Честная Лёля

 ВЛАДИСЛАВ КОНДРАТЬЕВ

                ЧЕСТНАЯ ЛЁЛЯ
                небыль

      Сельское застолье, по случаю приезда к родным брата Ладо, в самом разгаре. За богато накрытым столом почётным гостем восседает брат Ладо (хозяйка дома – двоюродная сестра Лёля – называет брата, как привыкла в детстве, братиком), царит хозяйка – Лёля, наслаждается яствами муж Лёли – простой сельский парень с типично сельским именем Эдвард (Лёля как-то призналась братику Ладо, что имя Эдварда сыграло немаловажную, чуть ли не решающую, роль в том, что именно он и стал её избранником), посильно участвует в пиршестве родной брат Лёли – Лёлик, а дядя Барыс, пришедший несколько позднее того, как началось застолье, как обычно, громко и велеречиво выступает на самые разные, интересующие его темы, полагая, что если что-то интересно ему, то оно не может быть неинтересным другим. Приходится слушать. Правда, дядя Барыс – рассказчик интересный, недаром же его, мужчину на шестом десятке лет и очень интересного внешне, заинтересованно слушают, да и не только слушают, вчерашние школьницы (разумеется, совершеннолетия заведомо достигшие, а заведомо недостигшие – с неменьшим интересом только слушают, лелея мысли совершеннолетие поскорее достичь). Дядя Барыс этим очень гордится и хвастается, но хвастается умеренно, только чтобы слушающим стало всё ясно, но не более того.

      Дядя Барыс явился к застолью позже других по той причине, что обладает счастливой способностью выпить, совершенно не пьянея, такое количество водки, о котором другой может только мечтать. А то и мечтать не может.Дядя же Барыс не мечтает, а по возможности пьёт. При этом он, на следующий после возлияния день, совершенно не страдает похмельным синдромом, склонности к утреннему питью холодной воды не испытывает, молчалив и задумчив не бывает, от плотного завтрака не отказывается… Словом, бывает свеж и оптимистичен, как молодой огурец, хотя уже и не зелен. Давно не зелен. Дядя Барыс приехал из города (с племянником Ладо он живёт в разных городах) к брату Мишико – отцу Лёли и Лёлика. Мишико, вместе с женой, матерью и отцом жены, перебравшемся на юг после Чернобыльской трагедии, живёт в большом доме, там же живёт, пока присматривается для покупки в городе квартира, Лёлик, а Лёля, выйдя замуж за Эдварда, переселилась в новоотстроенный дядей Мишико дом, где и накрыт сейчас стол по поводу приезда братика Ладо.

      Дяде Барысу с братом Мишико, разумеется, интереснее, чем с молодыми, но брат Мишико, хоть и крепок в бражном состязании, но до старшего брата Барыса ему далеко. Вот и сегодня, они засели с утра за водкой под обильную закуску, дядя Барыс ещё разогреться как следует не успел, а дядя Мишико уже лыка не вяжет. Правда, Мишико отнюдь не слаб, алкогольный удар держать умеет, но куда ему до Барыса. Держал Мишико удар, держал, но и Мохаммед Али падал от ударов, например, 8 марта 1971 года[1]. Правда, Мохаммед Али, хоть и падал, но поднимался, а вот дядя Мишико, как упал, сражённый мощным алкогольным ударом, так и остался лежать.

      Дяде Барысу стало скучно и он вспомнил, что племянник Ладо, вместе с Лёликом, отбыл к Лёле.

      Сделав из этого факта соответствующий вывод, дядя Барыс принял единственно правильный вывод: нужно идти в гости к племяннице. Пришед к ней, он и обнаружил всю тёпленькую компанию за богато накрытым столом: жареные отбивные котлеты в количестве, явно превышающем возможности едоков справиться с ними в один присест; мясная нарезка в ассортименте; сырная нарезка в ассортименте – скорее для украшения стола, чем для удовлетворения аппетита; дичь, хоть для неё сейчас и не сезон; жареная курица; разнообразные салаты; овощи и фрукты в обилии; икра красная и чёрная; и, особый шик, варёная осетрина; водка – в бутылках с запотевшими, как оно и положено, боками; батарея пивных бутылок – простой парень Эдвард пиво любит страстно и придерживается принципа, что если на столе есть всё, что душе угодно, то обязательно должно быть ещё “и пыво”.

