Переходный период

Мы сидим в подсобке и ждём машину, чтобы разгрузить её. Эти длинномерные машины здесь называют фурами. Сколько таких фур и железнодорожных вагонов мы уже разгрузили за те два года, как я начал работать в бригаде. Сидим и ждём. Уже успели переодеться в рабочее шмотьё, принесённое с собой. Ожидание вошло в привычку, и предстоящая работа не пугает своей продолжительностью и однообразием. За это время выработалось ощущение, что любая работа по разгрузке должна когда-то кончиться, какой бы нудной она ни казалась.
Сегодня нас здесь шесть человек, тех, кого с утра обзвонили, оповестив о предстоящей работе, и кто дал своё согласие. А вообще в бригаде человек сорок, может больше. Почти все  с высшим образованием и с одного предприятия. В полном составе бригада никогда не собирается. Максимум человек тридцать, когда приходится разгружать сразу несколько вагонов.
Я попал в бригаду, нельзя сказать, чтобы случайно. Жизнь заставила. Раньше все мы находились на окладах. Работали на своём предприятии и продвигались по окладным ступенькам, пока не достигали предела зарплаты. Ещё нас радовали ежеквартальные премии. Казалось, что так будет и дальше. Но в стране начались коренные изменения. Сколько надежд они всколыхнули. Нужно только немного потерпеть, потом все стабилизируется, и труд будет оплачиваться по заслугам. Ан, нет – инфляция съедала наши надежды вместе с деньгами. На зарплату, которую мы получали, стало очень трудно, почти невозможно, прожить самому да ещё прокормить семью.
Что делать? Дирекция предложила нам самостоятельно искать заказчиков на наши работы. Поначалу показалось, что это хороший выход из положения. Но не тут-то было. Мы, например, нашли заказчика, заключили с ним договор, выполнили работу, а он её не оплачивает. У него нет денег. Ждём полгода, год, когда можно будет получить деньги взамен кредитных обязательств. Но вот деньги наконец приходят, и тут в силу вступает старая поговорка – «Один с сошкой, семеро с ложкой». Непосредственные исполнители работы с заработанного ими рубля получают только 13 копеек. Остальное забирает дирекция. На других предприятиях аналогичная ситуация.
Вот тут-то я и обратился к моему коллеге и старому школьному товарищу:
– Слушай, Валентин! Ты, говорят, по вечерам подрабатываешь разгрузкой машин и вагонов. Нельзя ли и мне попробовать?                – Какие проблемы, – лаконично отозвался он. – Здоровье есть, тогда включайся. Я скажу ребятам, что на тебя можно рассчитывать. Только учти, что это тяжёлая и безрадостная работа.                В тот же вечер он подошёл ко мне:                – Сегодня есть возможность заработать. Ты как?               
Я немного засомневался. Как-то вдруг сразу, да и рабочей одежды с собой нет. Но он успокоил, сказав, что работа не пыльная.
Работа действительно была непыльная. Мы разгружали товар с небольшого грузовика сначала в подвал магазина, а потом остаток этого товара расставляли в самом магазине, рядом с прилавком. Это были упаковки жевательной резинки, соки и прочая мелочь. Оплата производилась в зависимости от веса разгружаемого товара.
Потом мы отмечали моё вступление в бригаду, и бригадир рассказывал, как они искали пути возможного заработка. В то время в Москве стали появляться частные фирмы и магазины, которые получали товары из-за границы. Держать постоянных грузчиков им было невыгодно, так как поступления были нерегулярны. Вот тут-то и начали возникать бригады грузчиков-непрофессионалов, которые готовы были выполнить работу в любое время дня и ночи. 
И вот теперь мы сидим и ждём обещанную фуру. Она что-то задерживается в дороге. Делать пока что нечего, и время от времени кто-нибудь роняет: «А помнишь, как…» Дальше следуют воспоминания о прошлых работах, выгодных и не очень.
Очень хорошей работой считалась разгрузка вагонов с импортной водкой или шампанским. Не потому что это алкогольные напитки. В бригаде во время работы был установлен раз и навсегда «сухой закон». Не согласных с этим на работу больше не приглашали. Разгружать такие вагоны очень удобно – бутылки расфасованы в картонные коробки, вес которых не превышает 16 кг. Обычно вначале открывали двери вагонов, подгоняли машину и выставляли один ряд коробок по левому и дальнему борту, чтобы определить количество, которое можно разместить в данной машине. А затем темп, темп, темп. На разгрузку вагона обычно приходилось шесть человек. Работа шла без перекуров. Время – деньги. Главное, чтобы машина была подогнана вплотную к вагону, тогда нет опасности оступиться.
