Проводы года

Странное чувство - ехать на новый год домой, зная, что это уже не твой дом. Ты там больше не живешь и по доброй воле жить не будешь. При этом ты будешь часто-часто приезжать в гости. В гости в свой бывший дом, переживший вместе с тобой столько непростых лет.

Будут ли они проще? Кажется, что все дальнейшее будет проще года, который наконец-то заканчивался, успев преподнести неприятностей не только тебе, но и всему миру даже в самые свои последние дни.

Поэтому странно вдвойне ехать встречать Новый год, который вступит в силу уже сегодня - и совершенно не чувствовать этого. Не чувствовать ничего - ни трепета, ни удивления, ни предвкушения, ни опасений, ни даже страхов. Кажется, это будет первый новый год, на который она не загадает ни одного желания. У нее не осталось ни одного желания, достойного боя курантов. Вопрос с работой и зарплатой решился, но у нее не было сил не то, что радоваться по этому поводу - даже испытывать облегчение.

Возможно, она испытает его, когда вернется из бывшего дома в нынешний, неродной, не вполне удобный, "с чужого плеча", как и положено съемным квартирам, которые невозможно обжить, даже если бы и хотелось. Обживать она вообще не умела ничего, даже саму себя, если так можно выразиться. Тем не менее, место для чувства облегчения найдется. Оно придет вместе с осознанием, что самая главная мечта и цель данного этапа жизни все же осуществлена, и паковать чемоданы в обратный путь к бывшему дому не придется. По крайней мере, сейчас.

Зачем она уехала, почему так хотелось, давно, в течение многих лет, еще со студенческой скамьи? Какое чувство вело прочь из родного города именно сюда, в этот большой человеческий муравейник с другим ритмом, другим духом, другой культурой, этикой и воспитанием? Любил ли ее этот город? Нет, конечно, нет. Полюбил ли он ее сейчас? Нет, и не полюбит, она всегда останется инородной коренной бациллой претенциозной обители интеллектуалов-снобов как внутри себя, так и для окружающих. И тем не менее, здесь ей было лучше. Этот город не любил ее - но он, по крайней мере, не ненавидел, не давил и не уничтожал, медленно, исподволь, постоянно устраивая экзамены на прочность, день за днем, год за годом, высасывая все соки.

Один ее знакомый земляк сказал, что она - солнечный человек, и поэтому задыхалась дома, гасла, мучилась. Она посмотрела в окно поезда с грустной усмешкой. О нет, в ней не хватало солнца, она была вся соткана из дождевых туч, низких, непроглядных, тяжелых и безнадежных. Из этих туч слишком часто лились потоки воды, в которых могло бы утонуть все живое. Нет, в ней не было солнца - и поэтому она к нему отчаянно тянулась, как слабые люди интуитивно тянутся к тем, кто мог бы о них позаботиться.
Если бы хотел, конечно.

Она любила солнце в любое время года, но особенно зимой, когда еще бывает снег. Нормальный, белый, рассыпчатый сухой снег, от которого солнечные лучи, отражаясь, искрят так, что приходится зажмуривать глаза.
Она много лет не могла найти такой снег у себя дома, особенно под Новый год.

Сейчас его тоже там не было, и она ехала в дождь и слякоть. По собственной доброй воле, потому что в новом доме и без того печальный праздник пришлось бы встречать в полном одиночестве.
Ей не хотелось в гости к родному городу, только к людям, оставшимся там. К людям, которые ее ждали.

Они провожали ее четыре месяца назад, только-только пережившую развод, полную надежд, которым не пришлось сбыться, и опасений, которые оправдали себя сполна, во многом даже через край. Какой она навестит их сейчас?

Такой же, как и всегда, только повзрослевшей на несколько лет. Замученной, выпотрошенной, опустошенной этим годом. Пустой. Перечувствовавшей - почти как перегоревшая лампочка.
С ровной спиной и выпрямленными плечами.

В чем-то она резко состарилась, прибавив себе и морщин, и седых волос, в чем-то, напротив, осталась таким же ребенком, и некоторые эти черты даже гипертрофировались.

Прервав брак, в котором была несчастлива, она в очередной раз убедилась, что осталась такой же девчонкой, как в пятнадцать лет. Любые смелые фантазии с мужчинами, которые ей нравились, не распространялись дальше объятий, соприкосновений рук и поцелуев. При этом сильно повзрослевшее тело почему-то требовало самого непосредственного физического контакта, к ее несказанному удивлению. Как можно хотеть того, чего толком не знаешь, что тебе никогда не нравилось, того, чему тебя никто не научил, не показал, чего в этом хорошего, как это все должно быть, а главное, зачем?
И тем не менее.

