Не иди за мной

- Смотри, они же постоянно делают это! – в голосе Илаля звучали изумление и обида. – Зачем, скажи мне, скажи?
- Просто привычка. – печальным жестом мудрый обвел раскинувшийся перед ними
мир. –-Все начинается в раннем детстве. Я покажу тебе... – и он потянул Илаля в глубину туманной сферы, где не одухотворенная жизнь без конца рождала сама себя.

***

   Маленький мальчик тяжело шагал по ступенькам за своей бабушкой. Карапузу было от силы полтора года. Он недавно научился ходить, а тяжелые зимние одежки делали этот процесс еще более затруднительным.
- Осторожно, Мишенька, держись за руку! – ворковала бабушка непрерывно. – Смотри
под ножки, тут скользко! Давай поскорее! – тут же, противореча себе, старушка нетерпеливо потянула похожего на кулек с ножками внука вверх по лестнице, к лифту. Мишенька с невнятным сожалением растопыривал липкие от пота пальчики в колючих варежках. По его ощущениям бабушка делала что-то совершенно неправильное. Мальчик вновь попытался уцепиться за низкую перекладину массивных перил и самостоятельно перенести вес на другую ногу. Он почти преодолел ступень, когда потерявшая терпение бабушка с кряхтением:
- Вот наказание-то! – подхватила его под мышки и в три шага доставила к дверям лифта. Мишенька посмотрел на свои покрытые снегом сапожки, на толстые варежки.... Чувство потери было таким глубоким, что он, не раздумывая, заревел...

***

- Люсь, ты долго намерена там ковыряться? – мама то и дело заглядывала в ванную. Паста из тюбика медлительным червяком выползала на детскую щетку.
- Щ-а-а... – высунув язык пропыхтела четырехлетняя Люся. – Я фама...
- Да какое там сама! – не выдержала мама. – Дай сюда! У нас автобус через пять минут! – она неосторожно пихнула щетку в Люськин рот. На десне возникло крошечное размытое пятно крови. Девочка пискнула и стиснула губы изо всех сил.
- Прекрати! – мама размахивала щеткой, не замечая, что с той летят розовые крохотные брызги. – Плюнь, плюнь немедленно, вытрись и побежали!
   Всю дорогу до сада Люська молчала, насупившись, но мама думала о квартальном отчете и была даже рада, что сегодня не приходится отвечать на бесконечную трескотню ее болтушки...

***

- Антон, ты будешь сегодня заниматься? – в голосе отца не было ничего обнадеживающего. Он не подшучивал, не подмигивал, называя сына «Шульбертом». Правда, до опасного накала гнева тоже было далеко. Этот голос, серый как бетон, точно так же тяжело валился на Тошкины плечи, пригибая его к черно-белым клавишам. Значит, отец будет сидеть рядом и время от времени класть свои большие тяжелые руки на тошкины ладони, вдавливая их в фортепиано, как мягкие гвоздики в расщепленную доску.
   Тошка уже не помнил того радостного, сияющего интереса, с которым он бежал когда-то на занятия в музыкальную школу. А ведь и возразить родителям теперь нечего: сам просился, сам ныл, что хочет научиться «играть музыки»!
   Теперь оставалось лишь унылое разнообразие: если удавалось отзаниматься до прихода отца, то отметки выходили более-менее приличные, порой даже выплывали пятерки. Если отец начинал рьяно «помогать», то в дневнике непременно появлялось замечание, что партитура не освоена и пальцы постоянно путаются.
    Как осмелиться сказать папе о явной связи между этими замечаниями и вечерней «помощью», десятилетний Тошка не имел не малейшего понятия. Ему даже слова такие на ум приходили лишь в полной темноте, в минуты отчаянья, когда следовало наказание за очередную двойку.
- У меня вот такой возможности не было! – обиженно, словно именно Тошка лишил его этого счастья, басил отец. – А у тебя вот есть! Так что давай, старайся! Сколько денег вбухали!
   А еще бывали дни, когда при гостях Тошку вытаскивали из комнаты и торжественно сажали за инструмент. Мальчик холодел при одной мысли об этом. Некоторое время ему удавалось выкручиваться, играя разные части давно вызубренного мелодичного этюда. Но как-то раз среди гостей нашелся знаток музыки.
- Э, брат! – весело погрозил он Тошке пальцем. – Это мы уже в тот раз слышали! Сыграй-ка что-нибудь новенькое!
   Отцовская ладонь снова нажала на тошкины пальцы, так что ногти заныли. Мальчик бесшумно слизнул выкатившуюся из глаза предательскую слезу. В конце концов, в музыкалке учатся всего семь классов! Он потерпит еще два года и больше никогда даже близко к этому гробу с музыкой не подойдет! О своей мечте сочинять музыку Антон не вспоминал уже года три.

