Пряник

                (Рассказ-быль из цикла "Это было давно")

Новый год приходил в один из хуторов Минераловодского района, Ставропольского края со снежными метелями и морозом, но его всегда ждали с особым волнением. Несмотря на послевоенное время, он собирал всех, от мала - до велика в просторной, единственной для этого населённого пункта начальной школе. Этот праздник считался самым важным и интересным после Пасхи, которую хуторяне так же отмечали с искренней радостью и размахом.

Раньше всех начинали собираться "на ёлку" сельские девушки. Задолго до этого они длинными декабрьскими вечерами занимались рукоделием – вязали воротнички для нарядных платьев, вышивали блузки, кроили юбки и сарафаны. А чтобы было веселее, собирались вместе, по очереди переходя из одного дома в другой.

В особом почёте у них была тётка Марфа, которая жила с малолетним единственным сыном в просторной, обособленно стоящей избе. А оказывали ей честь не только из-за спокойного, доброжелательного характера, но и потому, что у неё была немецкая швейная машинка «Зингер». Вот и бегали к ней девки построчить себе обновки, на что так беден был их гардероб в послевоенные годы. 

Марфа была кроткого нрава, всегда добродушно посмеивалась, а голубые глаза так и светились добротой. Она всем разрешала шить на её машинке, которую несколько лет назад выменяла в городе на поросенка. За услуги она никогда ничего не брала, но ей всё равно приносили - кто сахару, кто свежего мяса, а кто только что испечённого хлеба или парного молока. Перед праздниками собиралась даже очередь. И тогда Марфа сама садилась за работу и помогала девкам. Шила до поздней ночи, улыбаясь невинным девичьим шуткам и доверительным рассказам.

Рядом с её хатой стоял дом Бокатых, у которых была большая и дружная семья, а хозяйка приходилась ей родной тёткой. Самая молодая из семьи - Надя. Ей недавно исполнилось двадцать лет. Невысокая, ладненькая, с гладко зачесанными русыми волосами; голубыми, как небо, глазами; очень стеснительная и робкая, Надя с раннего детства была приучена к сельскому труду и тяжёлому быту. Доить коров, полоть огород, носить воду из речки, топить печь, варить обед, стирать бельё - это далеко не полный перечень её домашних обязанностей. 
Как только наступала весна, и таял снег, громкий голос колхозного бригадира извещал под каждым хуторским окошком о начале общественных полевых работ. Значит, к домашней работе прибавлялась ещё и колхозная. Девушки работали наравне со взрослыми: и в поле, и с лошадьми, и на ферме – куда давали наряд, туда и следовало идти. Родители Нади тоже трудились в колхозе от зари до зари. Образование получить не пришлось. Девочка вместе со своей неразлучной подружкой Веркой, так её все называли, и другими сельскими ребятишками ходила в детстве в школу за пять километров в другое село, но закончила всего четыре класса. Слишком быстро изнашивалась обувь, которую купить было не за что – колхозных трудодней едва хватало на прокорм семьи да домашнего скота. Длинный путь в школу и обратно запомнился особенно. В дырявые ботинки постоянно просачивалась ледяная вода, и ноги становились холодными и рябыми от влаги. По вечерам крутили коленки и все суставы. Девочка плакала, а бабушка растирала их керосином и укутывала шерстяным платком. Подрастая, Надя со старшей сестрой Дусей пасла овец, коров, ухаживала за свиньями и утками и всю работу делала не хуже взрослых, была быстрой и смышлёной. Так и жила с родителями, познав с детства все тяготы жизни.

Новогоднее платье для Нади получилось особенно красивым. В нём она выглядела настоящей Золушкой. Марфа перекрестила её и сказала:
- Надэжка, в таком платье без жениха не возвращайся!
Девки хохотали, а Надя, потупясь, сказала:
- Я постараюсь, Марфуша!

