Записки комбата. Роман-трилогия

            
                ЮРИЙ   ГАВРИЛОВ
          
   
 
                ЗАПИСКИ
                КОМБАТА
               
               
               




               
                Роман-трилогия

               



                Кривой Рог         2017 год

                               
               
               
УДК 82-3
ББК 84(2Рос-Рус)6-4
Г 14







        Все совпадения имен, фактов и событий в книге непреднамеренны и случайны.




 Гаврилов Ю. Н.
 Записки комбата: Роман/Ю.Н. Гаврилов - М.: Columbus, 2017. – 524с.         


 В романе охвачена эпоха развала второй супердержавы мира – Советского Союза, от «застольных» семидесятых, через бандитские девяностые до сегодняшних дней, времени «собирания камней». Герой романа, офицер Сергей Сибирцев, достойно проходит через все испытания и остается верным присяге данной на верность Родине.


               
               
   ISBN 5-699-17765-14               




                © Гаврилов Ю., 2014
               
      







                К  читателю

  Прошло пять лет после выхода в свет первых книг романа «Записки комбата» - «Исповедь русского офицера» и «Судьба офицера».
Дорогие мои друзья, земляки, одноклассники, однокурсники, сослуживцы, коллеги!
 Дорогие читатели!
С огромной благодарностью и теплом отношусь к вашим откликам и рецензиям на мое скромное бумагомарание.
За последние годы, с появлением Интернета, быстрым развитием средств связи и коммуникаций, нашлись многие действующие лица романа, их прототипы, что подвигло меня на продолжение повествования.
В 2013 году роман был переиздан. В новых книгах: «Становление», «Двадцать лет в сапогах», «Отставник» я учел все ваши пожелания и уточнения, новые подробности в судьбах героев, изменения в жизни стран.
Большое спасибо моим друзьям Александру Гринягину, Аюн Хкфаглагэрэл, Ли Зену, Чен Юи, Федору Шевченко, Игорю Трубаеву, Владимиру Цепкову, Александру Мишанину, Виктору Чемоданову, Владимиру Бархатову, Сергею Вертикову, Сергею Суслову, Ольге Веселовской, Андрею Конакову, Николаю Чаплыгину, Владимиру Микрюкову, Виктору Любченко, Василию Парфенюку, Виктору Гуцалюку, Алексею Ходусу, чьи воспоминания вошли в роман.
В этом же году вышли в свет в новом издании мои книги: «Агония», «Повести и рассказы», «Рассказы о рыбалке».
Готовясь к новому, третьему изданию романа, и размышляя над вашими письмами, замечаниями и предложениями, я объединил все пять книг в одну. Убрал излишнее «мыло». По-возможности, избавился от политики и уделил большее внимание реальным событиям и фактам. По желанию  героев, вывел их под своими именами.
Предложения некоторых издательств и физических лиц: приукрасить повествование, изменить стиль написания, редактировать и убрать целые главы, сделать заказные вставки, - оставляю без внимания.
Скромный тираж является следствием «несговорчивости» автора и недофинансирования проекта.
Авторские права оставляю за собой.
Переработанный роман выношу на ваш суд…

С любовью         

                Юрий Гаврилов.

Январь  2014.






















                Книга  первая


                СТАНОВЛЕНИЕ
             
                Моим друзьям детства и юности посвящается…

               

                «Если юноша не стремится ни к наукам,
                Ни к битвам, ни к женщинам –
                Он зря родился на свет,
                Похитив юность своей матери».

                Люк Вовенарг



                ГЛАВА  1 

                ДЕТСТВО

                1

        Июль 1971года выдался сухим и жарким. Серега Сибирцев загорал на крыше сарая с экзаме¬национными билетами и конспектами по математике в руках.
       Эх, если бы не выпускные экзамены, то лежал бы на берегу речки, или бы еще лучше, махнул на Онежское озеро. Там отдых – лучше не придумаешь. Природа – сосны корабельные, белый мох, песочек мелкий и чистый (куда там до него Крымскому), а вокруг  десятки озер: Великое, Котеч¬ное, Щучье, Окунево, Тудозеро, Палозеро … и все битком рыбой забиты: сиг, щука, налим, язь, карась, лещ, окунь, корюшка, ряпушка. Идешь на лодке по копаням из озера в озеро, вокруг лилии цветут, птицы поют, рыба плещется, бобры-трудяги «плотины» строят – красота, аж сердце зами¬рает от счастья.               
      - Кончай ночевать, счастье свое проспишь, - раздался звонкий девичий голосок.
      Это на крышу залезла Любаша. Она, как и Серега, готовилась к выпускным экзаменам.
     - Привет, Люб, давай помогу, - Серега протянул Любаше руку и помог забраться на сарай.
     - Ну, че, много билетов выучил?
     - Да уже вторую половину повторяю.
     - Молодец, у тебя еще два дня впереди, а у нас послезавтра экзамен, а я еще на один раз их не прошла. Как сдавать буду? Не знаю. 
    - Кто бы говорил. Уже три экзамена на «отлично» сдала, сдашь и последний.
    Любаша сняла легкое платьице, разложила покрывало и легла загорать.
    - Ну, что стоишь, как истукан, ложись, загорай или читай вслух билеты.
    Серега действительно был смущен и взволнован красотой и чистотой девичьего тела.
   - Ну, что ты топчешься? Все солнце мне загородил. Ложись рядом.
  Сергей упал на покрывало и стал читать вслух  ответы на вопросы билетов. Краем глаза он на¬блюдал за Любашей. Какая же она красивая, - думал он. Огромные карие глаза, смотрящие всегда с насмешкой, черные брови, как два крыла, взметнулись над ними. Длинные,  мохнатые, чуть вы¬горевшие на солнце ресницы были прикрыты. Из приоткрытых алых губ виднелись ровные белые зубы. Улыбка Любаши сводила с ума всех дворовых парней. Белесые длинные локоны волос ло¬жились волнами на спину. На талию и ноги Серега даже посмотреть не мог, это было что-то умо¬помрачительное, недоступное и греховное, казалось ему.
 В общем, Серега был по уши влюблен в Любашу. Это длилось уже два года, с момента первой встречи, когда семья Любаши поселилась над ними, на втором этаже их двух¬этажного дома. Они учились в разных школах, поэтому виделись только дома. Дом был старый, не благоустроенный, полы скрипучие. Его мама подшучивала, что утром Серегу в школу пушкой не разбудишь, но стоит Любаше пройти вверху, как он подскакивал словно ужаленный.
После школы, пока родители на работе, надо наносить дров к печкам и воды. Серега стоял возле окна и ждал, ко¬гда Любаша выйдет по хозяйству. Тогда он хватал ведра и бежал на колонку, вслед за Любой. Возвращались они уже вместе, делясь последними школьными новостями.
 Бывало, что Любаша долго не шла по воду, и тогда Серега бежал один. Когда возвращался,  невольно смотрел вверх на окна Любаши. В это время Люба, как специально, становилась на подоконник в очень коротком халатике или выходила на балкон. У Сереги от вида снизу подкашивались ноги, вода из ведер рас¬плескивалась, а проказница Любаша, только весело хохотала...
     - Эй, пифагоровы штаны, ты что, опять уснул?
    Любаша трясла Серегу за руку. Нет, так дело не пойдет, да и уже жарко стало, пойдем по домам.
   - А ты вечером в город выйдешь?
   - Не знаю, наверное.
   - Ну, давай, счастливо, увидимся.

      До выпускного вечера оставалось пять дней и один экзамен – математика. О том, что сдаст его хорошо, Серега был уверен на все сто. Математику он любил.  Она ему легко давалась, особенно последний год, когда по совету своей классной руководительницы он поступил заочно на подгото¬вительные курсы в МФТИ. Справедливости ради, надо сказать, что Валентина Егоровна помогала ему в решении контрольных работ присылаемых из Москвы.
     В общем, с учебой все было нормально. Средний балл за аттестат 4,8, а вот, что делать дальше, тут большой вопрос, так как город Вытегра, родина Сергея, находился вдали от цивилизации. До ближайшей железной дороги 250 километров. Среди глухих лесов, непролазных болот, много¬численных рек и озер, на стыке Ленинградской, Вологодской областей и Карелии. Молодежь здесь связывала свою судьбу с работой в лесу или на реке. Сначала старались уехать подальше – в Мо¬скву или Ленинград, счастливчики оставались там учиться и работать, большинство же возвраща¬лись домой.
      Серега стоял на перепутье. Можно было ехать учиться в Москву, в МФТИ (после подготови¬тельных курсов брали без экзаменов), друзья звали в ЛИВТ, что больше всего ему было по душе. Видел себя в будущем капитаном теплохода или большого сухогруза река-море. Тетка звала в Петрозаводск, поступать в университет на медицинский факультет, она была большим начальни¬ком в министерстве здравоохранения, обещала помочь. Была возможность продолжить музыкаль¬ное образование по классам баяна и духовых инструментов в музыкальном училище. В военко¬мате приглашали в военные училища. Одно было непрекословно – высшее образование. Родители в его выбор не вмешивались.
               
      Вечером раздался свист под окном.
      - Это тебя ребята на улицу вызывают, - сказала мама.
      Серега выскочил из дома, там его ожидала троица закадычных друзей.
      - Ну, что, по «гранчаку» и на танцы? – предложил Валерка.
      Ребята знали, что родители у Валерки часто ставили брагу, а он ее подворовывал. В городе почему-то самогона не гнали. То ли статьи за аппарат боялись, может, терпения, пока выбродит, не было. Все употреблялось на стадии браги. В этом деле тоже были свои специалисты. Брага браге рознь. У Валерки отец делал отменный напиток. Да и сами пацаны, порою, на большие праздники, ста¬вили дома втихаря по бутыльку, под видом опытов по химии. Матери обычно верили, а отцы мол¬чали, так как накануне праздников сами же и половинили их.
     Пацаны зашли в сарай, где Валерка достал, спрятанную под курятник, литровую банку белой браги и пустили стакан по кругу. Брага была сладковата, отдавала дрожжами, но крепость чувст¬вовалась и пилась легко. Закурили. Вообще-то по настоящему еще никто не курил, но после ста¬кана - святое дело.
       - Ну, все, уходим,- сказал Валерка,- мало ли мать по хозяйству в сарай заявится. И, пацаны, не спеша, потянулись в сторону клуба Речников на танцы, по пути обсуждая девчат, и кто с кем хотел бы подружиться, а также возможные конфликты и драки с пацанами из других дворов и районов города.
      Возле кассы была давка за билетами. Лезть через толпу и нарываться на скандал не хотелось.
      - Давайте к Юрке Самутичеву зайдем, - сказал Андрюха, - может он чего-нибудь придумает. Андрюшка Шевчук последние два года учился в Ленинградском суворовском училище и домой приехал на каникулы в форме, на зависть  ребятам и девчатам.
     Юрка, веселый разбитной парень, с трудом закончивший восемь классов, работал киномехани¬ком при клубе. Встретил ребят он радостно и сразу же послал их в магазин за «Агдамом». Юрка из всех был самым самостоятельным. Отец его, капитан самоходки, погиб в плавании несколько лет назад. Мать, после этого начала часто прикладываться к рюмке и Юрка жил сам по себе. Зато, у него была настоящая зарплата, аж 76 рублей. Он и смотрелся взрослее всех: волосы темные, длин¬ные, под Битлов, брюки клеш 36 см., ботинки разноцветные на платформе, рубаха вся в петухах и с длинными отворотами. Сам правда худой, как спица, но как выпьет, обязательно попадет в ка¬кую-нибудь историю. Любит нарываться.
     Взяв две бутылки вина, ребята вернулись в кинобудку. Закуски, как всегда, не было. Занюхали рукавом и закурили.
      - Как на танцы прорываться будем?- спросил Андрюха.
      - Нет проблем,- ответил Юрка.- Все за мной.
      Сергей решил задержаться на входе в клуб. Его впускали без билета, так как он играл в клуб¬ном духовом оркестре.
      Возле входа кучковались пацаны. Девчата проходили сразу, а ребята расходились по группам. Отдельно стояли: центр города, заречье, кирпичный завод и несколько компаний поменьше. Громко разговаривая, поддевая проходящих девчат, куражась и хохоча, они как петухи перед боем, показывали свою удаль. Почти каждые танцы не обходились без драки. Дрались из-за дев¬чат, из-за прошлых обид, а то и просто так, по-пьяни, чтобы энергию лишнюю куда деть. Но дра¬лись незлобиво, до первой крови, лежачего не били, и в основном все это обходилось фингалами под глазами, да разбитыми носами.
     - Привет, чего не заходишь?
     Серега оглянулся на знакомый голос.
     Мимо прошла Любаша с подругой Таней.
     В клубе уже танцы были в разгаре, играл вокально-инструментальный ансамбль. Танцевали «Шизгарен». Сергей пошел в круг одноклассников, к нему подлетела Галя Фокина:
       - Ну что, комсорг, не откажешь?
       - Пошли, конечно.
       Галине давно нравился Сергей, вот только взаимности не наблюдалось. Высокая, стройная, красивая брюнетка, она пользовалась популярностью среди одноклассников, но вот с Сергеем у нее никак не получалось.
       Галя, что-то шептала на ухо, прижималась к Сергею, обняла за шею, а он ничего не слышал, не чувствовал, а только крутил головой и искал Любу. Она в это время танцевала со Славкой Ан¬тоновым. Сергей точно знал, что Слава бегает за Светой Осюковской, его одноклассницей, а та с ним дружить не хочет. Что же делать? Может выйти поговорить со Славкой? А как это сделать? Ведь он ни разу еще из-за девчонки не дрался. Да и Славик, крут на кулаки. Танец заканчивался. Надо пригласить ее на следующий танец, решил Сергей и, извинившись перед Галей, начал про¬тискиваться ближе к Любе. Заиграли  медленный танец. Вот она, Люба. Протянул к ней руку и … Андрей увел ее буквально из-под носа. Эх, Андрюха! Друг называется! Но лицо терять нельзя, пригласил Татьяну. Андрей, о чем-то мило щебетал с Любой, а у Сереги от ревности сердце захо¬дило.
     - Что ты крутишься по сторонам? Пригласил девушку, так танцуй, - сделала замечание Татьяна.
      - Извини Танюшка, что-то мне жарко, я выйду.
     В фойе стояли знакомые ребята. Разговорились. В это время к раздевалке прошли Люба с Тать¬яной, Сергей направился за ними.
    - Решили прогуляться, душно что-то здесь, да и поздно уже. Ты идешь?- спросила у Сергея Люба.   
     - Конечно, иду.
     - Ну, тогда жди на улице, мы сейчас.
     На улице народ так же кучковался, допивали вино, начинали петь песни под гитару, но пока не задирались, рано еще.
     Вышли девчата, а за ними Андрюха, Валерка и Юрка.
     - А эти то куда? – удивился Серега.
     Юрка сразу же сориентировался: увидев знакомых девчат, сказал, что ему с нами не по пути, обнял их и удалился.
    - Везет же ему. Как он так легко с девчатами управляется? У меня, наверное, никогда так не по¬лучится, - подумал Сергей.
     - Началась традиционная Вытегорская прогулка: баня – почта, почта – баня, по центральной улице города протяженностью метров триста. Девчата шли впереди, а пацаны, как пастухи, метров десять сзади. Говорили ни о чем, смеялись, подкалывали, и каждый в тайне думал: «Почему я не с ней вдвоем?»
      Проводили Татьяну и остановились вчетвером  возле нашего дома.
      - Ну, ладно, пока мальчики,- попрощалась Люба и упорхнула домой. А пацаны еще долго стояли, разговаривали, но никто так и не осмелился спросить: «С кем же из них Любаша?»               
               
                2      
               
          Выпускной вечер в школе, Сергею запомнился какой-то нервозностью, зажатостью, ограни¬ченностью в рамках дозволенного. Накануне, перед выпускниками с инструктажем выступили ди¬ректор, завуч, учителя. Можно было только скромно стоять в углу и иногда танцевать вальс, в девять вечера выпускной заканчивался. Как-то получалось так, что сами ребята инициативы не проявили, планов на продолжение вечера не было, предвиделась скучная  обязаловка.
     Серега долго примерял, неделю назад сшитый на выпускной, новый черный стильный костюм, первый в его жизни. Писком, были брюки «клеш» целых 32 см. внизу и двубортный пиджак с на¬кладными карманами. Наконец-то не надо было постоянно оттягивать руками штанины вниз, чтобы они закрывали носки, так как последнее время  он за месяц вырастал из любых брюк. Костюм шили целый месяц в городской швейной мастерской. Каждую неделю Серега ходил на примерки. И материал был не абы какой, а аж по 4 рубля 10 коп. за метр. Чтобы пошить его, мама два месяца брала подработки, и сам он откладывал деньги от своих редких шабашек.

      Торжественное собрание открыли в 18 часов в актовом зале школы. Выступили учителя, роди¬тели, ученики. Вручили аттестаты. Скомкано прошел небольшой концерт, начались танцы. Все шло как-то слишком официально, по годами заранее отработанному плану. Включили магнито¬фон. Пацаны стеснялись и толпились в углу, постоянно бегая курнуть на улицу, девчатам прихо¬дилось танцевать друг с другом.
      К Сереге подошел Вовка Старков, друг и одноклассник:
      - Что-то скучно. Может, пойдем в парк, у меня там бутылка вина спрятана?
      - А что,  дельное предложение.
      Ребята вышли из школы,  перебежали дорогу и юркнули в кусты парка.
      Серега сел на ближайшую скамейку, а следом подбежал Вовка, уже с бутылкой портвейна в руках.
      - Что за вино?
      - «Лучистое», по рубль двадцать семь.
      - О, пойдет!
      Вовка нагрел пробку спичкой и сорвал ее зубами.
      - Ну, что, по три бульки?
      - Ах, вот где вы спрятались, а мы всю школу обыскали.  К ним подошли одноклассники, Вовка Субботин и Серега Федосков. Бутылку пустили по кругу.
      - Ну, что? Может быть, сходим на выпускной в первую школу, там ВИА играет? – предложил Серега.
      На том и порешили.
      Средняя школа №1 была их родной школой, так как проучились в ней до восьмого класса и лишь в девятом, класс в полном составе перевели в школу №2.
      Танцы были в полном разгаре, играл ансамбль, молодежь заполнила весь зал.
      - А что здесь вторая школа делает? - с улыбкой спросил подошедший директор школы.
      - Здравствуйте, а мы на три четверти ваши, здесь роднее, вот и пришли, - ответил за всех Сер¬гей.
      В кругу подруг, возле сцены, стояла Любаша.
      - Ну какая все же она красивая, - заныло вновь у Сереги в груди. На самом деле, он и пришел то сюда, чтобы увидеть ее.
      - Привет, Серега. Как у вас дела на выпускном? - Возле него стоял Славка Антонов, кумир Лю¬баши.
      - У вас лучше.
      - А Светлана там?
      - Да.
      - Тогда я к вам.
      Серега понял, что его соперник уходит, и стал действовать решительнее. Объявили медленный танец, Сергей подошел к Любе и она, с удовольствием, отозвалась на его приглашение.
      - А ты чего здесь? Ведь у вас тоже выпускной - спросила она.
      - Я за тобой пришел, - решительно ответил он, - пойдем гулять.
      - Хорошо, только попозже. Хочется с ребятами побыть, ведь некоторые завтра уже уезжают, когда еще увидимся.
      Серега был на пике счастья. Он продолжал танцевать в кругу друзей, не теряя из вида Любашу.
       Из школы вышли, когда уже светало. Впрочем, ночи, как таковой, в это время года, у них на севере, не бывает, так – сумерки.
      - Куда пойдем? – спросила Люба.
      - Пойдем на речку, к пляжу, - ответил Сергей, так как длиннее дорогу придумать было трудно.
      - Как скажешь.
      Это необычное смирение, всегда дерзкой Любаши, затронуло Серегу до глубины души.
      Шли молча.
      - Что-то прохладно, - сказала Люба.
      Серега сбросил пиджак и заботливо накинул ей на плечи, задержав при этом свою руку, как бы обняв ее. Ноги у него предательски задрожали, дыхание остановилось.
       - Может, зайдем в Кировский сад, посидим там, - пришла на помощь Любаша.
      - Да, конечно, - плохо соображая, хрипло произнес Серега.
      Будь что будет, - решил он. Лег на скамейку, а голову, положил Любаше на колени. Из город¬ского парка доносился голос Ободзинского:

      … Только точки, только точки,
     После буквы «Л» 
     И ты поймешь, конечно, все,
 Что я сказать хотел.
       Сказать хотел, но не сумел!..
    
       Любаша опустила голову, накрыла обоих пиджаком и жадно припала к губам...
       … Волна нестерпимого жара поднялась откуда-то снизу, прошла по всему телу и обрушилась на голову, отключая сознание…   
     … - Серега, очнись, что с тобой!?- услышал он сквозь пелену затуманенного сознания.
     Любаша тормошила его за нос. Открыв глаза, он увидел, что лежит на траве, над ним склони¬лась Люба.
     - Ты меня напугал. Первый раз вижу, чтобы от поцелуя сознание теряли!?
     А Сереге было так хорошо, как никогда в жизни. Это был первый поцелуй любимой девушки!               
               
                3

     Родители Сергея не были коренными вытегорами. Отец любил прихвастнуть, что Нарофомин¬ский уезд Московской губернии, его родовое дворянское гнездо. Были в этом сомнения, так как бабушка Сережи не раз приезжала к ним погостить и по правде сказать, столбовой дворянки в ней не просматривалось. Даже письма родственникам в Москву она просила писать под диктовку Се¬режу, что давало тому возможность усомниться в ее грамотности.
В сорок первом, отец участвовал в обороне Москвы, поймал осколок снаряда в голову и, после госпиталя, был комиссован. В послевоенные годы восстанавливал народное хозяйство, поднимал целину, строил Днепрогэс и Волго-Балт. На строительстве последнего и встретил маму. У отца было два брата, которые жили в Москве, но с ними отношения почти не поддерживались.
Мама родом из деревни Кондуши Вытегорского района. В ее семье еще были старшие сестра и четыре брата. В тридцатых годах семья переехала в Петрозаводск, где Полина Васильевна посту¬пила в университет на факультет геологии. В сорок первом, будучи в гостях у брата в Ленинграде, попала в блокаду и находилась в ней до зимы сорок второго, испытав на себе все ужасы голода и холода первой блокадной зимы. В феврале,  по льду Ладожского и Онежского озер, их вывезли в Вытегру. Старший брат умер от голода, двое средних пропали без вести на фронте, а, четвертый, дядя Костя, закончив в Ленинграде Военно-медицинскую Академию, воевал на Северном флоте и пал смертью храбрых в августе сорок первого года, о чем есть памятная надпись на академиче¬ском монументе.

Родился Сережа первого июня, в первый день лета, в День защиты детей. Он всегда считал день своего рождения удачным. Как правило, в этот день погода была отличной. Грело ласковое, теплое июньское солнышко, деревья и кусты покрылись ярко-сочной зеленью, пели и гнездились прилетевшие с юга птицы. Люди улыбались и были счастливы. Повсюду на летних площадках шли детские утренники.
Первое время их семья жила в съемной комнате на проспекте Ленина в здании райпотребсоюза. Затем были бараки, а когда ему исполнилось два года, маме от пристани выделили двухкомнатную неблагоустроенную квартиру в центре города, в двухэтажном доме, построенном немецкими военнопленными.
Так как папа с мамой работали, а бабушек близко не было, до трех лет его воспитывали няни. Сначала старая и набожная бабка Мотя, уехавшая вскоре к сыну в Белозерск, а затем двадцатилетняя недалекая и причудливая девица Валя, которая затем вышла замуж за хромого сорока летнего билетера городского кинотеатра Володю (кстати, жили они дружно и счастливо), и Сергея отдали в ясли. Началось государственное воспитание.
    Раннее детство свое Сергей помнил плохо – лишь несколько эпизодов врезалось в память. Это зимняя дорога в детский сад, когда мама везла его в фанерных санках, похожих на карету, смастеренных умелыми папиными руками. На улице было темно и холодно, полозья санок скрипели на морозе, а в «карете» было так тепло и уютно, что не хотелось высовывать даже нос на морозный воздух из-под оренбургской пуховой шали.
     Да помнилась зеленая лужайка на участке детского сада, посредине которой пробегал небольшой, но довольно глубокий ручей, разделяя участок на старшую и младшую группы. В этом ручье дет¬вора ловила разных жучков-паучков, и Серега, как-то раз поймав огромного черного жука-пла¬вунца, похвастался им всем ребятам и выпустил обратно, долго за ним наблюдая, гордясь, что это его жук.
В детском саду он был под крылом мамы, проработавшей воспитателем сорок лет.

     Первый школьный день как-то не запомнился. В памяти остался лишь огромный букет из пурпурных георгин, подаренный им своей первой учительнице Зюмовой Ленине Андреевне, теплые отношения с которой он пронесет через всю жизнь до сегодняшних дней.
Одноэтажное, деревянное здание начальных классов средней школы номер один, как и шестьдесят лет назад, стоит на улице Дедушки Крылова. Буфета в школе не было, поэтому завтраки носили с собой в черных матерчатых мешочках, привязанных к ранцам. Как правило, это был бутерброд из двух кусков хлеба, промазанных тонким слоем масла и чуть присыпанным сахарным песком. Запивали завтраки молоком, которое раздавалось в школе бесплатно, в неограниченном количестве, сколько выпьешь.
Навсегда в памяти остался запах новых учебников, первые прописи, чернильница - непроливайка, «промокашка» в каждой тетради.
Один из месяцев школьных летних каникул Сергей обязательно проводил в пионерском ла¬гере. Четыре раза был в «Юном канонерце» во Всеволожске, под Ленинградом. Не¬сколько раз, вынужденно, посещал городской лагерь, а один раз, был даже на Черном море, под Туапсе, в «Орленке».
 Больше и красочнее помнится подготовительная приподнятая суета перед поездкой и дорога в ла¬герь, нежели само пребывание там, так как первые две недели съедала тоска по родине и родите¬лям. К тому же, местные ребята обычно задирались и иногородние держались обособленно. На расходы Сереге мама давала всего три рубля, а на них месяц не шиканешь. Деньги он берег и брал на них только мороженое, которое сильно любил и, которого, у них в Вытегре не было.
      А однажды последний рубль украли из чемодана.  Три дня он плакал от безутешного горя.  Ко¬гда ребята на экскурсиях ели мороженое, Серега только сглатывал слюни и дико им завидовал.
Но шло время, появлялись друзья и только бы надо повеселиться и покуражиться, а уже надо соби¬раться домой. Зато с самого раннего детства он изъездил весь Ленинград вдоль и поперек, знал все его достопримечательности.
               
      Одной из забав пацанов были сплавы весной по бурным и разлившимся ручьям на корытах. Они с бешеной скоростью неслись вниз по течению ручья Вянги, отталкиваясь палками от берегов. Особенно страшно, проходить под мостами, когда приходилось виртуозно уворачиваться от бревен и досок, чтобы не набить лишних «шышек» на голову. В конце концов, переворачивались в холодную паводковую воду, бежали мокрыми домой, где их ждали с вицами и ремнями мамы. Попадало, будь здоров, а если и корыто упустишь, то домой лучше не приходи.
       Гордостью Сереги были, сделанные папой, финские санки (в виде резного стула из карельской березы на железных полозьях) и  самокат с рулем от «Волги» Газ-21.  Летом, вечерами, устраивали на самокатах гонки по недавно появившимся асфальтированным улицам. Вместо колес стояли большие подшипники, поэтому визг, лязг и грохот железа от несу¬щейся армады самокатчиков разносился по всему городу. Зимой же, на перегонки, катали с гор девочек на санках. 
Основным детским увлечением была, конечно, рыбалка. Разве может быть по-другому в крае тысяч рек и озер? Эта детская забава со временем перешла в основное хобби на всю жизнь. Носились на велосипедах по близлежащим водоемам с удочками и донками, или бродили с бреднем по затокам. Рыба на столе была каждый день.
Приловчились и к ловле раков. Рачевню Сергей смастерил сам. Натянул на проволочный круг диаметром в метр кусок старой сетки. Приспособил на двух дугах веревку для спуска, и рачевня готова.
Для приманки, приворовывал у мамы маленькие кусочки мяса. Ловил раков прямо в центре города у старого милицейского моста. Залезал на причаленные к берегу деревянные лодки и с кормы бросал рачевню в воду. Глубина метра полтора.   Из расположенного поблизости парка культуры и отдыха доносилась музыка. Играли пластинки. Заброс длился в одну песню, а это четыре-пять минут. В поднятой в лодку рачевне было два-три рака с ладошку. Наловив их полный бидончик, Сергей спешил домой, чтобы сварить их к приходу папы. Николай Иванович очень любил полакомиться раками. 
Возле дома располагалась пожарная часть с настоящей каланчой. Серега часто помогал пожарни¬кам мыть машины и разматывать для просушки пожарные рукава, за что был награжден значком ЮДПД (юный друг пожарной дружины), который всегда носил на лацкане школьной гимнастерки рядом с октябрятской звездочкой.
 В школу ходили строго в форме: серые брюки, гимнастерка, фуражка, кожаный ремень, черные ботинки. На медной бляхе ремня и кокарде фуражки – школь¬ная эмблема, большая буква «Ш» в обрамлении дубовых ветвей.
В дворовую компанию, кроме пацанов входили и девчата. Людка Бунгова, Люська Лапсакова, Нинка Гулева, Надька Насонкова, Зинка Круглова. С ними  обычно ходили в июне по ягоду на болото, в сосняк за кладбищем. Собирали морошку, чернику и бруснику. Норма – трехлитровый бидончик. Комарье и мошка, помнится, заедала в усмерть. Осенью же делали набеги на гороховища.
Летом вечерами, сидя на крыльце, играли с девчатами в кольцо. «На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой? Говори по скорей не задерживай добрых и честных людей…» - Так начиналась игра.
Отгадывали фильмы по одной букве. У девчат этими фильмами были исписаны целые блокноты. Они, естественно, и выигрывали.
Когда наступали сумерки, девчата-проказницы, тащили нас через дорогу на участок городского детского сада №1, где в тени  беседок отрабатывали на нас навыки целования через соломинку.

       Встань пораньше, встань пораньше,
       Встань пораньше,
       Только утро замаячит у ворот.
       Ты услышишь, ты услышишь,
       Как веселый барабанщик,
       В руки палочки кленовые берет…

      По радио детский хор пел «Песню о веселом барабанщике».
      Сегодня день принятия в пионеры. Первый красный галстук, не ситцевый, как у многих, а на¬стоящий шелковый, который сумела таки достать мама, торжественно повязали Сереге Сибирцеву на белоснежную рубашку. После школьной линейки весь отряд строем повели на экскурсию в краеведческий музей, размещенный в бывшем здании церкви на Красной горке, пожалуй, самом красивом и высоком месте Вытегры. Музей был гордостью города, сюда обязательно заходили ту¬ристы и экскурсии с круизных судов путешествующих по Волго-Балту. Экспозиции размещались в четырех больших залах и рассказывали как о природных богатствах края, так и историю его раз¬вития от незапамятных времен до сегодняшних дней.
       Первый зал посвящен местным умельцам. В центре располагалась экспозиция художника Твердова. Под известными картинами, написанными маслом, расположился  большой деревенский погост с церквями и колокольнями, изготовленный из обыкновенных спичек. Здесь же висели картины маслом Анатолия Круглова, старшего друга Сергея. Толик этим очень гордился, хоть и не показывал вида. И вообще, Анатолий был разносторонне развитым парнем. Под его руководством в Вытегре создали первый ВИА.
       Второй зал рассказывал о местной фауне и флоре. В центре его стоял огромный бурый мед¬ведь. Дальше шли исторический зал и небольшая выставка достижений народного хозяйства рай¬она.
 Когда проходили возле чучела огромного медведя, Вовка Старков засунул руку тому между мохнатых лап.
- Серега, посмотри, что я нашел, - заговорчески прошептал он.
Сергей нащупал там большой сук, очень похожий на исполинские гениталии.
- Вот это да! Это что, настоящие!? – удивились несмышленые пацаны.
  Подбежала любопытная Ритка Кулигина, сующая везде свой нос. Проверила, что там нашли ребята и, покрывшись бардовым румянцем, побежала жаловаться Ленине Андреевне. Наша первая учительница сначала тоже растерялась от неожиданной находки и увела ребят в другой зал. Позже этот случай превратился в комический анекдот о том, как Ритка Кулигина щупала медведя.

До седьмого класса он сидел за одной партой с Риткой, самой умной девочкой в классе, круглой отличницей. Кроме того, она была еще и красивая и дружелюбная, совершенно не задавака. Ритка ужасно нравилась ему, он даже был почти влюблен в нее. И кто знает, как сложились бы их отношения в романтическом плане, если бы не та злосчастная контрольная по алгебре.
Одним из заданий контрольной было построить отрезок, равный корню из двух. Неизвестно как, но Сергей мгновенно сообразил, что задачка на самом деле находится на стыке алгебры и геометрии и что заниматься вычислениями в этом случае не нужно. Достаточно просто построить прямоугольный треугольник с катетами, равными одному сантиметру, и длина гипотенузы окажется равной точнехонько корню из двух. Он быстро выполнил требуемое, решил остальные примеры, и огляделся... Ритка сидела с несчастным видом и логарифмической линейкой в руках, видно, пыталась выйти из положения чисто алгебраическим способом. Он толкнул ее в бок и развернул листок с контрольной так, чтобы ей было видно. Ритка – умница, сразу сообразила, в чем тут фокус, и благодарно улыбнулась в ответ.
Через три дня учительница по математике, Чащина Алла Дмитриевна, раздала им проверочные контрольные. Ритка, естественно, получила свою пятерку, никаких других оценок у нее отродясь не было. На листочке Сибирцева  же красными чернилами красовалось: «2. Списано у Кулигиной». Разумеется, учительнице и в голову не пришло, что отличница Кулигина может не справиться с заданием, поэтому полагала, что «хорошист» Сибирцев наверняка списал у нее. Как же могло быть иначе? Ведь, как выяснилось, из всего класса эту хитрую задачку про корень из двух решили только они двое. Ну, Кулигина – это святое, она, конечно же, сама додумалась, на то она и самая умная в классе. А Сибирцев – не самый умный, он такой же, как все остальные, поэтому раз все остальные не решили, то, как же он мог? Не мог. Стало быть – списал.
Сергей постарался не потерять лица, все-таки девочка ему нравилась, и, с трудом борясь со жгучими слезами обиды от такой несправедливости, криво усмехаясь, показал свою контрольную Ритке. Не известно, чего он ждал от нее тогда: сочувствия, удивления, возмущения, готовности честно объясниться с учительницей и рассказать ей, как было дело. Но чего-то ждал. Чего угодно, только не холодного молчания. Ритка Кулигина, красавица и умница, ничего не сказала, даже не посмотрела на него. Просто отодвинула листок на его половину парты и отвернулась.
На следующем уроке она сидела за другой партой, пересела к Свете Осюковской, поменявшись местами с ее соседом. С Сергеем Ритка была с того дня холодно-сдержанна. Иными словами, она стала избегать его.
Сказать, что Сергей страдал, - это ничего не сказать. Причем страдал-то он не по Ритке, все равно они учились в одном классе и все равно вне школы не встречались. А страдал от несправедливости и от ощущения полной беззащитности. Ритка понимала, что поскольку он влюблен в нее, то не пойдет к училке жаловаться, искать правду. Она использовала доброе к себе отношение.
Пострадав несколько дней, Сергей сформулировал для себя вывод: если ты сделал кому-то добро, жди, что в скором времени этот человек от тебя отвернется.
А еще спустя некоторое время в голову ему пришло, что он сам виноват: не надо было показывать Ритке решение, и ничего не случилось бы. Он получил бы свою заслуженную пятерку, Ритка – четверку или, на худой конец, тройку, но он не оказался бы благодетелем круглой отличницы, наоборот, посочувствовал бы ей, утешил, в кино пригласил бы тоску развеять. Словом, имел бы возможность повести себя как мужчина. Он же проявил инициативу и был за это жестоко наказан. И «пару» схлопотал, и Ритка от него отстранилась.
Отсюда второй вывод: никогда не лезь с помощью, если тебя об этом не попросили. Не стремись к тому, чтобы люди испытывали к тебе благодарность, тогда они будут тебя любить.
И третий вывод: не кидайся немедленно просьбу выполнять и помогать. Подумай сперва, не потеряешь ли этого человека, если он вынужден будет испытывать к тебе благодарность?

Раннее детство помнилось как-то отрывками. Вот он, трехлетний мальчуган впервые едет с папой в Москву поездом. В плацкартном вагоне битком людей и он на бис, под смех попутчиков, в десятый раз исполняет, перевирая слова, известную тогда песню: « Ах, эта девушка, меня чума взяла, разбила сердце мне, покой взяла».
А вот, в четвертом классе, пишет тайком на уроке  любовную записку Ритке Кулигиной.
А вот уже седьмой класс, проводы русской зимы... Проводы русской зимы в Вытегре всегда приурочивали к масленице. Это был, пожалуй, один из самых любимых праздников местной детворы.
День выдался славный. Ярко светило солнце, стоял легкий морозец и тишина, будто природа замерла перед решающим наступлением весны.
Учеба в голову не лезла. Сережа нехотя листал учебник, пытаясь побыстрее закончить с домашним заданием. Из кухни доносились вкусные запахи – мама стряпала блины.
Каждую минуту он подбегал к замерзшему окну и, в растопленную на стекле солью щелочку, выглядывал на улицу - боялся пропустить момент выстраивания праздничной колонны из лошадей с каретами и санями, украшенных разноцветными лентами и бубенцами.
В окно спальни послышался условный стук. Схватив по пути в прихожей ушанку, Сергей выскочил на крыльцо.
- Куда раздетый?! – догнал его запоздалый окрик мамы, но Сережа был уже на улице.
Из-за угла их дома выглядывал Юрка Самутичев.
- Серый, ну ты чего? Все уже в сборе.
- Я мигом!
 Сергей вернулся домой, накинул фуфайку, схватил пару блинов с тарелки.
- Мам, я на улицу.
- А уроки? А кушать? Сейчас папа придет с работы, и сядем обедать! - строго возразила мама.
- Не-е-е, мам, я потом. А вы обедайте без меня, - крикнул он, выбегая на крыльцо.
У крыльца уже ждали трое закадычных друзей: Юрка Самутичев, Валерка Филичев и Андрюшка Шевчук.
Поздоровавшись, как положено за руку, по-мужски, они направились дворами в центр, к площади, где по времени должно уже начаться основное гуляние.
На площади, возле трибуны, играл городской духовой оркестр. Шло какое-то нехитрое представление. В ряженых узнавались герои русских народных сказок: Емеля, Иванушка-дурачок, баба Яга. По периметру стояли столы с яствами. Горки дымящихся блинов на любой вкус: со сметаной, с маслом, грибами, рыбой и даже красной икрой. Калитки, розанцы, ростягаи, пироги с множеством начинок – все, чем славится кухня народов русского Севера. Под столами стройными рядами выстроились ящики с казенкой. Каждый стол украшал начищенный до блеска медный двухведерный самовар на углях.
Красавицы в самобытных сарафанах с накрашенными свеклой щеками залихвацки зазывали гостей.
Пошарив по карманам, друзья наскребли лишь восемьдесят копеек.
- Да, негусто, - отчаянно промолвил Андрей, - даже на «Солнцедар» не хватает, а какой праздник без вина?
Выручил, как всегда, Юрка:
- Так, не бздеть, я вчера видел, как в сарай швейной мастерской выносили мешки. Наверное, тряпье и отходы. Пойдем, глянем.
Швейная мастерская располагалась на Вянгенской улице (по названию одноименного ручья, вдоль которого она идет), по соседству с домом, где жил Сережа. В ее сарае, обычно полном дровами, они с детства устраивали штабы и различные тайники.
Помнится, как были в усмерть перепуганы лежащими там манекенами, приняв их за покойников.
Входная дверь сарая закрывалась амбарным замком, но в задней стенке его две доски легко сдвигались. Дальше шел лаз, проделанный пацанами в дровах.
Пробравшись в сарай, они увидели возле двери четыре мешка с отходами от швейного производства. Не теряя времени, вынесли их через лаз и мелкими перебежками направились в сторону Горпо, где находилась «сдавалка» (пункт приема вторсырья). Увы, там их ждало разочарование. Пункт был закрыт - воскресенье. Потолкавшись безрезультатно у закрытых дверей, ребята уже думали возвращаться, но и тут Юрка оказался на высоте:
- Ждите здесь, а я схожу домой к приемщице, она рядом живет, - уверенно сказал он.
Вскоре Юрка вернулся с дородной теткой. Та окинула надменным взглядом мешки, заглянула внутрь и недовольно изрекла:
- По десять копеек возьму.
Пацаны знали, что тряпье стоит шестнадцать копеек за килограмм, но, как говорится, хозяин-барин, тем более в выходной день. Пришлось уступать.
Вырученных пяти рублей хватило на три бутылки вина, пачку сигарет, буханку ситного хлеба и полкило соленой ряпушки.
В четырнадцать лет, спиртное им конечно еще не продавали, поэтому пришлось воспользоваться услугами мужичка, болтающегося возле магазина. За что тот, увы, ополовинил одну из бутылок.
Отоварившись, ребята поспешили к праздничному кортежу. Колонна запряженных в сани лошадей уже была готова к выдвижению в центр города. Насчитали больше тридцати экипажей.
Ямщики в треухах и, подпоясанных разноцветными кушаками, тулупах, заканчивали последние приготовления.
- Давайте заскочим в дом к Зинке Кругловой, отметим начало праздника. Там у них ремонт, никого нет и лошадей в окно видно, - предложил Валерка.
В доме действительно шел капитальный ремонт. Дверей нет, пол вскрыт, внутренние перегородки разрушены.
Разместив на подоконнике нехитрую закуску, пацаны пустили бутылку по кругу.
В это время за окном обозначилось какое-то движение. Народ рассаживался по саням, застоявшиеся лошади взбодрились и нетерпеливо перебирали ногами.
- Все, завязываем! Колонна тронулась! Бежим! – крикнул Андрей, и пацаны бросились догонять праздничный кортеж.
Мимо них, набирая скорость, проносились экипажи. Ребята попадали в, кто какие смог, сани. Под улюлюканье хмельных кучеров и переборы гармошек процессия вырвалась на проспект Ленина.
В санях была куча-мала. Под Серегой что-то кричал придавленный мужик, сверху его прижали две толстенные бабищи, ревущие матерные частушки, а на голове сидел хмельной дед и рвал меха залипающей клавишами гармошки. Праздник начался…
Возле площади кони перешли на шаг, продираясь сквозь загулявшую толпу. Мужики спрыгивали с саней, отоваривались в торговых рядах казенкой и вновь догоняли колонну.
Народу в санях прибывало. Если тройки еще уверенно тянули свои экипажи, то одиночные лошади уже отставали. Недовольные этим, кучера ногами сталкивали в снег зазевавшихся пассажиров, облегчая сани.
Колонна повернула на самый широкий и протяженный в городе Советский проспект и лошади, почувствовав свободу, перешли на рысь. Началась гонка. В клубах лошадиного пара и снега, не разбирая дороги, с песнями и плясками, в пьяном угаре, неслась молодецкая удаль…
Сани занесло и опрокинуло. Серега кубарем скатился под гору… Пришел в себя в сугробе, без шапки и в одном валенке. Вокруг него ползали на четвереньках люди, плакали и смеялись. Вверху, на дороге, шатался пьяный кучер и звал помочь перевернуть сани.
Отряхиваясь от снега и помогая друг другу, отдыхающие кое-как выползли на дорогу. Гуртом поставили сани на полозья и, загрузившись, экипаж повернул на площадь. Валенок Серега нашел под санями, а шапка, наверное, вылетела в пути.
Возле клуба Речников он увидел Юрку и Андрюху, соскочил с саней и подбежал к ним.
- Вы уже здесь? А Валерка где? – спросил он друзей.
- Мы вернулись на встречной тройке, а Валерка поехал до кладбища, там конечная, - ответил Андрей.
- Ну, чего делать будем? – спросил Серега
- Не знаю, - пожал плечами Юрка, - последнюю мелочь в санях растерял, даже блинов не на что взять.
- Пойдем «ковырять» масло, - предложил Андрей.
В ту пору в магазинах впервые появилось шоколадное масло. Стоило оно сравнительно дорого, три шестьдесят килограмм и, естественно, дома оно появлялось крайне редко, а было таким вкусным! Но, голь на выдумки хитра, придумали и тут. Ребята заходили в магазин, становились у прилавка, на котором стояли большие открытые кубы масла и, пока один из них отвлекал продавщицу, остальные незаметно пальцами выковыривали масло в ладошки. Затем, за магазином, смаковали его.
- Да ну, масло. Придумаешь тоже, что мы, дети малые, что ли? – возмутился Юрка.
В это время к ним подошла продавщица с лотка:
- Ребята, помогите загрузить в машину ящики и корзины.
Юрка хитро подмигнул всем и тут же согласился.
Побросать в кузов тару, столы и корзины с продуктами было делом пятнадцати минут.
Продавщица поблагодарила и угостила стопкой блинов. Машина уехала, а Юрка откинул полу бушлата. За пазухой у него виднелась белая головка бутылки водки и палка копченой колбасы.
- Ну, ты даешь! – удивился Серега, - я бы так не смог.
- Сможешь, если захочешь, - снисходительно ответил Юрка.
К пацанам подошел Валерка и протянул Сереге шапку:
- Твоя?
- Моя, а где ты ее взял? – удивился Сергей.
- Дядя Толя, кучер, отдал. Сказал, что ты ее в санях забыл. Слушайте, мужики, - продолжал Валерка, - я сейчас видел, как Люська Бунгова с матушкой в баню пошли. Посмотрим?
Предложение было как заманчивым, так и опасным.
То, что пацаны заглядывали в женскую баню, люди догадывались, но, как говорится, не пойман – не вор.
- А ты знаешь, где смотреть? – заинтересованно спросил Валерку Юрка.
- Конечно, знаю. Возле окон женского отделения большая поленница дров. Залезаем на нее, сцарапываем с окна белую краску и смотрим.
- Здорово! – заключил Юрка, - нож у меня есть, идем.
- Стоп! – резко остановился он, - а с водкой и колбасой, что делать будем?
Пацаны замялись. Водка – дело серьезное, да никто ее к тому времени еще и не пробовал, другое дело вино или брага, но вслух сказать не решались.
- Ладно, - разрядил обстановку Юрка, - оставим ее «на потом».
К бане подошли уже в сумерках. Вплотную к четырем окнам женского отделения действительно было сложено три костра с рублеными дровами, высотой метра два с половиной, поэтому залезать на них пришлось карабкаясь по спинам. 
Серега чувствовал себя неуверенно, в душе, как будто кошки нагадили:
«А вдруг об этом узнают? Стыда не оберешься, а ведь он комсорг класса», - думал он, но вслух, естественно, этого сказать не мог, боясь оказаться слабаком в глазах друзей.
Ребята еще поднимались, а Юрка уже скреб ножом окно.
- Ух, ты, - шептал он, сглатывая слюну, - банное отделение, как раз возле душевых кабин.
- Дай посмотреть, ну дай… - нетерпеливо канючил Валерка.
- На нож и скреби сам другое окно, - отмахивался от него Юрка.
Ребята, лежа на дровах, упершись лбами и носами в стекла, смотрели одним глазом в маленькие щелочки, смаковали увиденное.
- Да тут одни старые бабы, смотреть противно, - недовольно проворчал Валерка.
- Какие старые?.. Вон смотри, учителка из первой школы. Вот это буфера… Да-а!.. – восторгался Юрка.
Серега неуверенно прильнул к окну. Перед его взором, закрыв собою все пространство, шевелилась огромная задница. Ему стало как-то не по себе, и он отвернулся.  Заметил, что Андрей тоже в окно не смотрит, а сидит с виновато-отрешенным видом.
- О! – воскликнул Валерка, - вон Люська, а вон Зинка Круглова. Ух ты!.. А ножки у Люськи ничего!..
- Ах вы, подлецы!.. Ну, я сейчас вам дам!! - раздался грозный женский оклик у поленницы. – Ишь чего удумали, стервецы!!!
Пацаны вскочили на ноги. Поленница зашаталась и  медленно обвалилась наземь.
Выбираясь из-под дров, не обращая внимания на сильную боль в правой ноге, Сергей увидел над собой двух полуголых женщин и тут же получил шайкой по голове.
Припадая на ногу и ничего не соображая от удара, он бежал вслед за удаляющимся Юркой.
- Узнали!.. Точно, узнали!.. Теперь разнесут по всей школе. Ну, зачем я туда пошел!?.., - страдал от необдуманного поступка Серега.
Юрка остановился, подождал его и, хохоча во всю глотку, пытался ободрить товарища:
- Вот это приключение!.. Успокойся, все нормально, погони нет.
- Какое там нормально: глаз подбит, нога не ходит. А еще разговоров будет на весь город. Матушка узнает, и в школе тоже, - ныл Серега.
- Да брось, ты. Никто нас не узнал, уже темно. Подумаешь, на старые бабьи зады посмотрели… Вот делов-то, - уверенно отстаивал свою правоту Юрка.
- А где ребята?
- Андрюха побежал к реке, А Валерку, по-моему, банщица схватила, не знаю, вырвался или нет.
Обойдя баню за два квартала, друзья направились в свой двор. Андрей и Валерка сидели на крыльце.
Валерку банщица отпустила, предварительно дав пинка под зад, а за Андреем никто не гнался.
Обсудив происшествие, в расстроенных чувствах, ребята разошлись по домам.
Как ни странно, но продолжения этой истории не последовало. Им, молодым тогда еще пацанам, не дано было понять действий взрослых женщин.
Они ждали открытых комсомольских собраний с разбором морального облика будущих строителей коммунизма и долго еще пристально и виновато вглядывались в лицо каждой встречной женщины. Но все на этом и закончилось и лишь много лет спустя, Люська Бунгова призналась Сергею, что видела его через окно и специально показывала себя, а он, дурак, этого не оценил.

                4

         Зимой, основными занятиями пацанов, были катание на лыжах по зимнему лесу, беганье на коньках «снегурках», примотанных веревками к валенкам, по обледенелым улицам города и игра в хоккей прямо на проезжей части. Или строили из снега крепости и целые города, а потом брали их при¬ступом, используя при этом различные самодельные осадные орудия. Как-то, сделали даже танк из фанеры, который сам двигался на цепной передаче двух велосипедов, а вместо колес поставили на ось фрезы от циркулярной пилы. У каждого имелось деревянное ружье с резиновым боем, которое стреляло алюминиевыми пульками по принципу рогатки. Была и пушка (большая рогатка), резину которой натягивали два человека, стреляла она камнями. Как в ту пору не покалечили друг друга? До сих пор удивляюсь. Домой по вечерам было не загнать. Мама много раз кричала в форточку: «Сережа, домой!» Да, куда там, именно в это темное и позднее время, казалось, начиналось самое интерес¬ное.      
          Домой возвращались краснощекими от мороза и счастливыми, в обледеневших, стоящих ко¬лом, шароварах.  У каждой компании был свой штаб. Обычно его строили в сарае, наполненном колотыми дровами, делая в них тайные проходы и пролазы, так что далеко не каждый попадет внутрь.
       Сказать, что сильно курили? Наверное, нет. Так, баловались, подворовывая папиросы у отцов из неполных пачек «Авроры», «Шипки» и «Беломора». А первыми сигаретами с фильтром, были «Кронштадские», по 35 коп. за пачку.
      Плавать Серега научился в девять лет, да это и не удивительно в краю рек и озер, а вот, как первый раз тонул, помнил.
      Это было в пятом классе. Настоящим пловцом считался тот, кто переплывет туда и обратно речку Вытегру, вернее ее первое русло, так как саму речку искусственно развернули со старой Мариинской системы шлюзов к новому первому шлюзу канала Волго-Балт. Речка неширокая, метров сто, но для детворы это было значительным расстоянием. Серега долго не мог решиться на этот поступок, но подкалываемый взрослыми парнями, все же поплыл. На ту сторону он  пере¬плыл довольно удачно. Надо было немного отдохнуть, но парни направились обратно, и Серега пристро¬ился к ним. Когда до берега оставалось метров двадцать, поднялась волна, вода попала в нос и в рот. Серега закашлялся и стал захлебываться, от усталости руки и ноги не слушались. Испугав¬шись, он закричал. Подоспевшие ребята вытащили его на берег, где он час лежал не в силах пошевелиться и надолго понял, что с водой шутить нельзя.

Впервые со смертью ему пришлось столкнуться лет в семь. Утонула соседняя девочка Зоя, на год старше его. Они всем двором ходили к ней домой прощаться. Она лежала в маленьком гробике как живая и не вызывала никакого страха. Они стояли понурив головы и скорбели как могли, потом убежали во двор и как ни в чем не бывало бесились. Лично Сергей ходил прощаться два раза. Потому что мама девочки, тетя Лида, давала всем по конфетке. С тех пор ему пришлось повидать немало трупов, и с каждым разом он все отчетливее понимал, что костлявая размахивает своей косой где-то рядом и встречу с ней может обеспечить какая-нибудь нелепая случайность.
Наибольшим потрясением детства была папина авария. Сергей тогда учился в четвертом классе. Когда к ним в квартиру зашла незнакомая женщина и сказала маме, что Николай Иванович на автобусе упал в реку с Северского моста, он испугался.
Первое, что ударило в голову: «Папы больше нет!» Он смотрел ошарашенными глазами на маму. Та медленно села на табуретку и тоже молча смотрела на сына.
- Сереж, может, сходишь, посмотришь? – тихо попросила она.
Идти не хотелось, да просто было боязно, но надо. И он пошел. Шел медленно, дальней дорогой, как бы отдаляя страшный момент.
У моста было людно. Знакомые пацаны, увидев Сережу, подбежали к нему. Перебивая друг друга, они что-то говорили, но Сергей их не слушал, а как заколдованный, молча шел к реке, и с ужасом вглядывался через пролом в бетонном ограждении моста.
И тут он увидел папу! Живого и невредимого! Он шел в окружении двух милиционеров к райотделу. Встретившись взглядом с сыном, он подмигнул, как бы ободряя и поддерживая Серегу.
Сережа встрепенулся, ускорил шаг, и смело посмотрел вниз с моста. Автобус висел на старых сваях, погрузившись капотом в воду. Заднее стекло было разбито. Через него, очевидно, и выбирались люди.
Из разговоров взрослых он понял, что дорогу перед автобусом перебегал парень, и папа, чтобы не совершить на него наезд, направил машину в реку. Обошлось без жертв.
Сергей тут же побежал домой, сообщить радостную весть маме. Последствий особых не было. Вскоре папа ездил на другой машине, но случай этот и первое глубокое потрясение, запомнились Сергею на всю жизнь.

      Организм рос и крепчал и постоянное чувство голода, заставляло задумываться о подкормке. То грибы на костре жарили, то картошки на поляне накопают и запекут. Воровали с огородов огурцы и лук, а когда поспевал горох, делали набеги на гороховища. Пока часть пацанов отвлекали на себя сторожа, остальные набивали стручками пазухи. Весь вечер им лакомились, а затем, увы, по два дня из уборной не вы¬лезали.
     Металлолом, макулатуру и бутылки  собирали, когда были нужны деньги. Сначала на кино, лимонад и конфеты, затем на вино и танцы. Хорошо зарабатывали летом в лесу на заготовке иво¬вого корья.
     Свободного времени в детстве у Сергея было мало, так как с десяти до пятнадцати лет он учился в музыкальной школе. Занятия шли каждый день по два часа после обеда: специальность, соль¬феджио, музыкальная литература и два оркестра по воскресениям, баянистов и духовой. Учился он по классам баяна и трубы. В оркестре баянистов, руководимым директором школы Бибиксаровым Сан Санычем занимались и его одноклассницы: Люда Белкина, Таня Паршукова, Света Осюковская. Особенно Сергею нравилось заниматься на духовых инструментах: теноре, баритоне и тромбоне. Мечтал освоить саксофон и кларнет. Игра на трубах, в отличие от баяна, да¬валась легко, а главное, было большое желание совершенствоваться в этом у Николая Константиновича Чеснокова. Человека с большой буквы, посвятившего себя воспитанию подрастающего поколения. Более семидесяти лет он верой и правдой служил искусству, впитывая его в умы вытегор. Их дружба, наставника и ученика, пройдут через десятилетия. С духовым оркестром связаны и первые профессиональные заработки. За игру на похоронах ему платили четыре рубля.
     Если учесть дела по дому, внеклассную работу, несколько кружков и участие во взрослом ду¬ховом оркестре, то на улицу время не оставалось.
      Спортивных секций ни в школе, ни в Доме пионеров практически не было. Разве что лыжи, баскетбол и шахматы. Их Сергей посещал постоянно и добился определенных успехов, но развить их, при отсутствии тренеров, можно было лишь самостоятельно, что он и делал. По выписываемым через посылторг бро¬шюрам   учился самбо и боксу. Помогло ли это в жизни? Возможно. В уличных драках, точно помогло.
      Первый раз попробовал коньяк на пятнадцатилетие. Отмечали его с Вовкой Старковым (Налимом) у его отца на барже в устье Онежского озера. Отец оставил их дежурить, а сам поплыл на лодке в город за продуктами. Пацаны проверили заранее поставленные сети, и из ершей, лещей и щуки сварили настоящую тройную уху. Затем пили «Бренди», ели уху и орали на всю округу песни.
               
                5

Юрка Самутичев стал киномехаником клуба Речников после восьмого класса и окончания курсов в Череповце. Он  быстро освоил немудреную специальность и теперь с утра до позднего вечера пропадал в своей будке, пропахшей теплой пылью и жженой пластмассой. Ему нравилось возиться с пленкой, заряжать ее в проектор, заставляя скользить в хитром лабиринте валиков, зажимов, зубчиков и пазов, перематывать с одной тяжелой катушки на другую, вдыхать ее чудесный, неповторимый запах.
Нравилось получать новый фильм по накладной и горделиво перетаскивать банки из машины к себе в келью мимо праздных зевак.
 Нравилось небрежно прогуливаться у клуба за час до сеанса, наблюдая, как озабоченно  спрашивают граждане друг у друга лишний билетик.
 Но больше всего нравилось Юрке таинство рождения незаправдашней, но такой волнующей и интересной экранной жизни. Наблюдать историю чужой любви или ненависти сквозь крохотную амбразуру окошка киномеханика было гораздо занимательней, чем из зала. Кроме того, Юрка чувствовал себя безраздельным хозяином этой любви и ненависти, собственником страстей, печалей и радостей. Он щелкал тумблером проектора, и десятки людей в переполненном зале умолкали, зачарованные вспыхнувшим в темноте чудом, сотворенным для них волшебником из кинобудки.
А еще Юрка вдруг заметил, что стал нравиться девушкам. Они строили ему глазки, дарили обворожительные улыбки и просились в кинобудку на последний сеанс какой-нибудь импортной, модной картины.
Юрка не отказывал. Каждый вечер он проводил одну из девушек по служебной лестнице к себе в келью, поил чаем, потом деловито и гордо заряжал пленку, придвигал табурет, усаживал гостью перед амбразурой и щелкал тумблером проектора. После сеанса девушка поднималась с табурета, оглаживала юбку, потягивалась, чмокала Юрку в щечку и исчезала.
Между тем, все мы завидовали Юрке.
- Повезло тебе, - сказал как-то Валерка Филичев, на очередной нашей встрече у друга в кинобудке. – Ты их там всех чпокаешь по очереди?
- Кого? – не понял Юрка.
- Ну,.. баб, - Валерка подмигнул. – В кинобудке – самое оно!
Юрка усмехнулся.
- Они же кино ходят смотреть, а не чпокаться.
У Валерки округлились глаза.
- Ты серьезно, корешь? Ну, тогда извини, ты – полный осел! Уж я бы не растерялся! – выделывался он.
- Мне не по себе как-то, не знаю с чего начать, как подступиться… Словом, робость какая-то… - неохотно признался Юрка.
Через пару дней, глотнув для храбрости портвейна, Юрка пригласил в кинобудку смазливую юную особу по имени Надя Насонкова. Это была улыбчивая беленькая девушка лет четырнадцати с красивыми карими глазами и широкими скулами, заметно выступающими на миловидно загорелом лице. Насонкова жила в доме напротив нашего, и Юрка частенько ловил на себе ее игривый взгляд, когда шел через двор на колонку по воду.
- Сегодня привезли французскую картину, - сказал ей Юрка, – Приходи ровно в девять. Я встречу.
И Надя пришла.
Она сидела на табурете в легком цветастом сарафане, сложив руки на загорелых коленках, пока Юрка заряжал пленку в проектор, и в тесной кинобудке тяжело плавал приторный запах ее духов.
Юрка ловко управился с первой катушкой, проверил затвор, потом открыл следующую банку, отмотал пленку и стал пристраивать ее на второй проектор.
- А зачем два аппарата? – спросила Насонкова.
- Подойди, покажу, - кивнул Самутичев.
Девушка охотно встала с табурета, подошла к проектору и наклонилась к окошку, вглядываясь в матовую темноту зала.
- Фильм состоит из нескольких частей. – Юрка встал у нее за спиной, чувствуя, что сердце выпрыгивает из груди. – Когда подходит к концу первая часть, - он невзначай положил руку девушки на бедро, то на экране в правом нижнем углу появится такой кружок… - Он встал вплотную к девушке и, тоже наклонившись, скользнул рукой по ее животу к груди. – Такой… кружочек…
- Кружочек? – переспросила Надя, не шевелясь и не убирая руку Юры.
- Кружочек, - подтвердил он хрипло, одной рукой ощупывая упругую грудь девушки. А другой пробираясь ей под подол. – Такой белый… кружочек.
- И что? – в стекле окошка было видно отражение Надиного лица. Она закрыла глаза.
- Этот кружочек означает, - Юрка провел рукой между ног девушки, - что я должен включить второй проектор…. Но – пока без изображения…
- Как же можно?.. – еле слышно спросила Насонкова, - … без изображения…
Она чуть-чуть раздвинула ноги, чтобы Юрке было удобнее хозяйничать под подолом.
- А для этого существует… - у Юрки закружилась голова. Он зацепил пальцами Надины трусики и потянул вниз, - крестик, - прошептал он, с жадностью лапая прохладные ягодицы своей гостьи. – На белом крестике я должен запустить изображение…
- Запускай! – нетерпеливо повторила девушка, прогибаясь на манер кошки и потираясь щекой о собственные руки, сложенные на краешке киноамбразуры.
- Щас я, щас… Юрка, наконец, одолел застежку на ремне и приспустил штаны до колен.
- Запуска…аю…
Через несколько минут он отпрянул, вытер ладонью лицо и неуклюже натянул штаны.
Девушка достала носовой платок из накладного кармана сарафана, протерла им между ног, ловко подцепила туфелькой с пола сползшие трусики и, обернувшись к Юрке, весело поинтересовалась:
- А зеркало здесь есть?
- Нету – Юрка вдруг почувствовал неловкость. – Знаешь, я… ну, словом…
- Что? – в Надиных глазах прыгали озорные искорки.
- Я ведь… и жениться могу, выдавил наконец Юрка. Девушка расхохоталась, чем привела его еще в большее смущение, потом неожиданно посерьезнела:
- Можешь или хочешь?
Юрка пожал плечами:
- Хочу…
Надя медленно подошла и обвила его шею руками. Трусики, зажатые между пальцами, теперь свисали у Юрки с плеча.
- Ну, тогда – женись, прошептала она.
- А ты… - Юрка не сразу нашел нужные слова. – Ты разве… любишь меня?
- Конечно, люблю, - девушка смотрела ему прямо в глаза. – Ты разве не понял?
- Давно? – спросил он, чувствуя, что выглядит глупо.
Девушка поправила на запястье аккуратные часики с тонким ремешком:
- Уже почти пятьдесят минут.
Юрка хмыкнул.
- А теперь включай свою бандуру, - Насонкова улыбнулась и кивнула в сторону проектора. – До белых кружочков у нас еще есть время…
На следующий день Юрка, развалившись по-барски на стуле с папиросой во рту, рассказал нам в картинках о своем первом мужском опыте. Мы слушали его, дико завидуя, открыв рты и развесив уши.
О своем желании жениться он вскоре забыл, у него появились не менее симпатичные подружки, а с Надей, на удивление, продолжил «дружбу» Валерка Филичев.

                6
 
          Рыболовство являлось основным промыслом местных жителей. В шестидесятые годы жили бедно и питались рыбой да картошкой. Правда, даже в то время, молоко для учеников в школьных буфетах давали бесплатно.
Рыбу заготавливали впрок во время весенней (май) и осенней (октябрь) путины. Весной шла корюшка, осенью – ряпушка. В это время весь город жил на реке.         
Ставились шалаши и палатки, жгли костры. Весь этот табор растягивался вдоль русла реки на пятнадцать километров, от устья Онего и до водохранилища первого шлюза канала Волго-Балт.
Мужики курили и, не спеша, проверяли с берега саками ход рыбы, изредка вылавливая по три - четыре корюшины, крупной, граммов по триста – четыреста, подледной, самой первой, самой жирной и вкусной.
Женщины налаживали быт на берегу. Дети после занятий в школе, помогали родителям и шумными компаниями, почувствовав свободу, резвились в прибрежной зоне.
Уйти с берега нельзя, так как пик путины длится всего несколько часов, а не наловишь рыбы, будешь жить впроголодь до следующего  года. 
 Издали послышались, пока еще не разборчивые, крики. Народ зашевелился и вот уже звуковая волна накрывает нас: «Пошла-а!...  Пошла-а-а!!!...». Мужики с саками бегут к воде, женщины и дети за ними. Видно, как по тихой воде приближается бурлящая стихия. Она пролетает мимо людей, ударяется в ворота шлюза и стену плотины, разворачивается, сталкивается с встречным потоком и начинается месиво. Река по всей своей сто метровой ширине становится похожей на кипящую белую кашу. Создается впечатление, что по рыбе можно перейти на ту сторону. И вот тут не плошай. Мужики черпают саками рыбу, попадается по тридцать-пятьдесят штук. Ребята вытряхивают рыбу из саков, женщины собирают ее в корзины, ящики и мешки. Обычно, это длится всю ночь, к утру ход рыбы спадает.
 Довольные мужики курят, делятся впечатлениями, вспоминая курьезные случаи и, под водочку, лакомятся зажаренной на вертелах свежей корюшкой. Народ расходится, впереди еще много работы по засолке и маринованию рыбы.
  Мясные блюда на столах вытегор были, в основном, только по праздникам, несмотря на большое поголовье крупнорогатого скота. Племенные коровы, в основном, были молочного направления, из молока которых готовилось знаменитое вологодское масло. В магазинах мясо продавалось очень редко и, как правило, покупалось у местных охотников. Особенно ценились лосятина и медвежатина.
Серегу на охоту отец брал с самого детства. Тетеревов, глухарей, белку и зайцев били попутно, когда ездили в лес по надобности. Охота же на медведя и лося требует отдельного повествования.

Кто видел в осеннюю пору тайгу, густо крапленую березой да осиной, тому никогда не забыть картину пылающего холодными кострами леса.
Темнохвойные леса на солнце горят разноцветным пламенем: пурпурным, красным, нежно-желтым, золотым. А берега реки в рябиновой оправе. И такая грусть повсюду и такое опустение! Шорох шагов по опавшему лесу слышен далеко.
Сергей в ту пору учился в десятом классе, и захотелось ему побродить по осеннему лесу с ружьишком. С собою он взял легавую охотничью собаку отца, Найду.
 Под ногами шуршит опавший лист. Нигде никого. Точно совсем оскудела земля. В небе гусиный крик. И вдруг, безмолвие леса потрясает затяжной рев. Что бы это значило? Рев повторяется.
 Из перелеска выкатывается испуганный черный зверь. Это сохатый. Самка. Стремительною иноходью несется она через падь. За ней теленок. Следом из чащи вырывается медведь. Огромными прыжками он накрывает малыша, подминает под себя. До слуха доносится предсмертный крик сохатенка.
   Сергей упирается спиною в сосну, спокойно подводит под медведя мушку ружья. Тишину разрывает выстрел, за ним другой.
Медведь подпрыгивает и никнет к земле бурым пятном. Сергей ждет с минуту, не шевелится.
- Хорошо угодил! – хвалит он себя мысленно и идет через падь.
 Глаза караулят бурое пятно. Узнает в нем голову медведя, спину зверя, сгорбленную предсмертными муками и его переднюю когтистую лапу, упавшую на морду. Поодаль от медведя, за елью, лежит загрызенный теленок вверх брюхом. Раскинув в воздухе, как в быстром беге, длинные ноги.
 Сергей ощупал зад убитого медведя. Он толстый и мягкий. А какая шуба – густая, пушистая!
Вытаскивает нож, начинает освежевать. Берет заднюю лапу в руку, с трудом втыкает острие ножа под кожу у пятки. Ну и крепкая!
 Хотел сделать надрез над ступней, но вдруг чувствует на себе чей-то гипнотизирующий взгляд.
 Поднимает голову, и  сердце каменеет: на него смотрят синие глаза медведя. Он жив! Он, кажется, не понимает, что происходит.
 Зверь поднимает голову, тянет носом – и от сильного толчка, Сергей кубарем летит в сторону, за ель.
 Не попадись в этот момент зверю под ноги рюкзак с ружьем, он бы поймал его в прыжке.
 Как оказалось позже, одна из пуль задела медведю позвонок. У него получился шок. Он потерял сознание, но ненадолго. Возможно, физическая боль, причиненная ножом, помогла ему прийти в себя.
  Пока медведь потрошил рюкзак, Сергей пришел в себя. Вся надежда на ель.
  Косолапый, точно вдруг вспомнив о нем, бросается к стволу, за которым стоял Сергей. Пальцы правой руки до боли сжимают рукоятку ножа. Никогда этот зверь не был так страшен и не казался таким могучим. В коротких лапах, слегка вывернутых внутрь, чудовищная сила.
В слепой ярости зверь набрасывается на корни ели, рвет их зубами, качается то вправо, то влево. В напряжение Сергей следит за каждым его движением, чтобы вовремя отскочить. Медведь гоняет его вокруг ели, ревет от злости, а из его открытой пасти брюзжит слюна вместе со сгустком черной крови.
Но так не может продолжаться долго. Разве рискнуть ударить ножом? Другого выхода нет.
С решимостью откидывает назад руку с ножом и замирает от неожиданности. Из леса вылетает с невероятной быстротой Найда и наваливается на зверя.
Схватил ружье. Стрелять опасно: зверь и собака держатся кучно. Найда сатанеет, лезет напролом, вот-вот попадется в лапы медведя. Так их и поглотила тайга.

Освежевал сохатенка, разложил мясо по кочкам, чтобы оно остыло. Преследовать медведя нет смысла. Напуганный собакой, он теперь уйдет далеко, если не ослабеет от пулевых ран. Слышится рев, затем глухой предсмертный стон сильного зверя. Где-то там же, близко, жалобно завыла Найда.
Сергей поспешил на вой. Минует лесные прогалины, чащу. Уже близко… Где-то здесь Найда. Сергей бежит по-над перелеском. Вот и след. Зверь шел шагом, оставлял примерно через каждые десять метров лежку.
Останавливается. Ни звука. Загоняет в ружье новые патроны.
 Вспоминает слова отца:
 - Раненый зверь может подкараулить!
 Подбирается с осторожностью рыси, почти не касаясь земли и не задевая сучьев. Ружье держит на взводе. Глаза не опускают отпечатков медвежьих лап.
Впереди неширокая заболоченная полоска открытого места. Медведь не свернул, так и пересек напрямик болото. Значит, ушел дальше.
Сергей вышел открыто из-за сосны. Не успел он сделать и трех шагов, как из-под единственного куста выворачивается огромная бурая глыба, заслоняет свет, из распахнувшейся  пасти брызжет в лицо липкая влага. Ноги мгновенно отбрасывают его в сторону. Пальцы машинально откидывают собачку предохранителя.
 Не помнит, как поднял ружье. Зверь поднимается, встает на дыбы, ревет и … открытой пастью ловит горячий кусок свинца. Хищник оседает на зад, роняет лобастую голову. Широко раскинув лапы, он обнимает ими толстую кочку. Никнет к ней.
  Сергей пускает в упор еще пулю. Затем всаживает нож в горло.
 Долго не может успокоиться. Смахивает с лица кровавые сгустки медвежьей слюны. Опускается на кочку.

                7

В ходе учебы, за десять лет, состав класса неоднократно менялся. Их перебрасывали из школы в школу, переводили учеников, поэтому длительной дружбы и сплоченности между ребя¬тами не было. В школе всех объединяла учеба, а дома у каждого была своя компания.
Создание коллектива, как единого организма, началось, пожалуй, с выезда девятых классов на уборку кар¬тошки. До этого, основной формой общения между девчатами и пацанами были любовные за¬писки, суть которых заключалась в предложении дружбы, провожания после уроков домой и при¬глашений в кино. Все изменилось на картошке.               

В деревню Андома отправили три девятых класса. Жили в семьях колхозников по три-четыре человека. Кровати и матрацы выделило правление колхоза, давали также на дом  в день по килограмму го¬вядины и ведру молока. Готовить должны были сами. Работать предполагалось весь световой день с семи утра до семи вечера, однако, работа изначально не пошла, так  как полили затяжные осен¬ние дожди. Ребята больше грязь месили в поле, чем убирали картошку. Молодежь это устраивало.
Главное то, что все они впервые оказались свободными от зоркого родительского ока, внимания соседей, знакомых и учителей, да еще и рядом со своими симпатиями. Погода была им на руку. Сутками пропадали пацаны с девчатами на сеновалах, сараях, в деревенском клубе и по домам.
В правлении колхоза быстро поняли, что никто их картошку убирать не будет и что детвора, впер¬вые оказавшаяся на воле, которая вскружила  голову, просто пустилась во все тяжкие. Решено было срочно вернуть учеников за парты.
 Этот выезд очень сдружил класс, а для некоторых был началом взрослой жизни. Сергей же все две недели откровенно скучал, так как его Любаша оста¬лась в городе.

               
               




            

                «Не делай зла – вернется бумерангом,
                Не плюй в колодец – будешь воду пить,
                Не оскорбляй того, кто ниже рангом,
                А вдруг придется, что-нибудь просить.

                Не предавай друзей, их не заменишь.
                И не теряй любимых – не вернешь,
                Не лги себе – со временем проверишь,
                Что этой ложью сам себя ты предаешь».

                Омар Хайям

          
                ГЛАВА 2

                СТАНОВЛЕНИЕ

                1

  «Тудук-тудук, тудук-тудук» - мерно отстукивали колеса вагонов. Сергей Сибирцев лежал на верхней полке и смотрел в окно. Мимо проплывали леса и луга, перечеркнутые ручьями и речушками. Вытегра – Лодейное Поле – Москва – Горький – такой маршрут следования был у него и Вовки Субботина.               
С Вовкой Субботиным  они вместе росли. Ходили в детский сад, в котором работали их мамы, затем десять лет в школе и вот сейчас ехали поступать в военное училище.
Получилось так, что пока Серега определялся, чем заняться после школы, в райвоенкомат пришла разнарядка на двух человек для поступления в Горьковское высшее военное командное училище связи. Первому предложили Вовке, а тот уже прибежал к Сереге и стал его звать с собой, расписывая все прелести армейской жизни по воспоминаниям своего отца, Михаила Васильевича, офицера-фронтовика.
Мама Сергея поддержала Вовку, уж очень ей хотелось дать сыну высшее образование, да и профессия военного на то время была, пожалуй, самой престижной. Много что значило и полное государственное обеспечение. В семье еще была младшая дочь Танюшка, которую надо было поднимать, а на зарплату воспитательницы да мужа, шофера, много не выдюжишь.
Особого желания стать военным у Сереги не было, но, учитывая то, что экзамены в вузы начнутся только через месяц и из солидарности с другом, решил съездить, поддержать его, да и самому силы свои проверить.
Возможно, на выбор будущей профессии и желание поступать в военное училище повлияло и то, что в восьмом и девятом классах, Сергей с Вовой занимались в кружке радиолюбителей. Вел кружок солдат срочной службы из расположенного на окраине города радиотехнического батальона.
Два раза в неделю их собирали в комитете комсомола школы, и солдат учил их азбуке Морзе, работе на ключе. Они собирали первые простейшие детекторные радиоприемники в корпусе обыкновенной мыльницы. Знания физики и математики укреплялись на практике, и им это нравилось.

Провожали их  как на войну. Родители, братья и сестры, знакомые, соседи, товарищи и друзья, человек тридцать на автостанции собралось. Было много слез, пожеланий, объятий, доверительных постукиваний по плечу, даже «Прощание славянки», исполненное на гармошке подпитым незнакомым мужичком. Одно омрачало – не было Любаши. Она как-то тайком уехала в Ярославль, поступать в медицинский институт.
               
До Лодейного Поля добирались шесть часов на автобусе по бездорожью и лежневке, там сели на поезд и рано утром были в столице. Москва оглушила их суетой и шумом несметных толп людских потоков. Первое впечатление было не из приятных. Воспитанные на догме, что «Человек - это звучит гордо!» и воспринимающие каждого человека, как личность, увидев эту огромную серую массу, этот муравейник, ребята просто растерялись.
Первым делом поехали на Красную площадь. Гуляя по ней, ощущали причастность к чему-то великому и вечному. Два часа простояли в очереди в мавзолей. Сам процесс медленного движения по мрачным комнатам его, навевал у проходящих здесь людей потусторонность и невозвратимую потерю чего-то главного. А вот Ленин был неузнаваем. Не имел ничего общего с тем, изображенным на картинах и портретах, увековеченным в граните, и казался чужой восковой фигурой.
После мавзолея зашли в ГУМ, удивляясь его размерами и красотой. Хотели съездить на ВДНХ, но уже устали от новых впечатлений и отправились на вокзал.

По прибытии в Горький, расспросив дорогу у местных жителей, поехали в училище. На КПП дежурили курсанты. Узнав, что прибыли новые абитуриенты, они стали нагонять страхи. Говорили, что здесь настоящая тюрьма и если они зайдут на территорию, то обратного пути не будет, а так как время прибытия только завтра, то надо использовать каждую минуту на свободе.
- Да, вот это влипли! - сказал Вовка, - может, рванем обратно домой?
- И как же в глаза нашим будем смотреть, после таких проводов и надежд на нас?  Нет, проведем последний день на воле и за забор, - уперся Сергей.
Не зная, куда податься в незнакомом городе, решили обойти училище вокруг. Увидели реку Оку. Спустились к набережной. Вдали виднелась Волга. Это была стрелка. Как говорится: «Под городом Горьким, на стрелке далекой …». Бродили они, бродили, уже смеркалось и кушать хотелось и  казалось, что бог с ней со свободой, пойдем в училище, но неудобно было перед курсантами на КПП. Подошли к административному зданию, дверь в которое оказалась открытой. Зашли. Внутри была комната со столом и двумя стульями. Там, ворочаясь на стульях, провели ночь, а утром, чуть свет, побежали в училище, не хотелось им больше такой свободы.
Конкурс в училище был большой – семнадцать человек на место. Абитуру расселили в двух старых казармах. Спали в три яруса. Кормили, в основном, «небритым» вареным свиным салом и кашами: перловая, ячневая или овсяная. Учитывая, что наши герои в пищу по традиции употребляли рыбные блюда, то от одного только вида такой «еды» их тошнило.
 Экзамены шли через каждые три дня. Абитуру разбили на группы. Привлекали лишь на уборку территории, да некоторые физические работы, а остальное время отводилось для подготовки к экзаменам. Правда, уже присутствовали элементы дисциплины: по утрам организованный подъем, физзарядка, все передвижения по территории только строем, в 22.00 – отбой, за ворота училища не пускали – казарменное положение.
Писем домой не писали, ждали результатов. Экзамены сдавались сравнительно легко. Несмотря на то, что вопросы билетов значительно отличались от школьной программы, развитое логическое мышление и учеба на курсах МФТИ помогли Сергею, экзамены он сдавал на «хорошо» и «отлично». А вот у Володи дела шли хуже, а на последнем экзамене по математике получился вообще казус. Посредине экзамена ему вдруг сильно захотелось в туалет. Он крепился, крепился и, наконец, спросив разрешения у преподавателя, вышел. Тот отпустил его, но только навсегда, забрав ответ на билет. В общем, Вовка бросил листы и пулей вылетел в туалет. В результате, мочевой пузырь остался цел, но за экзамен получил «пару». А, получив двойку, абитуриенты, как правило, уезжали домой.
       - Да, дела! - Сказал Сергей, - смотря, как Володя собирает чемодан. - Ехал поступать ты, а поступил я. Так получается?
     Володя был потрясен до глубины души. Если бы не ребята вокруг, то он, наверное, расплакался.
     Видя состояние друга, Сергей не выдержал:
     - Я сейчас. Сиди и жди, без меня ни куда.
     Он вышел из казармы и направился в штаб. В приемной начальника училища сидели офицеры. Сергей обратился к адъютанту:
     - Товарищ прапорщик, я к начальнику училища по личному вопросу. 
     - Тебя вызывали?
     - Нет, но мне срочно надо.
     - Сегодня не приемный день, придешь послезавтра.
     - Это долго, мне надо сейчас.
    - Товарищ абитуриент, вы что, плохо слышите?  Кругом, шагом марш.
    - Нет, я никуда не пойду.
    - Что там за шум?- послышался голос из приоткрытой двери.
    - Товарищ генерал, здесь абитуриент по личному вопросу прорывается, сейчас я его выпровожу.
     - Не надо, пусть зайдет.
     Серега зашел в кабинет. За массивным дубовым столом сидел генерал. Ноги стали ватными, в горле комок встал, - ведь живого генерала он видел впервые.
     - Проходи, садись, бунтовщик. Что за вопрос?
     - Тут такое дело, товарищ генерал. Серега, волнуясь, рассказал историю происшедшую с Владимиром.
     - Я не очень хотел поступать, а баллы набрал.  Друг же, всю жизнь мечтал стать офицером, а на последнем экзамене из-за туалета срезался. Можно нас поменять местами. Вова пусть учится, а я поеду домой, буду поступать в институт?
       - Так. Значит, сам погибай, а товарища выручай? Молодца-а! Фамилия как?
       - Моя?
       - Твоя, и друга?
       Генерал поднял трубку телефона.
       - Олег Андреевич? А скажи-ка дорогой, что за абитуриенты Сибирцев и Субботин?
      - Так.., так…. Понятно.  В общем, пометь себе, что с сегодняшнего дня они курсанты училища.
      - Ну что, товарищ курсант, поздравляю! Иди, поздравь и успокой свого друга.
      - Товарищ генерал, спасибо! А как?… А что?… Ну, я не знаю… 
      - Вам все понятно, товарищ курсант?
      - Так точно, товарищ генерал!
      - Идите и не мешайте работать.
      - Есть, товарищ генерал! - радостно вскрикнул Серега и пулей вылетел из штаба.
       Прибежав в казарму, он увидел Володю, сидящего на чемодане.
       - Отставить сопли, товарищ курсант, вы приняты!.. Но Вова так и не поверил, даже тогда, когда на следующий день увидел себя в списках поступивших в училище.               

                2

      Курсантская жизнь началась с курса молодого бойца. Целый месяц на тридцати градусной жаре они вбивали кирзовыми сапогами пыль в асфальт строевого плаца, натирая кровавые мозоли на ногах неумело накрученными портянками и обливаясь потом в белых выгоревших гимнастерках.  По утрам были обязательные кроссы на три километра, затем занятия на гимнастических снарядах и полосе препятствий. Короткий отдых на общевоинских уставах и политзанятиях, и все это заканчивалось десяти километровым марш-броском.
        После месяца таких нагрузок, учебные роты на треть поредели. Никто не ожидал, что стать офицером, так сложно. Часть молодых бойцов решили вернуться в гражданскую жизнь.
     Вечерами и в выходные дни их привлекали к физическому труду и уборке территории. Без них не обходилось ни одно строительство, погрузочно-разгрузочные и земляные работы. В общем – бери больше, кидай дальше, от обеда до забора.
      Но, конец приходит всему. Закончился курс молодого бойца и вот он день принятия воинской присяги.
      За две недели до присяги подготовили и подогнали парадную форму. Все пальцы исколоты иголкой от многократных перешиваний погон, петлиц и шевронов. Неделя строевых приемов с оружием и училище, под медь духового оркестра и строевую песню, выдвинулось пешим порядком к Нижегородскому кремлю для принятия присяги. Все было очень торжественно. Собралось много гостей, представителей власти, родных и близких. Ворота училища распахнуты настежь для всех желающих. Впервые за два месяца можно вздохнуть свободно.
      К сожалению, родные Сереги и Володи на присягу не приехали. Далеко и дорого. Сердца ребят разрывались от тоски, когда наблюдали, как родные и девчата поздравляли пацанов с вхождением их в ряды защитников Родины.
     - Как же там мама, папа и сестренка? Как Любаша? - Думал Сергей. Казалось бы, все отдал за то, чтобы в эти минуты они были здесь.
      В день  принятия присяги всем выдали увольнительные записки до вечера. Местные ребята и те, что жили рядом с городом, сразу же разъехались по заранее разработанным планам. Остальные же кучковались возле КПП, одуревшие от внезапно свалившейся на них свободе и не знали, что с ней делать. Володя вообще вдруг решил вернуться в казарму, написать письмо домой и поиграть на гитаре. Серега со своими сослуживцами по взводу, Славиком Уриным и Мишкой Стрелковым, решили прогуляться по городу. Только вышли на центральную улицу, тут же к ним подошел патруль. Увидев курсантов-первогодков, патрульные откровенно издеваясь, задавали дурные вопросы и придирались к форме одежды. А мимо, поглядывая и посмеиваясь, проходили девчата. Ребята прямо сгорали от стыда. Как это они, здоровые взрослые парни, стоят, опустив головы, как нашкодившие подростки и выслушивают нравоучения начальника патруля? Увы, таков удел всех военных.
     Стемнело. Из парка доносились звуки музыки. Но в таком состоянии, когда кажется, что за тобой постоянно следят, и боишься сделать что-то не так: расстегнуть пуговицу, ослабить ремень или галстук, снять фуражку, - веселиться почему-то не хочется, какие уж тут танцы? Покрутившись по парку, ребята направились ближе к училищу. Возвращаться из увольнения раньше указанного времени не принято, «шиком» было проскочить КПП на последней минуте и потом азартно рассказывать, как ты «круто» провел свободное время. Протолкавшись еще битых два часа по подворотням, ребята, наконец,  решили зайти в училище. Так прошло первое увольнение.

