Цинния

               
                Цинния — род однолетних и многолетних
                трав и полукустарников семейства  Астровые.

 
  Шёл 1999  год. Это был второй год жизни, как Юлия с семьёй  переехала в Россию.  Она  шла на дачу, вернее дачный участок, который она получила прошедшей осенью, надо было полить огурцы и собрать клубнику, да  затем опрыскать  картофель, который густо облепили колорадские жуки. Время перевалило далеко за полдень, но солнце пекло нещадно. Лето  в тот  год в Поволжье выдалось жаркое, весь июль стояла аномальная, для этих мест, жара.

                ***

     … Юля  вспоминала как ещё зимой,  в середине января,  она,   возвращаясь с работы,  зашла на почту, чтобы позвонить в родной город, маме, в Ленинабад. Она не могла привыкнуть к новому имени – Худжанд.
     Пройдя  три  с лишним тысячи километров и тонны проводов,  сигнал дошёл до их  двухкомнатной квартиры  в панельном доме  13-го микрорайона.    Гудок за гудком, тянулись сегодня как-то  очень долго.    «Вот сейчас мама подойдёт к телефону,  и я услышу её приятный мягкий голос,  - подумала Юля,  - и от неожиданности,  что в трубке раздался голос брата, Юля  вздрогнула».
-Привет, Паша! Как дела? – как обычно спросила Юля.
  В ответ она услышала какой-то треск  в телефонной трубке.  По всей видимости,  связь была плохая. И пока она ждала, когда связь наладиться пролетали разные воспоминания…
   Особых отношений, какие бывают  в некоторых семьях,  между братом и сестрой у них не было. Хотя  в детстве и молодости  эта неприязнь  не проявлялась. Юля была старше на 10  лет.  Но в последние годы   отношения испортились.  Пашка, после службы в армии  очень изменился. Стал дерзким, грубым,   и к тому же стал выпивать. Поначалу,  они с мамой думали, что это первое время, а вот женится, остепенится. Через пару лет он действительно немного утихомирился. Женился. Появилась у него дочь Татьяна, очень милая девочка, а вскоре и другая - Таисия.
   Так он прожили лет восемь. Но затем,  взялся за старое - пьянки, гулянки, которые довели его жену Наталью, до отчаянного шага. В один прекрасный день она исчезла вместе с дочерьми. Это потом он узнал, что она уехала в Москву. Но разгульная жизнь так его засосала, что он редко вспоминал о дочерях и жене. Затем потерял работу и угодил в тюрьму, за украденный мотоцикл.  Из тюрьмы он пришёл истощавший, с туберкулёзом лёгких и практически перестал работать. В свои  тридцать четыре года, он выглядел куда старше Юлии.
  Как-то он рассказывал, что  в тюрьме  в середине 90-х годов,  где он отбывал срок,  в колонии  в Курган-Тюбинской области Таджикистана, их не кормили по два-три  дня, и когда во время прогулки они проходили мимо мусорных баков, то несколько  человек из отряда  бросились к бакам и стали собирать кожуру от картофеля, а затем практически все, повинуясь инстинкту толпы,  кинулись  к помойке, надеясь найти что-нибудь съестное. Завязалась драка. Надзиратели, матерясь и  ругаясь на русском и таджикском, принялись колошматить  голодных людей  дубинками. Досталось и ему,  после чего с пробитой головой, и переломанными рёбрами его увезли в больницу.   Юлька вспомнила, что в то время  как раз  собиралась  поехать  к нему на свидание, чтобы передать посылку, но  пришло письмо от него, что он в больнице.
  Когда она приехала к нему в больницу, её не хотели пускать к брату в палату. Но после взятки, одному из надсмотрщиков, её пропустили в палату, предупредив, чтобы  ни чему не удивлялась. Действительно, узнать брата было невозможно. Практически заплывшее лицо, перевязанная голова,  и если бы не охранник,  указавший на кровать в углу тюремной палаты, то Юля  вряд ли бы  распознала Пашку. Прошло несколько дней, после этих событий, и Пашка мог кое-как говорить. В конце свидания он ей сказал, чтобы ни кому не рассказывала и никуда не обращалась, иначе просто он  отсюда не выйдет.
  В своё время у Павла  была своя квартира, в которой он жил с женой. Семья  как-то  сдерживала его от бесшабашной  жизни. Но во время очередной  отсидки у него забрали  жильё, ведь его жена уехала, а платить за квартиру было некому, поэтому   после тюрьмы он поселился  на веранде  квартиры  матери. В то время у Юли была своя семья и две дочери. И летом  1997   года они  переехали в Россию…
  …В трубке раздался голос телефонистки, просившей извинить за помехи на линии.
  – Как мама?  – продолжила разговор Юля.
  – Мамы нет! – пьяным голосом отрезал брат.
  –  Куда она ушла? –  с  тревогой  и возмущением в голосе спросила Юля.
 В трубке  долго молчали. И Юлька с нетерпением опять спросила:
  - Где мать-то? …
  – Мать, …мама...   умерла!... умерла! – после недолгой паузы дважды произнёс с безразличным сожалением Пашка, несколько принизив тон в голосе.
  – Как умерла? –  вырвалось у Юлии, практически без сознательно,  с каким-то  чудовищным непониманием услышанного.
  – Когда? – ещё   не совсем осознавая происшедшее, - выкрикнула Юлия.
  – Неделю назад.  Через день после твоего дня рождения…
  - Она тебя так ждала…, - бормотал пьяный брат.
Юля не помнила,  как  расплатилась за переговоры и вышла на улицу.  Городок  жил своей жизнью,  светили фонари  и витрины магазинов, люди  шли  каждый по своим делам. Ни кому до неё дела не было.  А она,  только осознав, что не стало мамы – дорогого, близкого человека, на которого можно было положиться. Да что там, это было единое целое! Это была её мама!
  Она  шла домой со слезами на глазах, готовая разрыдаться в любую секунду. Лицо, отображало отрешённость и безразличие ко всем и ко всему,   глаза  смотрели в никуда, слегка расширились и  наполнялись слезами,  при одной мысли о маме, и текли такие горячие  и солёные по холодному  лицу, что она не замечала 30-ти градусного мороза. 
  Юля представила  кладбище в 18-м микрорайоне Ленинабада, холодную, каменистую землю предгорья  Могол-Тау, ей  показалось, что  несколько дней назад  она во сне  слышала этот  глухой звук, падающих камней  на деревянную  крышку гроба. И от этого лицо вновь искажала трагическая гримаса, какую невозможно изобразить в обычной жизни, и слезы вновь затмевали глаза. Она медленно шла  отрешённая от этого мира, жизнь как будто перевернулась и закончилась.
   Мысли приходили не радостные.  Жизнь не дарила подарков, жизнь  выставляла препятствия, которые возникали  как гром среди ясного неба.  В России не было родственников. Поехать на похороны матери она так и не смогла. Не было денег, да и оставить двух  девчонок-подростков  было не с кем.    
   Муж у Юлии,  ранее имевший ранение в Афганистане, здесь в России почувствовал себя неважно. Рана ноги перешла в тяжёлое заболевание и привела к смерти. Уже фактически год он  едва ходил.  И уже  полтора  месяца   лежал в районной больнице.  Его смерть и похороны через месяц после смерти мамы, была столь  неожиданной, но не такой скорбной. Последние год-два  он пил практически беспробудно. Так что неизвестно, что было большим испытанием - жизнь с пьющим мужчиной или его смерть?  Как ни прискорбно было бы думать об этом…

