Князь Ярош. Глава 10

С первыми лучами солнца Ярош идет вниз, по течению ручья.

На исходе второго часа пути натыкается на бурелом, отчего ручей превращается в неглубокую запруду.

Ярош достает из колчана стрелу, которой был убит огр, опускает ее в воду, и долго так держит, бормоча: стрела моя, а не огра! стрела моя, а не огра! стрела моя, а не огра!.. Омма!



Мальчик раздевается и с головой окунается в ледяную воду. Пробкой, вылетев на берег, он протягивает руки к солнцу.

Вместо светила ему чудится то сияющий глаз, то отцовский лик.

- Хорс, что мне делать? - шепчет Ярош и закрывает глаза.

«Ищи людей, князь!» - слышит он внутри себя отдаленные громовые раскаты.

- Омма! - шепчет мальчик.

Одевшись, Ярош вспоминает, что не ел со вчерашнего утра.

Подстрелив дикого голубя, он тут же, у ручья, запек его в глине.

Истекая слюной, почти хрюкая от наслаждения, мальчик вонзает зубы в пищу, и его словно ударяет: он вспоминает рассказ отца о команах. О том, что комане хоть и кочевники, но с русинами в давней дружбе и ликом похожи на них. И одна из княжьих жен - команка. Отец с князем, прошлым летом, ездил к их становищам: меняли телеги, посуду и деготь на мясо и творог. Отец рассказывал, что комане кочуют вдоль большой реки. А река та течет до большой воды, морем называется. И что если идти на восход, то в ту реку точно упрешься. А как упрешься, так идти далее по течению вниз...

…Двенадцать дней понадобилось Ярошу, чтобы добраться до реки, похожей на ту, что описывал отец.

Не нравится ему здесь. Он пытается понять: почему? Пожалуй, огромный камыш по берегу не нравится. И большие речные птицы. Непрестанно кричащие, и непонятно, что это значит. То ли они на него указывают, то ли на кого другого, то ли просто так у них заведено - кричать.

Не нравится это Ярошу. И потому он даже костерка не развел, что б поджарить остатки подстреленного зайца. Хотя голоден очень.

И чутье его не подводит. Где-то вдалеке, может на другом берегу, слышится лошадиное ржанье, неясные крики, шум воды.

Ярош надолго затаивается в камышовых зарослях. Глупые речные птицы кричат где-то далеко, вверх по течению. Потом совсем затихают, и слышно только слабое шуршание камыша.

Через некоторое время, уже на этом берегу, слышится ржание и фырканье лошади. И опять становится тихо.

Ярош, вконец утомившись неизвестностью, приготавливает самострел к бою и идет на звук.

У края камышей стоит пофыркивающая лошадь; под седлом и мокрая. Голова ее воткнута в камыши. Почуяв мальчика, она вытаскивает голову из зарослей и смотрит на него печальными агатовыми глазами.

Мальчик широкой дугой обходит ее сзади, чтобы увидеть, что же там. Лошадь пытается выворачивать шею, следя за мальчиком, но ее держит повод. В камышах белеет голое тело, намертво ухватившее лошадиный повод. По повадкам лошади Ярош понимает, что она не боится его, и даже ждет помощи. Он вкладывает стрелу в колчан, вешает самострел за спину и, держась, на всякий случай, за рукоять кинжала, бочком проскальзывает в узкий коридор поваленного и примятого до самой кромки воды камыша.

Человек - это мужчина - лежит на животе. Длинная темнорусая коса, с цветными лентами и приплетом из черной конской гривы, мокро змеится по его спине, испещренной застарелыми шрамами. Из левого плеча торчит обломок стрелы. Лоб ободран. На шум шагов он поднимает голову, и некоторое время обшаривает мальчика больными глазами, пока взгляд его не останавливается на руке, держащейся за рукоять кинжала. - Ты чей будешь? - спрашивает он хриплым шепотом.

- Из русинов я, - так же шепотом отвечает Ярош.

- Из русинов, - эхом откликается раненый, обессиленно бросает голову на камыш и отпускает повод. - У твово князя в жонках дочка мово князя. Изегиль. Слыхал про таку?

- Ага.

- То значит: мы - родня, - шепчет он еле слышно. - Знач, заколоть меня не моги.

Мальчик понимает, что перед ним команин.

- Помоги мне, малой. Довези до куреня. Он недалече. А то снег будет. Пропадем, - шепчет команин, - а там проси что хошь...

Ярош сбрасывает поклажу с плеч, раскатывает войлок рядом с раненым, и помогает ему перекатится на спину, что тот и делает, сдерживая стон. На его грязной исцарапанной груди обнаруживается полоса от сабельного удара, правда, неглубокая; усы и борода слиплись от крови, видимо текшей со лба.

Самая опасная рана - в плече. Стрела сидит глубоко, и выдернуть ее Ярош не решается. Он достает из котомки чистую ветошь, мешочки со снадобьями. На ветошку писает и протирает ею раны. Потом присыпает их своим снадобьем, жалея, что не знает подобающих случаю заклинаний, и заворачивает команина в войлок. В бурдючок с остатками хмельного меда добавляет снадобье для силы и, поддерживая раненого за шею, дает выпить. Команин забывается на короткое время. Потом открывает глаза и чуть улыбается.

- Ты где сие искусство чародейное постиг?

- От тяти выучился. А тятя от деда. Калиты.

- Так я знаю Калиту! - воскликает полушепотом команин. - Так Пивень, то твой батя!?

- Да, так! - удивляется мальчик.

- И Пивня знаю. Мясо в мен на деготь ему в том годе давал! Вот чудо-то, а? А как он, Пивень-то?

- Пропал тятя. А деда огры удавили. Огры всех побили. Никого теперя нету в посадах.

- Ота как, - нахмуривается команин. - А ты один значит теперя... Ну, ниче. Со мной пойдешь. В куренях жить будешь. Воина из тебя сделаю... а? Заместа брата мне будешь... Так и будет! Кличут тебя как?

- Ярош.

- Вота, Ярош. А я - Гуляй. Сотник. Побили меня тожа вот... Поскакал жеребца свово искать, а меня подсторожили, - он прикрывает глаза. - Нехорошо че то мне...

- А ты молчи, Гуляй.

- Я ща передохну чуток.

Команин опять забывается. Ярош, пока Гуляй спит, достает из котомки отцовскую рубаху, и складывает назад весь свой чародейный инвентарь. Лошадь команина тыкается ему в плечо, будто зовет в дорогу.

Мальчик осторожно трогает раненого.

- Че!.. Че!.. - вскидывается команин.

- Ехать надо.