      Обилие продуктов на столе у хлебосольных Лёли и Эдуарда понятно. Мишико, брат Барыса, занимает должность заместителя председателя колхоза, но рулит в колхозе, заправляет всеми делами и за всё в ответе именно Мишико. Злые языки поговаривают, что именно этим, а не природными прелестями Лёли, объясняется факт женитьбы Эдварда на дочери заместителя председателя колхоза. Впрочем, те же злые языки поговаривают, что Эдвард и сам – парень не промах, далеко не промах и то, что их дом – полная чаша, объясняется нечистоплотностью в делах рядового колхозника Эдварда, а также и тем, что тесть своему проворному зятю беззастенчиво потакает. А виной всему, как всегда, Советская власть с её всеобщим обязательным средним образованием, из-за которого любой в Стране Советов знает принцип, изложенный в бессмертной поэме Александра Сергеевича. Не того Александра Сергеевича, что памятник себе нерукотворный воздвиг, а того, который отправил своего умного героя к тетке в деревню, в глушь – в Саратов.

      С другой стороны, есть же принцип презумпции невиновности, гласящий, что не пойман – не вор. А это, я вам скажу, юридический принцип. Да и то: не всему же, что люди болтают, верить. С другой стороны, люди зря не скажут.И не бывает дыма без огня. Словом, вопрос о том, кем является простой колхозник Эдуард: оборотливым трудягой или нечистым на руку жучарой, – остаётся открытым.

      На все эти разговоры, да толки с перетолками, Лёля нимало не обращает внимание. На каждый же роток не накинешь платок. Лёле не до праздных разговоров. На её плечах забота о двух славных отпрысках: Эдварде младшем (Эдвард – это светское имя, в крещении Эдвард носит другое, такое же простое сельское имя – Тэодоро) и славной крошке Ирэне. Ирэну едва не назвали красивым заморским именем – Лолита, но бабушка Лёли – баба Хэльга, наотрез отказалась признавать правнучку, если её назовут собачьей кличкой, да к тому же ещё и иностранной: как раз в то время, что родилась будущая Ирэна, в доме дяди Мишико поселилась славная собачка японского (или – китайского, словом – дальневосточного) происхождения по кличке Лолита. И маленькую Ирэну собачьим именем не назвали. Словом, чтение Набоковского романа осталось без последствий для будущего Ирэнки маленькой.

      Мнение Лолиты, как водится, не спросили. Интеллигентная и деликатная Лолита (или – просто Лола, а когда не вовремя подвернётся под ноги – то и Лолка) со своим мнением никуда не лезла, ни к кому не приставала. Так оно и осталось непрояснённым: то ли обиделась малюсенькая собачка, что её имя не подошло Ирэне, то ли обрадовалась, что она осталась единственной Лолитой (Лолой) в семье. Лолита отличалась одной странностью: когда она находилась в доме и в него заносили только что вылупившихся цыплят или утят, то Лола, как заботливая мамаша, начинала о маленьких жёлтеньких комочках трогательно заботится и ревностно их охранять, но стоило выпустить Лолиту во двор, как на те же маленькие комочки она начинала охотиться и весьма эффективно, успевая задушить за несколько мгновений едва ли не по два десятка малышей, за что получала от бабы Хэльги по голове тем, что под горячую руку бабе Хэльге попадалось. Чаще всего под руку попадалась штыковая лопата, деревянная ручка которой и опускалась на бедную голову безропотной Лолы.

      Баба Хэльга очень расстраивалась, когда приходилось охаживать Лолу: и потому, что бедная собачка принимала побои безропотно, даже не пытаясь увернуться от ударов, и потому, что жалко было Лолитиной добычи, – задавленных цыплят или утят. Но вместе с тем и радовалась, что достаётся собачке Лолите, но не правнучкиной тёзке.