Наконец наступил новогодний праздник. Ёлку установили в большом школьном коридоре. Праздновали в две смены: с утра – дети, а к вечеру – взрослые.   
У школьников закончилось праздничное мероприятие днём: весёлые и счастливые они шумно возвращались из школы с яркими хрустящими пакетами, наполненными невиданными солнечными апельсинами, душистыми краснобокими яблоками, орехами - результат стараний колхозного председателя. Калейдоскопом разноцветных фантиков радовали глаз шоколадные конфеты, такие же недоступные детям того времени, как и многие другие радости – игрушки, книжки, кино.

После захода солнца к школе потянулись нарядные девушки-хохотушки; шумно проследовала по улице толпа хуторских хлопцев; под ручку заспешили молодые семейные пары; проехали на повозках более старшие жители - в меховых полушубках, каракулевых шапках, цветастых шалях. Хутор ожил: лаяли собаки, громко переговаривались соседи, где-то слышались песни. Все спешили занять места в зале и увидеть что-то необычное и радостное.

На празднике было весело и жарко. В центре коридора стояла настоящая лесная красавица-ёлка. Бумажные флажки, цепочки и фонарики рябили в глазах. На ёлке висели блестящие шары и гирлянды, лежал ватный снег, а на макушке горела красная звезда! Внизу под ёлкой, в ватном сугробе, устроились всеми любимые игрушечные Дед Мороз и Снегурочка. На полу рассыпаны конфетти – кто-то уже успел выстрелить из хлопушки. Вокруг ёлки было много места для хоровода и танцев. Вдоль всей стены от входной двери стояли парни и девушки. Люди постарше проходили к стоявшим в глубине коридора длинным скамейкам.

Надя с Веркой стеснительно жались к стене, но сразу было видно, что они долго и старательно собирались на праздник: новые ситцевые платья с кружевной отделкой ручной работы и выбитыми воротничками вспучивались широкими колокольчиками. Перехваченные поясами с разноцветными пряжками талии казались трогательно тонкими и гибкими. Волосы красиво уложены. У Нади длинная коса обвивала голову, а у Верки вились кудри после бумажных бигуди, мешавших спать всю ночь. Девушки даже умудрились использовать природную косметику – угольком подчернить брови и ресницы, рисовой мукой припудрить веснушки.

Сначала выступил колхозный председатель с краткой поздравительной речью, затем его сменил хор ветеранов, исполнивший народные песни. Школьная учительница читала стихи Некрасова и Тютчева. После небольшого перерыва настало время танцев. Стало шумно, заиграла звонкая гармошка. Вокруг ёлки закружилась молодёжь.

- Надя, Вера, идите в круг! – приглашала одна из подруг. И девушки влились в общий хоровод, подпевая «В лесу родилась ёлочка…».
Танцевали долго, не чувствуя усталости и не замечая времени. Гармонь то "выговаривала  страдание", то "чесала" лихой гопак.

Гармонист – молодой, стройный парень Гаврил, с волнистым чёрным чубом и светло - карими глазами, белозубо улыбался и не поднимался со своего стула уже больше часа. Он появился в хуторе недавно. Прибыл по распределению Георгиевского училища как молодой специалист – ветеринар. Жил на квартире у одинокой старушки; ходил в гимнастёрке, оставшейся после недавней службы; через плечо носил специальную сумку с синим крестом. По долгу службы ездил на бедарке с впряженной лошадью,чем вызывал особый интерес у сельских девушек и молодиц.
О нём, как о потенциальном женихе, говорили в семьях, где были девки на выданье. К нему присматривались, всё больше проникаясь уважением, так как парень не курил, не пил, был рассудительным и немногословным. Без его помощи хуторяне потеряли бы много скота и птицы – в любое время дня и ночи за ним приходили, приезжали, и он никому не отказывал. От ветеринара пахло карболкой и целым букетом других  лекарств.

Но, кроме известных достоинств, однажды все узнали, что он - прекрасный гармонист. Гаврила приглашали на свадьбы и все хуторские праздники; по вечерам он выходил к речке, где собиралась молодёжь и играл всё, что заказывали – песни, пляски, частушки. После каждого такого гуляния, парень находил в карманах любовные записки, девичьи платочки с личными вензелями, цветы и другие предметы для привлечения его внимания. Но Гаврил был равнодушен ко всем и только при виде одной девушки, которая довольно редко приходила на гуляния, он смущался и становился еще молчаливее, но сердце его сладко замирало, а пульс учащался. Это была милая, скромная Надя. Однако парень никогда не подходил к ней и не разговаривал.
Из-за своей скромности и бедности, Надя даже не мечтала, как другие о таком красавце, не догадываясь, что может заинтересовать молодого ветеринара. 
   