  ***

- Мариночка, вот твои документы, – тетя Жанна выглядела такой довольной, словно предлагала племяннице царский подарок. – Это на курсы немецкого, это на компьютерные курсы, а это вот при физфаке очень важные курсы...
- Спасибо... – пятнадцатилетняя Марина сумела выдавить из себя улыбку. – Огромное спасибо, тетечка Жанночка! А я буду успевать на всё это?
- Ну, конечно, малышка, – тетя разулыбалась, как сытый крокодил. – Немецкий в понедельник и в четверг, компьютерные курсы в среду и пятницу, а занятия на физфаке каждый день...
- Что–о–о? – Марина невольно прижала ладонь к губам. Каждый день? После школы, уроков и еще двух никому не нужных тупых курсов?
- Да, дорогая, но ты можешь выбрать любые два дня – например, вторник и субботу, которые у тебя свободны, а в любой другой день совмещать два занятия сразу. У тебя сразу появится перспектива, моя милая, сразу! Это просто невозможно – поступать наобум, без подготовки.
- Как хорошо, что Жанночка у нас везде имеет своих людей! – льстиво поддакнула бабушка. – И в науке разбирается! – это был камень в огород Марининого отца, всю жизнь проработавшего шофером. Мама вздохнула. Она, как и отец с Мариной, давно сдалась под натиском старших женщин в семье. Тетя Жанна, преподававшая какой-то сложнопроизносимый предмет в техническом институте, уже второй месяц твердила об обязательной подготовке Марины к поступлению. Но девочка даже не предполагала, что это будет решено так скоро... и без нее.
 - Мама, я ни за что не пойду в технический ВУЗ! – едва не рыдая шептала она матери перед сном. – В компьютере я разбираюсь лучше, чем эти дядьки, которые ведут курсы для идиотов, а немецкий... божечки, ну кому сейчас нужен немецкий! Лучше бы найти курсы двойного английского или китайского. Какая перспектива у немецкого, скажи? Когда мы ездили в Европу, всюду люди говорили по английски!
- Мариш, ну ты же понимаешь, что тетя Жанна заботится о тебе, как о родной, – вздохнула мама. – У нее своих детей нет, и ей очень хочется приложить руку к твоему успеху.
- Да не будет никакого успеха! – шепотом закричала Марина. – Я хочу быть социологом, а не физиком, и я хочу учить тот язык, на который в жизни есть спрос! Тебе не жалко денег, которые будут выброшены на эту лабуду?
- Жалко, – кивнула мать. – Но это деньги тети Жанны, и не нам с тобой решать, как она их потратит, – Мама поцеловала Марину в щеку и вышла из спальни. Девочка в отчаяньи откинулась на подушку. Прогуливать курсы или заменить их другими нечего даже и думать: тетя будет контролировать каждый шаг племянницы. От отца помощи тоже ждать не приходится – он считал воспитание дочери «женским делом» и полностью полагался в этом вопросе на бабушку, тетю и согласную с ними мать.
   Марина вспомнила недавнюю встречу в метро: на ступеньках грязной лестницы пестро одетая девушка в бандане, разложив матерчатый стульчик, гадала желающим на каких-то необычных разноцветных квадратиках и предлагала выбрать несколько слов, оттиснутых на глиняных табличках. Заинтригованные прохожие, в основном женщины, часто останавливались возле нее. Выглядела гадалка ничуть не похожей на бродяжек и попрошаек, поэтому Марина без страха подошла к ней. Девушка раскинула перед ней свой радужный веер карт, но Марина, положив купюру в банку, спросила:
- Ты почему этим на улице занимаешься?
- А, разбираешься... – хмыкнула гадалка. – Деньги зарабатываю, ты же видишь.
- Но... – Марина не знала, что еще сказать, но девушка сама добавила, понизив голос:
- Мои предки прочили меня в великие металлурги. Династия, традиции... в институте все ждут, как родную. Только у меня от одной мысли об этом тошниловка начиналась. Так что я поступила, куда хотела – девушка ткнула в карточки рукой, унизанной фенечками. – А они меня из дома поперли! Ха! Думают, что я поголодаю и переведусь в их альма-матер. Не дождутся! – и гадалка невесело рассмеялась. От стены неподалеку отделился щуплый парень в очках.
- Пойдем, Лесь, а то сейчас местный смотрящий явится. – «охранник» передернул плечами.
- Угу, – Гадалка Леся мигом рассовала карточки и таблички по карманам и сунула парню складной стульчик. – Между прочим, – оглянулась она на Марину и подмигнула. – Мои работы уже дважды на конкурсе факультета побеждали. Материала-то видишь сколько... – она обвела рукой кишку подземного перехода. – Хоть начинай на диссер копить!
   Очкарик дернул ее за рукав и они оба растворились в толпе. Больше Марина никогда не видела гадалку Лесю на этом месте – видимо, студенты, из нежелания связываться с настоящими попрошайками и нищими, постоянно меняли места своего необычного заработка.
   Марина стиснула подушку горячими ладонями и изо всех сил захотела стать такой же решительной и сильной, как та Леся. Но за стенкой тетя Жанна и бабушка уже вполголоса спорили, с какой сумкой девочке будет удобнее ездить на курсы...