                ***

  …И с такими воспоминаниями и  грустным настроением она подошла к участку. Почти вся растительность погибала без полива.  Она взяла ведро, чтобы набрать воды в соседнем болотце, что располагалось недалеко от участка.  С десяток-полтора  походов с ведром и почти весь огород был полит.
  Юля  уже устала от этой  не спадающей жары и от этой безрадостной жизни.      Набрав в последний раз  неполное ведро воды,  она начала разбрызгивать воду одной рукой на крайнюю грядку с огурцами.      Когда вода  уже заканчивалась, взгляд неожиданно упал на   неприметную грядочку, где  над сорняками возвышались несколько разноцветных  цветков.  Это  были циннии!  Цветы, которые очень любила мама. Она  сажала их  под окном  дома в городке шёлкокомбината, когда они там жили и  Юлька была  маленькой.
  Эти воспоминания, нахлынувшие столь неожиданно,  на фоне всех этих жизненных перипетий, выдавили слезы. Она  опустилась на колени перед этими небольшими цветочками, на которые в другой ситуации, она едва ли бы обратила внимание.  Цветочки едва успели раскрыться и ещё не  показались в полной своей красе. Но сегодня они казались такими близкими и чудными, какими-то родными, напоминавшими что-то очень далёкое  из детства.    Она  вспомнила, что нынешней весной случайно обнаружила в одежде, невесть откуда взявшуюся,   горсть  семян циннии, завёрнутых в какую-то бумажку много лет назад, видимо, мамой.   
   Остатки воды из ведра она брала в ладошки  и, поливая землю возле каждого стебелька,  приговаривала: «Вы мои дорогие, как же Вы выживаете здесь без воды,  в этой чужой земле?..».  Ещё раз, почти бегом, сходила за водой и, опустившись на колени,   аккуратно пропалывала  грядочку, чтобы невзначай не повредить тоненькие стебельки цветочков и, набирая в ладошки воду, поливала землю возле растений. А слезы вновь и вновь наворачивали на  глаза, падая в засохшую, прогретую землю.  Вода  в ведре кончилась. Юлия в какой-то миг почувствовала страшную усталость и села прямо на грядку. В порыве чувств, показавших безнадёжность её нынешней жизни,  она  вдруг с надрывом проговорила вслух:  «Мама я хочу к тебе… Мама…»  и  на втором слове она как будто испугалась. Ещё некоторое время она сидела на земле, не поднимая головы, и смотрела на цветы…
   Циннии – такие незащищённые, прибились через сухую землю, выросли среди сорняков, политые водой стали приподнимать свои головки.   Растения продолжали жить, чтобы  дать новые семена, а  ей  предстояло поднять двух дочерей, научиться жить в России, которая казалась, когда они жили в Таджикистане,  такой надёжной, справедливой страной, которая  не станет такой чужой и неприветливой,  как в  первые годы жизни.
                ###

   март,  2014г.   
  Нижегородская область