Проклятые
и еще многое в вас – червь. Некогда вы
были обезьянами, и теперь ещё человек
скорее обезьяна, чем любая из обезьян.»
«… Посмотрите, как лезут эти юркие обезьяны! Они перелезают друг через друга и сбрасывают, таким образом, друг друга в тину и грязь…Все они вместе скверно пахнут, эти служители кумиров.»
Ф. Ницше. Так говорил Заратустра.
...Соликамский «Белый лебедь» представлял собой не только составную, но и главенствующую часть Уральского ГУЛАГа, потому что здесь находился пересылочный пункт. В те времена он ограничивался трёхэтажным зданием, в котором камеры были переполнены, и «клетками». За последние полвека он несказанно усовершенствовался и расширился, К нему ведёт бетонная трасса, словно к курорту, а кроме пятиэтажного корпуса, есть ещё несколько зданий и кирпичных бараков. Покой заключённых обеспечивается многочисленными охранными системами типа «Кактус», «Шиповник» и «Алмаз», а в те времена существовали лишь трёхкратная колючая проволока да часовые, часть из которых составляли бывшие зеки-уголовники. Отсюда заключённых распределяли по окрестным лагерям, которых в этом безграничном крае насчитывалось много сотен. Даже в те времена Западный Урал не считался глухим краем, потому что осваивался он ещё со времен Владимира Мономаха. Когда в устье Енисея процветал город Мангазея, купцы и охотники били здесь бесчисленное количество лисиц, соболей, медведей и прочую живность; отсюда возили в столицу ценные породы рыбы – таймень, белугу, омуль, которых к нашим дням почти не осталось ни в Каме, ни в Вишере, ни в многочисленных озёрах. Ещё со времен Ивана Грозного эти места использовались в качестве наказания для неугодных элементов. Но насколько отличались условия содержания заключённых и ссыльных, можно судить хотя бы из письма, в котором некий князь Оболдуев в 1569 году обращался к самому царю: «Почему мне не довезли продуктов, заказанных мною, а именно: лимонов – 2 пуда, вина – 3 ведра, рейнского иду – 2 ведра (я и не знаю, что это такое!), лосося вяленного – 3 пуда?» В годы Опричнины сооружение тюрем считалось невыгодным, потому более экономичным для государевой казны способом наказания являлась ссылка. Наказанный человек мог позволить себе охоту, рыбалку, занятие сельским хозяйством и даже обзаведение семьёй. Даже в более поздние времена имперское правительство, сослав шизофреника Ленина в Шушенское, позволило ему обзавестись не только ружьем, но и Крупской. Надежда Константиновна потом вспоминала, что эти годы напоминали идиллию. Увы, Советской власти оказалось недостаточно лишить человеческое существо родины, семьи, положения и работы; его следовало запугать, принудить выполнять наиболее унизительные обязанности, довести до сумасшествия посредством голода и холода, мошкары и искусственных унижений со стороны часовых, надсмотрщиков и уголовников.
Ближе к обеду прибывших выстроили на плацу и заставили присесть. Вокруг расставили усиленный конвой с овчарками.
-- Вы обвиняетесь в самом тяжком преступлении, -- объявил знакомый капитан. – Это – измена Родине. Теперь вы обязаны работать так, чтобы в аду стало жарко, и сдохнуть, чтобы не портить воздух.
Началось распределение: кого отправляли в Кунгур, кого в Пермь, иных -- в Вишеру, Красновишерск, Ежово, Чердынь, кого - в Кудымкар или Березники… Ивана с десятком других несчастных отправили в Пильву – наиболее глухое место, где в радиусе 250 километров не встретить ни одной живой души, кроме волков и зеков. Офицеры могли туда попасть только по распределению после учёбы или за какие-либо проступки. Если попал служить в Пильву – можно было навсегда позабыть о прошлом, о мечтах и планах на будущее. Это была такая глухомань, что некоторые, узнав о том, что предстоит там служить, стрелялись или вешались, полагая, что жизнь все равно закончена. Нескончаемые болота, грязь на территории зоны, прокуренные и загаженные камеры, вонючие бараки, оплёванные и заляпанные спермой вышки часовых, грубость и торжество пролетарского хамства… Перспектива видеть до конца своих дней лишь тайгу и зеков не могла прийтись по сердцу ни одному здравомыслящему человеку.