***

- Да подумаешь, твой проект! – махнул рукой Стас. – Там такие деньги, а ты цепляешься за всякую ерунду... Молчу-молчу! – он тут же торопливо поднял руки вверх под мрачным взглядом Виктора. – Да никуда оно не денется! Подумай сам! Копаться в лаборатории можно по вечерам.
- Не уверен, что у нас будут свободные вечера, – Виктор вытер руки изрядно засаленным полотенцем.
- Ну, не сразу, – Стас кивнул, словно сочувствуя самому себе. – Попотеем вначале. А уж когда раскрутимся – делай себе что хочешь!
- Тебе просто нужно мое имя, – запальчиво воскликнул Витя. – Молодой, перспективный ученый, да?
- Конечно, – Стас удивленно развел руками. – Без этого мне бабок никто не даст.
- А если не получится, чем отдавать будем? – Витя поправил очки. – У тебя комната в общаге, у меня – в коммуналке.
- Всякие Биллы Гейтсы вообще в гараже начинали, мужик! – не терял радостного напора Стас. – Не прогорим, этот рынок у нас еще только начинается, все как буратины мечутся, не знают, с какого конца хвататься.
- Мой проект тоже ждать не будет. Эти разработки ведутся в Японии и в Швеции. Я могу их опередить, прикинь?
- И? – Стас внезапно помрачнел. – Опередить, говоришь? Статейку тиснуть? На симпозиум прокатиться? А у Катьки твоей малокровие, Шнобель ты наш! А чья тут жена, по имени Светка, второго ждет, а? Ты Катьку будешь витаминами кормить или свои статейки ей читать? А тут через месяц реальные деньги, подумай! У меня уже заказчики есть, такие люди... – Стас ткнул пальцем в потолок.
- Что ты несешь! – возмутился Виктор. – Что мы, голодаем, что ли? Ведь не 90-й год. И у Светы приличная фирма, декрет оплачивает по полной. А малокровие у Катьки было в годик, после болезни. Хватит меня пугать. Я сказал – нет!
- Ладно, – покладисто кивнул Стас. – Нет так нет. Ты просто боишься бизнеса, я понимаю. Ты в нем ни уха ни рыла. Одна чистая наука. А сегодня без этого никуда, пойми! Даже тети Клавы из бухгалтерии в менеджмент подались, потому что понимают – все, все нужно уметь продать!
- Ну вот ты и продавай, – Виктор терял последние капли какого-то упругого, ясного смысла, который позволял ему обороняться от слов Стаса.
- Так нечего! – развел руками тот. – Твои идеи я бы взялся продавать. А так – разве что с пылесосами по квартирам ходить народ смешить.
- Ну зачем с пылесосами... – Виктору вдруг стало неудобно, будто он пытался обмануть Стаса, кинуть его в трудную минуту. Действительно, эти базы данных потребуют доработки, но идея хороша, хороша и... своевременна. Через полгода их будут ваять на коленке старшекурсники. А его проект... да не в первенстве дело, не рассчитывает же он в самом деле на Нобелевку! Потом можно будет работать совместно с японцами, даже интереснее...
   И Светику хорошо было бы посидеть дома с детьми. Хоть она сейчас и работает через день, Виктор видит, что жена стала терять свой обычный оптимизм, особенно когда одновременно у нее прихватывало живот, Катька приносила очередную простуду, а участковая докторша начинала радостно пугать беременную жену возможной краснухой. А просто так Светка с работы не уйдет – и из-за зарплаты, и из-за того, что по-настоящему любит свое дело. А вот если он станет зарабатывать в разы больше...
- Я... – Виктор не знал, как сказать то, что крутилось у него в голове. Все слова казались унизительными, как липкие холодные кандалы.
- Спасибо, дружище! – вскричал Стас, чутко уловив момент. – Я бы без тебя пропал! Ух, теперь мы развернемся! Завтра пойдем оформляться, ты не забудь свои регалии, хорошо, Вить?
- Ладно, – выдавил из себя Виктор. Он был благодарен Стасу за то, что слова-кандалы так и остались лежать где-то глубоко под корнем его языка. От затылка разлилась усталость, острая, как головная боль. Если бы можно было заплакать, как в детстве...

