что делать: встав на задние лапы,  передними упёрся в мое предплечье и, дотянувшись, лизнул своим шершавым языком меня в шею.