Ч. 5 Суета, гл. 4 Магический совет

      Астральное тело - Изида, или Врата Святилища - роман 2

        Читать роман полностью здесь: http://www.proza.ru/avtor/vseslavsolo&book=2#2

        Часть пятая СУЕТА

        Глава 4
       
        Магический совет

— Алло! Иван, ты?
— Да, это я. А кто это звонит?
— Как тебе сказать... ну, в общем-то это я — Сергей... Истина.
— Сергей? — в трубке установилось молчание.
— Иван, ты меня слышишь?
— Да. Это я озадачился: что-то голос у тебя изменился. Ты проснулся?
— Нет. И голосом я говорю не своим, но все-таки своим.
— Около тебя кто-то есть и ты не можешь говорить?
— Да нет, все нормально, я стою здесь один, в телефонной будке.
— Откуда ты звонишь?
— Я недалеко от Центрального рынка, напротив храма.
— Я имею в виду — отсюда или оттуда.
— А, да нет, отсюда.
— Ясно, а что так стараешься не своим голосом говорить?
— Понимаешь, я тут не один, вернее, один, но не полностью. Этот тип смылся.
— Ты что, влез куда-то?
— Да, в председателя кооператива.
— Понятно. И что собираешься делать?
— Да есть кое-какие соображения.
— А что Эзоповым языком заговорил?
— Страхуюсь на всякий случай, откуда я знаю, как у тебя дела.
— Да нет, все нормально, можешь говорить напрямую.
— Хорошо, — сказал я и немного задумался: «Стоит ли все-таки Ивана привлекать, вмешивать в эти обстоятельства? Не должно бы мне поступать так слабо и подчеркивать в себе незадачливого ученика. И для меня медвежья услуга, и для Ивана — слабинка учителя».
— Ты что замолчал?
— Думаю, что сказать.
— Слушай, тебя что, заблокировали или сам играешь?
— Заблокировали.
— Ну это пустяк. Помочь?
— Думаю, что не надо. Это мое недоразумение, мне и расхлебывать.
— Ну, смотри, тебе виднее.
— Слушай, ты меня, Иван, извини, в случае чего я тебе позвоню, хорошо?
— Ладно.
— Как у тебя дела, Иван? Как живешь? Работаешь?
— Дела по-старому, правда, диссертацию успел защитить по медицине. Занятия продолжаю.
— Не женился?
— Женился, не так давно.
— Папкой скоро будешь?
— Да, эта проблема намечается.
— Поздравляю, — с грустноватым оттенком сказал я и тут же решил закончить разговор:
— Ну, ладно, Иван, я заканчиваю, пойду потихоньку.
— Ну ладно, пока, звони.
— Пока, Иван, — подытожил я и уверенно повесил трубку на автомат, и душа у меня заныла немного, вспомнились былые времена, когда я работал директором кинотеатра. Я вышел из телефонной будки в слегка расстроенных чувствах, но с твердой уверенностью продолжать борьбу, хотя моя устремленная позиция и находилась в расплывчатом состоянии, пока я длительно присутствовал в Астрале, но здесь, на Земле, на физическом плане, среди вороха страстей телесного преобладания я снова захотел обладать своим земным телом, и мне даже порою уже бывало не то чтобы трудно, скорее грустновато в минуты необходимости покидать земное тело Гриши, ибо немало я уже в него вживался, и каждый раз, с ним расставаясь, я хотел возвращения. Я привыкал к нему, словно к одежде, без него я начинал себя чувствовать голым и даже, в какой-то мере, несовершенным, лишиться его для меня все больше начинало означать потерю любимой вещи, старого, удобного костюма, таким образом, я все больше привязывался к Гришиному физическому телу, и я еще не имел подобного опыта инородного вживления души на столь продолжительный срок, и потому не мог предвидеть, во что это все выльется, ведь не исключена была возможность, что моя инородная душа, насильственно вживленная в тело председателя кооператива, примет его, как благодатную почву, и пустит корни, но чувственные корешки уже появились, как очертания моей теперешней грусти. «Вот так, — подумал я, — могу остаться Гришей».