      – А если бы дитя назвали бы собачьим именем, то или пришлось бы бить тёзку правнучки, или не наказывать прошкодившуюся собаку, – не раз говаривала баба Хэльга, облегчённо вздыхая от того, что удалось отстоять ребёнка и не позволить появиться в семье людям с собачьими кличками. Другое дело – животные с человеческими именами. Сейчас двор охраняет пёс Бетховен. До Бетховена сторожевых собак звали Мухтарами. Что, Мухтар – это собачья кличка? Мухтар – это пёс из фильма с Юрием Никулиным?Так я вас спрошу: а пёс Мухтар получил имя какое? То то и оно[2]. А до эры Мухтаров сторожевых собак звали Джульбарсами.

      Эдвард младший за застольем присутствует, но постоянно елозит на стуле, иногда, соскользнув с него на пол, убегает во двор, но, не найдя ничегодля себя интересного и там, на кухню возвращается. Малютка Ирэна покорно сидела на материнских руках, пока сон не сморил её; Лёля унесла и уложила дочь спать, а сама, вернувшись за стол, принялась активно навёрстывать упущенное, уплетая подряд всё, чем был накрыт и украшен стол.

      Эдвард старший сидит, довольно развалясь, на стуле. Он доволен собой, женой, детьми, своим домом – полной чашей, накрытым столом. И немудрено: жена – красавица, дети – здоровы, сыты, одеты-обуты, в доме – мягкая мебель, цветной телевизор, видеомагнитофон, газовая плита, стиральная и посудомоечная машина… Ещё одна машина – советская автомобильная классика – стоит в хорошо оборудованном гараже. В хорошо оборудованном свинарнике – похрюкивают сытые, здоровые, довольные жизнью, свиньи. В хорошо оборудованном птичнике – гогочут, квохчут, курлыкают, согласно птичьей своей природе – гуси, утки, куры, индюки, индокуры, индоутки…

      Да, главе семейства – простому сельскому парню с простым сельским именем Эдвард – есть чем гордиться, есть от чего возгордиться. Эдвард и гордится – полнится чувством, что жизнь удалась.

      А ещё Эдвард подумывает взять пару-тройку бычков для откорма. А что, повозиться стоит, доход бычки принесут немалый. Только успевай поворачиваться, не ленись, как эти – городские.

      Эдвард не только горд собой, горд своим подворьем, горд своей семьёй, Эдвард, особенно не скрывая, презирает городских, например, брата Ладо. Лёлин брат Ладо – Эдвару шурин, и он, Эдвард, хоть и простой сельский парень, а не городской фрукт, как, например, литератор Агапёнов, но глупость, проявленную им в разговоре с Максудовым, никогда не допустит[3].

      Эдвард не то, чтобы недолюбливал шурина Ладо, но, как и положено сеятелю и хранителю, относился свысока к Ладо, так как тот, во-первых, был городским, а, во-вторых, хоть и закончил государственный университет, но таким домохозяйством, как у простого сельского парня Эдварда, не обременённого излишним, кроме обязательной десятилетки, образованием, не обладает.

      Дядя Барыс, хоть он и родился не в городе, тоже не пользуется особым уважением Эдварда. И немудрено, ведь Барыс, ещё не достигнув совершеннолетия, уехал в город на учёбу, оттуда был призван в ряды Вооружённых Сил СССР, после увольнения в запас вернулся туда, откуда был призван, то есть в город. Там и прижился. Словом, Барыс – не колхозник, а это для Эдварда всё равно, что признание в неполноценности.

      Как бы в подтверждение мнения Эдварда о дяде своей жены, Барыс, который не устаёт подкрепляться снедью, заедая водочку, жалуется на городскую жизнь и судьбу-злодейку. И эти жалобы бальзамом (или – елеем, Эдвард не особенно в этом разбирается) льются на душу простому сельскому парню.

      Жалобы дяди Барыса понятны: воруют. Дядя Барыс так прямо и говорит, что у них на заводе все – воруют. Все. Уже весь завод разворовали. И всё не унимаются. Дядя Барыс сел на своего излюбленного конька: свою кристальную честность и чужую нечистоплотность, – и понятно, что с этого конька он теперь долго не слезет. Дядя Барыс, разгорячённый водочкой, говорит долго и страстно. Красноречиво вещает о чужой нечестности.

      – Так ведь всё можно разворовать, всю страну, – горячится дядя Барыс.

