Меж двух белых январей

Утро. Старуха проснулась. Кряхтя и охая, она встала, подошла к окошку и увидела сказку: земля покрыта белым снегом, а деревья, словно невесты, наряжены в белые подвенечные платья. Под тяжестью инея гнутся тополя и ивы. Кусты шиповника и боярышника согнулись так, что верхушками склонились до снега. Она вспомнила детство. Там, где прошло её детство и юность, влажность воздуха больше, чем тут, и поэтому иней более пушистый. Деревья бывают похожими на сосны с длинными белыми иглами.
Старуха вспомнила одно такое январское утро из детства. Она жила тогда в небольшом хуторе в лесу. Из окна их домика была видна опушка леса. Выглянув в окошко, она так же, как сейчас, увидела сказку. Тогда она ещё не была старухой, и звали её Шурой. Она любила сказки, которые ей рассказывала мама. Увидев сказочную рощу, Шура представила себя в сказочном лесу в окружении двенадцати братьев месяцев. Это воображаемое путешествие по сказочному лесу так врезалось ей в память, что она ещё и  сейчас помнит о нём.
Всё глубже старуха погружалась в воспоминания. Когда всё время сидишь взаперти, дух начинает странствовать в дебрях воспоминаний. Зимняя январская сказка, подаренная ей Зимушкой-Зимой, увела её в детство.
   Детство Шуры пришлось на военные годы. Война затянулась. С каждым днём всё больше жертв. Приходят похоронки. Бывшие солдаты уже разгуливают на костылях.
Раньше три года обучали командира в военном училище, а теперь – шесть месяцев. Кубики на петлицы, и веди взвод в бой.
 Шурин отец ушёл на фронт в первые же дни войны. Вскоре эта территория оказалась в оккупации. Жив ли отец ни Шура, ни её мать не знали.
Дошли слухи о машинах, в которых удушают людей выхлопными газами. Понасажают целый кузов и, пока везут до свалки, готово, одни трупы. Слухи о зверствах фашистов, о повальном уничтожении евреев будоражат население. Слухам верят и не верят, но вот дошла очередь и до Брянской области. Евреев расстреляли всех от малых детей до стариков. А эшелоны с военнопленными идут один за другим. Немцы увозят их в тыл подальше от фронта, где образовали концентрационные лагеря для военнопленных.
Дошёл слух, что в соседней деревне объявился бывший военнопленный, бежавший из лагеря. Он говорил, что вместе с ним в этом лагере был и Шурин отец.
- Сходи, Полага, расспроси его о муже,  - советовала соседка Шуриной матери.
Полага пошла. Ей показалось, что этот человек побывал в аду. Вместе с ним находился в этом аду и её муж.
Содержали их под открытым небом. Площадь огорожена колючей проволокой в два ряда. На углах – башни с грибками. На башнях – часовые и пулемёты. У ворот – будка, в которой находятся охранники с собаками, натасканными на людей.
Утром заключённых строят по четыре. Конвоиры пересчитывают пленных, кричат, отставших прикладом сбивают с ног. Их ведут в поле на уборку свёклы. Голодные, заросшие, заляпанные грязью люди едва передвигают ноги. Целый день они работают в поле. После работы их приводят в лагерь. Через колючую проволоку прямо в грязь бросают сырую свёклу на ужин. Свёклы на всех не хватает, поэтому люди стараются опередить друг друга. В этой свалке побеждает тот, кто сильнее. Кто ослабел, остаётся без еды и теряет последние силы.
 Осенние дожди превратили площадку в грязное месиво. Спали прямо на земле. Лежат в грязи под открытым небом тысячи людей. Они сбиваются в кучи, чтобы согреться друг от друга. Люди мрут, как мухи.  Начались заморозки. Утром примёрзших к земле отдирают, если живы, а нет – так в ров. Места там всем хватит. Нашлось там место и Шуриному отцу.