                3

      Однообразно тянулись армейские будни. После присяги весь первый курс отправили в запасной район на полевые занятия. Курсантов набрали с большим запасом и, казалось, создавались специально такие условия, чтобы отсеять лишних. Жили в палатках, еду готовили на походной кухне. Пошли осенние дожди, дороги развезло – мряка и слякоть. Просушить одежду и обувь практически негде, сушили на теле во время кроссов и марш-бросков. И все же умудрялись ночью бегать в самоволку в соседнюю деревню за пять километров. Подходили к клубу, разговаривали с местными пацанами, поглядывали на девчат, слушали музыку и к утру бежали назад в лагерь. Зайти на танцы или, тем более, выпить вина, боялись, так как знали, что если попадешься, разговор будет коротким – солдатом в армию. Рисковали, но в самоволки бегали.
      К первому октября вернулись в училище, начался самый трудный первый семестр. Шли, в основном, общеобразовательные предметы: математика, физика, черчение, немецкий язык, физическая и автомобильная подготовки. Продолжались уставы и строевая подготовка. Постоянные кроссы и марш-броски. Учеба шла вперемешку с караулами и внутренними нарядами. Получить пару-тройку внеочередных нарядов  было как «два пальца об асфальт». Создавалось впечатление, что сержантов специально натаскивали, чтобы они нас заживо сжирали.
      Сибирцев не мог пройти мимо несправедливости, часто спорил с младшими командирами и как результат, через день – на ремень, из нарядов не вылезал, что плохо влияло на успеваемость. Только благодаря хорошему багажу школьных знаний и отличной зрительной памяти он держался на плаву. А тут еще письма с Родины от пацанов, в которых они расписывали свои похождения с подружками. Порою, так душа заноет, что кажется, а зачем все это, зачем училище, годы, проведенные за забором? Зачем? Ответа пока не было и лишь ответственность и чувство гордости родителей за тебя удерживало на выбранном пути.
      Зимнюю сессию из сорока человек взвода сдали только десять, среди них  и Сергей. У остальных были долги, которые надо ликвидировать за две недели зимних каникул. Володя тоже завалил математику, а это значит, что выезд на Родину накрывался «медным тазом».
     Спросите любого курсанта или офицера, что значит не поехать домой в первый курсантский отпуск? Это крах, самоубийство... Казалось, земля должна разверзнуться. На счастливчиков, сдавших сессию, смотрели, как на людей выигравших машину. Вдумайтесь! Пол года пота и крови, лишений моральных и физических, пришедших на пацана, только что оторвавшегося от мамкиной юбки и, наконец, ставшим настоящим мужчиной, да к тому же красавцу в военной форме, и не приехать порадовать родителей, не пофорсить перед девчатами. Да за что боролись, в конце концов!? Да, это катастрофа!..               

      Сергей стоял возле штаба училища вместе с Юркой Киселло, сыном начальника училища и соседом по койке. Сергей просил его замолвить словцо перед отцом за Володю, чтобы тому раньше назначили пересдачу по математике. Намечалась она только через неделю, а там уже не было смысла ехать в отпуск, так как зимние каникулы всего две недели. Однако Юра отказался, предложив это сделать Сергею самому, а отца они подождут вместе.
     Наконец из штаба вышел начальник училища.
     - Ты меня ждешь?- спросил он, увидев Юрку.
     - Да, пап, тут Серега хотел обратиться к тебе.
     - А, старый знакомый, еще держишься?
     - Товарищ генерал, тут дело в том, что друг мой, о котором я с Вами говорил, математику завалил, а без него мне домой никак нельзя. Разрешите ему экзамен быстрее пересдать?
     - А что, опять мочевой подвел?- усмехнулся генерал.
     - Нет, трудный билет достался.
     - Ты, значит, к нему адвокатом устроился?
     - Просто он стеснительный.
     - Прямо, красная девица какая-то, а не будущий офицер. Ну, хорошо, завтра разберемся, иди.
     И взяв сына под руку, направился в сторону КПП.

      Переэкзаменовку Володе назначили на понедельник. Два дня ждать его было просто невыносимо. Всеми мыслями Сергей был уже дома, среди друзей и родных. Поэтому, получив отпускной билет, он сразу же рванул на вокзал. Февраль месяц, на железной дороге затишье. Новогодние праздники закончились, а до лета еще далеко. Билеты в кассе продавали свободно. Купив его, с пятидесяти процентной скидкой, как курсант, Серега через час уже ехал на Москву. Затем три часа из Домодедово на Як-40, и он дома! Летя в самолете, Сергей с ностальгией вслушивался в родной окающий говорок пассажиров, Да и сам рейс Москва – Вытегра - Ленинград, возносил небольшой провинциальный городок на уровень мегаполисов. Как говорится: «Мы тоже не лыком шиты!». А дома – «И дым отечества нам сладок и приятен…». Как прав поэт. Дома кажется и воздух чище, хоть ножом нарезай и на хлеб намазывай, и сосны выше и стройнее, и неба такого голубого нигде нет, и холодная синева озер. Как часто все это видел Серега в казарменных снах и вот, эта сказка сбылась, он снова здесь и никаких тревог и подъемов, никаких сержантов. Да, это здорово!
      До города добрался на рейсовом автобусе. В дом зашел с черного входа. Постучал в дверь квартиры.               
      - Сейчас открою, - послышался голос мамы.
      Дверь открылась. Перед ним стояла мама, все такая же родная и милая, только чуть прибавилось седины. Она взмахнула руками, сложила их к груди и запричитала;
      - Серушенька, милый ты мой, наконец-то, дождалась!  Уткнулась лицом в широкую грудь сына и заплакала.
       Серега обнял маму, погладил по волосам и попытался успокоить:
      - Ну, все, хватит, хватит, я дома и это самое главное.
      Выскочила Танюшка, младшая сестра, бросилась на шею, расцеловала, тут же рассказывая все последние новости.
      Вечером, отдохнув от дороги и приведя в порядок парадную форму, Серега вышел в город, прогуляться и навестить друзей. Он знал, что Юрку Самутичева перевели киномехаником в далекую деревню Ундозеро. Андрюха Шевчук, после кадетки, стал курсантом ЛВОКУ. Валера Филичев уехал к брату в Новокузнецк. Из близких друзей остались в городе Вовка Старков, который учился в Ленинградском речном училище, но должен быть здесь на каникулах и Сашка Гринягин, учащийся местного лесотехнического техникума. К ним он и направился.
       Поверх формы накинул гражданскую курточку отца, так как, раздавшись в плечах за последние полгода, уже не смог влезть ни в одну свою, и чтобы не бросаться в глаза формой местному населению.
      Вовка был дома. Обнялись по-братски, тут же сгоняли в магазин за водкой. Родители его накрыли стол и все сели выпить и закусить за встречу. После застолья пошли на танцы в клуб Речников. Возле клуба встретили Сашку Гринягина с компанией ребят.
      Сзади Серегу сильно ударили по спине.
      - А что тут у нас вояки забыли!?- послышался грозный окрик.
      Серега обернулся. Перед ним стояли братья-близнецы Репины, извечные соперники и драчуны с другого края города. Они были уверены в том, что ни Серега, ни остальные пацаны на конфликт с ними не пойдут, так как на сегодня они с компанией считались «королями» города. Но они не учли того, что прошло полгода. Для них, это как две недели, а для Сереги – значительный отрезок  уже взрослой военной жизни. Проведя это время в мужском коллективе, он знал, что прав тот, кто сильней и стоит дать слабину, как тебя превратят в лоха. Первый удар был младшему Репину правой в лоб, от которого тот отлетел метра на два, сломал забор и упал в сугроб. Второй - старшему, головой в нос. Брызнула кровь, и он медленно осел на снег. Такого начала никто не ожидал. На мгновение все замерли. Шурик первым оценил ситуацию и закричал: «Бей, леспромхозовских!». Пошла стенка на стенку. Штакетины от забора мгновенно оказались в руках драчунов. Все перемешалось, только мелькали руки и ноги, слышалось пыхтение и крики соперников. Раздался звук сирены, кто-то вызвал ментов. Пацаны бросились врассыпную, осталась только толпа зевак…
       Собрались у Сашки дома. На танцы уже не пошли, все с уважением смотрели на Серегу.
     -Ну, ты даешь! Ты где так драться научился?
     А Серега вдруг понял – вот он авторитет. До этого же, он был равный среди равных. Просто надо в нужный момент не смалодушничать, пересилить себя, пусть даже будет очень больно, и принять правильное решение.

      Володя приехал через два дня, пересдав успешно экзамен по математике. Вечером забежал за Серегой, и они пошли прогуляться по городу. После долгой, как им казалось, разлуки с малой Родиной, все вокруг воспринималось как-то глубже и милее. Вспоминались детство и юность, прошедшие в этих дворах и улицах.
Вот с этой горки гоняли пацанами на финских санках. Санки Сереге сделал отец: ручки, спинка и сиденье из карельской березы, полозья из толстой нержавейки. Вся местная пацанва ему завидовала.
А по этому замерзшему ручью катались на коньках, подцепив их веревками и палками к валенкам. По весне с ручья вытягивали копьями бревна-топляки, попадавшие сюда от сплава леса по реке. Бревна сушились и шли на дрова.
А здесь, на центральной площади, скоро будет веселый праздник – проводы русской зимы. Опять приедут Емеля на печке, баба Яга на помеле. Русские красавицы в домотканых нарядах угостят вкусными блинами с вологодским маслом, морошкой, брусникой и клюквой. На прилегающих улицах выстроятся украшенные разноцветными лентами и звонкими бубенцами вороные, каурые и гнедые тройки с санями, для катания веселого и хмельного люда да детворы. После плясок и гуляний, рассядется народ по саням, растянут меха гармонисты и понесутся кони навстречу весеннему солнышку...
      - Может, в баню рванем? – прервал приятные воспоминания Володя.
      Городская баня является одной из достопримечательностей Вытегры. Построенная в незапамятные времена, топилась исключительно березовыми дровами, вода и камни в печи были с Онежского озера.
      - Баня – это святое дело, - ответил Сергей, и друзья пошли домой за бельем и березовыми вениками.
       Очереди не было, поэтому сразу же зашли в раздевалку.
       - Ну, что отец, пар есть? – спросили они у банщика.
       - Есть. Пар хороший, сегодня рано затопили, - ответил дед.
       Первый заход пробный – для разогрева. Веники замочены в кипятке, ребята млеют на средней полке. В парной пахнет березой от сохнущих над печкой дров. Дровяной жар, влажный в меру, пробирает до костей, не то, что сухой пар сауны, который только обжигает кожу.
      - Ну что, поддать? – слышится голос парильщика сверху.
      - Можно, помаленьку. – И первый ковш кипятка летит в жерло духовки на вулканические булыжники. Выхлоп жара вырывается из печи и этого хватает, чтобы парильщики один за другим слетели с полка вниз, остались только самые крепкие деды.
      Второй и последующие заходы идут уже с вениками. Кто сам хлопается, а кто – друг друга. Слышны только удары по телу, стоны и вопли: «А ну, поддай еще…, еще…». Все уже поднялись на сам полок. От жара, кажется, кости тают, в голове памороки начинаются, уши трещат и в трубки закручиваются. Руки жжет, а горячий воздух обволакивает все внутренности. Чем себя сильнее хлещешь веником, тем тело просит еще нажать. Самоистязание.
         Теперь главное – во время вырваться из этого пекла и бегом под ледяной душ. Затем – в раздевалку на топчан. Именно здесь, с чашкой горячего, крепкого чая в руках, наступает тот момент истины, когда душа и тело отдыхают и находятся в полном согласии.

       На утро, решили сходить в лес на лыжах. С городского стадиона идут три круговых лыжни на три, пять и десять километров. Первые две хорошо накатаны, на них проходят уроки физкультуры у школьников, а вот десятка, чуть проваливалась, так как по ней ходят меньше, в основном спортсмены и редкие отдыхающие. Намазанные специальной мазью, лыжи бегут ходко. С кочки на кочку, с горки на горку, сквозь ельник и березняк, укутанные снежным покрывалом и вот мы у цели. Медвежья гора – любимое место зимнего отдыха горожан. Залезть на высокую гору непросто. Где «лесенкой», где «елочкой», где, помогая друг другу палками, в конце концов, достигаешь вершины и с криком: «Лыжню!.. Поберегись!..» - стрелой срываешься вниз. Дух захватывает, поджилки трясутся. Колени чуть согнул, палками притормаживаешь, закусил губу, главное, удержаться на лыжах. А внизу еще трамплин и вот взлет…, а приземление бывает по-разному. Руку, ногу можно подвернуть, лыжу сломать, но обычно, все заканчивалось хорошо, надо только вовремя свернуть и затормозить, чтобы не врезаться в сосны, растущие в конце спуска.
      Накатавшись вдоволь с горы, ребята направились в обратный путь. Солнце  в зените, белый с синевой снег ярко сверкает тысячами звездочек, легкий морозец приятно щекочет щеки, нос и уши. Пахнет хвоей. Впереди показались две фигуры. Нагнав их, Серега крикнул: «Лыжню!» и пошел на обгон, но, поравнявшись с лыжниками, притормозил. Это были две девчонки, с трудом перебирающие ногами.
  - Что случилось, горемыки? – спросил он.
  - Да вот, крепление сломалось, замерзли все и, вообще, не знаем - куда идти.
  - Отставить слезы, красавицы, сейчас все будет «тип-топ»!
     Подбежал Володя. Ребята помогли девчатам освободиться от лыж, растерли им руки и носы, заставили их двигаться, а сами занялись ремонтом лыж.
     Девчата оказались местными, Ольга и Лариса. Учились в Ленинградском полиграфическом техникуме. Сейчас были на каникулах. Ребята их не знали, так как они учились в другой школе и младше классами. Дальше шли  вчетвером. Перед их домом договорились, что вечером встретятся возле клуба.

      Так, день за днем, пролетели зимние каникулы. Надо было возвращаться в училище. С девчатами ребята подружились, ходили с ними в кино, встречались на танцах. Гуляли и провожали их вечерами домой. Договорились, что поедут вместе с ними через Ленинград.
      Проводы были, как всегда, как на войну. До Ленинграда ехали двенадцать часов автобусом. Там проводили девчат в общежитие на Васильевском острове, а сами на троллейбусе поехали к Серегиным родственникам на Петроградскую сторону.
      До прибытия в училище еще оставалось два дня. Решили провести их в Ленинграде. Днем, пока девчата учились, посещали музеи, смотрели достопримечательности, а после обеда, уже вчетвером, ходили в кино, театры, гуляли по городу. Более близкими отношения так и не стали, может потому, что все мысли у Сергея были о Любаше, с которой он так и не встретился.   
               
                4
 
                Начался второй семестр, поползли серые армейские будни, скрашенные редкими увольнениями. Любаша писала часто, вернее, старалась отвечать на каждое Серегино письмо, а он писал ежедневно, и эти письма, стали, чуть ли не основной частью его жизни. В них они рассказывали друг другу о том, как прожили очередной день, вспоминали родину и мечтали о возможной скорой встрече. Вообще-то, письма солдату – это очень важная тема и достойна отдельного повествования. Но, то ли звезды не так расположились, то ли судьбой так было уготовлено, но встретиться с Любой не было суждено еще долгие годы.
       Первые два года – самые трудные в курсантской жизни, время, когда единственное, что тебе разрешается, - это стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. Даже те редкие увольнения, которые выпадали,  не приносили облегчения, так как вынужденное шатание по городу в военной форме без наличия вблизи друзей и родных еще больше навевало тоску по дому и вольному житью.
        В середине второго курса училище понесло невосполнимую утрату – умер начальник училища, генерал-майор Киселло Юрий Эдуардович. В похоронах принимало участие все училище. Взвод, где учился Юра, сын начальника училища, участвовал непосредственно в погребении. Жалко было Юрку.  Все ребята старались его поддержать.
        Вспоминается еще несколько вечеров встреч в институтах и техникумах города, но все они были в присутствии, а точнее, под надзором офицеров и проходили скованно, не интересно, по заранее спланированному сценарию. Наверно, все эти ограничения, ущемления, запреты и приводили в дальнейшем к эмоциональным срывам молодых офицеров, выражавшимся в беспробудном пьянстве и гулянках. Однако именно в это время воспитывались стойкость, выносливость, терпимость, коллективизм, сила духа, закалялся характер. Это время получения основных знаний высшей школы, время формирования интеллекта, культуры, физического становления. Вот только форма достижения этих результатов была не самой гуманной. 
     Что сильно «доставало», так это ранние зимние подъемы, когда на улице минус двадцать, а надо бежать по «третьей форме одежды» на зарядку. Тогда плюешь на все и, полагаясь на «авось», в момент выхода роты из казармы на улицу, улучшив момент, ныряешь в подвал или сушилку, где забиваешься подальше среди труб отопления и не беда, что там пыльно и грязно, а последствия проступка не предсказуемы, зато сейчас так тепло и комфортно, а на улице так мерзопакостно…  На душе становится хорошо и уютно и ты проваливаешься в прерванный сон. Похожее было и с баней. Своей бани у училища не было, мыться водили строем поротно раз в неделю в другой конец города. Поднимали в два часа ночи и сонные «коробки» курсантов мрачно брели по спящему городу. Летом, еще, куда ни шло, а зимой – это настоящая пытка, да и какое удовольствие от бани в пять утра? Поэтому, отлынивали от нее, кто как мог.
      Свободное время в училище с двадцати до двадцати двух часов, остальное – расписано распорядком дня до минуты. Подъем, зарядка, туалет, утренний осмотр, завтрак, занятия до пятнадцати часов. Обед, самоподготовка до девятнадцати, политико-воспитательная и спортивно-массовая работа, чистка оружия, уборка территории. Ужин в двадцать, в двадцать два тридцать – вечерние прогулка, поверка и отбой, - таков официальный день жизни курсанта. В воскресенье до обеда спортивный праздник, после – свободное время. Данный образ жизни воспитывал в человеке то, что он чувствовал себя маленьким, но необходимым винтиком в огромном механизме под названием Советские Вооруженные Силы. Ты сам себе уже не принадлежал, а являлся частицей коллектива объединенного одной целью – построение счастливого завтра.

                5

       Курсантскую службу необходимо разделять по годам, точнее по курсам, вот тогда вырисовывается более правдоподобная картина. Когда Сибирцев учился на втором курсе, командир роты, капитан Свитловский Георгий Васильевич (Жора), сказал ему, что пройдет много лет, и он будет вспоминать это время, как лучшие годы жизни, время настоящей мужской армейской дружбы. Серега же, с юношеским максимализмом, сердито отвечал, что если это лучшие годы, то зачем такая жизнь вообще нужна? И только спустя многие десятилетия, с высоты прожитых лет, он с улыбкой вспоминал эти нелепые, с горяча брошенные слова. Как прав был Георгий Васильевич!
        Мысли вновь и вновь возвращаются к началу армейской службы, к тому Рубикону, происшедшему в жизни каждого пацана, посвятившему себя армии. Месяц карантина дается неоперившемуся птенцу для того, чтобы он последний раз смог оценить и принять решение, а нужно ли ему все это? В течение месяца ты еще можешь остаться на гражданке, но после принятия присяги, пути обратно отрезаны. В лучшем случае попадешь  в прежнюю жизнь, отслужив два года солдатом в войсках. Ломаются жизненные уклады и ценности. Впервые у тебя есть только обязанности и никаких прав, ты становишься на первую ступеньку огромной военной иерархической лестницы, имя тебе – рядовой солдат. Целыми днями ты печатаешь шаги, в раздолбанных кирзовых сапогах по раскаленному асфальту строевого плаца до соли на гимнастерке. Бег в противогазах, марш-бросок на десять километров с полной выкладкой, вдалбливание уставов Вооруженных Сил и снова строевая подготовка и так изо дня в день целый месяц. В течение всего этого времени за тобой следит бдительное око сержантов и старшины. Чувствуешь себя буквально под микроскопом.
     Сначала это все ошарашивало, хотелось бежать куда - угодно и только обида и злость на то, что ты окажешься слабаком, заставляли сжимать зубы и постепенно, шаг за шагом, пожинать азы военной службы.
      Спасала долгожданная ночь, когда полностью без сил падал на армейскую кровать и, не успевая понежиться, проваливался в глубокий сон.
      Команда: «Рота, подъем!» - пружиной подбрасывала тебя с постели.
      - Сорок пять секунд! – грозно орал сержант. – Время пошло… Раз, два…-  И ты, впрыгивая на ходу в брюки и сапоги,  несешься в строй.
      - Стой! – все замерли. Как правило, в строй кто-то опаздывал.
      - Рота, отбой! – Быстро раздеваешься и в кровать.
      - Рота, подъем! – И так до десятка раз. Все зависело от настроения старшины.
      Быстро умыться, быстро заправить постель, на завтрак десять минут, команда: «Встать, выходи строиться!» - и не дай Бог, если ты задержишься за обеденным столом или будешь жевать на ходу.   
      Кормили в карантине, да и на начальных курсах так, что у многих с того времени появились проблемы с желудком. Суп – вода с картошкой, второе – каша перловая, ячневая или пшеничная с куском вареного небритого свиного сала и компот. Постепенно курсанты отсеивались. Никто их не осуждал, каждый на данном этапе был волен поступать так, как считал нужным.

       Первый курс – это время становления мужчины – защитника Родины, это основополагающий курс. От его результатов зависит вся дальнейшая служба офицера. Развивается ум, доводятся до совершенства математические, аналитические, общеобразовательные способности, знание иностранного языка. Идет теоретическое изучение общевоинских предметов с практической их отработкой в караулах, нарядах и повседневной жизни.
     Основные наряды: внутренний и гарнизонный караулы, наряд по роте, по столовой. Реже попадаешь в штаб, на КПП, в гарнизонный патруль. Большей частью «тянешь лямку» по роте, в карауле и в столовой. В столовой приходилось пахать и за старшие курсы. Исполняли обязанности картофелечистки и посудомоечной машины. Это значит, втроем вручную начистить за ночь три – четыре ванны картошки или перемыть посуду и бачки за полутора тысячами курсантов, убрать столы, помыть полы на двух этажах здания, возможно и почистить рыбу. Учитывая трех разовый прием пищи, работы было «мама не горюй!»
       Караулы, отдельный вопрос. Это единственное место, где находишься с оружием, в магазинах которого боевые патроны. Первое время, заинструктированный  до одурения, стоишь на посту, как будто вышел на тропу войны и уверен в том, что вот за тем углом спрятался враг и ждет момента, когда ты отвлечешься, чтобы совершить диверсию. Тихонько, пригнувшись, крадешься по посту. Надо первым обнаружить его. Автомат в положении на грудь. Бывает, если от ветра где-то что-то загремит, испуганно загоняешь патрон в патронник и прячешься возле «тревожной» кнопки, чтобы успеть сообщить в караульное помещение. Десятки раз прокручиваешь в голове кадры, как ты геройски захватываешь банду нарушителей, и тебя награждают боевым орденом. Из нас действительно растили идейно убежденных защитников Отечества.

      Первый курс можно сравнить с зоной общего режима. Жили так же за колючей проволокой. Выхода в город практически не было. Это время жесткой, даже жестокой дисциплины.  «Я начальник, - ты дурак, ты начальник, - я дурак», - это про нас.  Командир отделения, младший сержант, не говоря о вышестоящем командовании, был для тебя царь и бог, от него зависело твое существование. Захочет, неделями не будешь вылезать из нарядов, запустишь учебу и в результате – прощай училище, здравствуй армия.
Итоги прошедшего дня подводят на вечерней поверке. После переклички, проведенной по книге вечерней поверки, старшина командует: «Замкомвзвода, сделать объявления». Вдоль строя роты слышится: «Курсант Кушаков… курсант Чаплыгин… курсант Какалашвили…». Это сержанты раздают нам «подарки»…
- Курсант Сибирцев! – командует сержант.
- Я!
- Выйти из строя!
- Есть!
Два строевых шага вперед и разворот кругом к строю.  Чтобы в глаза смотрел своим товарищам и сгорал от стыда и срама за содеянное!
- За неудовлетворительную подготовку к утреннему осмотру объявляю три наряда на службу! – с чувством выполненного долга, торжественно произносит сержант.
- Есть, три наряда на службу!
- Встать в строй!
- Есть!
Четким строевым шагом возвращаешься в строй.
На душе кошки скребут, взгляд потуплен ниц. На полном серьезе думаешь: «Сегодня ты не подшил свежий подворотничок, а завтра возможно Родину предашь?!»
И не важно, что сержант не имел права на такое взыскание. Все идет от лица старшины, а то и ротного.
Уместно вспомнить и утренний осмотр. На первом курсе он превращается в какую-то экзекуцию.
В семь двадцать дневальный командует: «Рота строится на утренний осмотр!»
Все бегут в строй.
- Равняйсь! Смирно! Первая шеренга шаг вперед, шагом марш! Кру-гом! – командует «комод». - Подворотнички к осмотру.
Качество белизны «подшивки» зависит от настроения сержанта. А если он увидит «вшивник» под расстегнутой пуговицей, считай выговор, как минимум, ты уже заработал.
- Правую ногу на носок ставь! – от зоркого ока начальника не ускользнет сбитая подкова и стоптанный скос каблука.
- Выложить все из карманов!
В пилотку складываешь наличность карманов. Их шесть с пистоном, а должно в них быть: военный и комсомольский билеты, расческа и свежий носовой платок. Все! Остальное – конфискат.
Не переживай, что не успел переложить «трояк» в тумбочку, сейчас и их проверят и все изымут. Личные вещи должны храниться в каптерке у старшины! А лучше, когда их вообще нет.
Бляхи к осмотру… Надписи хлоркой на обмундировании… (Излишний наклон букв может подпортить бравый настрой сержанта и тогда…)
Сзади чувствуешь щипок головы. Пальцы отца-командира скользнули по «ежику» и сорвались… Сегодня пронесло, - вздохнул с облегчением, - стричься еще рано.
Блеск сапог… острие стрелок на брюках… длина нитки в иголке, (черной и белой)… Утренний осмотр продолжается…
Многие будут со мной спорить, но на тот момент был только один выход – смириться и ждать, когда-то это должно закончиться.
       Запомнились и интересные моменты. Несколько раз водили в оперу и на балет, в училищном клубе так же давали концерты музыканты и певцы. Девчата из балетных школ учили нас классическим танцам.
       Основное время уходило на занятия: лекции, самоподготовки и семинары сменяли друг друга. По напряженности обучения, первый курс перекрывал любой следующий. Каждый день в двадцать один час рассаживались в ленинской комнате для просмотра программы «Время». Это войдет в привычку на всю жизнь.               
      Выживать помогали письма с родины, особенно письма от девчат. Письма Любаши Сергей зачитывал до дыр, помнил их наизусть. Это была единственная тайная часть его жизни. Любимый почерк, родные обороты речи уносили Серегу в уже далекие времена детства и юности, где он был так безмерно счастлив.  Сразу же становилось легче и казалось, что пройдет и это.

     Запомнилось одно событие, характеризующее, на сколько мы были запуганы и зажаты в тисках военной дисциплины. Как-то летним теплым вечером после отбоя к Сереге подошел Граф (Славка Урин).
   - Серый, пойдем, прогуляемся вдоль забора. Так хочется на волю.
  Серега уже спал, куда-то идти было просто лень, да он и не понял со сна, куда его зовут. Он отказался.
    Тогда Славик, Олег Тыренков (Сын) и еще двое курсантов, предупредив дневального, выскочили из казармы, перелезли через забор и прогулялись по автовокзалу, расположенному возле училища, подышали воздухом свободы и незаметно вернулись в расположение.
Каким то образом об этом узнал комсорг роты, курсант Саня Новиков. Утром он доложил об этом командиру роты. Капитан Свитловский, однозначно, спустил бы это на тормозах, пожурив ребят, но очевидно сам побаивался этого новоявленного Павлика Морозова. Он был вынужден доложить по команде. Что тут началось! Отложили занятия, комсомольские бюро и собрания шли одно за другим. В роли прокурора Вышинского выступал Саня Новиков. Он предложил исключить ребят из училища. Своих братьев, с которыми еще вчера ел из одного котелка и делил поровну все невзгоды. Ребят, у которых до этого не было ни одного замечания. Благодаря ротному их все же удалось отстоять, ограничились выговором.
А Новиков так до конца обучения и считал себя правым.

                6

    Второй курс характерен тем, что начинаешь оглядываться по сторонам и замечать, что кроме службы и учебы есть еще другая жизнь. Чуть-чуть спала напряженность в учебной программе. Немного успокоились командиры и начальники, так как случайные люди в армии уже отсеялись, а с остальными придется жить и общаться оставшиеся три года. Да и сама армейская жизнь стала проще и понятней. Уже не так колется иголка при подшивании подворотничка и ремонте обмундирования. Брюки можно погладить не только утюгом, но и расческой или положить на ночь под матрац. Портянки, оказывается, намного удобнее носков, а бляха лучше блестит, если ее смахнуть бархоткой с асидолом. Кровать заправляешь уже на автомате: загиб первой простыни в голове, второй - в ногах, одеяло конвертом по третьей полосе в ногах натянул, загнул, опустил, сверху прошелся табуреткой, и все готово. Минута, вместо положенных десяти. В результате подобных мелочей появилось свободное время, да и как-то плечи расправились, дышать стало легче. Выдали новое полушерстяное обмундирование. Смотрелось оно красивее, качественнее и богаче чем  х/б, да и гладить надо реже, стрелки сами держатся. Получили так же новое зимнее нижнее белье с начесом.
      Наконец-то они были не самыми младшими, есть уже первый курс. И вот тут у некоторых недалеких второкурсников начался выплескиваться негатив. Они почувствовали себя «дедами». До рукоприкладства, конечно, не доходило, но захотелось покомандовать младшим курсом. Забыли о том, что пару месяцев назад, сами были в их положении. Таких быстро ставили на место курсанты старших курсов.
      Заметно возросла  интенсивность физической нагрузки. Кросс на три километра бегали в качестве разминки, основное – марш-бросок на десять километров с полной выкладкой: шинель в скатку, вещмешок, автомат, подсумок с четырьмя магазинами, штык-нож, противогаз, ОЗК, саперная лопатка.
      На перекладине, наряду с подтягиванием, выходом силой и подносом ног, выполняли подъем переворотом и склепку. На брусьях – стойку на руках и соскок боком. Много внимания уделялось полосе препятствий. Готовились к командному пятиборью.
      Сергею с трудом давались силовые упражнения. При росте метр девяносто и весе под центнер, управлять телом непросто. Тем радостней и удовлетворительней себя чувствовал, когда после длительных и изнурительных тренировок, наконец, первый раз самостоятельно сделал подъем переворотом и склепку. Главное понять и прочувствовать на себе технику выполнения упражнения, а дальше уже дело времени и тренировок. Он с сочувствием смотрел на Цепу (Вовка Цепков), которого при росте в два метра шестнадцать сантиметров, на перекладину поначалу забрасывали два-три человека, зато это был лучший баскетболист училища. Со временем и у него все наладилось. Другого выхода, как выполнять упражнения, хотя бы на тройку, не было. Не сдашь зачет, не поедешь в отпуск. То же самое касалось бега на сто метров, километр, три километра и лыжных гонок, но здесь у Сибирцева все было в норме.
      Внеочередные наряды преследовали Серегу, как рок. Стоило заступить дневальным по роте, и можно было неделю не смениться. То ли старшина на него зуб имел, то ли с чьей-то другой подачи, но к концу несения службы, обязательно ловили его на какой-то мелочи. То туалет плохо помыт, то краники в умывальнике не отдраены, то «Машку» (приспособление для натирки полов) не так тягаешь, то подворотничок заметят расстегнутый. Да мало ли возможностей докопаться до бесправного курсанта младшего курса. Снимал старшина с наряда, давал два часа на подготовку и вновь «на ремень».
     Первые годы курсанта постоянно преследует желание спать. Спали урывками, где придется: на утренней зарядке, во время бега; в строю, опасаясь выпасть из него; на лекциях и самоподготовках прямо на полу под партами и столами; даже в карауле, на первом посту, охраняя знамя училища. Особенно тяжелыми были предутренние часы с четырех до шести, когда казалось, что если не посплю пять-десять минут, то просто умру. В это время и ловили спящих курсантов на посту и в наряде дежурные службы и ответственные офицеры.
     Чаще стали увольнения. Если нет хвостов по учебе и дисциплинарных взысканий, мог раз в неделю, в выходные после обеда, выйти в город.
       За время учебы появились близкие товарищи и друзья. Увольнения, как правило, проводили вместе. Несколько раз ездили в гости к Олегу Тыренкову (Сыну) в Дзержинск. Половина свободного времени уходила на дорогу, зато там ждала настоящая домашняя пища. Развлекательных заведений еще не посещали, может быть стеснялись, а может просто не знали, где таковые есть. Ходили в кино, да изредка на танцы. Постоянно смотрели на часы, так как опоздание из увольнения приравнивалось к тягчайшему преступлению.
       В городе старались держаться вместе, как стайка пугливых мальков. По наивности казалось, что их немодные короткие стрижки, прямые брюки и неуклюжие длинные шинели ничего, кроме смеха, у девчат вызвать не могут. Мы были уверены, что проигрываем во всем разбитным и модным гражданским парням. Нам и в голову не приходило, что умные и знающие себе цену дальновидные девчата, были совершенно другого мнения. На танцах обычно под быструю музыку становились в круг, посредине его клали фуражки, а дальше уже двигались, кто во что горазд. Девчат на медленные танцы приглашать еще стеснялись, не знали о чем с ними говорить, да и с середины танцев надо было уходить в училище, заканчивалось увольнение. Проблема общения с женской половиной общества становилась все острей, в восемнадцать лет природа требовала своего. Появились слухи, что в компот добавляют бром, успокаивающий мужские гормоны.   
       Каждой роте наделен участок территории для уборки. Четвертой, как самой большой (пять взводов, сто сорок человек), достался строевой плац. Хуже участка не придумаешь. Каждый день, утром и вечером, его скребли и мели. Особенно доставалось в снежные зимы. Сначала сгребали снег большими металлическими скребками и щитами, затем долбили лед до асфальта ломами. Вокруг плаца возвышались горы снега высотой с двухэтажный дом, а если учесть, что плац в длину сто метров и в ширину пятьдесят, то понятно, что «пахать»  приходилось неслабо.
       Были у нас два брата-близнеца – Биргеры. Запомнилось их странное поведение ночью. Где-то, в час ночи, один из них начинал завывать. Сначала тихо, потом все громче и громче, что-то похожее на сирену. На самой верхней точке он вдруг замолкал и тут же, сменяя его, вступал второй брат. Так, по очереди, могло длиться до самого утра. Что только с ними не делали: будили, обливали водой, на нос прищепки ставили, даже «велосипеды» (бумагу в пальцах ног поджигали) - ничего не помогало.
Потом плюнули, привыкли и даже, как чего не хватало, если по какой-то причине их не было ночью в казарме. Что это за особенность их организма, так и осталось не известным.
Запомнился такой случай. Однажды Валера Кеслер предложил Сереге Суслову, Саше Крицуку, Мише  и Васе Хехневым покрасить слегка волосы в цвет красного дерева, тогда это было модным. Они согласились. Завел их в комнату, где хранились парадки и, намазав головы краской, сказал, чтобы  через минут 15-20 смыли эту гадость... Кто-то подбросил идею не смывать до утра, чтобы было покруче. На следующий день, рано утром, мы уходили в баню, которая находилась на площади Ленина. Утром по команде подъем, вся рота увидела ярко-рыжий квартет приятелей. Хохотали до упада. Это даже как-то скрасило такой нелюбимый ранний подъем. В бане, под общий хохот, они пытались отмыть волосы, но ничего не получалось. Самое хреновое то, что все они, четыре дурака, сидели в столовой за одним столом и когда полковник Бахмаров, наш комбат, который частенько присутствовал на завтраке, увидел этот костер из четырех огненно рыжих голов, на мгновение изумился, затем подошел к их столу и просто спокойно сказал, что пока не высветите и полиняете, в увольнение не пойдете! Это растянулось на полтора месяца, пока не отрасли новые волосы. Вот такая история была... вспоминаю с улыбкой на лице!
     Одно из распространенных занятий в вечернее время, это чистка и смазка стрелкового оружия. Причем результат подводился не по качеству обслуживания автомата, а по времени отведенному для этого распорядком дня. Ты мог представлять оружие к осмотру хоть каждые пять минут, все равно сержант грязь найдет, и будешь тереть его хоть до дыр. Так что лучше не спеша волынить положенные сорок минут. В конце, для разминки, устраивали соревнования по разборке – сборке автомата на время. За два года это так приелось, что перекрывали все нормативы. То же самое относилось и к тренажам по защите от оружия массового поражения, которые проводились по средам и пятницам. Отработка нормативов по надеванию и раздеванию общевойскового защитного комплекта (ОЗК) была уже надоевшей рутиной.
       К утренним осмотрам готовились с вечера. Каждый день надо пришить  подворотничок из нового материала, что ощутимо било по очень скромной курсантской стипендии в восемь рублей шестьдесят копеек в месяц. Если прибавить сюда мыло, зубную пасту, асидол, щетки, зубную и сапожную, конверты, стрижку, то и оставалось денег на раз сходить в «чепок». Как-то, пошло воровство хлястиков от шинелей. Куда пропал первый – не известно. Надевая шинель и видя, что на ней нет хлястика, не задумываясь, заимствуешь его у соседа и … пошла цепная реакция. Хлястики начали прятать, делали самодельные. Дошло до того, что пол роты были без хлястиков. Перекинулось на другие подразделения. Лишь вмешательство командования училища и привлечение швейной мастерской помогло решить проблему. Вот тебе и хлястик!
      Так незаметно, день за днем, зачуханные воробышки превращались в ясных соколов.    
               
                7

       Третий год обучения  значительно отличается от первых двух. Перешли Рубикон. На курсанта уже были потрачены большие государственные  средства, и отчислить его из училища стало не выгодно. Разве что за совершение резонансного дисциплинарного проступка. Последнего, за неуспеваемость, отчислили Саню Шинкарука. Хороший, безобидный, дисциплинированный, деревенский парень. Пришел из войск, долго тянулся, постоянно пересдавая свои «хвосты», висел на ниточке и все же завалил последнюю сессию.
       Сверху пришло распоряжение о создании экспериментальных рот. Образовалось подразделение, в состав которого вошли четыре взвода, причем первый взвод - первый курс, второй взвод - второй курс и так далее. Командиром назначили майора Соболя. Расположили роту на первом этаже казармы. Пятый взвод четвертой роты, в котором обучался Сергей Сибирцев, стал третьим взводом шестой экспериментальной.
      Так не хотелось переводиться, тем более с четвертого на первый этаж, ведь все проверяющие и комиссии обычно выше второго этажа не поднимаются.
     Единственный плюс в том, что всю черновую и тяжелую работу выполняли два первых взвода.
      С какой целью создавались эти роты не понятно. Возможно, чтобы разбить крупные коллективы на более мелкие разных призывов, по принципу разделяй и властвуй, так как к третьему курсу в ротах окончательно образовались сплоченные коллективы со своими лидерами, к мнению которых прислушивалось большинство курсантов. Возможно, это делалось для преемственности, то есть, стиралась грань между годами обучения. В любом случае - эксперимент не удался. Через год роту разгонят, и все вернется на свои места.

       Они встретились на танцах в парке им. Ленинского комсомола («Швейцария»). Был сентябрь месяц, но танцы еще шли на летних площадках. В училище пробовали ввести свободный выход в город для старших курсов. Кроме  выходных дней, предусматривались увольнения и в будни с семнадцати до девятнадцати. Это давало огромное облегчение в нелегком ратном труде.
     На лавке в парке сидели три товарища: Цепа, Хома и Маршал. Пили из горла «Волжское», курили, посматривая на мимо проходящих девчат. С кем бы закадрить на танцах?
      Мимо продефилировали три высокие блондинки. Ноги от ушей, в коротких юбках и высоких белых сапогах на шпильках. Вид сзади был умопомрачительный.
      - Вот то, что надо. И рост наш, - сказал Цепа.
      На танцах они встали возле девчат и с первыми звуками музыки пошли их приглашать. Получилось так, что Сергею досталась самая красивая из них - Валентина. Худенькая, длинноволосая блондинка с карими глазами и греческим профилем. Разговор, как-то не клеился. Серега робел и, после танца, вернув Валентину на место, отошел к ребятам.
      Цепа, самый раскованный из них, подвел итоги:
      - Симпатичные девчата и, главное, подруги, все время будем вместе, надо «клеить».
      Оставшееся время танцевали компанией и от девчат не отходили. Редкие попытки других пацанов пригласить их на танец, натыкались на суровые взгляды троих «Гулливеров» и готовность их к решительному отпору. Судьбу свою испытать так никто и не решился.
      Девчатам ребята, по всей видимости, понравились, и они согласились на предложение проводить их домой. Уходили с танцев задолго до их окончания, так как срок увольнения у курсантов ограничен. Положительную роль сыграло и то, что жили они в двадцати минутах ходьбы от училища.
      Остановились возле трамвайной остановки.
      - Дальше провожать не надо, мы сами. А вам - две остановки на трамвае, и вы возле училища. Встретимся через неделю на танцах, пока, - и девчата юркнули в арку  пятиэтажки.
      Одухотворенные и в приподнятом настроении, не став ждать трамвая, друзья быстрым шагом возвратились в училище.
      - Ну, как девчата? А? – спросил Цепа. – Кровь с молоком, да?
      - Мне Валентина очень понравилась, -  ответил Серега.
      - Еще бы, она из всех, самая красивая. Может, поменяемся?
      - Ну, уж нет. Как получилось, так пусть и будет.
      - Впрочем, Тоня тоже симпатичная, веселая девчонка.
      - А ты, что молчишь? - повернулись к Хоме.
      - Да, так. Ну, в общем, нормальные девчата, - сказал он как-то неуверенно.
      Видно было, что Наташа ему не очень понравилась.
      - Ты смотри, не вздумай разбить нашу компанию. Нормальная Наташка девчонка и нечего тут нос воротить, - предупредил его Серега.   
    
     Последующую учебную неделю все старались провести без замечаний. Грызли гранит науки, чтобы не получить «пару». Это означало бы неделю неувольнений.
     Вот наконец-то долгожданная суббота и ребята вновь втроем пошли на танцы. Так как гражданкой еще не разжились, да и переодеваться было негде, пришлось идти в форме.
      Действовали по ранее разработанному плану: две бутылки по 0,7 «Волжского» на лавочке, для снятия скованности и, на танцы. Девчата были уже там. Встретили их, как старых друзей. Весь вечер танцевали вместе, шутили, «подкалывали» друг друга, смеялись. В середине танцев они уже сами обратили внимание на время, чтобы ребята не опоздали  из увольнения.
      Домой девчат провожали по парам, в прямой видимости друг друга. Валентина рассказала, что они три подруги, живут рядом и, после окончания школы, работают лаборантками на заводе «Орбита».
       Остановились возле двухэтажного дома старой постройки.
       - Вот здесь я живу.
       - А в какое время  ты приходишь с работы? -  спросил Сергей.
       - В шесть обычно.
       - Завтра, в половину восьмого, я буду здесь. Выйдешь?
       - Хорошо, выйду.
       - Ну, все, пока, я побежал. – И Сергей пустился догонять ушедших вперед ребят.

       В эти дни свободный выход был временно прикрыт, пришлось идти в самоволку. Этот вопрос был так же отработан. Пошли втроем после ужина. На КПП дежурил второй курс и, естественно, вопросов к старшекурсникам у них не возникло. Другое дело – проходящие офицеры. В тридцати метрах от КПП стояла телефонная будка. Звонить из нее запрещалось, так как это уже за территорией училища, но в исключительных случаях, можно было договориться. Дальше следовал бросок через дорогу, и ребята скрывались во дворах. Через десять минут выходили с трамвая возле Тониного дома.
      Сегодня Цепа предупредил, что родителей у Тони не будет и можно расслабиться. В дом он зашел один, но тут же вернулся и позвал ребят. Это была обыкновенная коммуналка, в одной из комнат которой, за неплохо сервированным столом, сидели девчата.
       - Что за праздник? – спросил Цепа.
       - Подведение итогов официального знакомства, - ответила Тоня.
       Выключили верхний свет, включили музыку. Обстановка была довольно интимная и Серега в танце все ближе прижимал Валю, трогая головой ее волосы. Затем взял  за руку и утащил в коридор. Там сели на подоконник, и он неумело ткнулся губами сначала в щеку, затем в ухо. И вдруг Валентина сама накрыла его губы жарким поцелуем. В голове все поплыло, хотелось только одного, чтобы это блаженство никогда не кончалось.
       Время неумолимо бежало.
       - Где вы там потерялись? - донеслось из комнаты. Давайте к нам, будем играть в бутылочку.
       Пришлось вернуться.  Весь вечер они смотрели друг на друга сияющими от счастья глазами, улыбались. Казалось, что между ними зародилось что-то тайное, касающееся только их. Весь мир разделился в этот момент на до, и после встречи.
     Они виделись почти каждый вечер. Валюша пригласила Сергея домой, где он познакомился с ее мамой и старшим братом, только что вернувшимся из армии.
    Однако, компания их все чаще стала распадаться. Хома с Наташей так и не нашли общего языка, и она вдруг быстро засобиралась замуж за парня с которым раньше встречалась. Цепа с Тоней, можно сказать, жили вместе. Шли разговоры о скорой свадьбе, но, в конце концов, и у них, что-то не срослось. Сергей и Валюша продолжали встречаться, им было хорошо вместе. Ходили на танцы, в кино, просто гуляли.

            Подошло время новогодних праздников. В этот год командование решило дать большой костюмированный бал в спортзале училища. Вход на территорию училища в этот день был для  всех свободным.
      Серегу выбрали Дедом Морозом, так как в то время он был одним из неформальных лидеров училища. К нему обращались курсанты со всеми спорными вопросами, он организовывал представления созданного им драмкружка. Собрал команду КВН, участвовал в хоре и был впереди всех задуманных дел. Была даже организация, в которой Сергей являлся куратором, а у него были замы, командиры десяток и сотен. Проходили собрания, конференции и сборы. Все это протоколировалось. Очевидно, это были первые ростки самоуправления и демократии, основанной на централизме. Командование знало об этом и относилось, как к очередным  шалостям великовозрастных юнцов. Но были и такие офицеры, которые сердито уверяли, что при Сталине их давно бы разогнали и арестовали. Однако, время действительно было уже другое и организация существовала.
     Дедом Морозом Сергей бывал не раз и в школе. Однажды произошел даже анекдотичный случай. Валентина Егоровна Оленичева, их классный руководитель, вчерашняя студентка, попросила Серегу провести утренники в младших классах в роли Деда Мороза вместо нее. Серега согласился, переоделся в необходимый костюм и шел по коридору школы в зал, где стояла елка и веселилась детвора. На встречу шла завуч школы Татьяна Федоровна. То ли она решила подшутить, то ли молодость вспомнила, но уверенная в том, что перед ней переодетая Валентина Егоровна, с возгласом:
     - А что у нас там есть? – засунула руку под кафтан между ног Сергею!      
     А там было…!
     От неожиданности у завуча раскрылся рот, глаза на лоб полезли, она схватилась за сердце и с криком бросилась прочь.
     Серега на минуту тоже стушевался, но, собравшись, прошел в зал и отыграл представление. Завуч на елку так и не зашла.
    
            Перед праздниками всю роту собрали на инструктаж. Командир роты предупредил, что в новогоднюю ночь он будет ответственным и под утро всех посчитает в кроватях по ногам и, не дай бог, кто окажется в этот момент не в постели.
     На праздники многие ждали приезда родственников и друзей. В этом случае отпускали в увольнение до двух суток. Остальные же ходили на общих основаниях по графику свободного выхода. Серега сидел в казарме, он получил месяц неувольнений. А дело было так.
     За неделю до этого, в воскресенье,  его друг, Мишка Стрелков, возвратился из города весь побитый. Избили его пьяные гражданские на танцах в Доме офицеров, а находившиеся там же курсанты зенитного училища, даже не вмешались в драку.
     Серега стоял дежурным по роте, решение принял молниеносно. По десяткам и сотням разошлась команда «Тревога» и оставшиеся в училище курсанты, перепрыгнув через забор, рванули к гарнизонному Дому офицеров. Часть курсантов выстроились в две шеренги возле входа, а часть ворвались внутрь здания. Девчат не трогали, а всех пацанов выкидывали на улицу, где их прогоняли через строй ударами курсантских ремней. Пока администрация сообразила, в чем дело, пока вызвали милицию и комендатуру, курсанты так же быстро растворились. Через час все были в училище, как будто ничего не произошло. Три дня шло расследование данного инцидента, но то ли следователи не проявили должного усердия, то ли руководству надо было замять этот случай, но вскоре все завершилось, а возможные участники этой драки получили дисциплинарные взыскания, среди них был и Сибирцев.
      Тридцать первого, после праздничного ужина в курсантской столовой, все пошли на бал. В спортзале яблоку негде было упасть. Девчат пригласили со всего города. Сергей был задействован во многих представлениях, поэтому крутился, как волчок. После концерта переоделся в Деда Мороза, зашел за снегурочкой, Людой, двадцати семи летней лаборанткой с кафедры Линейных сооружений связи, и направились в зал веселить народ.
      В разгар праздника подошла Валюша.
      - Дед Мороз, а можно с вами потанцевать? -  И не слушая ответа, закружилась с ним в вальсе. Кругом горели бенгальские огни, сверкала гирляндами елка, разлеталось конфетти из хлопушек.
      - Дед Мороз, а можно вас похитить? – шептала жарко в ухо Валюша и начала постепенно продвигаться к выходу. Там их ждали Цепа, Хома, Тоня и Наташа.
      - Ребята, поехали к нам, встретим Новый год? – предложила Наташа.
      Предложение было принято, но если ребята были в свободном выходе, то Сергей уйти не мог, да и как пропасть Деду Морозу в разгар праздника? Но, положившись на «авось» и уступая пожеланиям девчат, компания через забор полезла в город.
     Ехали на трамвае. Редкие пассажиры с удовольствием общались с Дедом Морозом. Кондуктор даже пропустила остановку, чтобы подвезти компанию ближе к дому.
     Гуляли в частном доме, где жила бабушка Наташи. Девчата заранее накрыли стол. Время подходило к двенадцати. Открыли шампанское, выпили за старый год, год их встречи. Пожелали друг другу всего хорошего в наступающем новом 1974 году. Пробили куранты, начались танцы. Девчата так раскрепостились, что стали оголяться в быстрых танцах. Сергей утянул Валю на улицу, где она обвила руками его шею и они забылись в страстном поцелуе.
      - Сереж, пойдем ко мне домой, я сегодня одна. Пусть эта ночь будет наша, - страстно шептала Валя.
      После этих слов Серега был готов на все, но здравый смысл все-таки останавливал его.
     - Дорогая моя, я сегодня не могу. Ночью в казарме будет проверка личного состава и, если я попадусь, меня просто выгонят из училища.               
     - Сереж, ты что, не понимаешь, как мне трудно было тебе это сказать? Почему ребята остаются с девчатами, а ты должен уйти?
    - Так сложились обстоятельства. Ты же знаешь, что у меня месяц неувольнений и за мной постоянный контроль. Не могу я, мне надо идти.
     Валюша фыркнула, хлопнула дверью и забежала в дом.
     Вышел Хома:
     - Ну, ты чего, Маршал?  Валя чего-то плачет.
     - А, ладно, разберемся. Ты остаешься?
     - Нет, у меня увольнение на сутки. Пойду домой, поздравлю родителей (Саня единственный из троих был местным).
      - Пошли вместе, мне пора в училище.
      В училище праздник уже закончился, расходились последние гости, а в два часа ночи вдруг объявили общую поверку. Вовремя Серега вернулся, иначе быть бы большим неприятностям.
      На следующий день после завтрака Серега опять пошел в самоволку к Вале, предупредив друзей, чтобы прикрыли его. Валентина была одна, но встретила Сергея как-то не очень радостно. Она еще спала, сославшись на головную боль. Сергей сел на кровать, взял ее руку, наклонился к уху и зашептал о том, какая она красивая, умная и хорошая. Затем прилег рядом, обнял ее. Что делать дальше Серега не знал, вернее, знал, природа подсказывала, но была какая-то черта, которую он просто так переступить не мог. Ну не было у него еще опыта интимных отношений с женщиной. Валя вдруг быстро встала и убежала одеваться в другую комнату. В дверь постучали, это пришли Володя с Тоней.
     - Ты что, не уходил? – спросил Цепа Серегу.
     - Нет, я только что из училища, там ночью была проверка, но все прошло нормально.
     Вышли на улицу.
      - У вас скоро каникулы, ты домой поедешь? – спросила Валя.
      - Да, конечно домой, но сначала надо сессию сдать.
      - А ты обо мне родителям говорил?
      - Нет, пока как-то не получалось, а в письме не хотел.
      - Думаю, что в этом отпуске, ты все-таки им расскажешь о наших отношениях.
      Серега понял, что пора принимать решение.

    Шло время. Приближался День Победы. Серегу вызвал командир роты:
       - Сибирцев, ты у нас отвечаешь за культурно-массовый сектор?
       - Так точно, товарищ капитан!
       - В училище намечается большой конкурсный концерт. Что мы можем показать?
       Сергей задумался.
        - Можем КВН организовать. Можем выступить с литературно-музыкальной композицией, уже есть наработки. ВИА наш выступит.
         - Ну, с КВНом подождем. А вот композиция – это хорошо. Успеешь?
         - Если надо, успеем.
         - Какая помощь нужна?
         - Освободить участников от хозяйственных работ и нарядов. Неплохо бы пригласить девчат из музыкального училища. Надо договориться с аппаратурой в университете, с костюмами в театре.
          - Понятно. Набросай предложения в письменном виде. Увольнительные возьмешь у старшины, и … дерзай. Срок – неделя!
           Закипела работа. Желающих «шлангануть» от службы и лишний раз побывать в городе нашлось немало.
            Сибирцев отобрал ребят, распределил обязанности. После обеда собирались в клубе училища и усиленно готовились к конкурсной программе.
            Накануне концерта произошел случай, который чуть его не сорвал.
           В очередной раз училище вели в оперный театр. Давали «Летучую мышь». Курсантов интересовало не столько само представление, сколько театральный буфет. Там всегда были вкусные заварные пирожные и лимонад. Втихаря, можно расслабиться коньячком.
           Первое отделение прошло спокойно. В антракте толпы курсантов кинулись в буфет.
             - Может, выйдем в парк? Там есть кафе. Спокойно посидим. - Предложил Мишка Стрелков. Его поддержали Славка Урин и Серега Петухов.
              В кафе было свободно, лишь за двумя столиками сидели мужики и пили пиво. Взяв пельменей, салатов, пива и бутылку «Волжского» ребята принялись за трапезу.
              На второе отделение решили не идти. Взяли еще вина. Когда засобирались на выход, в кафе вдруг зашел патруль. Обстановка обострилась.
              - Выходим на улицу и разбегаемся, - скомандовал Серега.

              В парке они бросились врассыпную. Сибирцев рванул в ближайший проходной двор. Сзади слышался топот патрульных. То ли так темно было, то ли с перепугу, но Сергей не заметил впереди целой девятиэтажки и «со всей дури» врезался головой в ее угол. Упал. Над ним прогрохотали «кирзачи» патрульных. Поднялся. Голова гудела. По лицу расплывалось что-то липкое. В таком состоянии возвращаться в театр бессмысленно. Опасаясь патруля, на остановку не пошел. Отряхнув форму и утершись носовым платком, направился в училище пешком. В казарму зашел в тот момент, когда рота строилась на вечернюю поверку. Заскочил в умывальник, привел себя в относительный порядок, глянул в зеркало – все лицо было в ссадинах. Но, что делать? Встал в строй, во вторую шеренгу, спрятался.  Ребята все были на месте, добрались без приключений.
           После отбоя обсудили итоги вылазки в кафе. Спасло их то, что патруль куда-то пропал, а на выходе из театра не проверили наличие личного состава.
            Правда, утром Сергея остановил ротный:
            - Сибирцев, а что у тебя с лицом? На кулак упал или «асфальтовая болезнь»?
           - Никак нет, товарищ капитан. Это имидж такой. Готовимся к постановке композиции.
           - Ну, готовься, готовься… Посмотрим на результаты…
           А результаты были отличными. Курсанты читали стихи о войне. Затем шла композиция. На фоне идущих по экрану документальных кадров и музыкальной фонограммы, курсанты и приглашенные девчата из музыкального училища, переодетые в арендованные у театра костюмы, играли сценки из боевого прошлого наших отцов и дедов, в постановке несостоявшегося режиссера Сереги Сибирцева. В заключении выступил ВИА. Было здорово! Рота заняла первое место! Участников наградили грамотами и подарками, а Сибирцева, Георгий Васильевич, «забыл» наказать.

         Кстати, были случаи, когда Сибирцев тоже помогал командиру роты. Однажды ночью его поднял дневальный:
             - Серега, звонил ротный и сказал, что ждет тебя на площади Горького в телефонной будке…!?
             - А, сколько время?
             - Два часа.
             - Понятно. Иди.
      Сибирцев поднял Юрку Киселло, Цепу и, перепрыгнув через забор, они побежали в город. Обошли всю площадь и лишь в третьей будке нашли на полу мирно спящего Георгия Васильевича. Подхватили его на руки и понесли домой.
             Жена еще не спала.
   - Где вы его нашли? – строго спросила она.
             - Сидел на скамейке, на площади Горького.
             - Ясно. Ему позавчера «майора» дали. Вот третий день и празднует. Спасибо, ребята, что помогли.
             В дальнейшем, естественно, об этом случае никто даже не заикался, как будто ничего и не было.

            Начало третьего курса для Сергея Сибирцева было омрачено тем, что при следовании домой на летние каникулы, у него в Москве на Казанском вокзале украли сумку с вещами, деньгами и документами.
 В поезде перед Москвой он переоделся в гражданку, чтобы в городе не цеплялся военный патруль. До следующего поезда еще было часа три и он, взяв билет, стоял возле входа в вокзал. К нему подошел какой-то грязный похмельный мужик и стал жаловаться на жизнь. Узнав, что Серега курсант и едет домой в отпуск, попросил у него рубль, а затем пригласил в магазин. Серега, по простоте своей и молодости, согласился. Там взяли вина и сели на детской площадке, подошли друзья мужика.
В общем, все получилось до банальности просто – обыкновенный развод. Выпили, пошли к кому-то. Один из них зашел в дом, затем высунулся из какой-то форточки и крикнул, чтобы кто-нибудь поднялся к нему. Пошел, почему-то Сергей, отдав подержать сумку другому мужику. Лишь на лестнице он понял, что не знает в какую квартиру заходить. Спустился вниз, но уже ни мужика, ни сумки там не было. Глупее не придумаешь, обидно было до слез. Пошел на вокзал в дорожную милицию, но там чуть самого не забрали, так как был выпивши. Хорошо, что железнодорожный и военный билеты были в кармане, а вот форма, подарки родным, все деньги -  пятьдесят рублей и комсомольский билет, остались в сумке.
      Поездом проехал до Петрозаводска и в самых расстроенных чувствах, без копейки денег, наведался к тетке. Уже и отпуск не отпуск, все мысли о том, что будет в училище? Ну, форму он с помощью друзей восстановит, деньги и все остальное – бог с ним, а вот потеря комсомольского билета, это очень серьезно. И вдруг придет сообщение из милиции?
       Заняв у тетки десять рублей на билет, Серега на «Комете» через Онежское озеро добрался до Вытегры. Маме сказал, что сумку оставил в Москве в камере хранения, так как забыл код. Заберет ее на обратном пути.
       По приезде в училище, после отпуска, некоторое время пропажу комсомольского билета скрывал. Однако, надо было ставить в нем штампы об уплате членских взносов и комсорг Саня Новиков добил его. Узнав о пропаже, раздул такое дело, что Серегу чуть из комсомола не выгнали, а соответственно и из училища. Помог, как обычно, любимый ротный, Жора Свитловский. Ограничились строгим выговором. Трудно понять таких людей, как Саня.
               
      Общеобразовательные предметы закончились, шли специальные и военные дисциплины. Большое внимание уделялось практической работе на средствах связи. Заметно улучшилось питание в курсантской столовой. Больше стала пайка масла и сахара, появились вареные яйца. Серега из-за роста получал полторы пайки. Подняли стипендию – десять восемьдесят. Стали чаще ходить в чайную, да и младшие курсы добровольно - принудительно делились в «чепке».
       Начались курсантские свадьбы. Первым женился Юрка Шикалов. На свадьбе был весь взвод. Перед торжеством всех так заинструктировали, что на свадьбу и с нее шли строем под командой сержанта Чемоданова Вити, а в кафе вели себя очень скромно, ограничившись поздравлением и одним бокалом шампанского. Доверие и добро командования получены и, как говорится, лиха беда начало, на следующих свадьбах уже гуляли «на всю ивановскую», однако эксцессов и происшествий не было, так как все знали характеры и возможное поведение друг друга и при необходимости во время приходили на помощь.
      Третий год обучения запомнился разгулом стихии. Сначала произошел оползень земли со склона, на вершине которого стояло училище, высотой более ста метров, а затем, пронесся смерч над центральной частью города. Сергей видел последствия оползня. Огромная многометровая масса земли наглухо перекрыла важнейшую магистраль города через реку Оку, перевернув при этом несколько легковых машин и трамвай. Жертв, к счастью не было. В это время со стороны Сормово по мосту неслась «Волга», а за ней две машины ГАИ. Не заметив из-за поворота обвала, она на скорости врезалась в стену земли и остановилась. Водитель выскочил и побежал в гору, но его быстро настигли менты и задержали. Вот так стихия остановила угонщика.
     Завалы разбирали месяца два, в ликвидации стихии принимало участие все училище.
     Через некоторое время над городом пронесся смерч. Сергей в этот день был в гостях у товарища и подумал, что у него глюки начались, когда увидел в окно второго этажа пролетающую на дереве женщину. Смерч принес значительный ущерб, были жертвы. Много снесло крыш домов. Разнесло вещевой склад училища и долго еще на электрических проводах вокруг него висели портянки и кальсоны. У одного из офицеров подняло металлический гараж, выкинуло из него и буквально размазало об угол дома новый «Жигуль», а гараж поставило на место, да так, что утром хозяин ничего не заметил, пока не открыл его. Машины не было. Все, что от нее осталось, груда металла, лежало неподалеку.

      К концу шестого семестра выровнялись отношения между курсантами и сержантами, в общении перешли на «ты». Курсанты старших курсов ходили дежурными, дневальные были от младших курсов. В караулы заступали часто, но они как-то уже были не в тягость, за исключением первого поста. Все стремились на самый дальний четвертый пост в автопарк, где можно расслабиться, посидеть в затишке, предавшись мечтам о будущей жизни. Спать тоже меньше хотелось, не смотря на то, что после отбоя, за разговорами, засиживались до утра.
 Однажды в карауле произошел довольно серьезный случай, заставивший задуматься о том, что они имеют дело с боевым оружием. Как-то под утро, сменившись с постов, смена разряжала оружие у пулеулавливателя. Сергей отомкнул магазин, тот упал. Нагнулся, чтобы его поднять и в это время над ним, на уровне груди, прогрохотала очередь из автомата. Ну, как тут не поверишь в судьбу? Если бы не упал магазин, если бы он не нагнулся, наверное, на этом бы для него все и закончилось. Получилось это из-за того, что рядом разряжавший оружие Вовка Микрюков в полудреме перепутал последовательность действий и вместо того, чтобы сначала отстегнуть магазин, передернул затвор и нажал на спусковой крючок, непроизвольно развернув ствол в сторону Сергея. Первое мгновение был шок, затем прибежал начальник караула и, увидев, что все живы - здоровы, успокоился и дело замяли.
       На старших курсах, одним из лучших считался наряд по столовой. Для мытья полов, посуды и чистки картошки привлекали по вечерам младшие курсы, а сами жарили картошку, иногда с мясом, болтали с поварами и официантками. Если видели, что молодежь не справляется, отправляли ее спать и брались за дело сами. Никакого принуждения, а тем более зуботычин, не было. Просто каждый знал свое дело и возможности, да и молодежь сама довольно часто обращалась к старшим за помощью.
      Как-то, заступив дежурным по штабу училища и принимая вечером под охрану кабинеты, Сергей заглянул на коммутатор. Там работала молодая симпатичная телефонистка. Сделав ей пару рядовых комплиментов, он получил приглашение на чай. Так завязались их дружеские отношения. На лице Лены было написано, что она хочет замуж. Всячески обхаживая Серегу, она постоянно приглашала его заходить в гости. Сибирцев же, несмотря на свою внешнюю разухабистость, внутри все еще оставался мальчиком и Лену воспринимал только как интересную собеседницу, с которой можно было убить время.
      Иногда он рисковал. Коммутатор располагался на втором этаже, а на первом был первый пост по охране знамени части. Парадокс - несмотря на то, что командование считало курсанта Сибирцева ярым нарушителем воинской дисциплины, знамя училища доверяли только ему. Серега правдами и неправдами пытался улизнуть от такого «доверия», но ничего не получалось. Он вновь и вновь был вынужден долбить службу, вытянувшись в парадной форме возле знамени, под круглосуточным ослепляющим светом мощных ламп. И вот, с появлением Лены, он решил разнообразить службу. Поздно вечером, когда в штабе наступала тишина, Сергей вызывал дежурного по штабу, вешал на него свой автомат, а сам шел к Ленке чай пить. Бывало, в это время, в штаб заходили проверяющие. Но, видя в конце длинного коридора часового у Знамени части бдительно несущего службу, удовлетворившись и  не заметив подвоха, удалялись.
      В будни, время свободного выхода в город по вечерам было всего часа два – три, поэтому обычно направлялись в кино, городскую библиотеку или баню. А вот в выходные, шли к кому-то из местных курсантов домой. Там переодевались в гражданку и сидели в кафе или пельменной. Пили пиво, с расчетом, чтобы к концу увольнения не было запаха. Затем, шли на танцы в Дом учителя, Дом медика или Дом офицеров. Летом, как правило, отдыхали в парке Кулибина или им. Ленинского комсомола («Швейцария»).

                8

       Обучение в училище медленно, но верно, шло к завершению. Время на учебу уделялось значительно меньше, так как дисциплины шли в основном специальные, не очень сложные.
Научились сдавать экзамены и зачеты без подготовки.
 Накануне испытаний ребята приходили на кафедру и готовили аудиторию: под столами вбивали гвозди в пол, от которых протягивали провода в соседние классы. Экзамен проходил примерно так. Курсант заходил в класс, брал билет, садился за стол и ставил ногу в сапоге так, чтобы металлическая подкова на каблуке соединилась с гвоздем и замкнулась цепь. От подковы шел провод на наушник, спрятанный в погоне. Второй конец провода шел в соседний класс через тестер и усилитель на микрофон. Опуская пятку, замыкалась цепь, отклоняя стрелку на приборе и было видно, что сдающий экзамен готов к работе. Его, например, спрашивали в микрофон:
- У тебя билет в первом десятке? – стрелка оставалась на месте.
     - У тебя билет во втором десятке? – курсант поднимал пятку, стрелка падала.
     - Понятно!
     Таким образом, находился номер билета и затем, оставалось только прослушать в наушник ответы. Своеобразная односторонняя связь.
     Такая сдача экзаменов ни разу не подводила, хотя пользовались ею Сергей с друзьями крайне редко. Подготовку аудитории вели скорее для самоуспокоения, чтобы подтянуть отстающих курсантов и поднять средний балл взвода и роты. 
      Хитрили и по физической подготовке. Каждое воскресенье, несмотря на время года и погоду, проводились кроссы на три километра в расположенном вблизи парке «Швейцария». Если не уложишься в норматив, -  на ближайшие выходные об увольнении можешь забыть. Выполнить же его можно было лишь полностью выложившись, на пределе человеческих возможностей. С каждым годом нормативы становились все жестче.
      Как же их выполнить с наименьшим напряжением? Придумали. Беговой маршрут проходил по лесной зоне. Через метров триста после старта, в кустах,   прятали второкурсников. Команда: «На старт! Внимание! Марш!» И мы рвали «…на три тысячи, как на пятьсот». Главное – добежать до кустов. Там накидывали свои номера на «молодых» и падали в траву. Те бежали дальше, отмечались на контрольных точках и возвращались обратно. В кустах вновь менялись нагрудными номерами и, с улыбками победителей, лихо заканчивали дистанцию. Особо не наглели, укладывались в средние нормативы. Подобное практиковали и зимой на лыжных десяти километровых гонках. Правда, перед «госами», эту хитрость командование разгадало и трассу сделали прямой, без разворота. Разделили «старт» и «финиш». Пришлось «умирать» самим.
 
      После возвращения с очередных каникул Сергей встретился с Валей. Не ответив на поцелуй, она спросила:
      - Ты разговаривал обо мне с родителями?
      - Нет.
      - Почему?
      - Валюша, ну подожди еще немного, дай мне закончить училище. А то, что за жизнь у нас будет – ты дома, я в казарме?               
      С этого дня их отношения разладились. Валя начала избегать встреч, а вскоре ему сказали, что видели ее неоднократно с молодым человеком. Для Сергея это был удар. Он очень переживал и искал встреч. Ведь он ее любил!
      Однажды, Сергей вернулся из самоволки после безрезультатных поисков Валентины. Дневальный предупредил, что его уже давно ищет командир взвода.
      - Товарищ курсант, где вы были? – спросил он.               
      - На КПП, товарищ старший лейтенант.
      - Не были вы на КПП, как и в другом месте на территории училища, вас уже три часа ищут.
      - Я был на КПП, ко мне девчонка приходила.
      - Кто вас видел?
      - Никто.
      - Понятно. А где вы выпили?
      Это уже было слишком  и Серега «завелся». Закончилось тем, что командир взвода объявил ему трое суток ареста и приказал дежурному по роте сопроводить Сибирцева в камеру при караульном помещении.
      В карауле стоял второй курс, начальником – сержант с четвертого курса. Сергея все они знали, и закрывать в камеру, конечно, не стали. Перед вечерней поверкой в караулку прибежали Цепа, Лысый (Лешка Рубанов) и Чапа (Колька Чаплыгин). Они только что вернулись из увольнения. Узнав, в чем дело, решили поднять роту и бастовать, пока Серегу не выпустят.
       Четвертую роту поддержали девятая и  первая, три роты не вышли на вечернюю поверку, выдвинув требование – свободу Сергею Сибирцеву! Для семидесятых годов, это довольно серьезный поступок.
      Дежурный по училищу принял решение переместить Сибирцева из училища в город на гарнизонную гауптвахту. И вот уже караульные с оружием сопровождают Сергея в Нижегородский кремль, бывшую тюрьму, где в свое время сидели видные большевики. Потянулись дни ареста. В гарнизонном карауле стояли в основном солдаты внутренних войск, которые, мягко говоря, недолюбливали курсантов, как будущих офицеров. Сергею приходилось выполнять самую грязную и тяжелую работу. Шесть часов в день строевой подготовки, шесть часов сна при электрическом свете на деревянных нарах, кормили кашей с хлебом и кипятком. Скрипя зубами, Серега терпел. За надуманные провинности ему постоянно добавляли срок. В общей сложности он получил максимальные пятнадцать суток.
      На второй неделе отсидки в караул заступило родное училище. Серегу встретили, как героя. Выпустили из камеры, вкусно накормили. Он принял  душ, и целые сутки общался с товарищами. Приехали друзья, рассказали о дальнейших событиях в училище. После того, как Серегу увезли на гарнизонную гауптвахту, дежурный по училищу прибежал в казарму и начал выгонять курсантов на плац для проведения общей вечерней поверки. Однако три роты отказались выходить. Тогда он вызвал командиров рот и комбата, но и после этого на плац вышли лишь сержанты и комсомольские активисты. Наконец, прибыл начальник училища, дал слово, что лично разберется в данном инциденте и виновных накажет. Лишь тогда роты вышли на плац.
     Серега до глубины души был польщен такой поддержкой друзей, аж слеза накатилась. Но он знал, что случись подобное с любым из них, он поступил бы точно так же.
      - Маршал, так что у вас там все-таки получилось? А то, Голиков такое несет! Будто бы ты бросил в него табуретку. Кричал: «Убью!» - поинтересовался Юрка Киселло.
      - Да не было ничего такого. Ну, послал я его на х…и все. Он уже задолбал меня своей слежкой. Явно хочет, чтобы меня выгнали из училища.
      - Серый, тебе сейчас надо успокоится и временно затихнуть. И не возмущайся, я тебе, как другу советую. Голикова и так хотят в войска выкинуть, а тут еще ты. Он пойдет ва-банк – поучительно наставлял его Саня Силантьев.
     После «губы» Серегу пригласили на партийное бюро училища, хоть и был он только комсомольцем. Там его пожурили, объявили выговор, а вот командир взвода получил строгое партийное взыскание, за что затаил на Сибирцева злобу и, в конце концов, отыгрался при получении Сергеем назначения к первому офицерскому месту службы.   

     Наступило время войсковой стажировки. Так как специализация училища - крупные стационарные узлы связи (от армейского и выше), то курсантов разбросали по всему Союзу.  Сибирцев в составе своего отделения попал на узел связи штаба Средне-Азиатского военного округа в город Алма-Ата.
     Получив сухие пайки на неделю и стипендии, убыли поездом  на Свердловск. Ночь гуляли по столице Урала, было сыро и холодно, город показался темным и мрачным с большими, старыми коробками домов.  К утру выехали на юг. Сначала шли невысокие уральские горы, леса, затем равнины и степи, за окном значительно потеплело. Долго стояли на станции Ош. Вокруг пыль, песок, казахи в национальных одеждах, да юрты с привязанными возле них ишаками.
      Штаб округа располагался на окраине города у подножия красивейших высоких гор Ала-Тау, вершины которых были покрыты снегом. В ясную солнечную погоду не возможно глаз оторвать от такой красоты. Жили в казарме. Курсовые работы составляли большей частью теоретически, так как на действующий узел связи практикантов старались не допускать во избежание непредвиденных эксцессов. Эти две недели запомнились неспешными утренними подъемами под пластинку Анны Герман «Один раз в год сады цветут», экскурсией на высокогорный каток «Медео», да подъемом по канатной дороге на гору Кок-Тюбе с посещением ресторана.               

      По возвращению со стажировки пошли массовые курсантские свадьбы. К окончанию училища до трети курсантов связали  себя узами Гименея.  Женился Цепа (не на Тоне), Лысый и другие ребята. Комсомольские свадьбы проходили весело, гуляла в основном одна молодежь. Свидетели и гости торжества, через некоторое время, женились между собой.  Свадьбы шли по нарастающей, как снежный ком. Гуляли почти каждый день. Серега был на многих,  несмотря на то, что официально должен был сидеть в училище, периодически получая от взводного две недели неувольнения.
     По вечерам и в выходные дни в казарме было шаром покати. Все уходили в свободный выход, оставались пять-шесть человек имеющих взыскания или задолженности по учебе. Зачастую, среди них, из-за дисциплины, был и Сибирцев. Такие дни были праздниками для желудка. Столы в столовой накрывались как на полную роту и можно объедаться котлетами, маслом и сахаром, сколько организм примет. Но, как говорится: «Видит око, да зуб неймет», ничего уже не хотелось, это бы изобилие да на первый курс!
 Как-то в один из таких дней к Сереге подошел Юрка Киселло:
      - Маршал, а ты чего не в городе?
      - Как будто ты не знаешь? Как обычно -  две недели неувольнений.
      - Я тоже никуда не пошел, но что-то скучно. Может, прошвырнемся?
      - Не проблема. Пойдем.
      Друзья перепрыгнули через забор за учебным корпусом.
      - Забежим к матушке. Я денег возьму, и поедем ко мне, а там посмотрим.
      Юрина мама работала напротив училища, в стоматологической поликлинике.
      Домой к нему, в целях безопасности, добирались на перекладных трамваях, а затем пешком. Жил он в центре города, на набережной.
      - Полистай пока журналы, а я позвоню подруге. – Предложил он Сереге, когда зашли в квартиру.
      Журналы оказались, конечно, порнографическими. Серега впервые открывал издание такого содержания. Да это и неудивительно, за них в то время была статья. Видел, конечно, десять раз перепечатанные игральные карты, но это же совсем другое.
      - Ну, как? Слюни не текут? Расслабься. Это сестра из Польши привезла. Сейчас идем в кафе на Чкалова, там нас будут девчата ждать, а пока давай примем по грамульке коньячка.       
       Включили музыку и под коньяк обсуждали снимки журнала.
       В кафе пришли уже навеселе. Подсели к девчатам. Заказали шампанского. Закурили. Юрка, почему-то, пепел начал стряхивать в бокал подруги. Все на него с интересом посмотрели.
       - Это от изжоги, - чуть заплетающимся языком промолвил он, - пей.
       Девчонка, нерешительно выпив глоток, поставила бокал на стол.
       Тогда Юрка, плюнув на «бычок», бросил его в остатки вина!
       Это уже был перебор. Серега понял, что надо уходить.
       Только они поднялись, как в кафе зашел Голиков. «Это …здец!» - подумал Серега.
       Голиков, пройдя по ним безразличным взглядом, направился к стойке бара.
       - Бежим!- Крикнул Серега, - и выскочил из кафе.
       В училище возвращались трусцой.
       - Да не узнал он нас, чего ты переживаешь? – успокаивал его Юрка.
       - Как не узнал, когда он смотрел мне в глаза и тем более мы были в форме?
       Самое интересное, что никто об это случае так и не вспомнил. Взводный проходил мимо, как будто ничего не случилось. Лишь на выпускном вечере он признается, что видел нас. Серегу бы он с удовольствием заложил и, скорее всего, на этом бы его учеба закончилась, но тягаться с сыном начальника училища, была кишка тонка.

                9

         Курсанты четвертого выпускного курса – это без пяти минут офицеры. К этому времени коллективы настолько сплотились, что кроме, как братскими, отношения не назовешь. К тому же, как упоминалось выше, была своя организация, которая при необходимости могла выступить в защиту любого курсанта. Командование старалось не задевать выпускников без необходимости. Как говорится, «не буди лихо, пока тихо». Женатые, почти все вечера и выходные проводили дома, холостяки бегали по девчатам и кафешкам. Часто ходили на примерки, ведь шились целых три формы одежды.
      На последнем курсе училище начали переводить в Ленинград и, так получилось, что учиться начинали в Горьковском командном, а заканчивали в Ленинградском инженерном училище связи.
     Не напрягаясь, сдали государственные экзамены. Настроение было отличное. Весна полностью вступила в свои права, природа буйствовала свежей зеленью. Ярко светило и пригревало солнышко. Впереди грезились безумные армейские перспективы, молодость рвалась в бой. Это были дни и недели настоящего счастья!
     Подошло время «золотого карантина», время, когда обучение уже закончено, а офицерские звания еще не присвоены. Ждали приказ Министра Обороны. Увольнения закрыли, целый месяц ходили в караулы. В караульном помещении играли в карты, бегали через забор за пивом, стояли на посту по четыре часа, вместо положенных двух, чтобы быстрее время проходило и больше на сон оставалось. Естественно, грубых залетов не допускалось.
     На утреннем подъеме уже не вскакиваешь, как «угорелый», а позволяешь себе понежиться в постели. На зарядку бегали по желанию, в основном те, кто на обратном пути любил заскакивать в буфет, где к этому времени всегда были свежие булочки и молоко. 
     Наконец пришел день торжественного вручения первых офицерских званий и выпускных вечеров.

Эту дату по своей значимости очевидно можно сравнить с днем принятия присяги. Только, если четыре года назад в строю шли еще не оперившиеся, растерянные юнцы, то теперь вбивали асфальт в землю и бросали через плечо горсти медных пятаков стройные ряды красавцев лейтенантов.  Под марш «Прощание славянки» они ступили к вечному огню на святую землю Нижегородского кремля. Церемония вручения дипломов и прощание со знаменем училища прошли очень торжественно. Затем, под медь оркестра, с песней, училище двинулось по улицам города. 
    Под вечер повзводно разъехались по ранее заказанным ресторанам. Серегин взвод гулял на набережной Волги, в «Нижегородском». Планировали, что каждый курсант придет с девушкой.      
  Сергей хотел бы в этот день видеть рядом с собой Любашу, но это было невозможно, так как последние два года их переписка как-то сошла на нет, а недавно он узнал, что Люба вышла замуж за сокурсника по институту. С Валей как-то тоже все расстроилось. Конечно, были еще девчата-приятельницы, с которыми он поддерживал отношения, но это все было не то, не было «полета души».    
      Накануне выпускного всех удивил Чекист, Серега Петухов. Он вдруг решил жениться. Дело в том, что за все время учебы у него не было серьезных отношений ни с одной девчонкой. А тут вдруг в последний момент и такой серьезный шаг!? Его можно было понять еще полгода назад, когда шел обвал свадеб. Тогда ребята узаконивали длительные отношения. Случалось, что женились и просто так, за компанию. Его избранницу, Валентину, никто толком не знал. Но, почему именно она!? Чекист поставил друзей перед фактом, ничего не объяснив:
      - Свадьба послезавтра. Роспись в девять. Тебя, Маршал, прошу быть свидетелем.
       Серега Сибирцев был в смятении. Да, Чекист ближайший из друзей и Серега очень переживал за его судьбу. Тем более, напрашивался вопрос, почему он узнает об этом последним? Попытался объясниться, выяснить необходимость такого шага, но тот уперся, как бык. Сощурил, как всегда, глаза, играя постоянным алым румянцем на щеках, и ничего не хотел объяснять. Ясно. Он уже все решил, и советы не нужны. Ну, Чекист и есть чекист.
      В последнее время Сергей близко сошелся с Володей Микрюковым и Славой Уриным, Черный и Граф, как их звали друзья. Вовку за то, что был похож на цыгана, а Славика - за светские манеры.   
      Черный дружил с местной девчонкой и каждый раз после встречи с ней рассказывал, какая она хорошая, красивая, и что он влюблен в нее. Однако, взаимного чувства, похоже, там не было. Однажды вечером Сергей зашел в сквер возле КПП и увидел  на лавочке Володю с ней. Подошел. Владимир их познакомил. Наташа оказалась красивой, стройной блондинкой с голубыми глазами. И вот, накануне выпускного, Черный ходил сам не свой. Поссорился с Наташей, и та отказалась идти с ним на вечер. По просьбе Владимира Сергей выступил в роли мирового судьи, позвонил ей и попросил придти в ресторан. Наташа согласилась, но при условии, что пойдет с Сергеем. Тот не долго думая, согласился, чтобы помочь другу. Он размышлял так, что все равно он там долго не будет, так как был приглашен во все пять заказанных ресторанов и, может быть последний раз в таком составе, пообщается со всеми ребятами, а Владимир останется с Наташей.
      Присутствующие в зале ресторана были в приподнято – торжественном настроении. Кругом все сияло от зеркал, хрусталя и золота офицерских погон. За столами, расставленными большой буквой «П», сидели родственники, друзья и подруги новоиспеченных лейтенантов. Ребята же  по привычке общались между собой. Из командования никого не было, очевидно оно осуществляло объезд всех мест празднования. Наташа разговаривала в основном с Сергеем, на что Черный реагировал довольно негативно. Начались торжественные речи и поздравления, слово дали Сибирцеву. Какими словами можно сказать о том, что закончился самый короткий, но наиболее трудный и яркий жизненный этап каждого из них? В горле перехватило от избытка чувств. Как можно передать всю теплоту и душевность сурового армейского братства? Впрочем, каждый понимал состояние друга. Сергей предложил тост за офицерскую дружбу.
     Заиграл ансамбль, начались танцы. Наташа пригласила Сергея, но потанцевать им не удалось, в ресторане появился Цепа:
     - Давай быстрее, все тебя ждут, машины на улице, надо же все кабаки объехать и есть сюрприз – в «Оку» пришли Валя и Тоня! – обратился он к Сергею.
     Валентину Сергей не видел уже два месяца, но чувства к ней остались прежними. После Любаши она была единственной девушкой, которая затронула его сердце.
     Колонна машин двинулась на «последнюю гастроль» по ресторанам Нижнего. Там уже дым стоял коромыслом. Молодые лейтенанты, в хорошем подпитии, обнимались, целовались, вспоминали прошедшие армейские годы. В «Оке» встретили командира взвода, Голикова, Он стал, очевидно по пьяни, поливать Сергея грязью. Сибирцев попросил Цепу и Хому вывести старлея из ресторана, чтобы не разбираться на людях, а руки так и чесались. Долго Сергей ждал этой минуты, когда они уже в равных званиях поговорят по-мужски.
      Сергея задержала Валя. Она была как никогда веселой и увлекла его к стойке бара. Такое состояние для Вали было не характерно, но разбираться нет времени и вскоре вояж по ресторанам, уже с девчатами, продолжился. О взводном, как-то в суете все забыли. Это его и спасло. Гуляли до утра…
      Проснулся Сергей в казарме заваленный матрацами. Голова соображала с трудом, во рту сушняк. Как он сюда попал, соображал с трудом. На соседних кроватях лежали Граф и Черный, которые были тоже не в лучшей форме.
      - Черный, который час? – спросил он Вовку.
      - Двенадцать.
      - Елы-палы! В девять же роспись у Чекиста, а я свидетель!
      - Ну, что сделаешь, поезд ушел. Да и какой дурак устраивает свадьбу на следующее утро после такого торжества? С нами не посоветовался. Да, Бог ему судья. Не переживай, это его личное дело. – Успокаивал Черный.
     Расслабляться дальше не было время, да и впереди манил прекрасными перспективами первый летний лейтенантский отпуск. Сегодня ехали в гости к Черному в Зуевку Кировской области, а затем через Ленинград, с заездом к Славику Урину, домой в Вытегру.   
      Вот так и закончилась славная курсантская юность!   
    



