И тут произошло вот уж совсем неожиданное: среди туманной суеты прохожих, среди хаотичного их движения, в густоте уличного шума промелькнуло поодаль от меня, как некий знакомый сгусток, напряжение, и оно обозначилось, активизировалось в моей памяти раньше, чем я это смог проанализировать, мне ничего не оставалось, как ринуться за своей импульсивностью, что за маленьким ребенком-шалуном, и стеснительно оправдывать ее поведение
— Золотов! — не успев подумать, окликнул я человека в старом подранном костюме, совершенно обвисшем на его довольно упитанном теле. Он стоял и крикливо рекламировал газету.
— Самая клеветническая газетенка! — подкрякивал он голосисто, потрясая пачкой газет у себя над головой. — Берите, покупайте, самая дешевая газетенка в городе!
Некоторые из прохожих неохотно, но останавливались: кто-то поглазеть на газетчика, а кто-то и вступить в перерекания с ним, подбросить ему какое-нибудь испачканное слово, другой останавливался, чтобы купить.
Золотов, продолжая выкрикивать и одновременно на ходу реализовывать свой товар, впился в меня глазами, лишь на мгновение отводя их, присматривая за публикой.
— Что-то я вас не припомню, — озадаченно говорнул он в мою сторону между рекламным слововоротом, — откуда мы знакомы?
— Я пристально слежу за молодой литературой, и с вашими стихами я тоже немного знаком, — начал оправдываться я, но уже понимая, что эта встреча мне не помешает, а наоборот, есть еще одна возможность укоротить астральную волю Магистра — Остапа Моисеевича, ибо я тут же припомнил обстоятельства, некогда столкнувшие меня с этим газетчиком.
— Вы читали мои стихи в сборнике? — как-то особенно сладко произнеся слово «сборник», поинтересовался Золотов, видимо, до сих пор это был его единственный наиболее весомый выход в печать.
— Да, — тут же соврал я, потому что знаком я был со стихами газетчика только по одному тому злополучному четверостишию, изуродованному на астральном экране опечатками, хорошо продуманными астральной шайкой, дабы остановить стихотворца в развитии и направить его образ жизни, наполнить творческим опустошением, деградацией и печальной запущенностью в окружении необъяснимых, неведомо откуда сгущающихся невзгод.
В прошлый раз Золотов улизнул от меня, его судьба отшарахнулась от помощи, а мы бы могли помочь друг другу еще тогда, но теперь я не собирался упустить возникший случай поправить это дело.
— А правда, хороший сборник, — подбодрился Золотов, снова обращаясь ко мне, — целых шесть стихотворений моих! Вам понравились?
— Еще бы, — заискивающе поддакнул я, — вы настоящий поэт.
— Вы мои мысли читаете, — обрадовался газетчик, — тут недавно ко мне подходил мой знакомый, роман, говорит, издал, я ему так и сказал, как его там звали... фамилия у него дурацкая, а, Палецкий, так вот я ему так и сказал: «Ну, роман каждый Палецкий может написать, а вот шесть Стихотворений, — выразительно подчеркнул слово «стихотворений» Золотов, — не каждый может опубликовать».
— Да, это точно, вы правы, — быстренько подтвердил я и принял серьезный вид, боясь, что Золотов усечет мою неискренность, потому что глаза у него были очень прожорливые по отношению к своей славе, а значит могли не упустить, подсмотреть мимолетные штрихи моего лица, означающие мое истинное отношение к так называемой поэзии этого газетчика.
Хотя астральная шайка вряд ли могла ошибиться в оправданности выбора своей жертвы, но мне все-таки не думалось, что этот тип Золотов и в самом деле может составить в перспективе авангард литературы.