Чем можно измерить муки людей, примёрзших к земле и медленно погибающих? Конвоиры пинками сапог, прикладами автоматов, злобными окриками поднимают несчастных и выстраивают. Пока жив, ты должен работать на вражескую армию.
Пока шла война, Шура превратилась в девушку. Она обладала даром внушать любовь к себе. Бог не поскупился на её красоту, потому и парни поглядывают на неё. Девичья красота для парней, что для пчелы душистый цветок. Ей уже находятся женихи. Она с замужеством не торопилась, ожидая такой любви, как у Ромео и Джульетты. Такой любви она не дождалась. Её любовь была спокойнее и не такой романтичной. Избранника её звали Борисом. У него столько достоинств! Высокий рост, стройный стан, весёлая улыбка.
Приняв решение, она не обсуждала его. Она считала это неуважением к самой себе. Почему сегодня должно быть больше ума, чем в тот день, когда принималось это решение? Она выбрала себе в мужья Бориса и решения своего менять не собиралась. Что ж, своя воля – своя доля! Он обещал любить её до конца жизни, но так ли это будет, трудно было сказать. Хорошо обещать то, чего нет, что ещё будет, а может быть, и не будет.
Свадьба состоялась. Свадьба – значит, много народу, много бесед, много веселья и угощения. Речи чередовались с песнями и плясками. Были и разбитые носы. На всякой пирушке бывают разбитые кружки. Началась совместная жизнь, и начались недоразумения. Они любили друг друга так пылко, что размолвки между ними были неизбежны. Шура тяготилась однообразной жизнью в деревне. Надежд на будущее у неё почти не было, и она впала в глубокую меланхолию. Обычные занятия не доставляли ей удовольствия.
- Тут только что не умирают, а жизнью это назвать нельзя, - говорила она Борису.
Было решено переехать жить в город.
Теперь я прошу у читателя дозволения обойти молчанием пролетевшее вслед за этим время. Дети подросли, и поманила к себе родина. Каждую ночь Шуре снится хуторок, в котором прошло её детство. Ей до боли в сердце хочется пройтись по лесным тропинкам, по которым когда-то бегали её босые ножки. Они взяли отпуск и поехали.
  На станции их встретили на легковой машине. Она шла по колдобинам просёлочной дороги, поднимая за собой клубы пыли.
У каждой ямы шофёр тормозил. Пыль догоняла машину, и в машине не хватало воздуха. Будет чудом, если какой-нибудь заморский гость, не поломав себе ноги, доедет до нас. Наконец, они приехали в деревню. Они едут по улице, усеянной коровьим помётом. Дома вдоль улицы зевают, разинув двери.
Вот и дом родственников. Родительский дом не сохранился, и Шура потеряла воспоминания своей жизни, въевшиеся  в стены, но родина – есть родина, и многое воскресало в её памяти. Машина остановилась во дворе. Пар валил из машины, словно у неё под радиатором спрятан кипящий самовар. Шурина тётя от радости не могла прийти в себя. Она, как увидела Шуру, так и не закрывала рта: говорила, словно боялась, что, стоит ей замолчать, сразу же Шура исчезнет. Но она вот тут, живая. Шура была счастлива.
Собрались все родственники. Вот и внучка тётина вертится тут. Тётя внучку Ирину  называет Ариной.
- Но Ирина и Арина – разное имя, - говорит Шура.
- Да это же мама придумала Арину, - говорит Шуре Ирина мать.
На столе появилось угощение. Среди закусок красовалась бутылка водки.
- Водка налита, - объявил хозяин. - Ударим по первой! Раз-два – взяли! Выпили и по третьей, но успокоиться никак не могли. Шура сияла, от счастья всхлипывала. Шура не любила пьяниц. Ему безразлична судьба народа. Главная забота его выпить и закусить. Пьянице ничего не стоит предать друзей. Он едва шевелит пьяным языком, мелет Бог знает что, ночует там, где застанет его ночь. Но за встречу можно и выпить.