                Книга вторая


                ДВАДЦАТЬ ЛЕТ В САПОГАХ


                «Не иди по течению,
                Не иди против течения,
                Иди поперек его,
                Если хочешь достичь берега».
                Дань Шень               
               
               
               
               
                ГЛАВА   3
               
                ДАУРСКИЙ     СИНДРОМ
               
                1

         Размеренный стук колес отсчитывал бесконечные сибирские километры. Вот уже третьи сутки лейтенант Сергей Сибирцев ехал поездом к новому месту службы в дальний Забайкальский гарнизон. В купе попутчиком был парень его возраста, возвращавшийся из отпуска на строительство БАМа. Дорога предстояла долгая, до Читы аж пять суток. В Свердловске в соседнее купе заселились трое иностранцев. Контакт с ними решили навести вечером, когда те пообвыкнутся, да и побаивались, что их сопровождают гэбисты.
Пока же Сергей смотрел в окно и мысли его улетали далеко на родину, где в глухом провинциальном городке, в крае дремучих лесов и голубых озер остались его мама, папа, младшая сестра Танюха-горюха, одноклассники и друзья…
.
               
Сергей смотрел в окно вагона на проплывающую мимо тайгу и вспоминал свой первый офицерский отпуск…
Более продолжительного сплошного праздника, длившегося свыше месяца, большей эйфории, он не помнил за всю свою жизнь.
Наконец-то все четырехлетние тяготы и лишения привели к ощутимому результату: он стал офицером с высшим образованием. Получил одну из самых престижных и высокооплачиваемых профессий.
Погостив несколько дней у Черного и Графа, он прибыл на родину. В Вытегре все знакомые его приветствовали и поздравляли. Сергей стеснительно, с улыбкой старался показать, что ничего в этом особо выдающегося нет, хотя, надо признать, было приятно.
Дома его встретили, как героя. Мама всплакнула на широкой груди сына, папа смотрел на него с гордостью, а сестра Танюшка рассказывала своим подружкам-соплюшкам, какой у нее хороший брат. Малые же, Анюта Батенкова и Вера Арская, ученицы седьмого класса, пугливо, но с интересом поглядывали на красивого дядю.
Девчата-одноклассницы, узнав, что Сибирцев и Субботин, окончив военное училище, прибыли на отдых в Вытегру, тут же организовали встречу класса.
Так как на дворе был август, и многие друзья оказались в отпуске или на каникулах, в актовый зал школы собралось человек двадцать. Это была их первая встреча за четыре года после окончания школы. Сергей с интересом смотрел на возмужавших парней и девчат в полном боевом раскрасе (впрочем, многие уже были мамами).
Как всегда, протокольно, выступил со сцены директор, что-то сказали учителя, затем ребята-одноклассники убеждали собравшихся в своих неоспоримых успехах. Удивительно, но доброй половине класса за это время удалось поступить в институты. Треть училась в техникумах и училищах. Остальные работали по району. Однако, отметил Сибирцев, с высшим образованием, что подтверждали «поплавки» на парадной лейтенантской форме, на сегодня были только они вдвоем с Вовкой.
Сергей, заметив, что нет Ленины Андреевны и Валентины Егоровны, их любимых классных руководителей, спросил об этом сидящую рядом Свету Арсеньеву.
- Ленина Андреевна придет позже. Почему-то в школу не захотела. А Валентина Егоровна здесь больше не работает. Вышла замуж и уехала в Белый Ручей. Мы ей сообщили, может быть приедет, - ответила Светлана.
К вечеру переместились в городской ресторан. Специально для организации встречи выпускников, его закрыли на спецобслуживание. Веселились допоздна. Каждая из девчат желала, чтобы ее пригласил один из бравых лейтенантов.
В сумерках, по привычке, пошли бродить по спящему городу. Как всегда: баня-почта, почта-баня. Пели песни, хохмили. Под утро провожали девчат. Как-то так получилось, что последней Сергей провожал Таню Паршукову. Постояли у калитки ее дома, договорились встретиться к обеду на пляже. По дороге домой Сибирцев вспомнил, что еще в десятом классе заглядывался на Татьяну. Отметил, как она похорошела и расцвела со школьной поры. Природная блондинка с великолепной фигурой и обворожительной улыбкой, Таня, наверное, свела с ума уже немало парней.
Он, только расставшись, с замиранием сердца ждал уже следующей встречи и развития событий…
Однако, ничего дальше не произошло. Да, они несколько раз отдыхали с друзьями на природе, купались, загорали, ходили в кино и на танцы, но однажды вечером, когда прощались у ее калитки, Сергей неумело попытался «чмокнуть» ее в щеку, на что тут же получил отпор. Татьяна тихо, гневно, прошептала, что больше они встречаться не будут, так как ей не нравится, как Сибирцев одевается…
Она убежала домой, а Сергей понуро пошел домой, недоумевая, как ему надо одеваться? По сути, она была права. Сибирцев вырос из всех юношеских одежд, да и мода поменялась, новой «гражданки» еще не приобрел, а в форме каждых день ходить не будешь. Как бы там не было, но на этом начинающийся «амур» между ними закончился.

Однажды Сибирцев сидел на кухне у Саши Гринягина, пил чай и беседовал с Жанной Александровной, мамой друга. Послышался звонок в квартиру. Саня вышел в коридор, открыл дверь и, вернувшись, сказал: «Девки пришли».
В комнату зашли Лена, приятельница Сани, и две ее подружки. Обе Татьяны. Тут же организовали стол. Саня сбегал к бане за вином, включили магнитофон. В общем, сидели, развлекались. К вечеру девчата ушли, а Сергей с Саней пошли на танцы в парк культуры. И все же Сергея что-то смутило в этой встрече.
- Саня, а почему я не знаю этих девчат? – спросил он у друга.
- А ты и не можешь их знать. Когда ты ушел в училище, они учились в четвертом классе!
- Это что – малолетки?! – удивился Сергей.
- Ха-ха, - посмеялся Саня, - других не держим…

                2

          Послышался стук. В купе заглянула проводница:
         - Ребята, выручайте. В соседнем купе едут иностранцы, а я не бельмеса по-ихнему.
         - Ну, что же, пойдем, попробуем разобраться, - согласился помочь Серега.
         Соседями были, как выяснилось, два парня из Голландии и девчонка из Франции. Ехали они до Хабаровска.
         - Але франсе? – бодро начал Сергей.
         Все радостно закивали головами, но на этом словарный запас французских слов у него заканчивался.
         - Шпрехен зи дойч? -  Ребята как-то замялись.
         В школе и училище Сергей изучал немецкий язык. Особенно хорошо он знал допрос военнопленного. С помощью его и удалось наладить контакт с иностранцами.
         Вскоре они сидели за столом и отмечали встречу, к счастью времени для этого было более чем достаточно. Сергей принес водку, разлил ее по граненым стаканам и предложил тост за знакомство.
         Серега с Саней, попутчиком, опрокинули стаканы. Иностранцы от удивления сидели с раскрытыми ртами. Они были сражены тем, что водку можно пить такими убойными дозами. Сами же только пригубили. Не закусывая, подняли второй тост - за интернациональную дружбу. А вот, третий тост, за присутствующих дам, Сергей предложил выпить стоя и до конца. За разговорами засиделись до позднего вечера.
           Что самое интересное, они прекрасно друг друга понимали. Перешли в купе Сергея, где пели песни под гитару. Неожиданно, Жульет, так звали француженку, попросила Сергея проводить ее в купе. Самостоятельно передвигаться она уже не могла,  Сереге пришлось нести ее на плече. В коридоре ей стало плохо. Зашли в туалет, где долго приводил мадемуазель в чувство. Затем положил ее отдыхать, а сам вернулся в компанию.
         Их общение продолжалось еще трое суток. Жульет рассказала, что у нее богатые родители, несмотря на то, что отец коммунист. Парни – ее друзья и сокурсники по университету. Они на каникулах и решили проехать по свету. Давно мечтала побывать в Союзе, особенно в Сибири, а дальше Япония, Новая Зеландия, Африка и домой в Голландию.
         Она подарила Сергею несколько, тогда еще неизвестных в Союзе, одноразовых газовых зажигалок и женских капроновых колготок. Обменялись адресами.
         Перед въездом в байкальский тоннель поезд долго стоял. Успели искупаться в озере. Сергей нарвал букет багульника и подарил Жульет. Последний вечер шумно и весело отметили всей компанией в купе. Ночью, во время стоянки в Петров-Забайкальске, вышли все на платформу и спьяну целовали барельефы декабристов, отбывающих когда-то здесь ссылку.
           В Чите простились. Перед расставанием долго целовались в тамбуре. Жульет плакала и умоляла Сергея написать ей письмо. Сергей обещал, но знал, что не сделает этого. Стояли времена холодной войны.

                3               

         В Чите Сибирцев делал пересадку на поезд Чита - Забайкальск до станции Борзя. Имелось свободное время и он решил пройти в центр города к штабу Заб.ВО, где на «Загаре», узле связи воздушной армии, возможно был Вовка Микрюков. Сергей не ошибся, Черный уже неделю обитал в Чите и с нетерпением ждал их встречи. Друзья обнялись, перебивая друг друга, начали делиться последними новостями. Однако, время было служебное и все разговоры пришлось оставить на вечер. Взяв ключ от его комнаты, Сергей отправился в общагу, в район камвольно-суконного комбината (КСК).
         В общежитии познакомился с лейтенантами, сослуживцами Черного. Они готовились к вечернему посещению ресторана. Вскоре к ним приехали подружки и, вызвав такси, компания исчезла. Вова появился уже в сумерках. Разбудил Сергея и, «почистив перья», они поехали развлечься в город.
         Кафе «Романтика» было наиболее продвинутым и молодежным для того времени. В нем играл ВИА, цены доступные и посещали его, в основном, офицеры, да местная молодежь. В городе было три хороших ресторана: «Забайкалье», «Аргунь» и «Даурия», в которых в дальнейшие годы службы Сергей будет не раз зависать, но на сегодня, именно «Ромашка», так звали кафе в узких кругах, считалось самым популярным.
         В кафе их уже ждали. Володя завел разговор с ребятами о службе, а Сергей присмотрелся к девчатам. Чуть слышно играло фортепьяно. В полумраке, на зеленом бархате, тускло горели настенные бра. Это были две подружки из Иняза: Ира и Тамара. Ирина – стройная, высокая брюнетка, а Тамара – ее противоположность: невысокая, жизнерадостная блондинка с довольно округлыми формами.
         В дальнейшем вечер проходил весело. Выпивали, шутили, танцевали. Затем, Николай, сослуживец Володи, подозвал Сергея и попросил:
         - Серый, выручай! Нам надо отсюда отлучиться, а ты забирай девчат и езжай на мою квартиру, ключи я тебе дам. Там я живу один. Развлеки их, как сможешь, а потом отправь в общагу. Мы к утру подвалим. Так надо, потом объясню.
         Вскоре, ребята пропали. (Хорошо хоть за стол рассчитались). Девчата поохали – поохали, но, узнав, что ключи от квартиры у Сергея, приободрились и вскоре опять были веселыми.  Продолжали по очереди танцевать с ним. Вечер близился к окончанию, группа играла уже только по заказу и за деньги. Сергей с девчатами, прихватив с собой спиртного и закуски, на такси поехали домой. Там продолжили гулять до поздней ночи, а затем, не раздеваясь, свалились замертво на диван.
         Наутро, сославшись на занятость, Сергей отправил девчат на такси в общагу, а сам вернулся в квартиру. Девчата, оказывается, жили в поселке Дарасун и вечером ехали домой одним с ним поездом, но Сергей об этом еще не знал.
         Ребята вернулись к обеду. Было воскресенье. Решили ударить по пиву. Поехали на железнодорожный вокзал в кафе «Метелица». По пути они рассказали, что всю ночь были у своих новых подруг, а с этими они уже не хотят встречаться, поэтому и передали их Сергею.
          - Да, весело вы здесь живете. У меня на точке, наверное, так не получится.
          - Скучно будет, приезжай, развеселим, - ответил Черный. – Зато там деньги сохранишь, некуда тратить будет.
          В «Метелице» их встретили, как завсегдатаев. Официантки дружески поздоровались и быстро принесли пива.
          - Что, трубы горят после вчерашнего? – поинтересовалась одна из них.
         - Да, знатная была вечеринка!  А ты, Валюша, до вечера сегодня работаешь? – спросил Николай.
         - Нет, я через час заканчиваю.
         - Ну, тогда я тебя забираю, и идем веселиться.
         - Нет проблем, я готова.
          Попив пива, Володя с Сергеем пошли за вещами в камеру хранения, а ребята остались ждать Валю.
         Черный просил Сергея позвонить, как только определится с дальнейшей службой. С Наташей, после выпускного вечера, у него так и не сложилось. Она  обещала написать письмо. Родители Вовы передают привет Сергею, им он очень понравился за те короткие четыре дня, что гостил у них в Зуевке.
         Объявили посадку. Друзья вышли на перрон, подошли к вагону и увидели Иру и Тамару. Зависла минута молчания, этой встречи никто не ожидал.
         - Вы как здесь оказались? – спросил Черный.
         - Мы домой едем, а вот вы, куда вчера пропали?
         - Мы вчера были вынуждены вас срочно покинуть – служба! А вот сейчас, провожаем Сергея в Борзю.
         - Все с вами понятно. Пойдем, Серега. – И взяв Сергея под руки, поднялись с ним в тамбур вагона.
         Черный, прощаясь, махнул сзади рукой и недвусмысленно усмехнулся.
         Девчата, естественно, были не прочь развлекаться и дальше. Посидев с час для приличия с ними и поболтав о разном, Сергей, сославшись на то, что рано утром ему надо быть, как огурец, в штабе армии, отправился спать к себе в купейный вагон.

         Станция Борзя Забайкальской железной дороги, не смотря на свой районный статус, являлась  на ту пору заштатным селом с населением восемь тысяч человек. Кругом, на сотни километров, ковыльная степь, никакого сельского хозяйства, а тем более промышленности. Нищета. Основное население – бывшие зеки. До китайской границы шестьдесят километров.
          Здесь и был расположен штаб 36-ой общевойсковой армии. Судя по количеству офицеров, снующих туда-сюда по коридорам штаба, все говорило о скором военном конфликте между СССР и Китаем. На этом направлении разворачивались новые части и соединения. Толпы молодых лейтенантов с эмблемами разных родов войск напоминали расшевеленный муравейник.
В штабе армии их продержали целый день. К вечеру, наконец, определились с назначениями, и, переполненный армейский КаБЗик, не спеша, двинулся в путь. Ехать предстояло на юг, в Даурию, к китайской границе.
 За окном проплывала унылая, ровная, как блюдце, пыльная и выжженная августовским палящим солнцем, забайкальская степь. Глазу не за что зацепиться, только сплошная пелена пыли, от редких встречных машин, да кошары и стада овец на горизонте.
 Постепенно опустилась ночь. Остановились для контроля перед въездом в погранзону. Пока погранцы проводили досмотр автобуса, офицеры курили возле него и делились первыми впечатлениями. Радости на их лицах не ощущалось. Да и чему радоваться в отдаленном, богом забытом крае? Видно, не зря их пугали в училище Забайкальем.
 Поехали дальше. Вдруг, когда оказались на небольшой сопке, внизу увидели бесконечное море огня.
         - Это что, Чикаго? – пошутил кто-то из пассажиров.
         - Лучше, - с хитрой улыбкой ответил водитель.
         Было такое впечатление, что перед ними в огнях раскинулся огромный город. Лейтенанты сразу взбодрились.
         - А нас пугали, что здесь только степь да сопки, а тут, судя по освещению, жизнь кипит не хуже, чем в большом городе.
         Автобус остановился.
         - Приехали. Общежитие пехотного полка. Сегодня все ночуют здесь, а с утра вас распределят по частям, - распорядился сопровождающий их прапорщик.

         На утро, решив осмотреть населенный пункт, поразивший своим размахом и освещением ночью, лейтенанты вышли на улицу. Каково же было разочарование на их лицах, когда вместо ожидаемого мегаполиса, они увидели всего лишь восемь стандартных блочных пятиэтажек, расположенных в два ряда, несколько старых двухэтажных каменных и деревянных домов, да с десяток полусгнивших  бараков? Все это называлось военным городком, где проживали семьи офицеров и служащих.
         - А, где же море огня?
         - Вы не первые, кто на этом попались, - ответил повстречавшийся им офицер.
          - А огни, это освещение частей, парков с боевой техникой, учебных центров, полигонов и других, необходимых гарнизону, объектов. Растительности здесь, как видите, нет, поэтому и видно все, как на ладони. Так что, лучше не раскисайте, а примите все, как должное, и быстрее вливайтесь в нашу дружную семью. Не вы первые, не вы последние. Время пролетит, не заметите. Район здесь заменяемый, приравнивается к крайнему северу, есть ряд льгот. Холостяки служат всего три года, женатые – пять лет. Китайцы, правда, последнее время шалят. В общем, вперед и с песней!
         Да!.. Настроение, как-то у всех сразу упало. Но, что делать, служба есть служба и лейтенанты разошлись по своим частям согласно предписаниям.

                4

         В штабе дивизии Сибирцев получил направление – начальник связи танкового батальона мотострелкового полка. Все КПП полков располагались вдоль бетонки. Порт-Артурский полк был предпоследним, поэтому до него Сергею добираться пришлось минут сорок. В дальнейшем это очень пагубно скажется на службе, так как общага и кормушка (офицерская пайковая столовая) находились в жилой зоне, далеко.  Часто приходилось оставаться голодным.
          Сергей был недоволен своим назначением. Во-первых, его специальность  - проводная связь, а здесь скорее нужен радиоспециалист. Во-вторых, какой смысл было учиться  четыре года, получить высшее образование и опуститься до батальона.   
Подсознательно он чувствовал, что во всем этом есть какая-то злая подоплека, скорее всего, что-то нехорошее написал в характеристике и личном деле злопамятный курсантский взводный. Но, защитников в армейской иерархии у Сергея не было, а простых смертных, не больно-то и слушали, поэтому пришлось смириться и тянуть ратную лямку на том посту, который ему «доверила» Родина.
         Жить Серегу определили в офицерское общежитие. Условия были спартанские: четыре кровати с панцирными сетками, тумбочки, стулья, стол по средине комнаты и шкаф. Все, естественно, с инвентарными номерами. Туалет и умывальник в конце длинного коридора. Гарнизонная баня – раз в неделю. Питание трехразовое, бесплатно в пайковой столовой или за деньги в офицерском кафе.
          Все развлечения находились в Доме офицеров – библиотека, кино, каждый день новое, и танцы по выходным и праздничным дням. Телевизор принимал с трудом только одну программу. За железной дорогой (за речкой), находилось село Даурия, ставка белого казацкого атамана Семенова в гражданскую войну. Ходили туда только днем и по необходимости, в магазин за водкой и спиртом или детям за молоком, так как этих продуктов в военторге не было. Местное население, «семеновцы», считали себя ущемленными в правах советской властью и к военным относились, мягко сказать, не очень дружелюбно. Не раз, бывало, уйдет офицер после танцев провожать молодую красивую казачку (плод любви русского и бурятки) за речку и поминай, как звали, найдут забитым в степи или разрезанным поездом на рельсах.
Произошел такой случай. Командир дивизии, генерал, вечером возвращался на уазике с вертолетной площадки, расположенной на другом конце села, в гарнизон. В центре села в этот момент гуляла местная молодежь, был субботний вечер. Пьяная толпа обступила УАЗик, перегородив проезд. Затем перевернули его на бок, вытащили людей и начали их избивать. В это время мимо проходили взрослые и вступились за военных. Это их и спасло.
В общем, комдив прибежал в Дом офицеров, где в это время шли танцы. Весь в крови, синяках и ссадинах. Поставил задачу коменданту и начальникам патрулей, находившимся там, о задержании хулиганов. Об этом узнали отдыхающие офицеры и подняли четыре офицерские общаги. Весть дошла до казарм. В общем, когда цепи военных окружили село, в их составе было уже порядка трех тысяч человек. Все начали сближаться к центру села, загоняя на сопку всех подростков и мужиков. Началась бойня. Трупов, конечно, не было, но местная больница и гарнизонный госпиталь переполнились травмированными «семеновцами». Были громкие разборки, прилетала комиссия из Читы. Урок местным, преподнесли хороший, они надолго притихли.
         Жива еще была девяностолетняя любовница Семенова. Кстати, позже Сергей брал у нее молоко и общался. Неплохая бабуля, веселая, могла еще и сто грамм пропустить и частушку спеть. Вспоминала, как здесь квартировалось войско атамана и как, под ударами красных, ушло в китайскую Маньчжурию, закопав в пути, в долине Смерти, в девяти километрах от Даурии, часть золотого запаса России, доверенного ему адмиралом Колчаком. Это золото не найдено до сегодняшнего дня и не дает покоя многим кладоискателям.               
               
                5

         Гвардейский мотострелковый Порт-Артурский Краснознаменный, орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого полк, в котором предстояло служить лейтенанту Сибирцеву, являлся инициатором всеармейского соревнования за дальнейшее повышение боевой готовности. Обращение гвардейцев-портартурцев ко всему личному составу Вооруженных Сил СССР было опубликовано в газете «Красная звезда». Эйфория достигла пика, когда под диктовку парт-политработников Политуправления округа, молодые воины-портартурцы, написали письмо Генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу, в котором заверили его о том, что с честью выполнят взятые на себя повышенные социалистические обязательства. Брежнев им ответил, вопрос был взят на контроль ЦК.
         По всей армии шли митинги в поддержку порт-артурцев. Люди, принявшие обязательства, добросовестно получив награды и повышения, вскоре убыли к новому месту службы, а выполнять их пришлось вновь прибывающему личному составу и офицерам, таким, как Сибирцев, ни сном, ни духом не ведавшим, в какую клоаку они попали.
         Полк превратился в строительную площадку. Офицеры и прапорщики практически находились на казарменном положении. Какой смысл идти на три-четыре часа домой? Остальное время кипела работа. Так длилось месяцами. Заветная мечта каждого офицера – вырваться из этого порочного круга, хоть на время, хоть на несколько дней, но подальше от полка.
         Шли капитальные ремонты казарм, штаба, клуба. Началось строительство новых парковых помещений, учебного корпуса. Полностью поменяли технику. Пришли новые танки, БМП, дизельные «Урал», «Шилки», «Васильки». К сожалению, обновление не коснулось средств связи. Состояние связи в батальонном и полковом звене было и остается самым слабым местом.
         Поднятием боеготовности полка на новый уровень занимался весь округ. Это было чем-то сродни стахановскому движению. В то же время, это сказывалось негативно на боеготовности других частей и подразделений дивизии, где техника и условия службы оставались прежними, а спрашивали уже по-новому.
         Личный состав в полк подбирали гвардейский, не ниже 1.90, русских, с образованием. Несмотря на глобальную стройку, полк день и ночь занимался повышением боевой готовности. Круглосуточно проводились стрельбы и вождение боевых машин. Каждый командир и наводчик выпускал в месяц по мишеням не менее тридцати штатных снарядов. (Один снаряд стоил пару хромовых сапог). Механики-водители накручивали на гусеницы боевых машин за занятия и учения сотни километров. И все это в экстремальных климатических условиях: летом – жара до +50, зимой – мороз до -50.
При всем негативе заказного выращивания отличников, положительное зерно все же было – это небывалый рост боевой подготовки отдельно взятого полка. Мишени поражались однозначно: первым снарядом, первой очередью, первым патроном. Через неделю батальоны  и другие подразделения меняли друг друга в запасном районе, проводились ротные и батальонные тактические учения, велось слаживание подразделений. Раз в месяц – полковые учения. Целый год, через два-три дня полк «неожиданно» поднимали по тревоге с выходом в запасной район. По большому счету, именно такой уровень боевой готовности и должен быть в частях и соединениях первого эшелона в приграничных районах.
         Вскоре, годовая итоговая проверка Министерства Обороны покажет, что личный состав гвардейского Порт - Артурского полка полностью выполнил свои обязательства и подтвердил звание правофлангового. К концу года в полку было более 70% отличных рот и батарей, 80% отличных взводов, 63% отличников боевой и политической подготовки.
Все вздохнули с облегчением, ну наконец-то будем жить нормальной, если можно так сказать, армейской жизнью. Не тут то было. Политработники решили продолжить инициативу и на следующий год. Да, это даже не смешно. Надо было вырываться из этого кошмара.
         Забегая вперед и анализируя службу в полку, можно с уверенностью сказать о ярком примере двойной морали, существующей в нашем социалистическом обществе. Под лозунгами о лучшем полку в Вооруженных Силах скрывалось: для одних, избранных – трамплин для дальнейшего роста, для других, основной массы – обеспечение этого трамплина. Полк стал перевалочной базой для детей и родственников высокопоставленных чиновников, которые, отметившись здесь и получив очередные звезды, звания и награды, двигались дальше.
Основная же часть офицеров пахали, как проклятые, ничего за это не имея. Десятки молодых офицеров, таких как Сибирцев, прослуживших в этом полку по шесть – восемь лет, о которых снимали фильмы и писали в каждой газете, как о лучших офицерах Советской Армии и примере для подражания всего подрастающего поколения, на самом деле, годами не могли получить очередного звания, так и оставаясь командирами взводов. Многие из них в дальнейшем спились, и лишь некоторым удалось вырваться из «отличников», замениться в средние, нормальные части и сделать карьеру. Большинство сегодняшних генералов-сухопутчиков отметились в то время на различных должностях в гвардейском Порт - Артурском полку.

         До границы двенадцать километров. Каждый день оттуда приходили тревожные сигналы. В Приаргунском погранотряде китайские спецназовцы, «тигры», как их называли, перейдя границу, вырезали всю погранзаставу и безнаказанно скрылись на своей территории.
         Вскоре Сергей был знаком со всеми офицерами полка, появилось много новых товарищей, особенно из числа молодых холостых офицеров. А их за последние два года нагнали в Даурию под сотню человек. В повседневной чрезвычайной занятости на службе, все они, однако, мечтали лишь о том, чтобы любыми путями быть свободными от службы вечерами в субботу и воскресенье, так как лишь в эти дни проводились танцы в Доме офицеров, и это была единственная желанная отдушина в череде армейских будней.
 Холостяки готовы были за семейных в будни ходить по нарядам и выполнять любые работы, лишь бы в эти два вечера их не трогали. Однако командование рассуждало иначе – семейные по возможности должны быть в выходные с семьями, а холостяки обойдутся. Скорее всего, это делалось для того, чтобы в выходные дни холостяки меньше болтались по гарнизону и не искали места приложения своей молодой не использованной энергии.
Несмотря на занятость, письма домой Сергей писал регулярно. В них он шутил, что работает с двумя выходными. Один летом и один зимой. Приходили письма от сестренки. Она училась в медицинском училище города Череповец. Мама уже скучала и интересовалась, когда у Сергея будет отпуск? Он и сам ждал момента, чтобы вырваться, хотя бы ненадолго, из этого круга. В последнее время он пропадал на танковой директрисе, где отвечал за связь с танками при проведении боевых стрельб.
Однажды его вызвали в строевую часть и предложили ехать в командировку в Киров. Сопровождать эшелон с дембелями.

         На сборы два часа и в назначенное время Сергей прибыл на станцию, где уже формировался дембельский эшелон. В железнодорожном составе двенадцать плацкартных вагонов, которые планировали заполнять по ходу движения в местах дислокации частей и соединений, штабной вагон и вагон с полевыми кухнями.
 Начальник эшелона, замполит, зам по тылу, двенадцать офицеров, старших вагонов, и двадцать четыре сержанта, их помощники, - таков штатный состав командования эшелона. Сергей взял своих сержантов. В его вагон разместили сто дембелей. На вокзале он принял у ПНШ проездные документы на каждого солдата, сержанта, которые должен был им выдать в Кирове для дальнейшего проезда и дембельские деньги, в среднем по восемьдесят рублей на человека, они выдавались так же в конце пути.
Сергей не ожидал получить под отчет такую большую сумму. Деньги и документы еле уместились в дипломате. Перед отправкой к эшелону прибыл начальник штаба дивизии, собрал офицеров на инструктаж. Обратил внимание на соблюдении порядка и дисциплины при следовании. Всех, кто будет замечен в употреблении спиртных напитков и попытке не подчинения, приказал немедленно сдавать военным комендантам на железнодорожных станциях. После непродолжительного прощания, разместились в вагонах, и  состав тронулся.
       Сергей с двумя сопровождающими сержантами заняли первое купе.
 - Да, - размышлял он, - с таким содержимым дипломата надо держать ухо востро. Решив, до конца поездки не позволять себе ни каких соблазнов, тем более, горячительного, Сергей положил дипломат под подушку и сел возле него. Вскоре, отправив сержантов на кухню за ужином, попросил увольняющихся связистов своего взвода последний раз оказать помощь по организации полевой связи в эшелоне. Сам же установил коммутатор в купе и отдавал распоряжения. Опытные связисты быстро справились с задачей. Через час у начальника эшелона была связь с вагонами и тепловозом.
         Сержанты вернулись с ужином в термосах. Предполагалось, что каждый дембель в вещмешке повезет котелок и ложку. Перед отправкой был проведен строевой смотр. Все эти принадлежности были в наличие. На самом же деле, в вагоне не оказалось не только вещмешков, но и даже завалящей ложки. В общем, пища есть, принимать ее нет возможности. А впереди еще пять дней пути. По правде говоря, при общей эйфории наступившего дембеля, этот вопрос мало кого интересовал, да и голь на выдумки хитра, изготовили ложки из подручных материалов.
          После ужина к Сергею подошли его связисты и попросили отпустить по домам. Сибирцев пообещал решить вопрос после Читы. Да и действительно, зачем им ехать до Кирова, если они с Красноярска? Возникла проблема с выдачей денег, так как Сергей их получил в купюрах по пятьдесят рублей. В отличие от других вагонов, где уже шла гулянка полным ходом и администрация с трудом контролировала ситуацию, у Сибирцева все было тихо и спокойно. Во-первых, он вез порт-артурцев, а во-вторых, дал понять, что по возможности, будет отпускать людей.
После Читы, он попрощался со своими связистами. Затем, отпустил тех, кому ехать на восток. Часть денег удалось поменять на коротких остановках, остальные же выдавал по среднему на несколько человек, которые дальше следовали вместе. Большинство же вообще от денег отказывалось. Были свои, да и солдат готов на все, лишь бы быстрее оказаться на свободе. Они часами стояли у купе Сибирцева и ныли, чтобы тот их отпустил. Команда же была - до Кирова никого не отпускать, и Сергей на свой страх и риск, внимая просьбам ребят, все же постепенно прощался с ними.  В общем, к Свердловску, в вагоне осталось человек двадцать, в основном те, у кого были финансовые трудности.
         В Киров прибыли рано утром. Отпустив последних солдат, Сергей с сержантами навели порядок в  вагоне. Начальник эшелона на совещании подвел итоги поездки и  поблагодарил за проделанную работу. У кого были на руках проездные документы и позволяли сроки командировки, действовали по своему плану, остальные же отправлялись обратно этим же эшелоном через два часа.
         Так как у Сибирцева в запасе еще было десять дней, он принял такое решение: сержанты едут на побывку домой в Иркутск и ожидают его там, а затем все вместе возвращаются в часть. Сам же едет в Горький, проведать друзей, а затем, слетает на пару дней домой.
         В привокзальном кафе, он увидел солдат, которых сопровождал. Вспомнив об оставшихся деньгах в дипломате, он подошел к ним с предложением:
        - Мужики, вы уже люди гражданские, вам можно, а у меня есть возможность вас угостить. Остались деньги от поездки. Может, пойдем куда, посидим, пока время позволяет? Да и кто знает, увидимся ли еще?
         Предложение встретили с одобрением. Двое из них были местными, они и привели всех в небольшой ресторан на привокзальной площади.
         Выпили, закусили, вспомнили армейскую жизнь, затем решили прогуляться по городу. По пути заходили в рюмочные и кафе. Уже в хорошем подпитии Сергей покупал подарки родственникам. Сестренке часы, отцу, подарочную бритву с плавающими ножами, а маме – золотое обручальное кольцо, так как его, на сколько он помнил, у нее не было. В ювелирном магазине всех насмешил, выставив в качестве размера свой большой палец правой руки. Это было чем-то средним между большой гайкой и браслетом. В дальнейшем из него сделают сестренке два зубных моста.
          Когда вернулись на вокзал и спускались по лестнице к перрону, а был ноябрь месяц, Сергей поскользнулся и кубарем слетел вниз. Попытался встать, но острая боль обожгла правую ступню.
         - Этого еще не хватало, наверное, повредил связки, - подумал он.
         Ребята помогли очиститься от снега и доковылять до травмпункта.
 Молодая фельдшерица, не предупредив, быстро распорола сапог снизу доверху, освободив ногу. Сергей, от неожиданности и возмущения, гневно спросил ее:
- Ты что делаешь? У меня же сейчас поезд.
- Никуда вы не поедете, пока не обследуем. Возможно, порваны связки, - ответила она и вышла на улицу.
         - Ребята, спасайте! – обратился Сергей к сослуживцам.
          Те натянули на правую ногу, лежащий под смотровым топчаном, больничный тапочек и, подхватив лейтенанта под мышки, вынесли его на перрон.
 Людей у вагонов скопилось много. Под возгласы: «Пропустите героя Куликовской битвы»!- ребята протолкались к вагону и заняли свободные места. Выскочить обратно они не успели, так как поезд тут же тронулся. До Горького решили ехать вместе. С проводницей договорились, заплатив за билет и добавив сверху.
         Так нежданно-негаданно, спустя четыре месяца, Сибирцев вновь оказался в Горьком.
К утру, нога сильно распухла. Выйдя с трудом из поезда, Сергей позвонил домой Тоне Мижоновой. На счастье та быстро взяла трубку. Очень обрадовалась голосу Сергея, но долго не верила, что тот в Горьком. Подъехав через пол часа на такси и увидев Сергея, она с разбега кинулась ему на шею и расцеловала, затем отошла на два шага, оценивающим взглядом окинула его и расхохоталась. Понятно, что помятый защитник Родины, в шинели, тапочке и сапоге, смотрелся не респектабельно.
         - Ты откуда такой красивый? – с улыбкой спросила она.
         - Да, потом расскажу. Поехали, к тебе можно?
          - Конечно можно. Правда, я сейчас не одна, но мама с папой будут тебе очень рады.
 По пути Антонина рассказывала новости. Получили они новую квартиру в Щербинках. На старой, живет сестра Галя с мужем, там Тоню Сергей и застал сегодня случайно, звоня по телефону. Сама же она вышла недавно замуж, муж работает с ней на заводе. Живут у него, но часто ночует у родителей.   
           Понятно было, что семейного счастья Тоня так и не нашла, но расспрашивать не стал. Захочет, сама расскажет.
         - А Валя как?
         - Валя вышла замуж за военпреда с нашего завода. Собираются куда-то уезжать.
          Эта новость была для Сергея неожиданной, так как и ехал то он сюда, по большому счету, лишь для того, чтобы повидаться с Валюшей. Выходит, зря ехал.
         Дома их встретили Тонины родители, дядя Витя и тетя Аня. После объятий, ребят посадили за стол. Сергея расспрашивали о первых месяцах службы в Забайкалье, об обстановке на китайской границе. Рассказывали о своей жизни. К вечеру ребята засобирались, сказав, что им пора возвращаться в Киров. Тоня поехала их проводить, а затем к мужу, а тетя Аня занялась ногой Сергея. Сделав перевязку, как приговор, сказала, что неделю придется посидеть дома.
         - Да, угораздило же меня, - подумал Сергей. Неделя покоя никак не входила в его планы.
         На следующий день нога болела уже меньше, опухоль начала спадать. Приехала Тоня, и они вместе отправились в комендатуру для постановки на учет.
         Военный комендант выслушал Сергея. Но, так и не поняв, как и с какой целью тот оказался в Горьком, посоветовал ему во избежание неприятностей, в течение двадцати четырех часов покинуть город. Отметку «прибыл-убыл» на командировочном предписании, он все же поставил.
         К вечеру приехала Валя. Встреча, по началу, была какая-то скованная, натянутая. Они перебрасывались общими, ничего не значащими фразами, но в душе у обоих пылал костер, возле огня которого, им, увы, уже не суждено было согреться.
         И тут Сергея прорвало:
         - А знаешь что, Валюш? Поедем, пропьем нашу любовь?
         - Как это?
         - Да, сам не знаю как. Поедем в кабак, там видно будет. Только сначала заедем в военторг, купим мне новые брюки и ботинки.
На том и порешили. Втроем двинули в «Оку».
         О том вечере остались только трогательные и приятные воспоминания. Никаких обвинений. Ну, не получилось у них вместе, знать не судьба. Сергей решил шикануть перед девчатами. На столе появилось шампанское, коньяк, икра, шоколад. Танцевали по очереди только медленные танцы. Душа страдала.
         - Скажи, почему ты пошел в армию? – неожиданно спросила Валя.
          Сергей усмехнулся. В самом деле, почему он пошел в армию? Наверное, случайно. Но ей он сказал  другое:
- Я с детства знал, что армия – это коррида, где каждый день идет борьба духа, нервов, физических сил. Это проверка на выживание чувства собственного достоинства. Сможет твое «я» выжить здесь – останешься человеком, нет – сам себя уважать перестанешь. А я человек рисковый, я хотел понять - сильный я или нет?
         - Ну и как, понял?
         - Понял нечто такое, чего раньше не понимал. Теперь я знаю, что надо не просто чувство собственного достоинства испытывать на прочность, надо научиться жить по законам, которые трудно воспринимаются нормальным человеком. Ведь все эти армейские законы есть жесткое, если не жестокое начало нашей жизни. Научиться любить нелюбимое – вот что есть здесь главное.
         - Быстрее бы весна, -  неожиданно каким-то совершенно чужим голосом сказала Валя. И непонятно было, то ли вино стало действовать на нее так угнетающе, то ли просто она решила сменить тему разговора.
         Сергей усмехнулся:
         - Нельзя торопить время. Это равносильно тому, что торопить свою смерть. А ведь мы постоянно торопим то минуты, то часы, то недели, забывая при этом, что каждая ушедшая в прошлое минута укорачивает нашу жизнь. А этих минут, если разобраться, не так уж много. Однажды наступит день, когда нам уже нечего станет торопить – жизнь кончится.
         Валя улыбнулась.
         - Я согласна с тобой, но все равно мне хочется, чтобы быстрее пришла весна. Даже жутко представить, что впереди долгая зима…

         На следующее утро Тоня проводила Сергея в аэропорт. Нога еще болела, но опухоль уже спала.   Рейс задерживали,  и они с ностальгией вспоминали время их дружбы.
         - А помнишь, Маршал, как мы чудили с тобой во дворце Ленина? – с улыбкой спросила Тоня.
         - Конечно, помню. Попали в ментовку. Хорошо, что в училище не сообщили.
        В те дни Сергей поругался с Валей. Она его избегала. Делать в увольнении было нечего, зашел к  Тоне и пригласил ее на танцы. Цепа тогда уже дружил с другой девчонкой. Танцы были в Ленинском районе, куда они ездили очень редко, так как далеко, да и знакомых там нет. По пути прихватили еще двух Тониных подруг. В магазине взяли «Волжского», выпили в парке на лавочке и в хорошем настроении зашли в зал.
Зал дворца, несмотря на свои внушительные размеры, был переполнен. Сергей увидел компанию курсантов младших курсов своего училища и разговорился с ними. Тоня с девчатами где-то пропали. Танцы сменялись викторинами и розыгрышами, было легко и весело.
Вдруг возле сцены, где играл вокально-инструментальный ансамбль, завязалась какая-то суматоха.
       - Маршал, там не твоя подруга дерется? – тревожно спросил один из курсантов.
         Сергей быстро  пробрался к сцене и увидел непонятную и дикую картину. Тоня и какой-то гражданский пацан вцепились друг другу в волосы  и  кричали. Сергей быстро подскочил к ним и отбросил парня от Тони, но тут же пропустил боковой в челюсть от его дружка. На него навалились трое.
         - Ну, ребята, тут вы не правы, - разведя руками, с какой-то бравадой, произнес Сергей, и пошло «мочилово».
         Он дрался дерзко, умно и, главное, нагло. Троих он забил в момент. Налетела еще толпа. На помощь пришли курсанты. Драка охватила весь зал. Развести стороны удалось лишь прибывшим нарядам милиции.
         Серегу и курсантов завели в отдельную комнату, где с ними разбирался капитан милиции, гражданских же увезли сразу в «участок».
         Возможно, последствия этой драки были бы серьезные, но в комнату зашли Тоня с девчатами и администратор дворца. Объяснили капитану, что ребята здесь не при чем. Они защищали честь девчат.
         «Помусолив» с пол часа, их все же отпустили. Сергей с Тоней поехали к ней домой «зализывать» раны. Разорванный китель, оторванные погоны, утерянный галстук, фингал под глазом и ссадина на руке – таков результат их поездки на танцы.
         Сергея начали быстро приводить в порядок и к концу увольнения, он уже был более-менее в норме.
         После этого случая, дружба с Тоней стала еще теснее. Она не раз рассказывала своим подругам, какой Серега герой и как он здорово за нее дрался.

         Объявили посадку в самолет. Тоня расплакалась. Она, как чувствовала, что Сергея вряд ли еще увидит.
         Через два часа Сибирцев был в Пулково, а к вечеру, самолетом, в Вытегре. Дома гостил всего три дня, так как в межсезонье в их глухомани делать нечего. Погода сырая, дует холодный северо-западный ветер. Три месяца назад он был дома, а, кажется, что уже прошли года, настолько насыщены и трудны были первые месяцы офицерской службы. И это действительно так. За сутки в армии бывало столько событий произойдет, что другому, на всю жизнь хватит.

                6

Гремит парк, ревет парк боевых машин сотнями двигателей. Серая мгла кругом да копоть солярная. Рычат потревоженные танки. По грязной бетонке ползут серо-зеленые коробки, выстраиваются в нескончаемую очередь. Впереди боевые машины пехоты разведывательной роты, вслед за ними бронетранспортеры штаба и роты связи, за ними танковый батальон, а дальше за поворотом три мотострелковых батальона вытягивают колонны, а за ними артиллерия полковая, зенитная и противотанковая батареи, саперы, химики, ремонтники. Тыловики свои колонны вытягивать начнут, когда головные подразделения уйдут далеко вперед.
Лейтенант Сергей Сибирцев бежит вдоль колонны машин к своему взводу. А командир полка материл кого-то от всей души. Начальник штаба полка с командирами батальонов ругается, криком сотни двигателей перекрикивает. Бежит Сибирцев. И другие офицеры бегут. Скорее, скорее. Вот он, взвод его – взвод связи танкового батальона: танк командира батальона, БМП начальника штаба, его БТР и БРДМ замполита. Вся техника в строю. Для начала неплохо.
Перед своим танком стоит комбат и машет ему рукой:
- Сибирцев, - взволнованно хрипит он, - прыгай в танк и вытягивай батальон в пункт формирования колонн. Я догоню.
Комбат молодцевато рвет в хвост колонны, там что-то не заладилось у третьей роты.
Сергей с разбега прыгает на танк и по наклонному лобовому броневому листу взбегает к башне. Командирский люк открыт, и наводчик протягивает шлемофон, уже подключенный к связи.
Сибирцев кричит в ухо наводчику:
- Война или учения?
- Хрен его знает, – жмет тот плечами.
Как бы там ни было, взвод к бою готов, и его надо немедленно выводить из парка, таков закон. А за ними пойдет и весь батальон.
Скопление машин в парке – цель, о которой наши враги мечтают. Сибирцев бросает взгляд вперед. Похоже на то, что в разведроте БМП заглохло, загородив дорогу всему полку. Сергей смотрит на часы. Восемь минут осталось нашему командиру полка, бате нашему. Если через восемь минут колонны полка не тронутся – с командира полка погоны сорвут и выгонят из армии без пенсии, как старого пса. А к голове колонны ни один тягач из ремонтной роты сейчас не пробьется: вся центральная дорога, стиснутая серыми угрюмыми боксами, забита техникой от края до края. Он смотрит на запасные ворота. Дорога к ним глубоким рвом перерезана, там кабель какой-то или трубу начали прокладывать.
Сергей прыгает в люк и орет водителю во всю глотку: «Вперед!». И тут же всем ротным: «Делай, как я!» А влево ворот нет никаких. Влево – стенка кирпичная между длинными боксами ремонтных мастерских. В командирском танке – лучший в батальоне механик-водитель. Сибирцев ему по внутренней связи кричит: «Ты в батальоне лучший! Я тебя, гада, выбрал. Я тебя, сволота, высшей чести удостоил – командирскую машину лелеять да ласкать. Не посрами выбора моего! Сгною!»
Страшен удар танком по кирпичной стене. Кирпич битый, лавиной на броню рушится, ломая фары, антенну, срывая ящики с инструментом. Но взревел танк, окутанный паутиной колючей проволоки, вырвался из кирпичной пыли на степной простор. Сибирцев в задний триплекс смотрит. Танки их батальона пошли в пролом за ним весело да хулиганисто. К пролому дежурный по парку бежит. Руками машет. Кричит что-то. Рот разинул широко. Да разве услышишь, что он там кричит. Надо полагать, что матерится дежурный.
Батальон стремительно уходит вперед. На повороте Сибирцев оглянулся и посчитал танки. По радиостанции услышал, как его запрашивает комбат:
- За поворотом сбавь скорость, пусть «коробочки» подтянутся. Я уже догоняю.
Слева, обходя батальон, мчится танк. Сергею ясно – это комбат. Командует притормозить. Комбат спрыгивает на ходу и подбегает к танку. Выскочив из башни, и держась за поручень, Сибирцев протянул руку и рывком закинул комбата на танк.
- Держись! Нам сейчас далеко вперед вырваться надо! – кричит комбат и скрывается в башне.
«Дурака нашел – при выполнении боевой задачи торчать на броне!» - думает Сергей, и ныряет в люк заряжающего.
Слева промчался БТР с белым флажком на антенне. У него от сердца отлегло. Маленький белый флажок означает присутствие посредника. А их присутствие в свою очередь означает учения, но не войну. Значит, поживем еще.

Летят перелески слева и справа. Грохот внутри – адов. Посмотрел карту. И многое стало ясно. Вырываются на степные просторы, в стороне остается запасной район полка. Дивизию в прорыв бросили, и идет она стремительно на восток. Только где противник - неясно. Ничего об этом карта не говорит.
Подключился к внутренней связи. Комбат по рации разворачивал батальон в боевой порядок.
- Батальон, - орет комбат, - артиллерийский дивизион! К бою… Вперед!
А уж ребята знают, как с артиллерийскими батареями справляться.
Первая рота, обгоняя их, рассыпалась в боевую линию. Вторая, резко увеличивая скорость, ушла вправо и, бросая в небо комья грязи из-под гусениц, неслась вперед. Третья рота уходила влево, огромным крюком охватывая позиции дивизиона с фланга.
- Скорость! – рычит комбат.
У каждого водителя правая нога уперлась в броневой пол, вжав педаль до упора.
И оттого рев такой. И оттого копоть невыносимая.
- Квадрат 13-41… позиции САУ… принимаю бой… - Кричит в эфир комбат.
Заряжающий щелчком обрывает связь и бросает снаряд на досылатель. Снаряд плавно уходит в казенник, и мощный затвор, как нож гильотины, дробящим сердце ударом запирает ствол. Башня плывет в сторону. Казенник орудия, вздрогнув, плывет вверх. Наводчик вцепился руками в пульт прицела, и мощные стабилизаторы, повинуясь его корявым ладоням, легкими рывками удерживают орудие и башню, не позволяя им следовать бешеной пляске танка, летящего по ямам и оврагам. Большим пальцем правой руки наводчик плавно давит на спуск. С тем, чтобы страшный удар не обрушился на наши уши внезапно, во всех шлемофонах раздается резкий щелчок, заставляя барабанные перепонки сжаться, встречая всесокрушающий грохот выстрела сверхмощной пушки.
Сорокатонная громада летящего вперед танка дрогнула. Орудийный ствол отлетел назад и изрыгнул из себя звенящую дымную гильзу. И тут же, вторя командирской пушке, бегло залаяли остальные. А заряжающий уже второй снаряд бросил на досылатель.
- Скорость! – орет комбат.
А грязь из-под гусениц фонтанами. А лязг гусениц даже громче пушечного грохота. А в шлемофонах щелчок – это наводчик опять на спуск давит. И снова никто своего выстрела не слышит. Только орудие судорожно назад рванулось, только гильза звенит, столкнувшись с отбойником. Слышатся лишь выстрелы соседних танков.
От грохота, от мощи небывалой, от пулеметных трелей пьянеют танкисты. И не удержит их теперь никакая сила.
Искры из-под гусениц. Влетел батальон на позиции артиллерийского дивизиона.
Что б не задеть друг друга, танки без всякой команды огонь прекратили, только ревут, как волки, рвущие оленя на части.
- Выводи батальон из боя…, - слышится в рации голос командира полка.
Комбат командует:
- Батальон, отбой! Влево на поляну поротно марш!
Танки с разочарованным ревом один за другим, судорожно тормозя, выстраиваются в четкую линию.
- Разряжай! Оружие к осмотру! – подает команду комбат и вырывает шнур шлемофона из разъема.
               
               
 Бронетранспортер с проверяющими далеко отстал. Пока он доковыляет до батальона, можно успеть согласовать наши действия с комбатом по вопросу выхода батальона из парка боевых машин. Ведь пришлось забор ломать!? – подумал Сибирцев.
Они стояли с комбатом, в уме плюсы и минусы подсчитывали, за что их могут хвалить, а за что наказывать: батальон на восемь минут раньше начал выход из парка – это несомненный плюс. Все танки исправны, артиллерийский дивизион не проморгали, не пропустили, унюхали, в землю втоптали – это тоже плюс. А в минусах, только разрушенный забор, так его всегда восстановить можно.
А вот и проверяющий полковник. Ручки белые, чистенькие, сапожки блестят. Лужи он брезгливо обходит. Как кот, чтобы лапки не испачкать.
- В общем, ты иди, становись в строй и молчи, говорить буду я. И, вообще, переходи в свой БТР. Хватит, повоевал, займись своими обязанностями. - Командует Сибирцеву комбат.
- Равняйсь, смирно! Равнение на право!
 Но проверяющий рапорта комбата не слышит, он на полуслове обрывает:
- Это позорно, старший лейтенант. Не слышать команд и не выполнять их. Мальчишка, вы недостойны командовать батальоном. Я отстраняю вас. Сдайте батальон заместителю, пусть он ведет его в казарму.
- Нет у меня заместителя, – улыбается комбат ему.
 - Тогда начальнику штаба!
 Нет и его. – И чтобы полковнику всех командиров нижестоящих не перечислять, он объясняет: - Один я в управлении батальона офицер, да начальник связи, - лейтенант. Кстати, он и выводил батальон. За что ему честь и хвала. А батальон я сдам командиру первой роты.
 Полковник угас. Пыл с него сошел.  Он не мог представить, что комбат может быть единственным офицером в управлении батальона. Его он от командования отстранит, у него на это право есть. Но батальон надо возвращать в казармы. Поставить комбатом ротного, пусть даже и опытного, он не решался, это все равно, что брать ответственность за батальон на себя. А гнать батальон, да еще танковый, без управления, на десятки километров нельзя. Это преступление. Снимать легко, снимать любой умеет. Ну что, полковник, думаешь комбата вновь на должность ставить? Не выйдет. Не достоин он. И все это слышали. Не имеешь ты права ставить на батальон недостойного. А если наверху узнают, что вблизи государственной границы снимал с танковых батальонов законных командиров и на их место недостойных ставил? Что с тобой будет? Ась? То-то. Ну что же, полковник? Ну, веди батальон. А может быть, ты уже забыл, как его водить? А может, ты его никогда и не водил? Рос в штабах. Таких полковников множество.
Проверяющий полковник вскарабкался на свой бронетранспортер. Свита за ним. Бронетранспортер взревел, круто развернулся и пошел в военный городок другой дорогой.

         Командир полка, батяня наш, тоже полковник, да только ручищи у него мозолистые, как у палача, к тяжелому труду его ручищи приучены. А рожа у нашего бати обожжена морозом, солнцем и ветрами всех известных  полигонов и стрельбищ. Не в пример бледному личику проверяющего полковника.
      У ворот военного городка оркестр гремит. Командир полка, батя, на танке стоит – свои колонны встречает. Глаз у него опытный. Придирчивый. Его взгляда одного достаточно, чтобы оценить роту, батарею, батальон и их командира. Ежатся командиры под ежовым батиным взглядом. Здоровый он мужик, портупея на нем на последние дырочки застегнута, еле сходится. А голенища его исполинских сапог сзади разрезаны слегка, по-другому не натянешь их на могучие икры.  Кулачищи у него, как чайник. И этим чайником он машет кому-то.
         Командир полка все еще что-то кричит обидное и угрожающее вслед колонне третьего батальона и, наконец, поворачивает свой свирепый взгляд на их батальон. Горилла лесная, атаман разбойничий. Кто его взгляд выдержать может? Встретив взгляд его, Сибирцев вдруг неожиданно для себя самого, принимает решение этот многотонный взгляд выдержать. А он кулачище свой разжал, и ладонь широченную, как лопата, - к козырьку. Не каждому батя на приветствие приветствием отвечает. И не ждал Сергей этого. Хлопнул глазами, заморгал часто. БТР уже прошел мимо него, а он голову назад – на командира смотрит. А тот вдруг улыбнулся ему. Рожа у него черная, как негатив, и оттого улыбка его белозубая всему батальону видна.
- Стой тут и маши своим кулачищем. На то ты тут и поставлен. И не надо нам никакого другого командира в полку. Мы, командир, нрав твой крутой прощаем. И если надо, пойдем за тобой туда, куда ты нас поведешь, И я, командир, пойду за тобой, хоть простым солдатом, - размышлял вслух Сибирцев.

А в парке всех рассмешил наш зампотех, офицер предпенсионного возраста, майор Приходько.
Несколько высокопоставленных офицеров-проверяющих во главе с генерал-майором зашли в танковые боксы.
Увидев генерала, Приходько со всех ног кинулся к нему, по пути пытаясь перейти на строевой шаг.
- Товарищ генерал-майор, танковый батальон прибыл из полевого выхода и занимается обслуживанием техники. Зампотех танкового батальона, майор Приходько! - доложил он.
- Хорошо, Приходько. Ну, пойдем, покажешь, какой тут у вас порядок и чем вы занимаетесь.
- Есть, товарищ генерал-майор,- вытянулся в струнку Приходько, - зампотех танкового батальона, майор Приходько!
Комиссия шла по боксам, рассматривая танки.
- Приходько, а что это у вас танки такие пыльные?
- Товарищ генерал-майор, техника только что прибыла с учений и находится на обслуживании. Зампотех танкового батальона, майор Приходько! – лихо рапортовал зампотех.
Генерал крякнул недовольно и продолжил свой путь.
- Приходько, а что это я солдат у вас не вижу?
- Товарищ генерал-майор, личный состав убыл на прием пищи. Зампотех танкового батальона, майор Приходько! – ошарашено гнул свое старый майор, моля бога, дожить до пенсии.
- Да, что ты зарядил «товарищ генерал…, товарищ генерал…»? Приходько, расслабься.
- Есть, расслабиться, товарищ генерал-майор. Зампотех танкового батальона, майор Приходько!
Присутствующие офицеры уже еле сдерживались от смеха, держась за животы. Старый майор же воспринимал все это на полном серьезе. Он был просто напуган генеральскими погонами, которые не часто увидишь у них в  глубинке и возможной угрозе выходу на заслуженную пенсию, приказ о чем, буквально на днях должен был придти в часть.
Генерал, взглянул на Приходько, как на придурка, и двинулся дальше.
Возле противопожарного щита он заглянул в ведро и вытянул  что-то напоминающее замороженную колбасу.
- Что это, Приходько!? – грозно спросил генерал.
- Товарищ генерал-майор, это говно! Зампотех танкового батальона, майор Приходько!
Генерал яростно зарычал, кинулся дерьмом в Приходько и, «матерясь на всю Ивановскую», выскочил из бокса.
Тут же грянул дружный хохот. Смеялись все до слез, приседая и держась за животы. И лишь старый майор Приходько, что-то недовольно бормоча, последовал за убежавшим генералом.

Подведение итогов учений проходило в клубе части. Общая оценка полку – «отлично». Танковый батальон, из-за упертости проверяющего полковника, получил четверку. Комбата пожурили немного и оставили в покое, а Сибирцеву за самоуправство в парке, объявили строгий выговор и приказали в двухдневный срок восстановить разрушенный забор. Но это все официальные итоги. А неофициально, было следующее. После уезда комиссии, вызвал его командир полка, и сказал:
- Ну что, Сибирцев, как не крути, а получается, что я теперь твой должник? Протяни ты с выходом из парка еще минут пять и неизвестно, как бы развернулись события. А я долги всегда отдаю. Говори, что хочешь?
- Товарищ полковник, да я тут вообще не причем. Комбат приказал выводить батальон, вот я и рванул на прорыв. Так что, это его заслуга.
- Ну-ну, не надо скромничать, мне твой комбат все уже доложил. Как ты смотришь на то, чтобы перейти в роту связи с перспективой принять ее?
- Ну, я не знаю, я как-то и не думал об этом. Вчера взыскание наложили, сегодня роту предлагаете. Странно все это?
- Что ж здесь странного? Ты что, до сих пор не понял, что в армии так чаще всего и бывает? Хочешь подумать? Хорошо, иди, подумай… минут десять и ответ сообщишь через комбата.
               
               

                7 
               
          Однако переход в роту связи с последующим повышением в этот раз не получился и отодвинулся на несколько лет из-за следующих событий.
 В декабре началось строительство укрепрайона. УР шел вдоль границы, в трехстах метрах от контрольно-следовой полосы. КСП представляла собой зеркально ровную сто метровую по ширине линию песка, ограниченную с двух сторон рядами колючей проволоки. Один из них был под напряжением. УР состоял из огневых точек, закопанных в землю башен тяжелых танков ИС-2 и КВ. Под башнями строились бетонные бункера, состоящие из боевого помещения, кухни, санузла, комнаты отдыха. Предусматривались вентиляция и отопление, бензиновый двигатель и аккумуляторные батареи. Запас воды и продуктов на тридцать суток. Экипаж огневой точки три человека. Вооружение – ста двадцати миллиметровая пушка и два пулемета: КПВТ и ПКТ. Точки располагались через пятьсот метров по фронту. Дополнительно во втором эшелоне были точки комбата и ротных.
Начальником строительства  одного из огневых взводов (три точки) был назначен лейтенант Сибирцев. Строительство УРов  велось по всей советско-китайской границе.
           На границу выезжали на две недели, а затем, две недели «тащили» службу в полку. Жили в палатке, которая обогревалась «поларисом». Это печь-труба, работающая на солярке. Коптила и воняла она страшно, зато было тепло. Горячую пищу получали на батальонном ПХД, был свой ГАЗ-66.
         Стройка шла быстро. Уже через два месяца начались пристрелки огневых точек и боевое дежурство. Штат УРа был еще не сформирован, поэтому на БД заступали те части, которые вели строительство. Желающих жить зимой в полевых условиях было немного. А условия действительно экстремальные: мороз до -50 и пронизывающий северный ветер. Спасали меховые комбинезоны и унты.
         Как-то Сибирцев ночью дежурил в башне танка, сидел за наводчика. Закимарил. Отопление в бункере последние дни все время ломалось. Обут был в валенки. Уже два дня, как пятка правого валенка прохудилась, но думал как-то дотянуть дежурство, а там поменять обувь. Раздался телефонный звонок, Сергей схватил трубку. Его вызывал комбат.
         Выскочив через верхний люк, побежал на КП. С каждым шагом бежать становилось труднее, в валенке что-то хлюпало.
         - Откуда там вода взялась? – подумал он, но разбираться не было время.
         Получив указания от комбата, зашел в свою палатку, снял валенок и вылил из него «добрую» лужу крови. Вызванный фельдшер осмотрел ногу и, оказав помощь, озвучил диагноз - пол пятки нет! Позднее, осмотрев место происшествия, Сергей действительно обнаружил на броне часть своей примерзшей пятки. Вот такие были морозы.
         А сколько было случаев угорания от выхлопных газов! И даже со смертельным исходом. Несмотря на постоянные инструктажи по технике безопасности.
         Отдыхал как-то Сибирцев с начальником связи полка в командно-штабной машине Р-142. Водитель спал на гамаке в кабине. Ему строго-настрого запретили ночью заводить машину, однако он поступил по-своему. Ветер поменял направление, и дым от выхлопной трубы пошел под днище будки. На счастье, в это время в дверь постучали. Посыльный сообщил, что Сибирцева вызывает командир полка.
         Сергей выскочил из кунга и поспешил в штаб. Вдруг, голова закружилась, и ноги стали подгибаться. Вот он упал на одно колено, встал, шагнул, упал на другое и завалился на бок. Он лежал, смотрел на подбежавших к нему офицеров и солдат, не мог понять -  в чем дело? Голова, кстати, соображала нормально, а вот сказать он ничего не мог. Язык опух и не ворочался во рту. Сергей только мычал.
         - Да он, наверное, пьяный? – подумал дежурный офицер.
         - А ну, бойцы,  давайте быстро оттащили его со света в темное место, а то еще кто-нибудь из штаба увидит, - скомандовал он.
         Через минуту-другую Сергею стало легче, он уже понял причину – это угарный газ! Кое-как объяснил дежурному, что в кунге еще начальник связи полка и его надо спасать.
         Офицер подбежал  к машине, открыл дверь и крикнул Серегу Саватеева. Тот недовольный тем, что его разбудили, высунулся, глотнул воздуха и …  нырнул головой вниз. Хорошо, что возле двери был снежный сугроб. Он замер, как страус. Голова увязла по шею в снегу, а задница торчала наружу. Сибирцев, от такого вида, лежал на снегу и ухохатывался. Правда говорят – смех и грех. Слава богу – все обошлось. 

 Недалеко от УРа находилось бурятское село Абагайтуй. Сергей изредка ездил туда в магазин, где и познакомился с местными мужиками, которые часто промышляли рыбной ловлей на протекающей рядом реке Аргунь. Сергей с большим удовольствием принял бы участие в рыбалке, но дело осложнялось тем, что река протекала уже за КСП, по нейтральной полосе и вход туда имели по специальным пропускам только лица, проживающие в тридцати километровой зоне. Сергей, проживший основную часть жизни среди рек и озер, тяготился службой в безводной степи.               
Местные мужики, бывало,  просили у него солдат в помощь по хозяйству. Бойцы сами охотно на это шли. Чем плац сапогами топтать или в наряде долбиться, лучше в селе помогать, там и подкормиться можно, да и девчата деревенские рядом. Об оплате разговора не шло. Так, когда в баню попариться пригласят, а то и просто посидеть за бутылкой самогона. Случалось, что и машину для подвоза выделял.
         Однажды, Федор Иванович, председатель местного колхоза, пригласил Сергея поохотиться на тайменя. Встретились вечером в лощине возле КСП. В то время шла заготовка сена, поэтому появ¬ление людей на «нетралке» было допустимо. Ключ от ворот КСП был у Ивановича. Как уж он договорился с погранцами, Сергей не знал, но тех рядом не оказалось. Так, в колонну по одному, они и про¬шли КСП. На «нетралке», вдоль оврага спустились к реке. Наш бе¬рег пологий, покрыт высоким кустарником шириной метров пять-десят. Противоположный, -  обрывистый, там начинались сопки.
         Ловля тайменя основана на том, что дважды в год происходит миграция мышей с сопок на равнину и обратно. Они вынуждены переплывать реку, здесь  их и подстерегал таймень. Ловили его спиннингами и корабликами на искусственную мышь, сделанную из поролона, окрашенного в черный цвет.
         В приготовлениях не заметили, как опустилась ночь. Вдруг, с того берега раздался свист. Наши ответили. Сергей вопросительно посмотрел на Ивановича.
         - То, что сейчас будет происходить, тебя не касается, наплюй и забудь, - прошептал он.
         К берегу причалила лодка, из нее вышли два китайца. Поздо¬ровавшись, и о чем-то перекинувшись с нашими, взяли конец шнура и поплыли обратно.
         - Это же китайцы!? – недоуменно произнес Сергей.
         - Да, китайцы. Ну и что? Рыбачь и получай удовольствие, дома все объясним.
         Сергей, взяв спиннинг, отошел выше по течению. В голове все же не укладывалось, как так можно вести себя с врагами? Политическая пропаганда давала о себе знать, и только полное доверие Федору Ивановичу заставило его ждать объяснений.
         Забрасывая спиннинг, он наблюдал, как кораблик медленно перетягивают с берега на берег. Вдруг, посреди реки, раздались всплески. Один, другой. Это подошел таймень. Охотившись на мышей, он сначала глушил их ударами своего сильного хвоста.  В лунной дорожке было видно, как мыши стаями плывут на ту сторону. Светящийся фосфорный флажок на кораблике упал, есть поклевка! Резкая подсечка и начался вывод рыбы на нашу сторону. Мужики, упираясь, выбирали фал из воды. Конец его привязали за дерево. Веревка то слабела, то рывком натягивалась так, что могла утянуть скользящих рыбаков в реку. Борьба шла минут двадцать. Наконец рыба устала и начала сдавать позиции. Возле берега она сделала свечку. Это был громадный таймень, удержать фал, казалось,  нет никакой возможности. На наше счастье, это были последние рывки. Выуженный таймень потянул на пятьдесят два килограмма. Да, в такой рыбалке Сергей участвовал впервые!
          За ночь поймали еще три тайменя, но уже меньшего веса. Обрыбился и Сергей. На спиннинг он вытащил неплохой экземпляр на шестнадцать килограммов. Однако, особой борьбы, он не прочувствовал. Таймень шел спокойно, как бревно, начав сопротивляться уже на суше.
         Рыбалка продолжалась. Звук разматываемой катушки приятно ласкает слух. Сергей медленно передвигается  по узкой полоске береговой гальки. Катушка поет. И вдруг какая-то тяжесть навалилась на шнур. Не зацепил ли корягу? Нет, что-то живое рванулось, затрепетало, потянуло.
         Рыба на поводу упрямится, рвется, тянет в глубину. Осторожно выводит ее на отмель. Это ленок, килограмма на три. Стоило из-за такой мелочи время терять!
         Сергей еще надеется на успех. Снова и снова бросает мышь. И вдруг сильно стукнуло сердце: из темной глубинной мглы выползает длинная тень. Таймень! Он виден весь в лунном свете. Важный, морда сытая, как у откормленного борова, плывет спокойно, словно на поводу. В его маленьких рысиных глазах алчность.
         Но, странно: приманка почти у самого носа тайменя извивается, как живая, дразнит, но хищник челюстей не разжимает.
         - Не голодный, бестия.
         По ловкости и силе таймень – что подводный тигр. Велик соблазн обмануть его. Чувствуется решительный рывок и – катушка запела …
         Таймень ищет спасения в глубине, мечется по заводи, как волк в ловушке. С трудом сдерживаешь эту чертовскую силу. Вот он уже метрах в семи от берега, выворачивается белым брюхом, широко раскрывает губастую пасть.
         Сильный рывок, треск – и в руках остается всего лишь обломок удилища с оборванным шнуром на катушке.
         Конец удилища потащило на глубину и вдруг развернуло и направило против течения, ближе к берегу.
         Сергей забежал в воду и схватил его. И тотчас почувствовал сильный рывок и знакомый всплеск.
        Таймень ожесточенно сопротивлялся. Выпрыгивает из воды, трясет головой в воздухе, бросается в стороны.
        Теперь главное не торопиться. Реже и реже становятся всплески, слабеет шнур. Рукам все легче. И вот таймень лежит у ног. Толстый, длинный, облитый серебром, с позолоченными плавниками. И тут он не хочет сдаваться без боя. Молотит хвостом по воде, гнет дугою хребет, угрожающе хватает воздух страшной пастью.

         В следующий приезд на боевое дежурство Сергей встретил у магазина того китайца, что был с ними на рыбалке. Улыбнувшись Сибирцеву, тот прошел молча мимо. Сергей удивился. Как может китаец открыто, днем ходить по территории Союза? Хотел его задержать, но решил все-таки сначала зайти и поговорить с Федором Ивановичем. Иванович был дома, встретил Сергея радушно. Усадил за стол, достал бутылку спирта. Поговорили о жизни, о планах на будущее. О китайце же сказал, что это его давнишний друг и к обострившемуся сегодня положению между нашими странами никакого отношения не имеет. А ходит в село он уже много лет к своей зазнобе. Кстати, его сын - командир роты китайского УРа. Мир не делится только на белое и черное. И в стане врагов могут быть друзья.
        Именно тогда Сибирцев впервые усомнился  в политике государства, но с такой жизненной позицией не возможно было быть щитом Родины на ее восточных границах, тем более в период военной опасности.
         На следующую рыбалку, на Аргунь, Сергей попал уже летом. Ловили ленка и хариуса на кузнечиков и искусственных мух. Там он и познакомился с Ли Зеном, сыном того китайца. Действительно он был командиром танковой роты УРа. Он хорошо говорил по-русски, так как пять лет назад учился в Благовещенском танковом училище. Его семья, жена и двое детей, жили в Шеньяне, но часто приезжали к нему и родителям в Маньчжурию.
         У них нашлось много о чем поговорить, что обсудить. Захотелось еще встретиться. Договорились о сигнале и месте встречи.
         Буквально через два дня, вечером, Сергей увидел сигнал: короткие вспышки танкового прожектора. Это значило, что через час они должны встретиться в назначенном месте.
          Прихватив с собой сухие пайки, тушенку и сгущенку, зная, что с продуктами у китайцев туго, он отправился на встречу. Увиделись на «нетралке», в кустарнике берега Аргуни. К тому времени, Сергей уже знал тайную тропу через КСП. Ли Зен уже ждал его. Он принес с собой две бутылки рисовой водки. Водка у них была дешевая и продавалась свободно, тогда, как в Союзе уже ввели талоны и продавали лишь по две бутылки в месяц.
          Товарищи довольно быстро нашли общий язык. Ли Зен вспоминал о жизни в Союзе. Это были лучшие годы. А в Китае жизнь тяжелая, сплошная нищета, народ живет впроголодь. Завидовал боеготовности Советских Вооруженных Сил. В Китае на вооружении стояла наша техника, оставшаяся после войны: танки Т-34, Т-54, автомобили ЗиС и ЗиЛ-154 и тех было очень мало. Войска перебрасывались методом подскока: часть пути на технике, а часть - бегом. Сапоги, только у офицеров, остальные же в обмотках. Пехота вооружена старыми винтовками системы Мосина, автоматы только начинали появляться.
         - Как же вы с нами воевать собираетесь?
        - Шапками закидаем! – с юмором отвечал Ли.
        У них было много общего. Оба родились, выросли и получили высшее образование в социалистических странах. Одинаковые приоритеты и ценности, одна философия. Почему же в последнее время так обострились отношения между странами? А беда, как всегда, была во власти, которую не могли поделить между собой лидеры мирового коммунистического движения.
         И, тем не менее, несмотря на трудности, китайцы не роптали, а упорно трудились, еще больше сплотившись вокруг коммунистической партии. Если бы кто-нибудь сказал в то время, что через двадцать лет, Китай будет одной из самых экономически развитых стран, это бы восприняли, как очередной анекдот.

        Они встречались еще несколько раз. Говорили о жизни, рыбалке, охоте и женщинах, коротали время службы на границе. Служебные вопросы старались обходить. А однажды учудили такое! …
         Огневые точки противоборствующих сторон пристреливались по площадям винтовочным патроном с вкладного ствола (такой ствол вкладывается в пушку танка для пристрелок и учебных стрельб). На основании этого была составлена пристрелочная карта местности. Боевых стрельб по территории сопредельного государства, естественно, не проводилось.
         В тот день, боеукладки заполнили штатными снарядами, но казенники пушек не опломбировали. Сергей  дежурил по роте, сидел в танке и наблюдал за границей. Вспомнив, что давно уже не общался с Ли Зеном, послал условный сигнал. Каково же было его удивление, когда через пол часа ему ответили. Это значило, что Ли тоже находится в УРе.
         Встретились, когда стемнело. Хорошо посидели, немало выпили и в конце вдруг поспорили, у кого лучше танки пристреляны. Никто не хотел уступать. Решили, что спор может решить только дуэль. Сказано – сделано. По условиям, Сергей должен был первым снарядом попасть в кошару, расположенную возле огневых точек Ли Зена, а тот разобьет старую водонапорную башню (Тамару), стоящую перед взводом Сергея.
         - Готовность через полчаса, - сказал Сибирцев и направился к укрепрайону.
         В расположении остались только дежурные экипажи, остальной личный состав убыл в полевой лагерь за три километра.
         Взяв в помощь опытного наводчика, Сергей залез в командирский танк. Включил связь, ТВН (прибор ночного видения), зарядил пушку, подал сигнал готовности и приступил к наводке.
        Сейчас это бы квалифицировали, по меньшей мере, как воинское преступление и нарушение государственной границы. Тогда же это и в голову не приходило. Казалось, очередной хохмой великовозрастных юнцов.
         Выстрел!.. Ночное небо озарила яркая орудийная вспышка. Башня вздрогнула. Снаряд ярким светлячком ушел к цели. Через мгновение огненная стрела рикошета врезается в небо. Стреляли болванками.
         - Есть!..  Цель поражена!.. – кричит сержант.
         Грохот удара. Впередистоящая водонапорная башня раскалывается пополам. Клубы дыма и пыли, летящие обломки кирпичей. Это ответили китайцы.
         Затихло.
         Сзади показались огни УАЗика.
       - Похоже, доигрались. Пора сдаваться. – Обреченно произнес Сибирцев и выпрыгнул из танка.
За этот проступок, Сергея сняли с БД, вернули в полк и пригрозили судом офицерской чести.
Сибирцев к этому отнесся философски: дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут.               

                8

         В это время в Даурии формировался целинный батальон для уборки урожая в Казахстане. Комбат, чтобы быстрее забылось происшествие на границе, и Сибирцев меньше мозолил глаза командованию, определил его начальником связи целинного батальона.
         Сергею это известие подняло настроение. Во-первых, есть возможность вырваться на некоторое время из отдаленного гарнизона, поменять обстановку, а во-вторых, за полгода целины, его проступок уже не будет таким актуальным.
         Целый месяц в поле готовили целинную технику. Проводили плановые ремонты автомобилей, наращивали борта для перевозки пшеницы. В конце июня, сформированный батальон, двумя эшелонами убыл в северный Казахстан.
         Личный состав ехал в теплушках на нарах, управление – в штабном купейном вагоне. Сергей большую часть времени проводил на платформе в своей командно-штабной машине, слушая музыку по недавно приобретенному кассетному магнитофону «Электроника-2М». На то время это был писк моды отечественной радиопромышленности.
        Через девять дней прибыли в пункт назначения – станция Октябрьская Кустанайской области.
Протянув проводную линию от местного узла до расположения штаба батальона и обеспечив связь комбату, лейтенант Сибирцев убыл для организации связи в роты и взвода. Роты находились от штаба на расстоянии сто – двести километров, а взвода от командных пунктов рот – 30-50. Работы на первом этапе хватало.
         Урожай зерновых в этот год был рекордным и хлеборобы с нетерпением ждали прибытия целинных батальонов. Встречали их с радостью. Размещали в школах, пионерских лагерях. Кормили отменно, продукты на полевые кухни выдавались в неограниченном количестве. Офицеры питались в совхозных столовых.
         На следующий день после прибытия батальона машины были уже в поле. Началась битва за урожай. Дважды в день передавались вести с полей, как сводки с фронтов.
         Недолго Сергей наслаждался свалившейся вдруг на него относительной свободой. Командир батальона, подполковник Мушта, вскоре вызвал его в штаб.
         - Нечего тебе кататься, ротные сами себе связь обеспечат, а ты будешь ходить дежурным по батальону, и выполнять мои поручения, - заключил комбат на очередной телефонной планерке.

 Жизнь при штабе была, конечно, не такой вольготной, как в командировках, но вечерами все же удавалось расслабиться, поиграть в карты, прогуляться по райцентру. Иногда заходили в кафе и на танцы. Местные девчата с интересом поглядывали на молодых офицеров. Воинских частей в окрестностях не было и мужчин в форме они почти не видели.
  Сергей большей частью общался с холостяками: начмедом и начфином. Однажды на танцах они познакомились с тремя подружками – учительницами. В свободные вечера стали встречаться и однажды девчата пригласили их на день рождения.
Сергей в тот день заступил в наряд дежурным по батальону, но, узнав, что комбат уехал в дальнюю роту, все-таки решился и, оставив за себя помощника и сказав, где его искать в случае необходимости, отправился на гулянку.
Комбат, почему-то вернулся раньше и сразу обратил внимание, что дежурного нет на месте. Пока Сибирцева нашли, пока он добрался до штаба, комбат был уже в ярости. А, увидев, что тот еще и выпивши, в сердцах снял его с дежурства и объявил трое суток ареста.
На следующее утро Сергей зашел извиниться, но тот был непреклонен и приказал получить записку об аресте и убыть в Кустанай на гарнизонную гауптвахту.

До Кустаная Сибирцев добирался на перекладных электричках, а вернее дизелях, так как железные дороги на ту пору в этой местности были неэлектрофицированы.
Нашел комендатуру. Однако, комендант, узнав, что тот прибыл из целинного батальона, прогнал, сказав, что у него своих  раздолбаев хватает.
Сибирцев позвонил комбату, доложив, что на губу (гауптвахту) не принимают, на что тот ответил:
- Пока не отсидишь трое суток, в батальон лучше не возвращайся. Езжай в Челябинск, я договорюсь, там примут.
Делать нечего, поехал Сергей в Челябинск.
Увидев заросшего, не бритого, без фуражки и галстука офицера, челябинский военный комендант, первым делом, отправил его приводить себя в порядок.
Через два часа,  удовлетворившись внешним видом лейтенанта, он долго пытался понять, как это офицер, проходивший службу в Забайкалье, прибыл из Казахстана, для того, чтобы сесть на гауптвахту в Челябинске?!
- Ну, такого «долб…изма», я еще не встречал, - сказал он.
- Кто тебя арестовал?
- Комбат.
- Езжай в часть и передай ему от меня привет и пожелания, что ему надо лечиться.
Ответив: «Есть!», Сибирцев направился на вокзал. На последние копейки позвонил комбату, объяснил ситуацию и сказал, что сидит в Челябинске на вокзале без копейки денег, на что услышал:
- Сиди на месте и ожидай. Завтра к тебе приедет наш офицер и скажет, что делать дальше.
Голодный и неухоженный просидел Сибирцев на вокзале больше суток, когда вдруг увидел знакомого офицера.
- Ну, наконец-то, - радостно подскочил Серега. - Привет. А ты, какими судьбами сюда?
- Так же, как и ты. И он поведал историю своего ареста.
Решив подзаработать, Володя согласился помочь транспортом казахам на бахче и выделил им пять ЗИЛов. Имея в подчинении сто машин, такая мелочь роли не играла. Машины загрузились арбузами, сделали ходку в Свердловск, вернулись, и тут произошла утечка информации. В результате, Владимир получил пять суток ареста. Комбат отправил его на встречу с Сибирцевым, сказав, что тот все знает и им надо вместе ехать на губу в … Свердловск?! Зная, что Сибирцев сидит без денег, выписал и передал ему премиальные за «ударный труд» в размере ста шестидесяти рублей.
- О, это другой разговор. Не понятно, за какой ударный труд, но уже жить можно.
В Свердловске их ждали. Военный комендант, оказавшийся однокурсником по училищу комбата, вопрос решил положительно. Ребята обрадовались, что наконец-то, закончились их мытарства. Однако, сидеть им пришлось не здесь, а в Шадринске, но это уже не столь принципиально.
Вернувшись поездом на юг Урала, ранним, теплым, солнечным осенним утром они вышли на перроне города Шадринск. Город им очень понравился. Уютный, зеленый, тихий провинциальный районный центр и в то же время с развитой промышленностью, институтами, театром, населением более трехсот тысяч человек.
- Вот где надо служить, а не как мы, годами ползаем по степям и пескам – с завистью в голосе промолвил Сергей.
- Кесарю – кесарево …, - с тоскою ответил Вова.

В комендатуре все вновь пошло по старому кругу. Коменданту не понравился внешний вид офицеров, он вызвал патруль и в его сопровождении направил их в парикмахерскую.
В салоне ребят обслуживали две молоденькие, симпатичные девчушки. Патруль ожидал в коридоре.
- Откуда такие бравые воины? – спросила мастерица Сергея, - у нас тут только летуны стоят.
- Мы здесь случайно, на губу садимся, видишь патруль в коридоре? Нас ожидает.
- А, что, большое желание сидеть под арестом?
- Нет. Но, что делать, отсидеть надо.
- А может, ну его…, займемся чем поинтересней?
Сергею понравилась смелая девчонка.
- А что, может быть.
- Тогда предупреди своего друга, я прикрою шторку на двери в коридор и выведу вас через черный ход.
Серега начал мычать и корчить рожи Володе через зеркало. Тот смеялся и ничего не понимал.
Видя нерешительность офицеров, девушка быстрым движением закинула занавеску, схватила ребят за руки и вывела на улицу.
- Идите за угол, там остановка такси. Скажете, что вам в Марьину рощу. Там мой дом.
Назвала адрес и дала ключи.
Заехав по пути в магазин, взяв выпить и закусить, ребята направились по указанному адресу.

Они жили у девчат двое суток. Приключение было конечно интересное, но все когда-нибудь кончается.
Время шло, деньги заканчивались.
- Поедем в штаб батальона, а если комбат будет возникать, вообще вернемся в Даурию, - решили они.
Когда девчата ушли на работу, ребята, написав им записку, закрыли дом и отправились на вокзал. Однако, уехать не пришлось. Их уже разыскивала комендатура.
- Бежим! – крикнул Володя, увидев приближающийся офицерский патруль,- и кинулся к стоящей у перрона электричке.
Двери электрички захлопнулись перед самым носом, а сзади уже стояли патрульные.

Комендант, увидев их, обрадовался.
- Нагулялись, орлы!? А я уже трое суток вас ищу. Добро пожаловать на губу! – и для полного счастья, добавил каждому еще по трое суток ареста.
Камеры для офицеров, похожи на камеры для солдат, только вместо деревянных нар, панцирные кровати. Имеются настольные игры (шахматы, домино), периодическая печать и двери камер на запоры не закрываются, позволяя выйти во внутренний дворик. В камере их встретил тот самый начальник патруля, что прошляпил их в парикмахерской. Лейтенанту дали трое суток ареста, и завтра его срок заканчивался. Был еще прапорщик, как оказалось - начальник продовольственного склада летного училища, которое располагалось через забор от комендатуры.
Потянулись дни ареста. Днем занимались строевой подготовкой и уставами с сидящими под арестом солдатами. Вечером – играли в домино, а по возможности – в карты или сидели в курилке и разговаривали. Питание было безобразное, но выручал прапорщик. Его подчиненные не давали командиру похудеть и вечерами через забор передавали уже приготовленные блюда: картошка с мясом, шашлыки, рыба жаренная, кофе, сгущенное молоко. В общем, подпитка  была основательная.
Через пять суток, сославшись на приезд комиссии, комендант всех выпустил на свободу. Денег не было, поэтому на перекладных и попутках с трудом добрались до ближайшего целинного взвода квартировавшего в селе Пресногорьковка Кустанайской области. Командовал взводом друг Сергея, Игорь Трубаев. Естественно, радость неожиданной встречи переросла в трехдневный загул. В их компании появлялись и деревенские девчата, с одной их которых Игорь, похоже, уже жил. В дальнейшем эта история обошлась ему боком.
На четвертый день по телефону доложили о прибытии комбату. Тот приказал Володе следовать в свою роту, а Сибирцеву, прибыть в штаб и принять службу ГСМ, так как прежнего начальника службы горюче – смазочных материалов сняли с должности за воровство и отправили обратно в Забайкалье.
Принимать службу Сергею не хотелось, так как учет там был завален, была недостача, за которую никто не хотел отвечать. Да и какое отношение он, связист, имеет к бензину и солярке? Однако комбат не хотел слушать возражений.
- Не примешь службу, поедешь домой. Здесь ты мне больше не нужен.
Возвращаться домой с клеймом «не оправдавший доверия», в планы Сибирцева не входило и, помучавшись день в размышлениях, он принял службу, с условием, что отвечать будет только за период исполнения обязанностей, до приезда нового начальника ГСМ.
Бензин тогда лился рекой. Учет велся не в литрах и кубах, а в бензовозах. Бензовоз, другой в плюс или минус, ничего не значило. Одолжить какому-нибудь председателю колхоза пару бензовозов горючего, как правило, без отдачи, было делом обыденным. О том, что за это можно иметь большие деньги, никому и в голову не приходило. Так, хорошо погуляли день-другой и в расчете. Основа всему – взаимовыручка.
 Были и проверки. Чтобы покрыть недостачу, в цистерну под горловину ставились и приваривались две бочки (или больше, в зависимости от высоты цистерны), они заливались бензином и, когда проверяющий, открывал горловину, смотрел внутрь, создавалось впечатление, что емкость полная. Если он все же сомневался, то опускался щуп, показывающий количество бензина в емкости. Как правило, все сходило с рук. Были и другие варианты надувательства.  Знал об этом и комбат, но молчал. Позже окажется, что он замешан в торговле бензином в корыстных целях. Делал деньги он и продавая целинные машины колхозам по завышенным ценам, а на вырученное, скупал ковры и контейнерами отправлял домой в Забайкалье. Несколько таких контейнеров будет задержано погранцами. За все свои проделки он вскоре получит пять лет общего режима с конфискацией.
Сергею все это было чуждо. Привыкнув к тому, что военный человек полностью находится на обеспечении государства, к деньгам он относился как-то беспечно. Есть они – хорошо, а нет – и не надо. Тем более тратить их было не на что.
Другое дело – воинское звание. Малейшая задержка в получении очередной звезды очень болезненно влияла на офицера. Если твои однокашники ходили уже старлеями, а ты еще лейтенант,  воспринималось это так, как будто ты хуже их. Преклонение перед звездами воспитывалось в них постоянно, с курсантской скамьи. А если учесть то, что прежде чем получишь звезду, надо получить соответствующую этому званию должность, то гонка за должностями и званиями и являлась сутью жизни офицера.
Командование прекрасно знало, что не материальными, не моральными, не какими то другими мерами на офицера воздействовать почти не возможно, а вот за звезды и должности, он может пойти на многое. Власть в военном деле идет впереди всего. Многие командиры этим умело пользовались.

