что стоит за естественным законом гл. 6

                VI

Мы, наверное, хотели бы любить Бога, но как некое упрощенное понятие, вроде привычной и нестрашной «жизненной силы», наполняющей нас гордостью за величие вселенной, но не требующей от нас покаяния. Но если принять Христианскую доктрину во всей ее полноте, то Бог страшит нас своим могуществом. И если мы не хотим играть в Христианство, а стать настоящими его последователями, нам нужно перестать тешить себя самообманом, что Бог добрый и, что бы мы ни сделали, Он всегда нас простит. Вселенная, как Его творение, поражает  своим величием и страшит неизведанностью. Нам кажется, что она враждебна человеку, как и окружающий мир несправедлив к нему. Однако сам этот страх говорит об очень многом, что дано человеку. Он есть подтверждение, что человеку открыт мир высший справедливости в горнем мире его Содателя, которого человек, переполненный своими предрассудками, страшится, иначе, из чего бы мы заключили, что мир несправедлив и агрессивен, если в нем изначально никогда не было ни добра, ни зла? С чем бы мы сравнивали сегодняшнюю агрессивную и несправедливую к нам вселенную, как пространство оккупации ее злом, если бы понятий добра и справедливости не существовало вовсе? А если мы все-таки сравниваем мир с понятиями добра и справедливости, значит, они все же существуют где-то вне вселенной, поскольку сейчас сама вселенная пребывает не в своем истинном первозданном свободном от греха состоянии, а напротив, в извращенном, порабощенном злом. Каким образом она возродится, когда «возлягут рядом лев с ягненком», мы не знаем, сам механизм ее очищения нам неведом, но у нас есть смутное представление об этом, к которому мы стремимся, не будучи даже в состоянии объяснить себе свое стремление к нему. Ведь если все было бы действительно бессмысленно, и в человеке не было бы заложено стремления к высшему, то все его действия, что бы он ни совершал, были бы одинаково бессмысленны, ну какая в самом деле разница, чем человек занимается вне этого стремления, собирает марки, или путешествует, осматривая достопримечательности, или ходит в оперу и на балет?   Но у человека есть смутное представление о справедливости, иначе, с чего бы я решил, что все окружающее меня бессмысленно? Если бы все было бессмысленно, то имеет смысл хотя бы моя идея справедливости, исходя из которой я и сужу о бессмысленности и несправедливости окружающего меня мира. Таким образом, сам страх перед агрессивностью Вселенной и сознание ее несправедливости уже содержит тот позитивный момент, что у нас есть некое представление, существующее в неком отдаленном пространстве,  за пределами вселенной, которое для нас несомненно. Его существование становится для нас несомненно, раз мы приходим к нему, как к мерилу наших оценок окружающих мерзостей бытия, заставляющего нас не признавать их некой безусловной данностью, как абсолютное вселенское зло, имеющее даже более стойкие основания в мире, чем добро, которого мы нигде не видим.
Почему в современном мире зло имеет такую власть над всем, вопрос непростой, поэтому, если мы хотим ответить на этот вопрос сразу, у нас ничего не выйдет, потому и искать простые ответы на сложные вопросы бессмысленно. Нам хотелось бы, открывая для себя ответы на все жизненные вопросы, чтобы эти ответы были просты, чтобы Христианство, открывая глаза человека на Истину, тоже было бы просто, поскольку простота прекрасна сама по себе, и еще потому, что все гениальное просто. Как будто Христианство – не откровение духа, а нехитро выдуманная сказка! Христианство невозможно изобрести, поскольку оно есть порождение самой жизни, и несет в себе отпечаток той жизненной неоднозначности и глубины, которая не исчерпывается 3-4 житейскими советами, и прописными истинами, и которое невозможно усвоить легко и быстро, как сосиску на футбольном матче.