Но во всяком правиле существуют свои исключения. Подобным исключением являлся начальник лагеря в Пильве, подполковник Павлов. Он любил те места и, что самое удивительное, любил свою работу. Уроженец украинского села, он изо всех сил пытался оттуда вырваться. В революционные годы, когда в стране царила неразбериха, он сменил фамилию «Павленко» на «Павлов» и примкнул к большевикам, вступив в ряды Красной Армии. Это был 1918 год. Тогда партия, совершившая переворот, была заинтересована в росте армии и делала всё для того, чтобы поднять престиж красноармейца. С этой целью правительством был издан декрет «О национализации женщин дворянского сословия», дополненный вскоре декретом «О национализации детей дворянского сословия». Наряду с проводимой политикой «красного террора» эти декреты открывали широкие перспективы перед людьми, обладающими в достаточной степени бессердечием, жестокостью, наглостью, в то же время при отсутствии интеллекта. Проявив себя как человек смелый и непримиримый к врагам пролетариата, красноармеец мог надеяться на взлёт по карьерным ступеням, поощрения и выслугу. Павлов проявил себя даже чересчур: там, где требовалось только арестовать попа, он разрушал храм и арестовывал не только священника, но и половину прихожан; выполняя приказ о национализации графского поместья, он отнимал имущество и у бывших слуг; участвуя в сборе продовольственного налога, он обчищал крестьян до последней нитки. Несмотря на то, что при этом он многих калечил, расстреливал и насиловал, партия его хвалила. За большие заслуги его направили в офицерскую школу, откуда он спустя год вышел в звании лейтенанта.
То было страшное время, когда мутные волны политических событий легко превращали богача в нищего, человека свободного и жизнелюбивого – в раба или труп, безродных евреев – в уважаемых товарищей Троцкого, Свердлова, Кагановича или Ленина. Они, хорошо разбираясь в истории, усвоили теорию имперского строительства, развитую ещё Иоанном Грозным, и уроки Великой Французской революции конца 18 века. Суть теории состоит в том, что в тебе, строителе империи, должно быть развито великое чувство, которое в славянском мире всегда двигало горами – чувство неутолимой зависти. И если уж ты пришёл к власти, так постарайся окружить себя людьми, которые поглупее тебя, а умников истребляй или отодвигай на второстепенные роли. И, согласно незабываемым урокам товарищей Робеспьера, Марата и Гильотена, никого не жалей. Тогда все окружающие станут тебя бояться, уважать и слушаться.
Для того, чтобы разрушить всё старое не только в плане материальном или политическом, но и духовном, следовало создать концентрационные лагеря, в которые планировалось высылать всех неугодных, кого не коснулись красноармейские пули. Как уже говорилось выше, первые заведения такого типа появились в 1918 году под Тулой и Казанью. Вскоре сеть лагерей, благодаря Дзержинскому, разрослась до умопомрачительных размеров, так что могло создаться впечатление, будто вся страна только и состоит, что из лагерей и заключённых, а дети рождаются лишь для того, чтобы вскоре занять их место за колючей проволокой. Кто-то спросил у председателя ЧК: «Что вы станете делать с лагерями в том случае, если классовые враги закончатся?» Тот улыбнулся: «Если закончатся классовые враги рабочих и крестьян, враги народа, враги партии… Нет, они никогда не закончатся, потому что революция перманентна, а значит, перманентны и враги.» Так теория имперского строительства дополнилась доморощенной теорией перманентного истребления народов.
продолжение здесь: http://planeta-knig.ru/shop/972/desc/prokljatye
Свидетельство о публикации №217010201227