Зять тётин курил махорку. Он вытащил кисет и стал сооружать самокрутку. На кусочек газетной бумаги насыпал самосаду, краешком бумаги провёл по мокрой губе, заклеил, спрятал в карман кисет, неторопливо прикурил.
   Обед вернул бодрость жизненным силам, душа расцвела. У открытого окна Шура любовалась весной, слушала, как крякают утки.
- Как хорошо в родном краю! Ну, есть ли что-нибудь милее? – думает Шура.
Шура вновь посетила все прелестные уголки вокруг. Она с восторгом чувствовала, как воскресают в ней воспоминания юности, и сравнивала их с новыми впечатлениями. Суровая картина, напоминая о пережитых горестях, увеличивает наслаждение настоящим.
- Жизнь бежит, бери же то счастье, которое доступно тебе, и торопись насладиться им, - говорила ей родная сторонка.
То, что говорила Шуре родная природа, вернуло ей юность шестнадцатилетней девушки. Ей казалось непостижимым, как она могла прожить столько лет, ни разу не приехав в родные края. Погрузившись в раздумья, она бродила в роще. Она чувствовала, как тяжело, когда не с кем поделиться мыслями.
День был чудесный, пели жаворонки, на полях колосилась пшеница. Вот жаворонок взмыл над полем и запел свою песенку.
Начал брызгать дождик. На свежие листочки падали кружочки дождика, который то перестанет, то опять забарабанит.
 Влюблённая белка мяукает в ветвях. Дрозды заливаются вовсю, и синичка разговаривает: ти-ти-тю.
Сорока в белом жилете уселась на краю гнезда и смотрит вниз, чтобы всё увидеть своим круглым глаз-ком. Она построила себе дом без окон и дверей на са-мой высокой из ветвей, открытой на все стороны. Она и зябнет, и мокнет, зато ей всё видно.
Шура собирала лекарственные травы. Вот пастушья сумка. На стебельке расположены белой кистью цветочки. Верхние ещё цветут, а нижние уже отцвели. Из них образовались зелёные лепёшечки с семенами, в середине вздутые, а по краям словно сшитые. В самом деле – пастушьи сумки. 
Очень полезная трава обыкновенная наперстянка.
Множество розовых колокольчиков повисло на стебле. Сверху самые мелкие колокольчики. Чем ниже – тем крупнее. Кажется, если бы звенели колокольчики, то у каждого был бы свой звон, но все вместе они издавали бы слаженную музыку.
А вот хлопушка. Кто из детей не срывал белые мешочки её цветов, чтобы хлопнуть ими себя или товарища по лбу? Раздаётся щелчок, что твой выстрел.
   На другой день Шура пошла к реке. Небо купалось в реке со всеми облаками, которые, плывя, цеплялись за травы. Шура подсела к старику, который, запас- шись терпением и удочкой, дразнил пескарей, осведомилась о его здоровье. Он рассказал Шуре о своих бедах и печалях. Его голос трескучий, как сверчок в траве, сливался с тишиной.
    Шура смотрела, как он удит рыбу, и очень радовалась, когда поплавок нырял. Наконец, старик ушёл, и она двинулась домой, не торопясь, разглядывая круги на воде, и, сама того не заметив, оказалась дома. На крыше, на солнышке ворковали голуби.
   Наступила ночь. Шура была довольна проведённым днём. Она до того любит день, что ей его мало.
  - День! Как ты быстро бежишь! Уже ты и кончился! Ничего! Ты был в моих руках! А теперь, здравствуй, ночь! Всему свой черед! Мы ляжем вместе, ночь, - говорит Шура.
Ей не очень-то и спалось. Она озирала свою жизнь. Она думала о том, чем она была и чем могла быть. Она подводила счёты. Жизнь её – горсть пепла. И, тихо плача, Шура поверяла свою скорбь подушке, которая утешила её, потому что утром, когда Шура проснулась, от её меланхолии ничего не осталось.