Уборка закончилась в середине октября. Отгремели фанфары. Отличившихся наградили грамотами и ценными подарками (от авторучек до приемников). На этом дружба с колхозами закончилась.
Полтора месяца, в течение которых ждали платформы для погрузки техники, превратились в анархию.
Из помещений выселили, питанием колхозы уже не помогали. Батальон был брошен на самовыживание. Начались первые заморозки, пошел снег.
Солдаты ютились по кошарам и свинарникам, пытаясь себя прокормить, подрабатывали у колхозников. Сухой паек закончился, у личного состава появились вши. За собою не следили, форма превращалась в лохмотья. Все это напоминало французскую армию после Бородино. Офицеры жили в примаках у вдовушек, а часть их разъехалась.
Питались в основном сайгачатиной. В степях северного Казахстана много сайгаков, стада достигают несколько сотен голов. Лунной ночью на «Урале» заезжали на сопку и ждали. Вот в кромешной тьме замигали звезды, их все больше и больше. Это сайгачьи глаза отражали свет луны. И тогда машина, включив лампу-фару, на полной скорости врезалась в стадо. Это, конечно, не охота, а бойня, но очень кушать хотелось. Стадо быстро уходило, преследовать бесполезно и небезопасно, ведь скорость у сайгака до девяноста километров в час, а по ночной степи не разгонишься. Возле машины оставалось пять-шесть убитых коз, весом пятнадцать – двадцать килограмм. Разжигали костры. Варили мясо в чанах. Таким образом, удавалось подкармливать личный состав.
В конце ноября подали платформы и вагоны, и батальон, закончив целинную эпопею, вернулся на зимние квартиры в Забайкалье.               

               


                9

Через два месяца пришел приказ о присвоении лейтенанту Сибирцеву очередного воинского звания – старший лейтенант.
Обмывали звание, по традиции, в поле.                Стола, собственно, никакого не было. Просто десяток серых солдатских одеял расстелены на полигоне, в посадке. Все, что есть, - все на столе: банки рыбных и мясных консервов, розовое сало ломтиками, лук, огурцы, редиска. Картошки на костре напекли да ухи наварили.
Сибирцев указал командиру батальона рукой на почетное место. Традиция такая. Он отказался и ему на это место указал. Это тоже традиция. Виновник торжества отказаться должен. Дважды. А на третий раз должен приглашение принять и командиру место указать справа от себя. Все остальные рассаживаются по старшинству. Бутылки на стол расставлял самый молодой из присутствующих. Это Саня Ксенофонтов.
 - Где же твой сосуд? – так спросить положено.
- Вот он, – Сергей подал командиру большой граненый стакан.
Наливает тот стакан под ободок прозрачной влагой. Перед ним поставил. Аккуратно поставил. Ни одна капля пролиться не должна. Но и стакан полным должен быть. Чем полнее, тем лучше. Молчат все. Вроде бы и не интересует их происходящее. Командир достает из командирской сумки маленькую золотистую звездочку и осторожно ее в стакан опускает. Чуть слышно та звездочка звякнула, заиграла на дне стакана, заблестела.
 Сергей поднял стакан, ах, не плеснуть бы. К губам несет. Губы навстречу стакану тянуть не положено, хотя так и подсказывает природа отхлебнуть самую малость, тогда и не прольешь ни капли. Выше и выше свой стакан поднимает. Вот он и губ коснулся. Холодный. Потянул  огненный напиток. Донышко стакана выше и выше. Вот звездочка на дне шевельнулась и медленно к губам скользнула. Вот и коснулась губ она. Офицер звездочку свою новую как бы поцелуем встречает. Вот и все. Звездочку берет он левой рукой и вокруг себя смотрит: стакан-то разбить надо. На этот случай на траве чьей-то заботливой рукой, камень большой положен. Хрястнул он стакан об тот камень, звонкие осколки посыпались. А звездочку мокрую командиру подает. Тот на его правом погоне командирской линейкой место вымеряет. Третья звездочка должна быть прямо на красном просвете, а центр ее должен отстоять на 25 миллиметров выше предыдущей. Вот она и встала на свое место. Теперь его время закусить, запить, огурчиком водочку осадить.
- Где ж твой стакан? – так спросить положено.
 Два плеча. Два погона, Значит, и две звездочки. Значит, и два стакана… в начале церемонии.
 Сверкнула вторая звездочка-красавица в водочном потоке. Пошла огненная благодать по душе. Зазвенели осколки битые. Вот и на втором плече звезда появилась. Теперь командир себе наливает. До краев. И каждый в тишине сам себе льет. Своя рука – владыка. Если уважаешь, так полный стакан лей. Только пить до дна.
- Выпьем…- смиренно предлагает командир.
Не положено в такую минуту говорить, за что пьют. Выпьем, и все тут. Все до дна пьют, только Сергей не пьет. Его право на каждого смотреть, кто, сколько налил и выпил.
Командир допил и следует ритуальная фраза:
- Нашего полку прибыло!
 Вот именно с этого момента считается, что офицер повышение получил. Вот только с этого момента он – старший лейтенант.
Пьянка офицерская начинается…

                10

А через два дня его ждала неприятность.
В пять утра прибежал посыльный.
Сибирцев поднялся, ничего не соображая. Хмель крепко держал в своих объятиях.
- Кто ты? – спросил он, глядя на солдата.
- Товарищ старший лейтенант, не узнали? Я ваш посыльный, рядовой Куропаткин.
- Да? Подожди!
Он обвел взглядом комнату, наткнулся на полупустую бутылку.
- Сейчас, минуту, Куропаткин, дай в себя прийти,.. - и опрокинул водку в рот, - фу, какая гадость, как ее люди пьют?
Спиртное быстро подействовало.
Взгляд немного прояснился, появилась способность хоть что-то соображать.
- Ну, чего у тебя? – спросил Сергей у посыльного, приводя себя в относительный порядок, застегивая пуговицы и надевая галстук.
- ЧП, товарищ старший лейтенант!
 - Ты можешь говорить нормально, по-русски? Что за чрезвычайное происшествие?
- Рядовой Петрушин, будучи дневальным по батальону, вскрыл оружейную комнату, забрал автомат с боеприпасами и ударился в бега.
- А куда, мать его, дежурный по батальону смотрел? Ключи же от оружейки у него?
- Задремал он, товарищ старший лейтенант, а Петрушин шнурок с ремня тихо срезал и вытянул ключи. Второй дневальный территорию убирал.
- Ну, блин, я этому дежурному подремлю! Сон на всю жизнь потеряет! Комбату сообщили?
- Так точно! Он и послал за вами.
- А почему я узнаю о ЧП после командира, а? Ну, ребятки, …дец вам, нюх вконец потеряли, устрою я жизнь вам веселую, узнаете службу, долбое.. хреновы! Иди на х…! Я следом!
Посыльный, стуча о бедро противогазом, побежал по коридору общежития. Сибирцев, выйдя из общаги, бегом побежал в полк, где перед входом казармы уже стояли комбат, командир части и замполит.
Командир встретил его агрессивно.
- Ну что, старлей, допился?
- Причем здесь это?
- А при том, что злоупотребляете вы, товарищ старший лейтенант, спиртными напитками в служебное время, - вставил свое слово замполит.
- А Вы мне распорядок дня установите, где укажите точно, когда у офицера служебное время, а когда – свободное. Вот тогда и буду пить строго во внеслужебное.
- А ну прекратить! – приказал командир. - Почему это произошло? Я тебя, Сибирцев, спрашиваю!
- А хрен его знает, товарищ полковник. Наберут в армию уродов, а из офицеров дураков делают. Черт его знает, что пришло в его дурную голову.
Подбежал дежурный по штабу и доложил, что звонят из комендатуры:
Засекли Петрушина. В городке, в строящемся доме, сделал несколько выстрелов из автомата. Милиция вступила в переговоры. Требует деньги и вертолет.
Сергей выругался и спросил:
- Насмотрелся боевиков, мать его! Никого в городке не завалил своими выстрелами?
- Выстрелами со здания – нет. Стрелял в воздух. Ранее выстрелов отмечено не было. Кстати, приехала районная милиция из Забайкальска, предлагает решить проблему сама. У них к действию готовы снайперы.
- Никаких снайперов! Мой боец, я его и возьму. Но уговор, товарищ полковник, возьму без выстрелов и жертв, только попытку хищения оружия на него повесите. Поехали быстрее, а то менты действительно пацана завалят.

Через двадцать минут командирский «уазик» остановил наряд оцепления. Командир поздоровался с местными руководителями силовых структур. Те сообщили:
- Беглец больше огня не открывал, находится на третьем этаже. Мы обещали связаться с ним через час. Двадцать минут прошло.
Командир спросил:
- У него есть связь с вами?
 – Да! Бросили ему полевой телефон с проводом.
- Значит, ждет! Ну что же Сибирцев, ты хотел брать своего Петрушина, не передумал?
Сергей категорично ответил:
- Я решений своих никогда не меняю!
- Товарищ полковник, - обратился к командиру Игорь Трубаев, командир танковой роты, - разрешите мне идти с Сибирцевым?
- Для чего?
- Этот боец, мой бывший подчиненный, да и вдвоем легче его взять.
- Черт с вами, получайте стволы и вперед!
Офицеры, выйдя из-за угла, пошли в сторону дома, где засел молодой вооруженный солдат Петрушин. Игорь что-то рассказывал, жестикулируя руками, Сергей непринужденно смеялся.
- Отчаянные у тебя, полковник, ребята, - похвалил офицеров начальник ОВД, - боевые!
Ответ командира был краток:
- Других не держим!
... Петрушин через щель в балконе смотрел на приближающихся к подъезду офицеров. Он не мог понять, почему они идут в это здание, смеясь, не спеша. Может, не знают, что он здесь? Нет! Этого не может быть! Тогда почему?
Пока рядовой Петрушин размышлял, Сергей и Игорь достигли входа  и зашли в подъезд. Перевели дыхание, все же прогулка под прицелом автомата дело совсем не из приятных. А тут еще это трехдневное похмелье, которое, казалось, волновало больше, чем какой-то захват преступника.
- Как же мне хреново, Игорь! А у тебя, после вчерашнего… Все нормально?
- Ну, я ж не пью, как лошадь. Я как раз хотел с тобой на эту тему поговорить.
- И место и время самое что ни есть подходящее выбрал. Можешь начинать!
- Нет! Поговорим, когда вернемся.
- Приготовь пистолет. Если Петрушин вскинет автомат, бей по ногам. Все, надо идти дальше, а то насторожится парень.
- Только анекдоты на этот раз ты рассказывай, пусть, если вдруг не видел нас, хоть голос твой узнает.
- Ладно, вперед!
Они пошли дальше, а Сергей начал рассказ из своей далекой курсантской жизни:
- …А еще, Игорь, на стажировке мы были, транзитом на Алма-Ату, в Свердловске. До отъезда время еще было, ну и решили по городу погулять. Зашли в пельменную. Попробовать уральских пельменей, ну и водочки выпить. Попробовали, выпили, выходим на улицу. Месяц март – мы в шинелях, а на улице тепло. Вот и премся распахнутыми по одной аллее. Слева дома серые, справа парапет, за ним кустарник. Я тогда не допер, зачем перед кустами парапет. Ну, идем, шинели нараспашку, а тут из-за угла патруль! Приехали! Но ладно…
- Петрушин! – крикнул Сергей с площадки между вторым и третьим этажами. – Петрушин! Оглох. Что ли?
- Я!
Сергей передразнил беглеца:
- Я, я, головка от… Чего сразу не отвечаешь, уши давно не мыл?  Командира взвода, узнал? 
- Узнал! Вы зачем пришли? А если я стрелять начну?
- Кто же в парламентариев стреляет?
- В кого?
- В парламентариев, дубина! В них даже фашисты не стреляли, а ты что, хуже фашиста? Мы с капитаном Трубаевым идем к тебе, чтобы обговорить кое-какие условия. Но если ты предпочитаешь спецназ в масках, то, пожалуйста, мы уйдем, черт с тобой!
Солдат крикнул:
- Нет! Поднимайтесь. Только если увижу оружие в руках, сразу стреляю!
- Кого ты, дурень, пугать вздумал? Где окопался?
- Направо, третий этаж, комната с балконом.
- Хорошо! Встречай гостей!
Сергей с Игорем зашли в указанную комнату, сразу разойдясь по углам.
Напротив, на корточках, сидел Петрушин.
- Здорово, Петрушин! Что это тут у тебя такое, присесть и то негде? Чего же у ментов в первую очередь пару кресел не потребовал? – спросил Сибирцев.
- Не надо шутить, товарищ старший лейтенант!
- Не можешь ты пользоваться ситуацией, дай-ка сюда телефон!
- Для чего?
- Дай, раз говорю!
Солдат толкнул по полу полевой ТА-57.
- Командир? Нет? Дайте мне полковника Румянцева. Товарищ полковник, мы здесь, на месте, с Петрушиным. Все нормально, он спокоен, опрятен, как и подобает бойцу.
- Ты мне лишнего-то не болтай? Чего хотел? – пробурчал командир.
- Да вот, требует Петрушин бутылку водки и блок «Bond».
Петрушин удивленно посмотрел на командира взвода. Но тот продолжал разговор:
- Как передать? Привяжите к телефонному кабелю пакет с пузырем и сигаретами, я подниму, а кабель сброшу обратно.
- Сам, наверное, похмелиться хочешь? – подозрительно спросил командир.
- Я при выполнении боевых задач не пью, и вы это прекрасно знаете. И «Bond» не курю, не на что, не заработал еще!
- Все, хорош базарить, выполняю требование!
Через несколько минут, Сергей поднял пакет с бутылкой водки и блоком сигарет. Внес все в комнату.
- Я же не требовал ни водки, ни сигарет, товарищ старший лейтенант, - заметил солдат.
- Ты еще сдай меня насчет водки! Ты когда вечером пережрешь, похмелиться хочешь?
- Да я вообще не пью!
- Это, пока молодой! А я вот болею после перепоя, мне похмелиться нужно, понял? И куришь ты что?
- «Приму».
- Ну, вот видишь? Какой ты, к черту террорист, если «Приму» куришь?
Сергей достал две пачки, одну бросил Игорю, остальные – Петрушину.
- В газетах сообщат про твою «Приму», засмеют ведь, так что держи марку кури «Bond», пока есть такая возможность!
Открыв водку, Сибирцев отпил почти половину, закурил. Петрушин вдруг спросил:
- Зачем вы пришли?
- Я же сказал, обсуждать условия твоего освобождения!
- Моего освобождения? От кого?
- Не от кого, а от чего. От собственной твоей глупости.
- Я могу выстрелить.
- Знаю, но прежде ответь мне, - после изрядной доли спиртного Сергей чувствовал себя значительно лучше, - зачем ты потребовал вертолет и деньги? Ну, деньги понятно, а вот вертолет зачем?
- Чтобы улететь отсюда!
- Логично. Позволь узнать, куда?
- В глухую тайгу.
Лицо Сибирцева изобразило крайнее удивление:
- В тайгу??? Но тогда вернемся к деньгам, зачем тебе в тайге деньги? 
- Это мое дело!
- Понял. Твое так твое! Эту тему закрыли. А, с чего ты решил дернуть из части? Неужели из-за денег?
- Это тоже мое дело.
- Э, нет, браток. Вот это и мое дело тоже. С меня же, после твоего побега, сразу звезду снимут, а мне жалко – позавчера только получил. Должен же я как-то оправдаться? Или я причинил тебе зло, что ты в отместку так решил меня подставить?
- Вас я не хотел подставлять!
Хотел, не хотел, но подставил. Так что разъясни ситуацию.
 Солдат закурил импортную сигарету, с непривычки закашлялся.
- Ладно, скажу! Девка моя, Галька, в деревне замуж за завклуба собралась. А обещала ждать! Я люблю ее!
- А она? – спросил Сергей.
- Что она?
- Она тебя любит?
Петрушин вздохнул:
- Говорила, что любит!
- Понятно! – Сергей сделал еще несколько глотков.
- А ты ее трогал?
- Ну, было дело.
- Скажу тебе, Коля, дурак ты! Она же бабой стала! Ей теперь мужик нужен. По-любому! А не тронул бы, глядишь, и ждала бы тебя девочкой по-тихому, мужской ласки не зная, а значит, и не испытывая в ней потребности. А ты влюбился и сразу полез на нее, да еще перед армией. Как хочешь, воспринимай мои слова, но ты, Коля, дурак! Вот так-то!
Ты из-за бабы под пулю лезешь! Нет, чтобы отслужить и приехать домой с почетом. А они, невеста твоя с завклубом этим гребаным, пусть смотрели бы на тебя. Ты думаешь, сельский клуб – это тебе казино? И деньги в карман рекой льются? Как бы не так. В селе, Коля, пахать надо. А ты бы во власть махнул, в ту же ментовку, участковым, хотя бы. И сношал бы мозги этому завклубу. Посмотрел бы, как она, твоя ненаглядная, тогда запела бы. А рядом, девок куча. Выбирай любую. За героя всякая пойдет! А ты задумал какую-то херню, только меня позоришь.
Беглец возразил:
- Ага! Отслужишь! Теперь мне одна дорога, если сдамся, в тюрьму!
- Ну, так и в тюрьму! Дадут полгода дисбата, и все! Зато, знаешь Коля, как завклубом тебя бояться будет, когда узнает, что ты дисбат прошел?
- Дисбат за то, что я сделал? Нет, лет пять впаяют, точно, - вновь тяжело и как-то обреченно вздохнул Петрушин.
- Да ладно тебе, - за что пять лет? Сам сдался, никому вреда не причинил, в самоходе – считанные часы, дезертирства не повесят. Остается только хищение оружия, но это же в состоянии аффекта, вызванного сообщением из дома. И, в конце концов, сдашься то ты сам. Можно сказать, вернешься с повинной. Нет, Петрушин, по-моему, даже дисбата тебе не видать! Хотя поговори с прокурором, - спохватился Сергей, - у нас же телефон.
Сибирцев попросил по телефону, чтобы соединили солдата с военным прокурором гарнизона. Они о чем-то долго разговаривали, вернее, говорил прокурор, Петрушин больше слушал.
Наконец солдат положил трубку.
- Ну и что тебе сказали? – спросил Сергей, сделав знак Игорю приготовиться. Еще неизвестно, какое будущее обещал прокурор солдату и не толкнет ли этот разговор Петрушина на агрессивные действия?
- Сказал, что если добровольно вернусь в часть, то могу отделаться и административным взысканием, в порядке исключения.
- Ну вот! А ты – пять лет, вертолет, деньги! Свобода, она, брат, дороже всего, запомни это. А твоей неверной невесте я лично письмо напишу, где отмечу тебя, как геройского парня, выполняющего сложнейшие задания. Пусть сравнит со своим завклубом.
Петрушин засомневался:
- А прокурор не обманет?
- Нет!
- И вы напишете письмо?
- Сказал же! Ну, давай автомат. И пойдем отсюда.
- Прокурор сказал, что я сам должен сдать оружие.
- А кому ты его должен сдать, кроме своего непосредственного начальника, чудила?
Петрушин протянул автомат.
- Ну, пошли, Коля. Про бутылку спросят, скажи – разбилась, хорошо?
- Хорошо! – впервые с момента побега улыбнулся солдат.
Они начали спускаться по лестнице. Петрушин неожиданно спросил:
- А как, товарищ старший лейтенант, закончилась ваша встреча с патрулем?
- Ты о чем?
- Вы рассказывали, когда поднимались ко мне.
 - Это про Свердловск, что ли?
- Ага!
- Да, Сергей, ты так и не закончил свою историю,- напомнил Игорь.
- Любопытные, какие! Как закончилась? Хреново закончилась. Саня Смугалов, сержант наш, как повязки увидел, дает команду всем в кусты. Ну, мы через парапет и ломанулись. А кусты эти не кустами оказались, а вершинами елей, росших по крутому склону. Потому-то и парапет стоял. Вот и полетели мы вниз, по этому склону, пока мордами в мостовую внизу не уперлись. Фейсы разбиты, шинели в клочья. А патруль ржет сверху. Весело им, чертям. Интересуются, что за мудаки вниз нырнули?
Игорь засмеялся. К нему присоединился и Петрушин.

Солдата в сопровождении начальника штаба отправили в часть.
Командир поблагодарил всех за участие в операции и, выслушав доклад Сергея, подозрительно спросил:
- Сибирцев, а чего это у тебя вид не того? И язык заплетается? Ты никак пьяный? А говорил, на службе не пьешь!
- Это все остаточное явление, плюс чрезмерные психологические нагрузки, товарищ полковник!
- А бутылку водки кто выпил? Солдат трезв, Трубаев тоже, остаешься ты?
- А пузырь того, разбился. Не доставили по назначению, может, это и к лучшему.
- И где же осколки?
- В мусоропроводе! – заметно захмелев, Сергей нес уже явную чушь.
- Ладно! За захват беглого вооруженного солдата объявляю вам обоим благодарность, а с тобой, Сибирцев, потом разговор отдельный будет, смотрю, ты на ногах-то еле держишься.
- Мне благодарность нельзя, товарищ полковник, – напомнил Сибирцев, – у меня взыскание, недавнее и наложенное вами же.
- Значит, снимаю ранее наложенное взыскание.
Подошел «уазик», офицеры вернулись в часть. Потом только и было разговоров о том, как Сибирцев и Трубаев брали вооруженного солдата. Тему эту активно обсуждали и в штабе. Игорь возвратился к выполнению своих обязанностей, Сибирцева же комбат отправил в общежитие, приходить в себя от полученной «психологической» травмы, проще говоря – проспаться.   

                11
 
Парково-хозяйственный день закончился. Роту связи от КТП в казарму вел командир взвода прапорщик Леонидов, молодой человек, недавно прибывший в часть после окончания школы прапорщиков. Ротный, капитан Смагин, которому по возрасту и выслуге лет следовало быть как минимум начальником связи полка, с начальником связи танкового батальона, старшим лейтенантом Сибирцевым задержались в парке. Капитан опечатал боксы с техникой, засунул алюминиевую печать в карман летнего танкового черного комбинезона. Взглянул на взводного:
- Ну что, Серый, расслабимся? Заслужили!
Старший лейтенант согласно кивнул:
- Можно! Вот только спирт тяжело пойдет. Жарко.
На улице действительно было 32 градуса, хотя дальше будет хуже, когда термометр начнет зашкаливать за 45 в тени.
Ротный спросил:
- Я предложил пить спирт?
Сибирцев посмотрел на капитана:
- Так за водкой придется в село за «железку» бежать.
Приказом начальника гарнизона продажа спиртного крепостью выше 18 градусов на территории гарнизона была запрещена.
- Хотя, - предложил Сергей, - я могу на велосипеде слетать. Заодно затаримся пойлом и на вечер. Сегодня в Доме офицеров танцы. Вчера в магазин ходил, объявление видел. Начало в 20.00
- Танцы, говоришь? Это хорошо! А кто у вас сегодня с вечера и до утра завтра ответственный?
Сибирцев знал, что именно он должен заступить на это дополнительное, не нормируемое никакими уставами дежурство, узаконенное приказом командира дивизии с целью обеспечения круглосуточного контроля за солдатами срочной службы во всех частях гарнизона.
- Ох, блин, как вся эта мутотень и показуха надоели. Богом забытый гарнизон в дикой степи на краю России и в пятистах верстах от Читы, единственного приличного города в этой песчаной тундре, а понтов больше, чем в кремлевском полку. Меня, Саня, от этой показухи блевать тянет.
Капитан положил руку на плечо взводному:
- Ну-ну! Чего разошелся, Серый?
- Разойдешься тут! Ты же знаешь, что только в выходные возможно помыться в гарнизонной бане, а заодно и постирать шмотки. В остальные же дни обходишься с помощью кипятильника и тазика. Да и, блин, единственную отдушину для холостяка, раз в неделю оторваться на танцах в ГДО, и ту всеми путями стараются перекрыть.
Капитан опустил руку, достал пачку «Друга», указал на курилку с торца казармы:
- Пойдем, покурим!
Обосновавшись в курилке, закурили. Ротный спросил:
- Ну что, Серый, когда роту будешь принимать?
- Да, как тебе сказать, пока команды не было.
- Ничего, на днях меня переводят в штаб дивизии, приказ уже подписан, пойдешь на мое место. Ну, хорошо, а с учительницей у тебя серьезно или по-походному?
- Это с какой, не подскажешь?
- Ну, чего ты дурачка ломаешь? Ведь знаешь, что моя Лариска ее знает.
- Ну, бабы! Ничего мимо не пропустят!
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Люблю ли я ее? Нет! Симпатия есть, любви нет. Да этой любви у меня ни к кому, кроме матери, не осталось. Сплю с Валей? Это, извини, не твое дело! Что будет дальше, не знаю! И не хочу знать! Пусть все идет, как идет! Чем-нибудь да закончится. Или, напротив, начнется! Ну, что насчет расслабухи? Или передумал?
Ротный встал:
- Не передумал. И ты прав. Идет оно все к черту! Я вот тоже десятый год в капитанах хожу! Три округа сменил. Иногда думаю – и чего я до сих пор в армии парюсь? Лариска говорит, давай до пенсии дослужим. А до нее недолго осталось.
Поднялся и Сибирцев:
- Ну да. С пенсией на гражданке веселей жить будет.
- Конечно! Слушай, вот что! Ты же, как начальник связи, всем управлением батальона рулишь? У тебя командир взвода управления, прапорщик, молодой?
- Молодой!
- Ему практического опыта в работе с личным составом набираться надо?
- Обязательно!
- И авторитет зарабатывать надо! Иначе, какой из него командир взвода, так?
- Абсолютно верно!
- Вот и поставь его ответственным.
Старший лейтенант поднял указательный палец правой руки вверх:
- Очень мудрое и своевременное решение! Как говорится, молодым везде у нас дорога. Вот и флаг ему в руки, пусть шагает по этой дороге строевым, парадным шагом.
Из-за кустов неожиданно появился солдат с красной повязкой на левой руке и белой надписью «дежурный по штабу». В руках он держал бордового цвета журнал. Козырнул:
- Товарищ капитан, разрешите обратиться к товарищу  старшему лейтенанту?
Смагин спросил:
- Чего тебе?
Рядовой указал на журнал:
- Товарищу  старшему лейтенанту тута расписаться надо.
Сибирцев воскликнул:
- Чего? Ты чего, боец, притащил? Книгу нарядов?
- Так точно! Помощник начальника штаба приказал передать, что вы сегодня заступаете дежурным по полку.
- А не пошел бы ты вместе с ним…
Смагин осадил взводного:
- Ну, чего ты на солдата срываешься? Он-то в чем виноват? Ему приказали, он и выполнил приказ.
Сибирцев подошел к молодому парнишке:
- Ладно, извини! Дай-ка мне этот журнал.
Рядовой передал книгу нарядов офицеру. Лейтенант раскрыл ее:
- Точно, дежурство по части, и сегодня. Он что, охренел, этот Жогов? Что за привычка стала дежурными по полку ставить командиров взводов? Что начальников служб, замов комбатов и ротных мало, ведь согласно устава, это их прерогатива? Не, ты глянь, Сань! Сначала был внесен лейтенант Булыгин, потом зачеркнут, а вместо него меня вмандили.
- Ну что ты хочешь? Булыгин же молодой перспективный ротный. У него дела поважней, ему расти надо. Да и перед генеральским сынком все на цирлах ходят.
Да? Ну уж хрен они угадали!
Сибирцев достал из кармана шариковую ручку. Зачеркнул свою фамилию и выше написал –  дежурным по полку девятого июня заступает помощник начальника штаба полка капитан Жогов. И расписался – старший лейтенант Сибирцев. Закрыл журнал, передал его посыльному:
- Иди боец в штаб прямиком к капитану Жогову и отдай ему книгу нарядов. Понял?
Солдат сжался:
- А мне ничего не будет?
- За что? Тебе приказали найти меня?
- Так точно!
- Приказали, чтобы я расписался в книге нарядов?
- Так точно!
- Приказали передать, что я заступаю в наряд?
- Так точно!
- Ну вот! Ты и нашел меня, и передал то, что требовалось, я расписался. А что дописал, так это тебя не касается. Ты приказ выполнил. Так что смело дуй в штаб и ничего не бойся. Свободен!
Рядовой, улыбнувшись, ответил:
- Есть!
И, развернувшись, побежал в сторону штаба.
Смагин укоризненно покачал головой:
- Зря ты так, Серега! Жогов злопамятный!
- Да знаю я его, Саня. Он у нас в танковом батальоне взводным был. Для всех свой в доску парень, и в то же время стучал на всех помаленьку. Чмо болотное! Представляю, как он взовьется, прочитав мою запись. Ну и хрен с ним. Мы-то с тобой в магазин идем? Или так и будем в части отираться? Считай, уже час потеряли.
Капитан сказал взводному:
- Знаешь что, Серый! Послушай совета. Иди-ка ты в штаб да прикрой скандал. Тем более командир и начальник штаба к тебе хорошо относятся и на месте они сейчас. И в наряд заступи. Ничего не случится. Подумаешь, сутки в выходные отстоять. Да и идти нам никуда не надо. Как вернешься из штаба, пойдем ко мне домой. В холодильнике пузырь стоит. Лариса обедом накормит. До развода отоспишься. И все будет нормально. Зачем тебе лишние проблемы? Да и мне тоже?
- Да? Так бы и сказал, что тебе проблемы не нужны…
Слова старшего лейтенанта прервал все тот же солдат-посыльный. Запыхавшись от бега, он обратился к Сибирцеву:
- Товарищ лейтенант, вас срочно вызывает начальник штаба полка!
Сибирцев кивнул солдату, повернулся к ротному:
- Придется идти! Да это и к лучшему! Так ты дождись, пузырь мы с тобой все же сегодня уговорим.
- Ты только без глупостей, Серый.
Сибирцев хлопнул посыльного по плечу:
- Ну что, служивый, пойдем?
- Так точно, товарищ  старший лейтенант!
- За журнал сильно досталось?
- Да не сказать, чтобы очень. Думал, хуже будет!
- Ничего, держи хвост пистолетом. И помни – дембель неизбежен!
Штаб мотострелкового Порт-Артурского полка находился в отдельном двухэтажном здании перед двумя четырехэтажными блочными, выкрашенными желтой охрой, казармами.
На входе курил дежурный по полку, товарищ Сибирцева, командир танкового взвода лейтенант Шевченко, который носил по две маленькие звездочки на погонах уже шестой год. Это говорило о том, что службистом Шевченко был еще тем. При виде  Сибирцева лейтенант улыбнулся:
- Привет, Серый! Приятный сюрприз подкинул тебе Жогов. Лучше не придумаешь!
- И чего ты скалишься? Если мне менять тебя, то я могу задержать твою персону в штабе до полуночи. И обломятся, тебе, Федя, танцы.
- Ну, во-первых, на такую подлянку ты не способен, а во-вторых, я тоже не пацан и за службу, как знаешь, особо не держусь. Положу пистолет в сейф, ключи на стол – и до свидания. Так что никакого облома не будет.
- Да ты у нас борзый! Не знаешь, почему взводные вдруг стали дежурными по полку ходить?
- Да не вдруг, а только мы с тобой из взводных и ходим. А почему? Вот ты идешь к начальнику штаба, у него и спроси.
- Ну ладно, начальник штаба у себя?
- У себя!
- Один?
- Не-а! С товарищем капитаном  Жоговым!
- И как Жогов среагировал на мою запись в книге нарядов?
Шевченко рассмеялся:
- Этого, Серый, словами не опишешь! Но зацепил ты его хорошо. Лично я давно такого удовольствия в нарядах не получал.
Сибирцев достал сигарету. Шевченко посоветовал:
- Ты бы потом покурил! Сначала лучше отстреляться у начальника штаба.
Сергей махнул рукой:
- Плевать! Подождут! Дай спички, мои закончились.
- Может, трояк одолжить, а то, смотрю, обеднел?
- Рот прикрой! Это мой тебе совет!
- Понял! Держи!
Сибирцев прикурил сигарету, сунул спички в свой карман.
Лейтенант, было, воспротивился подобной экспроприации, но Сибирцев хлопнул друга по груди:
- Не дергайся. На трояк ты сотню коробков купишь.
Лейтенант не обижался на Сибирцева, искренне уважая этого независимого, умеющего себя держать достойно перед любым начальством и при любых обстоятельствах офицера.
- Это не я, это ты, Серый, борзый! Но хрен с ними, со спичками. Ты мне вот что скажи, будешь до конца от наряда отмазываться?
- Посмотрим!
- Если что, я на твоей стороне!
- Знаю!
Сибирцев сделал пару затяжек и обернулся. В предбаннике показалась машинистка штаба Катя Назарова, довольно привлекательная женщина двадцати пяти лет. Холостячка.
Она подошла к офицерам, поздоровалась с Сибирцевым:
- Привет, Сережа!
Женщина сощурила в меру подкрашенные глаза:
- Сережа, приходи вечером в гости! Посидим, шампанское выпьем. Ну, а потом я скажу тебе, что хочу!
И рассмеялась:
- Ну как, Сергей? Придешь?
Вперед выступил Шевченко:
- Он, Катюша не сможет! Видишь ли, в наряд заступает, меня меняет. А вот я, как сменюсь, весь к твоим услугам. Все розы возле штаба оборву и брошу к твоим ногам.
- Дурное дело нехитрое. Сложнее найти путь к сердцу дамы без подарков.
- Так можно и без цветов…
Екатерина вздохнула:
- Эх, Федя, Федя, ты с виду мужик ничего, а вот любовник, видимо, никудышный.
- Откуда тебе знать?
- Да видела позавчера утром, как тебя Вера Сайфулина из дома чуть ли не веником выгоняла. Что, не угодил Верунчику?
Сибирцев прервал перебранку дежурного офицера с машинисткой штаба:
- Давайте, воркуйте дальше без меня, а я к начальнику штаба.
Екатерина спросила:
- Так мне ждать тебя?
- Тебе же Федор русским языком сказал, в наряд я сегодня заступаю.
- А после наряда? Я терпеливая.
- Нет! Не ждать! Не приду!
- Ну, конечно, у тебя же роман с Валентиной! Как же я забыла! И что вас, военных, больше на гражданских тянет? Ну, да ладно, иди своей дорогой и считай, пошутила я! Удачи!
- Спасибо!
Сибирцев поднялся на второй этаж и без стука открыл дверь кабинета начальника штаба полка:
- Разрешите войти, товарищ майор?
Начальник штаба, сидящий за своим рабочим столом, ответил встречным вопросом:
- А ты разве еще не вошел? Проходи. Присаживайся.
Старший лейтенант устроился на старом скрипучем стуле напротив начальника штаба.
Жогов тут же поднялся:
- Не буду вам мешать.
Проводив взглядом своего помощника, майор Тесля обернулся к Сибирцеву:
- Что означает твое поведение, Сибирцев?
- А в чем, собственно проблема, Василий Иванович?
- Он еще спрашивает! А это что?
Начальник штаба бросил на стол совещаний книгу нарядов.
- Не ты ли сегодня Жогова в наряд определил? Что за детские выходки, Сергей? Ты же опытный, заслуженный  офицер, а занимаешься черт-те чем, мальчишеством каким-то!
- Ну, о том, что я нормальный офицер, в гарнизоне все знают, а запись в книге – так это форма протеста против несправедливости, нарушения устава внутренней службы
- Вот как? Форма протеста! Чего ж тогда вообще не порвал журнал к чертовой матери?
- А зачем? Сделал так, как посчитал нужным. Вы же помните Жогова по танковому батальону, когда были у нас комбатом? Каким он стукачом и чмо был, таким и остался.
Начальству готов открыто задницу лизать, лишь бы оценило. Младших офицеров презирает, солдат вообще за людей не считает! Вот скажите, на каком основании дежурными по полку ставят командиров взводов, а не, как положено по уставу, вышестоящих офицеров? Или это опять козни Жогова?
Тесля поднял руку:
- Ну, во-первых, не всех командиров взводов, а лишь тех, кому мы с командиром полка доверяем и лишь в исключительных случаях. А во-вторых, ты, можно сказать, без пяти минут ротный. Ты мне насчет протеста против назначения в наряд ситуацию разъясни.
- Объясняю! По графику сегодня дежурным по части должен был заступить лейтенант Булыгин. И первоначально его фамилию занесли в книгу. Но потом Жогов освободил Булыгина и поставил вместо него меня. Спрашивается, почему? Что, молодой ротный внезапно заболел? Или у него что-то в семье произошло? Если так, то никаких вопросов. Но, оказывается, Жогов освободил Булыгина потому, что тому в понедельник, заметьте, не завтра, в воскресенье, а в понедельник, предстоит ехать на партконференцию в Читу. Узнав, что он идет в наряд, Булыгин побежал к замполиту и поплакался. А тот рад помочь генеральскому сынку, а вдруг это в будущем зачтется, и подсказал Жогову поменять Булыгина в наряде. Ну и с какой такой радости я должен заступить в наряд вместо здравствующего и цветущего лейтенанта? Да плевать я хотел на их партконференцию. И мне по барабану, как на это будут реагировать ваш помощник и замполит полка!
Начальник штаба спросил:
- Мои приказы тебе тоже по барабану?
- Ваши – нет!
- Тогда я приказываю тебе сегодня заступить в наряд!
- За-ме-ча-тель-но! И чего тогда столько времени на пустую болтовню тратили? Вздрючили бы меня за книгу нарядов перед Жоговым, а еще лучше в присутствии замполита, майора Волгина, объявили выговор и отдали бы свой приказ.
- Ну, это мне решать, что делать. Приказ ясен?
- Так точно! Есть заступить в наряд! Разрешите идти?
Майор поднялся:
- Жениться тебе надо, Сергей! Семьей нормальной обзаводиться. Тогда угомонишься. По себе знаю! Таким же борзым в молодости холостяцкой был. Офицером на «губе» больше просидел, чем курсантом в училище. А женился – новая жизнь началась. Сложный ты человек, Сибирцев, не по годам сложный!
- Разрешите идти?
- Иди!
Сибирцев, наконец, покинул кабинет начальника штаба части.
В дежурке его ждал Шевченко. Лейтенант спросил:
- Ну как, Серый? Видно, по-серьезному тебя дрючил начальник штаба, долго заседали. Чем все закончилось?
- Ничем. Готовься к смене и развод строй вовремя.
- Так ты заступаешь в наряд?
- Заступаю.
Шевченко вздохнул:
- Разочаровал ты меня! Думал до конца пойдешь!
- Думал и передумал.
- Вот теперь урод Жогов доволен будет. Самого Сибирцева обломал.
- Запомни, Федор, кишка тонка у Жогова и Волгина обломать старшего лейтенанта Сибирцева. Это же и другим передай, кто рот откроет. А в наряд я заступаю исключительно потому, что такое решение принял начальник штаба, которого я уважаю, запомнил?
- Да мне-то чего запоминать? Я-то тебя понимаю.
Сибирцев достал сигареты:
- Пойдем в курилку, а то выйдет замполит, шуму не оберешься.
Офицеры пошли в место для курения.
Затянувшись, Сибирцев спросил:
- Катерина слиняла?
Шевченко кивнул:
- Давно, как ты к Тесле направился.
- Так и не смог к ней клинья подбить?
- Попробую ее сегодня на танцах охмурить, а там, как получится.
- Если не нажрешься до танцев.
Шевченко тяжело вздохнул:
- Если не нажрусь.
Лейтенант слыл в гарнизоне отчаянным гулякой, преданным почитателем Бахуса и влюбчивой натурой, за что многие его называли гусаром. Женщины принимали его, но те, кто сами не прочь погулять. Начальство же махнуло на Федора рукой. Воспитывай, не воспитывай – толку никакого. Попробовали уволить, оформили все чин чином через суд чести младших офицеров, но документы завернули в штабе округа. Ходили слухи, что замполит полка готовит очередной суд чести, но это совершенно не волновало лейтенанта. Хотя в принципе Шевченко был неплохим парнем. Да, гуляка, любитель выпить и приласкаться к женщине, но не подлец. Человек, на которого в серьезном деле или опасной ситуации можно положиться. К тому же взвод держал. И не на страхе, а на уважении подчиненных. Он не панибратствовал с солдатами. Порою был резок, но всегда справедлив. А это качество больше всего ценят солдаты в своих командирах. Поэтому, несмотря на то, что в полку, да и во всем гарнизоне, считался раздолбаем, взвод его из года в год все проверки сдавал только на «отлично». И у него в подразделении не то что «дедовщины», а даже намека на неуставные взаимоотношения не было. Умел лейтенант работать с людьми. И если бы не своевольный, бунтарский характер, то сделал бы вполне приличную карьеру. Но Федя, безупречно командуя взводом, совершенно безразлично относился к карьере. Он мог в один день умудриться получить именные часы из рук главкома сухопутных войск за отлично выполненную боевую задачу и пять суток ареста от комдива за употребление спиртных напитков в служебное время.
Шевченко повторил:
- Ты прав, Серый, если не нажрусь. Ведь в общагу придешь, а там Гоша, начальник столовой 76-го полка. У него, наверняка, литруха припасена, тем более на сегодня, когда есть танцы в ГДО. Как не выпить? А я понемногу не могу. Врежешь бутылку – мало, заглотишь вторую – мало, а после третьей врубаешься – много. И ничего с собой поделать не могу.
Сибирцев предложил:
- А ты после наряда в общагу не ходи.
Лейтенант удивился:
- Куда же мне идти? Прямиком к Катьке?
- Сменишься, пойдешь ко мне на хату. Ключ я тебе дам. Там помоешься, вода в бочке должна остаться, перекусишь, гражданку какую-нибудь подберешь и двинешь на танцы. Шампанским затаришься в военторге. И… вперед, завоевывать Екатерину. Не получится, зацепишь кого-нибудь из городка или из поселка. Но чтобы в шесть утра хата была пуста. Как тебе такое предложение?
Физиономия Федора расплылась в улыбке:
- Серый! Ты, в натуре, мужик! Ух, чую, оторвусь сегодня! Спасибо, Серый!
- Не за что. Пользуйся, пока я добрый! Ладно, мне еще к Смагину зайти надо. Обещал. В 18.00 буду на плацу. Ствол получу позже, как в штаб вернемся. Давай, до встречи!
- Давай, Серый! И помни: я всегда с тобой, что бы не произошло!
- Помню!
Выбросив окурок, Сибирцев через КПП направился по бетонке в городок, где в одной из семи пятиэтажек проживал  ротный, капитан Смагин с женой Ларисой.


В 18.00 старший лейтенант Сибирцев вышел на плац полка, где выстроился личный состав внутреннего наряда части. Принял доклад помощника дежурного по полку молодого прапорщика Сагитова Равиля. Развод провел быстро, как всегда. Проверил караул, внешний вид и знание своих обязанностей  лицами, заступающими в наряд, вручил пароль начальнику караула и отдал приказ на заступление. Бойцы прошли по плацу строевым шагом и разошлись по подразделениям и объектам несения службы.
Сибирцев подозвал к себе дежурного по парку прапорщика Ишкова, спросил:
- Ты в порядке?
Начальник вещевого склада, и по совместительству временно исполняющий обязанности начальника столовой, частенько заступавший в наряд не совсем трезвым ответил:
- А чего мне будет?
- Водку сегодня не пьянствовал?
- Нет! Но, Серый, может, после отбоя сообразим ужин? Повара картошки пожарят, за самогоном в городок смотаюсь, а?
- И зависнешь в ГДО, да?
- О чем ты? На хрену я видел эти танцульки. А на ****ей наших гарнизонных вообще смотреть не могу. Подпоят мужей да виляют задницами перед летехами молодыми. Так как насчет ужина?
- Не знаю, видно будет.
- Понял! Но все приготовлю.
Сибирцев посоветовал Ишкову:
- Ты, Петя, лучше о службе бы думал.
- Да куда она денется? Первый раз что ли?
- Ладно, иди. Принимай наряд, проверь все пломбы и печати, и чтобы бойцы на месте были.
- Само собой! На доклад о приеме в штаб идти?
- По телефону позвонишь. И особое внимание дежурной машине. Без меня не выпускать. Понял?
- Какой разговор?
- Ну, давай! Неси службу бодро, ничем не отвлекаясь. Я в дежурку.
Старший лейтенант направился к штабу.
Шевченко ждал его на крыльце.
Сибирцев спросил:
- Ты чего тут торчишь? Журналы заполнил?
- Давно! Вот только Жогов в штабе. Минут десять назад пришел, сейчас у себя в кабинете сидит. И чего приперся?
Сибирцев усмехнулся:
- А ты не понял?
- Из-за доклада?
- Конечно! Раз кто-то из командования части находится в штабе на момент смены наряда, то дежурные обязаны явиться на доклад к начальнику.
- Да какой он нам начальник, так, вошь на гребешке. Пришел, сука, чтобы нам мозги покрутить. Теперь часа полтора потеряем.
- А кто сказал, что мы пойдем к нему на доклад?
- Так воплей потом будет!
- Будет, ну и что? Хотя, смотри сам. Ты можешь доложить Жогову, а я к нему не пойду. И решай: либо расписываемся в журнале и ты сваливаешь на мою хату, а потом на танцы, или проводим смену как положено. Это у тебя наряд кончился, а у меня целые сутки впереди, спешить некуда.
Лейтенант махнул рукой:
- А пошло оно все на хрен. Проверяем сейф с пистолетами, сдаю ствол, расписываемся, и валю отсюда.
Сибирцев и Шевченко, не дождавшись докладов начальников караулов, дежурных по батальонам, парку и столовой, расписались в журнале приема-сдачи дежурства по части. Что являлось нарушением установленных правил, но что давно практиковалось в выходные дни всеми офицерами полка, докладывавшими о смене по телефону непосредственно командиру полка.
Посчитав пистолеты и боеприпасы офицеров и прапорщиков полка в сейфе, лейтенант, разрядив магазины, поставил пистолет в ячейку, передал нарукавную повязку Сибирцеву:
- Ну что, все?
- Да вроде бы. Держи ключи от хаты и веди себя там не очень буйно. За собой чтобы все убрал. Ключи оставишь у дежурной в общаге. Я не намерен завтра вечером искать тебя по всему городку.
- Не волнуйся, Серый. Все будет чики-чики! Погнал я!
- Давай!
Сибирцев проверил работу пульта оповещения, систему секретной связи, телефоны.
Прошли доклады из караульного помещения, батальонов, парка и столовой. Ишков напомнил, что к полуночи заказан ужин.
Сибирцев взял с тумбочки свежий номер газеты «Красная Звезда». И тут в дежурку зашел капитан Жогов.
Сибирцев обернулся, посмотрел на бывшего сослуживца и, как ни в чем не бывало, вернулся к чтению передовицы газеты.
Помощник начальника штаба рявкнул:
- Встать!
Сергей медленно поднялся. Поправил на ремне портупеи кобуру с пистолетом, спросил:
- Ты чего орешь, капитан? Здесь глухих нет!
Жогов побагровел:
- В чем дело, товарищ старший лейтенант?
- Это у тебя надо спросить!
- Что?!! Не сметь мне тыкать!
- А ты не заслужил, чтобы к тебе обращались на «вы»! Что еще?
- Где Шевченко?
- Сдал наряд и ушел. Отдыхать.
- Кто разрешил смену?
- А кто ее запрещал?
Сибирцев старался говорить спокойно, но чувствовал, что надолго спокойствия не хватит. Жогов же вновь вскричал:
- Вы обязаны были доложить мне о смене! Почему не сделали это? Хрен на службу положили? Так я вам положу! Я вам устрою веселую жизнь!
- Слушай, Валера, а не пошел бы ты на хер?
- Что?!! Ты… ты… в своем уме? Ты… трезв?
- Я в своем уме и трезв, а вот ты, по-моему, явно не в себе. Так  что иди, куда послал, не мешай службу нести! 
- Да я тебя!
Сибирцев подошел к капитану, схватил его за рубашку:
- Что ты меня? Ну? Договаривай!
Жогов попытался вырваться, но не смог, только рубашка затрещала по швам.
 Сибирцев процедил:
- Не дергайся, себе хуже сделаешь.
Жогов был бледен, как смерть:
- Ты понимаешь, что делаешь, Сибирцев? Захотел под трибунал?
Старший лейтенант оттолкнул от себя помощника начальника штаба, так, что тот сел на топчан, предназначенный для дневного отдыха дежурного офицера:
- Я-то все понимаю. А плохо, что ты ничего не хочешь понимать. Но я предупредил тебя. А ты знаешь, слово я всегда держу. Не нарывайся! За таких подонков, как ты, не сажают! А сейчас проваливай! И подумай, как вести себя дальше, начальник!
Сибирцев сел на стул и вновь взял в руки газету.
Жогов поднялся, поправил рубашку, погоны:
- Ну, Сибирцев, ой как ты пожалеешь о сегодняшней выходке. Я так просто это дело не оставлю.
- Ты еще здесь? Помочь выйти?
- Негодяй!
Капитан выскочил в коридор. Тут же из предбанника донеслось:
- Ну что встали, как истуканы? Вы, товарищ прапорщик, почему не на рабочем месте?
Жогов разносил помощника дежурного по части, прапорщика Сагитова и наряд по штабу.
- Подтянуть ремни. По два наряда каждому, а вы, прапорщик, завтра зайдете ко мне.
Жогов выскочил на улицу и бегом направился в сторону военного городка.
Сибирцев вышел в предбанник. Помощник и посыльные стояли в растерянности. Прапорщик спросил:
- А чего это капитан взбесился, товарищ старший лейтенант? Солдатам наряды вне очереди объявил. За что?
Сибирцев сказал:
- Не обращайте внимания, такое с ним бывает! Забыли об инциденте и все!
- Товарищ старший лейтенант, я… Я хочу сказать, что если кто будет спрашивать из начальства, что произошло сегодня, то будьте уверены, я отвечу, что ничего не слышал и ничего такого не видел. В общем, скажу, что никакого скандала не было. И бойцы подтвердят мои слова.
Сибирцев рассмеялся:
- Ну и хитер ты, Сагитов! Верно, никакого конфликта не было! Садись за пульт, я пойду в столовую, ужин на носу. Одного посыльного я заберу с собой. Вернусь, пойдешь ужинать с другим бойцом.
Проверив готовность ужина, сняв пробу и разрешив раздачу пищи, Сибирцев объявил построение полка.
Подразделения выстроились на плацу. Отправив их в столовую, Сергей прошел в парк боевых машин.
Прапорщик Ишков сидел на кушетке и, морща лоб, вертел вошедший в моду кубик Рубика.
Сибирцев от дверей КТП спросил:
- Что, Петя, не получается собрать кубик?
Прапорщик поднял глаза на офицера:
- Да, ни хрена не получается. Крутишь его козла, и так и этак, а он все одно  встает разными цветами.
Сибирцев присел возле пульта КТП:
- Согласен, а собирается он просто!
Взяв кубик, старший лейтенант через несколько минут вернул его собранным прапорщику, вызвав у того искреннее изумление:
- Ну ни хрена себе! А как ты его? И вертел недолго.
- Я тоже с этим кубиком в свое время помучался. А потом в журнале «Наука и жизнь» наткнулся на статью, где давался порядок сборки. Запомнил, потренировался, и вот результат!
- Мне нарисуешь эту схему сборки?
- Я тебе журнал отдам.
- Это ништяк! Только уговор, Серега, о журнале никому ни слова. У нас никто кубик не собирает. А я возьму и перед построением соберу. Вот мужики удивятся.
- Договорились!
Прапорщик напомнил:
- Насчет ужина еще не решил?
Старший лейтенант махнул рукой:
- Давай! На пузырь деньги найдешь?
- Обижаешь!
- Ладно, посидим, но только не сразу после отбоя, мне еще надо караул проверить.
- Понял! У тебя все нормально? А то вид какой-то непонятный.
- Да так, с Жоговым сцепился.
Прапорщик вздохнул:
- Эх, смотри, Серый, сожрут эти псы, Жогов с замполитом. Ты же им как кость в горле. Впрочем, за это тебя и уважают мужики в полку.
- Подавятся, Петя!
- Ну, гляди! Жаль будет, если они верх возьмут. Правда, командир и начальник штаба, непонятно почему, тебя поддерживают.
- Хорош об этом, Петя! Короче, где-то после часа я, проверив караул и казармы, приду.
В дежурке помощник сообщил Сибирцеву, что звонил командир полка. Сказал, как объявится дежурный, чтобы связался с ним.
Сергей сел за пульт, пододвинул телефон и набрал номер квартиры Румянцева. Почти сразу услышал:
- Слушаю!
- Дежурный по полку старший лейтенант Сибирцев. Вы…
Командир прервал офицера:
- Ты что себе позволяешь, старлей?
Сергей прикинулся удивленным:
- В смысле?
Полковник повысил голос:
- В прямом, Сибирцев, в прямом! Как ты посмел на офицера, старшего тебя по должности и званию, руку поднять?
- О чем вы, товарищ полковник?
- Ты чего дурочку ломаешь? При заступлении в наряд ничего не произошло?
- Ничего особенного!
- Да? А кто Жогова за грудки хватал, грозясь избить? Хрен в кожаном пальто?
- Никто Жогова не трогал. Это он наорал на весь наряд по штабу и на меня, как на пацана, забыв, что я такой же офицер, как и он.
- Но почему вы с Шевченко не доложили Жогову о смене?
Сибирцев ответил:
- Шевченко здесь не при чем. Это я решил не беспокоить Жогова, думая, что у него в штабе срочное дело, раз он вечером явился. Вам звонили, но вы не ответили.
- Я все время был дома!
- Значит, связь не сработала.
- И как, по-твоему, я должен отреагировать на рапорт Жогова, который он грозился в понедельник положить мне на стол?
- Это, смотря, что укажет в своем рапорте Жогов. Я тоже подам рапорт. И у меня будут свидетели безобразного поведения помощника начальника штаба. А вот кто подтвердит его писанину, я не знаю.
- Как же ты достал меня со своими стычками с вышестоящими офицерами, а я тебя на роту рекомендовал! Иди ты к черту, Сибирцев!
- С удовольствием! Кому передать дежурство?
- Ты у меня пошуткуешь! Я с тобой завтра поговорю!
- Понял! Только прошу беседу провести или до 10.00, или после 14.00, не во время положенного мне отдыха.
Командир полка бросил трубку.
Приняв доклады дежурных по подразделениям о проведении вечерних поверок, и проверив порядок в казармах, Сибирцев в 22.00 объявил отбой.
Доложив оперативному дежурному по дивизии о том, что в полку все нормально, старший лейтенант поднял трубку телефона, набрал номер КТП.
Ишков ответил:
- Дежурный по парку слушает!
- Сибирцев! У тебя все готово?
- Конечно! А ты в карауле был?
- Нет! Сейчас иду проверять.
- Пока подойдешь, из столовой горячей картошки поднесут. А самогон взял еще до отбоя!
- Хорошо! Жди!
Сибирцев повернулся к помощнику:
- Я в караул, а затем в парк, часа через полтора буду. Если что, звони.
- Да все будет нормально, первый раз, что ли?
Проверив несение службы в карауле, Сибирцев зашел на контрольно-технический пункт, где уже на табуретке стояла сковорода, на пульте бутылка самогона с двумя кружками.
Сибирцев присел на топчан:
- Наливай по полной, Петя!
- Как скажешь!
- Дежурный по части и парку выпили, закусили.
Закурив, прапорщик сказал:
- Это, конечно, не мое дело, Серый, но твоя Валентина на танцах с Михайлычем, старлеем из стройбата, нехило зажигала!
- Откуда это тебе известно? Я же предупреждал, не ходить в ГДО!
- Я и не заходил. Ты забыл, какие окна в Доме офицеров? С улицы все видно. Я бутылку на хате взял и назад темной стороной. На ГДО глянул, а там учительница твоя во всех позах гнется в руках у Михайлыча. А сбоку Казбек, начвещ 75-го полка, пристраивается. Валька смеется, вешается на обеих. Может, спьяну голову потеряла? Я обалдел. Базара теперь будет на весь городок.
- Черт с ними! Да и не моя она, так, иногда расслаблялись.
- Вроде баба скромная, а тут? С чего она разошлась?
- Хорош, Петь! Разливай, что осталось, да пойду я в штаб. Помощнику отдыхать надо.
Офицеры допили водку, опустошили сковороду.

Ночь прошла без происшествий. В 6.30 Сибирцев был на плацу полка. В воскресение с подъема «доблестный» замполит надумал спортивный праздник. Комбаты и командиры рот выводили подразделения на зарядку. В 7.00, в спортивной форме, подъехал командир полка. Отмахнувшись от доклада дежурного по полку, он пригласил Сибирцева в свой кабинет:
- Ну, товарищ старший лейтенант, рассказывайте о конфликте с капитаном Жоговым.
- А рассказывать-то не о чем. Жогов погнал дурь, я ответил.
- Капитан намерен завтра обратиться к командиру дивизии.
Сибирцев пожал плечами:
- Это его право! По мне, пусть хоть к министру обороны записывается.
- Да! Ну, помощник начальника штаба, черт с ним! Поговорю с комдивом, может, удастся его спихнуть в другую часть. К нему, кроме тебя, у многих офицеров претензии имеются. Но и тебе, старлей, меняться надо.
- Надеюсь, вы это не серьезно, товарищ полковник?
- Очень даже серьезно, Сибирцев. Кто ночью с дежурным по парку водку пил?
Сибирцев покачал головой:
- Да! Неплохо! Пил я, а вот кто заложил так оперативно, ума не приложу! Неужели бойцы наряда?
- Какие к черту бойцы? От вас с ним до сих пор перегаром несет. Ну, скажи. Кто дал тебе право употреблять спиртные напитки в наряде? Да еще с прапорщиком-подчиненным?
- Никто не давал! Признаю, виноват!
Полковник сел на краешек рабочего стола:
Странный и противоречивый ты человек, Сибирцев! Отзывы по службе – отменные, на последних учениях отлично себя показал, даже, можно сказать, меня от неприятностей спас, в подразделении порядок, и тут же конфликты с офицерами штаба полка, замполитом и секретарем партбюро. Как так можно? С твоими данными служи и служи до высоких чинов, ан нет, что-нибудь да выкинешь. Эх, Серега, Серега! Подумал бы ты о своей дальнейшей жизни. Я ж помочь готов всегда. Скоро роту получишь, звание, там уйдешь на начальника связи полка и в академию, а?
- Спасибо! Я подумаю!
- Он еще думать будет! Тьфу! Ладно, иди, отдыхай!
Сибирцев присел перед сном на скамейку курилки. Закурил. На душе было муторно. Действительно, жизнь складывается как-то по-идиотски! Ни службы нормальной, ни семьи, никакой радости. Сплошные проблемы. Да и те создаваемые самим собой. Прав Румянцев, надо менять жизнь.
Выбросив окурок и тяжело вздохнув, старший лейтенант прошел в дежурку. Помощник уже сидел за пультом. Сергей прилег на топчан, переложив пистолет из кобуры под подушку. В голову лезли мысли о Вале. Правильно ли он делает, обрывая с ней отношения? Валентина неплохая девчонка, ей семья нужна. Но что делать, если он, Сибирцев, ее не любит? Ну не любит и все! Да, он спал с ней. И что? Ведь он ничего не обещал, не обманывал. Просто мужчине нужна была женщина, женщине – мужчина. Но тогда почему ему сейчас так плохо? В чем он виноват? От этих мыслей можно с ума сойти! Надо разогнать их, уйти от них, прекратить думать о ней. А время расставит все по своим местам. Все равно теперь хода назад нет. Все! Отрезано!
Кое-как в одиннадцатом часу старший лейтенант уснул.               
               
После обеда в комнату дежурного по полку постучал сержант из строевой части:
- Товарищ старший лейтенант, тут письмо на вашего друга командиру полка пришло. Может вам интересно будет посмотреть?
- На кого?
- Капитана Трубаева.
- Трубаева, говоришь? Ну, неси, посмотрим.
Письмо было из Пресногорьковки, где они не так давно были на целине.
Сибирцев ознакомился с содержанием пакета, хмыкнул, и задумался.
- Саня, ты можешь его до завтра придержать? - попросил он сержанта, своего бывшего подчиненного.
- Могу, товарищ старший лейтенант.
- И, я тебя попрошу, пока никому о нем…
- Понял!
- Спасибо, иди.
- Есть! - сержант вышел из дежурки.
Сергей позвонил в батальон:
- Игорь, мать твою! - воскликнул он. – Ты в полной заднице!
- Что случилось?
- Письмо пришло из Пресногорьковки…
Игорь побледнел. Полгода тому назад они были в Казахстане на уборке урожая, где Игорь и познакомился с красивой девахой из деревни Пресногорьковка Кустанайской области, что раскинулась в трех километрах от их полевого лагеря. Как и где Игорь ее откопал, Сергей не знал. Но запал на нее Игорек, словно мальчишка. Девица оказалась строгих правил. У них в деревне не принято было на сеновал без венца ходить. Но отступиться Игорь не мог: весь горел. Потому, скрепя сердце, согласился жениться. Правда, удостоверения не стал показывать, мол, оставил в части. «Да ничего: штамп в сельсовете потом поставим, главное, я люблю тебя, милая». Свадьбу закатили на всю деревню. Столы поставили прямо во дворе. И так Игорь приглянулся местным мужикам, что стал, как родной.
Потом была первая ночь, полная страсти и огня, за ней еще и еще, пока супруга Игорю не наскучила. Жениться по-настоящему он не мог и не хотел. Не в Даурию же  в самом деле ее везти.
Уборка вскоре закончилась и «целинный» батальон вернулся на зимние квартиры. Письма от «полевой жены» Игорь получал каждый день на адрес офицерской общаги и вот однажды его вызвали на переговоры, где в слезах и отчаянии подруга сообщила ему, что выезжает в Забайкалье для дальнейшей совместной жизни. Игорь не на шутку испугался и ляпнул первое, что пришло в голову, а именно то, что его отправляют в Афганистан и их долгожданная встреча, увы, переносится на более позднее время.
Игорь уговорил Сергея помочь в его авантюре. Тот отнекивался до последнего. Но, в конце концов, сдался под напором товарища и, проездом в очередную командировку, заехал в деревню с горестной вестью.
- Игорь погиб в командировке в Афганистане, - сообщил Сергей семье «покойного».
Вой стоял на всю округу. Три дня ревела деревня. Громче всех молодая жена. Крупные слезы стекали по нежным щекам. Для Сибирцева это были тяжелые дни. Столько самогона он не выпил за все время службы.
Увидев «вдову», Сергей понял, почему так страдал Игорь. Девушка была дьявольски хороша.
« Мудак Игорь, такую девушку бросать!» - думал Сибирцев.
- Что я буду без него делать?..
- Надо примириться с неизбежностью,… - произнес Сергей.
- Что? – она посмотрела непонимающе.
- Чему быть, того не миновать.
Сергей уехал.
И вот через два месяца в часть пришло письмо.
«Администрация села Пресногорьковка» - значилось на бланке.
«Командиру в/ч 36251, - было в письме. – Товарищ полковник. Село Пресногорьковка глубоко скорбит по поводу гибели капитана Вашей части Игоря Васильевича Трубаева. Выражаем свои искренние соболезнования. Он погиб, до конца выполняя свой долг. Не зря говорят: смерть забирает лучших. Мы знали Игоря совсем недолго. Но он успел запомниться нам, как человек чести и благородства. Таким, по нашему мнению, должен быть настоящий офицер. Жаль, что его больше нет с нами. Администрация села приняла решение переименовать нашу центральную площадь Ленина в площадь Игоря Трубаева и назвать его именем улицу, прилегающую к площади. На площади будет установлена мемориальная доска памяти Игоря Трубаева и бюст офицера-героя. Приглашаем Вас на торжественную церемонию открытия… Церемония состоится… числа… в 12 часов…»

Игорь схватился за голову.
- Не знаю, как это разруливать, - произнес Сибирцев.
- Черт подери! Что же теперь делать?
- Мудак, не надо было жениться!
- Поздно.
- Иди к начальнику строевой части, говори, что хочешь, но уговори не показывать письмо командиру. А потом надо тихо его забрать из штаба. И предупреди почтальона, чтобы всю корреспонденцию из Пресногорьковки отдавал тебе.
- Что делать с приглашением?
- Сами туда напишем. От имени командира полка. Мол, так и так, был бы рад приехать. Но в связи с предстоящими учениями никак не могу. Открывайте без нас. С уважением, дата, подпись.
- Спасибо, я у тебя в долгу, - Игорь старался говорить бодро, мол, все нипочем, прорвемся. Но вышло как-то натянуто. Видно, что волновался.

                12

Сегодня вместо обычного совещания в части был назначен товарищеский суд чести младших офицеров. Рассматривалось дело старшего лейтенанта Сибирцева Сергея Николаевича, которое состояло из нескольких пунктов, но доминирующим было обвинение в превышении начальником связи танкового батальона своих полномочий. Ну, конечно, до кучи, и употребление спиртных напитков в служебное время, как будто у офицера есть какое-то другое время, и отказ заступить в наряд. И еще много чего, вытащенное на свет божий из объемной записной книжки бдительного замполита части – майора Волгина.
И кому, какое дело, что выпил Сибирцев, встретив своего однокурсника на сборах? Было? Было. И то, что отказался заступить в наряд вместо «закосившего» под больного сынка начальника штаба округа. Опять-таки. Было? Было.
А превышение власти? В чем? В том, что въехал в челюсть одному подчиненному, распоясавшемуся сержанту? Сержанту, который заставлял молодых солдат закапывать на двухметровую глубину случайно брошенный мимо урны окурок? Конечно, юридически он не имел права трогать сержанта Шульгина. Но этот тип являл собой образец мерзости и цинизма. С каким-то садистским упоением он унижал тех, кто был моложе по срокам службы и слабее его.
И разве Сибирцев не пытался по-хорошему урезонить сержанта? Не проводил беседы? Не наказывал дисциплинарно? Но куда там? Шульгин только нагло смотрел в глаза – говори, мол, говори, золотая рыбка, ничего ты мне сделать не сможешь. И разве не подавал Сибирцев рапорт о проступках сержанта вышестоящему командованию? Подавал. А результат? Нулевой. Воспитывай, ты на то и поставлен. Вот и провел Сибирцев воспитательную работу. Один удар – и Сибирцев тут же обнаружил, что он на самом деле представляет. Куда спесь девалась? Хотел узнать, что я смогу ему сделать? А вот что. И так будет постоянно, пока не поймет, что вокруг него люди, а не рабы.
А замполит, понятное дело, тут как тут. Еще бы, ЧП в части. Доложили в момент ему, и не мудрено – развел «стукачей» на всех уровнях. И тут же раздул дело до суда.
Хорошо, что еще командир – человек с понятием,  суровый, но справедливый офицер. И бурная деятельность зама, которого какая-то высокая рука поставила на эту должность, чтобы потом рвануть вверх, была командиру не в «жилу». Это чувствовалось в их отношениях – холодных, неприязненных.
Поэтому, может быть, Румянцев как-то, вызвав его, Сибирцева, посоветовал не связываться с замполитом.
Да черт с ним, с замполитом, но под его защитой наглеют старослужащие, пытающиеся установить свой диктат в подразделениях. И в какой-то степени это им удается.
Сибирцев посмотрел на время. Пора выдвигаться. Подойдя к клубу, он встретился с сослуживцами, которые курили, собравшись кучами. Его подозвал Игорь.
- Что, Серый, готов к промыванию мозгов?
- Ты знаешь, где я видел это промывание.
- Это понятно. Непонятное другое, с чего к тебе так прочно прицепился Волгин? В полку подобных случаев было да и есть до черта. Но все заминали до сих пор. А тут решили вдруг предать огласке? Для чего? Да, по сути, и предавать-то нечего. Подумаешь, въехал козлу по морде. Мои архаровцы иногда так доведут, что всех готов порвать.
- Все, Игорь, здесь понятно. И дело не в том, что я ударил подчиненного или дернул по сотке. Неугоден я. Ротным ставят, а замполиту надо своих, нужных ему людей продвигать. Возьми вон Панкратова. Папа в штабе округа, генерал, а сын – взводный. Но должность занята? Как продвинуть парня? Надо освободить место и положить Панкратова на роту, хотя ему и взводом-то командовать рано. Глядишь, папа и вспомнит добрым словом того, кто сынка бестолкового к очередной звездочке протолкнул. Или Кудецкий? Вместо него меня в наряд пытались засунуть. Он будет бухать и класть на всех с прибором, а я за него лямку тянуть? Уже… Но Кудецкого не тронули. Попробуй – у него папа в штабе армии. А Сибирцева? Отчего ж, его можно. Кудецкий, видишь ли, был только пьян, а я отказался выполнять приказ. Он, понимаешь, ни при чем. Виноват я.
- Ладно, Серый, не заводись. Тебя командир поддерживает. Не даст сожрать замполиту.
- Сейчас, может, и не даст, но Волгин и под командира копает. А что этот козел задумает, того добиваться будет всеми способами.
Разговор офицеров был прерван командою ЗНШ.
- Товарищи офицеры, кончай курить. Прошу всех в клуб.
Офицеры потянулись в зал. По ходу суда Сибирцеву отводилась особая роль, и зайти он мог одним из последних. Поэтому Сергей остался на улице, тем более, что командование еще не подошло.
Как вести себя на суде? Агрессивно защищаться? Или играть в молчанку? В любом случае решение по нему уже принято, осталось только разыграть спектакль. Молчать будет трудновато – все же обвинения против него сильно притянуты за уши, поэтому-то и обидны.
За размышлениями он не заметил, как от штаба подошел командир в окружении заместителей. Румянцев пропустил, как положено, замов вперед, сам подошел к Сибирцеву.
- Ну что, Сибирцев, особого приглашения ждешь? Готов к суду?
- Я-то готов, товарищ  полковник, только не справедливо все это. Вам не кажется?
- Казаться мне, Сибирцев, по должности не положено, но я предупреждал тебя – держись от Волгина подальше.
- Так мы что, в разных армиях служим? Почему я должен просчитывать каждый свой шаг, боясь попасть на заметку какому-то уроду?
- Все! Прекрати. Не заводись – себе хуже сделаешь. И болтай поменьше. Волгина речами не проймешь. Отмолчись. Дальше посмотрим.
Сибирцев вошел в клуб. Присел на крайнее кресло предпоследнего ряда.
Следом зашел командир. Он занял место в президиуме, но не Румянцев играл сегодня первую скрипку, замполит.
- Товарищи члены суда младших офицеров, прошу занять свои места.
Когда команда была выполнена, замполит обвел взглядом аудиторию.
- Сибирцев? Старший лейтенант Сибирцев?
- Я. – Сергей встал.
- Вы что Сибирцев, первый раз замужем? Проходите и займите свое место.
Сергей прошел через весь зал и остановился рядом со специально поставленным стулом, под президиумом, перед залом.
- Вот так, садитесь на стул позора.
- Не волнуйтесь, товарищ майор, я постою.
- Сибирцев, здесь вам не цирк, - настаивал замполит, - а суд, пусть и товарищеский, так что извольте выполнять правила. Стул позора и предназначен для того, что бы на нем сидел тот, кто коллективом предан позору.
- Сказал постою, значит, постою, и нечего меня уламывать.
- Товарищ полковник! Обращаюсь к вам, как к командиру. Сами видите, как ведет себя Сибирцев.
- Майор! По-моему вы затягиваете. Если вам не дорого свое время, то пожалейте время подчиненных. Начинайте.
Замполит с трудом проглотил пренебрежительный тон полковника Румянцева, но, сдержавшись, продолжил исполнять отведенную ему роль.
- Что ж, Сибирцев, командир сделал для вас исключение. Но на то он и командир.
- Товарищ майор, - донеслось из зала, - ну на самом деле, давайте по теме, чего кота за хвост тянуть?
- Я попрошу нетерпеливых свое мнение попридержать при себе и не позволю превращать серьезное мероприятие в балаган. Начинайте, - обратился он к председателю суда – одному из командиров рот, тот начал:
- Товарищи офицеры! Мы с вами сегодня обсуждаем проступки, совершенные нашим сослуживцем, начальником связи танкового батальона, старшим лейтенантом Сибирцевым Сергеем Николаевичем. Первое – это избиение сержанта Шульгина на глазах у подчиненных. Что вы можете, товарищ старший лейтенант сказать по этому поводу?
- Если вы считаете, что один удар в порыве гнева, по уважительной, поверьте, причине – избиение, то тогда вообще о чем можно говорить? Прошу точнее сформулировать обвинение в мой адрес.
- Товарищ старший лейтенант, какая разница – один вы нанесли удар, два ли, но вы ударили своего подчиненного?
- Да, ударил.
- Другие подчиненные рядового состава при этом присутствовали?
- Да, присутствовали.
- И как же вы оцениваете свой поступок?
- Если вы хотите этим вопросом спросить, ударил бы я сержанта вновь, повторись та же ситуация?
Отвечаю – да, ударил бы. Или, по-вашему, я должен был со стороны наблюдать, как сержант издевается над молодыми солдатами?
- Как у вас складно получается, - вступил в разговор Волгин.
- Товарищ полковник, товарищи офицеры, довожу до вашего сведения, что по случаю физического оскорбления сержанта Шульгина проводилось служебное расследование и, фактов, подтверждающих то, что сержант издевается над  «молодыми», не обнаружено. Стыдно, старший лейтенант, прибегать ко лжи во спасение своей изрядно подмоченной репутации. Стыдно и недостойно офицера.
- Вы проводили дознание и факты не подтвердились? А что вы ждали? Да кто же вам правду скажет о Шульгине? Ведь всему личному составу известно, что он ваш, товарищ майор, осведомитель.
- Что-о? Что вы сказали? Вы в своем уме? Или опять пьяны? Вы понимаете, в чем только что меня обвинили? Товарищ полковник, товарищи офицеры, я обращаю ваше внимание на слова этого негодяя. Вы еще ответите за свои слова, Сибирцев, ответите.
- Я-то отвечу, но и вам придется извиниться за негодяя. И что это вы так взвились? Или я сказал что-то из ряда вон выходящее? По-моему, всем известно, как вы проводите воспитательную работу, на чем ее основываете.
- Товарищи офицеры! Майор Волгин! Не забывайтесь, что вы находитесь на суде чести. Ваши пререкания никому не нужны, а вы, товарищ Березкин, выполняйте свои обязанности председателя суда, - высказался раздраженный командир.
- Да о какой чести вы, товарищ полковник говорите, - не унимался Волгин, - вы посмотрите на поведение Сибирцева, он же всем нам бросает вызов своим поведением.
- Это у тебя, майор, где честь была, там что-то выросло. Воспитатель гребаный.
- Сибирцев? Что за поведение, твою мать? – вышел из себя командир. – А ну прекрати немедленно. Ты можешь не уважать конкретную личность, но погоны старшего офицера уважать обязан. И обращаюсь ко всем – не прекратите эту порнографию, я ее прекращу.
Побледневший Волгин не стал продолжать перепалку, уткнулся в записную книжку и принялся что-то быстро в нее заносить.
Наконец капитан Березкин решил взять ведение собрания в свои руки.
- Вам, Сибирцев, был задан вопрос – как вы оцениваете свой поступок, но вразумительного ответа собрание так и не получило. Вам слово.
- А мне нечего сказать. Считайте, что от объяснения по всем пунктам я отказываюсь. Можете начинать обсуждение.
- Это ваше право. Товарищи офицеры, кто желает выступить?
В зале царило молчание, никто особого желания высказаться, видимо, не испытывал.
- Что, нет желающих?
- Разрешите мне, - подал голос Трубаев.
- Слово предоставляется командиру роты капитану Трубаеву.
- Товарищи офицеры. Не знаю, как вы, но я не пойму, из-за чего мы тут собрались.
- Пожалуйста, еще один комик, проговорил как бы про себя Волгин, но так, чтобы его услышали.
- Это вы про себя, товарищ майор? – не остался в долгу Трубаев
- И вы туда же, Трубаев? Ну-ну, далеко пойдете.
Командир привстал – обвел взглядом аудиторию и, ничего не сказав, сел на место. Было заметно, что он сильно раздражен.
- Я не хочу препираться с замполитом, - продолжил Трубаев, - и определять, кто есть кто. Скажу по существу данного, неудачно разыгранного спектакля. Ради чего мы здесь? Что обсуждаем? Что Сибирцев совершил преступление? Ударил сержанта? А за что? За то, что тот издевался над «молодыми», хоть и хочет все по-другому представить майор Волгин. Я знаю, что творит этот Шульгин, и, будь на месте Сибирцева, тоже набил бы ему морду. Да что об этом говорить? Все прекрасно видим, что наш коллектив с приходом в часть Волгина разделился на два лагеря. И «дедовщина» процветает там, где есть такие вот сержанты, которые входят в своеобразный актив замполита.
Волгин хотел что-то сказать, но его опередил лейтенант Панкратов:
- Товарищи офицеры, это что получается? Что мы совершенно игнорируем субординацию и, вместо того чтобы обсуждать проступки Сибирцева, свою оценку которых я дам ниже, обсуждаем старшего офицера? Что нам не положено по уставу. Поэтому считаю, что такое поведение непозволительно, и призываю всех выступать по теме. Теперь скажу свое мнение о том, что совершил Сибирцев. А поступил он подло. Иначе его поступок назвать не могу. В арсенале офицера много возможностей навести в подразделении порядок. Но Сибирцев предпочитает мордобой, тем самым, показывая личному составу губительный пример. И за это он должен понести суровое наказание.
- Панкрат, - фамильярно спросил уже порядочно заведенный Трубаев, - а у тебя во взводе что творится ты знаешь? Или тебе некогда? Хотя откуда тебе знать? Ты же постоянно на вызове у Волгина. А во взводе у тебя правит сержант, а отдувается ротный. Не знаю, как он еще терпит подобное. Не знаю, но понимаю – ведь ты же под патронажем Волгина. Тебя трогать – себе дороже выйдет. Так что тебе ли обсуждать Сибирцева? Садись лучше – свое на сегодня ты отслужил хозяину.
- Капитан Трубаев! – В голосе Волгина звучали металлические нотки, он смотрел на командира роты холодными, змеиными глазками. – Если вы офицер, то подпишитесь под своими словами, и мы с вами разберемся где надо.
- Не волнуйся, майор, я за свои слова отвечу. Смотри, как бы тебе за свои дела не пришлось отвечать. Считаешь, что все можешь? Смотри, не переоцени себя и своих покровителей.
- Трубаев! А ну сядь на место, - приказал полковник Румянцев. – Да что это такое происходит? Вы что? С ума все посходили? Вы же офицеры. Нет, видимо мне придется принять активные меры. Распоясались. Ну что ты, Березкин, на меня смотришь? Будете продолжать заседание?
- Товарищи офицеры, кто еще хочет выступить?
Поднялся майор Волгин.
- Я буду краток. Не скрою, что по факту проступков Сибирцева я сделал свое предложение командиру части – отстранить старшего лейтенанта от командования взводом до принятия решения вышестоящим командованием, но после того, как вел себя Сибирцев на собрании, - изменил свое решение. Я считаю, что таким, как он, не место в Вооруженных силах, и буду ходатайствовать о его увольнении.
- Да? Уволить меня хочешь? А вот это не видел?
Сибирцев согнул правую руку в локте и ударил по ней левой.
- Ну, все! Хватит! – Командир стукнул ладонью по столу и поднялся. – Властью, данной мне, я прекращаю суд. О времени нового заседания будет объявлено дополнительно. Все, кроме Сибирцева и Трубаева, свободны.
Клуб через несколько минут опустел. Волгин хотел было остаться, но Румянцев проводил его.
- Товарищ майор, вас попрошу дождаться меня в служебном кабинете.
- Есть! – сухо ответил Волгин и с недовольным видом удалился.
Когда командир, Сибирцев и Трубаев остались одни, Румянцев взорвался:
- Вы что, мальчишки? Обнаглели совсем? Как вы смели?
- А что «смели», товарищ полковник? – ответил Сибирцев. – Правду сказать? Не по вкусу пришлось? Или вы не видите, что в полку происходит? Замполит себя над всеми поставил, превратил полк в натуральный дурдом.
- И потом, товарищ полковник, - поддержал друга Трубаев, - из-за чего вся эта карусель вокруг Сибирцева? Вы то должны знать. Ведь ясно, что Волгину рота связи нужна, должность свободная, чтобы Панкрата протолкнуть, а вы на роту Сибирцева ставите.
- Все сказали? Значит, Волгин во всем виноват? А вы – ангелы с крылышками? Ты, Трубаев, спрашиваешь, из-за чего закрутилась карусель вокруг Сибирцева? А не сам ли Сибирцев дал повод для этого? Не дай он в морду сержанту, а посади на гауптвахту, как положено, и все было бы иначе. Не попадись он с пьянкой…
- Да какой пьянкой, товарищ полковник?
- Молчи! Ты свое уже высказал. Не попадись, повторяю, с пьянкой, тоже не было бы ничего. Не пошли он на три буквы посыльного, а заступи на службу, и здесь ничего бы не было. Не было бы у Волгина против Сибирцева ничего. Так кто, в конце концов, виноват? Волгин, который, согласен, ведет себя подло? Или Сибирцев, который своим поведением провоцирует замполита? Но замполит старше и по званию, и по должности, а в армии существует еще понятие субординации. Видишь, что начальник «перегибает палку», - доложи вышестоящему командиру, а не посылай куда не следует. А вы распоясались, потеряли контроль над эмоциями. Ведь формально Волгин во всем прав. Разве за Сибирцевым числится мало грешков? А, старлей? Да будь ты чист, Волгин ничего бы не смог предпринять, как бы этого не хотел. В первую очередь надо уметь себя контролировать, а не переводить стрелки на других. Вот вы мне ответьте оба: зачем в петлю лезете? Не хотите служить Родине? Рапорта на стол и до свидания! И нечего шоу устраивать, шоумены тоже мне…
Наступила короткая пауза. Командир закурил.
- Вы же училища заканчивали не затем, чтобы потом, получив диплом, «слинять» на «гражданку». Вы служить пришли. Я знаю. Научился, слава богу, в людях разбираться. Так какого черта подставляете себя? Вы утверждаете, что я не вижу, что в части происходит. Ошибаетесь. Все вижу. И больно мне, понимаете, больно, а вы мне соли на раны не скупясь… Мы служить должны, людей воспитывать, долг исполнять. Посмотрите, кто к нам в последнее время приходит? Чурки необразованные, которые с гор в магазин спустились, а их поймали и в военкомат. Алкоголики, дистрофики, лица, ранее связанные с криминалом. Психически нездоровая молодежь. Может быть, я и утрирую, но это имеет место. И мы должны с ними работать. А в этих условиях нужны офицеры настоящие, преданные делу своему. Я, почему защищаю вас? Потому что именно в вас вижу тот костяк, вокруг которого можно создать здоровый коллектив. За всей вашей раздолбанностью, внешней шелухой разгильдяйства, скрывается истинная военная жилка, надежность, способность держать многоликий коллектив в готовности для выполнения боевой задачи. А вы? Да ладно!
Командир махнул рукой.
- Делайте что хотите, свободны.
Офицеры не торопились уходить.
- Ну что застыли? Сказал же – свободны.
- Извините, товарищ полковник.
- Чего уж там. В себе разберитесь, передо мной что извиняться? О дальнейшем подумайте.
Командир подошел к краю сцены, вновь закурил, показывая, что разговор закончен.
Сибирцев с Трубаевым вышли из клуба.
На улице шел мелкий дождь. На душе было пакостно. Шли по центральной аллее к КПП молча, каждый думал о своем.
Думал и командир, стоя на сцене один в большом зале клуба. И задача, которую ему предстояло решить, была непроста.
Зная паршивый, склочный характер своего заместителя, он ломал голову, как сгладить возникший конфликт. И решения пока не находил. Волгин, если еще удастся его уломать, непременно потребует, чтобы Сибирцев и Трубаев публично извинились. Офицеры этого не сделают, прекрасно понимая, что после извинений примирения не наступит. Волгин, напротив, усилит нажим, почувствовав слабость оппонента. Такова его натура – безжалостно давить неугодных, подминая под себя, заставляя испытывать постоянную от себя зависимость.
Если же не предпринять ничего, то завтра в вышестоящий штаб полетит такая бумага, что реально встанет вопрос о немедленном увольнении Сибирцева и Трубаева.
Убедить Волгина не делать этого он, Румянцев, не сможет. Приказать? Тот тут же обжалует приказ. Вот, блин, загнали тоже занозу в часть. Быстрее продвигали бы его, что ли, выше, пока он все здесь не развалил своими интригами…
Значит, все же придется обратиться к Петровичу – генерал-полковнику Сухорукову, - заместителю Главкома Сухопутных войск. Они были в дружеских отношениях с Анголы, когда майор Румянцев прикрыл собой полковника Сухорукова, приняв на себя три пули снайпера. После этого случая генерал чувствовал себя обязанным Румянцеву.
Придется поставить Волгина в известность о том, что и он, Румянцев, может в случае необходимости сильно огрызнуться, сломать карьеру своему заму. Это был некрасивый ход, но вынужденный. Иначе сохранить Сибирцева и Трубаева для армии ему не удастся. А терять этих парней не хотелось.
Приняв решение, полковник Румянцев направился в штаб, поднялся на второй этаж, зашел в кабинет своего заместителя, который ждал прихода командира, выполняя приказ.