***

- Сегодня нам нужно начать работать по этой книге, – Соня втиснулась в кабинет боком, старательно улыбаясь мужу, но в ее голосе было глубоко запрятанное раздражение. – Если у нас получается... нельзя пускать это на самотек! Ты сам согласился, что нам обоим это важно! А теперь тянешь!
- Я еще не все дочитал... – отозвался Андрей, не отрываясь от паяльника и аккуратно разложенной на рабочем столе схемы.
- А мы начнем понемногу, – все тем же терпеливо-раздраженным тоном воспитательницы в садике для умственно отсталых продолжила жена. – Пока сделаем первую часть, ты дочитаешь остальное.
- Да начинай ты без меня, – муж пожал плечами, никак не понимая, в чем проблема. А я потом, там ведь все равно в разных тетрадках нужно работать...
- Но... – она задохнулась от возмущения. – Какой тогда смысл! Я тебя обгоню и это будет все равно что я совсем одна занимаюсь!
- Ничего не одна. Я буду рядом, – пошутил Андрей. – Вот тут, в соседней комнате, только сделай два шага. Ты можешь даже писать свои упражнения прямо тут, у меня в кресле.
- Ну пожалуйста! – в ее голосе зазвенели слезы. – Я не могу одна! Пусть мы даже разные упражнения будем писать, все равно – мы будем рядом! Это все равно что... на гору вместе подниматься! Я буду впереди, мне придется стоять и ждать тебя или тянуть тебя за руку, чтобы ты догнал меня...
   Муж старательно устроил паяльник на подставке и повернулся к Соне всем корпусом. На его лице недоумение переходило в ему самому непонятную обиду:
- Милая, а ты уверена, что нам с тобой предстоит подниматься на одну и ту же гору? Зачем меня ждать, если я после первого упражнения могу свернуть, условно говоря, на запад, а тебе предстоит двигаться на юго-восток? И вообще, откуда это желание тянуть кого-то в свой личный рай?
- Но я люблю тебя... – растеряно, дрожащим голосом ответила Соня. – Любить – это ведь и значит быть вместе и всегда помогать, разве не так? – первая слезинка покатилась по ее щеке, и Андрей ощутил сильнейшее желание оказаться где-нибудь в другом полушарии. Навсегда.
   Жена увидела, как потемнели его глаза и почувствовала ноющий укол в области левой ключицы. За последние годы она уже привыкла к этой боли, инстинктивно накрывая  ладонью кусочек пульсирующего холода, напоминающий ей своей безжалостностью крохотную черную дыру. Разговора не получится – это ясно. Дальше с каждым словом они будут отдаляться друг от друга, теряя крохи понимания, как два инопланетянина, пока не поссорятся или пока не зазвонит спасительный телефон. Но она все стояла на пороге, пытаясь найти какое-то важное слово...