      Эдвард, видимо, наскучив слушать жалобы дяди Барыса, кривенько ухмыляется и говорит:

      – А что же ты, дядя Барыс, теряешься? Нужно пользоваться моментом и прихватить что-нибудь для себя.

      – Не так я воспитан, – отвечает дядя Барыс, – для меня честь – не пустое слово. Да и что я могу утащить? Никому ненужные железки?

      – Да, – встревает в разговор жующая Лёля, – я с дядей Барысом полностью согласна: честь – прежде всего. Для меня люди, хоть в чём-то нечестные, совершенно не существуют. Я считаю так: нужно быть честным. Всегда и в любых обстоятельствах. Вот я, например, лучше с голоду сдохну, но куска ворованного в рот не возьму.

      И с этими словами Лёля подцепляет очередной кусок осетрины и отправляет его в честный рот. Лёля с наслаждением жуёт а в глазах Ладо появляется нехороший огонёк, когда он смотрит на честную Лёлю. Брат Ладо не любит громких фраз, нарочитых поз и всякой показухи. Из скупых рассказов маминой мамы – бабули – он знает, что в голод 33-го года (бабуля называет голод голодовкой) в их семье из десяти человек умерли пятеро: бабулин отец, трое бабулиных братьев и сестра – Леночка. Осталась в живых бабулина мама, двое, не считая самой бабули, сестёр и брат. Поэтому разговоры о голоде Ладо не считает праздными. Особенно неприятно слушать Лёлины разглагольствования, так как Лёля из семьи, которая не то, что голода, недостатка в чём либо никогда не знала.

      А Эдвард, даром что простой колхозник, но чертовски наблюдательный малый, бросив, уже не в первый раз, взгляд на помалкивающего шурина Ладо, заметил в его глазах некий огонёк и правильно его истолковав, подмигнул шурину, дескать, смотри, сейчас я свою благоверную разыграю, устрою “шо мас го он”[4], вдруг резко перебил жену и голосом, ехидным и не допускающим возражений, громко заявил, обращаясь к Лёле, но при этом кося взгляд на Ладо:

      – Лёля! Вот, ты говоришь, что куска ворованного в рот не возьмёшь…

      Тон, с которым говорил Эдвард, не предполагал ответ, но Лёля нашла необходимым, задержав вилку с куском янтарной осетрины у рта, отозваться, перебив мужа:

      – Да, я сказала, что лучше с голода сдохну, но куска ворованного в рот не возьму. Я так сказала и от этого не отрекусь. Так воспитана.

      И приготовилась, наконец-то, положить осетрину в рот, но не успела, так как Эдуард властно продолжил:

      Так вот знай, моя честная, благовоспитанная жёнушка, что всё, в том числе и осетринка, которой ты намерилась закусить, всё, что стоит на этом столе, всё, что есть в нашем доме, всё, что хрюкает, кукарекает, квохчет, гогочет на нашем подворье, словом, всё, что у нас есть – я украл в колхозе. Всё. Я. Украл. В колхозе. Абсолютно. Всё.

      Понятно, что в этот момент за столом наступила тишина, которую принято называть мёртвой. Рука с вилкой, на которой так аппетитно янтарём отсвечивает кусок осетрины, застыл у честного Лёлиного рта. Вытаращив честные глаза на мужа, Лёля не знает, как реагировать на заявление мужа и что делать. Если муж сказал правду, то, в соответствие с воспитанием и заявленной жизненной позицией, Лёле надлежит с презрением к нечестности отбросить кусок ворованной осетрины. С другой стороны, не всему же нужно и верить. Тем более, что осетрина, уж вы мне поверьте, чудо как хороша.