Первые проблески зари указали им, что время несётся стрелой. Пора возвращаться к своему очагу. В гостях хорошо, но дома лучше. В Москве заехали к знакомым, но нежданно нагрянула беда.
Беда явилась ввиде холеры. Говорят, лучшим средством против холеры является водка. Итак, следует пить водку. Гости вместе с хозяевами сели пить. Они посидели часок, меля языком. Они не ломали голову над тем, что нужно было сделать вчера. Они думали о сегодняшнем дне. История вчерашнего дня уже древняя история, а важно, как обстоят дела сейчас. Смерть не страшна. Умирают однажды, но хочется, чтобы холера обошла тебя стороной. Поэтому они налегают на водку. Бутылку они опорожнили и легли спать.
   Сквозь окно Шуре видно небо. Сколько там огней! Звёзды сияли во мраке. Луна строит ей рожки. Шура глядела на небо с его звёздными узорами. Кричал сверчок, не щадя себя.
Когда утром Шура проснулась, солнце уже было высоко. Пора собираться в дорогу, чтоб оставить Москву вместе с её холерой. Шура чувствовала вкус к жизни. Она здорова, но готова пожертвовать собой ради детей, потому что, когда черви обгложут её кости, она будет продолжать жить в них. Они будут поглощать свет, который Шура уже не увидит. Они её семена, которые она бросает в грядущие времена.
Всякая мать переживает за детей больше, чем дети за неё. Любовь детей к матери коротка, как мост через реку, а любовь матери длинна, как сама река.
И вот они уже едут домой. Поезд набрал скорость, стучит всё быстрее и быстрее. Под этот стук Шура думает о своём доме, но перестук колёс напоминает о дороге. Прислушаешься к нему, и колёса начинают выстукивать разные слова.
Ритмично покачивается вагон. Вот поезд въезжает на мост, и колёса меняют свой «голос» - примешивается шум, напоминающий взмах крыльев. Конечно, для каждого человека колёса отстукивают разные слова, но для Шуры, как бы читая её мысли, они стучат: Пав-ло-дар! Пав-ло-дар!
Шура достала еду. Запахло курицей. После еды стало клонить ко сну. Под бесконечный перестук колёс Шура уснула. Наконец, приехали. Её встретило ласковое летнее утро и чистое небо. Ветерок нанёс запах полыни.
Холера отошла в былое. Люди переваривали свой испуг. Им ещё плохо верилось, что они живы.
А над городом нависло сентябрьское солнце. Зной и истома лета на исходе. Все с остервенением принялись за работу. Работа вбирает боль, как губка. Дела было немало: никогда не было такого урожая хлебов, как в этот год, и это вернуло весёлость исстрадавшемуся народу. Люди ожили, и память о холере улетучилась.
Поездка в родные края, которые Шура не видела с дней своей молодости, дала ей снова соприкоснуться с родимой землёй, разбудила в ней прошлое. И как это случилось, что она живёт вдали от родины? Говорят, что всё предначертано. Такова судьба её.
 Она увлеклась чтением «Пророчеств Нострадамуса», но в «Центуриях» она умеет вычитывать будущее только тогда, когда оно уже исполнилось.
В газетах печатают гороскопы с предсказаниями, и Шура набросилась на них, как голодный на еду, но всякое предсказание будущего является опасным вмешательством. Оно может изменить события.
Она решила, что с судьбой не поспоришь. Чему быть – того не миновать. Бывают моменты, когда человек оказывается не хозяином своей судьбы. События захватывают его и влекут куда-то. Что Бог даст, то и будет.
Время летит, молодость уходит и уносит с собой здоровье. Дети выросли. Они получили высшее образование, получили направление на работу. Сын – честный и неглупый человек. Он всё время проводит у компьютера. Он работает программистом. Весь день он занимается составлением сложных программ. Собратья по профессии, завидуя его способностям, ненавидят его. Он женат, имеет двоих детей.
