Не отрекаются любя
Марк Минков:
Однажды меня позвал поработать один режиссер из театра имени Пушкина. Спектакль был... такая лирическая комедия по Хмелику. И режиссер сказал: «Хорошо бы туда песню написать!». Я говорю: «Ну, хорошо, давай искать!». Почему-то я сразу сказал, что я не хочу звать ни одного из известных советских поэтов. Это необъяснимо - почему-то вдруг ты чувствуешь, что этого делать не надо. И есть ощущение, что надо порыться там, где ты еще не рылся, в других каких-то стихах. И я сказал режиссеру Алексею Говоруха: «Давай, Леша, мы с тобой пороемся». И он притащил мне сборник Вероники Тушновой. Сейчас помню, как сейчас - то ли снег был, помню, книжка была мокрая, я ее так взял протереть, и она открылась у меня на стихотворении «Не отрекаются, любя». Это не значит, что я больше не читал ни одного стихотворения Тушновой.
К чему это я рассказал. Ну, вот, он ушел, я сел, минуты за полторы я придумал четыре строчки. А дальше стоп. Потому что там по куплету получается пять. Я сижу, и я понимаю - у меня выключилось все, понимаете? Штепсель вынули, и больше не работают ни мозги, ничего. В эти минуты я начинаю ненавидеть в первую очередь себя, во-вторых, весь мир. Я понимаю, что лучше бы не родиться, чем вот это вот испытывать. Идет Галя (жена), несет... Андрюшке маленькому кашку какую-то, смотрит, говорит: «Ты чего?». Я говорю: «Да, понимаешь, вот...». «Да повтори первую строчку», - говорит она и уходит с этой кашей от меня к ребенку. Вот. Я повторил эту вот первую строчку, и оно получилось. Я позвонил Алле, она еще жила Бог знает где, в Вешняках. Я к ней приехал, у меня была машинка, я приехал, я поднялся в подъезд, я понял, что здесь живет звезда, конечно, потому что уже стены были исписаны словами всяческими. Любовь невероятная почему-то каких-то девок, мало опрятных, так скажем. Я поднялся. Со мной кто-то попытался протыриться к ней, она не пустила. Мы сели, и я ей сыграл. Она сказала: «Оставь, наверное, я буду петь».Я ушел. Потом вдруг образовался такой как бы фестиваль «Московская осень» Я даже как-то и не знал об этом. Мне позвонили... Меня спрашивают, что будет? «Я хотел бы «Не отрекаются, любя». «А чьи стихи?». «Вероники Тушновой». «Замечательно. Кто поёт?». «Пугачева». Пауза. «А она будет?». «Надо будет спросить, думаю, что да». Я ей звоню, говорю: «Вот, как? Мне предложили, будешь?». Она говорит: «Давай!». «Ладно». Я сообщаю, они говорят: «Можно там ее телефон?». Потом мне перезванивают, говорят: « Мы ей позвонили, Бог знает что...».
Она говорит: «Да, я буду петь».
Говорят: «А вторую?».
У Аллы Пугачевой спрашивает человек, который занимается этим концертом. Между прочим, это был секретарь Тихона Николаевича Хренникова. Звонит и говорит: «Знаешь, что она мне отвечает?». «Я не буду петь две песни». Говорит: «Как? Надо, чтобы было две. Ну, спойте Зацепина». Что-то конфликт там был какой-то. «Нет, - говорит, - не буду я петь Зацепина. Хотите, я свою спою песню?». Говорят: «Нет, не хотим, - говорят они. - Вы не член Союза композиторов». Она говорит: «Хорошо! Тогда я спою два раза Минкова!». Они подумали, что это шутка. На том они и порешили. Идет репетиция в Доме звукозаписи. Юрий Васильевич Силантьев снимает пальто, значит, это. Перед ним лежит вот такое количество партитур со всех концов многонационального Советского Союза. Это надо сделать очень быстро, иначе не успеть к концерту.
И он делал! Он быстро дирижирует, вызывает композитора, он поворачивается и кричит: «Минков!». Я иду. «Ну что? - говорит, - где твоя партитура?». Я ему показываю. Мы быстро выясняем темпы, поправляем ошибки переписчика, говорит: «Кто у тебя поет?». Говорю: «Пугачева». «Пугачева!». Она скромненько, тихонько подходит, и они начинают репетировать и оба увлекаются и репетируют песню долго.
среди вот этого всего партитуру.
Ну, вот, вышла Пугачева - она заканчивала первое отделение - и спела «Не отрекаются, любя». Как ни обвалился потолок зала, я не знаю! Потом она вышла второй раз, потому что... нельзя было ее отпустить. И она вышла, и второй раз она спела так, как не пела больше никогда, я в этом уверен. Я это прямо почувствовал. Во-первых, она спела первый раз в Советском Союзе первый куплет, стоя спиной к публике и играя спиной. Когда она повернулась, она была белая. И она пела как, ну, я не знаю, как филармоническая артистка в том смысле, что она не двигалась, она стояла. И я так думаю, что с последнего ряда можно было увидеть ее вообще совершенно безумные переживающие и играющие глаза. Она не работала руками, что труднее, но звучала гениально. «И на глаза...» . Это был потрясающий драматический спектакль. То, чего я больше не видел, хотя она всегда ее пела хорошо. Но так - никогда!
-----------------
Автор музыки: Минков Марк
Автор слов: Тушнова Вероника
Длительность: 04:06
Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
А ты придешь совсем внезапно.
Не отрекаются любя.
А ты придешь, когда темно,
Когда в окно ударит вьюга,
Когда припомнишь, как давно
Не согревали мы друг друга.
Да, ты придешь, когда темно.
И так захочешь теплоты,
Не полюбившейся когда-то,
Что переждать не сможешь ты
Трех человек у автомата.
Вот как захочешь теплоты!
За это можно все отдать!
И до того я в это верю,
Что трудно мне тебя не ждать,
Весь день не отходя от двери.
За это можно все отдать!
Свидетельство о публикации №216123101596