«Но он же сейчас остановлен, уничтожен», — отвечал я себе, чтобы не столь уж поддаваться своим столь чувствительным взглядам на этого человека в предоставленной мне данности. Но жизнь, она гораздо неожиданнее, чем предполагаем мы, и если смахнуть со стола «крошки», то обнаружится, на первый взгляд, замысловатая, но если присмотреться, логичная ее структура, клеенчатый рисунок.
— Послушайте, вы мне нравитесь! Я здесь недалеко живу, пойдемте ко мне, выпьем по чашечке кофе, — предложил Золотов мне.
— А что, я не против, — сразу же согласился я, логика жизни начинала оправдывать себя, подтверждать свое незримое существование.
— Все, — сказал Золотов, — ну их на хер, эти газеты. — И он нагнулся к своим ногам, подхватил черный обтрепанный портфель и ловко метнул в его нутро остаток нереализованного товара, затем он защелкнул портфель, подхватил его под мышку, ибо ручек не было, и добавил: — Ну что, идем?  — Я готов, — оживился и я, и мы задорно зашагали в гости к Золотову. Дорога была мне знакома, тогда, в Астрале, следуя за Золотовым по пятам в надежде быть понятым, я хорошо запомнил ее.
Газетчик жил в нескольких минутах хотьбы от Центрального рынка, не доходя до Братского переулка, и мы с ним действительно шагали в ногу, как братья.
Дома Золотов предложил мне присесть на все тот же диван, ведомый мне по Астралу, с кулачищами выпрыгивающих пружин под шелушащейся обивкой, и предложил чаю, ибо кофе не оказалось: Золотов много перетряс банок и, наконец, из одной из них, хотя они все были из-под кофе, просыпались чайные крошки, и по всей комнате теперь валялись пустые разноцветные банки.
— А я недавно женился, — осведомил меня стихотворец, — замечательная баба, правда, немножко горбатая, но я не смотрю на это, у нее душа прямая, — расхохотался Золотов. — Мы не расписывались, но все равно живем, не убегаем друг от друга, скоро она явится, и вы познакомитесь, только, пожалуйста, — перешел на шепот Золотов, — вы с ней поаккуратнее.
— А что? — тоже прошептал я, недоумевая.
— Ведьма, — сказал Золотов и добавил, — страшная.
— В каком смысле ведьма?
— В самом прямом.
— Да ну?
— Я вам говорю!.. С мертвецами, — негромко сказал стихотворец и огляделся по сторонам, — общается.
— Да уж, у вас не только стихи необычные, но и окружение тоже, — хвалебно сказал я, и Золотову это понравилось.
— А вы как думали, иначе я бы никогда не написал эти шесть стихотворений, правда,в последнее время мне что-то не пишется, — погрустневши, определился он и протянул мне чай в замусоленной чашке без блюдца. — Сахара нет, — добавил газетчик, — вчера кончился. Может, сейчас Ветистова притащит.
— А Ветистова это кто? — переспросил я, гадливо пригубливая чай, но делая это незаметно, чтобы не насторожить хозяина, не оттолкнуть его расположенность ко мне. Роль откровенного почитателя всегда сложнее роли критика.
— Как, вы не знаете, кто такая Ветистова?
— Нет, — отрицательно покачал я головой.
— Да это же она самая.
— Кто?
— Моя жена, а я разве вам не сказал об этом?
— Нет. То, что у вас есть жена, вы упомянули, но что именно она Ветистова, об этом ни слова.
— Странно, ну да ладно, хотите, я вам свои первые стихи почитаю, они, правда, не вошли в сборник «Счастливый сон», — Золотов рылся в шкафу. — Но, сами понимаете, редактура у нас «без слуха», так сказать, да и потом, разве можно вместить всю мою открытую душу... печатные площади ограничены, — надменно произнес стихотворец, и развел руками, и важно оттопырил нижнюю губу, в одной руке у него уже находилась тетрадка, такая же замусоленная, как и предложенная мне кружка с чаем. Теперь Золотов присел со мной рядышком, разлистнул эту тетрадь и сказал: — Вот, оно открылось — его и прочту, напоминаю, это из первых моих стихов.
— Да-да, — подтвердил я и принял внимательный вид, — читайте.