Дочь Шурина работает на заводе инженером, замужем, но детей пока нет. Родители остались одни. Они уже на пенсии. Неожиданно зять умер. Начался раздел наследства. Шура не любитель путаться с судами. Сунешь палец в эту проклятую машину – прощай рука! Но дочери пришлось судиться за квартиру. Суды выносили постановление за постановлением, из которого следовало, что её квартира не её.
  Давно известно, что правосудие на то и заведено, чтобы за деньги называть белым то, что черно. Шуру это не очень беспокоило. Присудить – это вздор, важно иметь. Большая часть квартиры принадлежит дочери. Никто её не имеет права выгнать из квартиры. Ну, на бумаге часть квартиры будет принадлежать свекрови.
У Бориса камушек застрял в мочеточнике. Пришлось делать  операцию.  Рана не заживает, образовался гнойник. Борис чувствовал себя неважно. Он слабел с каждым днём, и Шура ничем не могла ему помочь. Сказывался возраст, отягчённый болезнями. Врач поставил страшный диагноз: стенокардия. Шура приготовилась к худшему. Но он справился с болезнью. Ему дали путёвку в санаторий.
Шура его сопровождала в Кисловодск. Лечился муж. Шуре болеть не полагалось. Дома она вертелась день-деньской, как юла. В Кисловодске ей представилась возможность отдохнуть. Они из Кисловодска совершали поездки в Ессентуки, Пятигорск, Железноводск. Такого удовольствия, как там, Шура ещё нигде не испытывала. Особенно волнующей была поездка к месту гибели Лермонтова. Постоишь вот так перед «Провалом», подумаешь о нём, поговоришь с ним его стихами – и становишься сильнее.
После лечения в санатории Борис оживился. Он не мог сидеть без дела и начал мастерить тяпки для дачников. Ему уже много лет, но он не собирается подводить итоги. Он строит планы на будущее, но Шура видит, что старость пришла к сроку. Она отгоняет эту мысль от себя и готовится к юбилею – восьмидесятилетие мужа надо отметить.
Однако, Борис чувствовал себя плохо. Неужели  наступает этот невероятный час? Шура не хотела этому верить. Она надеялась, что он и на этот раз перехитрит смерть. Страшна беда, пока не пришла. Возможно, с её стороны это было проявлением слабости, нежелание смотреть фактам в лицо.
На ноги были поставлены все медики. Врачи дежурили возле больного всю ночь, но сердце восьмидесятилетнего старика устало. Он умер. Это случилось в пять часов утра в день его рождения.
Недаром говорится: пришла беда – отворяй ворота. Кто же это забыл закрыть ворота, через которые пришла эта смерть в дом? Недавно умер зять, и вот новая беда - умер муж. Вот он лежит, невероятно тихий. Сколько раз Шура стояла у больничной койки, слушая его и веря в его сердце! А сейчас он молчит. До сознания Шуры доходит факт: у неё нет больше мужа. Не желая верить в катастрофу, она вспоминает его крепкого и сильного. И этот образ заставляет поверить в реальность, и Шура начинает вести себя так, как вели себя испокон веку люди, теряющие своего близкого и дорогого человека.
Она видит рядом с собой его родных и друзей. У них общее с ней горе, но её горе – это её личное горе. Оно останется с ней, и касается оно только её одной.
Шура стоит возле него, а время бежит уже без него. И пока он лежит невероятно покойно и тихо, она стоит и смотрит на него. Ей хочется зажать своё горе в кулак и увидеть его таким, каким он был при жизни.
Она напрягает воображение. Однако очень трудно представить его уже живым. У него не было недостатка в любовницах, но они не играли никакой роли в его жизни. Можно сказать, он совсем не знал любви, кроме любви к своей жене. Каждый роман перед прежним имел лишь преимущество новизны. Шуру он искренне любил и ценил, но без этой новизны он не мог обходиться, и Шура ему прощала измены. Она и не считала это изменой, так как он никого не любил, кроме нее. Она первая, кого он полюбил. Это и есть настоящая, та, кого он должен был полюбить.