Утром на разводе о вчерашнем происшествии не было сказано ни слова. Это обстоятельство удивило многих, но более всего офицеров строевой части.
Никакого рапорта, докладной в вышестоящий штаб по линии майора Волгина не поступило. Это было по меньшей мере странным. Все ожидали, что Сибирцева и Трубаева, как минимум до окончания разбирательства и повторного суда чести, отстранят от исполнения служебных обязанностей, но этого не произошло.
Не произошло ничего, и причин такого неожиданно спокойного исхода никто не знал, за исключением, естественно, Румянцева и Волгина.
Суд же вообще перенесли на неопределенный срок.
Жизнь продолжалась.
Сибирцев и Трубаев, как и остальные командиры подразделений, готовились к отправке в запас отслуживших положенные сроки военнослужащих и к приему молодого пополнения. Сержант Шульгин увольнялся тоже, и это, в какой-то степени, смягчало противостояние. Но только смягчало.               
               
                13

Семнадцатого февраля 1979 года мир узнал о нападении Китая на социалистический Вьетнам. Правительство СССР выступило с заявлением, в котором сурово осудило это преступление и решительно потребовало прекратить агрессию. Советский Союз, исполняя договор с Вьетнамом о взаимопомощи, обязан был ответить на этот шаг Пекинского руководства.

Двадцать первого февраля полк подняли по тревоге и вывели в запасной район для проведения очередных учений. Отрабатывались действия мотострелкового и танкового батальонов в наступлении. На следующий день занятия неожиданно свернули, и полк выдвинулся на зимние квартиры. Танковый батальон шел в голове колонны. Однако, при подходе к паркам расположения техники, колонна начала уходить влево, к границе. Сибирцев был в комбатовском танке на месте наводчика. Включив «на прослушку» радиостанцию Р-130, он узнал голос комдива, который давал распоряжения частям и подразделениям на следование в направлении границы до укрепрайона. Оказалось, что в движении находится не только полк, но и вся дивизия. А если судить по загруженности эфира, то происходило что-то неординарное.
На подходе к границе, комбат развернул батальон в ротный боевой порядок и остановил его. Глушить двигатели не решились, так как за бортом было -49С. Собрав офицеров к своему танку, провел короткое совещание. Совещаться, в общем-то, было не о чем, так как никто не мог понять, почему полк оказался в километре от границы?
В это время на БРДМе (боевая разведывательная машина) подъехал замполит полка и рассказал об обострившемся международном положении. Подошли «УРАЛы» со штатными снарядами, началась загрузка боеприпасов. В тылу развернулись полевые кухни.
В 22.30 был получен сигнал «Военная опасность!». Все заняли штатные места в готовности к боевым действиям.
Это казалось какой-то игрой или продолжением учений и не верилось, что вот так начинается война!
Послышался гул самолетов. Они прошли на бреющем вдоль границы и повесили световые бомбы. Все вокруг осветилось холодным сине-белым светом, как будто включились тысячи сварок.
Послышался запрос по рации, это был командир полка. Сибирцев ответил и переключил его на комбата. Батальону ставилась задача: прорвать государственную границу и через китайский УР захватить населенный пункт Маньчжурия. В дальнейшем, углубиться на тридцать километров.
Да, это была война!

Танки рванули через КСП, наматывая на гусеницы колючую проволоку. В триплексы слева и справа Сергей наблюдал яркие вспышки. В наушниках раздался крик: «Мины!… Мины!...». Комбат орал в ответ открытым текстом: «Не останавливаться, ****ь… За мной!..».
Танк несся по ухабам и рвам, в кромешной тьме, не разбирая пути.
Серега чувствовал себя,  как в гигантской центрифуге, уже не понимая, где верх, а где низ. Казалось, ну вот сейчас, врежемся в какую-нибудь стену или упадем в бездонную яму, и это будет последнее видение в жизни.
Да, эта слепая гонка по степи очень пугала. Пугало и то, что молчал китайский УР. Сергей знал, что наступать против УРа, огневые точки которого пристреляны по квадратам, смерти подобно.
Вот уже в приборах ночного видения в розовом цвете появились закопанные башни Т-34 и Т-54, но ни огонька, ни признаков жизни не видно. Впечатление такое, что еще не закончены строительные работы и этот участок укреплений просто не готов к ведению боя.
Неужели повезло!?
Наконец, появились огни Маньчжурии. Танк замедлил скорость. Комбат по рации формировал боевой порядок батальона. Наступали двумя эшелонами. Комбат вел первый, начальник штаба – второй.
Город небольшой, одноэтажный и для танков он особого препятствия не представлял.
Вошли в город.
Комбатовский танк оказался в районе железнодорожной станции. Гудели паровозы, отправлялись составы, шла эвакуация населения.
Вдруг прямо перед собой Сибирцев увидел огненные залпы. Это била прямой наводкой артиллерия китайского бронепоезда, стоящего на путях перед вокзалом.
Слева загорелся танк!
Сибирцев ткнул в спину комбата, показывая ему на бронепоезд.
Тот орал что-то в эфир и правой ногой стучал механика по плечу.
Танк развернулся вправо и пошел на сближение.
Соседние машины поддержали маневр.
Выстрел… другой…  Двадцать секунд и огневая мощь бронепоезда подавлена! В тучах пыли, гари и дыма, контуры его были чуть различимы. Он начал медленно пятиться от вокзала.
- Нет, не уйдешь, зараза! – яростно кричал комбат и выстрелил из пушки по водонапорной башне, стоящей возле путей.
Та сложилась пополам и упала на паровоз. Вагоны поползли друг на друга, срываясь под откос. С бронепоездом было покончено.
Танк содрогнулся от попадания, но продолжал движение. Слева и справа разрывались снаряды. Очевидно, била дальнобойная артиллерия, правда, не понятно чья, так как гибли все: и танкисты и толпы людей, метавшихся по перрону.
Наступление продолжало развиваться.
Пройдя Маньчжурию, танки углублялись на территорию врага.
В эфире творилось невообразимое. Сплошной мат. Все всех искали и не могли найти.
Складывалось впечатление, что никто не ожидал такого быстрого продвижения наших войск, и никто не хотел брать на себя дальнейшей ответственности.
Остановиться же, значит потерять инициативу, а возможно и успех операции.
Да, руководство было не на высоте.
В этой неразберихе, хочется отметить четкие действия командира дивизии.
Оставив неудавшиеся попытки связаться с вышестоящим командованием и далеко не лучшие действия командиров полков, он принял решение руководить подразделениями напрямую.
Уточнив, где находится батальон, комдив приказал остановиться, собрать батальон в походную колонну, заглушить моторы, усилить светомаскировку и ждать указаний.
По докладам ротных, результат был плачевным. Из сорока танков батальона, к месту остановки прибыли лишь двадцать семь, остальные затерялись в ходе наступления.

Батальон сосредоточился в походную колонну, заглушил двигатели.
Опустилась ночная тишина, только на горизонте вспыхивали зарницы от разрывов, и слышалось далекое урчание боевой техники. Вскоре и это затихло. Экипажи собрались у машин и негромко обсуждали происходящие события.
На связь вышел командир полка. Он торжественно проинформировал, что в результате сокрушительного поражения в приграничных районах от Советских Вооруженных Сил, Китай начал вывод своих войск из Вьетнама.
Затем отдал приказ: «Кругом. В исходное положение марш», и пропал.
- Молодец! – возмутился комбат, - попробуй завести броню в такой мороз и с ветром. А еще не известно, где треть батальона. Живы ли вообще?
Через полчаса батальон был готов к движению, кроме четырех машин, поврежденных во время боя. На связь вышли еще восемь танков, вставших в пути по разным причинам. Пять машин пропали без вести.
Результаты доложили командиру полка. Тот начал орать на комбата. Комбат слушал его, слушал,  в конце - концов, послал его подальше и выключил станцию. 
Батальон повел начальник штаба, а комбат тащил сзади на тросах неисправную технику. Приказ был – на китайской территории не должно остаться ни чего,  указывающего на присутствие советских войск. По пути подбирали заглохшие машины.
Батальон оторвался далеко вперед, а сзади на арьергард по всему горизонту наползало огромное зарево.
Комбат запросил у командира полка, что это за огни?
- Это китайский танковый корпус тебя догоняет. Бой не принимать. Уходить на свою территорию, – ответил он и навсегда пропал из эфира.
Ситуация складывалась не из приятных. Батальон ушел, на связь не выходил, командир полка тоже пропал, а сзади уже был слышен гул моторов.

Старший лейтенант Сергей Дрозд, командир танкового батальона, в свои двадцать пять лет уже неплохо шагал по служебной лестнице. Не имея высшего образования, он, тем не менее, был отличным специалистом ратного дела, особенно все, что касается танков. В боевых действиях он участвовал впервые, но проявил себя хладнокровным и стойким командиром.
Надо срочно принимать решение. Восемь танков, четыре из которых неисправны, против ста пятидесяти китайских машин – не густо!
Танки поставили по кругу, ощетинившись пушками и пулеметами. Двигатели заглушили. Свет выключили. Затихли.
Гул нарастал, затем медленно начал удаляться влево. В кромешной тьме можно было лишь догадываться, что мимо нас несутся наши же тридцать четверки, стоящие на вооружении китайской армии.
Напряжение страшное!
Увидят или нет!
До крайних танков оставалось каких-то сто метров.
«Пронесет или нет?!.. Пронесет или нет?!..», - стучало в мозгу.
Пронесло!!!
Железная лавина проползла дальше в степь.
Переждав минут двадцать, комбат начал выстраивать колонну.
В это время, вдалеке, показался прыгающий огонек, он постепенно приближался.
- Это что еще за чудо одноглазое, - усмехнулся комбат и приказал из танкового прожектора осветить местность.
В луче увидели, что ни какое это не чудо, а прыгающий по кочкам старый бронетранспортер БТР-40, и судя по всему, не наш.
Пока раздумывали, как он сюда попал, БТР «ускакал» и только позже поняли, что он нас заметил и обстановка резко обостряется.
Так все и произошло. Через полчаса послышался звук двигателей и танки, в составе до батальона, встали в километре от нас.
Решение было принято мгновенно – идем на прорыв.
Офицеры заняли места у орудий.
- Первый прицельный залп делаем из восьми орудий по левому флангу, ближнему к границе. Затем наводчики из оставляемых неисправных машин прыгают на броню исправных, и мы сходу вступаем во встречный бой с левым флангом противника в направлении государственной границы, - поставил задачу комбат.
Первый залп провели отлично. Запылали шесть китайских танков. В это зарево и ринулась бесстрашная четверка, но на этом везение закончилось.
До границы так никому и не суждено было добраться. Их расстреляли, как куропаток.
Последнее, что помнил старший лейтенант Серега Сибирцев, это сильный удар по броне и искры из глаз.

                14

Очнулся он уже на траве. Рядом с ним сидел комбат, охвативший голову руками. В тридцати метрах горел их танк. Светало.
Удар по голове был сильным, Серега ничего не слышал, его контузило.
Перед глазами как будто прокручивали немое кино.
Словно в тумане различались контуры китайского солдата, который тыкал его винтовкой и что-то говорил.
Подхватив комбата, Сибирцев поплелся за китайцем.
В стороне, метрах в пятидесяти, под прицелом пулемета, стояла группа наших пленных солдат. Некоторые были ранены.
 Офицеров посадили в БТР и привезли на плац пограничного отряда. Там на плацу, просидели они на корточках долгое время в сильный мороз, обморозив лица и конечности. Затем их закрыли в сарае и вызывали по одному на допрос.
Все происходящее превратилось для Сергея в одну длинную неясную туманную полосу. Как будто все это происходило не с ним, а был взгляд со стороны.
Вдруг, откуда-то появился Ли Зен. Он что-то говорил Сереге. Затем, его куда-то  долго везли связанным в кузове машины.

Следующее озарение было в кошаре среди баранов. Возле него сидела маленькая китаянка, протирала тряпкой лицо и что-то лопотала. Только сейчас Сергей понял, что к нему вернулся слух. Он лежал на старом матраце, брошенном на сено. Очень хотелось пить.
Увидел ведро. Рядом стояла банка. Потянулся за ней, но достать не смог. Помогла ему напиться девочка.
Провалялся он неизвестно сколько, очевидно с неделю. За ним ухаживала девочка, да изредка захаживал старый китаец, который, как заметил Сергей, понимал русский язык, но скрывал это.
Несмотря на сильные морозы, в кошаре было тепло. Стояла печь, которую топили кизяком.
Вскоре ему доверили пасти баранов. Утром он выгонял их на пастбище, а вечером собирал обратно. По наблюдениям он понял, что находится в северном Китае, близко к границе.
Однажды на конях прискакали сыновья старого китайца. Увидев пленного русского, начали наскакивать на него конями и бить плетками. Изловчившись, Сергей подставил под удар руку. Бечева обмотала предплечье, и он с силой дернул на себя. Китаец не удержался и рухнул с лошади. Учитывая его немалые габариты, удар о землю был неслабым.
Тогда второй сын натравил на Сергея собак. Все  это могло закончиться плачевно, если бы не вмешался отец.
Сыновья ускакали, однако попытки унизить Сергея предпринимались и в дальнейшем.

С каждым днем становилось все теплее, приближалась весна. Сергей продолжал пасти овец. Научился их стричь. Забивать и разделывать на мясо. Занимался хозяйством и ремонтными работами. Здоровье постепенно приходило в норму, головные боли уже не так беспокоили. В висках молоточками стучала одна мысль – бежать! Его как бы и не замечали. Никто с ним не общался, лишь старый китаец порой долго смотрел на него, что-то бормоча себе под нос.
Однажды, старик, проходя мимо пленника, обронил свернутый клочок бумаги. Развернув его, Сергей увидел записку, написанную по-русски, но с ошибками. Внизу стояло «Ли».
- Значит, это был не сон, - подумал Сергей, - Ли Зен действительно с ним разговаривал.
В записке Ли Зен сообщал, что помнит его и надо держаться. Он сделает все, чтобы вытащить Сергея. Старику можно доверять, но без особой нужды лучше не обращаться. Находится он в пятидесяти километрах от границы, недалеко от Абагайтуя. В Даурии о том, что он жив, знают. В ближайшие дни всех пленных русских соберут в погранотряде для отправки в Шеньян, в штаб округа. Очевидно, вспомнят и о Сергее. Надо быть готовым к побегу. Скоро придет человек, он и поможет перейти границу.
Эта весть вселила в сердце Сергея надежду на освобождение. Следующие дни прошли в ожидании. Удалось собрать несколько сухих лепешек и флягу с водой.
Напряжение достигло предела, он уже не мог оставаться на уровне скотины и готов был рискнуть даже жизнью ради свободы.

Сергей хорошо запомнил тот день. Он ремонтировал изгородь на кошаре и глотал прямо из ведра кислое молоко, разбавленное холодной водой.
Где-то ударил выстрел, потом еще и еще.
Послышался топот копыт и лошадиное ржание. К дому подскакали пятеро китайцев. Они спешились и долго ругались с хозяином, затем схватили Сибирцева и поставили к стене дома.
Чен Кивэй, сын хозяина, в песочной солдатской форме, с перевязанной рукой, подошел к Сергею и уставился прямо в глаза. От него несло перегаром, веко на левом глазу быстро и мелко подрагивало. Нос был вздернут, мелкие белые зубы блестели.
Рядом с Чен Кивэем стояли еще трое парней. Четвертый был у ворот, не пускал во двор хозяина.
Чен Кивэй, как удав, продолжал буравить Сергея взглядом. Не выдержав напряжения, он отвел глаза.
Китаец засмеялся и ударил Сергея прикладом ружья в живот. Он свалился, как подкошенный, показалось, что брюхо разорвало пополам. Он пытался кричать, но рот был сведен судорогой и не мог вздохнуть ни глотка воздуха. Его подхватили под руки и отволокли в сторону.
- Ты стрелял в нас, - сказал Чен Кивэй. - Так?
- Ни в кого я не стрелял, - пробормотал Сергей.
Лицо у него сделалось пепельно-серым, на лбу выступили крупные капли пота. Он впервые предчувствовал свою смерть.
У ворот ругался и цокал языком хозяин.
Вряд ли он сильно жалел Сергея. Ему просто было жаль хорошего помощника, и, конечно он понимал, что за смерть русского, ему придется отвечать перед военными.
Оставив Сергея лежать на земле, китайцы отошли к лошадям.
- Я сейчас отвезу тебя в погранотряд, - нагнувшись, сказал на ухо Сергею хозяин. Он торопился избавиться от него, - собирайся!
Тут подбежала дочь хозяина и, размахивая руками, быстро заговорила на своем языке.
Хозяин соображал быстро:
- Дочка отведет тебя к оврагу. Убегай дальше, а ночью иди к границе.

Он шел, не останавливаясь, часа полтора. Овраг давно закончился. Путь продолжался кустами по склону сопок.
Шел целый день. Переваливал через склоны сопок. К вечеру, совсем обессиленный, он упал на куст можжевельника и уснул.
Проснулся на рассвете от холода. Ночевка ранней весной в степи, штука тяжелая.
Шел, держа направление на северо-восток. Поднявшись на очередной гребень, увидел внизу равнину. В нескольких местах ее пересекали дороги, а далеко на горизонте были видны постовые вышки. Это – граница!.. Дошел!..               
Над головой он услышал трескучее щелкающее карканье и свистящий визгливый клекот. Две тени метнулись в небе. Две птицы сталкивались, били друг друга, а потом разлетались. Он увидел большого черного ворона и ржаво-красного сокола. Сокол взмывал, пропускал под собою врага, а потом камнем падал, ударял когтями и клювом. Ворон уклонялся от ударов, нырял к земле, тяжело летел, а сокол вновь повторял свою атаку, взмывал и бил на лету. Ворон останавливался в небе, бил крыльями, открывал черный тяжелый клюв. Сокол выставлял вперед когтистые лапы, драл, вонзал клюв. Из обоих летели перья, и раздавались злобное карканье и свистящий ненавидящий клекот.
Сибирцев смотрел восхищенно. В битве птиц было нечто сказочное, волшебное – притча о вечной схватке добра и зла, света и тьмы, жизни и смерти. Он ждал, что птицы упадут к земле, обернутся черным и красным витязями и продолжат свой бой.
               
                15 
               
Вляпался он до глупого просто. Увидел стадо баранов и взял, как обычно, в сторону. Но в той стороне оказался пастух. Может, отдыхал в тени. А может, гнался за ним.
Они столкнулись лоб в лоб, и главным аргументом стало ружье, которое пастух держал у пояса
- Сидеть! – крикнул он, увидев перед собой русского.
И Сергей молча сел.
Пастуху было лет двадцать. Невысокого роста, худой, он напряженно следил за Сергеем. Наверное, он еще не привык целиться в людей, а, может, боялся его.
Потом приказал вставать. Они шли вверх по склону. Сергей впереди, китаец сосредоточенный и мрачный, сзади.
Китаец был белолицым, с северных районов, а значит должен знать русский язык.
Сергей попытался его разговорить:
- Слушай, браток, отпусти ты меня, ну зачем я тебе нужен?
Китаец шел не спеша, разбрасывая в стороны короткие ноги в тяжелых армейских ботинках.
- Проверим, погранцы решат, - бормотал он на довольно сносном русском.
- А ты где так хорошо научился говорить по-русски? – спросил его Сергей.
- Иркутск жил. Ваших девок трахал. Русские бабы – проститутки! Деньги плати, веди куда хочешь…
Узкоглазый сопляк, зря так оскорблял наших женщин.
Сергей резко развернулся и, с маху вцепившись в ружье, выдернул его из рук китайца.
Тот растерялся лишь на секунду и тут же бросился на него.
Сергей вдруг выпустил ружье. Китаец, изо всех сил тянувший его к себе, не удержал равновесия и повалился на спину.
Сибирцев прыгнул и вцепился пальцами ему в горло. Тот, не бросая ружья, попытался встать. Сергей висел на нем, как клещ, продолжая душить.
Китаец захрипел. Багровый от натуги, с выпученными глазами, он бился всем телом.
Сергей, наконец, разжал пальцы и встал. Его покачивало, как пьяного.
- Ну, все, надо сматываться, - закидывая ружье за плечо, подумал Сергей.
Он шел быстро, почти бежал. Он понимал, что теперь за ним начнется настоящая охота и пощады ждать нечего. Лучше не думать, что с ним сделают, если поймают живым.
Он пересек дорогу и шел наискось по склону.
- Эй, стой! – закричали сзади.
К нему бежали три человека в форме.
За поворотом стояла машина, а около нее маячил еще один.
Сергей побежал и вслед сразу же застучал автомат. Расстояние для прицельного огня было слишком велико, метров пятьсот. Прятаться от пуль было негде. Жуткое ощущение беззащитности. Сейчас, одна из пуль шмякнет в спину, и все! Он оглянулся. Трое брали в полукольцо, и кажется, приближались.
Сергей, прячась за обкатанным серым валуном, пристроил винтовку.
Выстрелы били сухо и отрывисто.
Трое внизу залегли.
В прорезь он поймал перебегающего китайца и за мгновение до выстрела, вдруг узнал его:
- Это же Ли Зен?!..
От невероятности такой встречи в голове все перемешалось.
Китайцы быстрыми перебежками приближались.
- Ли, это ты!? – крикнул Сергей.
Повисла минутная тишина.
- А, ты кто?
- Сергей!
- Бросай оружие и выходи с поднятыми руками!
Сергей встал из-за камня, бросил вперед ружье и, с поднятыми руками, медленно, двинулся навстречу идущему к нему Ли Зену.

Они остановились в десяти шагах друг от друга. Ли Зен предостерегающе приложил палец к губам, показывая Сергею, что надо молчать.
От нервной перетряски последних недель и радости встречи с товарищем у Сергея на глазах появились слезы и он с трудом, кусая губы, сдерживал себя.
- Молчи и ничему не удивляйся, - прошептал Ли Зен, - сейчас я тебя отвезу обратно на кошару. Так надо. Спрячешься там, а завтра за тобой придут.
Нервы у Сибирцева сдали уже на столько, что было все равно, и он полностью доверился товарищу.
Сергея привезли обратно и хозяин, не удивившись, спрятал его среди баранов в дальнем углу сарая.

Дня через два, вечером, в кошару зашел старик с китайцем, в котором Сергей узнал рыбака ловившего с ним тайменей на Аргуни. Те говорили что-то между собой. Затем старик показал головой на выход. Сергей вышел за рыбаком.

 Они шли долго по степи, скрываясь в оврагах и кустарниках.
Остановились под утро.
- Здесь будем ждать ночи. С той стороны сопки граница, - Аргунь. На том берегу тебя встретят твои бойцы. А теперь спать. Нам предстоит трудная ночь.
Уснуть Сергей так и не смог. День прошел в размышлениях об этой непонятной войне. Он думал о том, где его друзья из плененных экипажей и как его встретят на Родине. Тревожился за последний рывок через границу.
После заката беглецы продолжили свой путь. К реке спустились уже в полной темноте. В камышах была спрятана деревянная лодка.
Прокричав выпью и услышав отзыв с той стороны, отвязали лодку и начали переправляться через реку.
 С китайской стороны река просматривалась прожекторами из постовых вышек. Дождавшись очередного прохода прожектора, беглецы налегли на весла. Они были уже на средине реки, когда вдруг завыла сирена. В небо полетели сигнальные и световые ракеты. Из-за поворота выскочила моторная лодка. По беглецам стреляли из винтовок. Из последних сил они налегали на весла,  но расстояние между ними и преследователями неумолимо сокращалось. Пули пробили деревянную обшивку. В лодку пошла вода.
И в этот момент с нашей стороны ударили два автомата.
Из лодки преследователей послышались крики, двигатель заглох, и ее понесло по течению.
Однако радоваться было рано. Из-за поворота на фарватер уже несся китайский сторожевой катер. Он ударил из крупнокалиберного пулемета по беглецам.
В это время завыли сирены на советской территории. КСП и река осветились прожекторами. Послышался шелест пролетающих мин, это бил по сторожевику наш «Василек».
Проводник крикнул «прыгай» и вывалился из лодки.
До берега оставалось каких-то метров двадцать, когда Сергея пронзил сильный удар в спину. Руки не слушались, он понял, что тонет.
Холодные воды Аргуни сомкнулись над его головой.
               
                16

В ту роковую ночь на китайской границе, судьба, словно поиграла с ним и, натешившись, дала шанс выжить.
Очнулся он в госпитале на реанимационной кровати. Тело, перемотанное вдоль и поперек бинтами, неимоверно зудело и чесалось. Рядом лежал еще кто-то, накрытый простыней. В голове была пустота.
Вскоре, послышались шаги. В палату зашла медсестра.
- С возвращением Вас, товарищ старший лейтенант, - сказала она, увидев открытые глаза Сергея.
Следом появился курчавый еврей в белом халате.
- Ну, будем знакомы, твой хирург, майор Стиллер Владимир Михайлович. Можешь не отвечать, я все о тебе знаю.
Стиллер коротко рассказал Сергею о состоянии его здоровья:
- Два осколочных ранения: в желудок и в спину под правую лопатку. Жизненно важных органов не зацепило. Операция прошла успешно, так что, считай, родился в рубашке. Потерял много крови и переохладился, поэтому, недельки три поваляешься у нас. Организм молодой, здоровый, -  выдюжишь.
- Там, к тебе, уже третий день целая женская делегация рвется, аж шесть человек, одна другой краше. Ты уж, определись, может, одну и пропущу, на пару минут.
- Да, это так, просто подруги, - улыбнувшись, тихо прошептал Серега. - Пусть сами определяются.
Вскоре в палату зашли Юля и Маша.
При виде забинтованной большой куклы с торчащими из тела трубками, они несколько замешкались и оробели, но доктор их тут же приободрил:
- Ну, что, невесты замолчали. Три дня мне покоя не давали. Жив ваш герой и, как видите, неплохо выглядит.
Девчата с интересом и испугом смотрели на Серегу, не зная, как себя вести в такой ситуации.
- Все, на сегодня хватит, - сказал врач. – Приходите через три дня, тогда и поговорите, а сейчас ему надо отдыхать и набираться сил.

Сильно хотелось пить, но сестра только смачивала влажным тампоном губы. Сергей старался захватить его зубами, чтобы до конца выжать живительную влагу.
Каждые два часа меняли капельницы, кололи уколы и выкачивали из трубок, торчащих из тела, жидкость.
Через три дня его перевели в общую палату, дело шло на поправку.
Как-то девчата, пришли в неурочное время, и Сергей решил, что выйдет к ним сам.
Попросив у соседа палку, Сибирцев опустил ноги с кровати и, опираясь на деревяшку, выпрямился. Голова закружилась, но на ногах он устоял. Медленно передвигаясь, шаг за шагом, он вышел из палаты в коридор.
Девчата видели, как он практически полз вдоль стены.
«Шел какой-то длинный худой старик в белых армейских кальсонах и коротком не по росту коричневом госпитальном халате», - будет вспоминать в дальнейшем Юля. А тогда они стайкой подлетели к Сереге, щебеча и хлопоча, перебивая друг друга.
Принесли с собой две сумки продуктов и фрукты, и все это забрали обратно, так как разрешен был только куриный бульон.
Поговорить не удалось. Нарушение режима заметила дежурная медсестра и, быстро выдворив девчат из помещения, помогла Сергею вернуться в палату.
В палате лежало еще шесть офицеров и все они, как один, облепили окна. Смотрели на выходящих девчат, махали им руками, что-то кричали.
- Ну, ты Серега даешь! В то время, когда здесь нормальных женщин днем с огнем не найдешь, ты целый гарем развел! – восторженно произнес обгорелый майор.
Молодые офицеры, заинтересованно просили Сергея познакомить с подругами.
- Придут в следующий раз, не зевайте, а я вас поддержу, - ответил он. Лег на кровать, уставился в потолок и вспомнил, как познакомился с девчатами…

Однажды, ему лень было идти на обед из полка в кормушку (пайковая офицерская столовая), он перелез через забор части и направился перекусить к своему товарищу, начальнику военторга. Иногда они встречались на базе: поговорить, обсудить дела.
Стол, как всегда, Владимир накрыл у себя в кабинете. Икра, красная рыба, колбаса сервелат, бутылка армянского коньяка – обычная закуска для стола в отдаленных районах.
Сели перекусить. В это время заглянула секретарша и сказала, что прибыли на работу молодые специалисты.
- Ну, что же, заводите их сюда, посмотрим, что с ними делать?
В кабинет, стесняясь, бочком, протиснулись шесть девчат. Юбок на них, наверное, не было, а если и были, то молодые люди их не заметили. Ноги от ушей. В общем, все при всем. Вчерашние школьницы-красавицы, а ныне девчата на выданье.
Не успев поздороваться, они тут же пустили слезу:
- Отпустите нас, пожалуйста. Мы хотим домой. Сделайте отметку, что мы вам не нужны. Мы привыкли жить в городе, а здесь такая дыра.
- Нет проблем, - ответил начальник, - вот только поработаете пол года, и сразу же отпускаю. Правда, если вы сами захотите к тому времени. Скажу вам ответственно, что через два-три месяца, каждая из вас выйдет замуж. Причем, не абы за кого, а сами будете выбирать.
Слезы сразу закончились. Девчата приободрились.
- А сейчас, идите в бухгалтерию, а мы обсудим вашу дальнейшую жизнь и работу.
Когда девчата вышли, он спросил у Сергея:
- Слушай, Серый, у тебя в доме есть свободные квартиры? Выдели парочку.
Офицеры, кому не доставалось благоустроенного жилья, ремонтировали себе старые двухэтажные семеновские казармы.
Так и Сергей, живя в общежитии, с помощью своих бойцов отреставрировал двухэтажный деревянный восьми квартирный дом. Одна квартира являлась туалетом, другая – складом для угля и дров, третья – для пустой тары, в четвертой - он сам жил, а в остальные пускал всех желающих.
Квартиры были двух комнатные с печным отоплением.
Сергей позвонил старшине и попросил его привезти все необходимое. Кровати, матрацы, белье, шкафы, столы, посуду, дрова, уголь, воду. В общем -  заходи и живи.
Так его соседями оказались подружки, которые работали в гарнизонных учреждениях: военторге, госпитале, швейной мастерской, школе, почте.
Отношения между ними были на самом деле дружески-соседскими. Девчата были лет на пять младше, и он воспринимал их, как подростков, только что оторванных от маминой юбки.
Правда, были дни, когда Сергей, уставший от застолий с друзьями, ходил с ними в кино или на танцы.

То, что девчата так озаботились его здоровьем, приятно удивило.  Чаще других навещала Юля. Она приносила, так необходимый для здоровья, наваристый куриный бульон, а затем и более существенную пищу и фрукты.
Навещали офицеры, а так же сержанты и солдаты подразделения. Юра-денщик, как его прозвали, приходил каждый день. Ни какой он был не денщик, это был солдат его взвода. Скромный, очень застенчивый парень, из многодетной деревенской семьи, который ничего в жизни не видел, кроме ежедневного тяжелого труда. Сергею он нравился своей искренностью и трудолюбием. Он старался опекать Юру и не раз муштровал «дедов», пытавшихся обидеть его.
По возможности, он отправлял его к себе домой, где тот топил печи, заготавливал дрова, готовил еду для них двоих из офицерского пайка и просто помогал по хозяйству.
Во время вооруженного конфликта, Юра вернулся в полк с основной частью батальона. Он продолжал следить за порядком в доме своего командира и вот однажды туда зашел на огонек председатель Абагайтуйского колхоза. Он то и поведал Юре о судьбе Сибирцева. Вместе они продумали план освобождения Сергея.
Через две недели они встретились еще раз.
В неразберихе, что происходила с возвращением наших войск, Юра смог припрятать два автомата, два цинка с патронами и несколько гранат Ф-1.
Согласовали план действий, и председатель пообещал сообщить время акции, как только будут готовы друзья с той стороны.
Поначалу все шло удачно, но в последний момент лодку беглецов заметили китайские пограничники и лишь вхождение в бой автоматов Федора Ивановича и Юры, смогли обезвредить преследователей.
Увидев, что раненый плывущий командир идет ко дну, Юра, не мешкая, прыгнул в воду. На помощь пришел и Иванович. Вдвоем они с трудом вытащили Сергея на берег.
В это время, наши погранцы сражались с китайским сторожевиком.
Забросав его минами из «Василька», они забрали ребят и привезли их в Даурский госпиталь.
Получается, что своею жизнью Сергей обязан Федору Ивановичу и Юре, а друг-китаец, который его сопровождал, очевидно, утонул.
Об остальных офицерах и солдатах, оставшихся по ту сторону границы все было покрыто тайной. В госпиталь к Сергею неоднократно наведывались особисты разных рангов, которые расспрашивали его о каждом шаге в плену и взяли подписку о неразглашении того, что он находился на территории Китая.               
               
                17

 После выхода из госпиталя, старшего лейтенанта Сибирцева отправили в командировку по сопровождению бронетехники, поврежденной в конфликте, в капитальный ремонт, в город Каунас.    
Начиналось лето, все цвело и пахло. Проехаться такой порой через весь Союз было заманчиво.
Эшелон состоял из двенадцати платформ с бронетранспортерами БТР-60ПБ и теплушки с личным составом.
До Каунаса добирались одиннадцать дней! Жили в теплушке на нарах, разогревая сухой паек на буржуйке.
Караул состоял из начальника – старшего лейтенанта Сибирцева и четырех караульных солдат. На редких остановках часовые с двух сторон охраняли эшелон.
Не обошлось и без приключений. Один из солдат жил в Ангарске и упросил Сибирцева разрешить ему заехать домой. Уже договорились, что он поедет вперед на ближайшем скором поезде, а после Ангарска догонит эшелон, узнав о его проезде специальным сигналом.
Однако события развернулись несколько другим порядком.
На третий день пути, сухой паек всем осточертел, захотелось чего-нибудь свежего. Когда после Читы ехали по тайге и сидели возле открытой двери теплушки, увидели вдруг возле полотна заблудившуюся, как им показалось, козу.
- А, вот и мясо, - сказал один из солдат.
Состав тянулся очень медленно, и Сергей решился…, выхватил из кобуры пистолет, прицелился, и … Состав резко рвануло, платформы ударились, Сергея сильно качнуло,  он выпустил пистолет из рук. Тот ударился о край вагона и полетел под откос.
Все замерли от неожиданности. Поезд резко начал увеличивать скорость.
И тут Андрей, боец из Ангарска, не растерялся и на ходу выпрыгнул из теплушки.
Состав шел без остановок добрых восемь часов. Сергей очень нервничал. За утерю боевого оружия в мирной обстановке спросить могут очень строго. Вплоть до уголовной ответственности.
«Что же делать? Сойти с эшелона и организовать поиски. А, как же состав с боевой техникой и караул без начальника? К тому же под его ответственностью еще четыре автомата. С другой стороны, нельзя упускать время и поиски надо начинать немедленно». - Думать, конечно, можно долго и что угодно, но состав шел и шел не останавливаясь.
Подъезжали к Ангарску. Тут Сергей вспомнил о сигнале.
 В старый кирзовый сапог положили записку, где написали время проезда и бросили его под виадук на выезде из города.

На Красноярске – сортировочном стояли десять часов. Сибирцев ходил хмурее тучи. В вагон зашел помощник железнодорожного коменданта с проверкой. Осмотрел платформы с техникой, оружие у солдат, документацию, спросил, есть ли какие вопросы и когда уже хотел уходить, Сергей решился:
- Товарищ капитан, есть один вопрос. Вернитесь, пожалуйста, в вагон. 
Офицер присел к буржуйке:
- Ну, спрашивай. Что-то случилось?
И в это время, за спиной офицера, в проеме открытой двери теплушки, появился запыхавшийся Андрей, в руке он держал пистолет Сибирцева.
Сергей остановился на полуслове с открытым ртом:
…- Да, дело в том, что у нас заканчивается сухой паек, а ехать еще неизвестно сколько, - промямлил он первое, что пришло в голову.
Помощник коменданта, что-то долго объяснял о том, что продукты они должны получать в части и что он за это не отвечает, но все-таки попробует что-то сделать.
Сергей его не слушал. В душе у него уже пели соловьи, от сердца отлегло.
Когда офицер ушел, Сибирцев, расчувствовавшись, крепко обнял Андрея, долго благодарил и расспрашивал о том, как ему это удалось. 
А произошло все довольно просто.
Удачно спрыгнув с вагона, Андрей вернулся к козе, которая паслась привязанная веревкой к железному колу.
Пистолет он нашел сразу. Пешком добрался до платформы и на электричке уехал домой. Встретился с родными и друзьями, заночевал, а утром на машине поехал к условленному месту. Под виадуком он сразу же нашел сапог с запиской и выяснил, что состав проследовал четыре часа назад. Надо было догонять.
Вернулся домой, взял «тормозок», попрощался с родными и отец на машине домчал его до Красноярска. В Красноярске ему сказали, что состав под таким номером стоит на Сортировочной и вот они здесь.
- А, где же отец?
- Да, вон он, с ребятами разговаривает.
- Ну, зови его сюда.
Зашел отец Андрея. Познакомились.
Солдат Сергей отправил охранять состав, а с отцом сели перекусить. 
Отец Андрея был тоже из служивых, так что темы для разговора нашлись.
Расстались они, когда к составу цепляли очередной электровоз. Сергей пообещал на обратном пути заехать к ним вместе с сыном.

После Красноярска, на очередной остановке, подошел пожилой мужик, поздоровался и сказал, что он тоже едет в этом составе. Оказалось, что он сопровождает цистерну с вином.
Вино он пригнал в Красноярск, но там его не приняли. То ли не кондиция, то ли испортилось. В общем, цистерну отправили обратно в Молдавию.   
У него закончились деньги и курево. Сергей пригласил его к столу. Видно было, что тот голодный. Мужик предложил вина. Сибирцев дал команду и бойцы, проявив смекалку, чайником на веревке черпанули прямо из горловины цистерны. Вино, кстати, оказалось хорошего качества.
Так они ехали неделю. Сергей делился продуктами, а мужик угощал вином. Бойцы, очевидно, тоже себя не обделяли, но вида не показывали, а Сергей сильно не придирался.
В Ярославле цистерну перецепили к другому составу и, пожелав друг другу всего хорошего, они расстались.

В Каунасе неделю сдавали БТРы в ремонт. Бойцы жили в казарме, а Сергей – в гостинице при военном заводе. За это время он погулял по городу, съездил в Вильнюс, осмотрел достопримечательности Литвы.
Для того, чтобы ускорить сдачу техники, пришлось поводить по ресторанам офицеров-приемщиков. Зато, у него осталось несколько свободных дней, которые он использовал для поездки на родину.
После сдачи техники в ремонт, Сергей отпустил бойцов по домам, договорившись, что в назначенный им час встретятся дома у Андрея и все вместе поедут в часть.
Сам же он полетел самолетом в Вытегру, через Питер, повидаться с родными.               
            
               

                18
               
В аэропорту Белого Ручья его встретил папа на почтовом газике с белыми полосами по диагонали бортов.
- Ну, зачем ты приехал? Я бы на рейсовом автобусе добрался, - добродушно ворчал Сергей.
- Ну как же,.. как же… Не каждый день сын из Тьму-таракани приезжает. Никак тебя не ждали… Какими судьбами? – оправдывался он обнимая сына.
- Командировка подвернулась, вот и приехал, - улыбался Сергей, наслаждаясь воздухом родины. – А ты чего не на автобусе?
- А… Ушел с кирпичного завода. Теперь вот почту по району развожу. Садись в кузов на посылки, в кабине начальник, и поедем в город. Мать тебя уже заждалась.
Сзади раздался рев турбины. ЯК-40, взяв на борт пассажиров, продолжил полет на Москву.
У деревянного одноэтажного здания аэропорта, стоящего в обрамлении вековых корабельных сосен, народ садился на рейсовый «ЛАЗ». Там Сибирцев увидел знакомых ребят и помахал им рукой, но папа уже нетерпеливо сигналил ему из почтовой машины.
Ехали по, до боли знакомым с детства, местам. Остались позади Девятины. Село, куда ездили «дружить» к девчатам с Юркой Самутичевым и Вовкой Старковым... Мелькнул дом Любы Сосипатровой, бывшей зазнобы… Ялосарь… Озерки… Грибные места… Белоусово… Шестово, где лазили в детстве с бреднем по заливам канала… А вот и Вытегра…
Когда бы не приезжал в Вытегру, из каких бы странствий не возвращался, непременно испытывал восторг и состояние человека, взявшего еще одну вершину. Как будто родина-мать брала на время под свое крыло уставшего сына.

В первый же день приезда, когда Сергей зашел за хлебом в продовольственный магазин, он встретился взглядом с незнакомой девчонкой. Та улыбнулась и поздоровалась, назвав его по имени.
Сибирцев, кивнув в ответ, отвернулся к витрине.
- Странно, не могу вспомнить, что это за красавица, - рылся он в памяти.
И тут же вспомнил:
- Это же Татьяна, что была с Леной в гостях у Гринягина в один из прошлых приездов Сибирцева в Вытегру!
Он провел взглядом по магазину и, не увидев девчонки, вышел на улицу.
Цокая каблучками босоножек на стройных ножках, та удалялась по проспекту.
- Таня, - крикнул он и ускорил шаг.
Девушка обернулась.
- Здравствуй Таня, извини, но я сразу и не узнал тебя. Ты выросла и превратилась в настоящую красавицу!
- Да, ладно, что уж там, - смутилась девушка, - ты, когда приехал?
- Сегодня и приехал. Только вышел в город, а тут ты…
- Надолго?
- Нет. Я в командировке. Но с неделю буду.
Разговор не клеился. Таня, да и Сергей, смущались.
- Ну,… я пошла?..
- Да, конечно…
Каблучки зацокали дальше.
- Тань, подожди, - неожиданно окликнул вновь ее Сергей. – А давай, вечером встретимся? – неуверенно предложил он.
- Давай, - легко согласилась она, улыбнулась и пошла дальше.
Сергей остался на месте в задумчивости.
Из прострации его вывела дома мама, спросив:
- А ты хлеб взял?
- Нет.
- А в магазин заходил?
- Да.
- Зачем?
- Спроси что-нибудь полегче, - отмахнулся Сергей и вновь пошел за хлебом.
К друзьям он решил в этот день не идти, так как знал, что первая встреча-гулянка затянется на два-три дня.
Сбегал в баню, погладил брюки и рубаху… В общем к вечеру был любо-дорого. И тут лишь вспомнил, что не назначено время и место встречи.
- Что же делать?.. – размышлял он. – Бродить долго по центру как-то уже не солидно. А, - решился он, - в девять вечера пройду по нашему маршруту (почта-баня) и, если не увижу, пойду к мужикам, а там, как сложится.
Он подошел к городским часам у Северского моста и сразу же увидел приближающуюся от Горки знакомую фигурку.
- Привет, - улыбнулась Таня, - я не опоздала?
- Нет, что ты, это я, дурак, не сказал, где и во сколько.
- Разве? А я и не заметила. Обычно всегда в это время в город выходим.
Повисла напряженная минута.
- Э… Может в кино? – единственное, что нашел предложить Сергей.
- С удовольствием, - тут же согласилась Татьяна.
Они пошли в сторону кинотеатра.
- Надо, наверное, взять ее под руку, - неуверенно подумал Сибирцев, - а то идем, как пионеры.
Он нерешительно и с опаской сунул свою ладонь куда-то под мышку Тане. Та, чуть встрепенувшись, прижала локоть и коснулась Сибирцева плечом.
Они шли молча, но это им не мешало, а наоборот, придавало уверенности. Это было даже хорошо – молчать вдвоем.
Названия фильма, да и сам фильм Сибирцев не запомнил. Помнилось лишь то, что весь фильм они молчали взявшись за руки. Каждый молчал о своем.
После кино, они долго бродили по окраинам города и, распрощавшись у Таниного дома (кстати, она оказалась почти соседкой одноклассницы Сергея, Тани Паршуковой), Сибирцев, счастливый, вернулся к себе.
На следующий день они встретились вновь, не сговариваясь. Скажу больше, случайность встреч в дальнейшем, очевидно, говорит об их судьбоносности.
Следующим утром Сергей шел к Сане Гринягину и на колонке у реки встретил полоскавшую белье Татьяну. Рядом стоял мужчина с коляской. «Наверное, отец», - подумал Сергей. Он еще удивился, что они так далеко возят полоскать белье.
- Привет, - обрадовался Сибирцев. – А я вот, к Гринягину иду…
- Привет, - смущенно улыбнулась Таня, взглянув на него немыслимой красоты глазами. – А я, видишь, по хозяйству…
- Ну, давай, до вечера…, - махнул он рукой.
- До свидания, - грустно ответила Таня.

Вечером они встретились вновь под часами.
Фильм шел вчерашний. Решили просто погулять. В парке сели на скамейку у комнаты смеха. День был будничный, аттракционы не работали, редкие прохожие спешили домой.
Сидели и разговаривали. Тихий и спокойный голос Тани бальзамом ложился на израненную душу Сибирцева. Вспоминали общих знакомых, интересные случаи и истории. В сумерках заметно похолодало. Сергей набросил Татьяне ветровку на плечи, посадил на колени и обнял.
Им было легко и хорошо вместе. Светло и честно. Они целовались…

Незаметно пролетело время, надо было возвращаться на службу. Они встречались почти каждый день. Катались на велосипедах, ходили в гости к друзьям, гуляли в обнимку по ночному городу, купались, загорали. Им просто было хорошо вместе…
Одно лишь смущало Сергея – большая, как ему казалось, разница в возрасте, что и мешало идти на более близкие отношения.
Это была знаковая женщина его жизни, о которой он никогда не забудет.
Да, судьба их не свела, но трогательные и нежные отношения между ними останутся навсегда.
Позднее, всякий раз встретив Татьяну, он читал в ее глазах один и тот же вопрос: «Почему мы не вместе?» и не находил ответа. Он напивался, изводил Таню своим пьяным трепом, и все оставалось по-прежнему. Она же, в сердцах, просила его уйти навсегда из ее жизни. Глупая, она не понимала, что вот из таких коротких мгновений и состоит счастье, остальное же – серые будни.

                19

Вернувшись в Даурию, Сергей попал на свадьбу своего друга, лейтенанта Витьки Корчагина, или Василька, как его называли товарищи, так как он командовал взводом полковых четырехствольных минометов на базе ГАЗ-66, «Василек».
Со свадьбой спешили по причине убытия Василька по первому набору на войну в Афганистан. Женился он на Анюте, на одной из тех девчат, что прибыли недавно в Даурию на работу.
Однако, в армии планировать, невозможно. Так получилось, что Сергея назначили в этот день ответственным офицером по батальону. На роспись к друзьям он не попал, а пришел поздравить уже вечером на свадьбу.
Свадьба шла в доме Василька, таком же, как и у Сергея. Отремонтированная бывшая семеновская казарма. Гостей собралось много, в основном молодежь. Родственники сюда редко приезжали. Во-первых, далеко и накладно, а во-вторых, заранее надо подготовить пропуск в пограничную зону.
Веселье набирало размах. Громкая музыка слышалась по всему городку. Сергея усадили за стол, он сразу же попросил слово. Поздравил молодых. Послышалось «Горько»! Молодые скромно поцеловались и вышли на первый танец.
Сергей за столом оказался рядом с девчатами из своего дома. На первый танец он пригласил Юлю.
- А, почему ты в форме? - спросила она.
- Сейчас ухожу в полк на вечернюю поверку, а затем вернусь.
- А, можно я с тобой пойду?
- Не знаю, а вдруг мне придется задержаться?
- Ничего, я подожду.
- Ну, что же, тогда пошли.
Погода была чудесная. Только что прошел теплый весенний дождь.
За разговорами незаметно пролетел неблизкий путь. Перед КПП разлилась большая лужа. Юля, в легких туфельках, засуетилась, не зная, как ее обойти. Тогда Сергей, легко подхватил ее на руки и занес на территорию части.
Не знаю, как Юля, но Сергей в этот момент почувствовал какое-то притяжение, какую-то близость к этому худенькому симпатичному подростку. Хотелось ее жалеть, опекать.
Оставив Юлю на КПП, Сергей направился на плац, куда выходили подразделения для проведения общеполковой поверки.
После поверки, он занимался с личным составом в казарме и вспомнил о девушке лишь поздно вечером.
Из части Сибирцев вышел часа через два. На КПП стояла Юля и с тихим укором смотрела на него.
- Ну, извини, служба. Закрутился и совсем о тебе забыл.
- Мог бы и предупредить, что задерживаешься.
- Ладно, не обижайся. Зато, теперь я свободен и можем гулять хоть до утра.

Так, постепенно, их отношения из дружеских перерастали в более близкие. Вскоре, девчата переехали в благоустроенную четырех комнатную квартиру пятиэтажного ДОСа.  Большинство праздников там и встречали. Собиралось много молодежи, девчата готовили и накрывали столы. Офицеры приносили спиртное, фрукты и цветы. После застолья все дружно шли на танцы в Дом офицеров, а затем разбредались по личному плану.
Двадцать третьего февраля, после крепкого застолья и танцев, Сергей с Юлей пошли гулять, а так как на улице было холодно, зашли к Сереге. Затопили печь, включили музыку. Пошли танцевать.
В танце он осторожно тронул губами ее горячий висок с пульсирующей жилкой, глаза с мокрыми ресницами, пылающие, словно от жара, щеки.
Такой горячий туман в голове. Незнакомые, волнующие кровь ощущения.
Хочется, чтобы вечно не кончался этот поцелуй, терпкий, обжигающий губы. Юля выскользнула из его рук и стянула через голову свой свитер. Порывисто прижалась к Сергею подрагивающим горячим телом.
- Я, кажется, люблю тебя, - прошептал Сергей.
- А мне не кажется, - Юля счастливо улыбнулась сквозь слезы. – Я это точно знаю.
Она лежала перед ним на простыне, призрачно–нереальная в неверном жемчужном свете зарождавшего утра.
- Почему ты дрожишь? Тебе холодно?
- Нет…
Юля потянулась ему навстречу и обняла его.
Еще ни один мужчина не видел ее обнаженной, не смотрел на нее так, как Сергей, - словно горячая волна пробегала по ней от его взгляда.
Она вздрогнула от короткой резкой боли. Но эта боль несла небывалое, незнакомое счастье.
«У меня сейчас разорвется сердце – подумала Юля. – Он мой. Полностью мой. Весь… И теперь я его женщина…»
- Я у тебя первый? – потрясенный спросил Сергей, покрывая ее неистовыми поцелуями.
- И, единственный, – ответила Юля.
Как она жила до встречи с ним? Как она вообще могла жить без него? 
Минуты летели, складываясь в часы, а они все не могли оторваться друг от друга, не замечая этого неумолимого течения времени, забыв о том, что каждое прошедшее мгновение приближает разлуку.
Они так и заснули, обессиленные, не разжимая объятий. Они даже дышали одинаково, одновременно вдыхая и выдыхая, словно и дыхательная система у них была общей.   

За время службы в Даурии у Сергея случались мимолетные романы, но все они были скорее авантюрными приключениями. Как говорится, гуляем мы с одними женщинами, а женимся на других. Есть женщины для фуршетов, а есть для жизни. К тому же жениться желающих офицеров было немного, все уже ждали замены, ведь холостяки в этом районе, согласно приказа, служили три года, а женатые – пять лет.
Помнится, была подружка Валя, учительница из гарнизонной школы, подружка Наташа – официантка с поезда Хабаровск – Москва.
С Наташей познакомились интересно. Как-то, зайдя в общагу, Сергей застал в своей комнате компанию. За столом сидели соседи по койке, их девчата и новенькая, Наташа, как она представилась. Мишка сказал, что это его жена приехала.
Михаил – прапорщик, недавно заменившийся из Германии. Все знали, что на большой земле у него остались жена и дети.
Сергею подвинули стул, пригласили к столу, но он отказался, сославшись на то, что сейчас заступает в караул.
Когда через сутки он вернулся из наряда, та же, хорошо разогретая компания, продолжала отрываться. Отказаться уже было не возможно. Выпив штрафную, он основательно захмелел. Сказались сутки без сна.
Вышли на улицу. Сергей растянул меха баяна и, пританцовывая под матерные частушки, лихая компания двинулась по городку. Было холодно и темно.
Днем, возле общежития вырыли яму, глубиной метра два. Никто о ней, конечно, не вспомнил и Сергей, под залихватские аккорды «Цыганочки» рухнул в нее вместе с баяном.
«Отряд не заметил потери бойца» и проследовал дальше. Сергей упал так, что его заклинило между стенкой канавы и баяном. Пытался вывернуться, - никак. Начал кричать, - бесполезно.
Только лишь на танцах Наташа обнаружила, что нет баяниста. Ребятам было уже не до него, и она направилась искать его одна.
Кое-как ориентируясь в ночной мгле, все-таки вышла к канаве. Услышав стоны, напополам с матами, она помогла грязному и злому Сереге выбраться из ямы.
Было уже не до танцев и пошли к Сергею домой приводить себя в порядок. По пути она рассказала, что никакая она не жена Михаилу, а познакомились они в поезде, когда тот ехал в Даурию. Представился майором, испытателем, холостяком. Пригласил Наташу в гости.
Обманул. Оказалось, что он женатый прапорщик, техник роты.
Пустив слезу, пожаловавшись на женскую долю, она попросила разрешить остаться у Сергея до завтрашнего поезда.
Так и осталась на неделю. Позже, приезжала еще несколько раз. В Даурию можно было проехать и нелегально: до Борзи – поездом из Читы, а дальше – шестьдесят километров на попутных машинах. Возможно, она и имела на Сергея серьезные взгляды, но тот относился к ней, как к подружке, тем более, она была старше и имела взрослого сына. В то время, невинность невесты, имела определяющее значение.

Дисциплина среди офицеров и прапорщиков заметно ухудшалась, особенно после известных событий на границе. Видя, что никому нет дела до того, что сотни человек пропали на сопредельной территории, сплошное родство при назначении на вышестоящие должности, задержки с заменой из отдаленных районов до восьми лет, и, зная, что «дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут», младшие офицеры пустились во все тяжкие. Частое употребление спиртных напитков, невыход на службу неделями и месяцами, отказ от заступления в наряд - становились нормой жизни. Приходилось сомневаться в нормальном психическом состоянии некоторых из них.
Вот один из случаев.
В общаге, как обычно, шла пьянка. Один из офицеров подавился огурцом. Упал и умер.
Его подняли, посадили, налили водки и заставляли выпить. В конце концов, кто-то в пьяной обиде на отказ, ударил его в лоб. Тот опять упал.
Утром, когда все проснулись, капитан Мурашов, почему-то, продолжал лежать. Когда его толкнули, он уже был холодным.
Думаете, кто-то испугался?
Ничуть.
Положили Мура на стол, зажгли свечи и начали проводить боевого друга в последний путь. Вскоре, все перешло в обыкновенную пьянку.
Дежурная по общежитию, услышав шум, зашла в комнату. Накричала на ребят, что те вместо службы, какой день гужбанят, увидела Мура на столе и с воплями:
«Мурашов, скотина, вставай!», - начала его тормошить.
Лишь, почувствовав, что тот мертвый, в ужасе выскочила из комнаты.
Прибывшие на происшествие начальник политотдела и прокурор с экспертом, зафиксировали смерть и разогнали компанию.
На то время, это было, в общем-то, рядовым событием.
Были и курьезные случаи. Однажды, будучи начальником патруля, Сергей зашел с товарищем в барак, где тот проживал. Здесь же жила Тамара Михайловна, женщина не определенного возраста, странной внешности, непонятно, как оказавшаяся в приграничной зоне. Жила она одна, работала санитаркой в госпитале и бывала на всех офицерских вечеринках, хотя никто ее туда не звал.
Увидев ребят, она тут же начала набиваться в гости.
Сергей прикрикнул на нее. Тамара отбежала в конец коридора к своей комнате и стала корчить рожи и молоть какую-то чушь. Ну, дура-дурой.
- Я тебя последний раз предупреждаю, смойся с глаз, - в сердцах крикнул Сергей.
Это ее только раззадорило.
Тогда он выхватил пистолет и выстрелил вверх, над головой Тамары.
Тамара упала.
Офицеры подошли ближе.
Она лежала с открытыми глазами, широко раскинув ноги и руки. Из-под нее вытекала струйка крови.
- Попал! – в ужасе подумал Сергей.
Он машинально дотронулся до лужи, поднес руку к лицу и тут вдруг понял, что это моча.
- Ах ты, старая стерва! – облегченно вздохнул он, услышав в ответ хлопок двери, за которой мгновенно исчезла Тамара.

Последнее время Сергей часто лежал в госпитале и ездил на санаторно-курортные лечения, напоминали о себе ранения и контузия.
Отпуск после ранений был самым длительным – девяносто суток. Он провел его в Майори (Юрмала), а затем у родителей. Там его и застал приказ о награждении орденом «Красная звезда».
В Ригу он летел самолетом из Читы через Москву. Из-за задержки рейса, полет пришелся как раз на новогоднюю ночь.
Пассажиров было всего восемь человек. Зашла стюардесса. Поздравив всех от лица экипажа с Новым годом, она предложила коньяк, шампанское и прохладительные напитки. Сергей скучал и мысленно был с друзьями, встречающими любимый праздник. Пассажиры объединялись и встречали Новый год по всем пролетаемым поясам.
- А Вы, почему скучаете? Идемте в первый салон, там интереснее, - предложила стюардесса Сергею.
В первом салоне пассажиров не было. Стоял накрытый стол, вокруг которого сновали члены экипажа. Указав на кресло, она прошла в кабину.
 Вскоре члены экипажа и приглашенные обступили стол, и вошедший командир корабля поздравил всех с Новым годом по Иркутскому времени. Выпили, завели разговоры.
Праздновали по Красноярскому, Новосибирскому, Омскому, Свердловскому времени, ну, в общем, до самой Москвы. Появилась гитара, пели песни, кое-кто пытался пуститься в пляс, но их тут же остепеняли, все-таки это был полет.
До Москвы добрались без происшествий. Кто вел самолет? Или он шел на автопилоте? – осталось загадкой. Сергей помнил, что был в кабине пилотов, пытался взять управление самолетом на себя, но его вежливо и аккуратно вывели. Затем, о чем-то долго шушукались и целовались со стюардессой.
 
Путевка была в санаторий Балтийского флота расположенный в центре Майори. В комнате на троих уже жили летчик и подводник.
Познакомившись, друзья предложили Сергею осмотреть побережье. Шли мимо пивного бара, где уже с утра толпились отдыхающие. Проблемы с пивом и со спиртным были в то время и в Прибалтике.
Решив размяться пивком, ребята встали в очередь. Сергей, заняв столик, разрезал на нем килограммовую горбушу, привезенную с собой из Забайкалья.
 Красную рыбу им выдавали на паек, а вообще-то, она стояла бочками на складе. Брали столько, сколько было необходимо. Бывало, что она залеживалась в холодильнике, засыхала, и ее просто выбрасывали.
Увидев столько качественной закуски к пиву, его обступили мужики. В глазах каждого читалась мольба: «Дай попробовать». Сергей с удовольствием угощал всех желающих.   
Подошел хозяин бара, маленький толстенький «хачик».
- Это ваша рыба? – спросил он Сергея.
- Моя.
- Зайдем в кабинет, есть разговор.
В подсобке он попросил Сергея продать рыбу.
- Продать – нет, а угостить – с удовольствием, - ответил Сергей и отдал ему всю рыбину, оставив ребятам по кусочку.
В дальнейшем, Сибирцев занесет «хачику» еще несколько рыбин, за что почти месяц, бесплатно и без очереди, будет пить пиво в этом кафе.
После пивной, друзья спустились к набережной. Дул холодный северный ветер, отдыхающих не наблюдалось, и ноги сами понесли в недалеко стоящий, выступом в море, ресторан Юрас Перле.
 Зеркальный зал и хрустальная посуда производили впечатление. Взяли устриц, коньяку и под тихий, медленный блюз, моряки рассказали Сергею о жизни в санатории и местных достопримечательностях.
К концертной программе, посетителей значительно прибавилось.
Выступали «Самоцветы». Обстановка была празднично-торжественная. Начались танцы и  ребята пошли приглашать девчат.
Время промелькнуло незаметно. Однако, русская душа только развернулась, она требовала праздника, поэтому, когда объявили о закрытии, ребята решили спуститься в ночной бар с варьете, в котором выступала еще никому не известная Лайма Вайкуле.
Места заняли возле сцены, для VIP гостей. Из меню были лишь кедровые орешки, мандарины и коньяк. В час ночи началось представление варьете.
Андрей, моряк, был уже в таком подпитии, что кидался шкурками от мандарин в танцовщиц. Одна из них поскользнулась и растянулась прямо посреди сцены. К столу подбежали ребята из охраны. Они молча подняли друзей за руки  и, буквально, вынесли на улицу. Опустились по лестнице к морю и окунули головой перебравших приятелей в воду. Проделали экзекуцию несколько раз и, убедившись, что офицеры пришли в себя, вежливо объяснили правила поведения. Вернувшись с ними в ресторан, дали им на входе по полотенцу.
- А мне здесь нравиться, теперь я узнал, что такое прибалтийское гостеприимство, - бодро сказал Андрей.
Купив у швейцара букет цветов, он пошел к танцовщицам извиняться. Вскоре, на перерыве, все вместе сели за столик, и девчата смело, и как-то обыденно, устроились на коленях у ребят.
Праздник продолжался. Девчата пошли танцевать второе отделение, а к столу подошел один из охранников и поинтересовался:
- Ну, как девочки?
- Отлично! Надо бы продолжить знакомство.
- Нет проблем. Каждая по пятьдесят рублей.
Ребята притихли. Они впервые сталкивались с платными ночными бабочками.
Сомневались недолго. Неизвестное всегда интересно и Андрей пошел к охраннику договариваться.
Дальнейшие события Сергей вспоминал с трудом. Танцевали, затем ездили по побережью на машине, сидели за столом в частном доме, толкали на берегу какую-то «инвалидку» (мотоколяску).
Разбудили его уже утром. Он спал в «инвалидке» на пляже, а вокруг шумело море.
- Где это мы? – спросил Сергей у открывшего дверь машины Андрея.
- В гостях у русалок, - хохмил тот.
- А Коля где?
- С девчатами в доме.
- А я, что тут делаю?
- Машину свою охраняешь. Ты вчера ее у деда – инвалида за четыреста рублей купил. На ней сюда и приехали.
Сергей вылез из машины, умылся в море, достал портмоне и подсчитал итоги вчерашнего гульбища.
От двух с половиной тысяч рублей оставалось восемьсот.
- Да, неплохо гульнули, пора завязывать, - с тоской подумал он.
Из дома выбежали вчерашние девчата из варьете и весело попрощавшись, сославшись на занятость, тут же исчезли.
Андрей и Коля, посчитав деньги, тоже приуныли. Оптимизма прибавляло лишь то, что через два дня они уже уезжали.
- Но зато, какая ночь была! – закатив глаза, предался с наслаждением воспоминаниям Николай.
Закатив машину во двор, ребята направились в пивной бар лечить головы.
Через два дня, после отвальной в ресторане, Сергей проводил их к поезду. Сам же вплотную занялся здоровьем и три недели жил строго по санаторному распорядку дня, выполняя все рекомендации лечащего врача.
Через две недели его нашел дед, у которого он купил «инвалидку». Он пришел за оставшейся суммой.
Сергей, конечно, обрадовался, что нашелся хозяин машины, извинился перед дедом. Сказал, что машина ему не нужна. Нашли двор, в котором она стояла на хранении и, рассчитавшись, расстались с дедом друзьями.

В холостяцкой жизни  у Сергея были еще две поездки в санатории: в Межгорье в Закарпатье и в Дарасун в Забайкалье.
Курорт Дарасун (Даром сунь) запомнился двумя сопками: «Дунькин пуп» и «Майоровы штаны» и тем, что в первый же день «загудели» на них с медперсоналом. В себя начал приходить лишь через четыре дня, когда давление уже зашкаливало. Тогда то впервые он и задумался об образе своей жизни, надо было его менять и коренным образом. На беседу его вызвал начмед санатория и, назначив курс лечения, посоветовал серьезно заняться своим здоровьем.
- Не смотря на молодость, при такой жизни, до «майора» не дотянешь, - сказал он.

Закончив лечение и отдых в Прибалтике, Сибирцев самолетом через Питер полетел на родину в Вытегру, впереди еще было два месяца отпуска.

                20       

Во время лечения Сергея в госпиталях, да и в повседневной жизни, рядом с ним всегда была Юля. Друзья не раз подзадоривали, что если он не женится на ней, то отобьют.
Однажды Юля зашла к нему со слезами на глазах и, волнуясь, призналась, что она беременна. Серега обрадовался и воспринял это, как должное. На июль была назначена свадьба.
Расписались в сельсовете. В свидетели взяли Славу Половинкина и Валю Панкратову. Проблем с продуктами не было: привезли с продсклада части и военторг помог. Кстати, от военторга был и подарок – холодильник.
 Собралось человек сорок друзей в Юлиной общаге-квартире. В ту пору она с девчатами жила в военторговской благоустроенной четырехкомнатной квартире.
Веселились два дня. Тогда были в моде комсомольско-молодежные свадьбы. Невеста в белом подвенечном платье с фатой, жених в парадной форме. В общем, все как у людей.
Через пол года родился сын. Узнав об этом, Сергей устроил мальчишник, на котором Игорь Трубаев, друг,  вдруг разнылся:
- Вот, у тебя семья, сын, а я один и мне плохо.
-А, что же ты с Маринкой до ума так и не довел? – спросил Сергей. -  Какой то ты не решительный.
- Куда уж больше решительности, если уже две девчонки от меня беременные?
Да, это действительно было так. Маринка и подруга Игоря на родине, ждали детей.
- Ну, вот и определяйся, - посоветовал Серега.
- А, вот и женюсь, – решительно сказал Игорь, - прямо сейчас.
- Нет проблем. Поехали.
- Поехали.
И друзья пошли ловить попутку до Забайкальска, где к тому времени в больнице работала Марина.

Попуткой оказался милицейский уазик. Водитель так его гнал по бездорожью, что когда начался занос, никто не удивился.
Машина дважды перевернулась, подлетела вверх и всей массой рухнула в канаву. У Сергея вылетели ноги в открывшуюся заднюю дверь, и удар пришелся на них. Серега взвыл, из глаз посыпались искры. Менты засуетились, кое-как приподняли борт и высвободили ноги.
«Синяки, конечно, будут, но кости вроде целы», - подумал Сергей.
В это время выполз из машины Игорь. Все на нем было в норме, за исключением правого уха, которое болталось на хряще. Из раны лилась кровь.
У ментов, кстати, даже фуражки не слетели.
А вот машина была разбита вдребезги.
Примотав ухо к голове носовыми платками, и оставив ментов у машины, друзья направились ловить попутку.
Обратного транспорта не было, пришлось ехать в Забайкальск. В районной больнице нашли Маринку и под ее охи-вздохи направились в травмпункт.
Ухо Игорю пришили на место и забинтовали голову. Тут он и решился предложить Маринке руку и сердце. Та, сначала, восприняла это как очередную хохму и долго смеялась, затем вдруг обиделась и, послав ребят куда подальше, надолго пропала.
Ребята удивленно переглянулись, пожав плечами. Действия Маринки как-то не вписывались в разработанный ими сценарий женитьбы.
Отступать было уже нельзя и, взяв на себя роль свахи, Сергей пошел искать ее.
Та долго ломалась, удивляясь срочности решения вопроса, да еще в таком состоянии жениха: пьяного и травмированного.
Сергей, все-таки, помог ей принять правильное решение, убедив, что если не сейчас, то уже никогда. И Маринка сдалась.
О свадьбе они сообщили главному врачу. Тому понравилась их история и, дав Маринке краткосрочный отпуск, выделил уазик, на котором свадебная процессия двинулась к ее родителям в Абагайтуй.
Отца и мать это известие сначала привело в состояние шока, но вскоре все завертелось, зашумело, начались приготовления.
Готовились всю ночь. Забили кабана, собрали самогона, а на утро пошли в сельсовет расписываться.
Сергей и Галя, подруга Маринки, были свидетелями.
Гуляли два дня, а на третий Сергей вспомнил, что у него жена в роддоме. Оставив свадьбу веселиться дальше, они с Игорем уехали в Даурию.
Юля с Ваньком были уже дома, помог военторг. Она сначала сильно обиделась, да и было за что, но постепенно все уладилось.
А через три дня к ним пришел Игорь, пришедший в себя после загула. Узнав, что он уже женатый мужчина и скоро будет отцом, сначала огорчился. Но, поразмыслив, сообщил об этом телеграммой своим родителям, которые ждали сына домой на свадьбу, но уже с другой невестой, и уехал на побывку к Маринке.
Так и у Игоря с Маринкой началась семейная жизнь, а через четыре месяца родился Максим. Ухо приросло хорошо.


В первый семейный отпуск Сибирцевы летели самолетом из Читы двадцатого июля. Это был один из немногих отпусков летом.
В Омске сделали остановку, перекомпастировали билеты, и поехали знакомиться с родителями Юли, ведь кроме будущей тещи, приезжавшей в Даурию, когда Юля еще холостяковала, Сибирцев никого не видел.
К родителям в Одесское решили ехать утром, сделав на ночь остановку у тетки, которая жила на правом берегу Иртыша, неподалеку от автовокзала.
Тетя Анфиса и Светлана, дочь ее, встретили Сибирцевых радостно. К вечеру накрыли богатый стол, поздравляя молодоженов. Живой еще дед Савелий, тоже выпил не одну рюмку. Это была их первая встреча, положившая начало многолетней дружбы. К застолью приехал старший брат Юли, Славик, заканчивающий после армии строительный техникум. Жил он в Омске, в общежитии.
Утром поехали в Одесское. Девяносто километров, покрыли на рейсовом автобусе за два часа. Родители Юли устроили настоящую свадьбу, забив кабана. Неделя прошла в знакомствах с новой родней и поездках по району. Съездили в Харитоновку и Желанное, места рождения и детства Юли.
28-го июля продолжили свой путь самолетом на Ленинград. Для Ванька взяли люльку и подвесили ее над головой в проходе между кресел.
Конфуз произошел именно в момент завтрака. Не успел проголодавшийся Сибирцев разложить перед собой на столике принесенную стюардессой курицу, как из люльки вырвалась дугою струя и впилась своим острием в аппетитный завтрак. Это справил малую нужду Ванек, показав из своей лежки улыбчивую удовлетворенную мордашку.
Засмеялась Юля, успокаивая возмущенного такой «наглостью» сына, Сибирцева, и пододвинув к нему свой завтрак.
Однако, сюрпризы на этом не закончились. Поглощая с аппетитом Юлину курицу, Сибирцев уловил странный запах, все сильнее распространяющийся по салону.
Заплакал Ванек, стараясь вылезти их люльки. Встала Юля, взяла его на руки.  Запах усилился. Все стало ясно. Ванек, измазавшись с ног до головы в детской неожиданности, до конца выполнил свою программу.
Юля, охнув, прижала сына к груди и помчалась в туалет…

В Питере остановились у родственников Сергея на Петроградской стороне. И пока дядя Федя и тетя Полина занимались с Ваньком, Сергей показал Юле северную столицу: прошли по Невскому, посетили обзором Зимний. Через Дворцовый мост прогулялись к Ростральным колоннам и университетской набережной. Зашли в музей этнографии и кунсткамеру. На следующий день ездили в Петродворец.
30-го вылетели в Вытегру. Дома их уже ждали. Дед с бабой затискали в объятиях первого внука. С интересом присматривались к невестке.
А на утро случилось непоправимое…
Николай Иванович, отец Сергея, как обычно встал рано, в 4.30 и, поносив заплаканного внука на руках, ушел на работу. Перед обедом к ним постучалась соседка сверху и позвала Сергея к телефону. Все это было как-то странно… И, когда Сергей, взяв трубку, услышал: «Ваш папа умер!..», в первый момент, как-то не воспринял страшную весть. Он вышел из квартиры, зашел в туалет в коридоре дома. Мысль была одна: «Этого не может быть и как сообщить об этом маме!?» Затем вернулся и, вызвав скорую (на всякий случай для мамы), пошел домой.
Сначала он рассказал все Юле, а затем уже маме. Мама, на удивление, стойко восприняла эту весть. Быстро приехавшая скорая не понадобилась, а врач возмутился «ложным» вызовом.
И закрутилось… Подготовка, и сами похороны, прошли в каком-то затуманенном состоянии. Ритуальных услуг в то время не было и все пришлось решать самим.
Через неделю, несколько придя в себя, они все же решились на поездку. На «Метеоре» через Онежское озеро с Юлей отправились к тетке в Петрозаводск.
Сейчас, с высоты лет, к этой поездке отнесся бы спорно, но тогда, неприятности и беды просто не могли на долго оставаться в сердце. Молодость брала свое.
Тетка встретила их как-то странно. Спросила, взяли ли они с собой ножные полотенца. На обед, прикрываясь соблюдением диеты, им положили в  тарелки лишь по ложке овощей. А когда тетя Вера узнала, что умер папа, а они уехали, оставив маму с внуком, вообще перестала разговаривать. Конечно, она была права.
Молодые, не долго думая, ушли гулять по столице Карелии, а затем на «Комете» помчались на остров-музей Кижи, где среди деревянных церквей и домов трехсотлетней давности провели весь день.
Заночевав у тетки, утром вернулись в Вытегру. Мама держалась молодцом. Теперь она оставалась практически одна. Татьяна уже училась на фельдшера в Череповце.
Оставшиеся две недели провели в поездках на отцовском «Минске» в лес по грибы, купались и рыбачили на озерах. Ловили черных горбатых окуней с моста на речке близ Тудозера. Собирали малину и белые грибы на Раньковской горе. Объездили все знакомые с детства отцовские грибные места.

                22

Отдаленность от цивилизации, сложные бытовые условия, недостаточность женского тепла в сугубо мужских коллективах, приводили к частым семейным драмам и любовным историям, которые вряд ли произошли на большой земле.
У Сергея свадьба была в один день со свадьбой командира полка. Тот женился на молодой женщине из военторга, бывшей жене начальника госпиталя. В то же время, его бывшая жена, женщина бальзаковского возраста, в этот же день выходила замуж за молодого лейтенанта, начальника клуба полка.
Еще пример. К молодому лейтенанту приехала мама. Погостив неделю, она вышла замуж за друга сына, такого же лейтенанта.
Или такое. Во время танцев в Доме офицеров, один из лейтенантов в разговоре задел честь жены другого, тот вынул пистолет и застрелил его.
Бывало и такое, что жены офицеров, открыто изменяли мужьям с солдатами. Те знали и терпели. Это трудно было понять.
Отдушиной были редкие поездки в Читу. Областной центр, со своими культурными и развлекательными заведениями, позволял несколько скрасить армейские будни.
Драмтеатр, кинотеатры «Удокан», «Родина», «Пионер»; рестораны «Забайкалье», «Даурия», «Аргунь», - здесь постоянно встретишь офицеров из приграничных районов, отдыхающих по полной программе.
Днем ходили по магазинам, рынкам и кино, а вечером обязательно посещали ресторан. Причем, первые два дня все шли обязательно в «Аргунь». Это был самый большой, на четыреста посадочных мест, ресторан. Светлый, современный, огромный зал его, напоминал футбольное поле. Собиралась, в основном, молодежь, играла современная музыка, и было весело, громко и бесшабашно.
Позже шли в «Даурию». Здесь хорошо проводить романтические вечера. Шикарный, дорогой ресторан, имелись отдельные кабины. Публика уже более состоятельная, на столах хрусталь и свечи, музыка медленная, навевающая ностальгические чувства. Любимое место золотоискателей с приисков.
«Забайкалье» посещали уже в конце отдыха, когда «финансы поют романсы» и надо было считать деньги, чтобы осталось на обратный билет. Обычный, без изысков, сравнительно дешевый ресторан. Традиционное меню: салат оливье, заливное, котлета по-киевски и водка. ВИА играет все, что попросят. Вполне можно приятно провести время.
Останавливались обычно в гостиницах, дав сверху администратору.

Семейный быт, старшего лейтенанта Сибирцева, постепенно налаживался. Вскоре получили комнату в трех комнатной благоустроенной квартире, а затем долгожданную отдельную однокомнатную квартиру. Горячей воды, конечно, не было, топили дровами титан. Необходимая мебель -  казенная, с инвентарными номерами. Питались продовольственным пайком. В общем, были на полном государственном обеспечении. Деньги шли на сына, отпуска, редкие праздники и ложились на книжку.
С семьями офицеров и прапорщиков проводились занятия по воинским дисциплинам. Раз в неделю жен и взрослых детей вывозили на полигон, где они стреляли из пистолетов и автоматов, пулеметов и гранатометов. Метали гранаты. Выполняли нормативы по надеванию общевойскового защитного комплекта и противогаза, бегали в них. Учились оказывать помощь раненым. Желающие водили БМП и танки. Через год занятий Юля могла дать фору любому пехотному лейтенанту. Особенно хорошо у нее получалась стрельба из пистолетов «по-македонски».
Когда Ванек подрос, Сибирцев так же часто брал его с собой на полигон, приучая с ранних лет к нелегкой армейской жизни. Вскоре тот и сам просился пожить в солдатской палатке, пострелять из пистолета и пулемета.
Офицерские семьи 70-х – 80-х годов вполне могли постоять за себя, и даже вести самостоятельно боевые действия.
Были задержки с денежным обеспечением, но их редко кто замечал. При длительной задержке, командир полка обращался к Сергею. Сибирцев, к тому времени, знал уже практически всех в приграничном районе.
Еще во время строительства укрепрайона он познакомился со старым чабаном, бурятом, Героем социалистического труда, дедом Кешей. Сергей изредка заезжал к нему по пути в Краснокаменск. Деда можно было слушать до утра, такой он был непревзойденный рассказчик. Жил он один на кошаре, имел в хозяйстве больше тысячи овец (сколько точно и сам не знал), да две собаки, верных кавказца.
Жена умерла. Две дочки, уже взрослые, разъехались по городам в поисках лучшей доли. Они изредка приезжали к отцу за деньгами, да показать, как растут внуки.
До ближайшего села восемьдесят километров. Сергей завозил Кеше хлеб, заливал бензином его старенький движок, помогал по хозяйству.
Когда командир полка, в очередной раз, попросил Сергея помочь с деньгами, тот, не задумываясь, взял машину и, загрузившись на складе продуктами, двинулся к деду.
Увидев уазик еще издали, дед вышел навстречу. Обнял Сергея и, смахивая ладонью слезы радости, цокая языком, приговаривал:
- Ах, как «карашо!» Как «карашо!»
Зашли в домик, сели за стол. Сергей выставил водку и спирт. Дед – целый таз бешбармака.
- Должен ветеринар наведаться, вот и готовлюсь, - сказал он.
В разговорах незаметно пролетел день. Под вечер приехал районный ветеринар и присоединился к ним.
Под утро Сергей засобирался. Уже выпив на посошок и садясь в машину, услышал, как дед ему крикнул:
- Серега, подожди, я тебе сейчас барана заброшу, с ребятами шашлыков поедите. А, ты вообще-то, чего приезжал?
У Сергея, от волнительной встречи, денежный вопрос вылетел из головы.
- Да, я и забыл. Командир просит у тебя денег взаймы. Зарплату задерживают.
- Зайди в чулан, возьми сколько надо.
Сергей зашел в подсобку, но ничего кроме мешков там не было.
- Тут только мешки стоят.
- А, сколько тебе надо?
- Не знаю, тысяч сто, наверное.
- Бери два мешка, там тысяч сто пятьдесят должно быть.
Сергей, даже не взглянув на содержание мешков, завязал их веревками и закинул в машину.
- Ну, давай дед, до встречи!
- Пока, привет командиру. Приезжай еще.
Вернувшись в полк, Сергей занес мешки начальнику финансовой части, доложил командиру полка и занялся своими делами.
 Долг Кеше отдали через две недели.
На предложение Сергея посчитать деньги, дед ответил:
- Да, что их считать. Все равно лежать будут, пока мыши не сгрызут. Или дочки заберут.
В этом была видна чистота русской души жителей отдаленных районов, не отравленная еще золотым тельцом.
Спустя много лет, когда деньги в уже бывшем Советском Союзе стали наркотиком, Сергей с упоением вспоминал Кешу и то время, когда советский человек был свободен от поклонения рублю и доллару. А ведь тогда доллар стоил 90 копеек!
               
                23

Замена пришла только на седьмом году службы. Ее уже перестали ждать. К этому времени, старший лейтенант Сибирцев стал «зубром» в вопросах, которые касались приграничных дел. Он неоднократно обращался к командованию с вопросом перевода его во внутренний округ, так как давно уже отслужил все положенные сроки службы в отдаленных районах. Да и по состоянию здоровья он не мог быть здесь.
Однако, никого это не волновало. Были моменты, когда Сергей плевал на все и неделями не выходил на службу, но и это прощали, лишь бы он оставался на месте. Его сослуживцу, лейтенанту, в подобной ситуации, не выходившему на службу два месяца, устроили показательный суд, разжаловали и дали четыре года тюрьмы.
Поэтому, замену ждали, как солнца в ясном небе. Об этом чаще всего разговаривали в офицерском кругу и завидовали белой завистью тем, к кому он, заменщик, уже приехал.
Однажды, руководя бригадой по ремонту офицерского общежития (ждали высоких гостей), Сергей столкнулся в туалете с незнакомым полковником.
- Ты, почему не на службе, старлей? – недовольно пробубнил начальник.
- Я здесь старший по ремонту, - ответил Сергей.
- А что, у командира прапорщика не нашлось?
- Не знаю. Я, вообще-то, в полку давно не был. Бастую.
- А, что так?
- Да вот, седьмой год здесь лямку тяну, а замены все нет.
Полковник на минуту задумался, затем расспросил Сибирцева о службе и вдруг предложил:
- В Сибирский округ поедешь?
- Конечно, поеду! Отсюда, хоть к черту на кулички! – удивленно и восторженно вскликнул Сергей.
- Ну, что же, ожидай. Я из отдела кадров Ставки. Время замены, как ты понимаешь, в этом году уже закончилось, поэтому зря обещать не буду, но чем смогу – помогу.
Сергей, понимая, что это отговорка очередного начальника, вскоре забыл об этом разговоре.
Месяц спустя, в дверь громко постучался посыльный:
- Товарищ старший лейтенант, Вас комбат вызывает.
- Скажи, что дома никого нет, - не вставая с кровати, отозвался Сибирцев.
- Хорошо, я скажу, только дело в том, что к Вам заменщик приехал!
После этих слов, Сергея словно подбросило с кровати. Он открыл дверь, затащил посыльного.
- А ну, повтори, что ты сказал!?
- К Вам, заменщик приехал!
- Ты что, серьезно? – не мог поверить своим ушам Сергей.
- Серьезней не бывает. Он в штабе батальона.
- Жди меня! – крикнул Сибирцев и бросился одеваться.

В штабе батальона, довольный комбат, представил ему заменщика. Это был лейтенант из ГСВГ.
- Но ты, Серега, губу особо не раскатывай, Германия тебя не ждет, очевидно, туда едут более достойные. Согласно предписанию, едешь в Новосибирск, в распоряжение командующего Сиб. ВО, - остудил Сибирцева комбат.
Серега понял, что вместо него в Германию поехал человек того полковника, а он, как и договаривались, едет в Сибирь.
- Ну, в Сибирь, так в Сибирь, тоже неплохо, к теще на блины, - ответил Сергей.
Позвонили из штаба полка. Сибирцева вызывал командир.
Сергей подумал:
- Ну, сейчас начнут палки в колеса ставить, не дадут нормально замениться.
- Товарищ старший лейтенант, а как это, минуя штабы полка и дивизии, вам удалось замениться? – официально обратился командир полка. (К тому времени полковник Румянцев ушел командовать укрепрайоном, а на его место назначили подполковника Соколова, выпускника академии, сына Министра обороны).
Возмущенный Серега пошел ва-банк:
- Товарищ полковник, уж вам ли не знать, что я отслужил все допустимые сроки службы в отдаленных районах? И, если посмотреть личное дело, служил неплохо, имею правительственные награды. А если вашим штабам по хрен моя дальнейшая судьба, то это не моя вина, а проблема, которую я вынужден решать сам. Вам хорошо рассуждать, вы сын Министра обороны, годик у нас побудете и дальше, на генеральскую должность. Обо мне же, некому заботиться, я из рабочей семьи.
- Ну-ну, не кипятись, это я так, для профилактики, - примирительно сказал Соколов, - я слышал, у тебя там проблемы с заменой, вместо Германии едешь в Сибирь. Может помочь?
- Не надо, товарищ полковник, мне помогать. Единственная просьба – не мешайте, - нервно произнес Сибирцев.
- Ну, как знаешь. Зайди перед отъездом. Разговор есть.