А вот вагоны с баночным пивом, приходящие с Украины, это совсем другое дело. Их подгоняли к складам, напоминающим скорее большие сараи. Около железнодорожной насыпи выстраивалось сооружение из деревянных поддонов, чтобы удобнее выставлять этот товар. Вагоны, как правило, были забиты до отказа, и вначале в вагоне работало двое. Потом, когда свободного места становилось больше, то трое. От вагона к складу с коробками бегало человек пять. А в самом складе ещё двое строили из этих коробок сооружения высотой до трёх метров. Выкладывать коробки приходилось с «перевязкой», то есть так, чтобы конструкция потом не развалилась.
Мы приезжали туда к 10 вечера и работали всю ночь, чтобы в восемь часов вагоны были свободны. Работа была действительно тяжёлая – часа через два начинала мучить жажда. Её вначале пробовали утолить пивом, но его хорошо пить на отдыхе, а во время такой беготни от пива в горле одна горечь. Так что термос с чаем был значительно лучше. Нас оттуда вытеснила студенческая бригада, но мы об этом не очень сожалели.
Инициативная группа периодически обзванивала возможных клиентов в поисках новых «точек». И обязательно кто-то дежурил у телефона на случай появления авральной работы. Трудиться приходилось в самых различных местах. Тяжело разгружать товар в подвалы магазинов, когда нет транспортёров и приходиться бегать по тесным закуткам, забивая эти подвалы под самую завязку.
Однажды нашли хорошую точку под Москвой в Домодедово. Там мы разгружали вагоны с куриными окорочками. Эти поставки из Америки назывались тогда «ножками Буша». Добирались мы туда сначала на электричке, затем на автобусе. Плоские коробки с морожеными окорочками, размером с крышку письменного стола, грузили в подходящие к вагонам машины. Довольно часто с этих коробок соскакивали стягивающие их полихлорвиниловые ленты. Они валялись под ногами, напоминая собой вытянутые буквы «О». Я первый раз попал в этот капкан и летел, стараясь сохранить свою поклажу. Только когда упал и расшиб колено, сообразил, что мороженым курам ничего не будет – это же не стеклянная посуда. Несколько раз нам приходилось оставаться  на ночь и ночевать в подсобке. Если везло, то поздно вечером добирались до станции пешком, чтобы успеть на последнюю электричку.
Порой сразу после основной работы нужно было идти на разгрузку, иногда наоборот – после ночной разгрузки успеешь забежать домой помыться – и на основную работу. Зарабатывали по-разному – когда 50 тыс. руб., когда 200 тыс. руб. Мой самый большой заработок за один день 330 тыс. руб. – это по тогдашнему курсу равнялось примерно 50 евро. Для этого нам пришлось вначале ждать часа два, когда прибудут машины, а потом в течение 12 часов без перерыва разгружать их, после чего ещё полтора часа ждать, когда же с нами расплатятся. Вшестером разгрузили четыре длинные фуры с водкой и шампанским. Ящики ставили сразу же у машин на деревянные поддоны, которые потом автокаром доставлялись на склад.
Естественно, что на разгрузках мы работали не каждый день, а раз или два в неделю. Иногда чаще, иногда реже. Случалось, что в течение месяца вообще не было никакой работы. Вот в один из таких моментов мне позвонил Олег: «Слушай! Нашёл! Надо одному грузину поднять рояль на четвёртый этаж. Он обещал хорошо заплатить». Мы приехали на набережную Москвы-реки. Примерно отсюда в 93 году танки обстреливали «Белый дом». Семья грузинского музыканта переезжала из Тбилиси в Москву. Подошла машина, в которой кроме рояля оказалось много всякой всячины. Нас было пять человек непрофессиональных грузчиков и белый рояль в упаковке, без ножек, тяжёлый как слон. Мы долго к нему примерялись, соображая, какой стороной его лучше спустить с машины. Как мы его не грохнули, до сих пор удивляюсь. А потом корячились с этим роялем по лестничным проёмам вокруг лифтовой шахты. Кроме рояля перетаскали кучу всякой мебели, убрали оставшийся мусор, все время подбадриваемые обещаниями хозяина хорошо расплатиться. А мне всё время хотелось добавить: «Поживём – увидим».
Когда же с нами расплатились, то Олег, который нашёл эту работу, обратился к нам: «Ребята, извините. Лучше бы мы не брались за это дело». (Грузия в то время стала самостоятельным государством, и вероятно расценки там тоже были свои.) От предложенного хозяином коньяка мы дружно отказались. Молча дошли до станции метро «Киевская», где и распрощались. Больше в подобных частных перевозках не участвовали.
Потом у нашей бригады стали появляться конкуренты с Украины, из Молдавии. Но подобные коллективы состояли зачастую из случайных людей. А бригада, где я работал, была известна в Москве, как одна из самых надёжных – ребята не подведут, не разобьют, не украдут.
Мы всё ещё сидим в подсобке и ждём. Но вот с улицы входит Виталий: «Ребята, подъём! Кончай ночевать!» Мы встаём и идём к выходу, не спеша надевая перчатки. У нас есть ещё в запасе минут 5-10, пока будут расшнуровывать фуру. А потом вперёд…
Описываемый период относился примерно к 1994–95 годам.