СВОИ ЛЮДИ

               
      Только-только Зяпов вознамерился рубануть елку топориком, как закадычный его дружок Колька взблеял дурным голосом и нырнул в сугроб. Прямо-таки с космической скоростью. На том месте, где секунду назад дружок подергивался от холода, остались только драные резиновые сапоги. Не успели за хозяином…
      Зяпов поднял вверх голову. Точнехонько над ним сидел на дереве черт. Не сказать, чтоб очень уж страшный. Так себе дедок, ничего особенного. Плешивое чучело в дранных пестрядинных портках и кроссовках на босу ногу. Зяпов и не такое еще видал, когда по утрам, в предрассветной дымке, его трясло с похмелья как гада (Колькино выражение).
      -Ну, чего лупишься-то? Снегурочка я тебе, что ль, какая…- проскрипел черт, - Дормидонтом меня кличут… Неча тут зыркать. Поди-ка, вон, дружка своего лучше выташши, не то кондрашка родимого хватит.
      «-Недоносок ты кикиморин, а не снегурочка», - подумал Зяпов, но все же внял совету и направился к торчащим из сугроба Колькиным ногам. И в этот самый момент друга словно выдуло на свет божий. Зяпов не успел и рта раскрыть, как тот с визгом вломился в кусты и галопом исчез в неизвестном направлении.
      - Гы-гы-гы…- закатился Дормидонт. – Ох, матушки, ох, не могу! Кишки порвешь на алкашей энтих… Во придурки-то!
      Зяпов возмущенно запыхтел и набычившись попер к дереву:
      - Ты чего лаешься, морда дубовая! Кто тебе позволил личность пролетарскую подавлять? Пень трухлявый, враг народа, обсосок! Мазепа порченый!Слезай! – рванул он на груди телогрейку. – Слезай, я те враз тыкву расколю!
      - Никак дусту нанюхался? – ехидно спросил Дормидонт. – Или блатной? – и тут же забормотал обиженно, со старческой непоследовательностью: - Грозится еще... Ну, допустим, я-то ладно, пережиток суеверный, анахронизм дремучий, а ты? Ты-то кто? Ходют тут всякие…Чему тебя в школе-ка учили? Темнота! Газет, небось, с бухариком своим не читаешь вовсе. Прописано там: зимы стали малоснежными в результате энтого…как его… международного потепления атмосферы… Разуй зенки! – прикрикнул он на Зяпова. – Ну, куды твой шизик нырял? Сугроб нашел… Муравейник, вон, разворотил. Чего я куму-то, Агапке-лешему, скажу? Не уследил? Уследи тут… Своей у меня, что ли, работы мало? Агап, старый хрыч, от жадности в экстрасенсы по совместительству подался, а я валандайся вот здесь с алкашами всякими несусветными.
      Дормидонт всунул скрюченную пятерню за пазуху и с минуту ожесточенно, с видимым наслаждением чесался, приглядывась к Зяпову. Потом вздохнул протяжно и заключил:
      - Твоей вот ряхой мерзопакостной детей-то пугать надо, а не мной, безгрешным. Возьму щас да и закружу, чтоб елки не воровал, природу не губил. Закружу, ввек дороги в светлое будущее не найдешь!
      Зяпов струхнул. Правда ведь, что ему стоит, грибу склерозному, пакость какую-нибудь сотворить. Нечистая сила все-таки. И принялся оправдываться:
      -Ну, что ты, дедуль, мы ведь свои люди. Давай разберемся. Я ж из самых чистых побуждений. Ты вникни: жалко мне ее, елочку-то. Да что там долго размножаться, то есть это, распространяться! Даже в песне, которая нам строить и жить помогает, поется…
 Зяпов откашлялся и затянул:
      - Маленькой елочке холодно зимой! Из лесу елочку сволоку домой…
      -Будя, будя! – замахал руками Дормидонт. – Самородок. Гибрид хора Пятницкого с патефоном… Свои люди, вишь ли… А плясать ты, милок, умеешь?
      -Не умею! – огрызнулся Зяпов и повысил голос: - Что я тебе – Ерошка на ярмарке?
      - Ниче, - шмыгнул простужено Дормидонт, - научишься. Только не ори. Пупок развяжется.
               
      …Колька объявился на лесной поляне уже в сумерках. С двумя милиционерами, то бишь, по-новому полицаями. Обут он был в сизые казенные валенки. Видно, в райотделе сжалились, обули дурня.
      Долго смотрел Колька, как Зяпов, запаленно хватая ртом воздух, ходил вокруг елочки вприсядку, потом обернулся к своим конвоирам, покрутил пальцем у виска, кивая на Зяпова, и захрипел:
      - Митяй, друг! Пойдем. Ребята нас проводят до вытрезвиловки.
      Колька, когда доводилось набраться «до бровей», самостоятельно ходил ночевать в медвытрезвитель. А тут, видать, с пережитого страху запамятовал, что за последние три дня у них с Зяповым ни в одном глазу не было и елку они как раз собирались продать за бутылку. Сдался по привычке.
      И чего только не случается под Новый Год…