Из части вышли вместе с заменщиком.
- Когда приступим к приему-сдаче должности? - поинтересовался Владимир.
- Успеем. Дела и имущество к сдаче давно готовы. Я тебя очень долго ждал, поэтому сначала отметим нашу встречу.            
На базе военторга взяли ящик коньяка, сообщили о замене Юле и направились домой. Юля очень обрадовалась, ведь они ехали почти к ней на родину.
Приезд заменщика, действительно, был самым большим праздником в отдаленном гарнизоне. Вскоре собрались друзья. Загуляли так, что пришедшая с работы Юля обнаружила в своей постели раздетого и мирно посапывающего Вову. Сергей же в это время продолжал шарахаться по гарнизону и праздновать замену.
Через три дня, после приема-сдачи должности, отправили контейнер с личными вещами.
На отвальную собрали всех друзей и сослуживцев. Были и Игорь с Маринкой.
Сергей торжественно вручил заменщику три конверта:
- Первый откроешь сразу, как я уеду. Второй – когда совсем будет хреново, а третий – за год до замены. Если будешь действовать так, как там написано, служба пролетит незаметно.
Эти конверты дал Сергею его предшественник, и они передавались от заменщика к заменщику.
В первом было написано: «Вали все на заменщика».
Во втором – «Сожми зубы и держись».
В третьем – «Посылай всех на хрен и жди замены».

На вокзал провожать пришла вся Даурия. Приехал на уазике Вася Тесля, начальник штаба полка. Несмотря на разное служебное положение, они с Сергеем давно были в приятельских отношениях. Высот своих Вася достиг благодаря дружбе и совместной учебе в академии с командиром полка. Однако, вскоре его взлет закончится из-за любви к рюмке и его сошлют с понижением в укрепрайон.
Вася выпил штрафную, сразу же захмелел и полез к Сергею целоваться, затем вдруг вспомнил, что его послал командир полка за Серегой, чтобы попрощаться, но было уже поздно и поездку отложили.
В вагон заходили, как и положено, по белой простыне первой категории, брошенной на ступеньки. К последнему вагону привязали веник, чтобы замел обратную дорогу.
Последний посошок и под звуки «Прощание славянки» поезд Пекин - Москва увез семью Сибирцевых к новому жизненному этапу.               
               




























                «...Чтоб ворон да не по нам каркал…
                По чарке… по чарке… по чарке…»
                А. Розенбаум
               

                ГЛАВА  4

                АФГАН

                1
               
В Сибири они служили пять лет. Год в Новосибирске и четыре года в Юрге. Между ними был Афган.
Было бы неправильно сказать, что возможности получить роту или пойти на повышение у Сибирцева не было вообще. Была такая возможность. Но для этого надо было переступить через себя. Надо вступить в партию, возглавляли которую сегодня «хамелеоны», лизоблюды, воры и вруны. Сергей этого сделать не смог. Вступить в нее, значит предать память отца и деда, коммунистов от сохи. А раз так, то приходилось и дальше «долбить Ванькой-взводным».
Двойная мораль выводила из себя. По телевидению, в газетах, на партийных собраниях говорили одно, а в курилках и на кухнях – совсем другое. Слова и дела партийной верхушки противоречили сами себе.
Обязательное конспектирование ленинских работ, книг и речей партийных лидеров не поддавалось разуму обывателя. Сибирцев на политзанятиях пытался отделить плеву от зерен и давал солдатам ту информацию, которую считал нужной, не засоряя их молодые мозги разной политической «туфтой», за что неоднократно получал взыскания от парторга и замполита.
Рыба гнила с головы под руководством коммунистической партии.
Положение ненадолго изменилось, когда к власти пришел Андропов. Дело по Елисеевскому универмагу, Узбекское дело и ряд других покажут, насколько глубоко прогнил наш уже далеко не социалистический строй. Страна была раковым больным. Чем выше «хлебная» должность, тем хуже был подонок «лежащий» на ней. Прикрываясь красивыми словами о партийных принципах демократического централизма, эти «жирные коты» разложили социализм изнутри. А когда увидели скорую свою кончину, срочно «перекрасились», предложили свои услуги Западу и совершили буржуазный переворот.
Забегая вперед, скажу, что Сергей Сибирцев был всегда в оппозиции к существующей власти. И в компартию он вступит тогда, когда ее разгонят и запретят. А с другой стороны, именно в возрожденной в июне 1993 года партии, освободившейся от всей этой многолетней «накипи», останутся истинные коммунисты, у которых слово не расходится с делом. Именно на них сегодня равняется вся прогрессивная молодежь и пополняет ряды партии.

В Новосибирске служили в центре города, на Каменке, в семнадцатом военном городке. О квартире речи не шло, поначалу жили прямо в штабе пятьдесят девятого мотострелкового полка. Условий, естественно, никаких. Даже в туалет выйти Юле было проблематично, не говоря уже о приготовлении пищи и уходе за маленьким сыном.
Вскоре сняли комнату в частном доме возле части. Несмотря на отсутствие благоустроенного жилья, все были довольны, что наконец-то живут в мегаполисе и все свободное время посвящали походам в театры, цирк, зоопарк и кино. Ведь в молодости так хочется познавательных развлечений. Часто просто гуляли по городу, его паркам и скверам.
Служба в центре столицы Сибири, под боком у тещи их устраивала, если бы не два вопроса: профессиональный рост и проблема с получением благоустроенной квартиры.
Юля сразу же устроилась в военторг и работала уже старшим бухгалтером.
Командировки и полевые выходы занимали большую часть жизни, порою неделями и месяцами Сергей был в отрыве от дома.               
Особенно запомнилась командировка в деревню Кыштовка, на север Новосибирской области, где Сибирцев проводил сборы с «партизанами».

В Кыштовку летели «кукурузником» АН-2. Постоянные воздушные ямы, взлеты и падения вымотали так, что после приземления, каждый зарекся летать на этом виде транспорта.
Встретили их, чуть ли не всем селом, как дорогих гостей. Районный центр, расположенный среди лесов и болот, имел единственную надежную связь с большой землей – еженедельный самолет.
Для проведения занятий прибыли три офицера и шесть бойцов.
Время было уборочное, поэтому, председатель колхоза сразу же попросил войти в его положение и по возможности освобождать от занятий офицеров и прапорщиков запаса, которые сейчас нужны в поле, ну прямо по горло.
Возле самолета выстроилась колонна из десяти машин, как сказал председатель, для мобильности.
Занятия, вникнув в трудности села, решили проводить не в аудиториях, а прямо в поле. В обстановке, так сказать, приближенной к боевой. И поближе к месту уборки урожая.
Преподавателей поселили в районной гостинице. Каждое утро, колонна машин с военнообязанными отправлялась на занятия.
Первые дни занятия шли по десять часов, но затем председатель прямо взмолился, чтобы отпустили механизаторов. Его можно понять – хлеб всему голова!
Пришлось пересмотреть расписание занятий. Теперь, с утра два часа занимались, затем председатель забирал людей, а гости ехали на охоту, рыбалку и по грибы.
Этот месяц отдыха на дикой природе запомнился на всю жизнь. Охотились на лося и изюбра, ловили на лесном озере щук и окуней, собирали белые грибы и подосиновики, били кедровые шишки. Все это заготовили впрок и привезли домой.

Летом часто ездили отдыхать на Обское море, в Академгородок. Зимой катались на лыжах в Заельцовском парке.
Жили рядом с оперным театром, поэтому, смотрели все премьеры, но больше любили ходить на оперетты и музыкальные комедии.
В рестораны Сергей попадал редко. В основном, обмыть с друзьями-офицерами окончание проверки, отметить день рождения или присвоение очередной звезды.
Кутили обычно в «Сибири» или «Центральном» на Красном проспекте.
Старший лейтенант Сибирцев уже почти год исполнял обязанности командира роты связи, но утвердить его в этой должности командование почему-то не спешило.
Однажды, после очередного прибытия с полигона, дома его ждало неожиданное известие. Судьба приготовила очередное испытание. Ему вручили предписание об откомандировании в распоряжение командующего Туркестанского Военного Округа.               
               
                2
               
Земля встала на дыбы, быстро вращаясь перед глазами. Кишлаки, бесцветная лента реки, желто-бурые  холмистые поля – все это закачалось, закружилось, понеслось куда-то, опрокидывая вниз головой.
Тяжелый транспортный «Ил» стремительно спускался вниз, а под крыльями плыла залитая солнцем чужая, неведомая земля.
Рядом с Сибирцевым проснулся, заморгал красными глазами молодой прапорщик, поднял с пола упавшую фуражку и посмотрел в иллюминатор.
- Кабул, - сказал он, мощно зевая.
Чемоданы и сумки, выставленные в ряд посреди салона, закачались туда-сюда, как гребцы в лодке, и рухнули на бок. Сибирцев машинально потянулся за своим чемоданом, но как раз в ту минуту самолет накренился еще сильнее. Он едва устоял на ногах. Сидящий напротив пожилой майор успел вовремя схватить его за руку.
Гул двигателей стал стихать, вибрация прекратилась, и казалось, самолет недвижимо повис над землей. Сергей посмотрел в иллюминатор. Мимо проносились серые ангары, автомобили, голубые фанерные домики, вертолеты с обвисшими, будто вымокшими под дождем лопастями.
Сибирцев выходил из самолета предпоследним, щурясь от нестерпимо яркого света и ощущая на лице раскаленный поток воздуха, хлынувший в промерзший за время полета салон.
Их встречали. По обе стороны от трапа стояли люди в выгоревшей полевой форме. Они без всякого любопытства смотрели на выходящих из самолета пассажиров.
Когда салон самолета опустел, один из встречающих, видимо комендант, объявил в мегафон:
- Отпускникам строиться слева от меня, заменщикам – справа.
Майор толкнул Сергея в спину и потянул за рукав. Они стали рядом во второй шеренге.
- А куда тебе, браток, дальше-то ехать? – спросил его майор.
Сергей пожал плечами, ответив, что знает лишь, что в армейский полк связи.
- А должность какая?
- Командир роты.
- Ясно. Воевать, значит, будешь?
Комендант шел вдоль строя, проверяя предписания. Поравнявшись с Сибирцевым, он долго изучал его документы, потом поднял глаза, внимательно рассматривая Сергея. Наконец сказал:
- Вы остаетесь здесь. Если вещей немного, идите по этой дороге, и слева, за поворотом, найдете часть. Автобус не скоро подойдет.
Группа прибывших постепенно расходилась. Основная часть их строем направилась на пересыльный пункт. Скоро Сибирцев один остался у пустого самолета.
Вот так началась его недолгая служба в Афганистане.
103 Армейский полк связи был действительно недалеко. Минут через сорок Сибирцев уже сидел на чемодане около штаба в тени масксети и раздумывал, ждать ему командира полка или же, как советовали, идти «забивать» койку в местном общежитии, потому как под вечер мест может и не быть.
Через час командир объявился. Он был почти на полголовы выше Сибирцева. Широкоплечий и немного сутулый, он быстро шел, заложив руки за спину. Не обратив на старшего лейтенанта внимания, он крепко толкнул плечом дверь кабинета.
Сибирцев представился.
- Ясно, - ответил он и с тоской посмотрел на его запыленные сапоги. – Тоже героем хочешь стать? Станешь…
Минуты две он стоял к Сибирцеву спиной, о чем-то думал, глядя в грязное окошко.
Потом повернулся, стал ходить туда-сюда, массируя шею.
- Ты меняешь Жиглова, третья рота. Но это потом, а сейчас убываешь в командировку. Временно примешь сводную роту по охране строящейся электростанции, это в ста километрах. Утром на север пойдет колонна, с ней и доберешься. Принимай должность, изучай быт и нравы, - он тяжело вздохнул. – Все, прости великодушно, больше у меня нет времени. Послезавтра я подъеду, тогда и поговорим обо всем… Ну, будь здоров!

Первая ночь на афганской земле. Почти на ощупь шел от штаба к длинной шеренге палаток. Светили маленькие колючие яркие звезды, словно наклеенные на гигантское полотно купола. На гребнях холмов просматривались силуэты боевых машин сторожевого охранения.
Перед палаткой споткнулся о столбик, свалил крышку привязанного к нему рукомойника. Откинув в тамбуре один за другим три брезентовых полога, протиснулся-таки внутрь, на мгновение ослеп от яркого электрического света. У центральной опоры под лампой брился электробритвой незнакомый офицер, придерживая коленкой ненадежное соединение вилки с самодельной розеткой:
- Сосед сегодня не ночует, место самое хорошее, у печки. Располагайся.
Прислушиваясь краем уха к разговору офицеров о службе, Сергей тихонько и сладко начал похрапывать.

Батальон вышел из расположения до рассвета. По узкой дороге вытянулась цепочка огней. Впереди лязгали гусеницами, скрежетали стальными днищами по валунам боевые машины пехоты, следом шли крытые брезентом грузовики с минометами, палатками, боеприпасами, походная кухня, агитационная машина. Замыкало колонну боевое охранение. Сергея взял в свою командирскую БМП командир батальона – капитан. Впереди них шла только головная походная застава: красные кормовые огни ее машин, удаляясь, вспыхивали на подъемах дороги. Дорога была тяжелой, без покрытия. Собственно, даже не дорога, а петляющий каменистый путь между пологих холмов, похожих друг на друга, как штормовые волны.
Грохот и гул родились внезапно. Обвал? Нет, в грохоте ясно выделился неотчетливый, размытый горным эхом треск пулеметных очередей, потом сухие, тоже исковерканные эхом винтовочные выстрелы, беспорядочный стрекот автоматов, протяжный человеческий крик.
Стреляли впереди, за скалой, прикрывавшей поворот, куда ушла разведка, стреляли и по скале – ее край вспыхивал злыми искрами.
Уставшие разведчики проморгали засаду.
Спустя несколько секунд грохот выстрелов разом ослаб, автоматы умолкли вовсе. Комбат спрыгнул с машины и бросился к скале.
От первых выстрелов до прыжка капитана прошло очень мало времени. Уже схлынула ошеломленность, возвратилось чувство реальности. Сергей понял, что комбата надо остановить – кто без него будет командовать боем? Накинув на голову каску, сгруппировавшись, тоже метнулся к скале. В лицо брызнула каменная крошка, провизжала на рикошете пуля. Поздно: комбат, согнувшись едва не в половину роста, наугад строча из автомата, бежал по каменистому пустырю к пулеметам.
Сергей почувствовал сильный удар в каску, от которого она сползла на лицо. Схватившись за тонкую сталь, порезал пальцы о края рваной дыры на макушке – пуля пробила каску, задела стропу подшлемника, скользнула мимо головы.
«Душманы» частыми залпами стреляли по скале, ее заволокло каменной пылью. Сергей метнулся вперед, высматривая камень побольше, чтобы укрыться от пуль. Они взвизгивали то справа, то слева, летевших навстречу не было слышно, и оттого казалось, что бежать вперед безопаснее. Прежде чем залечь, Сергей промчался едва ли не полную стометровку. Рухнув и откатившись за камень, защищавший от огня с ближайшего склона, огляделся. Рядом солдат не было: одни отстали, залегли, стреляя по склонам из-под камней, другие полегли навсегда в уродливых неживых позах. Лишь впереди кривыми прыжками продолжал бежать на пулеметы комбат.
Вдруг он резко обернулся, словно незримая сила крутанула его за плечи, ввинчивая в землю, и тяжело повалился на спину. Пулеметы сразу перенесли огонь, длинная очередь ударила по камню, за которым лежал Сергей. Он отполз в сторону, невольно открывшись стрелкам с ближнего склона. Теперь те били прицельно. Одна пуля ударила в рукав, другая обожгла волосы, и он снова нырнул за камень. Пулеметы захлебывались, но их очереди опять ложились где-то впереди. Подняв голову, Сергей увидел, как впереди поднимался с земли комбат. Он все шел и шел, дважды падал, поднимался и шел снова. Метров за десять до валуна длинная очередь ударила его по ногам, отбросила, повалила. В сумерках Сергей не заметил последнего взмаха капитана, только ярко полыхнула над валуном граната – разорвалась в воздухе.
Все вдруг смолкло. Сергей медленно встал, зачем-то отряхнул с шинели налипший щебень, снял и ощупал каску, пошел к валуну, перед которым упал капитан. На полпути обогнали солдаты, четверо подняли и понесли комбата в тыл, остальные побежали за валун к пулеметам. Там остывали над сошками задранные стволы, стелились по камням полы окровавленных душманских халатов, лежали иссеченные осколками тела.
Вертолет прилетел через час. В него загружали раненых и убитых. На броне БМП лежал комбат. Сергей подошел, наклонился к капитану, ткнулся губами в его ледяной лоб – прощаясь, благодаря…

Батальон перестраивался, готовился к продолжению марша. Начальник штаба, майор, собрал офицеров в голове колонны, ставил задачу.
Справа, поднимая несусветную пыль, на высокой скорости обходила колонну рота БМП. Головная машина, резко тормознув, покачиваясь, встала возле группы офицеров.  С брони спрыгнул румяный, как с мороза, обросший рыжей щетиной капитан и подбежал к начальнику штаба.

- Рад тебя видеть, Шевченко! – сказал начальник штаба батальона, подходя к капитану и пожимая ему руку. – Возвращаешься с сопровождения?
- Возвращаюсь, товарищ майор, - ответил капитан, широко улыбаясь и стаскивая с головы измятую панаму.
- Загорел, морду отъел.
- Как же, отъешь тут, - махнул рукой Шевченко. – Вчера под Салангом ночевали… Всю ночь какой-то мудак стрелял по нас из ДШК. Выстрелит – и тут же сменит позицию. Так мы его и не вычислили… Ну а как вы живы-здоровы?
- Как всегда – между х… и очень х…   Проморгали засаду. Четыре трехсотых, девять двухсотых, комбат тяжело ранен… Кстати, не подбросишь старлея до электростанции, ты же мимо идешь? Я чувствую, мы здесь надолго встали. Заменщик к Жиглову  в полк связи приехал, знакомься.
Капитан повернулся к Сибирцеву и … у него от удивления отвисла челюсть:
- Серега!.. Сибирцев!.. – заорал он, стиснув старшего лейтенанта в сильных объятиях.
- Вы что, знакомы? – удивился майор.
- Еще как знакомы! - кричал Шевченко, мы же выходцы из знаменитого Порт-Артурского!
- Подбросишь его к электростанции? – спросил майор.
- Подброшу, какой разговор? Замена - святое дело! А разве Жиглов там?
- Нет, Жиглов в Кабуле. Старлей временно примет роту охраны.
- Понятно.
- И расскажешь заодно, откуда иногда вылетают пули и в каких ямках на дороге припрятаны фугасы. Ты у нас человек опытный.
- Добро, товарищ майор! Только Сибирцеву об этом рассказывать не надо, ему все известно еще по Китаю.

Нет, совсем не таким он представлял себе Афганистан. Все оказалось как-то слишком просто и жестоко.
Они ехали на броне боевой машины пехоты с капитаном Шевченко, этим улыбчивым парнем, обросшим недельной щетиной, в большом, не по размеру бушлате, и Сергей смотрел на все то, что окружало, не понимая, во сне это или наяву. Нависшие над самой дорогой голые, изломанные скалы. Рев техники, отдающийся эхом. Приподнятые стволы пушек и пулеметов…
- О, да ты «Звезду» получил! Где это ты успел отметиться? – удивленно и восторженно вскрикнул Федор, увидев на груди Сибирцева бардовую колодку.
- Это еще за Китай. Бросили кость, чтобы молчал.
- «Духи» как черти злые, не дают спокойно жить, - кричал Шевченко. – Одно утешение – замена скоро. А ты, какими судьбами сюда? Никак, прямо из Даурии?
- Нет, из Новосибирска. Из Даурии заменился в Сибирь в октябре восемьдесят первого. Хотел уволиться из армии, но решили, что я здесь нужнее.
- Ну и как там наши?
- Кого ты знаешь, почти все разъехались. Командир полка ушел начальником укрепрайона в Краснокаменск,  вместо него Соколов, сын министра, Волгин – в академии, Васю Теслю, за пьянку, сняли на батальон, Игорь заменился в Германию…
- А у тебя как дела? Женился?
- Женился. Жену зовут Юля, но ты ее не знаешь, она приехала в Даурию, когда ты был уже здесь. Сын, Ванек, подрастает.
- Молодец! Быстро ты, не ожидал!
- А ты я вижу, уже капитан?
- Прибыл сюда, сразу старлея дали, затем заменил погибшего ротного и… вот уже капитан!
- Здорово! В Даурии пять с лишним лет в лейтенантах торчал, а здесь за полтора года до капитана дошел!
- Случайно все!
- Сомневаюсь! Случайно нашему брату звезд не дают!
По разбитой гусеницами дороге они поднимались все выше и выше в горы.
- Стреляют здесь часто? – спросил Сергей.
- Здесь не часто. Последний раз – в мае – сожгли колонну бензовозов. А вот дальше, километров через десять, будет Черная Щель. Там да, место удобное.
Он поежился, поднял воротник и, сунув руку в карман, вытащил оттуда местами поржавевший старинный кинжал. Сибирцев думал, что Федор сейчас начнет хвастать трофеем, но он протянул оружие ему.
- Возьми себе на память. Мне все равно домой скоро, а через границу эту херню не провезешь.
Сергей долго рассматривал кинжал, потом затолкал его поглубже, во внутренний карман. Действительно херня. Для чего он ему? Разве что хлеб резать.
Однообразие дороги уже порядком надоело. За каждым поворотом открывался все тот же дикий пейзаж.
Шевченко приподнялся и огляделся:
- Сюда я, Серый, ехал романтиком. Три мушкетера, экзотика, представлял, как население выбегает с увесистым караваем. Как в военной кинохронике… А тут – вши, кровавый понос и рваные раны. Вместо каравая – увесистая дубина народной войны! И никому не нужен наш социализм. Я трижды обманывался, пока не понял, что такое Афган. Наверное, это судьба меня наказывала за мои три рапорта. Так хотелось попасть сюда. Черт меня дернул!.. Когда ехал в Афган, остановился на ташкентской пересылке. А там теснота, вонища, грязь. Хуже самой паршивой казармы. Ну, думаю, и провожают героев.
А позже я стал понимать, что никому здесь не нужен. И родной стране тоже не нужен – вместе с моим интернациональным долгом. В газетах пишут черт знает что. Вроде мы здесь только и делаем, что устраиваем вечера интернациональной дружбы, а в свободное время занимаемся боевой учебой. Живу потерянный, одна злоба в душе. Как-то особист вызвал: что-то вы странные разговоры ведете, извращаете нашу помощь. Не стал спорить с ним, промолчал. Плевать я хотел на их особое мнение. В других ротах люди гибли, а у меня ни одного. Раненых, правда, двое было, а убитых – ни одного. Мне солдаты рассказывали, что все завидуют нашей роте. Я бойцам всегда говорю так: «Ребята, на этой дерьмовой войне мы выживем, если будем держаться друг друга». Так некоторое время жил, терпел.
 А потом зима, затишье. И захандрил. Помогли соседи-афганцы, офицеры из роты царандоя. Случилась однажды пьянка совместная. Они спирт привезли, мы закуску выставили. На русском они говорили прилично, некоторые у нас учились. И вот изливаю им душу, а они мне тоже как на духу: если вы сейчас уйдете, нам будет плохо. Нас перережут, и на вас одна надежда. Назад нам, мол, пути нет, и воевать придется до последнего. И тогда я немного воспрянул…
 Качнувшись, БМП остановилось. Сергей тряхнул головой и огляделся вокруг. Колонна стояла на узкой обочине, почти прижавшись к отвесной скале. Вдоль нее, запрудив всю проезжую часть дороги, вытянулся длинный караван афганских «наливников». Водители сидели на корточках у самых колес машин. За изгибом дороги чадил горящий бензопровод, а с почерневших, закопченных гор, сдавивших дорогу, как в тисках, раздавались хлопки выстрелов. Черная Щель!
Сибирцев спрыгнул на дорогу и пошел в голову колонны. Вдоль машин с подчеркнутой невозмутимостью расхаживали солдаты, держа автоматы стволами вниз, сплевывали, курили и сквернословили в адрес «оборзевших духов».
 Посередине дороги, наискось, стоял развороченный корпус танка. Как издевательство над здравым смыслом выглядели на нем совершенно целые тралы – фугас сработал прямо под днищем. Впрочем, все по правилам: контактные пластины на два-три метра были выдвинуты от заряда, танк наехал передком, а фугас сработал на середине корпуса. Танковая башня была сорвана и, перевернутая, валялась в десяти шагах от вздутого, покореженного остова. Во время взрыва, и это было видно сразу, сдетонировал находящийся внутри машины боекомплект.
 Первый раз в жизни Сергей видел «полный подрыв». Он подошел к танку и заглянул в башню. Как описать увиденное!?.. На краю раззявленной, словно колодец в бездну, башни лежал ошметок черепа, Именно «черепа» а не головы, потому что кожа была скальпирована, остатки лицевых мышц сорваны и обуглены, мозги куда-то делись, а кровь, почерневшая от жара, копоти и пыли, на кровь уже не походила.
 И вот посередине этой черно-бардовой обугленной плошки горел глаз. Непонятно, каким чудом уцелевший, лишенный привычного обрамления и от этого еще более жуткий, устремленный в никуда, зеленовато-серый, подернутый мутной пеленой мертвый человеческий глаз… Правый…
Внутри же танка было во сто крат страшнее… Но его от страха не мутило, он лишь отчетливо в тот момент почувствовал: вот она – смерть! Вот и такой она бывает…
 Навстречу быстро шел Шевченко.
- Сейчас поедем! – бросил он на ходу. – Далеко не уходи.
Сергей попросил у стоящего возле машины солдата спички, закурил и, как бы между прочим, спросил:
- Ну что, сейчас поедем?
- Да-а-а, - с небрежностью бывалого воина протянул он, глубоко затягиваясь, и тихо спросил: - А вы не в курсе, че там такое?
- Засада! – предположил Сибирцев.
- Они в этом месте все время стреляют, - сказал солдат мрачно. – Одно слово – Черная Щель! Не слышали? Гроб с крышкой и чертик на крестике!.. Пойдемте, товарищ старший лейтенант, кажется, по машинам объявили…
Шевченко последним запрыгнул на броню, сел, свесив ноги в люк, рванул затвор автомата, надел шлемофон и, подтягивая ларингофоны, крикнул солдатам:
- К бою, ребятки! Ощетинились!
Сибирцев вцепился руками в крышку люка, стиснув ее так, что побелели пальцы.
Боевая машина с оглушительным ревом понеслась вперед.
Справа от БМП, в каких-нибудь двух метрах, мчалась грузовая машина, с размалеванными большими бортами. Шевченко, ухватившись одной рукой за крышку люка, бил прикладом автомата по кабине грузовика.
- Назад! Назад! – кричал он.
Грузовик вдруг обогнал боевую машину и помчался под уклон дороги, занимая всю проезжую часть.
- Сам сгорит и дорогу закроет! – со злостью стучал кулаком по броне Шевченко.
- Смотри! – Сергей схватил Шевченко за плечо, показывая рукой вперед.
Метрах в трехстах от них дорога исчезала. Пламя гигантского пожара закрыло всю проезжую часть.
- Дурила, ох дурила! – поморщившись, как от боли, заревел Шевченко и, прижав к горлу ларингофоны, приказал механику: - Останови этого мудака!
Боевая машина в ту же секунду рванулась вперед, покачивая острым лодочным передком.
- Ноги! – предупредил кто-то.
Удар пришелся под самый кузов грузовика. БМП приподняла его задний мост, оторвала на мгновение колеса от земли, затем бросила, выворачивая с хрустом подвеску, протащила изуродованный грузовик еще несколько метров и остановилась.
- Все к машине! За броню!
Солдаты прыгали на обочину, падали, вжимаясь изо всех сил в песок.
Шевченко толкнул Сергея, опрокидывая на землю у самых гусениц, и закричал:
- Прикройте! – и бросился, низко пригибаясь, к грузовику.
На БМП на коленях у пулемета стоял наводчик, стрелял, и все время что-то кричал. На забрызганную кровью броню горохом сыпались гильзы.
«Почему я лежу? Надо что-то делать…» До боли вонзил Сибирцев пальцы в сухой грунт, вырвал из него булыжник и в бессильной ярости швырнул в скалу.
- Автомат! Ну дайте же автомат!
Шевченко нырнул в кабину грузовика, а Сибирцев вскочил на ноги, но не сделал и трех шагов, как опять рухнул в горячую пыль, чувствуя непреодолимое притяжение земли.
- Куда вы? – тянул его за рукав серый, безликий солдат. – На машину! Лезьте на БМП!
Шевченко вывалился вместе с водителем из кабины, и они, не выпуская друг друга, будто борясь, покатились в кювет.
Сибирцева сильно толкнули к броне, кто-то сверху схватил влажной рукой за запястье, и он почувствовал, как лопнул в чужих пальцах браслет его часов. Ухватившись за край люка, он потянул свое тело наверх. БМП с места боднула грузовик в борт, поволокла его юзом к скалам, освобождая дорогу.
Шевченко тяжело бежал к БМП, размахивая руками, словно пробирался сквозь густой кустарник. У самой машины он вдруг остановился, не обращая внимание на руки, протянутые ему на встречу, и наклонился, будто хотел отряхнуть брюки от пыли.
- Руку! – грубо выкрикнул Сергей. – Давай руку!
Но Шевченко не выпрямился, продолжая стоять, опершись руками о колени, потом поднял голову и, глубоко дыша, сказал:
- Сейчас, погоди… Не ори…
- Руку!!
Шевченко опустил голову и сел на корточки. Точнее он упал, но спрыгнувший с брони солдат успел подхватить его под руки.
- Помоги-и-те!!!
Двое солдат спрыгнули вниз, кто-то занял место у пулемета, и в грохоте очередей Сергей уже не слышал, что говорили и кричали солдаты, поднимая на броню тяжелое, обмякшее тело своего командира.
«Шевченко! Федя!» - звал он его, а тот смотрел на него, на солдат, на горы уже не видящими глазами, и они мчались куда-то, и нестерпимой болью жгла руку Сибирцева его липкая, клейкая, горячая спина.
«Его убили? – думал он, чувствуя, что перестает соображать, где находится и куда едет. – Но почему? Что случилось? Из-за чего их обстреляли?? За что???»
А вокруг, отвратительно чавкая, горел бензин и текла нескончаемой рекой лента огня, кружились в бешеной пляске скалы, и рядом, прижимаясь лицом к коленям своего командира плакал солдат, и никто его не жалел, не успокаивал…

Капитан Федор Шевченко выжил в том жестоком бою. После излечения ранений, Шевченко получил назначение на должность начальника штаба в другую часть, в афганском городе Кандагаре.
Потом Шевченко закончил Военную академию имени М. Фрунзе. Получил назначение в Западную группу войск, стал командиром полка. Ветры перестройки и «новое мышление» руководителей страны Горбачева, затем и Ельцина нанесли армии урон, сопоставимый с самыми тяжелыми годами Великой Отечественной войны. Уход российских войск из Европы напоминал поспешное бегство. Полк Федора Шевченко тоже был выведен – в Уральский военный округ. Место дислокации – чистое поле. Даже в Афганистан входили более организованно. О моральном духе и говорить не стоило.
Афган пришлось вспомнить в конце 1994 года. Шевченко получил приказ вместе с полком убыть в Чечню. Он пытался доказать, остановить бездушную военно-государственную машину, умолял не посылать на убой молодых, необстрелянных пацанов, потому что слишком хорошо знал, что такое война. Он просил его самого отправить в Чечню на самый сложный участок, на любую должность… Но, командира полка поставили перед выбором: или выполняешь приказ, или увольняем по дискредитации. У Шевченко были свои понятия офицерской чести. И он принял самое трудное решение в своей жизни: написал рапорт на увольнение, отказавшись вести своих бойцов на верную гибель.
А его полк все равно отправили в Чечню. Новогодняя, 1995 года ночь стала кровавой бойней для сотен мальчишек, одетых в солдатскую форму.
К сорока годам ветеран афганской войны, орденоносец Федор Шевченко и его семья остались без квартиры. И тогда он решает записаться на прием к своему бывшему, еще по Афганистану, командиру полка. Тот к тому времени сделал блестящую карьеру, стал генерал-лейтенантом, начальником Главного управления кадров Министерства обороны.
Опальный офицер долго ждал в приемной, пока не появился помощник, сухо сообщивший, что прав на квартиру он не имеет по причине невыполнения приказа в боевой обстановке и проявленной трусости.
  Шевченко выжил в Маньчжурии, в Афгане, - когда сам лично вытаскивал раненых и убитых с поля боя. Он знал цену солдатской жизни, и ее сохранение для него было главным мерилом командирского труда, его совести и чести.
Но спустя двенадцать лет война вновь вернулась к нему и забрала его, вслед за ребятами его роты, погибшими на скалах Афганистана.
Федор умер неожиданно. У него просто остановилось сердце. Как останавливается, когда в него стреляют в упор.               
               
                3      
 
Через месяц службы в Афганистане Сибирцев получил первое письмо от Юли: «…Здравствуй, мой родной, мой дорогой Сережка. Я все чаще думаю о том, как ты вернешься, как у нас все будет хорошо. Наш сынок все время спрашивает про папу, а я отвечаю: папа служит далеко-далеко, скоро приедет и привезет нам подарки. А он мне: наш папа на войне!.. Мне часто снится сон, я не знаю, почему он повторяется, он такой странный и страшный. Мы куда-то собираемся, ты ждешь меня, я тороплюсь, ты спускаешься вниз на улицу, я продолжаю собираться, все время что-то ищу: то косметичку, то жакетку, то ключи. Выбегаю на улицу, а тебя уже нет…»
…Они ссорились, бывало, по самому ничтожному поводу. Юля любила вспоминать и высказывать старые обиды. Сергею казалось, что делала она это намеренно, самоистязая себя и испытывая его. Они несколько раз собирались разводиться и лишь из-за ребенка терпели свои бесконечные конфликты и ссоры. В Афганистан он уехал внезапно, а перед этим она целую неделю не разговаривала с ним. Прощание вышло сухим, она не плакала и, кажется, готова была обвинить его в том, что он бросает ее с маленьким сыном на руках. Но сдержалась. Уезжал с тяжелым сердцем. И вот пришло письмо, а в нем было столько нежности и тепла, что у него защемило сердце.
«Если выберусь отсюда, то все у нас будет по-другому. Все по-другому…», - думал Сибирцев.

 
- Смотрите, товарищ старший лейтенант, какая девчонка! Класс! – сержант Матвиенков стрельнул взглядом по тоненькой фигурке, показавшейся в глиняном проулке. – Небось, в школе учится.
Они шли по местному базарчику.
Но девчонка эта в школе не училась и вряд ли вообще знала грамоту – она была замужней женщиной. Хотя, по возрасту, она еще могла считаться девчонкой – ей было лет пятнадцать, не больше.
- Тут замуж, Матвиенков, женщины рано выскакивают. Смотришь иногда, идет девчонка, нежная, глаза маслиновые, удлиненные, челка на лбу, улыбка во все зубы, детская, открытая, - ну школьница обычная, классе в седьмом учится, а на самом деле оказывается, что у этой школьницы уже трое детей и четвертый намечается. Так и эта девчонка. 
- Ого! – взрослым понимающим тоном воскликнул Матвиенков.
- А паранджа где же? Ведь замужние женщины паранджу носят, да?
- Раньше все носили, сейчас в основном в горах да в дальних кишлаках. В Кабуле, например, только те, кому нравится.
В этот момент за базаром вдруг громыхнуло.
- Граната! – мелькнуло у Сергея в голове. Глянул налево, туда, где стояли палатки. У палаток было тихо. Били справа.
Увидел, как из бокового проулка выбежал лейтенант Зверев.
- За мной, -  скомандовал Сибирцев своему подчиненному.
Улочка была пуста, словно взрывом с нее сдуло  все живое. У палаток-шатров было тихо. А справа, совсем недалеко от них, нырнув капотом в придорожную яму, заросшую высокой, смахивающую на полынь, травой, стояла «Нива», с распахнутыми дверями и напрочь вынесенными стеклами. Над крышей взметнулось синеватое пламя, высоко задранный багажник был снесен.
Сибирцев чувствовал, что ничем уже не сможет помочь двум мужчинам, лежащим в красной пыли.
Один человек, незнакомый, лежал, неловко подогнув под себя ноги. Живые никогда не подгибают под себя так ноги, этот человек был мертв. А вот второй человек еще шевелился в пыли, старался поднять голову, но внутри у него было что-то перебито, и он никак не мог поднять ее. От сознания своей беспомощности, бессилия, растягивал губы в мученической, скорбной улыбке. Этот человек был знаком Сергею, он командовал афганскими ребятами, охранявшими оборудование строящейся электростанции.  Из углов рта раненного вытекали яркие, тонкие струйки крови.   
Человека, лежавшего подле убитого, звали Килямутдином. Наши ребята величали его дядей Федей. Он действительно напоминал какого-нибудь ростовского дядю Федю – сельского силача, что запросто двумя пальцами гнет монету, будто это не монета, отчеканенная из плотного жесткого металла, а податливый хлебный мякиш, который как хочешь, так и раскатывай.
- Пришла пора к Аллаху отправляться, - выдохнул дядя Федя шепотом, выгнулся на земле, пытаясь приподняться, но вновь ничего не вышло, и он сник, улыбнулся виновато окровавленными губами.
- Мы еще, дядя Федя, на твоей свадьбе  попляшем.
- Нет, - прошептал Килямутдин, склонив голову к плечу, - все, все-е.
- Матвиенков. Бегом за машиной! – скомандовал Сибирцев.
Уазик пришел через минут сорок. Описал дугу и встал так, чтобы люди в случае стрельбы были защищены его корпусом. На землю спрыгнула девушка, сидевшая рядом с водителем – высокая, ладная, подвижная, в кремовой форме, перетянутой офицерским ремнем.
Наджмсама, неделю назад прибыла из Кабула, партийная активистка, славная девчонка с нежной душой и пронзительно-синими, яркими глазами, глядя в которые каждый думал, что этой девчонке не воевать бы, не рисковать собой, а радовать людей, петь песни, печь хлеб.
- Килямутдин, Килямутдин! – Наджмсама пробовала трясти его, но Килямутдин уже закрыл глаза, ему было худо, совсем худо.
- В машину! – скомандовал Сибирцев. – Едем в госпиталь.
Они не довезли Килямутдина до госпиталя: тот умер по дороге. Всхлипнул загнанно, коротко, открыл глаза, обвел ими небо, вздохнул прощально, голова качнулась и свалилась на бок.
Но смерть смертью, а жизнь жизнью, ничего тут не поделаешь.

 В последний раз, когда Сергей увидел Наджмсаму – она с афганцами охраняла оборудование для электростанции. Наджмсама протянула ему огнисто-рыжий махровый цветок и, улыбнувшись, произнесла:
- Гульруси.
Отдала цветок Сибирцеву, повернулась и  ушла. А он остался стоять с цветком в руках.
Сергею нравилось слушать, как говорит Наджмсама – уж очень много в ней было рассудительного.
- Расскажи что-нибудь об Афганистане, - просил он ее. И она рассказывала. О том, как был создан царандой – афганская милиция, и о том, что значит черная чалма, намотанная на голову, и чалма белая, кто такие сунниты и кто такие ишиты, откуда взялись кабульские хазарейцы – самые бедные люди и почему килограмм дров в Кабуле зимой стоит дороже, чем килограмм мяса.
Сергей не понимал и одновременно понимал, что с ним происходит. Он полыхал, как красная роза при упоминании имени Наджмсамы. Лицо обдавало крутым жаром, в висках гулко билась кровь, уши закладывало, словно в горах на высоте, и он превращался в самого настоящего глухаря – крупную таежную птицу, который когда токует, глохнет и забывает про все на свете.
Если у Наджмсамы не было дежурства, а у Сергея выпадало свободное время, он обязательно шел к ней – поговорить, а может быть, и помолчать, посмотреть на нее, подсобить, коли понадобится его помощь.

- О чем дума высокая, товарищ старший лейтенант? – к Сергею озабоченно подошел командир взвода.
- Что, лейтенант, стряслось что-нибудь?
В это время близко грохнул выстрел. Били из бура, звук у этой длинноствольной винтовки басовитый. Снова ахнул бур.
Где стреляют, где? Кажется, возле рынка. Около палаток с электростанцией. Там же наши ребята, там же Наджмсама. Значит, все-таки, напали душманы…
- Зверев! Поднимай роту! Идем на помощь!
Помощь понадобилась, хоть и мало было духов, что пришли и навалились на афганских ребят, охранявших электростанцию и наших бойцов, находившихся там, в наряде, - человек тридцать всего, а вооружены они были хорошо – у каждого автомат, пистолет, гранаты.
Стреляли из двух выщербленных дувалов. Их заметили и над головами начали регулярно попискивать пули.
Зверев приподнялся на земле, встретился глазами с Сибирцевым и Сергей без слов понял: надо подстраховать ребят со стороны дувалов. Тут же снова ткнулся лицом в пыль – перед самым его носом прошлась, рыхля землю, строчка пуль.
- Ах ты, падаль! – откликнулся Сибирцев и, почти не целясь, послал ответную очередь в проем дувала. Из-за него послышался крик.
- Один – ноль, - спокойно проговорил Сибирцев, скомандовал: - Зверев, вперед! Я прикрою.
Зверев вскочил, стремительно одолел горловину улочки и круто взял влево. За ним было погналась автоматная строчка, но Сибирцев обрезал ее – всадил очередь из «Калашникова».
- Два – ноль!
Он всегда злился в такие минуты, но это была особая злость, холодная, рассчитанная буквально до мелочей, осознанная, - злость, которую может вызвать только жестокая необходимость.
Все, ребята, передых закончен. – Сибирцев пружинисто взметнулся над землей и, предупредив Зверева криком: - Лейтенант! – чтобы тот прикрыл его огнем, понесся вперед.
Прямо перед ним вдруг всколыхнулась земля, вывернулась наизнанку. Стреляли по нему, Сибирцеву, но стрелявший поспешил – хотел взять офицера влет, как утку, и слишком рано нажал на курок. Протяни он еще чуть, и попал бы. Факт, что дух промазал, принес Сергею облегчение. Не его, выходит, пуля была.
Посмотрел: как там Наджмсама, как там наши ребята?
Наджмсама была молодцом, действовала правильно – скомандовала своим подопечным, чтобы те отползли за дувал.
Сибирцев, не мешкая, несся вперед, увлекая за собой два взвода. Пробежал метров двадцать, упал, перекатился на бок и ударил из автомата по душманскому дувалу – надо было прикрыть ребят, которые сейчас бежали следом за ним. Зверев, со своим взводом в это время обходил духов с другой стороны.
В это время перед Наджмсамой хлопнула пуля, забила ей глаза земляной крошкой. Она вскрикнула что-то неразборчиво, притиснула руку к глазам, и в тот же миг ее ударила вторая пуля. Удар был тяжелым, Наджмсама дернулась, голова ее обессилено запрокинулась назад, тело ее, поймав свинец, согнулось. Наджмсама проволоклась по земле метра три.
Сергей кинулся на подмогу. Он готов был сейчас сделать все, что угодно, отдать жизнь свою, лишь бы с Наджмсамой все обошлось. Хотя, то, что он видел, не оставляло надежд.
Он пытался перевязать Наджмсаму, но у него будто руки отшибло, пальцы не слушались, дрожали, были чужими, потными, вялыми.
Рубашка Наджмсамы пропиталась кровью, кровь струйками уходила под руки, стекала на землю.
Сергей понял, что она умирает.
В глазах появилась отрешенность, тусклота, и Сибирцев зашептал сипло, яростно, просяще:
- Наджмсама, не умирай, а? Наджмсама! Не умирай, пожалуйста!
Он перевязал Наджмсаму прямо поверх гимнастерки, боясь разодрать на ней ткань, обнажить тело. Заторопился, подстегиваемый одной-единственной мыслью: скорее, скорее!
Из-под бинта выбилась струйка крови и тут же мертво увяла.
Он не верил в происходящее, не верил в то, что Наджмсама может умереть.
Выпустил ее из рук, и Наджмсама медленно, надломленно повалилась, рука мертво упала в пыль.
Сибирцев затряс девушку за плечо, но безвольное тело не слушалось.
Прозвучал выстрел.
Рядом, отвечая на него, ударил из автомата Матвиенков, но Сибирцев уже этой очереди не слышал, он слышал только звук выстрела. Его тело подбросило – настолько был сильным удар, он ткнулся головою в землю, угодил лбом в кровь Наджмсамы и завалился набок.
Последнее, что Сибирцев увидел, была какая-то очень добрая картинка из детства: дымная от утреннего холода большая река, розовый полог неба, в котором вот-вот должен появиться большой светящийся шар, и он, стоящий у самой воды с удочкой в руках.























                «Чтоб мудро жизнь прожить,
                Знать надобно немало.
                Два важных правила запомни для начала:
                Ты лучше голодай, чем, что попало есть,
                И лучше будь один,
                Чем вместе с кем попало».                Омар Хайям



                ГЛАВА  5   


                СИБИРИАДА

                1

  После двух месяцев лечения в Ташкентском гарнизонном госпитале, старшего лейтенанта Сибирцева откомандировали в Сибирский военный округ, к прежнему месту службы. В Новосибирске, в штабе округа, дали направление – город Юрга, Кемеровской области, танковый полк, командир роты связи.
Семью Сибирцев временно решил оставить в Новосибирске, сам же отправился к новому месту службы.
Юрга – небольшой провинциальный город, с населением девяносто тысяч человек, находился в четырех часах езды на восток от Новосибирска. Это был общевойсковой полигон Сибирского военного округа.
Квартиру выделили в деревянном бараке, удобства все во дворе, зато рядом с частью и на живописном лесном берегу широкой и быстрой реки Томь.
Воинская часть располагалась на окраине города, в, так называемом, Искитиме. Печное отопление, фанерные перегородки и удобства во дворе, были обычными атрибутами жизни офицерских семей. Правда, имелся маленький  приусадебный участок, и вскоре обещали благоустроенную квартиру в строящемся доме в центре города.
Начало восьмидесятых запомнится небывалым строительным бумом в стране. Девятиэтажки улучшенной планировки росли, как грибы после дождя, целыми микрорайонами, с детскими садами и школами, поликлиниками и торговыми центрами. Причем, стройка кипела не только в городе, но и в сельской местности. Верилось, что наступило время, когда каждая советская семья будет иметь отдельную благоустроенную квартиру.
По разным причинам некоторые семьи имели уже по две квартиры. Это им поможет выжить и встать на ноги после развала Союза. 

Роту Сибирцев получил трудную, состояние воинской дисциплины в ней было -  никакое, и двое его предшественников уже поплатились своими звездами и должностями за это.
На собеседовании, командир полка, майор Чижиков, положение дел в роте не скрывал и в то же время обещал всяческую поддержку.
- Учитывая ваше боевое прошлое и командование подразделениями в сложных условиях, уверен, что в короткое время  сможете вывести роту в лучшие подразделения полка, - сказал он.    
Знакомство с подразделением Сибирцев начал с поднятия его по тревоге.
Дежурный по части и ответственный офицер были против вывода техники из парка, но Сергей, заручившись поддержкой командира полка, действовал без ограничений, за исключением выдачи боекомплекта.
Солдаты, не привыкшие к ночным подъемам по тревоге, тыкались по казарме, как слепые щенята. Ни о каких слаженных действиях, говорить не приходилось.
С грехом пополам, облачившись в обмундирование, получив оружие и средства защиты, рота убыла в парк.
Из двенадцати единиц боевой техники в положенное время завелись только две машины. Выход техники из боксов к штабу полка, вместо положенных десяти минут, занял два с половиной часа.
Все это происходило на глазах у прибывших командира и офицеров штаба полка.
Сибирцев наглядно показал всем, в каком состоянии он принимает роту.

О технике надо сказать отдельно.
Второй советский бронетранспортер БТР-60П имел форму гроба. Он был бензиновым и оттого горел в бою особо ярким пламенем. В стране в то время не было достаточно мощного и надежного бензинового двигателя и тогда на бронетранспортер установили два маломощных, с обычных колхозных грузовиков ГАЗ-51. И стал БТР-60П иметь два двигателя, два сцепления, две коробки передач, две распределительных коробки, четыре коробки отбора мощности, два стартера, два прерывателя-распределителя. Вся эта техника надежно и синхронно, конечно, не работала, и если синхронность работы двух двигателей нарушается, а это случается ежедневно, то один двигатель начинает глушить другой. Один из них приходится отсоединять, и тогда «Гроб на колесах» весом 12тонн еле тащится, используя только один двигатель 90 л.с.
В названии БТР-60П индекс «П» означает, что он плавающий. И хотя форма гроба дает ему некоторую плавучесть, плавающим он считается только теоретически. Бронетранспортер браво входит в воду и неплохо плывет. Но он почти никогда не может самостоятельно выйти из воды, слабые его двигатели могут вращать или колеса, или винт, а одновременного вращения не получается. При выходе из воды винт на малой глубине уже не эффективен, а колеса еще не имеют достаточного сцепления с грунтом. Если бы они вращались одновременно, то он бы еще как-нибудь выкарабкался, а так после каждой речушки пехота остается без транспорта.
В дальнейшем произошли два неприятных случая, к счастью без жертв.
Накануне тактических учений, Сибирцев дал команду заправить БТРы. Техник все сделал правильно, но не загнал машины в бокс, а оставил их под палящим солнцем.
Вечером, в один из них залез механик-водитель и, прежде чем завести машину, закурил. Тут же раздался сильный взрыв. Передние стекла выбило, бронированные люки вырвало, антенна зенитного излучения и бензоагрегат на крыше машины улетели в неизвестном направлении, а саму машину деформировало так, что БТР превратился в бочку. Взрыв спровоцировали газы, скопившиеся в десантных отсеках после заправки.
Что удивительно, механика лишь легко контузило, не причинив ему значительных повреждений. Он, контуженный, вылез из машины и ушел в неизвестном направлении. Его долго искали. Сначала думали, что выбросило взрывом, но, обнаружив живым в городке возле части, успокоились. Сам он не помнил, как там оказался.
Наученные горьким опытом, второй БТР они проветрили и загнали в бокс. Однако на утро, при выходе части в запасной район, он вдруг загорелся. Прямо рок какой-то! Находившиеся в нем экипаж и офицеры мер к тушению пожара не приняли, а просто разбежались. В результате машина сгорела дотла.
Эти два инцидента Сибирцеву долго вспоминали, что отразилось на присвоении очередного воинского звания.
Через полгода Сибирцеву удалось все же списать машины и получить другие, тоже старые, может чуть лучше прежних. Вообще то, за время службы, Сибирцев изрядно намучился с БТР-60ПУ, имеющих два газоновских двигателя. Броня машин была слишком тяжелой для таких движков. Двигатели работали в разнобой, часто выходили из строя, слабой была и ходовая часть.

Сергей построил личный состав, доложил командиру и попросил разрешения вывести подразделение в запасной район для проведения занятий.
Технику вытягивали целый день и в основном на сцепке, хотя до запасного района было всего двадцать километров.
До поздней ночи устраивали полевой парк боевых машин и палаточный городок. Полевую кухню развернули в первую очередь. Старшина роты, старший прапорщик Михайлюк, занялся вопросом питания.
При построении на вечернюю поверку выяснилось, что отсутствуют все дембеля, кроме двух сержантов, братьев-близнецов Бруснициных.
Позже выяснится, что дембеля ходили в ближайшую деревню на танцы, предварительно разогревшись местным самогоном.
Оставив роту на старшину, Сибирцев уединился с Бруснициными в штабной палатке. О чем они там долго беседовали, личный состав узнал много позже.
В лагерь дембеля начали подтягиваться лишь под утро. Шли нагло, не скрываясь, громко разговаривая. Услышав их, Сибирцев окрикнул дежурного по роте и дал команду на построение.
- Рота, смирно, равнение на средину. Товарищ старший лейтенант, рота по вашему приказанию, построена, - доложил старшина.    
Дембеля стояли вразвалочку, верхние пуговицы и крючки гимнастерок расстегнуты, нечищеные медные бляхи поясных ремней опущены до причинного места.
- Вольно, заправиться, - скомандовал командир роты.
Молодежь и «черпаки» начали поправляться, «деды» даже не шелохнулись.
Сергей подошел к Саше Брусницину.
- Товарищ сержант, команда была «заправиться».
- Товарищ старший лейтенант, не надо на нас наезжать. Мы как жили до вас, так и будем жить.
- Понятно, - ответил Сибирцев, - товарищ сержант, выйти из строя.
- За неподчинение командиру в условиях повышенной боевой готовности, приказываю: сержанта Брусницина – расстрелять! Старшина, приговор привести в исполнение немедленно!
Зависла минута молчания, Брусницин растерянно улыбался.
Старшина достал из походного сейфа магазин с патронами и примкнул к автомату.
- Вперед!- ткнул он стволом в спину Брусницину.
Тот медленно пошел впереди старшины.
Михайлюк подвел его к березе, стоящей метрах в пятидесяти от строя и развернул лицом к роте. Сам же отошел метров на десять и прицелился из автомата.
- Огонь!!! – скомандовал ротный.
Раздался оглушительный треск автоматной очереди. Брусницин дернулся, сполз по стволу и завалился на бок.
- Сержант Брусницин! – выкрикнул Сибирцев.
- Я! – хрипло ответил младший брат.
- Закопать тело!
- Есть! – четко ответил сержант и бросился с лопатой к брату.
- Повторяю команду: «Заправиться!»
Дембеля, дрожащими руками, в сноровке не уступая молодежи, стали приводить в порядок внешний вид.
- Рота, на пра-во! За мной, бегом, марш!
И Сергей побежал в голове колонны, уводя за собой роту на десяти километровый марш-бросок.
Сзади подгонял отстающих командир взвода, двухгодичник, лейтенант Старостин.
Первый километр рота держалась компактно, слаженно, но вскоре растянулась на целую милю.
Сергей отправил Старостина в голову колонны, а сам занялся отстающими.
Где окриком, а где и тычками, он подгонял вконец измотавшихся дембелей, ожиревших от халявной жизни, приговаривая: «Я, ****ь, сделаю из вас настоящих бойцов. Научу, Родину-мать любить!»
Вернувшись в лагерь, солдаты увидели свежий могильный холм и березовый крест, воткнутый в ногах усопшего.
- После обеда дембеля возвращаются со старшиной в полк, остальным подготовиться к занятиям по развертыванию полкового узла связи, - подвел итоги Сибирцев.

Перед обедом, дембеля в полном составе, начищенные и надраенные, зашли к командиру роты в палатку и попросили слезно оставить их в роте, не отсылать в полк, обещая правдой и верой служить Родине.
А в это время, братья Брусницыны садились в скорый поезд для убытия в краткосрочный отпуск, за успехи в боевой и политической подготовке.
Целый месяц Сергей занимался вопросами обучения и слаживания роты, попросив командира полка на это время его никуда не привлекать.
Бессонные дни и недели службы вскоре дали свои результаты. Прибывшая комиссия из штаба дивизии отметила значительный рост мастерства связистов, повышения боеготовности техники связи и авто-, бронетехники.
Через два месяца рота стала лучшей среди отдельных подразделений полка. А по вопросу боевой готовности, ей не было равных в дивизии. От момента объявления повышенной боевой готовности до покидания последней машиной  зимних квартир, проходило не более двенадцати минут. Специалисты знают, что это такое.

                2

В сентябре, старшему лейтенанту Сибирцеву было присвоено долгожданное очередное воинское звание – капитан. Отмечали на полигоне в кругу сослуживцев.

В октябре Сергей перевез семью из Новосибирска в Юргу. Весь скарб уместился в кузове ГАЗ-66, Юля с Ваньком сели в кабину и, через три часа, семья прибыла к новому месту службы. Начиналась, буквально, новая жизнь. Новые люди, друзья, отношения, природа, жизненные условия, работа. В общем, все новое. В этих переездах, можно видеть трудности (два переезда – один пожар), а можно увидеть какое-то обновление в жизни, как будто в организм вливают новую кровь. А, если этих переездов восемнадцать?!
Они долго жили в бараке, не переселяясь в новую благоустроенную квартиру, так как жить на природе, рядом с частью, всем нравилось.
В редкие дни отдыха и по вечерам, всей семьей выбирались в тайгу на берег реки Томь. Собирали белые грибы и подосиновики. Рыбачили. Варили уху на костре и жарили рыбу на углях.
И лишь, когда Сергею пригрозили, что отдадут квартиру другому офицеру, переехали в центр города.
Их однокомнатная квартира встретила еще не выветрившимся запахом новостройки. Несмотря на убогость тонких, полукартонных дверей, бумажные типовые обои и кривые плинтусы, она порадовала удачным проектным решением: большая, двенадцатиметровая кухня с выходом на лоджию и удобная и вместительная комната буквой «Г», с выходом на балкон. Одним словом, это был тот самый кирпичный однокомнатный «рай с милым».

                3

Приближался Новый год. Время проходило в праздничной суете.
Как обычно, ответственным по полку на Новый год был замполит, а в подразделениях – командиры подразделений.
Перед праздником убрали территорию, надраили казармы, в Ленинской комнате поставили елку и сдвинули столы для праздничного сладкого угощения.
В 22.00 включили телевизор, и расселись за столами. Жены офицеров и прапорщиков, по возможности, напекли для солдат всевозможных угощений и пряностей. Докупили сладкой воды, конфет и цитрусовых в чайной и стол действительно оказался по-домашнему сытным и уютным.
Бокалами с минералкой проводили старый год. Заходили с контролем и поздравлениями представители вышестоящих штабов.
В общем, все шло спокойно и в меру празднично.
На улице, возле казармы, Сергей встретил своего товарища, командира ремонтной роты, Витьку Карпенко, афганца-орденоносца.
- Привет, Витек. С наступающим! Заходи на огонек в мою канцелярию.
За кружкой водки Сергей поинтересовался:
- Ты как, до утра думаешь торчать здесь?
- Не знаю, вообще-то у меня старшина в казарме. Можно было бы и куда смотаться.
- Да я вот тоже думаю, может быть, съездим домой, встретим Новый год в кругу семьи, а потом вернемся в казарму?
- Я - за, - ответил Виктор, - но, моя уехала на комсомольский семинар, а сын у бабушки. Так что дома, вроде как, делать нечего.
- Поехали ко мне. У меня все дома. К тому же у Юли день рождения. Заодно поздравим.
- О, даже так, тогда, конечно, надо ехать.
Забежав в роты и поставив задачи сержантам, друзья отправились на дежурной машине домой.
Юля смотрела телевизор, Ванек уже спал. Быстро накрыли стол, шло уже поздравление очередного генсека, и под московские куранты, подняли бокалы с шампанским.
Как-то так получилось, что кроме шампанского, из спиртного, ничего не было, и Виктор решил сбегать за водкой в ближайший ресторан. Сергей, подумав, что вдвоем это получится быстрее, предупредив Юлю, что вернутся через пятнадцать минут, ушел за Витей.

Вернулись они через двое суток…
В ресторане гуляли офицеры их части. Пришлось отметиться за каждым столом, пока добирались до буфета.
Тост за тостом, и они забыли, зачем пришли.
Праздник, как всегда, перерос в пьянку. А там, кто-то кому-то что-то сказал, и началась драка между офицерами и гражданскими.
Сергей, в разгар потасовки увидел, что Виктора закинули в милицейский уазик и увезли.
Он бросился за машиной, но не догнал ее. Виктора нашел в вытрезвителе. Менты встретили культурно и пригласили в комнату. Только он зашел, как его сбила с ног мощная струя из брантсбойда. Сергей упал, наскочили менты.
 Очнулся он уже голый и привязанный к койке. Рядом лежал Виктор. В комнате были еще какие-то пьяные мужики. Всего палата была коек на двадцать. До утра их так и не развязали.
Офицеры впервые так близко столкнулись с ментами. Миры военных и гражданских в повседневной жизни почти не пересекаются. Милиционеры, в понимании военных, всегда были борцами с преступностью, защитниками простых граждан. И одно то, что какие-то менты-сержанты могли их, боевых офицеров, обманом завлечь в свои сети, связать и побить, приводило в ярость.
Утром, жильцов палаты, по одному стали выводить на допрос.
Опрашивал капитан. Офицеры, между собой, как-то быстрее нашли общий язык, и все равно их заставили заплатить по двадцать пять рублей за ночь в вытрезвителе и предупредили, что о драке в ресторане уже известно в части.
Раньше такого не могло быть в принципе, военнослужащих менты обязаны передавать в комендатуру. Это говорило о том, что начались гонения на армию, и она теряла свой престиж.
Из вытрезвителя приятели направились в полк «на ковер» к замполиту.
На обед Сергей поехал домой, пора было «сдаваться» Юле.
Поднимаясь к себе на девятый этаж, он попутно позвонил в дверь к Виктору на шестом.
- Заходи быстрее! – Затащил тот Сергея за рукав в квартиру.
На кухне у него сидела симпатичная, высокая, стройная девчонка.
- Знакомься, это Валя.
- Очень приятно, Сергей. Вить, я ненадолго. Надо идти домой, а то мы с тобой и так загулялись.
- Давай по соточке, и пойдешь, – предложил Витя.
Выпив, Сергей поднялся домой. Ключей с собой не было, пришлось звонить.
- Кто там?
- Я, открывай.
- А у нас все дома. Где шлялся, туда и иди.
- Да открой же, я все объясню.
- Не надо ничего объяснять. Не открою. Убирайся вон.
Сергей потоптался возле двери и нехотя пошел вниз. Возле квартиры Карпенко остановился. Позвонил. Дверь открыл Виктор.
- Ты что, вернулся? Ну, заходи.
Они сели за стол, выпили еще водки. Тут Валентина вспомнила, что у нее дома есть свое прекрасное яблочное вино и, компания, вызвав такси, направилась в гости.
Жила она в частном доме, вдвоем с мамой. Та приветливо встретила молодежь и сразу же накрыла стол. Вскоре подошел брат Валентины с женой, еще родственники. Посидели хорошо. Затем пошли гулять по городу.
Офицеры позвонили в часть, сказав, что после обеда задерживаются по делам.
Когда проходили мимо фотографии, Валя попросила Сергея сфотографироваться с ней, на что тот добродушно согласился.
Узнав, что ребята домой не спешат, Валентина пригласила их заночевать у нее. Постелили им на диване в отдельной комнате. Рано утром офицеры уехали на службу.

После утреннего построения в канцелярию к Сергею ворвался взволнованный Виктор:
- Все пропало! Все пропало! - твердил он испуганным голосом.
- Что пропало? Объясни спокойно и не дергайся.
После того, как Виктор успокоился, выяснилось, что приехала из командировки его жена. Она позвонила из дома, сказав, что знает, что в ее отсутствии в квартире были женщины и у нее пропали рубиновые сережки.
Виктор, ничего умнее не придумал, как свалить все на Сергея, сказав, что отдавал ключи от квартиры на два дня ему, а сам в это время был в полку.
- Ну, ты Витек, даешь. Ты же меня подставил.
- Извини, Серый, я как-то растерялся и ляпнул первое, что пришло в голову.
- А, что за дела с сережками?
- Не знаю. Говорит, что золотые сережки лежали в косметичке, а сейчас их нет. Серый, выручай, съезди к Вале и узнай, как так получилось.
Много лет, изучая психологию человека, Сибирцев, пообщавшись несколько минут, мог почти безошибочно определить, что можно ожидать от собеседника. В то, что Валентина украла сережки, он не поверил, и то, что жена Виктора закрутила какую-то интригу, он тоже не сомневался.
Вечером, после службы, Сергей заехал к Вале, вызвал ее во двор и рассказал о создавшейся ситуации. На что та молча сняла из ушей сережки, отдала их Сергею и, сказав, что других у нее нет, хлопнула дверью.
Сибирцев чувствовал себя так, как будто ему в душу вылили ведро дерьма. Он видел, что Валентина к этому не имеет никакого отношения.
Вернулся в часть, заночевал в казарме, а утром отдал сережки Виктору.
Тот сказал, что дома были серьезные разборки, и что жена поднималась к Юле и довела ее до истерики.
На этом неприятности не закончились. Днем, находясь в городе по служебным делам, проезжая мимо фотографии, Сергей увидел на стенде их с Валей снимок. Этого он, конечно, предвидеть не мог, что в центре города будет висеть их фото!
Остановив машину, Сергей забежал в фотографию.
- Что ты творишь? Кто тебе разрешал вывешивать фото? – закричал он на фотографа.
Тот смутился и, извиняясь, полез на стенд менять снимки.
Предупредив фотографа о последствиях, Сибирцев сел в машину и, когда отъезжал, увидел, что к стенду подошла Юля.
Позже выяснится, что на работе у жены поинтересовались:
- Юля, а что, к Сергею сестра приехала?
- Нет, а почему вы так решили?
- Да в центре, на стенде, висит фотография, где он с девушкой. Подумали, что с сестрой. Кстати, хорошо получились, - съязвила сотрудница.
Кусая губы и с трудом сдерживая слезы, Юля поспешила в фотографию.
На стенде снимка с Сергеем не было. Фотограф же сказал, что это ошибка и стенд уже год, как не обновлялся.
В недоумении, но, уже успокоившись, Юля вернулась на работу.
Через два дня Виктор отдал сережки. Пропавшие серьги привезли с «комсомольской конференции», на которую его жена ездила в новогоднюю ночь и там «случайно» забыла.
На этом дружба Сергея с Виктором закончилась, а происшедшая история постепенно забылась.
               
                4
 
Служба шла своим чередом. Полевые выходы, командировки, наряды, учения и занятия сменяли друг друга не оставляя свободного времени. Друзья шутили, - ты, Серега работаешь с двумя выходными: один – летом, другой – зимой. С семьей он не виделся неделями, а то и месяцами.
Бывало так, что за один день, он успевал побывать в разных точках Союза и вернуться домой. Так, однажды, его солдата, ехавшего в отпуск, задержала в Москве комендатура. Дело осложнялось тем, что Сибирцев отпустил его самовольно, уступивши настойчивым просьбам родителей солдата. Боец летел самолетом в гражданке через Москву в Дагестан. Увидев в Домодедово патруль, стал вдруг от него скрываться, сработал инстинкт. Его задержали, опросили и, как дезертира, временно посадили в Кремлевскую комендатуру. Только благодаря правильному инструктажу командира роты, солдат уперто стоял на своем, говорил, что хотел слетать на родину, к отцу на юбилей, и вернуться в часть в течение трех суток. А это расценивается как обычная самоволка. Дело дальше не пошло, а то, досталось бы и Сибирцеву.
Так вот, выслушав от командира полка нелестные выражения в свой адрес, Сергей вылетел самолетом в Москву, где за четыре часа решил все вопросы, благодаря встретившемуся в комендатуре знакомому по Забайкалью полковнику. Ближайшим рейсом Сибирцев с солдатом вернулись в Толмачево, где их встретил офицер штаба дивизии. Он забрал солдата, а Сибирцева отправил с документами самолетом в Улан-Удэ, в Ставку направления. В Новосибирск Сергей вернулся уже поздним вечером.

Были и экстремальные ситуации. Так зимой, когда температура воздуха достигала -50С, а плевок отскакивал от бетонки ледышкой, два месяца рота жила в поле в палатках, готовя показные занятия для прибывающего с проверкой министра обороны.
Министр так до роты и не доехал, зато многие солдаты обморозились. У Сергея тоже прихватило пальцы ног, а шкура с бедер слезала как с рулона туалетная бумага.
Экстремальных ситуаций было очень много, да в то время на них никто не обращал внимания, это было нормой жизни советского офицера.
Так, еще в Забайкалье, идя маршем по высоким сопкам, при перегоне техники из капитального ремонта, на КрАЗе, который вел Сергей, отказали тормоза. Это произошло на затяжном спуске. Несмотря на то, что Сибирцев пытался тормозить двигателем и «ручником», машина стремительно увеличивала скорость, с трудом вписываясь в повороты. Впереди показался мост, а далеко внизу виднелась тонкая змейка горной речушки.
КРАЗ, оглушительно ревя мотором, скрипя и дрожа, ворвался на мост, пробил ограждение, на мгновение завис в воздухе и рухнул вниз.
Спасла его с солдатом бетонная свая, оставшаяся от старого моста. Машина упала на нее, пробив дно кузова, и зависла над пропастью.
Два часа они висели между жизнью и смертью. КРАЗ раскачивался при любом движении, даже кашле, грозя сорваться со сваи.
Наконец подоспела помощь. Бойцы натянули масксети в тридцати метрах ниже КрАЗа, в которые и выпрыгнули по очереди солдат и Сергей.

И, все-таки, один дикий случай неуставных взаимоотношений в роте Сибирцева произошел, случай стоивший жизни отличного парня Сани Родимцева.
Рота связи капитана Сибирцева располагалась на первом этаже казармы совместно с разведывательной ротой. Если связисты считали себя войсковой интеллигенцией, то разведчики были ее элитой.
Это случилось вечером в субботу, во время парко-хозяйственного дня. Несколько молодых бойцов роты связи под руководством старшины, прапорщика Михайлюка, наводили порядок в казарме, в частности, мыли полы палубным методом. Вместо того, чтобы собрать грязную воду в ведра и вынести, решили согнать ее в подвал, предварительно открыв крышку люка.
Мимо проходил старослужащий солдат разведроты. Увидев это, он с криками набросился на Сашу и ударил его в грудь. Родимцев оступился и рухнул вниз. Там он нахлебался дерьма, но бойцы его вытащили.
Саня умылся. Привел себя в порядок и лег в постель, сославшись, что ему нездоровится.
Ночью ему стало хуже. Разбудил товарищей. Те помогли ему добраться в медпункт. Дежурившая молодая медсестра квалифицированной помощи не оказала, а когда утром прибыли врачи, он был уже без сознания. Вывести из комы его не смогли. В восемь часов утра он умер от отека легких.
Вот так, казалась бы безобидная уборка помещения, привела к смерти восемнадцатилетнего парня.
Саня был хорошим бойцом, душой коллектива, через месяц должен был ехать в отпуск домой, а поехал в цинковом гробу. Почему-то, судьба забирает лучших...      















                «Из всех, которые ушли в тот дальний путь,
                Назад вернулся ли хотя бы кто-нибудь?
                Не оставляй добра на перекрестке этом: 
                К нему возврата нет, - об этом не забудь».
                Омар Хайям



                ГЛАВА  6

                МОНГОЛЬСКАЯ  САГА

                1

 Шел 1985 год. Год конца периода застоя и начала перестройки, затеянной Меченым с подачи Запада и Америки. Огромная территория, от Атлантического до Тихого океанов, была повержена в великую смуту, приведшую к развалу и исчезновению с лица земли второй супердержавы мира. Наступали десятилетия междоусобных войн, нищеты, бесправия и бандитизма.
Но все это мракобесие было еще впереди, а пока, солнечным сентябрьским утром, капитан Сибирцев сидел на лавке в сквере возле гостиницы пересыльного пункта столицы Монголии города Улан-Батор.
В Монголию он прибыл из Сибирского военного округа для прохождения дальнейшей службы и уже почти месяц торчал на пересылке, так как с назначением на должность происходили какие-то закулисные игры.
Прибыл он в армейский полк связи на должность командира роты, однако она оказалась занятой, а с предложенной ему должностью инженера полка был не согласен командир полка, так как держал ее для своего родственника, заканчивающего академию.
Таким образом, Сергей Сибирцев оказался не у дел. Поначалу, это даже нравилось, после круглосуточной суеты и нервотрепки армейских будней. Однако, вскоре он заскучал, не привыкший к тихой, размеренной жизни.
Жил он в комнате на четверых и был уже долгожителем пересылки, так как военнослужащие здесь не задерживались и через два-три дня следовали дальше, получив направления для прохождения службы. Не успеешь познакомиться с человеком, а его уже надо провожать.
 Питался он в пайковой офицерской столовой по талонам, раз в неделю ходил в гарнизонную баню. Своих денег не было, так как еще не стоял на финансовом довольствии.
Одному такая жизнь еще временно была терпима, но в Союзе у него осталась семья. Жена и сын с нетерпением ждали вызова.
Через день он ходил отмечаться в отдел кадров армии, остальное время был свободен.
Те, кто работал или служил в Монголии, прекрасно знают, где расположена пересылка, так как обязательно через нее проходили. Находилась она на южной окраине Улан-Батора, на территории штаба нашей пятой общевойсковой армии. Здесь же был военторг, госпиталь, гостиница, несколько пятиэтажных ДОСов (дом офицерского состава) и много сотовских бараков, в которых жили семьи советских специалистов. В  город ездили двумя автобусными маршрутами: монгольскими «Икарусами» за пятьдесят менг и советскими «Лазами» - бесплатно.
«Завтра, возможно выдадут какие-то деньги, можно съездить в центр, осмотреть город, а то уже месяц никуда не выбираюсь. Вечером надо перейти жить в офицерское общежитие», - подумал Сергей.         
                2
               
  Долгие ностальгические размышления прервал подбежавший посыльный:
- Товарищ капитан, Вам необходимо явиться в полк связи и получить денежное довольствие.
- Деньги - это хорошо!., - ответил Сергей, и направился в расположение полка. 
Ему выдали два оклада, около трех тысяч тугриков. Много это или мало, он еще не знал, но то, что жить стало веселее, это точно.
Время девать некуда и он решил ознакомиться со столицей.
Долго ждал на остановке автобуса и вдруг услышал сзади сигнал машины. Сергей обернулся. Это была «Волга», такси.
- Такси в Монголии? – удивился Сергей, но тут же решил им воспользоваться и махнул рукой.
За рулем сидела симпатичная молодая метиска.
- Куда едем, компан (товарищ – монг.)?
- Куда повезешь, кухен (девушка – монг.).
- А если серьезно?
- А если серьезно, то и сам не знаю. Вот уже второй месяц, как я здесь, а нигде еще не был. Если можно, то покажи достопримечательности столицы.
Аюн, так звали девушку, оказалась хорошим гидом. Они объездили весь город, останавливаясь и обходя пешком наиболее интересные места.
Аюн рассказывала историю страны  и города, при этом показав очень глубокие знания.
На площади, возле Народного хурала, они сфотографировались у памятника Сухэ-Батору.
Сергей откровенно любовался Аюн. Высокая, стройная, красивая, одета по последней моде, коротко постриженная брюнетка с огромными глазами.
В конце экскурсии поехали к горе Зайсан, на которой стоял памятник монголо-советской дружбы и в горе были высечены барельефы Маркса, Ленина и Сухе-Батора.
- Полезем на гору? – спросила Аюн.
- Конечно, полезем.
- Но, смотри, туда тысяча шестьсот тридцать ступенек!
Закрыв машину, они пошли на гору, останавливаясь на смотровых площадках, любуясь открывшейся панорамой города, высокими сопками, покрытыми соснами и елями и быстрой рекой Толой, несущей свои воды под ними. Вид, в ясную, солнечную погоду, с высоты птичьего полета, был захватывающий. Впрочем, несмотря на резко-континентальный климат Монголии, сильные, до -50С морозы, очень жаркое, до + 50С лето и постоянные ветра, настроение здесь всегда было приподнятое, так как солнце светило триста сорок дней в году.
Аюн рассказала, что мама у нее русская, а отец монгол, что закончила она политех в Иркутске, а сейчас, временно, работает на такси, кстати - единственная женщина-таксист в Монголии. Правда, весь таксопарк столицы составлял всего шестнадцать машин.
Сергей, так же рассказал о себе. Сказал и о том, что вряд ли они больше увидятся, так как если в течение недели ему не найдут должность, то отправят обратно в Союз.
На пересылку они вернулись уже поздно вечером. Аюн помогла Сергею перевезти вещи в общежитие и быстро исчезла.
Уже в общаге Сергей вспомнил, что не рассчитался с Аюн, и та, уезжая, не напомнила, а накатали за день они немало.

Утром его разбудили сигналы машины.               
- Вставай, «Казанова», - улыбаясь, сказал сосед по комнате, - подруга приехала.
Выглянув в окно, Сергей увидел Аюн, стоявшую возле такси.
Помахав ей рукой, он побежал в душ приводить себя в порядок.
Вскоре Аюн подвезла его к отделу кадров и, пообещав вечером заехать, отправилась на маршрут.
В отделе кадров ничего нового ему не сказали и, покрутившись по магазинам, Сергей вернулся в общагу.
День тянулся как обычно. Ближе к вечеру подъехала Аюн и пригласила Сергея в гости к себе домой.
В первый момент он смутился. Все-таки знакомы они были всего два дня, да и появление советских офицеров в монгольских районах, мягко говоря, не приветствовалось. Однако, безделье уже надоело, а знакомые офицеры все были чем то заняты, и Сергей, в конце-концов, согласился.
Жила Аюн в так называемом Брежневском районе, в высотке возле гостиницы «Москва».
Двух уровневая квартира была шикарно обставлена.
Слушали музыку, рассматривали фотографии, просто дурачились.
Раздался звонок в дверь.
- Это родители, я сейчас, - Аюн побежала открывать дверь.
В прихожей послышались голоса, говорили по-русски. Аюн долго в чем-то убеждала отца, затем заглянула к Сергею и пригласила его к столу.
На предложение поужинать, Сергей категорически отказался – не понравилось слишком быстрое развитие событий. Тогда, она попросила его зайти в кабинет отца.
В кабинете, обставленном под старину, его встретил высокий, плотный, моложавый северный (белокожий) монгол.
За его спиной висел большой, в полный рост, портрет генерал-полковника монгольской народной армии.
Сергей, от неожиданности, аж задохнулся. С портрета на него смотрел отец Аюн!
Все он мог ожидать, но чтобы вот так, запросто, в домашней обстановке, встретиться с начальником Генерального штаба МНА…  Это было круто!
- Ну, что встал, как столб? – Ухмыляясь, спросил генерал, - проходи, будем знакомиться.
Сергей растерянно и смущенно приблизился к столу. Сзади раздался смех Аюн:
- Вперед, капитан, не робей, -  подкалывала она его.
Генерал крепко пожал руку Сергею. Познакомились.
Отец Аюн рассказал, что тоже закончил в Союзе военное училище, а затем академию Генерального штаба в Москве. Вспомнили Ленинград, Петрозаводск, Читу, Новосибирск, где ему приходилось бывать по делам службы.
Сергей откровенно поведал о себе. Сказал и о проблемах с назначением на должность.
Домой он вернулся на такси.

На следующее утро Сергея вызвал начальник отдела кадров армии. В кабинете сидели направленцы по родам войск и искали должность для капитана Сибирцева по всей Монголии.
В армейский полк связи Сергей идти отказался, так как помнил их разговор с командиром полка и знал, что там ему ничего не светит.
На выбор предложили четыре должности: начальник штаба эскадрилии «Сушек» на тридцать пятой площадке, под Чойром; начальник связи пехотного полка в Сайн-Шанде, на границе с Китаем, в пустыне Гоби; дежурный по связи армии в Улан-Баторе (должность старшего лейтенанта), или командир батареи управления зенитно-технической ракетной базы, расположенной в центральной части Монголии.
Летчиком себя Сергей как-то не представлял, возвращаться в приграничный с Китаем район желания не было. На понижение, даже с обещаемым быстрым последующим ростом, идти тоже не хотелось. Оставалась должность комбата в Чойре.
На этом и порешили. Получив предписание, Сергей собрал чемодан и уехал на железнодорожный вокзал.
Когда до отправления поезда оставались минуты, на перрон прибежала Аюн и со слезами на глазах набросилась на Сергея, стуча своими маленькими кулачками по его могучей груди.
- Ты, предатель! Ты хотел уехать не попрощавшись! – истерически кричала она. – Почему ты не согласился остаться в Улан-Баторе, ведь была такая возможность?
Сергей, как мог, успокаивал девушку, гладя ее по голове.
- Никуда я не убегаю. Мне вручили предписание, где сказано, что я к утру должен быть в части, а туда добираться пол суток. Ты, наверное, забыла, что я военный человек? Телефона я твоего не знаю. Не буду же отцу звонить.
- Мог бы и позвонить.
- Ну, хватит ныть. Приеду, устроюсь и сразу же позвоню. Диктуй телефон.
 Наконец, Аюн успокоилась. Они долго стояли молча обнявшись. Уже никуда не хотелось ехать.
Поезд тронулся, Сергей на ходу заскочил в вагон.
Аюн долго стояла на перроне, провожая его взглядом, вытирая слезы и маша рукой.
Дома ее отец успокоил:
- Не переживай, скоро твой арат (возлюбленный – монг.) будет в городе, следующим летом их часть передислоцируется сюда, но это пока военная тайна, так что никому ни слова. А, может быть, его отъезд и к лучшему, ведь у него есть семья!..
               
                3               

Курица – не птица, Монголия - не заграница, так говорят в народе. Отдельной военной группировки здесь не было, а стояла развернутая общевойсковая армия Заб.ВО. Военные гарнизоны, в основном, разбросаны по степным и пустынным районам.
На окраине Чойра, аймачного центра, дислоцировалась мотострелковая дивизия и ряд частей армейского подчинения. Здесь же был и военный городок, в котором жили семьи офицеров и прапорщиков. Монгольский поселок, население которого, в основном, жило в юртах, напоминал скорее лагерь кочевников, чем населенный пункт. Исключение, пожалуй, представлял центр: железнодорожный вокзал, да с десяток каменных двухэтажных домов.
Самая большая достопримечательность – тридцатиметровый железобетонный «Алеша», памятник советскому воину-освободителю, неизвестно как попавший в сердце пустыни Гоби.
Работы для жен офицеров практически не было, лишь некоторым из них удавалось устроиться в воинские части, госпиталь, школу или военторг. Остальные же занимались «вещизьмом», как здесь говорили, то есть скупали в магазинах то, чего не было в Союзе, а именно: дешевые изделия из кожи, книги, магнитофоны, консервы и занимались воспитанием детей. По телевизору шли две российские и две монгольские программы. В Доме офицеров каждый день шли фильмы, в основном старые. По большим праздникам устраивались вечера отдыха. Вот и все развлечения.
Зенитно-ракетная база, или база Мазура, куда направлялся для прохождения дальнейшей службы капитан Сибирцев, располагалась в десяти километрах от военного городка.
До части добирался пешком, служебный автобус ходил только утром и вечером. Там его уже ждали. Командир, подполковник Мазур, встретил довольно приветливо и сразу же ввел в курс дела:
- Часть наша - база хранения, обслуживания и доставки ракет, относится ко второму эшелону, так скажем – войсковая интеллигенция. Махать шашкой здесь не надо, а больше думай головой. Три дня тебе на обустройство и принимай батарею.
Ему выделили благоустроенную двухкомнатную квартиру в пятиэтажке, послали вызов семье в Союз, дали продовольственный паек и подъемные.
С такой заботой и участием Сибирцев столкнулся впервые. Оказывается, в разных родах войск, служба и жизнь военных налажены по-своему.
Отметил и дружные отношения между семей офицеров части. Сергей впервые почувствовал себя спокойнее и уравновешенней, как будто пружина разжалась. Эти постоянные тревоги и игры в войну уже осточертели. Даже служить захотелось.
Начались армейские будни. С обязанностями Сибирцев справлялся легко, сказывался боевой опыт прошлого. Единственное, что не устраивало – не видно перспективы. Он связист, а часть ракетная.
Ему даже пошли на встречу, отпустили за семьей в Союз.

Юрга встретила метелью. Зима в этом году быстро и решительно вступала в свои права.
Горожане спешили укрыться от ненастья по домам, темнело рано. Сергей вышел из маршрутного автобуса и увидел вдали огни своих окон. Душа заныла, дыхание перехватило. Ведь он почти пять месяцев был без семьи. И вот, наконец-то, он в двух шагах от своего дома.
Дверь открыла Юля и, в первый момент, от неожиданности отшатнулась, но тут же с визгом бросилась на шею мужу.
- Ванька! Папа приехал! - кричала она.
Выбежал сын, обхватил ручонками его ноги и прижался носом к коленям.
Да, это было мгновение настоящего человеческого счастья.
Юля нервничала; то плакала, то смеялась. Она никак не могла поверить в их встречу, так она была неожиданна. Да, Сергей и сам, не надеялся, что его отпустят за семьей, а предупредить не было возможности.
Насладившись вволю водными процедурами, Сергей вышел к столу.
Юля, как обычно, практически из ничего, накрыла сытный и красивый ужин.
Засиделись допоздна, делясь последними новостями.
Вызов в Монголию Юля получила, но уехать не могла, так как командование гарнизона не подписывало ей обходной лист,  требуя с нее двести пятьдесят рублей (а это зарплата ротного) за какой-то там прибор, якобы утерянный Сергеем на учениях.
Это был, конечно, беспредел. Роту Сибирцев сдал уже пол года назад и ему подписали все необходимые документы. Да и вообще, какое отношение к выполнению служебных обязанностей мужа имеет жена?
Наутро Сергей поехал в часть.
Выяснилось, что еще год назад, этот прибор брал на учения начальник связи полка и с тех пор его не видели, а хватились только сейчас. Старый начальник связи уже уехал к новому месту службы, а новый, не принимал должности из-за отсутствия прибора. Командование, узнав, что семья Сибирцева еще в городе, решило ее придержать, повесив недостачу на командира роты. Все это было «шито белыми нитками». Сибирцев так и сказал командиру полка, незнакомому, недавно назначенному. На что тот ответил:
- Не хочешь платить, жди пока пройдет расследование. Из опыта Сергей знал, что расследование может затянуться на месяц и более. Пересечь же границу они должны были в течение двух недель.
Командование все рассчитало.
Сибирцев понял, что с этим надо просто смириться, как с очередной неприятностью. Заплатить и забыть об этом.
Так он и сделал. И уже к вечеру все документы на отъезд были готовы.
В течение двух дней собрали и отправили контейнер, сдали в наем квартиру, заехали на два дня в Омск, навестить родителей, и поездом убыли в Монголию к новому месту службы.