Наступил момент прощания. Накрапывал дождь. Когда умирает хороший человек, природа всегда плачет. Шура стоит у свежей могилы. Насыпан холмик земли, который укрыл того, кого она любила.
Неизбежные после похорон поминки служат цели морально не ослаблять присутствующих. Присутствие алкоголя на поминках снимает часть скорби. На поминках уместно встречаться с друзьями и знакомыми, перемолвиться словечком, поделиться горем или посоветоваться о чём-нибудь.
 Шуре предстояла жизнь, полная таинственности. Что же ей делать? Много неясного. Смерть мужа выбила Шуру из колеи. Однако жизнь есть жизнь, и дни потекли своим чередом. Слёзы – первое облегчение в великих горестях. Заплатив дань этой человеческой слабости, Шура успокоилась, почувствовав, что мыс- ли её начинают проясняться. Человек оптимистичен по своей природе и потому способен выстоять в часы тяжкого горя, а иначе жизнь на Земле исчезла бы.
Шура осталась одна в своей квартире. Видимо, ей придётся поселиться у кого-нибудь из детей. Она думала, что её никогда не постигнет такая беда. Она их любит, но она не настолько глупа, чтобы не знать, что каждая птица должна сидеть в своём гнезде и что старшие стесняют младших и сами стеснены.
Всякий заботится о своих детях, а до тех, откуда он вышел сам, ему больше нет дела. Старуха, которая упорно продолжает жить, становится помехой. И потом, человек, которого больше всего любят, должен меньше всего подвергать испытанию любовь своих близких.
  Дети хороши, если не приходится к ним обращаться. У Шуры есть гордость. Ей надо быть хозяйкой в своём доме, входить и выходить, когда ей вздумается. О, горе быть старой, зависеть от близких! Она предпочитает околеть, лишь бы не стеснять их.
   Славный её сын требует к себе, но имеется невестка. Шура знает, у этой женщины нет оснований желать видеть свекровь у себя.
  - Я тебя очень люблю, дорогой сынок, но мне неприятно жить у чужого человека.
  - Так я чужой человек!
  - Ты его половина.
- Ну, нет! Я её муж, но ты можешь быть спокойна: она согласна, что ты поселишься у меня.
- Но я предпочитаю остаться у себя дома.
Шура отказалась от этого предложения. Счастья нельзя откладывать ни на час, а неприятность может и подождать. Шура забаррикадировалась у себя дома. Из дома выходит, когда нужно пополнить запасы. Она странствовала, но дома. Чаще всего она «гостила» в родительском доме. Вспомнилось, как отелилась корова. Телёнок рыженький, головка со звёздочкой на лбу, ножки разъезжаются во все стороны. Упадёт телёнок, встанет и снова валится на подстилку.
Осень была студёной, дождь лил и лил, день и ночь. Шура была пригвождена к месту. Квартира её на верхнем этаже, и у неё над головой на крыше безостановочно потрескивал дождь.
Кошелёк её онемел, хоть и раньше скверно пел, но Шуре надоело сидеть дома. Она воспользовалась затишьем на небесах, чтоб сходить к подруге. Висели низкие серые тучи. Влажный ветер налетал, как мокрая птица. Земля прилипала к ногам, а с деревьев осыпались жёлтые листья.
Они побеседовали  о том, о сём, попили чайку, и Шура собралась уходить домой. Хозяйка проводила гостью до порога. Шура обвила рукой её старую шею и, молча, поцеловала её. Ей ответили тем же.
Немного распогодилось, и Шура пошла к реке. Ветер срывал с деревьев листья. Они летели по солнечной дороге, и река уносила их золотистые одежды.
Шура человек общительный, но она желает быть им, когда захочет. Она словоохотлива, но беседует сама с собой, когда ей вздумается. Худшая из глупостей – это дать себя забыть. Шура сидит дома, никуда не показывается. Не показываются и к ней. Её забыли. Она читает книги и мечтает.