И Золотов нараспев задекламировал:

Найти бы
пятновыводитель,
Что с неба выведет
Луну!
Померк бы
мой руководитель,
И я ко тьме бы лишь
прильнул!
Хранитель мой — не обижайся!
Мне жаль усердие твое...
Ты мне вещаешь:
«Возвращайся!»
К тебе тянусь,
но на своем!
Я в телесах, я в низшем ранге,
под светом
извергаю
лай...
Меня ты мучаешь,
мой ангел:
оставь меня, —
не оставляй!

— Да! — сказал я, когда Золотов прочел стихотворение.
— Я прочту еще одно, — заторопился он и бегло отмусолил пару страниц в тетрадке, приплевывая на пальцы. — «Дождь», — таинственно произнес он название следующего стихотворения.

Вокруг: стоят
дома многоэтажные.
Вокруг:
деревья
взмокшие
сутулятся
враскач,
как дирижеры очень
важные.
И дождь лишь
аплодирует
распутице!
Вокруг дома жилые,
ну и что же!
А в них почти пусты
балконов ложи!..
Роятся на асфальте в лужах
капли,
да телевышка мокнет словно
цапля,
да дождь живой шумит...
Как за кулисами:
Зонты
и шелестят плащи расхожие.
На цыпочках торопятся
прохожие
скорей увидеть дождь
по телевизору...

— И вот, еще совсем крохотное, — не делая никакой паузы после отзвучавшего стихотворения, засуетился, заерзав на месте, стихотворец.

Блудник

К новой бабе мчит на «ладе», -
Затемненные очки...
Красны, как в губной помаде,
Поворотов колпачки!

Наступило молчание. Я выдержал паузу, в которую постарался вложить свое многозначительно одобрение, а Золотов тем временем настороженно смотрел куда-то на пол, словно прислушиваясь к нарастанию моего восторга, а мне, признаться, и в самом деле показались его последние стихи довольно симпатичными, неплохими, но, конечно же, вызвать страстное восхваление, которого ожидал Золотов, они не могли. Мне ничего не оставалось делать, как прибегнуть к почитательской гиперболе: размашисто воскликнуть:  — Вы — гений, Золотов! Да, это не каждому дано.
«А он действительно молодец», — добавил я про себя.
Золотов торжествовал.
— В наше время нелегко, — театрально проговорил он, — встретить ценителя поэзии — истинного, — добавил он.
— Вы меня явно переоцениваете, — отозвался я на встречную похвалу, — А вы знаете, у меня к вам дело, и непростое, оно касается непосредственно вас, — определился я.
— Дело? Вы мне еще больше начинаете нравиться, — Золотов развалилися на стуле напротив меня. — Говорите, я весь внимание, — уважительно потребовал он.
— Пожалуй, начну с того, что представлюсь вам: я должен перед вами извиниться, даже, скорее, немного огорчить, но не одна ваша супруга Ветистова — ведьма, в данном случае.
— Что? Вы тоже?
— Нет, я не колдун, как вы решили подумать. Я — сенсетив, энергетический интуит, так сказать.
— Обалдеть! А что это такое? — воскликнул Золотов и хлопнул ладонями себя по коленям.
— Понимаете, — слегка призадумался я, — э-э, м-да, сейчас объясню: природа меня одарила способностью воспринимать в какой-то мере некоторые структурные связи между прошлым и будущим, другими словами, определять причинно-следственную связь.