Вновь потянулась служба в отдаленном районе. Дни были похожи один на другой. Боевое дежурство и наряды меняли друг друга. Погода не радовала. Сильные ветра, песчаные бури, морозные без снега зимы и знойное лето.
Недостаток детского питания восполняли верблюжьим молоком. Кстати, скота в Монголии столько, что толком не знают где чей. Полудикие стада коров, баранов, верблюдов, лошадей заполнили степи. Бродили они и по городку в поисках пропитания. Бывало, мусор выбрасываешь, а из контейнера корова высовывается, жующая пустую консервную банку.
С фруктами и овощами здесь было плохо, так как земледелием монголы не занимались. Запрещал буддизм. Зато, раздолье для рыбалки, монголы рыбу не ели. Быстрая горная река Тола в запасном районе была полна хариусом и ленком.
В штате батареи управления, кроме техники связи была и инженерная техника: Полевая землеройная машина (ПЗМ) на базе колесного трактора Т-150 и дорожный индукционный миноискатель (ДИМ) на базе УАЗ-469.
На «ДИМе» стоит два руля: левый автомобиля и правый для управления минными тралами, навешенными впереди машины. Когда ехали по трассе, садились специально для хохмы за два руля. Встречные водители дурели от вида двух водителей в салоне. А когда правый водитель начинал резко выкручивать руль в сторону встречного движения, они в страхе шарахались на обочину.
«ПЗМка» же, предназначенная для рытья окопов, незаменимая штука в народном хозяйстве для прокладки под землей труб и кабелей. Сколько мы на ней шабашек сделали?!

В Чойре они прожили год. Сергей большей частью находился на службе, Ванька определили в детский сад, а Юля сумела устроиться в военторг сторожем. Но даже такая работа вносила хорошую добавку к семейному бюджету.
Почти благоустроенная квартира (нет горячей воды, но брали из отопления), работа, сын пристроен, продовольственный паек, двойной оклад, - жить можно. Зная, что тяготы армейской службы временные, они с надеждой смотрели вперед.

Однажды летом, будучи дежурным по части, Сибирцев стал очевидцем,  прямо скажем, неординарного события.
Произведя вечернюю поверку и отбой личного состава, Сергей обходил территорию части.
Проверил несение службы в карауле и парке боевой техники. Зашел в солдатскую столовую, посмотрел, как навели порядок и готовность продуктов к завтраку. Погонял дембелей, которые жарили картошку с мясом. Но, если честно, то гонял не сильно, так как знал, что первую миску с мясом принесут ему.
Когда возвращался в дежурное помещение, услышал рев вертолета.
Винтокрылая машина зависла в километре от части над озером-солончаком.
Странно было то, что здесь вертолеты обычно не летали. Посадочная площадка располагалась в десяти километрах.
На глазах, вертолет начал снижаться, сел и, естественно, провалился в солончак. Двигатели заглохли, из воды торчал только хвост машины.
В первый момент было удивление, и даже смех: «Что это за маневры такие?» Но, быстро сообразив, что люди в опасности, на дежурной машине бросился на выручку.
Озеро неглубокое, можно сказать, большая лужа, диаметром метров сто, но топь затягивала тяжелую машину. Сергей подбежал к берегу. Возле хвоста суетились четыре человека. Увидев офицера, они, перебивая друг друга, что-то закричали. Это была паника. Попытки их успокоить не увенчались успехом, тогда Сибирцев выхватил пистолет и выстрелил вверх.
- Не суетиться! Медленно ложитесь на животы и по-пластунски выползайте на берег, - инструктировал их Сергей.
По уши в грязи и провонявшие сероводородом, люди вывалились на берег.
Это оказались проверяющие из штаба армии. Экипаж летел в Чойр впервые и попутал солончак с вертолетной площадкой.
- Странно все это. Как так можно умудриться? Может с похмелья летели? – рассуждал Сибирцев.
Вдаваться в подробности не было время.
Безрезультатная эвакуация вертолета началась с утра и длилась целую неделю. Из дивизии понагнали разной техники. Однако, все было тщетно. Топь не отдала свою жертву.
Еще восемь месяцев вертолетный хвост, торчащий из воды, напоминал о происшествии.

Однообразную жизнь в отдаленном гарнизоне  скрашивали небольшими семейными праздниками.
На Новый год Сергей одевался Дедом морозом и поздравлял Юлю и Ванька с праздником. Играл на баяне, пели, танцевали. Сын рассказывал стихи.
На восьмое марта нарисовали с сыном для Юли большой поздравительный плакат и приклеили его в гостиной. Вместо благодарности, получили от Юли «на орехи» за то, что испортили новые обои.
Выезжающие, по окончанию срока службы в Союз соседи, подарили им породистого кота. Крупный, черно-белый, длинношерстный, очень умный красавец. Одно то, что он самостоятельно ходил в туалет, не забывая сделать слив, прыгая и дергая за цепочку унитаза, уже о многом говорит.
Он был семейным лекарем. Ложился на то место, где болит, и боль уходила.
Бегая по крышам, ловил голубей. Добычу, первым делом, приносил хозяевам и не понимал, почему его за это наказывают. Даже бывало, загонит в квартиру соседскую кошку и смотрит на Сергея лукавыми глазами, типа, ну что, хозяин, начинай... Когда семья заканчивала службу в Монголии, для вывоза кота в Союз пришлось сделать ему ряд прививок и оформить кучу документов, но в последний день перед выездом произошло непоправимое, кота Мишку убили монгольские подростки. Это была целая трагедия.               
               
                4

Поменялся командир части. Вместо убывшего по замене в Союз Мазура, прибыл из академии подполковник Янко. Умолчу о его «достоинствах», но база до самого вывода на родину, будет называться «базой Мазура». Почему так?.. Наверное, все зависит от личности самого командира, от отношения к нему подчиненных.
Ракетная база, в целях секретности, каждые два года передислоцировалась. Весной 1987 года пришел приказ на перевод базы в Улан-Батор. Это стоило, прямо сказать, героических усилий. Необходимо перевезти на транспортных машинах на расстояние в пятьсот километров, по одной, тысяча двести боевых ракет!
День и ночь, с перерывами по пол часа на сон во время погрузки – разгрузки изделий, офицеры, прапорщики и солдаты героически произвели передислокацию части всего за двадцать дней. В пути, чтобы не уснуть от еженедельного недосыпа, орали песни, щипали себя за ухо или нос, в крайнем случае, бегали вокруг машины.
Семьи переезжали эшелоном. Домашнее  имущество загрузили в товарный вагон, жен и детей разместили в общем вагоне. Так как вагоны подали неожиданно и время погрузки резко ограничили, вещи грузили навалом, чем перемешали имущество разных семей, что привело в дальнейшем  к неоднократным нервным срывам жен офицеров при поиске своих шуб и сапог. У одной были чужие босоножки, у другой – костюм, у третьей – сервант. Кто-то потерял мешок с обувью, а кто-то и целый кухонный гарнитур.

К этому времени для семей офицеров в Улан-Баторе построили девятиэтажку. Сибирцевы получили новую просторную, двухкомнатную, благоустроенную квартиру с прекрасным видом на горный массив Зайсан и быструю реку Толу.
Юля сразу же устроилась работать по специальности в военторг. Ванек пошел в первый класс. В столице жизнь была уже интереснее. В редкие выходные выбирались в центр, гуляли по паркам, изучали достопримечательности. Знакомились с историей буддизма. Посещали доцаны и монастыри с ламами. Появилась возможность собрать хорошую библиотеку. Если в Союзе в книжных магазинах в свободной продаже был лишь различный политический хлам, то здесь на прилавках свободно стояли Пикуль, Стаднюк, Ян, Распутин, Афанасьев и книги других известных писателей.
Служба стала более напряженной. Так как база стояла под боком у штаба армии, количество проверок удвоилось.

В июле восемьдесят седьмого Сергея вызвал командир части:
- Сибирцев, тебе доверено ответственное задание. Организовать по Монголии концерты Иосифа Кобзона. Все необходимое тебе выделят. Готовность – «позавчера». Вопросы есть? Вопросов нет. Иди, занимайся.
- Есть! - ответил Сергей и недоуменно остался на месте.
- Товарищ полковник, Вы, что сейчас сказали!?
- Капитан! Задача поставлена! Идите, выполняйте!
Сибирцев вышел из штаба и начал обдумывать то, что услышал от командира.
- Причем здесь Кобзон и какое отношение к его концертам имеет он, командир батареи!?
Однако, приказ надо выполнять. Зашел к замполиту посоветоваться.
- Идут на сопровождение твои спальные салоны, а отдавать технику без старшего - себе дороже, вот командир и принял такое решение, - прокомментировал приказ Янко замполит.
До утра готовили транспорт для концертной бригады; четыре кунга на базе ЗиЛ-131 из батареи Сибирцева и два бортовых Урала.
Первые концерты бригада Кобзона давала для руководства страны и в гарнизонном Доме офицеров. Затем артистов доставили на базу, откуда капитан Сибирцев повез их в тур по Монголии. Задача была – охватить культурной программой отдаленные гарнизоны.
Передвигались, в основном, по ночам. Рано утром на строевом плацу части ставились задними бортами два Урала, борта опускались, получалась импровизированная полевая концертная площадка.
Звукорежиссеры настраивали аппаратуру. В кунгах размещались гримерная, костюмерная и места для отдыха.
В первом отделении были артисты разговорного жанра, солисты окружного ансамбля песни и пляски, какие-то циркачи, в общем -  разогрев.
Второе же отделение пел только Кобзон.
Гастроли длились почти месяц. Посетили все отдаленные части и подразделения. Наши и монгольские.
С Иосифом Давидовичем Сергей общался почти ежедневно.
Однажды, из-за поломки машины, заночевали с ним у костра в степи. Давидович, узнав, что Сергей долгое время служил в Забайкалье, расспросил его о селе Агинское.
Через два года, Кобзон будет депутатом Верховного Совета от Агинско-Бурятского национального округа.
Много философствовали о жизни. К этому особенно располагала обстановка: у ночного костра, под звездным небом монгольской степи-пустыни Гоби. Передавали по кругу пиалу с архи (монгольская водка), закусывали тушенкой и пели народные песни.
Этот месяц, проведенный рядом с поистине великим человеком, остался в памяти Сергея на всю жизнь.
Перед возвращением в Союз, Иосиф Давидович делал «отвальную» в ресторане «Алтай», куда был приглашен и Сибирцев.
В гостинице «Алтай» жили в основном русские командировочные, и была она довольно посредственным заведением, а в баре ресторана, кроме водки и леденцов было шаром покати.
Однако, в этот раз, ресторан выглядел шикарно. Собралась вся элита Монголии и наш генералитет.
Сибирцеву погулять не удалось, так как в этот день он был ответственным в части. Давидович, узнав об этом, сначала возмутился, но Сергей его убедил, что это необходимо, и он успокоился.
На прощание, Кобзон поблагодарил Сергея за дни, проведенные вместе, дал визитку и пригласил в любое время заезжать в гости.    
               
                5

  Служба шла своим чередом. Весной в строй влилось молодое пополнение, среди них были двое чеченцев.
Командир предупредил Сибирцева, что эти чеченцы уже неужились в двух воинских частях, и он вправе от них отказаться. Однако, Сибирцев, уверенный в том, что сможет найти подход к любому солдату, решил взять их в свою батарею.
Притирка характеров шла сложно и довольно долго. В первую же неделю своего пребывания в части, молодые чеченцы устроили драку с дембелями в столовой. Дошло даже до поножовщины.
«Деды» решили покомандовать молодежью, но, к своему удивлению, получили достойный отпор. Командир, за этот проступок, хотел перевести чеченцев в другую часть, но Сибирцев вступился за них.
Вскоре он выдвинул ребят на сержантские должности и, надо сказать, не промахнулся. Это были хорошие помощники, однако, надо было вовремя остужать их горячие головы.
Особенности национального менталитета чеченцев в том, что, собираясь даже в небольшую группу, они обязательно морально подавляют представителей других народов.
Комбат заметил, что по вечерам в расположении появляются чеченцы из других частей гарнизона. Их было немного, держались они обособленно, с офицерами общались, прямо скажем, заискивающе, но в душе Сибирцев чувствовал какую-то тревогу и озабоченность.
Однажды, наводя шмон в каптерке, Сергей обнаружил два вещмешка с какой-то травой. Не придав этому значения, просто выбросил их на мусорку. Каково же было его удивление, когда эти же вещмешки с травой на следующий день оказались опять в каптерке!?
- Дневальный, вызови ко мне Кикаева, - приказал Сибирцев.
- Аслан, - спросил он у вошедшего сержанта, одного из чеченцев, - ключи от каптерки только у тебя?
- Так точно.
- А, что это за мешки с травой?
- Не знаю, может быть, старшина поставил?
- Хорошо. Свободен.
Увидев, возле казармы, старшину батареи, Сибирцев поинтересовался:
- Васильевич, Вы что, кролей завели?
- Нет, а в чем дело? – удивился прапорщик Марин.
- Да вот, смотрю, траву заготавливаете в каптерке.
- Какую еще траву?
- Ну, пойдем, посмотрим.
Развязав вещмешок и достав пучок травы, старшина воскликнул:
- Это же конопля!
- И что?
- Как, что? Наркотики! Ну, Кикаев! Ну, сволота! Это чеченцы, больше некому. И чего вы их, товарищ капитан, пригрели? Сержантов им дали. Говорил я, - натерпимся мы с ними. Не зря их уже в третью часть переводят.
Сибирцев впервые так близко столкнулся с наркотиками. Да в то время о них еще ничего толком не знали, тем более в армии.
Он вызвал Кикаева. Тот признался, что трава его и начал сбивчиво и растерянно рассказывать, что они с детства бегают голыми по полям конопли, а затем ножом соскребают ее пыльцу с потного тела…
- Стоп! – прервал окриком понос слов комбат. – Ты что «мелешь»? Ты, наверное, забыл, где находишься и с кем говоришь? Пошел вон!
«В его подразделении наркотики! Во, дожил, комбат!»,- в изумлении и ярости думал Сибирцев. Такой подлянки ему еще подчиненные не делали.
После бессонной ночи, Сергей принял решение.
Утром он вызвал в канцелярию Кикаева.
- Да, товарищ сержант, обидел ты меня сильно. С сегодняшнего дня никаких земляков. Друга твоего переводим в другую часть. Обращаю внимание на то, что последнее время к тебе появилось много нареканий по службе со стороны офицеров и прапорщиков части. И, все-таки, наказывать тебя и в этот раз не буду. Даю тебе еще один шанс, может быть, последний. Вопросы есть? Вопросов нет. Свободен.

Вопреки ожиданиям комбата, Кикаев не воспылал рвением к службе, а наоборот, грубо говоря, положил на нее «большой болт».
Всем своим поведением он негативно влиял на сослуживцев и оказывал неуважение командирам.
- Давай, уберем его с базы, - неоднократно предлагал командир части Сибирцеву, но Сергей отказывался, считая, что этим он расписывается в своем бессилии.
В батарее опять появилась конопля. Тогда, Сибирцев снял Кикаева с должности замкомвзвода и, написав письмо, послал вызов его отцу.
При виде приехавшего отца, у Аслана, словно земля из-под ног ушла. Он побледнел, как-то весь поник и ссутулился, превратившись из гордого горного орла  в мелкого зачуханного воробышка. Ну, никак он не ожидал, что комбат способен на это.
Средних лет, хорошо сложенный и солидно выглядевший мужчина, был ярким представителем своей национальности. Он попросил оставить их с сыном вдвоем.
О чем они говорили, осталось тайной, но через двадцать минут Кикаев старший вышел из канцелярии и попросил Сибирцева показать, где он может остановиться.
Расположил его Сергей у себя дома, выделив одну комнату. Жил он еще два дня. Комбат провел его по гарнизону, рассказал об армейской жизни. С сыном встретиться он больше не пожелал.
После встречи с отцом, Кикаев на глазах изменился. Возможно, он затаил злобу в себе, но внешне этого не показывал. До конца службы был образцовым сержантом и на дембель ушел старшиной. Однако, доверительных отношений между ним и комбатом уже не было.               
               
                6

«Солнце жарит и палит – в отпуск едет замполит. На дворе декабрь холодный – в отпуск едет Ванька, взводный». Строевые офицеры, как правило, в отпуск ездили в конце или начале года. Не исключение и капитан Сибирцев.
И вдруг – отпуск в августе! Это просто счастье! Помогла путевка в Сочинский военный санаторий, выделенная ему окружным госпиталем, к тому же, путевка семейная. Шестьдесят дней ничего не деланья, да еще и летом! Блеск!
Отпуск сорок пять суток, две недели на дорогу поездом и несколько дней за «болячки». Сергей летал на крыльях и молил Бога, чтобы его не задержали. Бывало такое, что уже садишься в вагон с чемоданом, а по перрону бежит посыльный и кричит, что отпуск накрылся «медным тазом» и тебя срочно вызывают в часть.
В отпуск, обычно, летали самолетом. Доплачивали сами, зато появлялось две недели дополнительного отдыха.
Отпускной билет и проездные документы оформил заранее, а затем, когда начальство уже призабыло, что ты на днях должен уехать, тайно, ночью умчались всей семьей в аэропорт.

В Адлер летели  самолетом с остановкой в Омске. Завезли Ванька к бабушке и продолжили путешествие. После сурового Забайкалья, Сочи показалось раем: мягкий климат, лазурное море, цветущая магнолия, пальмы… Отдыхали на полную. Лечебные процедуры (грязи и ванны) принимали как-то урывками, больше путешествовали по окрестностям: Мацеста, Гагра, Пицунда, озеро Рица.  Бродили по ботаническому саду, парку «Ривьера» и набережной. Загорали, купались в море. Двадцать четыре дня пролетели, как один. Это был первый семейный курортный отпуск. (Далеко не последний).

Из Сочи полетели в Ленинград, неделю гуляли по Питеру, обошли все музеи и дворцы. Жили у дяди Феди. Затем, на родину, в Вытегру.
Любимый отдых у Сергея – это рыбалка. На Онежском озере – особенно!
Заранее созванивался с друзьями, собирались в назначенное время и, двумя – тремя «казанками», мчались в устье Онего к маяку, где в домике бакенщика останавливались на неделю – другую.

 В этот раз Сергей попадал на лов сига. Прибыв в Вытегру, сразу же побежал к Вовке Старкову, а рано утром следующего дня, они втроем: Налим, Сибирцев и дядя Илья, отец Вовки, помчались на их моторке в устье. По пути решили заскочить на озеро Великое, покидать блесну.
    Расцветало. На небе ни облачка. Последние звезды тускло мерцали в предутренней синеве. Тишина. На горизонте, из глубин Онего, медленно всплывает огненно-рыжий диск солнца. Ведро. Послышались первые голоса птиц. На широкой глади озера, возле островков камыша и целых плантаций кувшинок (водяных лилий), то тут, то там раздавались всплески. Это щука вышла на утренний жор. Остановились в копани (искусственная протока, соединяющая озера между собой). Бросили по паре удочек и начали блеснить. Однако клева не было. Вскоре послышалось глухое урчание «Стационара». Мимо шли на деревянной лодке двое мужиков.
- Здесь рыбы нет, айда за нами, - кричали они.
Рыбаки стойко игнорировали их призывы и упорно продолжали блеснить.
Через час лодка вернулась.
- Ну что, пусто? Я же сказал, что здесь рыбы нет. У нас эхолот (прибор для разведки глубин). Давай за нами, покажем рыбное место, – дружески пригласил один из них.
Рыбаки, переглянувшись, молча смотали снасти, снялись с якоря и двинулись за лодкой.
Вошли в Великое и метров через двести встали.
С первого же заброса попался килограммовый окунь. Дело пошло. Через полчаса у каждого было по десятку крупных хищников.
- Может на берег и уху «сбацаем»? – предложили соседи.
- А что, можно и уху, - согласился Сергей, и компания высадилась на остров.
Развели костер, почистили рыбу и под уху и чай познакомились.
- Никита, - представился веселый мужик с залихватскими усами, - мы из Москвы, по совету друзей приехали порыбачить на Онежском озере. А вы, местные?
- Да, - ответил Вовка Старков, - с рождения здесь.
Никита достал эхолот.
- А с этой штукой знакомы?
- Нет.
И он показал, как с помощью его ищут косяки рыб.
Сергей впервые видел прибор. Судя по его возможностям, уловы могли значительно возрасти.
- Мужики, - обратился Никита, - мы уже наловились и щук, и налимов, и лещей, а хочется поймать сига, не поможете?
Ребята молча посмотрели на дядю Илью, главного рыбака. Вообще-то, аборигены не приветствовали заезжих туристов и рыбных мест им, как правило, не показывали, так как знали, что те не уедут, пока всю рыбу не выловят.
Но, тут был особый случай. Хотелось увидеть, как работает эхолот.
- Хорошо. Давайте за нами, но идти часа полтора. Согласны? – нехотя предложил дядя Илья.
- Да хоть сколько. Согласны.
Наловив мелкой красноперки для наживки, рыбаки вышли в Онего.
К Андомской горе подошли, когда солнце было уже в зените.
Опустили эхолот. Первый косяк нашли километрах в двух от берега. Обошли его, прикинули направление движения и бросили перемет. Затаились. Прибор показывал, что косяк уклоняется в сторону, но вот сработал один крючок, другой…
Хищник, увидев наживку, жадно набросился на нее.
Минут через десять потянули перемет. Из трех сотен крючков снасти, на доброй половине сидели красавцы сиги до четырех килограмм веса. Пришлось использовать лебедку.
 Нагрузив  рыбой обе лодки, двинулись в обратный путь.
У маяка, полакомившись тройной ухой, расстались до утра: вытегоры повезли рыбу в город - продать ее ленинградским перекупщикам, пока не испортилась, москвичи же вернулись в свой лагерь.
Сдали все оптом, выручили триста баксов! За одну-то рыбалку, неплохо!
Заночевали дома, а утром, закупив в магазине продуктов, вернулись на маяк.
Новые знакомые уже поставили возле их дома свои палатки.
- А мы перебазировались ближе к вам, не возражаете? – дружески спросил Никита.
- Да ради бога. Нам даже веселее будет. Но, одно условие – о рыбных местах никому ни слова, а то дружба врозь, - ответил Вовка.
- Могли бы и не предупреждать. Сами рыбаки, знаем, что это такое.
Сергей, сказав, почем сдали рыбу, предложил мужикам часть денег, но те наотрез отказались.
- Нам важен сам процесс рыбалки, а до остального дела нет, - ответили они.

Рыбачили вместе еще целую неделю. Правда, уловы были значительно скромнее. Обменялись телефонами и адресами.
Уже дома, взглянув на визитку, Сергей прочитал: «Михалков Н.С.». И, тут только понял, с кем общался все это время. Вообще-то, в облике его было что-то знакомое, но внимание этому не придал.
Эта первая рыбалка положила началу многолетней дружбы.
Спустя несколько лет, Никита, с помощью губернатора Позгалева выстроит на берегу озера прекрасную дачу.
Сибирцев, бывая на родине, созванивался с ним, и если время позволяло,  Сергеич приезжал в Вытегру. Вновь рыбачили, собирали белые грибы в сосновом бору, морошку и клюкву на болотах, ходили на охоту, благо зверья в этих непуганых местах еще достаточно.
О работе и службе, как правило, не говорили. Рассуждали о природе, философствовали о жизни, просто отдыхали душой.
В конце отпуска в Вытегре появился Вова Субботин, приехал из Мурманска повидаться с другом и родителей навестить. Встреча друзей, после длительной разлуки, прошла, как всегда, бурно.
Сначала, по годами отработанному плану, отправились париться в Вытегорскую баню, потом  сидели с водкой у Сибирцевых (Полина Васильевна, по такому случаю, достала из загашника отоваренную по талонам бутылку). Затем, взяв с собой Юлю, пошли прошвырнуться по городу. К вечеру оказались за столом у Субботиных в поселке. Разговаривали с Михаилом Васильевичем «за жизнь», пели курсантские песни. Договорились утром ехать на рыбалку и поздно вечером Сибирцевы ушли домой.
К тому времени Михаил Васильевич, отец Вовки, приобрел дюралевую лодку «Казанку» с мотором «Ветерок». Она стояла в гараже на реке возле водосброса. Решили встретиться у Вовы в пять утра. Сергею, в преддверии долгожданной рыбалки и на хмельную голову не спалось. В начале четвертого он уже прохаживался под окнами их пятиэтажки на Школьной 24.  Зайти в квартиру не решался, дабы не потревожить сон многочисленному семейству.
К своему удивлению, вскоре он увидел идущего от музея к дому Михаила Васильевича.
- Доброе утро. Что, не спиться? – поприветствовал он Сергея.
- Здравствуйте, Михаил Васильевич. Да какой там сон. Надо уже с удочкой на зорьке сидеть. – Улыбаясь, ответил Сибирцев.
- Подожди пару минут. Сейчас я Вовку подниму и пойдем на речку. Червей я накопал.
Сборы были не долгими, и через полчаса «Казанка», разрывая сонное утро своим звонким стрекотом подвесного мотора, неспешно везла их по старому руслу реки.
Осторожно прошли старую плотину, пригнули головы под низким деревянным «милицейским» мостом. Остался позади главный городской Северский мост. Выйдя в канал у Кривого Колена, дали полный газ. «Казанка», лихо задрав нос, ринулась на водный простор.
Мощи «Ветерка» явно не хватало (Это же не два «Вихря» за спиной!»), да и на встречу попадались топляки (оставшийся от сплава лес), поэтому Михаил Васильевич вел лодку осторожно.
У кирпичного завода, обходя сухогруз «Волго-Дон», вдруг увидели всплески за его кормой. Сбросили газ, подошли ближе… А вот и первый трофей!.. В лодку затянули судака килограммов на семь, раненного винтом самоходки.
Начало рыбалки обнадеживало, на уху рыба уже была. Перед устьем повернули налево, в обводной канал. Решили поудить в Котечном озере. Остановились в копани. Вова, проверяя спиннинг, сделал не очень удачный заброс, всего метров на пять. Как ни странно, но блесну тут же взяла щука килограмма на полтора.
А дальше дело застопорилось, за час с трудом поймали с десяток окуней.
Начало пригревать солнце, да и после вчерашних возлияний, что-то мутило. Пора готовиться к трапезе.
Вышли на берег, сообразили костер, и через полчаса в котле закипала наваристая уха из судака и окуней.
На полянке расстелили взятые с собой дождевики, накрыли «стол»: яйца, помидоры, колбаса, хлеб (обычный набор туриста), посредине поставили котел с ухой.
Сибирцев достал привезенный с собой армейский спирт в медицинской грелке (опасался проверки в самолете).
Сели в круг с кружками и ложками. Первая чарка за успешную рыбалку пошла с трудом, так как спирт невыносимо вонял резиной. Однако, учитывая «сухой закон» действующий на то время в Союзе и сложности с добыванием спиртного, дальше все пошло «на ура».
Спирт – коварная штука. Вскоре молодежь, захмелев, орала на всю округу песни и лишь Михаил Васильевич, рулевой, воздержавшись от дальнейших возливаний, посмеивался над ними.
К вечеру, вспомнив, что сегодня танцы в парке культуры, засобирались в город.
В устье все же вышли. Наловив с пол ведерка окуней, двинули домой.

А в городе его ждала еще одна встреча.
- Сергей! – послышался сзади девичий голос.
Сибирцев обернулся. Его догоняла стройная, удивительной красоты, молодая брюнетка.
- Кто это? – удивился Сергей.
И лишь когда та подошла ближе и улыбнулась своими незабываемыми «ямочками», он понял, что это Вера Арская, подружка и одноклассница его младшей сестры Татьяны.
- Привет! Ты чего проходишь и не здороваешься? – спросила она лукаво.
- Ой, Верунчик, извини. Да тебя не узнать. Гадкий утенок превратился в жар-птицу!
- Что, настолько гадкая была?
- Нет, конечно. Это я сказку вспомнил. Ну, сама подумай, как я мог к тебе относиться, если между нами семь лет разницы? Я школу закончил и в училище уехал, когда ты в четвертый класс ходила. А сейчас ты действительно красавица!
- Да ладно, не подлизывайся.
- А ты что, в Вытегре обитаешь? – заинтересовался Сибирцев.
- Да. Окончила институт, работаю в городском музее. НЕ-ЗА-МУ-ЖЕМ! Еще вопросы будут? – дерзко ответила девчонка.
- Как родители? - невозмутимо продолжал опрос Сергей.
- Папа умер два года назад, мама болеет. Иногда ходит в гости к Полине Васильевне, твоей маме. А как ты?
- Извини, не знал. А я? Служу. На востоке. Сейчас в отпуске.
- А как Татьяна? – спросила Вера.
- Замужем, двое детей. Живет под Волгоградом. В следующем отпуске думаю к ним съездить.
- Передавай привет и скажи, чтобы написала мне.
- Хорошо, обязательно передам.
- Ну, ладно, я побежала, обед заканчивается. Приходи в музей, - она улыбнулась, махнула рукой и повернула к своему дому.
- Привет маме! – крикнул вдогонку Сибирцев.
- Спасибо, передам… - послышалось в ответ.
Хороша! – отметил про себя Сибирцев, - где мои семнадцать лет? – с грустью подумал он, и быстрым шагом продолжил свой путь.

                7

Как не прекрасен летний отпуск, но все когда-то кончается. Пришло время возвращаться к армейским будням.
Забрав Ванька в Омске, вылетели на Улан-Батор. В Иркутском аэропорту при пересадке произошла неожиданная встреча. Возле стойки регистрации к Сергею подошел майор-связист и нерешительно спросил:
- Серега, Сибирцев?!
- Да, я. – Ответил Сергей, и пристальней взглянув в знакомые черты, вдруг узнал Серегу Вертикова, с которым учились в одной курсантской роте.
- Серега, Вертиков?!
- Точно!
Они обнялись, душевно похлопывая друг друга по плечу, отошли к  стойке бара. За беседой незаметно пролетело время. Объявили посадку, и братья по оружию расстались.
Из рассказа Вертикова, Сибирцев узнал, что на «Газоне», узле связи штаба Заб.ВО, служит его друг Славка Урин, с которым прожили бок о бок четыре года в казарме, разделяя все тяготы и лишения службы.
При таможенном досмотре в аэропорту Улан-Батора, монгольские таможенники прицепились к гусям Сибирцевых, что дала с собой в подарок любимая теща.
Несмотря на изобилие мяса в Монголии, птица была в дефиците, и привозилась только с Союза. Теща забила двух больших, килограммов по восемь, гусей, которых выращивала в своем приусадебном хозяйстве и собрала их детям с собой, а теперь монголы уперлись и не пускали мясо через барьер. Сибирцев долго их уговаривал, предлагал даже поделить пополам, но все тщетно.
Тогда он обиделся,  выбросил гусей в мусорный контейнер и прошел на выход.
Обернувшись, он увидел две задницы, торчащие из мусорника. Таможенники достали гусей, протерли их тряпкой и довольные добычей  продолжили «трясти» пассажиров.
- Тьфу, скоты!- разочарованно сплюнул Сергей и вышел на стоянку такси.

По возвращению в часть, Сибирцев выбил себе командировку в Читу и вот он, выписав на проходной пропуск, заходит на узел связи штаба округа.
Дежурный офицер подтвердил, что майор Урин на службе и сейчас выйдет.
Тот восторг и крик души при почти случайной встрече двух друзей-братьев, прошедших вместе через кровь и пот, трудно описать словами.
Появился Славик и замер в оцепенении.
- Маршал?!
- Граф!!!
Друзья слились в крепких мужских объятиях. Несколько минут они стояли молча, все сильнее и сильнее сжимая руки, будто боясь потерять плечо друга, и все еще до конца не веря в вероятность встречи. Глаза их блестели, и скупая мужская слеза стекала по щетинистой щеке.
Зашли к Славе в кабинет, выпили спирта за встречу и за друзей. Он позвонил домой, поделился с женой радостным событием. Вскоре прибежала Алла  и пригласила Сибирцева в гости.
Женился Слава уже офицером и Сергей чувствовал себя неловко, так как у них с Аллой не было общих друзей и воспоминаний. Время было достаточно и, чтобы его как-то скрасить, сходили в кино, а затем, забрав из сада детей: сына и дочь, направились домой. Алла готовила ужин, Сергей резвился с малышней. Когда вернулся Слава, все сели за стол. До утра ушли в ностальгические, бередящие душу, воспоминания.

Возвращаясь домой, задумчиво смотря в даль через окно вагона, Сергей с грустью задумался о жизни. Военная карьера не складывалась. Друзья-однокурсники получили майоров, побывали в Германии, Польше, Венгрии, прошли западные округа, а он все это время был с семьей у черта на куличках и это, как замкнутый круг.
Сибирцев уже семь лет командовал ротой и батареей, а ведь ротный и командир части, это две основные и самые трудные должности в армии, остальные офицеры и прапорщики, лишь обеспечивают их работу. На этих должностях обычно бывают два года, затем офицера двигают вверх или снимают с понижением. Бывает, что и отправляют в психушку. Так вот, исходя из этого, Серега уже три раза должен был быть в дурдоме.
Необходимо что-то кардинально менять в жизни. А что и как? Ответа пока не было.               
                8

В Союзе шла перестройка. Партию отстранили от власти. Все в надежде ждали перемен к лучшему. Начался вывод войск из Монголии. Первой выходила зенитно-техническая ракетная база.
Сначала шли слухи, что выводят в Братск, но вывели на станцию Таежная, под Читу. На место расформированной ракетной дивизии стратегического назначения.
Сибирцев метался:
 - Ну что за заколдованный круг, опять Заб.ВО!..
С первой группой офицеров его направили в Таежную, для приема военного городка у стратегов, разгрузки прибывающих эшелонами ракет базы и перевозки их к месту дислокации.
С одной стороны, очередное место службы Сергею, любителю природы, рыбалки и охоты, очень понравилось.          Вокруг, на многие сотни километров тайга, с вечнозелеными соснами и кедрами. Чистая и быстрая река Селенга, с отличными заводями для рыбы. Воздух, так напитан ароматами душистых трав, что, дыша ими, чувствуешь какое-то особое наслаждение. Природа так великолепна, так богата флорою и приятными для глаза ландшафтами. Бальзамический воздух – это очаровательно! Кислорода в воздухе столько, что, кажется, можно его откусывать. Живут здесь в основном люди добрые и сердобольные.
 Но с другой стороны, - вновь на краю земли. Юля устала от вечных переездов, да и сын подрастает.
Воинская часть, несмотря на то, что располагалась в отдалении от населенных пунктов, имела все для автономной жизнедеятельности. Был даже крытый двадцати пяти метровый бассейн.
Первое время жили в казарме. В штабе расположились американцы, принимавшие участие в уничтожении шахт для запуска стратегических ракет. Кстати, это уничтожение, даже, по мнению гостей из-за океана, было очередной глупостью советского партийного руководства.
Вечера проводили за кружкой спирта и преферансом. В гости часто заходили бывшие «вероятные противники». Некоторые из них сносно разговаривали по-русски. Разогревшись спиртным, заводили политические споры. Вели себя они надменно и высокомерно. Считали себя победителями. Наши офицеры обычно отмалчивались, таков был приказ, но, бывало, давали достойный отпор.
Как-то стояли Сергей с Томом на крыльце казармы, смотрели в ночное звездное небо, курили и размышляли о смысле жизни. Вдали раздавались переборы гармошки и непристойные частушки подвыпившего местного кочегара дяди Васи.
- Жаль мне вас, русских. Живете в таком дерьме и не пытаетесь из него вылезти. Не понимаю, - высказывался Том.
- А ты и не поймешь, да и не надо тебе нас понимать, - отвечал ему Сергей. -- Просто мы разные люди. Вот у вас вместо глаз два доллара. А для нас, русских, деньги далеко не главное. Главное – душа. А она может плакать, а может смеяться.
Немцы, французы, англичане, американцы – жесткие прагматики. Вы существуете как бы параллельно с природой и используете ее в чисто утилитарных целях.
Русских же, как японцев и китайцев, отличает беспримерная терпеливость в жизненных невзгодах и в выпавших на их долю страданиях… Русские обладают даром растворяться в природе, становиться составной и неотъемлемой ее частью. Гроза, ураган, ужасные снега, морозы, дикая мощь и первозданность необжитых мест не пугают нас. Даже напротив, мощь и экстремальные состояния природы вызывают у насх прилив жизненных сил и восторг, схожий с религиозным экстазом.
Вот слышишь, дядя Вася, добросовестно отпахал смену, вышел на завалинку, хватил чарку самогона, прижал тетю Глашу, растянул меха гармошки и он счастлив…. И на хрен ему ваша хваленая «дерьмократия» не нужна. Я вот сам не понимаю, для чего все это время жил, чего добиться хотел, перед кем себя старался показать. Смотри, какая вокруг природа! Единственное желание – выйти за ворота, глаза открыть, уши открыть, и дышать всем этим…. И глазами, и ртом, и дышать, дышать, всей кожей дышать. Это все, что нужно человеку. Не перед кем не изображаешь то доброго, то злого человека, то храброго, то честного. Это не объяснить! К этому надо самому придти…
Я удовольствие получаю от того, что мне нужно дров наколоть, за водой сходить. Я колуном махаю – и радуюсь. Я ведро в руки беру – и радуюсь.
Для меня главное – жить в гармонии с природой. Вот птица пролетела, там заяц пробежал, муравьи снуют. Вокруг все живое и я часть этого мироздания, лучшая часть, хотелось бы думать.
А вы пришли со своим уставом и пытаетесь навязать нам свои догмы. Не нужны они нам. У нас свои жизненные критерии и чем быстрее вы это поймете и оставите желание сделать нас похожими на вас, тем быстрее в мире установится покой и порядок.
Том долго молча недоуменно смотрел на Сергея.
- Ты так красиво сказал. Наверное, ты прав, мы еще долго не поймем друг друга.
- А и не надо. Будем жить, как хорошие соседи.

Однажды местные охотники пригласили Сергея в тайгу поохотиться на изюбра и набить кедровых шишек.
Выехали  рано утром двумя «Уралами». До цели поездки в предгорьях Алтая более ста километров. Грунтовая дорога вскоре сменилась разбитой колеей лесовозов. Стояла золотая пора бабьего лета. Ни облачка, ни ветерка. Багряные краски смешанных лесов вскоре уступили вековой зелени сосновых боров. Дважды буксовали в болотной жиже, выручали лебедки, которыми были снабжены вездеходы. К вечеру остановились и разбили лагерь, поставили палатки.
Дальше, десять километров в горы поднимались пешком. Когда услышали далекий призывный долгий вой, остановились.
- Ну, вот и пришли, - сказал один из охотников. – Слышите, это изюбр. Ищет самку. У него сейчас брачный период.
Он снял с плеча большой рог и загудел в него. Изюбр ответил.
- Сейчас он пойдет на нас. Надо рассредоточиться и встать с подветренной стороны. Через час он будет здесь.
Встали на номера. Приготовились. Загудели в рог. Ответ раздался совсем близко и совсем с другой стороны.
- Это не он. Это другой самец. Всем быть внимательней, - передали по цепи.
Вдруг, метрах в ста раздался сильный треск и рев.
- Самцы дерутся. Вперед!...
Цепь охотников быстрым шагом приближалась к месту схватки.
Вдали, на поляне, сквозь молодой ельник уже просматривались два крупных разъяренных зверя сцепившихся длинными ветвистыми рогами.
Кто-то впереди не выдержал, выстрелил и…. На этом охота закончилась. Лесные олени растворились в тайге.
Местные охотники, обидевшись, долго плевались и чертыхались на невыдержанного «зверобоя».
- Все, на сегодня охота закончена. Олени ушли и больше не вернутся. Других же придется еще поискать, изюбр очень осторожный и хитрый зверь. У каждого самца свои владения на десятки километров и сосед, как правило, границу их не нарушает. Начнем все сначала уже утром, а пока пойдем за кедровой шишкой.
Сделали огромный деревянный молот. Два человека направляли его на кедр, а двое других дергали за вожжи с другой стороны ствола. От сильных ударов крона дерева сотрясалась и на землю падали шишки.
Обойдя кедрач и набив шишек, собрали их в мешки и спустились в лагерь. Шишки пропустили через коловорот (подобие большой мясорубки), отделив ядра от шелухи. Развели костер. Засиделись за полночь, слушая охотничьи рассказы.
С первыми лучами солнца выдвинулись вновь на охоту. Действовали уже осторожнее. Впереди шли опытные охотники.
Изюбр обозначился лишь часа через два. Встали на номера. Совсем близко послышался треск сушняка. Из-за кустов багульника показалась рогатая голова красавца-оленя. Дрожащими ноздрями он тревожно втягивал воздух. Замер. Сильное тело напряглось и…. Два выстрела слились в один. Зверь взметнулся ввысь и замертво рухнул на землю.
Это был крупный, взрослый самец, потянувший на пару центнеров. Довольные удачей охотники обступили его и, рассматривая попадания пуль, делились впечатлениями.
Соорудив волокушу и взвалив на нее тушу, опустились в лагерь.
Местные остались свежевать добычу, остальные же отправились бить шишку.
Вечером лакомились свежиной и готовились в обратный путь.
По дороге домой остановились на реке Селенга. Два дня ловили на кузнечика килограммовых ленков и хариусов. Пойманную рыбу тут же разделывали и солили в бочках.
Одухотворенные общением с матушкой-природой, счастливые,  довольные солидной добычей, вернулись домой.

Вскоре, пришли первые эшелоны с ракетами, и все завертелось, как в колесе. Погрузка, марш, разгрузка. Месяц – полуголодные, без сна и отдыха.
Практически все получили квартиры в Таежной. На малой десятке, как говорят ракетчики. Уже готовились к встрече эшелона с семьями, когда Сибирцеву приказали срочно вернуться в Улан-Батор.
По приезде в часть, Сергей доложил командиру о положении дел в Таежной и помчался домой. Ведь уже два месяца жил в отрыве от семьи. Но, понежиться в семейной обстановке не пришлось, в девять утра он должен был быть в Генеральном штабе МНА.
Сергей понял, что вызывает его отец Аюн. Генерал встретил приветливо, даже можно сказать, по-семейному. В процессе службы они неоднократно встречались. Обнял, завел в кабинет. Расспросил о делах и попросил пройти в соседнюю комнату.
Когда Сибирцев открыл дверь, восторгу и удивлению не было предела. За столом, в форме полковника, сидел и улыбался… Ли Зен!
В его карих глазах блеснул озорной огонек.
- Братан!..
И друзья бросились в объятия.
От неожиданности и торжества эмоций в горле у Сергея стоял ком. На глазах навернулись слезы. Они долго смотрели друг на друга, не произнеся от волнения ни слова. Это была долгожданная встреча настоящих мужчин.
Первым из ступора вышел Сергей.
- Ну, братан, рассказывай. Как ты, что ты? И как вообще здесь оказался. А, впрочем, нет. Поедем ко мне домой. Юля тоже будет очень рада тебя увидеть. Там нам никто не будет мешать.
- Я бы с удовольствием, но дело в том, что я здесь нахожусь инкогнито, из Генштаба не могу выйти, а через два часа убываю в Китай. Побудем здесь, а Юле передашь привет. Возможно, в следующий раз увидимся семьями. Здесь я по вопросам службы. О тебе узнал случайно, от Аюн. Ее я знаю уже давно. Расскажи лучше о себе.
Сергей, волнуясь, сбивчиво и коротко поведал другу о своей жизни после уезда из Даурии.
Вспомнили те драматические события, что выпали на их долю во время советско-китайских событий. Вспоминали общих друзей, горести и радости суровой забайкальской жизни.
В комнату заглянул монгольский офицер и попросил Ли Зена выйти.
Вернувшись, тот озабоченно сказал, что через пятнадцать минут у него совещание, после которого он уезжает.
- Слушай, Серый, я тут слышал от отца Аюн, что у вас с ней очень серьезные отношения, это правда?
- Да, правда. Настолько серьезные, что стоит вопрос – остаться с Аюн в Монголии или уехать в Союз с Юлей.
- И, что ты решил?
- Остаюсь… с Юлей.
- Я так и думал. Понимаю тебя…. Слышал, что переводишься на повышение в Сайн-Шанд?
- Отец Аюн что-то говорил об этом, но сейчас молчит. А у нас послезавтра последний эшелон в Союз.
- Нет, вопрос уже решен. Мне сообщили, что в штабе армии есть приказ о твоем переводе. Так что, готовься. И еще… Я закончил академию в Москве и сейчас работаю в органах госбезопасности Китая. У меня есть к тебе предложение – перебирайся к нам.
Услышав удивленный возглас Сергея, он остановил его жестом руки.
- Успокойся и не паникуй. Это только на первый взгляд предложение кажется диким и сумасшедшим. Ведь ты даже не знаешь, куда вскоре вынужден будешь вернуться. Нет у тебя уже той Родины, которую ты помнишь. Это я остался в процветающей коммунистической стране, а ты едешь в страну нищеты, бандитизма, коррупции и дикого капитализма.
Поверь мне, я не могу тебе многого раскрыть, но через год-два, если не принять экстренных мер, у вас все развалится и таких как ты, просто выбросят на помойку истории. А Китай уже далеко не такой, каким ты его помнишь. Вот увидишь, через десять-пятнадцать лет мы будем супердержавой, займем нишу Советского Союза и серьезно потесним Америку.
С Союзом же сейчас очень дружеские, даже братские отношения и в дальнейшем они будут только углубляться.
Соглашайся. Первое время будешь служить в Шеньяне. В штабе округа. Разрабатывать северное, уже знакомое тебе, направление. Кстати, несколько ваших офицеров уже там.
Сибирцев внимательно смотрел в глаза Ли Зену. Потухший взгляд его уже ничем не напоминал недавнюю эйфорию.
- Ты что, вербуешь меня?
- Причем здесь это. Я о тебе забочусь, о твоей семье. Я предлагаю тебе остаться жить в той системе, к которой ты привык. За которую, в конце концов, проливал кровь.
- Нет. Я давал присягу на верность Родине! Пусть это звучит пафосно, но я остаюсь с ней!
- Ну и дурак!.. Ладно, все, мне пора. Адресами не меняемся, я тебя сам найду. Пока.
И Ли Зен, прильнув щекой к лицу Сергея, покинул кабинет.
Вскоре вошел отец Аюн.
- Ну, что, поговорил с другом? – усмехнулся он.
- Так точно, поговорил. Спасибо вам.
- Мне не за что, Ли Зена благодари, он настоял на вашей встрече. А ты, сам, определился с дальнейшей службой?
- Сейчас перебираюсь в Таежную.
- Давай-ко в Сайн-Шанде послужи, пока есть возможность получить повышение. А в Союзе, скажу тебе откровенно, в ближайшем будущем делать нечего.
Генерал отодвинул занавеску и стал смотреть в окно.
- Не так я представлял будущее, - не сразу признался генерал. – Не таким… Рухнет все это скоро. К руководству страной приставили бездарных людей, вечных вторых лиц. Страной управляют начальники политотделов. Где Жуков? Где Конев и Рокоссовский? Где маршалы? А эти размоют партию, социалистические ценности. Дай бы бог, государство устояло. В тридцатых тоже самое было, грызлись, как пауки в банке, пока Сталину не надоело. У них веры нет ни в бога, ни в партию. Пока они возятся, молодняк отвратится от партии. И придут молодые голодные волки. Вот тогда и настанет конец Советской власти… Думаешь, я партию оплакиваю? Брюзжу тут… Нет. Сейчас надо думать, что с Родиной станет, когда к власти придут хищники Они пока что в комсомолах и на полпути, но скоро придут Я чувствую их мягкую шакалью поступь… Поэтому помни мои слова и будь осторожен.
Чую, больше вы увидите, чем мы увидели. При вас и рухнет Советская власть. Уж поверь мне…
Партии уже нет, Сережа. Есть игра в нее…
Сейчас надо перестраивать страну, ставить ее на демократические рельсы.
- То есть, хотите сказать, демократии у нас не было? – спросил он.
- Ее не будет и потом! – жестко ответил генерал. – Демократия, многопартийная система, выборы – это всего лишь способ манипуляции общественным сознанием. Это всего лишь игра по определенным правилам. Услышишь другое мнение – не верь. Это заблуждение или откровенная ложь!
Ладно, иди готовься к переезду в Сайн-Шанд, - и, пожав крепко руку Сибирцеву, вышел из кабинета.               
               
                9
               
  Через два дня капитан Сибирцев получил приказ об откомандировании на юг Монголии в Сайн-Шанд для прохождения дальнейшей службы начальником связи танкового полка.
Учитывая, что квартиру они уже получили, а полк в ближайшее время выведут в Союз, семью он с собой не повез, а отправил с другими семьями эшелоном в Таежную.
К месту службы летел вертолетом. За бортом раскинулась ровная, как блюдце, гобийская степь. Вдали показалось большое облако пыли. Командир экипажа указал на него рукой и прокричал сквозь рев двигателя:
- Это сайгаки. Сейчас поохотимся.
Вскоре, увидели внизу бегущее стадо в несколько сотен голов. Однако сайгаки не просто бежали, а уходили от погони. С десяток крупных матерых волков настигали их.
Ситуация поменялась. Надо было помочь диким козам и предотвратить бойню.
Штурман в открытую дверь стрелял короткими очередями из автомата по волкам. Видно было, как один серый хищник зарылся в пыли, другой перевернулся в прыжке… Вертолет пошел на второй заход. Испуганные ревом машины, сайгаки бросились врассыпную. Волки же остановились и прижались к земле, пытаясь скрыться в скудной растительности.
Удовлетворенные, что оказали природе посильную помощь, офицеры продолжили свой полет.
 
Прибыв в часть, Сибирцев с головой окунулся в работу. Учений и занятий не проводилось, все были озабочены одним – скорым выводом в Союз.
Осенью пришел приказ о присвоении очередного звания «майор». В хлопотах передислокации большой гулянки не получилось, ограничились обмыванием звезд в небольшой компании начальников служб.
Шли разговоры, что на границе монголы досконально проверяют вывозимое имущество и все, что не входит в специальный перечень, просто выбрасывают из вагонов. Свидетели видели пылающие костры из кожи, ковров, мебели и книг. Их жгли выезжающие русские семьи, возмущенные требованием монгольской стороны оставить все нажитое в Монголии. Из-за преступной деятельности политиков страдали простые люди.
Как-то, временно исполняя обязанности начальника штаба полка, Сергей, на свой страх и риск, оформил и отослал в округ документы на замену. Записался в Прикарпатский и Белорусский округа. Как ни странно, но его затея сработала. Через два месяца пришел ответ, что он заменяется в распоряжение командующего Киевским военным округом.
Радости не было предела! Но была и горечь за то, что столько молодых лет положено на алтарь Родине, под громкие слова о долге и невозможности его заменить, а на деле, все очень просто решилось. Надо было это сделать много раньше.
Сибирцева вызвал командир полка:
- Серега, у тебя, наверное, «лапа» есть как минимум в штабе Ставки? - заинтересованно спросил он. – Тут люди годами не могут замениться, а ты только прибыл и сразу замена, да еще в момент передислокации части, да еще и на повышение.
- Нет никакой «лапы», товарищ полковник. Это я поздно заменяюсь, ведь я уже давно отслужил все возможные сроки в отдаленных районах. А документы ушли еще два года назад, - схитрил Сергей.
- Да я знаю, что ты давно служишь в льготных районах. Просто по человечески завидую и рад за тебя. В общем, три дня тебе на сдачу должности, сменщика не будет, передавай дела ротному, и вперед, в теплые края.
- Вот и все! Прощай Монголия! Прощай Забайкалье! – Сергей еще не мог полностью осознать, что закончился целый жизненный этап его службы на востоке страны, затянувшийся на долгие пятнадцать лет.


               














               
                «Я лучше буду нищим и свободным,
                Чем душу дьяволу продам
                За медные гроши.
                Ведь не вернет он мне моей души,
                А деньги утекут бесповоротно…»

                Карло Гонсало
               

                ГЛАВА 7

                МАЛОРОССКАЯ    СМУТА

                1

 В начале девяностых страна трещала по швам. Годы вакханалии и вседозволенности. Время, когда нечистые на руку дельцы неплохо ловили рыбку в мутной воде. Состояния сколачивались за недели и месяцы. Из тюрем вышла армия спекулянтов и диссидентов. Все они рвались к деньгам и власти. Простой же люд в своей массе все глубже опускался в нищету. В городах появились толпы бомжей и беспризорников, до участи которых никому не было дела. Народ выживал, кто как может. Целые составы поездов  людей потерявших работу, ехали в Белокаменную торговать.
Самая сильная армия в мире, вдруг никому стала не нужна. Началось массовое сокращение офицеров и прапорщиков. Если раньше, после увольнения в запас, судьба их легко просчитывалась, так как практически все были коммунистами и направлялись райкомами на высокие и ответственные посты, то теперь люди были просто выброшены за ворота части.

В Киев приехали всей семьей. В штабе округа Сибирцеву вручили предписание, согласно которого, он назначался на должность начальника связи ракетной бригады дислоцирующейся в Конотопе Сумской области.
Четыре часа на электричке и к вечеру были в части.
Встретили радушно. Комбриг сразу же представил Сибирцева офицерскому собранию и дал пять дней на обустройство и прием должности.
Квартирный вопрос решался очень трудно. Семью поместили в комнатке семейного общежития. Да, в этом плане Украина это тебе не Сибирь и Забайкалье, где жилищные вопросы решались значительно проще.
Первое впечатление от жизни на Украине можно выразить одним словом – восторг! Особенно удивляли климатические условия. Привыкшие к восьми месячным зимам с морозами под пятьдесят и обжигающему ветру, странно было встречать Новый год с дождем, а в конце февраля увидеть расцветающие тюльпаны.
Сергей, вообще, почему-то раньше думал, что грецкие орехи растут в Греции, а оказывается, они есть по всей Украине и даже в дикой природе. Изобилие повсюду фруктов и овощей радовало глаз.
Однако бросались в глаза и совсем другие отношения между людьми. Если на севере и востоке Союза, где на многие сотни километров не встретишь ни одной живой души, каждый человек -  индивидуум со своим внутренним миром и отношения между людьми строятся на доверии, взаимовыручке, душевной теплоте, понимании, неторопливости. Возможно, этому способствуют экстремальные условия существования.  Здесь же, люди как муравьи. Замкнулись в своих проблемах. Кажется, что вынужденно терпят друг друга. Ни о какой сердечности отношений говорить не приходится. Суета – сует.
Магазины и рынки еще были забиты различной и качественной продукцией, что положительно отличалось от торговой сети России. Однако буквально через год все будет сметено с прилавков и начнутся голодные девяностые  с их карточной системой и миллионами купоно-карбованцев.
Ракетная бригада доживала последние месяцы своей полной боевой готовности. Дивизионы ее совсем недавно были разбросаны по центральной Украине: Смела, Переяславль-Хмельницкий, Золотоноша. После переброски их в Конотоп не раз пришлось ездить к прежним местам дислокации для решения служебных вопросов.

Сибирцев в очередной раз ехал в Переяславль-Хмельницкий. В пути следования необходимо было сделать короткую остановку в Белой Церкви, забрать документы в штабе местной пехотной дивизии.
Выйдя из вагона, Сергей взглянул на часы. Четыре тридцать утра. Рано. На перроне ни души. Оказавшись  в незнакомом месте, Сибирцев стоял в задумчивости, куда можно податься в такую рань? И спросить не у кого. Закурил.
Хлопнула входная дверь вокзала. Вышла женщина и направилась в его сторону.
- Сейчас узнаю, куда мне идти?
Женщина шла все быстрее. Побежала. И вдруг с радостным криком бросилась Сибирцеву на шею?!..
От неожиданности Сергей чуть не упал.
- Серега!.. Это ты?!..
Она крепко прижалась и целовала в уши, глаза, губы…
С трудом отстранив, Сибирцев тут же узнал ее.
- Валя?!.. Панкратова?!.. Привет!..
Это была их подруга по Даурии, жившая с Юлей десять лет назад в одной комнате общаги. На свадьбе Валентина была свидетельницей со стороны Юли. Когда девчата вышли замуж, они продолжали дружить семьями. Ну, как тут не поверишь в мистику? Какая вероятность такой встречи? Первый случайно попавшийся человек в незнакомом городе оказывается одним из лучших друзей семьи!
- А я тебя в окно увидела. Не могла поверить, что это ты и все равно вышла. Я здесь на вокзале в кафе работаю. А ты, какими судьбами?
- Мы сейчас служим в Конотопе. Еду в командировку и буквально на час заскочил в Белую Церковь.
- Да какой там час. Все. Ты никуда не едешь. Сейчас идем к нам, там Вовка. Посидим, поговорим. Это ж надо такая встреча?!
Вместо одного часа пришлось остановиться на двое суток. Вспоминали годы прожитые в Забайкалье. Рассказывали о семьях. Делились впечатлениями о сегодняшнем нерадостном дне.
Володя получил майора, дальнейшая же перспектива не просматривалась. В их дивизии шел такой же развал, и они склонялись к мысли об уходе в запас.
Через два дня Сергея проводили на поезд.

Когда сравниваешь сегодняшнее состояние украинской армии с боеготовностью воинских частей начала девяностых - слезы на глаза наворачиваются. Это как же надо ненавидеть своих защитников и свой народ, чтобы уничтожить самую боеготовную армию в мире?!
Много позже, Сибирцев присутствовал на штатных стрельбах Криворожской танковой дивизии. Единственная развернутая танковая дивизия в Вооруженных силах Украины отстрелялась на двойку?! Отличных оценок не было вообще, а были и такие батальоны, что получили сплошной «неуд»! А, самое страшное в том, что выводов не сделали. Что можно спросить с молодого лейтенанта, который за год проехал на боевой машине четыре километра и выпустил из нее три снаряда? А ведь ему обучать солдат!
Невольно вспоминается прославленный Порт-Артурский полк образца 1975-1980 годов, в котором не то, что офицер, последний солдат занимался вождением танка по двести часов за учебный период, участвуя не менее чем в тридцати стрельбах штатным снарядом. При этом поражал цель первым снарядом и первой очередью, выполняя упражнения на хорошо и отлично.
Другими словами, один Порт-Артурский полк образца 70-х годов прошлого века, стоит всех сегодняшних Сухопутных сил Украины! Стыдно! Очень стыдно, - «панове» офицеры! Сердце кровью обливается!

                2

Все началось с Карабаха. Отголоски его докатились и до нас. Это заметно стало по поведению солдат из южных республик. Дисциплина падала.
Вина командования в том, что вовремя не пресекло неуставные взаимоотношения между военнослужащими, а призывало офицеров к сдержанности и лояльности.
Появившиеся эмиссары, подначивали своих земляков не подчиняться командирам и самовольно возвращаться на Родину.
Произошел случай пропажи пистолета и приборов ночного видения.
Пистолет искали неделю всей бригадой сидя на казарменном положении. Еще месяц назад за это «ЧП» полетели бы с должностей комбриг и его замы, но пистолет «случайно» нашли и дело замяли.
В хищении приборов ночного видения был замешан офицер. Он снял с пусковых установок три ТВНа и продал «хачикам». Когда его приперли фактами, он сознался, но рассказал детективную историю о похищении его ребенка. Все в этой истории было шито белыми нитками, к тому же дите ни куда не пропадало. Да, бог ему судья.

                3

Сквозь сон Сергей услышал стук кованых сапог по ступенькам
- Посыльный, - мелькнуло в голове.
Во входную дверь громко забарабанили.
- Ну, что там еще? По голове себе постучи, разбудил всех. Часы показывали час тридцать ночи.
- Извините, товарищ майор, в бригаде объявлена тревога, - громко и испуганно крикнул посыльный.
- Ну, тревога и тревога, чего орать-то. Иди, я догоню.
- Есть! – уже шепотом донеслось из-за двери, и подковы зацокали вниз.
Сергей нехотя начал одеваться.
- Задолбали этими тревогами, да ладно бы по делу, а то опять, либо бойцы нажрались или кто-то в самоволку сдымил, - ворчал он. - После этой перестройки все как с ума посходили. Дисциплина упала на «нет», сплошная анархия, вседозволенность, пьянство и наркота, и все это обозвали демократией. Тьфу, – быстрее бы дослужить.
Юля, привычно встав вместе с мужем, разогрела борщ и собирала продукты в «тревожный» чемодан.
Почистив зубы и умывшись, Сергей сел за стол. Какая бы не была тревога, первым делом необходимо привести себя в порядок и быть сытым, - показывал многолетний опыт офицера. За кажущейся нерасторопностью, на все -  про все, ушло минут семь. Через пятнадцать минут майор Сибирцев переступил порог КПП. Учитывая, что на сбор офицеров дается сорок минут, у него был еще запас времени.
- Какие ограничения? – спросил он у дежурного по части.
- Технику завести, но не выводить, оружие не получать, - четко доложил капитан.
Парк ревел сотнями двигателей. Обгоняя Сибирцева, к боевой технике бежали офицеры и прапорщики. Личный состав был уже на броне.
- Серый, привет, ты чего не спешишь? – бодро поприветствовал догнавший его начальник разведки бригады Славик Логинов
- Да пошли они… Опять боеготовность имитируют. Не знаешь, что случилось?
- Похоже что-то серьезное. Иначе бы нас на плацу построили и технику не заводили.
- Что тут на Украине, в тепличных условиях, может произойти неожиданного? Разве что очередной реактор грохнуть из-за раздолбайства.
За КТП Сергей увидел выстроенную, готовую к движению колонну техники роты связи. К нему подбежал ротный:
- Товарищ майор, рота связи к маршу готова, - доложил он.
- Спасибо, Володя, вольно, ну что тут?
- Все нормально, товарищ майор, техника вся завелась, спецаппаратуру установили, ключи ввели, личный состав занял свои места, согласно боевого расчета.
- Машины не глушить. Офицерам, прапорщикам и личному составу строиться, - скомандовал Сибирцев.
К колонне шел комбриг.
- Товарищ полковник, рота связи и батареи управления к выполнению боевой задачи готовы, - доложил Сибирцев.
- Хорошо, майор. Давай всех на построение. Технику заглушить.
Неожиданно наступившая тишина давила на уши.
На центральной дороге выстроились дивизионы и отдельные подразделения.
- Офицеры и прапорщики, ко мне, - скомандовал комбриг.
- Товарищи офицеры, - обратился он к командованию бригады, - поступило обнадеживающее событие, власть в стране в свои руки взял ГКЧП, введено чрезвычайное положение. Хаосу и анархии пришел конец.
Повисла минута молчания, никто не верил, что бардак в стране закончился. Послышались неуверенные хлопки, переросшие вскоре в шквал аплодисментов, там и тут, раздавались крики «Ура!»
Личный состав подразделений зашушукался, не понимая, что происходит у офицеров.
- Водителей со старшими оставить в парке, остальным вернуться в казармы. Объявляю повышенную боевую готовность, - заключил комбриг.
Поставив задачи офицерам и прапорщикам, Сибирцев вернулся в штаб.
Возле входа курили командиры дивизионов и начальники служб.
- Ну что, Серега, дождался, а то больше всех кричал: «Все, хватит, надоело это ****ство, - увольняюсь!». Послужим еще, - улыбался первый заместитель комбрига.
- Ну, если все вернется на круги своя, чего же не послужить, - довольно улыбнулся Сибирцев.
Подошел комбриг:
 - Товарищи офицеры, сейчас всем разойтись по своим подразделениям и заняться личным составом. Навести строжайшую дисциплину. Всех бузотеров, подстрекающих к неповиновению – на губу. В девять ноль-ноль приступить к плановым занятиям, согласно расписания.
Сергей окунулся в рутинную офицерскую работу. Надо было срочно восстанавливать боеготовность части, утраченную за месяцы анархии.
Вновь, как в молодые офицерские годы, работа спорилась. Во всем чувствовался подъем, как у смертельно больного человека, узнавшего, что ему поставили не правильный диагноз.

Однако, через два дня все рухнуло!
Никто не знал, что это были последние дни великой Советской Армии.
После известного Белорусского сговора, Союз распался. События бесповоротно и стремительно понеслись к катастрофе.
Каждый день в бригаду приходили приказы противоречащие друг другу. Досрочное увольнение азербайджанцев и узбеков предотвратило физическое противостояние.
Буквально через неделю пошла ускоренная украинизация армии.
Солдат, толком не знавшим украинского языка, за ночь заставляли вызубрить текст присяги на украинском языке, и утром эту присягу быстренько принять. Все было обыденно и поставлено на поток, ни каких торжественных мероприятий.
Офицеров предупредили, что кто не примет украинской присяги, без всяких льгот и компенсаций, будут просто выставлены за ворота части.
К чести офицеров, надо сказать, что девяносто процентов их осталось верными раз и навсегда данной клятве Отечеству, за что их, надеюсь, не «… постигнет позор и ненависть трудового народа».
Тот, кто не принял новой присяги, уезжали в свои республики, а так как львиная доля командного состава были русскими, то через месяц осталось лишь двенадцать из девяноста офицеров и прапорщиков, то есть фактически бригада прекратила свое существование.

Чтобы повлиять на создавшуюся ситуацию, и в отсутствии управления из штаба округа, комбриг принял решение на вывод дивизионов в запасной район. На зимних квартирах остался лишь караул для охраны складов и территории части.
Из запасного района комбриг пропал. По одной версии -  лег в больницу, по другой – уехал в Киев.
Шли разговоры, что авиация целыми полками перелетала на российские аэродромы.
Совещание офицеров подняло этот вопрос и после долгих дебатов пришли, как тогда казалось, к единственно правильному решению – уходить в Россию.
Закипела работа и рано утром бригада тремя колоннами выдвинулась из Батурина по Московскому тракту в Россию.
Прошли Кролевец. В районе Глухова голову колонны обогнала мобильная группа в составе двух уазиков и двух БТРов, и перекрыла дорогу.
Из машин вышли генерал и группа полковников. Собрали офицеров и довели приказ командующего округом о возвращении дивизионов в Конотоп.

Так завершилась неудачная попытка сохранить ракетную бригаду. 

Обманутый народ в Москве, вознес к власти Ельцина, который с бодуна, не разобравшись, разогнал Союз. Позже он каялся, что мол, что по-пьяни не бывает! Но факт есть факт, Союз рухнул, а с ним и судьбы миллионов людей!
Сибирцев, наконец, понял, какая мразь управляет сегодня страной! А началось все это еще со времен Хрущева, когда в руководство разных уровней проходили не герои и заслуженные люди от сохи, а лизоблюды и подхалимы, которые и в услужение себе брали и толкали вверх только себе подобных. Они то и создали двойную мораль. Эти люди били себя кулаками в грудь, обещая коммунизм в восьмидесятом году и народ, веря им, буквально бросался грудью на амбразуру, дабы ускорить построение светлого будущего.
Развал Союза нужен был этим зажравшимся господам, чтобы реализовать награбленные миллиарды и зажить припеваючи, а наш народ за них бы порадовался.
Самое страшное, что это все продолжается и сегодня.

После развала Союза деградация армии шла со скоростью курьерского поезда. Дорогостоящая ракетная техника ржавела и готовилась к сдаче в металлолом. Украинизация армии привела к тому, что наиболее подготовленные и продвинутые офицеры выехали в Россию или подали рапорта на выход в запас. Голодные солдаты продавали все подряд, даже вооружение, дезертирство приняло массовый характер.
Попытка командования вывести бригаду в Россию и, тем самым попытаться спасти ее от неминуемого развала, провалилась.
В такие безрадостные дни в бригаду прибыла комиссия из Киева, которая должна была решить ее дальнейшую судьбу. С каждым офицером беседовали отдельно.
После собеседования, Сибирцеву предложили должность в Генеральном штабе вновь образующейся молодой украинской армии. Дали время подумать и поставили условие – присягнуть на верность Украине.

                4

Видя происходящие в армии  разброд и шатания и не найдя сил смириться с этим, майор Сибирцев принимает решение уйти в запас. Тем более, выслуга лет уже позволяла это сделать.
Перед увольнением его вызвали в штаб округа и предложили, пока есть возможность, получить квартиру в Кривом Роге, там немцы строили дома для выводимой из Германии танковой дивизии.
На следующий день, не теряя времени, Сергей выехал в Кривой Рог. Попутчиками были Слава Абросимов и Витек Косарев, так же получающие жилье.
На первый взгляд, город понравился, особенно его центральная часть с историческими зданиями, драмтеатром, широкими улицами и бесконечными новостройками.
Перспективно выглядел и строящийся городок для семей офицеров. Шестнадцать панельных девятиэтажек, котельная, подстанция, очистные сооружения, школа, поликлиника, детские сады, гостиница, ресторан, магазины, почта, АТС. Строились новые дороги, планировались зеленые насаждения. Микрорайон мог жить автономно. И все это отличного западного качества. Да, в этом немцы преуспели!
Квартира в таком микрорайоне действительно была подарком на всю жизнь. Несколько смущала экология. Расположенные в двадцати километрах металлургический и горно-обогатительные комбинаты, шахты и рудники, портили общую положительную картину.
До новостроек офицеры добрались рейсовым автобусом и когда лезли по распутице стройки, услышали медь полкового оркестра. Это сдавали в эксплуатацию первую девятиэтажку.
Подбежал полковник и, записав их фамилии, приказал срочно становиться в строй для торжественного получения ордеров.
Шел митинг. Выступали немцы, австрийцы и словаки. Присутствовал наш генералитет.
Буквально через двадцать минут Сергей, Слава и Витек стали обладателями прекрасных новых двухкомнатных квартир. При этом у них не спросили ни одного документа. Чудеса, да и только! В готовые уже ордера просто вписали их фамилии.
Каждую квартиру сдавали хозяину представители заказчика и строители. Все шло с иголочки, ни какого сравнения со сдачей отечественных домов.
В дальнейшем, правда, выявятся недочеты. Так, по пути из Австрии пропадут холодильники и стиральные машины, которые должны стоять в каждой квартире. Да, что там это. Пропадет целый этаж. Люди получат ордера на девятом этаже, а один дом окажется восьми этажным. Но все это будет потом, а пока лица новоселов расплывались в радостных улыбках.
- Вообще-то, - размышлял Сергей, - если бы иметь нормальную квартиру в Конотопе, то и не надо затевать переезда в задымленный Кривбасс. Конотоп – районный центр, под сто тысяч населения, даже есть свой трамвай. Правда, вагоны перемещаются по одной колее и надо ждать встречного, чтобы разъехаться. До Киева и Москвы рукой подать.
Однокомнатная квартира в «хрущевке», возле части, к тому времени у Сибирцевых имелась, но рассчитывать на лучшее не приходилось. Юля работала в торговле по специальности, Ванек ходил в шестой класс. Все, более-менее, устроено, но устоять перед криворожской квартирой было трудно.
Возвращаться в Россию без жилья рискованно, да и все надеялись, что перемены эти временные и скоро жизнь наладится, войдет в привычную колею.
На семейном совете решили, что из армии увольняются, переезжают в Кривой Рог и ищут обмен на Россию.

На мальчишнике, по поводу окончания Сергеем военной службы, молодой, вновь прибывший лейтенант задал вопрос об освобождаемой квартире.
- А, почему ты интересуешься? – спросил Сергей.
- Да вот, приехал с молодой женой, скоро будет второй ребенок, а жить негде.
Сергей знал по собственному опыту, как трудно командиру взвода получить жилье.
- Вообще-то, я хотел ее приватизировать, а там видно будет. Но, если тебе так уж нужно жилье, то ставь ящик водки и квартира твоя.
Лейтенант долго не мог поверить в свое случайное счастье, даже когда через неделю его семья переселилась. А про ящик водки, как-то так и забыли. Да и разве в нем дело.
Сидящий за столом командир дивизиона Вовка Клочков, вдруг вспомнил:
- Серый, совсем забыл, тебе же привет. Недавно был у брата в Москве, он у меня «крутой» - депутат, на пикнике разговорился с одним генералом, и выяснилось, что он тебя знает. Фамилия Пузанов, тебе ни о чем не говорит?
Сибирцев вспомнил Афган, и вечно озабоченного и куда-то бегущего молодого пехотного комбата Саню Пузанова. Дружбанами они не были, но водку в одной компании пили.
Вновь их пути пересеклись в Юрге. Саня, в чине полковника, принимал Новосибирскую мотострелковую дивизию. Затем, Сергей убыл в Монголию и с Пузановым больше не виделись. Слышал только, что тот получил генерала.
- Да, знаю я такого генерала. Правда, давно не виделись.
- Сейчас это не просто генерал, а генерал-полковник, командующий Московским военным округом. И от него тебе привет. Хочет встретиться, - торжественно заключил Володя.
- Ну, если хочет, значит встретимся. Смотри-ка, в какие верха его занесло! – с радостью за успехи товарища задумчиво промолвил Сибирцев.

Жалко было бросать свой первый дачный участок, выделенный городом и уже заботливо ухоженный Юлей. На Конотопских черноземах расцветала даже воткнутая в землю палка.
В первую же осень, на шести сотках, вырос большой урожай помидор, огурцов и капусты. Все это перетаскали домой на себе в вещмешках и ведрах.
На участок приходилось проходить через взлетную полосу. Когда у «сушек» проходили полеты, вокруг нее стояло оцепление. Обходить далеко и Сибирцевы не раз пытались перебежать напрямую, бывало, попадая при этом под предупреждающий автоматный огонь оцепления. Ваньку эти приключения были в радость, он бегал и веселился, как бы играя в войну, а Юля в страхе падала и, вжимаясь в пыль и грязь, ползла по-пластунски,  моля бога, чтобы в них не попали. 


                5

Майор Сибирцев стоял у ворот КПП и, вспоминая первый день в офицерских погонах, прощальным взглядом смотрел на расположение части.
- Вот и все. Закончился, очевидно, самый важный этап в моей жизни, - рассуждал невесело он.
С одной стороны – наконец пришел конец этой от зари до зари сумасшедшей, неустроенной, адски нервной и полностью зависимой от начальства жизни, а с другой - Свобода! Радоваться надо, а на сердце печально. Так ждал этого дня, а чувство неудовлетворенности не покидает, как будто всю жизнь шел к намеченной цели, вот уже ухватил птицу удачи за хвост и цель близка, но в последний момент, когда остается буквально несколько шагов, птица вырывается и оставляет тебя ни с чем.
Двадцать лет офицерской службы, двадцать лет, отстоял он, оборотясь к солдатскому строю. Пятнадцать из них, на границе, на краю страны и жизни, научили его не поддаваться ярости, терпеть.
Небольшой червь сомнения все-таки точил голову. Возможно, надо было немного подождать с увольнением: вот-вот должны дать подполковника, да и  желание остаться на Украине вряд ли самое верное. Но все, хватит распускать сопли, решение принято!
Взгляд останавливается на «тревожном» чемодане.
- Это все, что заработал за четверть века безупречной службы Отчизне? – появляется в голове навязчивая мысль.
Сибирцев вспоминает слова Михаила Васильевича Субботина, отца друга детства и земляка Вовки Субботина: «Вышел я, отставной капитан, фронтовик, за ворота КПП, уволенный Никитой Сергеевичем Хрущевым по сокращению штатов в 1958 году с вещмешком, двумя банками тушенки, двенадцатью рублями в кармане и тремя малыми детьми на руках, стою и думаю – и это я, фронтовик-победитель, освободивший пол Европы? Ни кола, ни двора. Что делать, не знаю. Страшно стало, страшнее, чем на войне. Ни пенсии, ни квартиры, ни сбережений, вообще ничего. Потом, правда, все наладилось, фронтовиков еще уважали, но первое время очень трудно было».
Сейчас, конечно, все по-другому: и пенсия, и квартира, и льготы есть, но нет главного – веры в справедливость и в человека.
Однако, решение принято. Знать такова сегодня судьба советского офицера. Прощай служба, здравствуй незнакомая гражданская жизнь!


 


              Книга третья


               ОТСТАВНИК


                Моей жене Людмиле посвящается


                «Среди миров, в мерцании светил
                Одной звезды я повторяю имя,
                Не потому, чтоб я ее любил,
                А потому, что мне темно с другими…» 
                Иннокентий Анненский               
               
               




                ГЛАВА  8
 
                ИЗЛОМ

                1

 К сорока годам мы явно ощутили чудовищную пустоту, которая образовалась на месте прошлой жизни. Провал, пропасть. И что заполнить ее нечем. Как будто гигантская волна унесла целый мир. Оставив на берегу яркие бессмысленные обломки. И нас вместе с ними.
 Страшно сказать, но даже страны, в которой мы выросли, не осталось.
Сибирцев давно понял, что в новую жизнь ему не вписаться. Многие его однополчане, бросив армию, подались кто куда «в судорогах выживания». Однако у большинства мало что получилось. Пропасть не пропали, но и жить не жили, перебиваясь с хлеба на квас, кто в охране, то есть в сторожах, кто в копеечном бизнесе.
 Постоянная подпитка адреналином им была уже необходима, а, познав цену боевому товариществу, они попросту не способны были променять его на зыбкие и достаточно условные взаимоотношения штатских. Товарищ, одолживший полтинник до получки, - это одно, а товарищ, который прикрыл тебя под обстрелом, - совсем другое. На гражданке все иначе – каждый сам по себе и играет в свою дуду. После работы люди расползаются улитками, спешат укрыться в своих малометражных раковинах. Дружба лимитирована по времени и интересам.
 В голову лезли привычные мысли о будущем. Вроде бы ничего не изменилось, но иногда, особенно в бессонницу, становилось страшно от мысли: что ж это – и все? Ведь, собственно, и не жил. Так – мотался с границы на границу.
Безусловно, очень сложно после двадцати лет яркой насыщенной кочевой жизни вдруг осесть и жить годами – близнецами, похожими друг на друга. Когда все идет на столько ровно, пресно и предсказуемо, что и зацепиться не за что.
Есть такая гипотеза, согласно которой человек рассчитан Создателем на сорок лет. То, что остается после – подарок судьбы или, в редких случаях, совсем другая жизнь. Иными словами – что-то вроде бонуса, великодушно даруемого нам природой, которой мы больше не нужны.
 Он никогда не думал, что так сложно будет привыкать к гражданской жизни. Насыщенность и напряженность будней совсем другая. В армии за неделю происходит столько событий, сколько на гражданке, порой, и за год не произойдет. Вдруг появилось много свободного времени. Поначалу Сибирцев этим наслаждался, но вскоре заскучал. Имея гражданскую специальность, инженер по эксплуатации средств связи, он без труда устроился на только что открывшуюся квазиэлектронную АТС. Уйдя с головой в любимую работу, вскоре понял, что его рвения коллеги вовсе не разделяют. Большинство из них тяготилось трудовой повинностью и, придя на работу, с нетерпением ждали окончания рабочего дня. Все рационализаторские предложения и новшества в организации связи, которые предлагал Сибирцев, воспринимались в штыки, так как неизменно вели к улучшению условий труда и надежности связи, а в конечном итоге, к сокращению рабочих мест. «Инициатива – наказуема», - не раз напоминал ему начальник.
В свободное время Сибирцев наконец-то занялся  своим бытом. Он строил гараж, с удовольствием копался на выделенных под дачу шести сотках, приобретал мебель и обустраивал новую квартиру.
Вдохновения хватило на год, а затем, после достижения цели, он вновь заскучал. Все становилось как-то постно и обыденно, не хватало той остроты и накала жизни, к которым он привык за четверть века армейской службы. Жизнь текла ровно и однообразно. Сибирцев, наконец-то, мог отдаться своим любимым занятиям – рыбалке и литературе.
 Через три года, видя бесперспективность дальнейшей работы на АТС и не упустив случая, он уходит из связи. Ему предлагают должность инженера по охране труда на большом турбинном заводе. Работа в многотысячном коллективе вновь потребовала от Сибирцева мобилизации призабытых личных качеств: принятия быстрых и правильных решений, знания психологии человека, умения повести за собой людей в достижении намеченных целей. Работа спорилась, настроение улучшилось.
 Сибирцев все чаще перелистывал свои давно заброшенные дневники, укрепляясь в желании написать роман на основе своей биографии.
В юности, а затем во время армейской службы, он неоднократно писал заметки, рассказы и повести в местные многотиражки, но сейчас он впервые почувствовал готовность к созданию чего-то более существенного, объемного и содержательного.               
               
В стране начиналась гиперинфляция.
С первых дней они искали варианты обмена на Россию. Сергей перевел пенсию в Омск, там она была в два с половиной раза выше, чем на Украине, но раз в три-четыре месяца за пенсией надо было ездить самому. Прописался у тещи и встал на квартирный учет.
В Вытегру к маме ездил каждые пол года.
Однажды, его друзья-вытегоры из бывшего леспромхоза, пожаловались, что не могут сбыть излишки леса и попросили оказать им помощь, ведь промышленному  Кривбассу лес точно нужен. 
Сибирцеву всегда была чужда коммерция, но видимо под веянием времени, решил попробовать.
По приезде домой зашел в «Шахтопроходку», поговорил со знакомыми начальниками и на удивление легко получил «добро». Лес нужен был для крепежа в забоях.
Доставка древесины до Днепропетровска лежала на нем, а дальше, шахтоуправления должны были подать вагоны и вывезти лес.
Загрузку и отправку леса из Вытегры по Волго-Балту и дальше, друзья организовали четко. Две самоходки за десять дней, без единой задержки, прошли от Вытегры до Днепропетровска, привезли груз на сотни тысяч баксов, и, простояв двое суток у пирса, вынуждены были, из-за отсутствия вагонов, выгрузиться на берег. Загрузившись, заранее подготовленными арбузами, они ушли обратно в Вытегру.
С этого места пошла настоящая криминальная история, очевидно специально состряпанная руководством местных шахт и порта, в результате которой Сибирцеву выдали всего лишь десять тысяч у.е. и посоветовали, в целях безопасности жизни и здоровья, покинуть Днепропетровск. Как не обидно, но это был самый обыкновенный «кидок».
Когда Сергей привез в Вытегру вырученные деньги, друзья на него даже не обиделись, сказав, что к такому они уже привыкли. Хорошо, что суда вернулись целыми, да и за счет арбузов, поездка себя оправдала. Лес просто списали.
Коммерсанта из Сибирцева не получилось. Однако, история на этом не закончилась…               
               
В Москве, на Курском вокзале, когда Сергей возвращался с деньгами из неудавшейся поездки, произошла неприятная история.
С первых дней независимости (непонятно кого и от чего), националисты вновь образовавшихся государств, вбивали брешь в веками установившиеся братские отношения славянских народов. В своей ненависти доходили до абсурда.
Так, например, все контейнеры под мусор Курского вокзала были покрашены в желто-голубой цвет, цвет государственного флага Украины. Очевидно, не случайно.
Сергей знал, что на этом вокзале менты  особенно придирчиво проверяют документы. Увидев украинский паспорт, с удвоенной алчностью хищника, перетряхивают сумки и чемоданы, нагло вымогая взятки.
При входе в вокзал его остановил милицейский патруль, проверил документы и, почему-то не придравшись, отпустил. Однако Сергей рано радовался. Буквально через десять метров его окликнули. Возле привокзальных киосков, с надменным видом повелителя людских судеб, стоял зачуханный милицейский прапорщик и величаво манил его пальцем.
Сибирцев, не обращая на него внимания, взялся за ручку двери вокзала. Открыть ее не удалось. В то же мгновение к нему подскочили два сержанта с автоматами на груди и оттеснили к киоску.
Прапорщик с издевательской, слащавой улыбкой предложил предъявить документы. Сергей понял, что разыгрывается какой-то спектакль, но не стал заводиться и протянул паспорт. При виде трезубца, у привыкших к поборам с хохлов ментов, аж поднялось настроение.
Несмотря на предъявленное Сибирцевым удостоверение офицера, прапорщик, уверенный в своей безнаказанности, начал проводить обыск.
Денег было достаточно много. Мент сначала забрал все рубли, несколько тысяч, но, увидев доллары и, прикинув что-то в своей маленькой головке, вернул их обратно. «Зеленые» же исчезли в его кармане.
- Товарищ прапорщик, пройдемте в камеру хранения, и я представлю вам документы на всю сумму. – Сказал решительно Сергей.
- Никуда я не пойду. Все документы у вас должны быть с собой. А, так как их нет, то деньги я изымаю.
- Ну, что же,- не растерялся Сибирцев, - пройдемте в отделение, там и разберемся.
- Садитесь в машину, - приказал прапор.
Вчетвером сели в рядом стоящие «Жигули». Сергей оказался на заднем сиденье, припертый с обеих сторон стволами автоматов «гоблинов».
Стемнело. Изрядно поплутав по каким-то стройкам и гаражам, остановились, наконец, под единственной, горящей на столбе, лампочкой.
Впереди стояли две работающие иномарки, возле которых прогуливались «лысоголовые быки» с цепями на шеях.
Прапор выскочил из машины, подбежал к ним и долго что-то объяснял, размахивая руками, лебезя при этом, как перед вышестоящим начальством. Затем вернулся и уже в машине бросил Сергею:
- Повезло тебе, майор. Если хочешь разойтись мирно, - с тебя тысяча.
Тронулись. Сергей, возмущаясь и скрипя зубами, все-таки сдерживал себя и, подумав, что тысяча рублей не бог весть какие деньги – согласился.
Машина остановилась.
- Верни доллары, а потом разберемся.
Сибирцев, убедившись, что вся сумма на месте, убрал деньги в карман. Тысячу рублей протянул прапору. Тот аж задохнулся от изумления.
- Ты что мне даешь?
- Как что? Как и обещал – тысяча рублей.
- Ну, ты попал. Вот теперь ты точно пожалеешь, что на свет народился.
- Не надо меня пугать. Я вам не лох, ребята! Я через такое прошел, чего вам в угарных пьяных снах не приснится.
Сергей никак не мог понять, что так возмутило мента. Он и не предполагал, что речь шла о долларах.
Зазвонила рация. Прапор ответил. Затем, остановив машину, вывел Сергея на улицу.
- Давай тысячу рублей и, - свободен.
Видать, опять у них что-то не срослось.
- Нет, мне теперь спешить некуда, поезд ушел, едем в участок.
- Твой поезд, в ста метрах  за углом. Еще успеешь  в камеру хранения.
Сергей отдал деньги, и машина с ментами исчезла.
Только в поезде Сибирцев осознал, из какой передряги ему удалось выйти. Могли просто пристрелить, забрать деньги и выбросить труп. Для Москвы девяностых это было рядовым событием.               
               