                ***

- Теперь ты видишь, Илаль, – голос мудрого был полон печали. – Из разума, из таланта, из дружбы, из родства, из самой любви они сумели сделать путы, с помощью которых заставляют друг друга идти чужими путями, всегда ведущими в никуда. Их энергия расходуется впустую, и лишь жалкие единицы достигают предназначенных им вершин. И даже те, что находят путь вверх, порой принимаются тащить кого-то за собой, упрашивая, запугивая, умоляя, используя всю силу привязанностей их душ.
- Но что мы можем сделать с этим? – Илаль был очень молод и впервые собирался изменять течение судеб обитателей материального мира.
- Мы можем помочь. Просто помни о том, что я показал тебе. Если сумеешь сохранить их изначальное стремление... – мудрому не удалось скрыть от Илаля свое сомнение.
- Я буду помнить! – Илаль ринулся вниз так стремительно, словно его кто-то собирался остановить...

  ***

- Ба, пуси-и! – Мишенька выкрутил потную ручку из взрослой ладони и заодно из колючей варежки. – Воть! – и он важно шагнул вверх, цепляясь за перила. Еще шаг, еще – и он оказался у дверей лифта и засмеялся от удовольствия.

***

- Ма, смотри как я умею! – Люся каким-то непривычно решительным жестом отстранила раздраженную маму. Щетка ловко замелькала по мелким молочным зубам. Мать невольно улыбнулась. Ну какая Люська молодец! Утреннее раздражение куда-то подевалось. Автобус уйдет? Дождемся следующего!

                ***

- Па, давай я тебе покажу фокус, – Тоша весело подмигнул отцу, не обращая внимания на его свинцовый, давящий взгляд. – Ты выйди на двадцать минут, а я потом тебе кое-что сыграю!
- Ишь ты! – папа усмехнулся и послушно двинулся на кухню. Из комнаты раздались свободные, легкие аккорды, напоминающие звон ручейка.
- Он этюд для школы учит или снова сочиняет что-то? – шепотом спросила мама.
- Ч-ш! – прижал палец к губам отец. – Через двадцать минут узнаем!