— Как это? — озадачился стихотворец, продолжая не понимать меня.
— Ну вот, собственно говоря, мы и подошли к делу, на примере которого вам станет определенно ясно, что же такое причинно-следственная связь, но как я ее вижу, вам предстоит убедиться чуть позже, когда вы проследуете по результатам моего совета.
— Все, я готов слушать, — сказал Золотов, но глянул на часы. — А-а, — отмахнулся он, — хрен с ними, не пойду сегодня больше горланить, говорите... как вас?..
— Меня зовут Гриша, — подсказал я.
— Ага, — кивнул стихотворец, — говорите, Гриша.
— Так вот, постольку поскольку я неравнодушен к вашему творчеству,  —  заговорил я и подумал: «Не слишком ли деловито и поучительски я изъясняюсь, может, стоит и попроще, а то заподозрит что-нибудь Золотов, не поверит, мало ли что ему на ум взбредет».  — Так вот, — повторился я после непродолжительного раздумья, — я ведь, Игорь, знаю, отчего у вас жизнь теперь наперекосяк пошла.
— Так-так, — оживился он и наклонился поближе ко мне, — умный вы человек, я чувствую.
— Что Бог дал, то и мое, я всегда говорю — лишнего у Бога не возьмешь, лишнее не потеряешь.
— Классно сказано! — изумился мой собеседник.
— Ведь я не зря сегодня подошел к вам на улице, когда я прочел вашу подборку стихов в коллективном поэтическом сборнике...
— «Счастливый сон», шесть стихотворений, — вставил Золотов, — ну-ну, и что?
— Я прочел эту подборку и сразу же все понял — вам специально сделано, чтобы вы были несчастны.
— Вот гады! Это точно, — засуетился Золотов, — Вы знаете, это точно! Сто процентов правды, а я думаю, что же такое, не пишется мне и невезуха с ножом к горлу каждый день. А как же они, сволочи, сделали?
— Очень просто, вы помните свое стихотворение о памяти друга?
— Третье, — подсказал стихотворец, — третье по счету в подборке.
— Именно в этом стихотворении вам все и сделано.
— Стоп, — остановил меня Золотов, — сейчас я достану сборник. — Стихотворец кинулся к ближайшей книжной полке и вертуозно извлек оттуда небольшой целлофановый пакет, в котором аккуратно был завернут в газетку его поэтический сборник. Он снова уселся напротив меня на стул и заперелистывал эту книжицу. — Вот, — остановил он страницу, — мой титульный лист, все шесть стихотворений здесь.
— Но нам нужно третье, — ненавязчиво подсказал я.
— Да, третье, — словно получивши установку, подытожил Золотов и аккуратно стал отлистывать первую страницу, — раз, два, три, — вот оно, — отсчитал он и драгоценно подал сборник мне в руки, — только я вас прошу, страницу не загибайте, — озаботился он.
— Да нет, что вы, я отношусь к поэзии с прилежанием, особенно к хорошей поэзии, — и Золотов приготовился растаять в удовольствии, когда я вздохнул полной грудью, чтобы прочесть стихи:

Передам дыхание по кругу
Но жалко, что не все, и в том беда... — продекламировал я с выражением, Золотов блаженствовал.
— В этих строках и зарыта собака, — уверенно сказал я.
Золотов скривился, словно ему прищемили палец.
— Опечатка, — оправдался он, — редактор гад, верстки не дал вычитать, там по-другому:

Передаем дыхание по кругу,
Но жалко, что не все, и в том беда...

Это так я выразился о смерти своего друга, — осведомил меня стихотворец, — а они все испоганили, через опечатку эти строки от моего лица прозвучали, ну и где же тут сделано, как?
— Я не буду вдаваться в подробности энергетического мира, но скажу вам одно... Но тут, огрызнулась замочная задвижка в прихожей, и в следующее же мгновение послышался торопливый голос: «Игоре-ок, Игорь Владимирови-ич!»
— Ветистова, это она, — шушукнул мне на ухо Золотов, — точно почуяла, что вы здесь.
— О-о, у нас гости? — все еще из прохожей раздавался голос среди какой-то неопределенной возни. — Игорек, у нас гости? — вопросил голос еще раз.
— Да, Ветистова, у нас сенсетив, — отозвался стихотворец. — Потом договорим, — снова шепнул он мне, — она скоро уйдет, у нее в это время вечно дела.
— Ой, вы меня извините, — бегло заговорила Ветистова, вошедши к нам в комнату, — я так избегалась, столько дел, и везде я нужна. Вам Игорек не рассказывал, чем я занимаюсь, извините, как вас зовут, а я занимаюсь мертвецами, это вы и представить себе не можете, насколько это опасно и сложно, мы разыскиваем мертвецов по фотографии, но, правда, не всегда и мертвецов: бывает, и просто пропавших без вести.
— Меня зовут... — попытался я вставить фразу.
— А вы знаете, какой гениальный мой Игоречек, это восходящая звезда. Недавно целых шесть стихотворений опубликовали у него. Вы не читали?
— Читал, Гриша меня зовут, — тут же вдогонку добавил я, боясь, что мне так и не дадут представиться.
— Стоп... Гриша, — на мгновение Ветистова задумалась и приложила правую руку ладонью ко лбу,  левую слегка отвела в сторону. — Так, — сказала она. — Гриша, Гриша, Гриша, ой, как же там, сейчас, одну минуточку, дайте сосредоточиться, все, мне все ясно, — снова оживилась она, — вы сенсетив.
— Ну да, я об этом уже говорил Игорю, а Игорь...
Но Ветистова снова перебила меня:
— Вы сенсетив, и очень хороший, хотите я вам скажу, в какой области вы работаете? Так... — Ветистова стала перемещаться передо мною, держа свои руки вытянутыми вперед, и ее ладони смотрели мне в лицо. — ... Так-так... та-ак, — приговаривала она, закатывая глаза под потолок, и это чем-то напоминало туземный танец. — Все! — воскликнула Ветистова. — Мне все ясно, вы очень хорошо чувствуете время, так?
— Ну, похоже, что вы приблизительно ответили, — подтвердил я.
— Чем вы занимаетесь? Я угадала, да?
— Я умею видеть причинно-следственную связь.
— Ну вот же, я и сказала, чувствуете время.
Мне это начинало надоедать.
— Ветистова, ты — ведьма, — восторженно и одухотворенно похвалил свою супругу Золотов.
— Ой, какая же я ведьма, просто я действительно талантливый экстрасенс... Стоп, я прошу тысячу извинений, я совсем забыла, мне же позвонить надо сейчас, Львовна меня ждет, у нее клиентура по гороскопам наметилась, ей нужна моя консультация, я сейчас, мальчики, одну минутку, только три слова, и все.
— Ну это действительно все, — шепнул мне Золотов, но я сидел непоколебимо, делая вид, что довольно серьезно отношусь к происходящему вокруг.
— Алло... Алло!.. — снова выкрикнула в трубку Ветистова, после того как поспешно несколько раз передернула телефонный диск слева направо. — Светочка, это ты?... Ага, и я тоже только что пришла, ты адреса их записала?... Ой, ну а что же ты... Да... Понятно... Ну ты же пойми, Светочка... Светлана Львовна, не перебивай меня, я сейчас, мальчики, еще два слова, да нет, это я не тебе, это у нас гости... — Ветистова разговаривала по телефону с полчаса, не меньше, время от времени выкрикивая в мою с Игорем сторону: «Я сейчас, мальчики, еще два слова, три минутки, и все, очень важное дело!» И я все-таки почувствовал себя весьма счастливым, когда Ветистова в одно, действительно, прекрасное, мгновение наспех бросила телефонную трубку на аппарат и, окутанная ворохом совершенно непонятных объяснений в мою сторону, извиняясь через слово, медленно отступила в прихожую, и вскоре ее хохочущий голос будто захлопнула входная дверь в какой-то банке, и он перестал быть слышен, это Ветистова все-таки ушла из дома.
— Дела, — сказал Игорь.
— Суета, — добавил я.
— Что? — не расслышавши моего слова, спросил Золотов.
— Я говорю, замечательная у вас жена, Игорь.
— Да, с женой мне повезло, у нее такой нюх на поэзию, она мои стихи сразу вычислила, ко лбу книжку приложила и тут же определила: «Самые лучшие стихи в сборнике твои, Игорь». А я верю ей, как себе, — похвалился Золотов, — ну, ладно, на чем мы там остановились?
Я снова открыл сборник, отложенный на время в сторону, и сказал:
— К сожалению, у меня очень мало времени, поэтому в подробности вдаваться не буду, но чтобы все ваши невзгоды рассеялись, Игорь, вам надлежит в первой строке третьего стихотворения в слове «передам» вписать перед последней буквой «м», только обязательно ручкой, от руки, букву «е», во второй строке букву «е» в слове «все» заменить на букву «е».
— И все?... — удивился Золотов, — но это я всего лишь исправлю опечатки, и потом... книжку портить... — Но все-таки Золотов решился поверить мне, и вскоре мы распрощались.