* * *

Еще раз попытаемся проанализировать различие Христианского взгляда на мир и то, что проповедует нам Пантеизм.
Христиане считают, что мир был хорош и совершенен, но сбился с пути, пантеисты (к ним относятся и буддисты) – то, что в мире действуют 2 одинаково могущественные силы – добра и зла, действующие на равных  и независимо друг от друга. Вторая точка зрения именуется также дуализмом. Против последнего воззрения есть то возражение, что никто не любит зло само по себе, зло есть лишь средство в достижении хороших целей  (старый, как мир, лозунг о том, что цель оправдывает средства). Тогда мы приходим к выводу, что добро и зло не равнозначны, а что добро является, так сказать, топливом для греха. Зло эксплуатирует добро, тем самым обретая иллюзию самости. Без первой силы вторая оказалась бы бесплодной. Тогда получается, что первая сила, добро, - истинная, а вторая, зло,  которая ей противится, восстав на нее, – производная, ее существование не истинно, оно обретает плоть и кровь, только манипулируя с добром, захватывая добро для достижения своих корыстных целей. В какой-то степени, Христианство согласно с дуализмом, что мир в состоянии войны, и зло и добро в нем сражаются почти на равных, мир – это арена борьбы, где хозяйничают оккупанты, но принципиальное отличие христианской точки зрения от дуалистической, все же, в том, что зло получает силу не самостоятельно, а от силы добра, без которого зло не имело бы самостоятельного существования. Т.е. существование зла – это только видимость существования, позитивного содержания зло не имеет, оно есть танцующая иллюзия, тщащаяся придать себе статус самостоятельности, вновь и вновь вступая в противоречие с заповедями, данными христианам в Библии.
Как же так вышло, зададимся еще раз вопросом, что сила зла восстала на добро, и как это попускает Бог? Ключевое понятие, лежащее в ответе на этот вопрос, - свобода воли. Наличие свободной воли подразумевает и свободу выбора, а значит, и возможность отступить с путей добра, предпочесть собственную волю – воле Всевышнего. Но Бог это попускает, т.к. без свободы воли в этом мире невозможно ничего великого и значительного. Без свободной воли было бы невозможно добровольное искупление и жертва. Представим себя на минуту в роли воспитателя, желающего научить своих воспитанников добру из-под палки, который все им запрещает, желающий чтобы они выполняли только его волю. Но тогда процесс обучения добру обессмысливается, ибо его воспитанники следовали бы не своей воле, а воле учителя, т.е. моей, а выбор, делать хорошо или плохо, все равно, остался бы за воспитанниками уже за пределами учебного заведения, и я, как учитель, не смог бы знать, что они выберут, добро или зло, т.к. все время их обучения лишал их свободы этого выбора, и они в результате делали не свой выбор, а мой. Богу важна именно наша жертва, поэтому он, оставляя нам свободу воли, оставляет выбор за нами, только тогда наша жертва имеет смысл. Отсюда и почва для всего существующего зла в современном мире. Она возникает из того, что прародитель греха, отец тьмы, уже сделал свой выбор, предпочтя себя Создателю, и он тянет за собой все новые и новые шеренги своих последователей, желающих завоевать этот мир, пожирая все, что в нем существует хорошего, стремясь к абсолютной власти, и именно это предпочтение себя, желание жить  как боги, т.е. утверждать себя равно могущественными Богу и породило все болезни сегодняшнего мира – войны и преступность, проституцию и наркоманию и все прочее, что вступило на ложный путь, ведущий к иллюзорному горизонту, где брезжит самостоятельность вне Бога. Миражу этого мира есть название в человеческом языке, это название ад. Ад – это иллюзия самости, предпочитающей  существование по своей воле, - жизни по воле Бога, отречение от которого только и дает саму видимость этого существования, без подлинной сути. Т.е. такое бытие лишь иллюзия существования, оно внутренне пусто, лишенное какой бы то ни было позитивной основы, вне требований внутреннего морального закона. Это так же абсурдно, как если бы человек отрезал свои конечности, данные ему родителями, и встал бы на протезы, сказав, что они ничем не хуже живых рук и ног, потому что он сам смастерил их, а он ведь ничем не хуже Бога. Но понятно, что никакие протезы не смогут соперничать в совершенстве с живым человеческим телом, которым нас одарил Создатель. Другое дело, что порождение человеческой гордыни – войны, время от времени отбирают у множества людей их конечности и это живая иллюстрация нарисованной нами только что воображаемой картины.
Как я писал выше, чем более прекрасно, могущественно и свободно создание, тем ужаснее его падение. В книге Бытия павший ангел говорит людям, что они станут как боги, т.е. сделаются некими Самоделкиными  без первенства Бога, как их Создателя. Последовав совету, человек получил изгнание и все сегодняшние беды. Поэтому в Христианстве – нет страшней греха, чем гордыня, заставляющего подменить людей свою истинную сущность на ложную. Потому, если многие другие грехи, скажем, трусость, зависть, любостяжание, ненависть и пр, и пр. приходят к нам через наше человеческое естество, т.е. имеют материальную природу, то грех гордыни, имея природу сугубо духовную, передающуюся людям непосредственно от прародителя зла, исходит напрямую из ада. Человек создан Богом, как существо, черпающее свою жизненную силу от Бога. Поиски иных источников силы обречены на провал. Ибо Бог создал нас такими, как мы есть, и мы не можем переродиться, изменив свою сущность, точнее, мы можем попробовать дать себе ее видимость, но без раскаянья это рано или поздно приводит человека прямиком в ад.
После изгнания из Эдема Бог оставил людям совесть, светлые мечты, переселил из Египта богоизбранный народ, и наконец, дал пришедшего в мир Мессию. Христос провозгласил прощение чужих грехов. Такое мог провозгласить либо авантюрист, либо истинный Бог. Потому что никому из смертных не взбредет в голову прощать чужие грехи, ибо тогда он сам должен быть безгрешен. Но формальное соблюдение иудейских обрядов не давало безгрешности. Не даром Иисус, видя истинную сущность фарисеев называл их гробами, которые внешне красивы, а внутри полны нечистот. Поэтому не нужно называть Христа великим моралистом, потому что именовать Себя сыном Божьим мог только истинный Бог, который исцелял больных и убогих, оживлял мертвых, умножал хлеба и вино, прославив Себя множеством чудес, поэтому и считать себя простым моралистом он не оставил нам никакой лазейки.