      Честность, в связи с заявленными принципами, заставляет умереть от голода, но как куском не соблазниться, коль скоро доподлинно неизвестно, что он ворованный, а разыгравшийся аппетит заставляет игнорировать признание Эдварда. Муж и жена – одна Сатана (кстати, почему одна, ведь Сатана – не одна, а один, прочитайте хоть “Мастера и Маргариту”?), но это не означает же, что если муж городит за столом невесть что, то жена обязана остаться голодной за богато накрытым столом. Правда, Лёля отнюдь не голодна, до того, как добраться до осетрины, она порядком подзаправилась, но осетрина в этот раз – действительно, чудо, как хороша. К тому же, когда идёт разговор о голодной смерти, то осетрина как-то мало подходит для таких разговоров. Нет, случаи, когда именно осетрина сопрягалась с голодом, и, даже, голодной смертью, истории достоверно известны. Взять, к примеру, Ивана Васильевича. Не того, что был Великим князем Московским по счёту Четвёртым, а царём, как принято считать, – Первым, того, который Максудову рассказывал про удалого буфетчика, который в самое отчаянное время спас артистов театра осетриной, а то все поголовно умерли бы от голода. Вот бывают же люди, для которых голод – это когда выйдешь к столу отобедать, а на столе – хоть шаром покати, ничего, кроме осетрины и нет. Ужас!

      У Лёли же за столом не так. А ещё и икра есть: красная и, даже, зернистая чёрная. И от всего этого отказаться, так как Эдварду приспичило признаваться… Ему приспичило вот он пусть… С другой стороны, что подумает брат Ладо? А что он подумает? И так ли важно, что он подумает? С ним вообще принят стиль общения – видеться не чаще раза в десятилетие. Ради брата и ради глупого принципа, так легкомысленно заявленного: сдохнуть с голоду, но ни куском краденного не соблазниться, – стоит ли жертвовать вкусной едой?

      Внутренняя борьба с самой собой у Лёли длится недолго. Вспыхнувшие румянцем стыда, от сказанного Эдуардом, щёки побелели и Лёля, игриво улыбнувшись брату Ладо, заявила:

      – Братик, не слушай Эдика, он шутит. И потом. У нас в колхозе осетры не водятся. Где бы Эдвард смог бы их украсть? И как? Да нет, это шутка. Глупая шутка.

      Но простой и вдруг решившийся на откровенное признание колхозник Эдвард напористо возражает:

      – Какие там шутки, жёнушка, я действительно всё это украл в колхозе.

      – Прямо-таки всё? – уточняет дядя Барыс, но в его голосе, вместо ожидаемого, после всего того, что понарассказывал он сам, осуждения, явно сквозят нотки и уважения, и восхищения: дом – полная чаша и это всё – украдено в колхозе! Не заработано, а именно – украдено?!

      – Всё! Буквально – всё!

      – Да нет! – повышает голос Лёля. – Не может быть! Хватит! Братик, не слушай их. Они водки напились. Вот и несут всякую чушь. Кушай, не бойся.

      И с этими словами Лёля, наконец-то, отправляет кусок злосчастной осетрины в рот. Но бес разоблачительства, вселившийся в Эдварда, не унимается и вороватый простой колхозник, решивший сам себя разоблачать, продолжает мучить жену:

      – Смотри, Лёля, как бы ворованная осетрина у тебя в горле не застряла.

      – Да ну тебя! Хватит! – уже без улыбочки, в сердцах, отзывается честная Лёля и закашливается, действительно, поперхнувшись осетриной.

      Да, тяжела судьба честного человека, куска осетрины ворованной съесть нельзя без того, чтобы тебя этим не укорили, а ты ещё и поперхнёшься вдобавок.


[1]8 марта 1971 г. в “Мэдисон-сквер-гарден” Джо Фрейзер уложил Мохаммеда Али на настил ринга в “Бое века” и единогласным решением судей выиграл бой, нанеся Мохаммеду Али первое в его карьере поражение. [2]Мухтар – от араб. muhtar (mu;ta;r) «избранный»: hara (;a;rа) «выбирать, отдавать предпочтение». [3]Литератор Агапёнов – персонаж произведения М. Булгакова “Театральный роман (Записки покойника)” – пыталсяпристроить на квартиру к Максудову (или кому-нибудь ещё) кооператора из Тетюшей, представляя его всем в качестве деверя. Но деверь – это брат мужа. Если тетюшанский кооператор Агапёнову деверь, то он – брат мужа Агапёнова. А между тем ни Максудов, ни сам Агапёнов даже не намекнул, кто является мужем Агапёнова (братом которого и является кооператор из Тетюшей). [4]The show must go on (англ.) – “Представление (спектакль, концерт, зрелище) должно продолжаться”.

© 02.01.2017 Владислав Кондратьев