Один случайный партнер поинтересовался, как и что ей нравится. Она растерялась, ибо, прожив на свете почти три десятка лет, почти половина из которых была в попытках выстраивать ту самую сферу личной жизни и разбираться в ней, имела только один честный ответ: "Я не знаю". Но его было озвучить неудобно.
Естественно, процесс не принес никакого удовольствия, как и все предыдущие аналогичные процессы, и она совсем завязала с попытками подобных экспериментов.
Но их все равно хотелось. Отчаянно хотелось на физическом или даже гормональном уровне.

Отец-биолог говорил, что нужно потерпеть до тридцати, а потом все эти желания пойдут на спад естественным путем. Но что-то подсказывало, что даже если успокоится тело, способность испытывать чувства все равно никуда не денется. За этот год их было слишком много.
Помимо развода, который дался очень нелегко, несмотря на полное осознание необходимости оного, она пережила три сильные встряски. Рядом был мужчина, которого она очень сильно любила, всей душой, очень возвышенно, очень искренне, чувственно, страстно, настолько, что могла ощущать, какие эмоции он переживает, на расстоянии. Потом был мужчина, за которого она, испытывающая страшное отторжение самой идеи брака, настоящую фобию сна в одной кровати и необходимости видеть в своем личном пространстве другого человека ежедневно - захотела замуж. По-настоящему, со всей заботой, которую она боялась демонстрировать и выражать, с бытовыми моментами вроде приготовления пищи и создания уюта, от которых обычно тошнило, с желанием каждый день возвращаться в один и тот же дом, спать в одной кровати, слушать, слышать, видеть, быть рядом постоянно, день за днем и по-настоящему. Потом был мужчина, которого она очень сильно хотела. Морально и физически, иррационально, запретно, так, что от невольно встреченного взгляда темнело в глазах, подкашивались колени, и реальность куда-то плыла. Хотела так, что было стыдно, фантастически стыдно и неловко от себя самой, несмотря на полное понимание, что никогда в жизни не сделает и шага в эту сторону. Но желание было, и его было не направить в мирное русло.

И ни с одним из этих мужчин, оттянувших ее чувства, а в первых двух случаях еще и время, ничего не было.

В новом году ей не хотелось никаких чувств, которые не закончатся постелью. Постели без чувств не хотелось тоже, несмотря на вопли телесных импульсов, которые хорошо усмирялись только регулярными вливаниями литров алкоголя.

Ей хотелось зарабатывать деньги и иметь финансовую стабильность. Ей хотелось опять иметь возможность путешествовать так часто, как хотелось, в места, куда хотелось. Ей хотелось опять публиковать свое творчество в печатных изданиях, не зря же именно в этом году дали приз "За Светлое творчество", а также включили в Союз Писателей России. Но главное, хотелось быть достаточно счастливой или хотя бы спокойной, чтобы написать Те Самые Произведения, для которых родилась на этот свет. Для некоторых пришлось бы совершить несколько необычных поездок.
Их всегда хотелось совершить не одной, а с человеком, который бы любил ее такой, какая есть.
Ведь кто еще мог бы поддержать творчество не финансами, а сопровождением, выслушиванием бесконечного количества идей, превозмоганием страхов и творческого кризиса...
Дураков, как говорится, нет.

За этот год она поняла о себе самую главную вещь, в которой ей почему-то всегда отказывали мужчины, начиная с родного отца. Она поняла, что слабая.
Очень слабая, очень ранимая, очень домашняя, чувствительная и несамостоятельная женщина с очень, очень слабым здоровьем, которое самолично дополнительно ослабляет вредными привычками.

Она всегда это знала, но окружающие твердили, что это от блажи, лени и избалованности, а на самом деле у нее есть все, чтобы быть сильной, независимой женщиной, не нуждающейся в поддержке.
Потребовалось переехать в другой город и начать жить одной, чтобы однозначно, окончательно признаться себе, что это не так.
И что даже несмотря на то, что это не так, она может справиться самостоятельно. Сползать себе за таблетками даже с высокой температурой, даже в приступе боли, готовить себе еду, даже если в таком состоянии трясутся руки, и из них все падает.
И скрывать свою слабость, скрывать качественно, со знанием дела, так, что никто не догадается и не поверит.
Ей всегда хотелось жить одной, чтобы ее никто не видел - такой. Настоящей. Несексуальной. Нуждающейся в помощи - и в любви.
Любить, отдавать любовь - и получать какой-нибудь ответ.

Поэтому она и ехала встречать новый год в город, по которому не успела соскучиться. Она ехала к людям, которые ее ждали.
И любили.

Страшный високосный год, унесший много жизней, разрушивший много семей, приведших многих людей, включая ее саму, к болезням и безденежью, год, уничтоживший моральный дух, надежды, мечты, веру и самооценку - этот год, слава богу, не отобрал у нее никого, кого она любила, и кто любил ее. А некоторые даже прибавились, искренние, преданные друзья, без которых она уже не представляла своей жизни.

А значит, этот год был не таким уж плохим.