                ***

- Мариночка, я сегодня хотела взять твои документы, – в голосе тети Жанны была непривычная растерянность. – Но их не было на месте. А ведь я уже сколько времени твержу тебе, что пора готовиться к поступлению...
- Теть Жанночка! – Маришка подмигнула своей подруге, сидевшей на диване, и крутанулась на носке ноги, размахивая какими-то бумажками. – А я сама уже всюду записалась!
- К-ка-ак? – тетя Жанна некрасиво разинула рот. Происходило что-то из ряда вон выходящее. Нужно немедленно вмешаться... Бабушка высунулась из кухни, вытирая руки фартуком. Мама поставила на стол чашку с чаем и с веселым удивлением уставилась на дочь.
- Ну вот, это курсы при факультете психологии, помнишь, я посылала им работу на конкурс? – Марина помахала одной бумажкой. – Придется заниматься по три раза в неделю, но зато мы там даже часть программы первого курса затронем! Наверняка поступлю! А это курсы японского языка – представляешь, у нас преподавать будут настоящие девушки-японки! Они учат тут русский, а по вечерам ведут курсы своего языка...
- Вот! – попыталась вернуть беседу в назидательное русло тетя Жанна. – Учатся и работают, как это по-японски! У них все там такие. А тебе необходимо срочно заняться компьютерным образованием, без этого сейчас никуда.
- Ну, теть Жанночка, – рассмеялась Маришка. – С компом-то я давно уже на ты! Поэтому еще два вечера в неделю я буду работать. Учить разных чайников обращаться с этой умной железякой и еще распечатывать кое-какие тесты для старшекурсников.
- Но... но... Боже мой! – тетя Жанна всплеснула руками. – Как ты быстро выросла, моя милая!
   Сидевшая за спиной тети Жанны Леся показала Маришке большой палец.
                ***
   Виктор вытер руки давно не стиранным полотенцем. Стас явно собирался хлопнуть дверью, но в последний момент обернулся на старого приятеля и, пожав плечами, прикрыл ее аккуратно и тихо.
   На душе у Виктора стало неожиданно легко, а голова заработала ясно, как никогда. Он подвинул к себе клавиатуру компьютера и рассмеялся от чистой, детской радости, переполнявшей его. Его проект, до сих пор казавшийся ему клубком запутанной проволоки, вдруг предстал перед внутренним взглядом Виктора ажурной серебристой многомерной фигурой...
   Зазвонил мобильный. Виктор увидел на экранчике имя жены и снял трубку:
- Да, Светлячок? – по ее голосу он сразу понял, что у Светланы хорошее настроение.
- Угадай, что? – рассмеялась жена в трубку.
- Ни за что! – в тон ей ответил Виктор.
- Мне предложили место начальника группы, а когда я призналась, что собираюсь в декрет, сказали, что я смогу работать из дома! С полным окладом!
- Ты шутишь! – в фирме у жены порядки были строгие. Но видимо, начальство оценило ее квалификацию и многолетний опыт. Хоть и говорят, что незаменимых нет – есть они, есть!
- Так ты теперь большой босс? – рассмеялся Виктор. Это решало кучу проблем, не последней из которых была хроническая усталость Светы.
- Да! – Света важно хмыкнула. – Можешь явиться домой и припасть к моим ногам!
- Обязательно, босс! Слушаюсь, шеф! Только расчет закончу... – Виктор послал в трубку поцелуй и его пальцы запорхали над клавиатурой...
                ***
   Далеко-далеко, наверное, в проезжающей машине, прозвучал обрывок нежной мелодии, коснувшейся замерших под их окном листьев.
– Я люблю тебя... – повторила Соня чуть-чуть другим тоном, с изумлением ощущая, что у нее внутри тает нечто, похожее на свернутую тугой пружиной ледяную колючую проволоку. Она дотронулась пальцем до того места под ключицей, где раньше ощущалась боль и засмеялась, вскидывая глаза на Андрея. – Просто - люблю!
– Любить – это значит быть вместе! – согласился со сказанным перед этим муж, беря ее за руку. – Даже если при этом я на Северном полюсе, а ты на Южном. А помогать надо только тогда, когда об этом просят. Вот тебе лично сейчас нужна моя помощь с этими упражнениями? Ты хочешь выслушивать от меня пояснения, как, по-моему, лучше их выполнять, с чего оптимальнее начать? А? – он смотрел на нее со знакомой много лет затаенной насмешкой.
- Нет! – Соня слегка отшатнулась, живо вообразив себе подобный «буксир». – Жуть какая! Это нужно делать только самой! – она не сразу сообразила, что сама только что пыталась взять на подобный буксир Андрея и потащить его куда-то против желания и необходимости.
- Тогда иди, занимайся! Тебе пора в путь! – муж шутливо подтолкнул ее к двери. Но Соне показалось – на широкую горную тропу, где соленый ветер гнет пропитанные медовым запахом желтые цветы, и хищная крылатая тень в небесах парит неподвижно, указывая, что есть пути еще выше, и еще, и еще...
- Столько вершин... – произнесла она необычно глубоким голосом. – Столько дорог!
- Да, – кивнул ей Андрей, ловя в глубине грудной клетки трепещущее тепло, похожее на разгорающийся ласковый свет...
– Я... люблю... тебя! – ее голос звенел, шелестел, пел. Соня говорила не только о нем. Это ее дорога открывалась перед нею, это ее вершина сияла издалека. Это ее крылья разворачивались в безоблачном небе, это ее собственная сила вливалась в душу, неподвластная больше ни чужим словам, ни чужим правилам, ни чужому страху.
– И я люблю тебя! – Андрей сам не знал, как звучат его слова, но был уверен в одном – они звучат по-иному. И означают иное. Его собственное. И так будет всегда, потому что они наконец-то вспомнили что-то очень-очень важное...
Свое.
                ***

Не. Иди. За мной!