Вслед за осенью явилась зима. Снег шуршит по окну. Надвигается ночь. Лёжа на постели, Шура мечтает. Она не спит, а перебирает свои мысли, временами поглядывая в окно на небо.
Она видит, как падучая звезда перечеркнула небесный купол. Ещё и ещё… Огненный дождь озаряет ноябрьскую ночь.
Утро. Шура всё ещё мечтает. Сегодня с утра во всём какая-то удивительная нега. Небо голубым оком смотрит на Шуру. Она перестала стариться. Она молодеет. Если так будет и дальше, она скоро превратится в ребёнка.
Шура вспомнила своих друзей. Нельзя давать забыть себя. Надо им напомнить о себе. Шура звонит сыну. Он считает, что ему следует развестись с женой. Шура возражает. Супружество создано не для забавы. Приходится мириться. Довольствуйся тем, что есть.
- Великая подмога уметь смеяться над собой, когда сглупил и видишь это. Жена – твоя половина, но мозг у каждого свой, своя копилка глупостей. Надо с этим считаться, - говорит Шура сыну.
Настало время, когда распадается всё, что когда-то объединяло людей: дом, семья, вера. Всякий считает, что прав он один. И сын Шурин тоже. Она старается разобраться, что в нём её. Как-никак, он её сын. Она же выносила этого ребёнка в своей утробе. Она узнаёт в нём себя. Что ни говори, он всё-таки её детёныш. Когда он говорит глупость, ей хочется попросить у него прощения за то, что она родила его таким.
Когда его Шура рожала, его не спрашивали, желает ли он жить. Но раз он уже тут, хорош мир или плох, надо жить. Раз вино на столе, приходится пить. А что до страдания, то время, в конце концов, перевезёт через реку, а страдания останутся на том берегу. Не надо жалеть ни о чём. Любите друг друга или не любите, но когда катушка подойдёт к концу, то это дело прошлое, всё равно как если бы ничего и не было.

Зимний вечер. Шура одна. Она слушает, как белые хлопья бьют в стекло. Ах, славные зимние ночи! Тишина, мечтания, когда душа блуждает то здесь, то там. В щёлочку уже на Шуру поглядывает Новый год. Она подводит счёт за целый год и видит, что за этот год она лишилась зятя, мужа и здоровья. Нести ей в новый год нечего. Планы, которые она с мужем строила, не сбудутся. Что ж, человек предполагает, а смотришь – всё идёт не так, как он того ждёт. Всё же человек хорошо сживается и с радостью, и с горем. Сжилась и Шура со своим одиночеством.
Рассказывают про стариков, будто всё раздав детям, они оказываются покинутыми. Шура не такая дура, чтобы всё раздать, ничего себе не оставив.
Настал новый день. Не дуйся, Шура, на жизнь. Вечно человек недоволен, вечно желает больше, чем ему дано, но всякому свой порог. Да и лучше ли ему будет не на своём месте? Ты – у себя, здесь и оставайся, как можно дольше.
Всё же жизнь хороша, одно лишь худо: коротка. Хотелось бы побольше! Господи, как мимолётно время! Грустно Шуре, что многих знакомых уже нет в живых. Она знает, что на смену ушедшим приходит новое племя, но она любила тех, ушедших.
Полно, Шура, нечего размякать! Ты плачешь? Ты что, старая дура, вздумала жалеть, что до конца жизни твоей осталось мало дней? Выпей! С Новым годом! У тебя впереди ещё есть время. Но сердце её чувствует, что она близка к могиле. Это грозная минута. Не страшна смерть, когда вокруг тебя друзья, которые пожимают тебе руку в минуту расставания с жизнью. А каково Шуре?
В начале января Шура решила прогуляться на набережной. Зимой Иртыш не тот, каким он бывает весной. Шура любуется новогодней ёлкой. Деревья нарядились в иней. Первые дни января. Деревья в зимнем убранстве. Каждый, в ком ещё бьётся сердце, знает, что новый год наступил.
С новым годом! С новым счастьем!