  Шло время и вот он - долгожданный Новый год!
Уставшие Надя с Веркой опять остановились у стены, чтобы отдышаться и привести в порядок растрепавшиеся волосы.
В это время директор школы тепло и искренне благодарила гармониста "за музыку" и весёлое настроение. Затем подарила смущенному парню два больших фигурных пряника, пахнущих мёдом и корицей, которыми одаривали детей на Новый год.  Послевоенное время не отличалось сытостью. Колхозники жили бедно и голодно. Весь выращенный урожай сдавали государству, вывозили до последнего зёрнышка, кроме семенного и фуражного фондов. До весны не хватало питания ни людям, ни домашним животным. Поэтому добросовестно заработанные душистые, сказочные пряники так манили, что их вкус парень ощущал кожей.

С пряниками в руках Гаврил двинулся к выходу и вдруг у стены увидел Надю с Веркой. Его ноги приросли к полу, он остановился, встретив восхищенный взгляд Верки и стеснительный - Нади.

Не раздумывая, автоматически, он преподнес эти чудные розовые пряники девушкам.
Верка с невероятной радостью выхватила свой пряник из его рук и, не успев поблагодарить, запустила в его мягкое тело свои белые зубки.
А Надя, смущенно опустив голову, не брала пряник. Гаврил продолжал держать его перед лицом девушки, чувствуя   неловкость, граничащую с оскорблением, поскольку они стали объектом внимания окружающих.
Оглянувшись на смешливых подруг, Надя медленно взяла пряник, но не стала есть, а разломила его и половину протянула Гаврилу.
- Спасибо, Надежда, - серьезно сказал парень, принимая половинку пряника и быстро вышел, застеснявшись навернувшихся слез. 

По дороге домой он дал слезам волю, почувствовав от этой милой девушки материнскую заботу, которой он лишился в раннем возрасте - мама в голодные годы умерла от непосильного крестьянского труда, родив восьмерых детей. Он устал от  одиночества, когда никто тебя не ждёт дома, не печёт пироги и не встречает с улыбкой. Ему стало грустно и холодно, снег залепил лицо и одежду, а он шёл и представлял себя рядом с Надей, которая поделила с ним пряник, словно судьбу. Её поступок так всколыхнул душу, что Гаврил, подходя к дому, произнёс вслух:
- Это - судьба, это - моя половинка!

Наутро, едва проснувшись, Бокатые услышали настойчивый стук в окно. Озадаченный хозяин дома, открыв дверь, ничего не мог понять. В комнату входил человек, обвешанный вещами. Чемодан, сумка с синим крестом и двухрядная перламутровая гармонь - гордость всего хутора, закрывали вошедшего, запорошенного снегом.

Раздевшись, гость степенно поздоровался, перекрестился на образа и, поставив на стол бутылку водки, сказал:
- Пришел свататься к Надежде. Жить буду у вас. Не уйду, даже если будете гнать!
Тишина стояла недолгой. Отец обнял Гаврила, мать от неожиданности заголосила, а побледневшая Надя, отвернувшись к стене, кусала губы от страха, не представляя себе семейную жизнь с этим недосягаемо талантливым, красивым и авторитетным человеком.

За праздничным столом, накрытым тут же, поднимали тосты за Новый год и за молодых, желая им счастья и благополучия.
И только Марфа - хранительница всех девичьих тайн, хитро подмигивала Наде, мол, это всё платье, которое шилось долгими зимними вечерами, оказалось таким «брачным – удачным».
- А вдруг и правда? – думала Надя, не предполагая, что всё дело не в платье, а в прянике. 
 
Эта история произошла с моими родителями, которые прожили вместе долгие и счастливые годы, на зависть многим сельским красавицам.