Паломники

  ПАЛОМНИКИ
   Паломничество – «новое-старое» явление, если так можно выразиться. Читал о нем в книгах, например, у Ивана Шмелева. Захотелось узнать: а что оно представляет из себя в наши дни? Нашелся подходящий повод – День святого Симеона Верхотурского. 30-го декабря в 8 утра занял место в электричке для паломников и отправился в православную столицу Урала – Верхотурье.
   Пассажиры в основном бабушки.  У каждой пакет с продуктами. Какие-то кульки и мешочки.  На лицах ни тени того, что принято называть недовольством жизнью – особенно у русских пожилых женщин. Напротив, каждая черточка расслаблена и даже светится. Бабушки долго устраиваются поудобнее, многие достают молитвенники и начинают громко распевать псалмы.  Видно, что старушки отправляются по этому маршруту не в первый раз.
   Встречаются и молодые женские лица.  Одинокие, не глядя ни на кого,  открывают священные книжечки, артикулируют и крестятся как-то испуганно.
   Напротив меня расположились три молодые дамы. Сначала они что-то оживленно обсуждали, затем достали, по-моему, житие Симеона и начали читать по очереди. Одна читает, а две другие слушают  прилежно, не отвлекаясь.
   Двое казаков повезли в «святое место» группу подростков. Для детей путешествие, видимо, стало развлечением. Они не сидели на месте, то и дело «шарашились» по вагону и громко смеялись. Казаки, как петухи, важно разгуливали, демонстрируя форму, подсаживались к бабушкам и говорили о «священном».
   «Продвинутый» старенький дедушка слушал без наушников проповедь какого-то священника и радовался, что все невольно вынуждены это слушать. Видимо, выполнял миссию, как он ее понимал.
   В Нижнем Тагиле подсели ко мне две словоохотливые бабушки. Одна из них тут же заговорила о «блаолепии», как странница Феклуша у Островского. Но я отводил глаза – не хотелось притворяться.
   За шесть часов дороги понял: для них поездка на молебен – редкий праздник для души в унылой серой жизни.
ВЕРХОТУРЬЕ
   Православный центр встретил серым небом, ветром и рыхлым снегом. Но уныния не было, напротив, душа ждала встречи со значительным и необычным.  Бабушки, лихо выпрыгнув из электрички, рванули к автобусам. Оставшиеся отправились в монастырь длинной колонной, которая напоминала крестный ход.  Тротуаров не было, поэтому двигались по дороге в сопровождении машин ГАИ.  Шли, распевая молитвы, некоторые держали под мышкой гимнастические коврики, назначение которых я понял позже.
   О молебне рассказывать не буду – как всегда празднично и возвышенно – это многие хорошо знают.
НОЧЬ
   В монастыре имеется своя гостиница. Но к приходу электрички все места были заняты батюшками из свиты митрополита Кирилла. Не осталось свободных мест и в «городском отеле». Паломникам гостеприимные хозяева предложили ночевать на полу храма на расстеленных коврах. Было жестко и неуютно. Вот тогда-то и стало понятно, почему люди прихватили с собой гимнастические коврики.
   Бабушки, разложив коврики и расположив пакеты и сумки в виде оборонительной монастырской стены, спать не собирались. Они почему-то принялись расхаживать по храму: создавалось впечатление чего-то важного и значительного. Лежа на грязном и пыльном ковре, я боялся, что бабуси нечаянно попадут костылем мне в лицо или запнутся за ноги.
   Дети от 6 до 10 лет бегом осваивали новое пространство. Тяжелее приходилось малышам от года. Матери, как ни старались, не могли унять их плач. Не помогали ни бутылочки с сосками, ни укачивание. Смотрел на мамаш и думал: неужели так сильна их вера, что нужно было предпочесть грязный ковер домашней чистоте и уюту? Видимо, ими руководила все-таки вера в великого чудотворца и целителя.
   Атмосфера напоминала ночной вокзал, если не обращать внимания на иконы. Было необычно, непривычно.
   Около 12 ночи примерно 30 женщин и пара мужчин встали кругом недалеко от мощей святого. Спели псалом и какое-то странное вокальное произведение, напоминающее советскую песню. Помолчали с полминуты и  повторили то же самое. Потом снова и снова. Прошло около двух часов, но певуны не унимались. Подумал, что они дали какой-то обет и что придется уважать чужое религиозное обязательство. Так продолжалось примерно до четырех утра. Затем в середину круга вошел мужчина средних лет. Все напряженно замолчали. Выдержав театральную паузу, он обратился к «пастве» с речью. Причем это не было ни проповедью, ни лекцией.  Почти с истерикой он убеждал, что без веры жить нельзя, а раскаяние в грехах поможет избежать Страшного суда.  Эти две нехитрые мысли назойливо сменяли друг друга, как псалом и «советская песня» до этого. Говорилось так, как будто с мужчиной спорит весь белый свет, а ему приходится держать суровую оборону. Засек время: вития распинался около часа, и странно, что его слушали, не прерывая.  Я назвал их про себя «укушенными православием»:  истинная вера, тихая и неприхотливая, на глазах превращалась в фанатизм. Некоторые паломники проснулись, на своих коврах встали на колени и начали креститься. Не утерпев,  поднялся, чтобы увидеть их лица.  Без преувеличения: там было безумие! Затем, возвращаясь, подслушал в электричке разговор двух бабушек. Они говорили, что канон «певунов» не был каноническим. Получается, что в храме я стал свидетелем сектанства внутри православия. Чудеса!
   Бабушки бродили по церкви, кто-то лежал и смотрел в потолок, изредка просыпались и плакали маленькие дети, один мужчина, как тень отца Гамлета, медленно ходил по собору и что-то бормотал.
   Утром снова служба,   трапеза и … электричка. Ехал домой и думал о силе веры и об ее трансформациях. Перефразировал поэта: настоящую веру не спутаешь ни с чем, и она тиха.  Несмотря ни на что, на душе светло и радостно. Хорошо, что паломники снова стали фактом нашей жизни. Это все-таки какая-то надежда, конечно, на святого.