Приспосабливаясь к жизни на гражданке, Сибирцев то и дело попадал в экстремальные ситуации. 
Пенсию удалось перевести в Белгород на счет сбербанка, поближе к границе. Ездил за ней Серега на перекладных электричках раз в три месяца.
Как-то, получив пенсион и купив давно желаемый переносной телевизор, он, возвращаясь домой, переехал электричкой границу и в Харькове сел на поезд.
В плацкартном вагоне было много народа. Соседями оказались три девчонки, ехавшие на каникулы в Николаев.
Время обеденное и Сергей решил перекусить. Тут же к нему присоединились девчата. На столе появилась бутылка вина.
Вдруг по проходу пробежал по пояс раздетый и весь в крови парень. Он залез на боковую верхнюю полку и отвернулся к окну.
Тут же за ним ворвались трое разгоряченных мужиков. Принялись мутузить кулаками парня.
Сергей, а за ним девчата, кинулись их разнимать. Однако, странно, все действия Сибирцева были как во сне, замедленными. Ноги и руки налились тяжестью, в голове поплыло… И с этого момента он ничего не помнил.

Очнулся от холода. В голове шумело. Все тело ныло и саднило. Подвигав конечностями и осознав, что переломов нет, Сергей осмотрелся.
Лежал он на траве в лесу, над ним раскинул свои огромные ветви вековой дуб. Серел рассвет. Просыпались птицы.
Сибирцев с трудом вспоминал последние события, но дальше застолья и потасовки в поезде мысли не шли.
Все тело в синяках и ссадинах, рубашка порвана на лоскутки, будто через мясорубку пропустили. Ни документов, ни денег в карманах.
Скорее всего, это был обыкновенный грабеж.  Подсыпали чего-то в вино, инсценировали драку, ограбили и выбросили с поезда.
Но как он оказался в лесу? И где находится?
Сергей встал и направился к видневшейся неподалеку поляне. Осмотрел себя в попавшейся луже: левый глаз заплыл, бровь рассечена, губы разбиты, весь в засохшей крови. Да… Вид не радовал.
Умывшись в луже и приведя себя в относительный порядок, залез на дерево и осмотрелся. Километрах в двух на западе увидел железнодорожную ветку и небольшое село. Солнце начинало пригревать, на траве выступила роса, предвещая хороший день.
Минут через сорок вышел на железную дорогу. Вдали виднелась станция. Чтобы не пугать людей, снял порванную рубашку и забросил через плечо, показывая своим видом, что ему жарко.
В киоске на платформе узнал, что через два часа будет электричка на Днепропетровск, а поезд через Кривой Рог прибывает прямо сейчас. Выход был один - чтобы уехать на поезде, надо жертвовать чудом оставшимися на руке именными часами, врученными ему в свое время командующим армией за боевые заслуги.
Продавщица киоска, приняв Сергея за бомжа, часы все-таки взяла, выставив бутылку паленой водки и дав денег на билет.
Промыл раны водкой, принял внутрь для поднятия духа и пошел на посадку. До дома добрался без приключений, смущало лишь пристальное внимание и неприязнь попутчиков.
Через неделю раны затянулись, но душевная боль осталась надолго. Особенно жаль утраченных документов. Паспорт, из-за коррумпированности ментов, удалось восстановить лишь спустя три года. Естественно, преступников, несмотря на заявление, никто не искал. Как он оказался за три километра от железной дороги, осталось загадкой.               
               
                2

 В тот вечер Сергей уезжал из Питера на «Красной стреле». На Московский вокзал приехал за два часа до отправления и бродил по платформе, ожидая, пока подадут состав.
- Комбат?! – услышал он окрик.
Обернувшись, увидел мужчину спешащего к нему. В облике черноволосого бородача мелькнули знакомые черты.
- Не узнаете? Это я, Кикаев!
Сергей тут же вспомнил Забайкалье и сержанта-чеченца, с которым служил бок о бок два года.
- Тебя не узнать. Возмужал, бороду опустил.
Кикаев обнял Сибирцева. Было видно, что он очень рад встрече.
- А я товарища провожал на поезд. Смотрю, вроде бы Вы. Дай, думаю, подойду. Ну, как дела? Где сейчас?
- Ушел на гражданку, живу на Украине в Кривом Роге. А у тебя как?
- Долго рассказывать. А вы уезжаете?
- Да, поезд через два часа.
- О, у нас еще целый вагон времени. Поехали со мной, а к поезду я вас привезу.
- Ну, что же, поехали.
На привокзальной площади они сели в ожидаемый Аслана джип.
- Я тут проездом. Правда, квартиру имею, но туда не поедем, а поедем в ресторан к земляку.
Водитель, получив распоряжение, гнал машину, игнорируя все дорожные правила.
- А вы, как здесь? – поинтересовался Аслан.
- Проездом. Ездил на родину по делам. - Сергей в нескольких словах рассказал Кикаеву о своей жизни.
- Да, нелегко вам пришлось после развала Союза, - участливо промолвил Аслан.
- Ну, почему же. Живу нормально. Не хуже, не лучше. Как все.
Машина остановилась. Сослуживцы зашли в неброское здание, оказавшееся внутри небольшим, но довольно шикарным рестораном.
Время послеобеденное, зал был пуст.
Подошедший администратор дружески поздоровался с Кикаевым, кивнул Сергею.
- Важа, вот комбата своего встретил, представляешь?! У нас всего час времени. Сделай, как для себя, - попросил Аслан.
- Да, это здорово. Через пять минут все будет готово.
За столом появились различные кавказские блюда. Но, увлеченный беседой, Сергей попробовал только шашлык.
- После дембеля, я уехал домой в Грозный, – начал рассказ Аслан. - Две недели погулял и устроился на завод. Весной поступил в университет, но учиться, практически не пришлось. Вскоре начались национальные выступления, а затем была война. Старшие братья ушли в горы, я же остался с родителями. Во время бомбежки Грозного нашего дома не стало, и мы были вынуждены перебраться на юг Ичкерии к родственникам. Вскоре пришло известие о гибели среднего брата. Я ушел в горы. О жизни в полевых лагерях рассказывать не буду, я думаю, вы поймете, почему? Кстати, однажды судьба столкнула с Федосовым, помните такого бойца?
Сергей вспомнил. Это было во время его дежурства. В штаб забежал перепуганный сержант, дежурный по батарее:
- Товарищ капитан, у нас ЧП. Федосов руку отрубил, - отрапортовал он.
Сибирцев кинулся в казарму. На окровавленном полу сидел и стонал, бледный как мел, боец, прижимая к себе обмотанную вафельным полотенцем руку.
Рядом с ним лежал топор и два пальца левой руки.
Комбат окликнул мелькнувшего возле каптерки Кикаева и приказал ему срочно выгнать дежурную машину. Схватил с ближайшей кровати полотенце, замотал в него отрубленные пальцы и, взяв пострадавшего под руку, вывел на улицу.
До госпиталя добирались минут сорок. Хирургическая бригада была на месте. Определив бойца в реанимацию, вернулись в часть.
Каково же было их удивление, когда через две недели Федосов вернулся, и на левой руке у него были все пальцы?! Оказывается, если вовремя подсуетиться, то возможно и такое…
- Помню, как же. Это, у которого отрубленные пальцы приросли? – задумчиво произнес Сергей.
- Да, тот самый.
- А ты помнишь Аслан, как он их отрубил? Ведь это он тебе мороженое мясо топором рубил. Я это знал, но спустил на тормозах.
- Помню я все. И то, что вы замяли это происшествие, тоже помню. Да, если честно, то мы вас и уважали в основном за то, что спали с нами в одной палатке, ели из одного котелка, делились последней банкой консервов. Хотя и крут бывали, особенно приняв лишку на грудь.
Но мы не обижались. Знали, что получаем за дело. В отличие от штабных офицеров, мы вас за своего считали.
Не зря зовем – батяня-комбат!
Подводили вас не раз по молодости, уж извините. Особенно тот случай, когда вы привели в бокс техники проверяющего, а у машин были подняты задние мосты на домкраты, в кабинах сидели «молодые» и газовали. Проверяющий удивился и спросил, чем это личный состав занимается? Вы не растерялись и наплели ему что-то о проверке развала-схождения колес. А ведь это мы брагу гнали. К задним колесам цепями привязали канистры с закваской. Колеса быстро вращались и через час получалась отличная брага. Голь на выдумки хитра!
Так вот, о Федосове. Нас тогда федералы окружили. Пробивались с боями. И в последней стычке мы захватили трех русских солдат. В одном из них, раненом, я и узнал Федосова.
Двоих отправили с отрядом в горы, а его я оставил у себя. Ранение было серьезное, в живот, но до утра он держался неплохо, разговаривали. Оказывается, в Ичкерию он прибыл по контракту, а это не давало ему ни одного шанса остаться в живых в плену. Вспомнили Забайкалье, наших ребят, вас, посетовали на судьбу, разбросавшую нас по разным окопам.
Утром он потерял сознание. Я вывез его к ближайшему блокпосту. Не знаю, жив ли он остался?
Затем я год был в Англии, занимался финансовыми вопросами Ичкерии. А сейчас, разрываюсь между Москвой, Питером и Республикой.
Как видите, сейчас мы с вами по разную сторону баррикад.
- Ну что же, убеждать друг друга в чем-то не будем, все равно, каждый останется при своем мнении, - сделал вывод Сибирцев.

Время вышло. Надо было ехать на вокзал.
Они встретятся еще раз. Через год Аслан заедет к Сибирцеву в Кривой Рог по пути во Львов, где он набирал добровольцев из ОУН-УПА для войны с русскими.
В 1999 году из новостей Сибирцев узнает о разгроме в Чечне крупного отряда боевиков и гибели их полевого командира Аслана Кикаева.               
               
                3

 При работе на АТС Сергею часто приходилось общаться с офицерами танковой дивизии. Особенно теплые отношения сложились с командиром батальона связи Борисом Парадизом и начальником штаба танкового полка Рафиком Ахметовым. Не раз они обсуждали положение дел в сегодняшней украинской армии, да и в государстве в целом. Выводы не радовали. Армии, как боевой единицы, практически уже не оставалось. У боевой техники заканчивался моторесурс, новой, в войска не поступало. Молодежь в армию не шла. Старые офицерские кадры, скрепя сердце, тянули до пенсии. Все великое боевое прошлое враз забыли, шла повальная украинизация.
В этой драматической ситуации, видя, что сильным мира сего наплевать на людей в погонах, ряд здравомыслящих офицеров объединились и приняли решение о выводе дивизии в Гуровский лес, расположенный в семидесяти километрах от города.
Решение это было безо всякой политической подоплеки, просто людей довели до крайности. От безвыходности, обиды за державу и крика души, был сделан этот шаг. Его сделали те офицеры, у которых еще оставалась честь и совесть.
Организованного выхода не получилось. Национализм уже пустил корни и в армейскую среду. В результате на марш вышли два сводных танковых полка. В целях мобильности брали только исправную и проверенную технику. Действовали по всем правилам военной науки.
Слух о бунте в танковой дивизии быстро разошелся по всем Вооруженным Силам. В Гуровский лес потянулись недовольные положением дел в стране  части и подразделения из других регионов.
Через две недели здесь сконцентрировалась группировка по своим масштабам, технической и огневой мощи равняющаяся развернутому армейскому корпусу.
Разбили палаточные городки, организовали службу войск, наладили быт, питание и отдых все прибывающему личному составу. Круглосуточно шли полевые занятия.
И вот тут напрашивается вывод: наверное, действительно вся верхушка социалистического строя образца 90-х прогнила, погрязла в коррупции и воровстве. Ни один коммунистический лидер в лес не пришел! Это было предательство народа. Первые коммунисты Украины срочно жгли партийные билеты и становились главными демократами.
Что делать дальше? Идти на Киев? Уходить в Россию? Чувствовалась нехватка лидера государственного масштаба. Если умно распорядиться такой силой, то все в жизни страны можно поправить.
Лагерь разросся до масштабов среднего города. Появились эмиссары из Донецка и Харькова, наблюдалось несколько генералов.
На центральной поляне каждый день шли митинги в поддержку возрождения Донецко-Криворожской республики.
Основана ДКР была в 1918 году под председательством Артема (Сергеева), видного революционера. Просуществовала она менее года из-за противоречий положениям Брестского мира. В нее вошли восемь юго-восточных областей Украины. Впервые людей объединяли не по принципу национальности, а по экономически-географическому принципу. Жизнь покажет правильность данного административного деления, исключающего межнациональную рознь. Объединение промышленного юго-востока в единый кулак прогнозировало хорошие перспективы. Это подтвердит в 2004 году второй съезд юго-востока Украины в Северо-Донецке.

Люди воспряли духом. Все были готовы с оружием в руках защитить завоевания отцов и дедов. Казалось, еще немного и жизнь войдет в свою нормальную колею.
Не случилось. В отсутствие единого лидера, слабом участии России в происходящем, в различных видах на перспективу у командиров и начальников, революционный подъем масс постепенно пошел на убыль. Появились проблемы с тыловым обеспечением. Люди начали разбредаться. В конце-концов остались только самые стойкие. И только январский холод, голод и невостребованность, вынудили героев прекратить сопротивление.               
               
                4

 Сергей Николаевич оставался одним из немногих, у кого хватало силы воли и упрямства сохранять здравомыслие и верность принципам в творящемся вокруг бедламе. Он жил на даче, возделывал огород, собирал грибы, ездил на стареньком скрипучем «Иже», ловил рыбу (удочкой и спиннингом, а не сетями, как ныне стало модно) и долгими вечерами читал взятые в библиотеке детективные боевики и «сопливые» женские романы. Авторы писали эту билеберду быстрее, чем Сергей Николаевич успевал ее прочитывать. Читая книги, он думал, а вдруг еще нормальные люди существуют? Ведь были же они рядом с ним на китайской границе, в Афгане, ведь не все же погибли, умерли, покончили с собой, продались за грязные буржуйские деньги!?..

Ванек заканчивал одиннадцатый класс. Однако с профессией так и не определился. Частые переезды, смены школ и регионов проживания не привили тягу к определенной профессии. Развал армии проходил у него на глазах, поэтому военным быть не хотел. Сергей пытался помочь в выборе профессии. Работая к тому времени инженером по охране труда турбинного завода и имея определенные связи, он не жестко, но настойчиво и планомерно направлял мысли Ванька в нужном направлении. Первое и безоговорочное – это получение высшего образования.
Однако, молодость есть молодость. В голове ветер. Живешь одним днем. К тому же, страна погрязла в хаосе. На неокрепшую юношескую психику обрушился обвал порнухи и рассказов о беззаботной, богатой и красивой жизни. «Потерянное поколение» - так потом скажут о молодежи 90-х.
При заводе открылись подготовительные курсы Харьковского авиационного института. На них Ванек и поступил, посещая занятия после школы.
Будучи в родительском комитете, Сергей по возможности помогал сыну в учебе. Переживая за сдачу классом, в котором учился сын, выпускных экзаменов, заранее, по старой памяти заготовил шпаргалки по всем предметам и незаметно, как ему казалось, подсовывал их ученикам оказавшимся в затруднительном положении.
Аттестаты торжественно вручали в Доме офицеров. Для виновников торжества и их родителей накрыли столы в кафе, но молодежь после первых же тостов убежала на дискотеку в соседний зал.
Наблюдая за танцующими вчерашними школьниками, Сергей невольно вспомнил свой выпускной:
- Да, жизнь разительно изменилась. На смену скромным выпускницам в белых фартуках пришли голливудские красавицы в роскошных нарядах. Магнитофонные записи ВИА заменил громкий электронный бой. Хорошо это или плохо? Наверное, хорошо. Лишь бы с головой и душой у них все было нормально.
Смотря на сына, отметил, что тот все время старается быть в стороне от основной массы молодежи, ведет себя скромно, даже замкнуто. Это понятно, ведь с каждой сменой школы, он вновь был новеньким, а это ой как не просто.
К полуночи родители разошлись по домам, а ребята отправились на природу встречать первый рассвет своей уже взрослой жизни.

Через неделю были экзамены в институт. При местном авиационном техникуме открылись курсы ХАИ. Ваньку повезло, первые три года он мог учиться дома. Из Харькова приехала приемная комиссия.
Озабоченный поступлением сына, Сибирцев решил подключить к решению этого вопроса своего товарища курирующего подготовительные курсы, заместителя генерального директора завода.
Тот спросил сразу в лоб:
- Серега, не юли. Я знаю, зачем ты зашел. Волнуешься о сыне?
- Точно. Аттестат у него неплохой, но конкурс большой. Не знаю, сдюжит ли?
- А ты не сомневайся. Будут вопросы, поможем. Иди лучше за коньяком.

Экзамены Ванек сдал неплохо, но проходного балла явно не набирал. Надо было идти на поклон.
- Коньяк взял? – напомнил товарищ о последней встрече.
- Взял.
- Сколько?
- Ящик.
- О, чувствуется офицерский размах. Поехали.
В кабинете ректора их ожидал председатель приемной комиссии. Он дружески поздоровался и предложил присаживаться.
- А где поступающий? – спросил председатель.
- Дома, - ответил Сергей.
- А кто будет экзамены сдавать?
Сергей недоуменно смотрел то на него, то на товарища.
- Ну, что ты смотришь, - нетерпеливо вскликнул коллега, - звони сыну и вызывай его сюда. И где, в конце концов, коньяк.
Сергей ногой пододвинул к столу чемодан с коньяком, а сам поспешил звонить сыну.
Ванек прибыл через двадцать минут. Экзаменатор разложил перед ним билеты по всем предметам.
- Тащи, и иди в соседнюю аудиторию готовиться, а мы пока с батей твоим пообщаемся.
Коньяк уже был разлит. Выпили по первой, по второй… Завели разговоры. Сергей понял, что мужики вместе учились и дружба у них еще со студенческой скамьи. Нашли общих знакомых. Оказалось, что экзаменатор, начальник кафедры ХАИ, проходил службу офицером - двухгодичником в Заб.ВО.
После третьей, он дал Сергею ответы на вопросы билетов и разрешил отнести сыну:
- Пусть перепишет и не мучается. Если мы друг другу не будем помогать, то никто о нас не позаботится. Считай, что вопрос с поступлением решен положительно. 
Ванек стал первым студентом из своей школы. Друзья ему завидовали. Позже, некоторые из них тоже поступят в ВУЗы, но пока он был первым и очень гордился «своими» достижениями.

Шли годы. Ванек, окончил институт и начал работать на заводе. В девяносто девятом завод отправлял турбины в Португалию. Для их монтажа и запуска ехала группа специалистов. В нее и определил Сибирцев своего сына.
Через полгода наладчики вернулись, а Ванек решил еще поработать на Западе и переехал по приглашению друга в Италию. Первое время жил в Неаполе, а затем уехал к подруге в Рим. На Украину возвращаться не хочет, свое будущее связывает с Питером.    

                5
               
Сибирцева с Андреем Конаковым судьба свела на турбинном заводе в девяносто пятом, где оба работали инженерами по охране труда.               
Андрюху поперли из «девятки» за то, что он развалил Советский Союз!
Когда Горбачев собрал всех президентов в Ново-Огарево подписывать союзный договор, Андрей во время торжественного обеда торчал как раз в группе охраны. Выпил, понятно, малость, чтобы не очень противно было на всю эту сволочь смотреть. И вдруг к нему во время аперитива президент Молдавии Мирча Снегур привязался. Что-то ему не понравилось. Мол, не так смотришь, не так стоишь. Снегура тоже понять можно: был он какой-то там драный первый секретарь занюханного ЦК Молдавии – и вдруг сделался аж президентом! Крыша у него и поехала. А Андрюха вместо того, чтобы прогнуться и повиноватиться, как это обычно делается, взял да изобразил лицом: «Иди ты лесом, Мирча!»
- Что вы себе позволяете! – закричал Снегур. – Я – президент Молдовы!
- А я капитан девятого управления КГБ! – вдруг брякнул Андрюха. – Вас, президентов, как собак нерезаных теперь на просторах страны разбегалось, а капитанов «девятки» раз, два и обчелся.
Что тут началось! Все просто обалдели. Это ведь как если бы бронзовый матрос с маузером на станции метро «Площадь Революции» вдруг заматерился!
У Снегура от возмущения сердечный приступ случился.
Горбачев, чтобы его успокоить, тут же на банкете, кудахча, стал исключать Андрюху из партии. Три прибалтийских президента под шумок радостно чокнулись рюмочками, справедливо усмотрев в этом происшествии знак скорого распада проклятой империи.
Кравчук от волнения забыл, как по-украински будет «независимость». Шеварнадзе, отпросившись якобы по малой нужде, побежал звонить-докладывать Гельмуту Колю. А Ельцин устроил скандал, заявив, что Андрюху специально Раиса Максимовна подослала…
В результате взволнованные президенты порешили, что проект нового договора еще сыроват, и постановили его доработать. Подпиши они тогда союзный договор – и история пошла бы совсем другим путем!
А о том, что дальше случилось, во всех учебниках сейчас написано.
Снегур, вернувшись в Кишинев, ударился в крутейший прорумынский сепаратизм. Прибалты завыделывались. Хохлы захорохорились. Грузины завыстебывались. Белорусы забульбашили. Армяне закарабашили. Азиатское подбрюшье так и вообще охренело. А Россия совсем сбрендила и объявила себя независимой, как Берег Слоновой Кости.
Горбачев в сердцах после того случая разогнал «девятку», набрал новых людей – они-то его и сдали потом в Форосе. И распался великий Советский Союз.
А Андрюху – этого в учебниках, разумеется, нет – исключили из партии и выперли с работы. Но об этом он не жалеет. Ему Советский Союз жалко. Пьет он редко, но как следует. И когда наберется – плачет. Плачет и приговаривает: «Что я наделал! Что я наделал!».
Помыкавшись по Москве в поисках работы, пытаясь даже поэтом стать, подстраиваясь под реалии нового времени:
…То березка, то рябина,
    То ольха, то бересклет.
    То бывалая вагина,
    То девический минет…
И не оцененный издателями, в конце концов, плюнул на все и уехал на родину в Кривой Рог.
Здесь он создал охранное агенство. Дела поначалу пошли в гору, но «наехала» налоговая инспекция и пришлось все сворачивать.
               
                6

Татьяну первый раз он увидел в августе девяносто пятого возле инженерного корпуса турбинного завода. С Андрюхой Конаковым шли на обед в заводскую столовую. В дверях их обогнали две хохотушки.
Когда Сергей взглянул на Таню, у него внутри как будто что-то «коротнуло». Ошарашенный, он стоял как столб. Это было, как наваждение, как колдовство, как мгновенное умопомрачение. Он увидел ее и пропал. Жизнь разделилась на до нее и с ней.
- Кто эта девушка? - придя в себя, спросил он Андрея.
- Это наш инженер механосборочного производства.
- Ты ее знаешь?
- Ну конечно, видимся каждый день.
- А почему, я ее не видел?
- Не знаю. Она давно здесь работает. Кстати, она замужем.
- Это не играет роли. Ты должен меня с ней познакомить.
- Не проблема, сейчас и представлю.
В столовой они встали в очереди за девчатами. Сергей уставился взглядом в Татьяну, упиваясь ее красотой. Тот идеал женщины, который за многие годы создался в голове Сибирцева, стоял перед ним живым.
Длинные, густые ресницы, брови вразлет, высокий лоб, легкий загар, русые блестящие длинные волосы. Нежная шея в вырезе ослепительно белой кофточки. Вот она подняла, наконец, глаза, и у Сергея на миг замерло сердце. Какая красивая! Голубые глаза смотрели серьезно и даже строго, и была в них какая-то тайна-печаль, а может быть след страдания.
Ее фигура, рост, волосы, глаза, нос, губы, строение лица, улыбка, голос, манера поведения – все было вершиной создания. Но это было невозможно, Сергей непроизвольно пытался найти какой-то изъян, ну пусть какую-то неточность. Нет, все было эталоном красоты и женственности в его понимании.          
Ему хотелось схватить эту женщину, обнять ее, оградить от всего дурного, защитить. Наверное, это состояние восторга, какой-то удивительной силы и подъема и называется страстью.
Андрей поздоровался с девчатами и представил Сергея. Те приветливо кивнули и продолжали обсуждать свои дела, не обращая внимания на мужчин.
Это Сергея задело. Обычно женщины при знакомстве с ним не проявляли безразличия, а тут, посмотрела как на пустое место и отвернулась.
С этой минуты Сибирцев потерял покой. Он все время думал о Тане. Прогонял от себя эти мысли и снова думал о ней. Может это судьба? Может это и есть его половинка?
Ни работа, ни домашние или какие-то другие дела не шли в голову, в уме были мысли только о ней.
- Прямо колдовство какое-то. Если я с ней не поговорю, я просто сойду с ума, - думал Сергей.
Вскоре, он попал в компанию, где в конце рабочего дня отмечали день рождения одного из коллег. Как всегда, после небольшого застолья начались танцы.  Кавалеров оказалось больше чем дам, и пригласили девчат из соседнего отдела. Среди них была и Татьяна.
Сергей как-то сразу оробел и сжался, но все же решился подойти к ней. На предложение потанцевать Татьяна отказала и села за стол к имениннику.
Сергей был одновременно взбешен и смущен. Он впервые не мог просчитать ситуацию. Масло в огонь подлило то, что следующий танец она  танцевала, но уже с другим мужчиной.
Окончательно расстроившись и с трудом сдерживая себя, Сибирцев ушел с посиделок.
Видя состояние друга, Андрей пытался привести его в нормальное состояние:
- Ну что ты в голову себе вбил. Красивая? Да, но не более того. Осмотрись, сколько вокруг девчат лучше ее. Кстати, завтра у нее день рождения.
Сергей ничего не мог с собой поделать. Купив большой букет алых роз, он пораньше приехал на работу и, спрятавшись за корпус, как пацан, выглядывал и ждал, когда Татьяна пройдет через проходную.
Из проходной Таня вышла с подругой. Сергей засуетился, рисоваться перед  подругой с букетом в его планы не входило. Решил подождать, когда она зайдет в кабинет, а затем, набравшись смелости, заглянул и попросил ее выйти на минутку.
Татьяна удивилась, но все же вышла. Краснея от смущения, Сергей как-то нерешительно поздравил ее с днем рождения и подарил букет роз.
Таня приветливо улыбнулась и сказала, что очень рада такому неожиданному подарку. Сергей же еще больше растерялся, чмокнул ее то ли в щеку, то ли в нос, отскочил в сторону и в это время в коридоре появились несколько работниц. Похвалив букет и поздравив Таню, они оценивающе рассматривали Сергея. Ничего не оставалось, как молча ретироваться.
Самое интересное в том, что их отношения после этого не изменились. Таня могла пройти мимо, не поздоровавшись, будто бы они вообще не знакомы. Это было выше понимания. У него никогда не было таких отношений с женщиной.
Казалось бы все понятно. Он оказал ей знаки внимания, дав понять, что она ему не безразлична. И если в ответ ничего, то разумнее всего на этом закончить отношения. Но в том то и дело, что разум здесь напрочь отсутствовал. Это была не просто страсть, а какая-то засасывающая трясина и выйти из нее, не было ни одного шанса.
Необходимо объясниться, ну невозможно так дальше жить!
Сергей позвонил ей и назначил встречу. Таня несколько раз ее переносила и, наконец, согласилась.
Встретились в кафе. Сидели часа два, пили кофе с пирожными, но разговор как-то не клеился и уходил все на темы работы и общих знакомых.
- Ох, Сергей… - вздохнула Татьяна.
- Что, Танюшка? –  участливо обратился к ней Сибирцев, - Я вот думаю, - она мечтательно потянулась, - ты ведь умный и видный мужчина?
Сибирцев промолчал.
- Умный и талантливый? - настойчиво переспросила Татьяна.
- Ну, и… - осторожно, с грустной усмешкой промолвил Сибирцев.
- Тогда скажи: почему ты такой бедный?
- Я не бедный, я просто не богатый, ни секунды не думая, ответил Сергей.
- Это софистика. Ты мне скажи: почему?
- Я думаю, потому, что деньги не являются для меня первостепенно значимой вещью.
- А что тогда является?
- Семья и внутренняя свобода.
«Интересно,- подумала Татьяна, - насколько он искренен в своем ответе? Что за ним кроется: твердая жизненная позиция или отмазка для неудачника?»
- Кроме этого, мне нужно кое-что еще, - нахмурился Сергей. – Крыша над головой. Общение с природой. Хорошие книги. Все это у меня есть.
- И тебе никогда не хотелось быть по-настоящему богатым?
- Знаешь, Танюшка, может быть, я слишком долго таскал погоны, но теперь я очень ценю независимость. От всех, кроме моей семьи.
- Чем больше у человека денег, тем больше у него независимости.
- Ты думаешь? По-моему, как раз наоборот. Чем больше у человека денег, тем больше проблем. Деньги могут дать иллюзию полета, сделать человека счастливым на дни, часы, минуты, но не навсегда. Всем, в конце концов, пресыщаешься.
Создавалось впечатление, что она тяготится встречей и просто вынуждена здесь присутствовать. Затем они недолго прогулялись по городу, и Сергей проводил ее домой.
Никаких вопросов эта встреча не решила. Сергею показалось, что Татьяна его, как мужчину, просто не воспринимает. Это его вообще сбило с толку.

Двадцатисемилетняя Татьяна выглядела лет на пять моложе своего паспортного возраста. Она была потрясающе интересной дамой. Обладала хорошо поставленным бархатным голосом, исключительным чувством юмора, блестящей памятью. Она разбиралась в литературе, живописи, киноискусстве. Была неплохим психологом – умела поставить себе на службу все свое окружение. Кроме всего прочего, Татьяна была чрезвычайно сексапильной. От нее буквально исходила горячая волна бьющей через край чувственности. Сибирцеву хватило одного взгляда на эту белокурую бестию, чтобы его разум опустился на ступеньку ниже.
К тому же его новая страсть была дамой оригинальной и непредсказуемой. Она не вписывалась в готовые лекала представлений Сергея о женщинах: никогда его не искала, не пыталась привязать к себе. Имея кучу друзей и приятелей, Таня всегда была востребована, а потому спокойно относилась к редким их встречам.
Если свидание переносилось, она без обид и претензий отправлялась куда-нибудь с очередным поклонником, которых у нее было больше, чем навоза в хлеву. Сибирцев ревновал ее неистово, до потемнения в глазах. Он ненавидел моменты, когда мобильник ее был отключен.
 Сергей был влюблен в Татьяну, как мальчишка. Его притягивало к ней со страшной силой. Это было не что иное, как электромагнитное и химическое взаимодействие. Какой-то французский профессор утверждал на страницах своего опуса, что запах любимого человека, его голос, прикосновение, вырабатывают в нашем организме определенные вещества, вызывающие блаженное состояние, сладко дурманящие ощущение парения над землей.
Сергей испытывал нечто подобное. Рядом с Татьяной он терял ощущение времени и пространства, забывал, на каком свете находится. Она, как аккумулятор, подзаряжала его свежей энергией. Сергей и дня прожить не мог, не услышав Татьяниного голоса. Он шел на нее даже не физиологически, а на запах, на ее энергетику и сексапильность, существующую на уровне прикосновения, подсознания.
Наверное, когда рядом с тобой оказывается женщина, подходящая тебе биологически, ты потянешься к ней и наплюешь на то, что в ней, возможно, что-то и не так уж хорошо. Ты боготворишь ее. Главное – энергетика, которую она излучает. Именно на нее и «клюет» твой организм. Это как в системе опознавания ПВО «свой-чужой». Встретить этого «своего» многим не удается десятилетиями, но уж если он появится, то держись: шатаются устои, рушатся прежние связи, ослабевает интерес ко всему внешнему миру. В связи с этим у тебя возникает куча проблем, а ты счастлив, ибо, наконец, обрел свое, долгожданное, родное, созданное специально для тебя, по индивидуальному заказу. И тебе абсолютно все равно, что о ней говорят другие. Потому как ты почувствовал: она – твоя половинка, необходимая тебе как воздух…
Он, конечно, оставил бы Юлю, если бы был уверен, что Таня согласится с ним жить. Но та была кошкой, которая гуляет сама по себе. Одно дело – романтические встречи. Другое дело – рутина совместной жизни.
Сергей понял, что заболел. Так бывает, когда кто-то из окружения болен, и ты думаешь, что уж твой-то организм сильный и закаленный, тебя эта банальная простуда не возьмет. И даже не делаешь попыток предотвратить болезнь. Ведь ты ее не боишься. Тебе бы бежать, бежать подальше, чтобы не достала тебя инфекция, но ты храбро остаешься. А в одно прекрасное утро просыпаешься и чувствуешь – вот оно. Первые симптомы, Болезнь уже в тебе. И чтобы ты не делал с этого момента, все бесполезно. Болезнь развивается со страшной силой и даже хуже, чем у знакомых, от которых ты заразился.
Сергей заболел Татьяной. Она вошла в его кровь вирусом, проникнув и оккупировав каждую клеточку его тела. Завладев мозгом. Завладев всем. Он отчаянно боролся, но что мог он противопоставить страсти, захватывающей его все сильнее и сильнее? Он мучился. Он злился на себя, на свою слабость.
Она была женщиной. Она выросла в уверенности, что мир принадлежит ей. Что человек рожден для того, чтобы взять от жизни все. Она привыкла протягивать руку и брать то, что хочется.
Всегда находились молоденькие девушки, которые с замиранием сердца смотрели Сергею в глаза и ловили каждое слово. Эти незрелые души наивно полагали, что смогут завоевать любовь бывшего майора и скрасить его досуг. Сибирцев от внимания и заботы не отказывался, но ему явно было не до чувств и серьезных отношений. Все эти женщины проходили стороной, не оставляя заметного следа ни в его жизни, ни в его сердце.

Именно Татьяна вдохновила его на написание романа. Все что годами и десятилетиями копилось в душе, выплеснулось на страницы книги. Она была его музой!
На неприкрытую страсть Сибирцева Татьяна реагировала весьма сдержанно, не отталкивала, но и не приближала, держалась всегда с подчеркнутым уважением, не переходящим, однако, в подобострастие.
Сибирцев носился вокруг нее, как помолодевший в одночасье петушок. Коллеги дивились его удесятерившейся энергии, фейерверку идей, чудодейственной трансформации вечного цинизма в мальчишеский оптимизм. Любовь, как инфекция: может прятаться в каком-нибудь закоулке души или тела, в одной единственной клеточке сердца, а потом вернуться. Страшно вернуться! Если любовь зацепилась в душе, это полбеды. А вот если в теле… Плохо, очень плохо! С душой еще можно договориться. Трудно, но можно. А с телом – никогда! Да, любовь это самый мучительный способ быть счастливым!
 Привыкший к легким победам у прекрасной половины человечества, Сибирцев поначалу не совсем понимал, почему Татьяна, муза его мечты, не спешит в его объятия. Недели сменялись неделями, месяцы складывались в года, а она продолжала держаться на почтительной дистанции. Однако это не мешало им встречаться и вести долгие задушевные беседы.
Сибирцев читал ей отрывки из своих произведений,  Татьяна внимательно слушала, склонив голову, несмело улыбалась, а потом мягко переводила разговор в другое русло.

Помучавшись, в конце концов, он решил забыть ее. Уехал в отпуск, затем, оставив завод, перешел на другую работу. Они не виделись два года. Но, случайная встреча, вновь воскресит его страсть. Это было как незаживающая рана, откликнувшаяся застарелой болью.
Она продавала мороженое. Встрече была очень рада. Рассказала, что завод разваливается, всех сокращают, и она вынуждена перебиваться временными заработками. В ответ Сергей поведал о себе и, угостив Таню мороженым, пошел по своим делам.
Со стороны он выглядел обыкновенным прохожим, и никто не знал, какой пожар бушевал у него в груди. Одного взгляда Тани оказалось достаточно, чтобы он вновь оказался в плену ее чар. Все повторилось. Бессонные ночи и думы только о ней ненаглядной.
Это была хроническая болезнь. Стоило им увидеться, как происходил рецидив, который с трудом сглаживался временем. Самому убить любовь не получалось. Может быть она со временем уйдет, не найдя ответа в сердце?
Невольно, он постоянно следил за судьбой Татьяны. Знал, что она развелась, искала счастье с другим мужчиной, но не нашла.
До Татьяны у Сергея, конечно, были любовные интрижки, но такой захватывающий роман случился впервые за последние лет тридцать. Все его прежние приключения казались ему теперь такими жалкими и примитивными, что даже вскользь не хотелось о них вспоминать.

В конце концов, сердце Сибирцева не выдержало и, как мужчина, он предпринял решающий шаг. Он решил поговорить с женой.
- Видишь ли, Юля, я встретил девушку…
- На щечке родинка, полумесяцем бровь?..
- Я серьезно.
- И я серьезно. Ты хочешь, чтобы я, как в дурной молодости, на дверях распиналась? Этого не будет. Ты свободен.
И Сибирцев вдруг осознал, что Юля, простившая ему прошлые молодые шалости, никогда не простит предательства этой новой, нарождающейся гармонии совместного старения.
Но Сибирцева это не остановило. Будучи уверенным, что Татьяна просто стесняется обнаружить свои чувства, он предложил ей руку и сердце. Сибирцев ни на секунду не сомневался, что вслед за предложением последует незамедлительное уверенное согласие и заживут они вместе долго и счастливо.

Он ей позвонил:
- Прошу тебя, отнесись серьезно к тому, что я сейчас скажу, это объяснит многое. Когда я впервые встретил тебя, я увидел воплощение моего идеала, а когда мы разговорились, мне стало ясно, что я не ошибся. И вот прошло почти десять лет, а мой идеал не изменился. Быть может, ты сочтешь, что я не имею права испытывать к тебе подобные чувства. Многие согласятся с тобой. Но, тут уж ничего не поделаешь – я полюбил тебя.
Все эти годы я был влюблен в тебя, страстно влюблен. Я гляжу на тебя и думаю, как ты божественно красива. Не тревожься, я не собираюсь докучать тебя своими признаниями. Все, что мне удалось за последние годы, я делал только потому, что любил тебя и надеялся, что когда-нибудь мы будем вместе. Пустые грезы? Конечно. Все, к чему мы стремимся, в известной мере относится к области грез.
Тебя, вероятно, интересует, мечтал ли я жениться на тебе? В этом отношении я ничем не отличаюсь от других мужчин. Буду откровенен. Я хотел добиться тебе любым путем, лишь бы добиться. Я жил надеждой, что ты когда-нибудь полюбишь меня. Я завидовал всем мужчинам, которых видел возле тебя, - и старым и молодым.
Я даже завидовал твоей дочке, потому что не мог быть так близок к тебе, как она.
Но тебя невозможно ухватить. Не возможно удержать. Ты не способна на любовь, нет. Только на страсть.
И в то же время я хотел, чтобы ты была счастлива, чтобы имела все, что тебе нужно. Если бы я уверился в том, что ты по-настоящему полюбила кого-то, и мне не на что надеяться, я бы не стал вам мешать.
Вот и все, остальное ты сама знаешь.
Но я звоню не затем, чтобы говорить об этом. Я звоню, чтобы просить тебя продолжать жить так, как жила до сих пор. И как бы ты не судила обо мне, особенно теперь, после моего признания, - верь, что я прошу тебя об этом совершенно искренне и бескорыстно. Я еще не распростился навеки со своими мечтами и надеждами.
Как знать, быть может, судьба еще сделает меня твоим избранником. Но как бы то ни было, я хочу, чтобы ты ничего не меняла в своей жизни, и была счастлива, не думая обо мне. Я мечтал о тебе, но, как видно, это была ошибка. Ты же должна держать голову высоко – ты имеешь на это право. И прошу – живи так же, как жила до сих пор. Ведь для меня главное – это знать, что ты довольна и счастлива.
- Но, но… Сережа, я не могу…
- Не можешь? Не можешь что?
Сибирцев настолько был озадачен ее реакцией, что потерял всякую способность соображать. Он силился сообразить, чем так обидел свою музу.
- Я не могу выйти за тебя замуж.
- Но… почему? Почему, Татьяна? Боишься сплетен? Пересудов? Это же ерунда! Главное – не это.
- Вот именно.
- Что вот именно?
- Главное не это.
- А что тогда?
- Я не люблю тебя, Сергей!
Она была одна. Конечно, ей было тридцать пять лет, она была красива, умна и независима, и уж ей-то, кажется, можно было уверенной быть в том, что долго она в одиночестве не останется.
И все-таки, не смотря на все доводы логики, Таня красивая и умная, чувствовала себя в неизбывном одиночестве и выхода из него не видела.
Она каждый день сталкивалась со множеством людей, у нее не было недостатка в новых знакомствах и еще меньше недостатка было в восхищении сильного пола. Мужчины, с которыми знакомила ее работа, расточали комплименты, приглашали в рестораны и недвусмысленно намекали на возможность более близких отношений.
И какие это были мужчины! «Есть из кого выбрать», - думала она иногда с усмешкой, но усмешка эта была не веселой.
Все дело было в том, что ей не хотелось выбирать. Она не винила в этом мужчин – их-то за что? Ей казалось, что какая-то червоточинка появилась в ней самой – невозможность любви, так она про себя называла.
А почему это произошло, Таня не знала. Может быть, это было следствием дешевого и неосуществимого романтизма. Но Таню действительно не тянуло ни к кому, и она ничего не могла с собой поделать.
- Я восхищаюсь тобой, я ценю твое доброе отношение ко мне, я в восторге от всего, что ты делаешь, но я не могу полюбить тебя как мужа. Более того, я люблю другого человека. Он очень хороший, и он…
- Не продолжай!..
Сердце предательски закололо. Мир рухнул. Его отвергли! Его отвергли, как мужчину, и этим все сказано. Его муза спустилась с пьедестала и превратилась в обыкновенную, пусть и очень красивую, женщину. Сибирцев чувствовал себя не то, что обманутым, нет, скорее разочарованным.
Стоп, дружок. У тебя разве не осталось ни капли мужской гордости?
Тебе же ясно дали понять, что твои ухаживания ни к чему, не раскатывай губищи, этот цветок предназначен другому. Дьявол. Узнать бы, кто этот счастливчик?
Надо выбросить из головы эту странную женщину с копной русых волос. Кто она ему? Просто знакомая, с которой его случайно свела судьба. Свела и развела. Мало ли таких коротких встреч было в его жизни?
И он отступил. Отступил, но не забыл о нанесенном оскорблении. Это далось ему нелегко. Сибирцев прошел все муки ада, которые проходят отвергнутые влюбленные. Но он смог победить в схватке с тщеславием. Он сделал все, чтобы больше не видеть Татьяну. Сибирцев знал, что она вышла замуж, а потом… Потом она исчезла с горизонта вовсе, звезда ее потухла для него окончательно.

…Забыть нельзя, вернуться не возможно.
Звезда любви сгорает надо мной.
Звезда любви, над грешной суетой.
Когда забыть нельзя, вернуться невозможно!..
               
               
                7   

Едва раздался тот идиотский звонок, Юля схватила трубку. Потом она долго слушала, блуждая взглядом по кухне, затем глаза ее нацелились на ванную комнату, где находился муж и начали нехорошо темнеть.
- Спасибо, я учту вашу информацию, - холодно оборвала она чью-то неслышимую скороговорку и повесила трубку.
- Что случилось? – крикнул из ванной Сергей.
- Ты не догадываешься?
- Нет. Ванек набедокурил?
- Нет, не Ванек набедокурил, а ты, любимый, на****окурил!
- Ну, ты… - только и вымолвил Сибирцев, почти никогда не слышавший от жены неприличных выражений. – А в чем, наконец, дело?
- Дело – наконец! – вот в чем: звонила какая-то ненормальная и сообщила, что ты любишь другую женщину.  И что я не имею права препятствовать вашему счастью…
- Бред какой-то! – совершенно искренне возмутился Сибирцев. – Действительно, ненормальная! Кто же это мог быть? А-а, ну конечно… - Он звонко хлопнул себя по лбу. – Я тут одну недавно уволил, она просто мстит…
- Ты уволил Татьяну? – усмехнулась Юля.
- Не-ет!
- Уволь, пожалуйста, или я уволю тебя, любимый!
Сергей вылез из ванны, посмотрел на себя в зеркало: «Да… Волосы покрылись сплошной сединой. И пузцо, однако… Герой-любовник, твою мать…». Натянул на влажное тело банный халат и поплелся в койку отсыпаться до следующего утра.
               
Ну, вот и все – вышла в тираж, думала Юля. Сибирцеву всего сорок пять – «еще», а ей в ее сорок – «уже».
Странно, как она не заметила перемен в поведении Сергея… А ведь они уже лет сто не ездили вместе на отдых, не ходили в театр, парк или ресторан. Праздники отмечали в кругу общих знакомых, скучно и безлико, с повторяющимися из года в год анекдотами, тостами и песнями. Сибирцев давно уже не делился с ней своими рабочими проблемами, не интересовался ее делами. Дежурные фразы о хозяйстве. Вялый супружеский поцелуй в щеку. Говорят, брак разваливается тогда, когда супругам нечего сказать друг другу за завтраком.
Когда же они спали в последний раз? Вернее, спят-то они до сих пор. Именно спят, ибо в последний раз Сибирцев проявлял к ней сексуальный интерес месяца три назад. Да и то сексом эту мышиную возню можно было назвать лишь с большой долей условности.
В этом контексте появление на их семейной арене любовницы было, пожалуй, явлением закономерным.
Любит ли она Сибирцева? Пожалуй, еще любит, но уже не так, как раньше. Она привыкла к нему, к статусу замужней женщины. Остаться одной Юле страшно. Не просто страшно – жутко. Но и жить с ним, как раньше, она тоже не может. Разрушилась стабильность. Теперь ее будет преследовать вечный статус: уйдет или останется? Что же ей делать?
 Я же ничего в жизни не видела! Все мимо меня прошло! Все внимание ему, Сереженьке, драгоценному! У меня даже любовника никогда не было! Ни одного, ни самого завалящего! На работе все рассказывают, как про обычное дело, а я только ужасаюсь, как ханжа последняя: да как же это можно мужу изменить? Доужасалась! Все мимо меня прошло, все! Жизнь, как сон.
А у меня никаких желаний. Никаких. Растратила я и желания свои, и силы. Впустую, как оказалось.
Традиционно принято считать, что женщина может быть либо замужем, либо нет. Третьего не дано. Замужние дамы носят обручальное кольцо, словно это какой-то орден Славы, а не простая безделушка из золота триста восемьдесят пятой пробы. Незамужнюю же мадам (вернее, мадемуазель, хотя к девушке «за тридцать» это слово уже не подходит) можно всегда узнать по идеальному макияжу, без которого она не выйдет даже к мусоропроводу. Мало ли кто там будет курить!
Первые относятся ко вторым с некоторым снисхождением, но в душе побаиваются какой-нибудь скрытой атаки на мужей. Мало ли что! Вторые презрительно пожимают плечами и говорят: «Да если бы я только захотела, то была бы замужем через пять минут! Я просто слишком разборчива!», хотя на самом деле их волнует только один вопрос: и что он в ней нашел?! Риторический вопрос, как вы понимаете. И, конечно, незамужние дамы в каждом симпатичном мужчине младше семидесяти лет пытаются разглядеть Большую Любовь.
И пусть отсохнет язык у той, кто скажет, что ей безразлично замужество! Конечно, если в твоем паспорте стоит штамп во всю страницу, а на правой половине кровати еженощно храпит усталый, немного полноватый и начисто утративший охотничий азарт представитель мужской половины человечества, можно уже расслабиться и сказать, что замужество – совсем не панацея от всего на свете. Женщины, пережившие несколько браков и разводов, уже относятся к маршу Мендельсона гораздо спокойнее. Эти все повидавшие дамы знают, что мужчина, приносящий вам на блюдечке золотое кольцо, совершенно не стремится уменьшить количество ваших жизненных проблем. Даже скорее наоборот. У мужчины имеется совершенно четкий план, как усложнить, омрачить вашу жизнь, до краев наполнить ее скучными, рутинными обязанностями.               
               
Вконец задерганная, она уснула лишь под утро.  Разбудили ее ослепительный свет в окне и настойчивые трели телефона. Еще сонная, она нашарила рядом с кроватью тапки и, взглянув на будильник, поплелась в кухню.
- Сибирцева? – поинтересовались в трубке. – Ты спишь, что ли?
- Сплю, Игорь Анатольевич, - хриплым со сна голосом ответила она и прокашлялась. – А что?
- Заболела, что ли? – В голосе начальника Юля уловила сочувствующие нотки.
- Да нет… Просто сплю.
- А ты знаешь, который час? – Сочувствие у говорящего как рукой сняло.
- Половина шестого, - неуверенно предположила Юля.
- Половина десятого! – взорвалась трубка. – А она спит!!
- Как?! – ахнула Юля. – Как половина десятого? – Плечом она прижала телефонную трубку, а освободившейся рукой делала все сразу – нарезала хлеб, выудила из холодильника остаток вареной колбасы и два яйца. Захлопнула дверцу и, все еще с трубкой, прижатой к уху, с грохотом опустила на плиту сковородку.
- Ты что там, еще и есть собираешься? – правильно истолковал доносившиеся звуки начальник
- Игорь Анатольевич! – умоляюще пискнула Сибирцева, - я через полчаса буду на месте!
- Посмотрим, как ты через полчаса будешь!
В бешеном темпе Юля швырнула на сковородку колбасу, залила ее яйцами, убавила огонь и помчалась в ванную. Когда она из нее выскочила, яичница была уже готова, а чайник на плите исходил паром.
Как же она умудрилась проспать? Не слышала, как Сергей ушел на работу. Она ела яичницу прямо со сковородки, давясь впопыхах огромными кусками хлеба. Прихлебывая на ходу чай, она ворвалась в спальню, где прозрачный зелененький будильник показывал по-прежнему половину шестого. Наверное, батарейка села. Как некстати! Почему бы этой батарейке не поработать еще чуть-чуть?
Чай был ужасно горячий, она отхлебнула слишком много и зашипела – обожгла язык. Чертыхаясь, она принялась одеваться. Сколько там? Ого, минус десять! Тогда тонкий свитер, а по верх его еще и толстый. Колготки никак не находились, и она в спешке вывернула все содержимое комода на кровать. Ну не могла же она, в самом деле, сунуть надеванные колготки в свежее белье? Или могла? Черт с ними, с этими колготками, наденет новые. Новые надевать ужасно не хотелось. Юля берегла их к восьмому марта, которое было не за горами.
Она пробежала по всем комнатам, шаря глазами по укромным местечкам, наконец, вернувшись в спальню, она со вздохом распечатала пакет с новыми колготками и стала быстро, но осторожно натягивать их на ноги. Конечно, новые колготки и в подметки не годились старым, ибо последние имели неоспоримое достоинство: надевались в одно мгновение и внизу были совершенно целыми, хотя в середине у них была тщательно зашитая дыра с художественно расползающимися от нее многочисленными стрелками. Новые же колготки, естественно, никаких дыр не имели, и под джинсы надевать их было жалко. Ведь известно, что под джинсами колготки ужасно трутся. Уже сбегая рысью по лестнице, она все еще сокрушалась.
Во дворе сугробы были уже расчищены и дорожки посыпаны песком. Перебегая через двор, Юля почувствовала, что движению что-то мешает. Что-то тормозит ее быстрый бег. Обернувшись, она с ужасом увидела, что старые колготки, которые она так и не нашла, вылезли из штанин и растянулись сзади чуть ли не на метр, волочась по дорожке и цепляясь за что попало. Юля почувствовала, как ее бросило в жар. Оглядываясь, она забежала за угол дома, подняла куртку, запустила руку глубоко в штаны и, нащупав край предательских колготок, извлекла их. Налипший снег с песком остался на новых колготках и немедленно начал таять. «Слава Богу, хоть никто не видел этого позора», - с облегчением подумала она и помчалась на маршрутку.

                8            
               
Несмотря на то, что после развала Союза выживать было очень сложно, особенно в последнее десятилетие уходящего века, Сибирцевы все же выстояли.
Не хочется вспоминать все трудности, но были в жизни и такие периоды, когда чтобы прокормить семью, Сергей садился на велосипед и объезжал колхозные поля, собирая оставшиеся после уборки вилки капусты, мелкую картошку, побитые огурцы и помидоры.
Армейская служба прошла в постоянных переездах и к ее окончанию в активе семьи была лишь новая квартира, которую надо еще соответственно обставить. Нуждался в помощи и сын, получающий образование.
Постепенно, шаг за шагом, улучшали свой бытовой уровень. Сколько сил и здоровья это забрало? Одному Богу известно. Через пять лет кропотливого труда зашумел кронами свой фруктовый сад. Урожаи яблок, груш, слив, вишен, абрикос, персиков, орехов, винограда, намного превышали потребности семьи. Не привыкнув к коммерции, излишки они просто раздавали соседям и друзьям. Картошку, помидоры, огурцы, да и вообще все овощи, давно уже выращивали сами. Оба работали. Появились некоторые накопления. Учитывая ненадежность вкладов, постоянную лихорадку экономики, инфляцию и дефолты, деньги вкладывали в недвижимость.
Со временем купили дачу с двухэтажным кирпичным домом, баней и гаражом на берегу реки и в пятнадцати минутах от дома. Возле дома выстроили отдельный гараж для приобретенных мотоцикла и машины.
Сергей медленно, но уверенно выстраивал ту жизнь и тот быт, что грезились в армейских мечтах.
Чтобы быть полностью независимыми в вопросах питания осталось решить вопрос мяса и молока.
Занялся разведением кроликов и гусей. В перспективе думал завести коз. Кролики размножались на глазах, но когда число их перевалило за пятьдесят, появились проблемы. Во-первых, кролей содержали с любовью, дав каждому имя. И, когда пришло время их забивать, просто не смогли кушать всех этих Кеш и Сонь. Во-вторых, дав соседу для развода своего лучшего кроля, тот вернул его больным чумкой. Пошла инфекция, начался мор, вакцины не помогали.
Гусят утащили змеи.
В общем, мясное направление не пошло, к тому же забирало много времени.
Оставили лишь спортивных (почтовых)голубей. С ними Сергей выступал на соревнованиях.
 Восполняя упущенное за годы службы в отдаленных северных районах, Сибирцевы каждое лето дважды ездили отдыхать на море. К счастью, до Черного и Азовского морей было рукой подать. Крым обследовали вдоль и поперек. А зимой, конечно, были  лыжи в Карпатах. Регулярно навещали родственников и друзей в России. В общем, неусидчивость и тяга к путешествиям, привитые армейской жизнью, сохранились и в зрелом возрасте.
В 2002 году состоялись выборы в местные Советы. Сергей Сибирцев баллотировался в Криворожский городской совет от КПУ, но не набрал нужное количество голосов избирателей.
Самым любимым занятием Сергея была и оставалась рыбалка. Не случайно, определяющим при переезде в Кривой Рог, наряду с хорошей квартирой, являлось наличие водоемов богатых рыбой.
Реки Ингулец, Боковая, Боковенька, множество ставков, находились в нескольких километрах от микрорайона. Основное внимание, безусловно, надо уделить Карачуновскому водохранилищу.

В жизни приходит время, когда необходимо сказать себе – стоп! Оглянуться назад, подвести итоги прожитых лет, прекратить гонку за призрачной птицей счастья и выстроить планы на будущее.
Нравится тебе это или нет, но большая и лучшая часть жизни уже прошла.
Был ли ты счастлив? Наверное, был. Да и что такое счастье? Наверное, отсутствие несчастья. Его в жизни не бывает много. Скорее всего, лишь счастливые мгновения. Надо разобраться в себе и выделить те моменты жизни, в которые ты был счастлив и на их основе попытаться построить дальнейшую судьбу.
Лучше и комфортнее всего Сибирцев чувствовал себя в общении с природой. Отдых в санаториях, рыбалка, сбор грибов, русская баня, работа в саду и огороде, книги, - вот то, что поднимало жизненный тонус и положительные эмоции Сергея.
Посоветовавшись с женой и решив, что «не жили богато, не хрен начинать», Сергей перешел на легкую работу и полностью отдался своим любимым занятиям.

Рыбалку он признавал только на удочку. Тогда, когда ты находишься с рыбой на равных. Думаешь, как изловчиться и поймать ее, а она должна обмануть и уйти.
Карачуновское водохранилище, искусственный водоем на реке Ингулец, шириной полтора и длиной двадцать километров, излюбленное место рыбалки тысяч жителей Кривбасса. На русле, на глубине десяти-пятнадцати метров, обитают короп (карп), щука, судак, лещ, толстолобик, крупная тарань, бычок. Прибрежный камыш - это места обитания окуня, карася, плотвы, красноперки,  верховодки, густеры, линя.
В последнее время из-за ухудшения экологии, выбросов сточных вод и роста токсичных синих водорослей, популяция хищных рыб значительно уменьшилась. Прошли те времена, когда из одной лунки мог вытянуть подряд дюжину килограммовых судаков. Редко удается подсечь и коропа крупнее трех кг. На счастье, карася и тарани еще хватает.
Постоянные запреты на рыбалку со стороны инспекции становятся предметом жарких споров между любителями и представителями власти. Да это и понятно. С одной стороны, запрет ловли на удочки, а с другой – расположенная на водохранилище промышленная рыболовная артель километровыми тралами и сетями процеживает весь водоем. С каждым годом запретных зон становится все больше.
А, как всегда бывает, рыба лучше ловится в «запретке». Вот и приходится рыбакам-любителям ухищряться. Чтобы и удовольствие получить и инспекции не попасться.

В теплые летние месяцы, основная рыба, это карась. Готовишься накануне. Встаешь затемно, прыгаешь на велосипед и по лесной тропинке мчишься на речку. Накачал лодку, размотал удочки и через камыш пробираешься к заранее расчищенному и закормленному месту. Клев начинается с восходом солнца. Забрасываешь под камыш. Чирикают первые птицы, появляются комары, поплавок медленно ложится на бок… Это крупный карась! Сердце замирает, руки дрожат, важен момент подсечки, не раньше и не позже… Есть!... Удочка дугой. Карась шарахается в камыши. Рвать нельзя, леска не выдержит, опускать тоже – запутается или зацепится. Вот так, маневрируя между двумя крайностями, в неимоверном напряжении, постепенно выводишь его к лодке. Увидев лодку, рыба делает рывок. Попустил… Опять тянешь. Заводишь ее в подсаку… Резкий подхват и килограммовый красавец, отливая золотом, трепыхается на дне лодки. Счастья… полные штаны!!!
Насаживаешь бутерброд (навозный червяк и зерно перловки). Заброс. Глаза впиваются в поплавок. Тишина. Слышен лишь писк комаров. Поплавок, медленно притопляя, повело в сторону… Наверное, короп! Подсечка, проводка и такой же карась падает в лодку.
Поплавок резко уходит в воду. Рывок и на крючке подлетевшей лески видишь бычка-бубыря, размером с палец. Настроение портится. Появившийся мелкий шустрый бычок перехватывает наживку у нерасторопного карася. Меняешь глубину и в полводы на хлеб таскаешь небольшую, с ладошку, красноперку. Пока рука не устанет.
Проверим еще раз дно. Насаживаешь червя. Заброс. Ждешь. Ничего. Это хорошо, значит, бычок отошел. Бросаешь прикормки. Солнце уже высоко, пригревает.
Поплавок трепыхнулся и повалился на бок. Рывок… На мгновение ощущаешь тяжесть и … пустой крючок выскакивает из воды. Сошел… Обидно! Разматываешь вторую удочку. Поклевка… Есть, карась! Поплавок резко тонет… Опять, бубырь. Ну, это теперь надолго. Солнце в зените. Начинается жара. Пора сворачиваться. Счастливый и отдохнувший, с уловом, возвращаешься домой.

Зимняя рыбалка еще интереснее и завлекательнее, чем летняя. По льду рыбу можно искать в любом уголке водоема, а значит и экземпляры крупнее, и улов значительнее. Особенно хороший клев по перволедью и по последнему льду.
Первый лед достаточно крепкий. Начинаешь вдоль берега, на границе камыша и открытой воды. Насадки не надо. Проголодавшийся окунь хватает все блестящее, лишь бы найти стаю. Пешней бьешь лунки на разной глубине. Три – четыре подергивания мелкой блесной и идешь дальше. Рукой ощущаешь удар. Рывок… и на льду бьется небольшой «матросик». Тут же вновь опускаешь блесну. Сразу же удар. Такой же окунек. Здесь их стая. Будут брать, пока всех не выловишь. Помечаешь уловистую лунку веткой и идешь в поисках другой добычи. Удар… О, это уже что-то интереснее. Приходится повозиться. Из лунки вылетает окунь на пол кило. Пробиваешь рядом несколько лунок и выхватываешь еще несколько подобных хищников.
Самая интересная рыбалка начинается дней через двадцать после ледостава. Лед окреп. Идешь на глубину за лещом и таранью. Главное – найти, где стоит или ходит косяк. В поисках, как повезет, можно пройти не один километр. Вдруг видишь, вдали собрались в кучу рыбаки. Наверное, нащупали косяк. Длительной рыбалки там не будет, распугают, но на уху можно успеть выхватить. Бежишь к ним и видишь, что толпа перемещается навстречу. «Значит, косяк гонят на меня» - мелькает в голове. Быстро бьешь лунку, опускаешь мотыль. Тут же поклевка, кивок резко выпрямляется. Подсекаешь и чувствуешь на леске упирающуюся рыбу. Откидываешь удочку в сторону и, перебирая леску руками, вытаскиваешь из лунки двухсотграммовую тарань. Отбрасываешь рыбину и тут же опускаешь наживку в лунку. Вновь поклевка… Вытаскиваешь… Отбрасываешь… Опускаешь… Поклевка… Мимо пробегает толпа, задерживаясь на мгновение у пробитых лунок. Клев прекратился. Косяк ушел дальше. Хватаешь ящик и обгоняешь толпу. Бьешь лунку. Поклевка… И все повторяется. Так бежим и гоним косяк, пока не теряем его. За полчаса бега можно натаскать три-четыре килограмма рыбы. Потеряв косяк, рыбаки расходятся по водоему…
…Продолжаю поиски, поглядываю тем временем за рыбаками. Вижу, отдельно сидящий дед замахал руками. Значит, что-то тянет. Наблюдаю. Затих... Опять тянет... Спешу к нему. Увидев рыбака, дед прячет добычу и хитрит, приподнимает мормышки, чтобы рыба не клевала. Меня смех разбирает, ведь я все эти хитрости давно знаю. Метров за пятьдесят до него бью лунки. Клева нет, да мне и не надо. Теперь – кто кого пересидит. Дед крутится, нервничает, мучается, знает, что по негласным законам рыболовства, я сам близко не подойду, а приглашать меня не хочет, «жаба» давит.
 В конце концов, убедившись, что я сел надолго, подзывает. Барским жестом разрешает мне «забуриться» рядом с ним. Шепчет, что клюет тарань до килограмма, но вытаскивать надо незаметно, а то прибежит толпа и «обрубит».
Готовлю место. Забрасываю две удочки. Кивок медленно идет вверх, расправляется и вдруг удочка падает в лунку, успеваю схватить ее в последнее мгновение. Тяну, чувствую, зацепил. Рвать леску не хочется, а отцеп, как всегда, не взял. Думаю, что предпринять? Вдруг, удочку потянуло?! Тяну на себя. Леска звенит, сейчас оборвет. Сбрасываю тормоз. Леска быстро уходит в лунку. Чувствую, сидит что-то хорошее!.. Начинаю не спеша выводить. В лунке застревает голова огромного коропа!... Хватаю рукой за жабры. Подбежавший дед пытается расширить лунку пешней. Двумя руками тяну на себя и падаю в обнимку с рыбой на лед. Экземпляр потянул на шесть килограмм!!! От восторга и нервного перенапряжения состояние почти обморочное. Зная, что крупнее уже не поймаю, закармливаю лунки для завтрашней рыбалки и возвращаюсь домой.

Случались на рыбалке и неординарные события.
Это было семнадцатого марта. Сергей любил рыбачить один, так как поездка с компанией не дает полноты эмоций в общении с природой, и, в конце-концов, переходит в рядовую пьянку. Выехал на велосипеде. Лед уже «дышал», был как подушка, но еще довольно толстый, да еще с утра подморозило - можно ехать. Массовая рыбалка закончилась, но несколько смельчаков еще отважились выйти на уже опасный лед. Сел на свои лунки в полукилометре от берега.
Клев был отменный, и, чем выше поднималось солнце, только улучшался. К обеду уже набил полный ящик четырехсотграммовой таранью. Яркое весеннее солнце уверенно съедало некрепкий лед. В запале, не заметил, как остался один на льду. Все рыбаки уже свернулись и вышли на берег.
- Нет, все, хватит, так можно и не выйти, - пересилил себя Сергей и с сожалением смотал удочки.
С востока на него медленно наплывала какая-то черная полоса. Не сразу он понял, что это шла, ломая лед, открытая вода. Быстрым шагом Сергей направился к берегу. Лед под ногами «гулял», как перина. С помощью пешни находил более безопасные участки.
Но вот лед под ним медленно пошел вниз! Сергей понял, что провалился! В этот момент, главное, не растеряться и не делать резких движений.
Правой рукой оттолкнул велосипед, левой – отбросил пешню и начал заваливаться на спину.
Он знал, что в его распоряжении есть максимум минута, пока не замокла одежда. Затем, утянет на дно.
Ошибкой было то, что выбираться решил вперед. Уперся руками о кромку льда и сделал выход силой. Слабый лед обломился, Сергей нырнул с головой.
Вынырнув, понял, что время уходит, но паники не было. Увидел, как вдоль берега бегают рыбаки. Кричат и машут ему руками. Сергея это почему-то рассмешило и даже прибавило сил.
- Ну, чудаки, -  подумал он, -  чего бегать, спасать надо!
Подплыв к задней кромке, он выбросил на лед руки и стал наползать на него спиной. Затем повернулся на бок, с большим трудом выкинул ноги из проруби, выкатился из промоины метров на пять и лишь тогда понял, что в очередной раз обманул судьбу. Надо бы быстрее выбираться на берег, но вдруг стало жалко бросать велосипед, пешню и ящик полный рыбы. Осторожно, ползком, все-таки вытащил на крепкий лед все свое имущество.
Метров за сто до берега понял, что не выйдет. Лед отошел от берега метров на тридцать, оставалось только раздеваться и плыть.
Тут он увидел, что есть еще тонкая полоска льда возле причала на насосной станции. Решил еще раз рискнуть.
К причалу уже бежал, чувствуя, что лед под ногами проваливается все глубже. Быстро выбросил на сушу велосипед, пешню и ящик, оттолкнулся  и … вновь провалился! В последний момент успел ухватиться за поручень причала и ценой неимоверных усилий все же выполз на берег. Сзади бушевала открытая вода.
- Нет, не возьмешь, еще поживем! – крикнул Сергей стихии и закрутил педалями.
Дома, сняв сырую одежду, он принял горячую ванну, стакан водки с перцем и уснул крепким сном. А на утро, как ни в чем не бывало, отправился на работу.               

                9

Украине хронически не везет с президентами. Хитрый Кравчук обдурил всех – главный идеолог коммунизма на Украине, за одну ночь превратился в первого «дерьмократа». Действуя, как антихрист, он нанес непоправимый вред православию – создал автокефальную украинскую церковь, отделив ее от Московского патриархата. Это при нем национализм вознесли в ранг государственности. Издав указы об «украинской мове» и коммерческой тайне, он подложил под государственность мину замедленного действия.
«Если бы я знал, что так будет, – отрезал бы себе руку», - скажет он позже, комментируя свою подпись под актом о развале Союза. Руки у него почему-то до сих пор целы, хотя все он прекрасно знал.
Времена правления Кучмы можно сравнить с гнойным нарывом. Когда внутри организм уже протух, но внешне еще ничего не заметно. Под прикрытием олигархической власти, двенадцать семейных кланов захватили восемьдесят процентов богатства страны. Народ недоумевал, почему в стабильной политической обстановке и наличии всех условий для дальнейшего роста, он продолжал падать в нищету? Как не рви жилы, а лучше жить не получалось. «Кучмовская» власть, уверенная в том, что, в отличие от россиян, украинцы на баррикады не пойдут, в силу своего менталитета, все ниже и ниже «нагибала» простых людей. 
ЦРУ и руководство США вовремя сориентировались и поддержали зарождавшееся движение под лозунгом «Кучму – геть!». На Украину зачастили американские эмиссары. Это и понятно – Америке жизненно необходимо иметь  на границе  России  своих вассалов. Был разработан план перехода власти к националистам. Перевыборная компания шла, как по нотам, однако они ошиблись, народ их не поддержал и выбрал другого президента. Тогда решились на крайний шаг – вывели на улицы столицы националистов. Полевые командиры сколачивали из них отряды, так называемой, самообороны. В Киеве, а затем и в стране произошел «оранжевый» переворот.
А могло быть все иначе, если бы не дрогнул Янукович, законно избранный президент. В то время, когда «оранжевые» оккупировали Майдан Независимости, на вокзалы столицы уже прибывали железнодорожные составы и колонны автобусов с шахтерами, металлургами и горняками Донбасса, Кривбасса, Днепропетровска, Харькова, Запорожья, Крыма, жителей юго-востока страны. Люди ехали поддержать вновь избранного президента. В городе ставились палаточные городки, организовывались обогрев и питание.

Сергей Сибирцев и Андрей Конаков с группой добровольцев и членов ВУССО (Всеукраинский союз советских офицеров) ехали в Киев на «Икарусе». На выезде из Кривого Рога формировалась большая транспортная колонна. На машины крепили бело-голубые флаги партии регионов, выдавали шарфы, галстуки и повязки с атрибутикой «регионалов». В полночь автобус в составе колонны продолжил марш на Киев. Несмотря на позднее время, трасса была забита автотранспортом, непрерывный поток машин направлялся в столицу.  На въезде в город колонну остановили и, лишь когда расцвело, ее сопроводили к стадиону «Динамо».
Сергей и Алексей вышли из автобуса, осмотрелись.   Солдаты внутренних войск двойным кольцом оцепили площадь, но к прохожим не цеплялись. Вокруг, на сколько хватал глаз, шла установка палаток. Разгружали машины с матрацами, «разворачивали» армейские кухни.
Сзади окликнули:
- Сергей Николаевич!
Сибирцев обернулся. К нему подходил генерал Климов, член политсовета ВУССО.
- Приветствую, Андрей Иванович. Вот, прибыли из Кривбасса. Ждем дальнейших распоряжений.
- Спасибо за поддержку, - улыбнувшись, ответил генерал и с чувством пожал всем руки.
- Сколько вас и что имеете при себе?
- Колонна большая, тридцать два автобуса, а нас, «вуссовцев», со мной, сорок два человека. Имеем три палатки, спальные мешки, продукты, дня на два, автобус. – Отчитался Сибирцев.
- Понятно. Сейчас к вам подойдет полковник. Покажет, где поставить технику и установить палатки. Получите горячую пищу и быть в готовности к возможному передвижению. С остальными разберутся «регионалы».
В обустройстве палаточного лагеря прошел весь день. Достали еще четыре палатки, много матрацев, «бросили» проводку и подключили освещение. Даже появился биотуалет.
Подошли ребята из киевского ВУССО. Угостили пивом, рассказали о событиях в городе:
- Возможно, утром будем помогать донецким шахтерам брать Майдан Независимости.
В палатку зашел генерал Климов:
- Ну что, орлы, устроились?
- Так точно, товарищ генерал!
- «Оранжевые» проводят митинг на Майдане. Обратились за поддержкой к мировому сообществу. Обвиняют нас в фальсификации результатов выборов, требуют перевыборы. Идет прямая трансляция на Европу. Они неплохо подготовились к перевороту, чувствуется рука Америки. – Поделился новостями генерал. - На нашей стороне правда и сила. Прибыло уже более тридцати тысяч человек. И это не те, безусые пацаны, что развлекаются на полученные сто гривен на Майдане, а настоящие мужики, тридцати-сорока летние шахтеры и металлурги, которые устали от продажной власти и которым нечем сегодня кормить семьи. На мой взгляд, необходимо срочно выходить на Майдан, разбивать там свой лагерь, брать в кольцо, под охрану, все правительственные здания, радио и телевидение. Завтра может быть поздно, - продолжил он.
Ночь прошла спокойно. Правда, из-за холода, не спали. Разводить костры и ставить электрообогреватели запретили. Утром решили прогуляться на Майдан Независимости. На всякий случай взяли с собой шумовые пистолеты и баллончики со слезоточивым газом. Странно, но улицы, как вымерли. Встретили лишь несколько человек. И те, увидев группу спортивных людей, спешно переходили на другую сторону улицы и скрывались в проходных дворах.
Перед входом на Майдан развивались оранжевые флаги, вдали виднелась площадка, с которой прошлой ночью лидеры «оранжевых» взывали к «нации».
Шли между палаток. То ли в них никого не было, то ли люди отсыпались после бурной ночи, но никто не останавливал. И лишь при подходе к центральной части площади наткнулись на ограждение.
Из рядом стоящей палатки вышел опухший парень и тут же начал оправляться.
- Эй!.. – крикнул его Андрей, - иди сюда.
Тот нехотя подошел.
- Мы с Хмельницкого прибыли, - схитрил он, - куда нам дальше, не знаешь?
- Тут, в основном, все киевляне, студенты ВУЗов и техникумов, а ваших, с запада, всего человек пятьдесят, вон там, в конце площади, - и он неопределенно махнул рукой. – Пиво у вас есть? А то мы ночью так размялись, что голова ничего не соображает, да еще девчата пришли…
- Пива нет. Ну, а как вы здесь вообще?
- Нормально. Сутки – «стольник». На занятия не надо. Все зачеты, сказали, поставят. Никто над душой не стоит. Девчата часто в гости ходят. Чего еще надо? Два часа флагами помашем, покричим, что скажут и все, занимайся, чем хочешь. Поят, кормят, еще и деньги дают. Халява, сэр!..
- Понятно. Ну, давай, удачи. Пойдем искать своих, - сказал Сергей, и ребята пошли обратно.
- Да, неплохо они устроились: пиво, девчата, деньги, учиться не надо. А, как же национальная идея? Где же та разгоряченная толпа, показываемая по телевизору, с пеной у рта восхваляющая украинских националистов и готовая разорвать «москалей»? Получается, «туфта» все это. Очередной «развод» народа и общественности кучкой проамериканских «оранжевых». – Делились впечатлениями ребята.
- Надо срочно занимать Майдан. Молодежь, увидев нас, сама разбежится, да и не будет она против нас выступать, а с националистами, я думаю, сможем разобраться. – Воодушевленно предложил Андрей.
В парке, напротив здания Кабинета Министров, шел митинг. Выступал Янукович. Все он говорил правильно, но, в отличие от «оранжевых», никаких действий не предпринимал, а наоборот, успокаивал восставший народ.
Пришло известие, что с привокзальной площади, не дождавшись решения руководства, шахтеры самостоятельно выдвинулись на Майдан Независимости. Около тысячи сторонников Януковича двигались со стороны Киево-Печорской Лавры. Тут же, в их поддержку, начали формировать колонны. Однако, не известно по какой причине, выступление перенесли на следующее утро. А утром оказалось, что все проходы и проезды перегорожены большегрузным транспортом. Сообщили, что Ющенко самовольно принял президентскую присягу и выдвинул внутренние войска на столицу.
Днепропетровская область выступила за создание Юго-Восточной автономии Украины в составе Днепропетровской, Запорожской, Харьковской и Одесской областей.
Возмущенный и обманутый народ, плюнув на все «цветное» руководство, решил брать власть в свои руки. Образовали штаб восстания. Организовывались отряды. А к вечеру пришло известие, что Янукович отступил и согласился на повторный второй тур президентских выборов. Это была грубейшая ошибка (или провокация?) «бело-голубых». Народ в очередной раз «кинули».
Через день, обиженных и недовольных людей, развезли по домам. В стране произошел «оранжевый» переворот. 

Ющенко, готов был заплатить любую цену за то, чтобы остаться у власти. Даже начать войну. Какие могут быть выборы, когда в стране введено военное положение? Он выступает по телевидению: «Нация в опасности! Объявляю всеобщую и окончательную мобилизацию. Прекращается вещание всех вражеских каналов, кроме УТ-1 и 5-го канала. Временно приостанавливается выход всех русскоязычных газет. Домен RU блокируется. Службе безопасности поручается проверить всех неблагонадежных в количестве 12-ти миллионов и, в случае чего, интернировать их. Объявляется запись добровольцев в батальон имени Шухевича. Договор о дружбе и сотрудничестве с Россией аннулируется. Парламент распускается. Завтра в бой!»
В Черном море флагман украинского флота «Гетман Сагайдачный» отстаивает идеалы свободы нации и голодомора. Операция по присоединению Крыма к «нации» идет полным ходом. В Севастополе высаживаются миротворцы НАТО.

Сколько еще надо сделать глупостей, чтобы опомниться? Или же глупость бесконечна?
Странно, но воевать с россиянами почему-то хотел один Виктор Андреевич и ряд отморозков из западных регионов страны.
Лидер крымских коммунистов, Леонид Грач, обратился к трудящимся Украины об оказании помощи населению Крыма в противостоянии действиям «оранжевого» президента и возможной высадки американских войск на побережье Крыма.
«Оранжевый» режим не давал расслабляться. Поэтому, очередное оказание помощи Крыму Сергей Сибирцев воспринял, как должное. Простившись с женой и взяв «тревожный» чемодан, он направился на сборный пункт. Через два часа колонна «Икарусов» с членами ВУССО выдвинулась на Крым. Конечный пункт – Севастополь.
Площадь Нахимова и Графская пристань покрылись красными знаменами. Коммунистов поддержали представители Социалистической партии, Прогрессивной социалистической партии, Русско-Украинский союз (Русь), а также областные организации ВУССО и Всеукраинского союза женщин-тружениц – «За будущее детей Украины». В сходе приняли участие более пяти тысяч человек.
Криворожская колонна остановилась у морского вокзала и, с транспарантами «Украина – не Ющенко!», «Мы за дружбу с Россией!», «Вояки ОУН-УПА – Прислужники Гитлера!», выступили на набережную к Памятнику погибшим кораблям.
На митинг прибыли многие депутаты Украины и местных советов. Тон выступлений был резким и решительным. Жители республики и гости из разных регионов Украины поддержали выступающих и единогласно проголосовали за резолюцию, требующую от властей страны прекращения антинародной политики втягивания государства в военный конфликт с Россией.
 В это время на входе в Севастопольскую бухту показались первые корабли российского Черноморского флота, возвращающиеся домой после миротворческого похода. Громогласное: «Ура-а-а!!!» - волною покатилось по площади. Своих сыновей приветствовал Город – Герой Севастополь. Это была маленькая, но победа, в грядущей борьбе с «оранжевой» чумой.               
         
                10

Сереге Сибирцеву отмечают пятьдесят!
Собрались на даче только самые близкие. Приехал из Вытегры Саня Гринягин.
- И когда жизнь прошла?! – размышлял Сергей, смотря на разместившихся за столом друзей.
- А помнишь, Серега,- обратился к нему Саня,- как мы с тобой подрабатывали баяном?
И он рассказал:
- Приехал Серега в курсантский отпуск. Водка была по талонам, а гульнуть хочется. Идем мы с ним по городу, тоскливо на душе. Вдруг слышим, песни поют. Подходим ближе. На втором этаже дома открыто окно и бабки старые, песни поют, у одной из них, как оказалось, день рождения.
- Что же вы без баяна? – кричит им Саня.
- Где ж, милок, баяниста найти?
- А и искать не надо. Вот он, рядом, - показал он на Сергея.
- Шутишь, мил человек,- откликнулась бабуля.
- Какие шутки, через полчаса будем с баяном.
Друзья сбегали к Сереге и вскоре сидели за праздничным столом в окружении бабок. Пели частушки, плясали. Бабки разошлись так, что не отпускали ребят до позднего вечера.
Вот, погуляли!
- Я помню, как ты приехал в первый офицерский отпуск,- продолжал Шурик. – Фуражка невероятных размеров, идеально ровные негнущиеся погоны, превосходно пошитый китель, блестящие и ровные, как трубы, хромовые сапоги, отглаженные через газету.
Все девчата были сражены на повал. В то лето ты был самым завидным женихом города.
А помнишь, как зарабатывали на «Солнцедар», чистя крыши зданий от снега?
- Что такое «Солнцедар»?- поинтересовался кто-то из молодежи.
- О…, друзья! А ведь мы выросли на этих напитках. А сколько и какие книги мы читали, куда вам нынешним! Бывало, в школе задавали на лето проштудировать по двадцать-тридцать книг, а затем, на книжной конференции обсудить их. И читали, не хотелось в глазах девчат быть необразованными. 
А ты, Серега, еще и в музыкальной школе учился. Когда мы гуляли, ты баян «мучил». Помнишь?
Или вспомни, как в четвертом классе прибежал ко мне весь в слезах. Разбил в классе тряпкой стекло в окне. Отец твой, дядя Коля, царствие ему небесное, ходил потом его вставлять.
А поджиги. Набивали серой от спичек загнутые медные трубки. Вместо бойка – гвоздь на резинке. Стреляли громче, чем сегодняшняя пиротехника.
Захмелевшего Саню перебила Юля, зачитав поздравительные телеграммы от друзей-однополчан из разных регионов бывшего Союза. Позвонил Андрюха Конаков из Штатов. Озабоченный долгом перед Родиной, разваливает теперь Америку. Пришло письмо от Любаши, его первой любви. На фотографии она была в окружении детей и внуков. Со снимка смотрела незнакомая женщина бальзаковского возраста. Нет, это не она, его Любаша навсегда останется в памяти той звонкой, легкой, темноглазой красавицей, которая свела его с ума. Если бы она, даже спустя лет двадцать после их разлуки, позвала его, он точно знал, что бросил бы все и примчался к ней. Увы, время неумолимо брало свое.
Рядом сидела жена Юля, умница и красавица, верная боевая подруга, которая прошла с ним всю жизнь рука об руку, через радости и печали, подставляя свое хрупкое плечо в порою нелегких жизненных ситуациях.
Сын прислал телеграмму из Италии. Как там сложится его судьба? На Украину не хочет. А кто сейчас хочет на Украину? Тем более в Кривбасс, где вновь полетели «красные» воробьи? Капиталисты, захватив шахты и заводы, выжимают из них все возможное, забыв об экологии и то, что здесь тоже люди живут. Политическая обстановка такая, что вот-вот взрыв будет, страна распадется на мелкие республики.
Проходя службу в отдаленных районах, Сибирцевы завидовали тем людям, которые живут в теплых краях, у моря. И вот они здесь. Пожили так, как хотели, насытились, и потянуло домой, на Родину.
Жаль, что еще не нашли Трубаевых: Игоря и Маринку, ведь это были их первые семейные друзья в, такой далекой сейчас, Даурии.
Вспомнили Петьку и Женю Ишковых, друзей-сослуживцев по Новосибирску. Мариных и Зинюков, друзей по Монголии. Вспомнили пятьсот сибирских километров, набегаемых в обязаловку на лыжах каждую зиму, таких ненавистных тогда и таких очевидно полезных для сегодняшнего здоровья.
Говорили о жизни. Подвыпив, затянули армейские песни, а как стемнело, пошли в пляс.
 Вершиной юбилея стал салют из пятидесяти пиротехнических залпов озаривших ночное небо.               
               
А вскоре нашелся Игорь…
На кухне одной из многоэтажек Кривого Рога сидели за столом Игорь Васильевич, пятидесятилетний генерал-майор российской армии и бывший армейский майор, а ныне, военный пенсионер-подполковник и гражданский инженер, Сибирцев Сергей Николаевич. Сидели два побратима, не видевшиеся четверть века.
Заканчивалась третья бутылка водки, радость от столь долгожданной и, в то же время, неожиданной встречи, переполняла их сердца.
- Серый, я все не могу поверить, что мы, через столько лет, вновь вместе, - уже в десятый раз повторял Игорь. – Как это здорово! Ради таких моментов стоит жить!
С появлением Интернета в жизни произошли изменения. За последние три года Сибирцев нашел много своих друзей и сослуживцев.
Переписка по электронной почте, в «аське», а затем, видеоразговоры в «Скайпе», были безумно интересны и восторженны. Однако, они же приводили, буквально, к нервным срывам, - настолько непросто возвращение в свою боевую юность.
Взять хотя бы тот случай с Валеркой Иванцовым. Когда молодого лейтенанта отправили в Союз из Кабула «грузом 300», а затем пришло сообщение о его кончине от ран в московском госпитале. Когда уже больше двадцати лет ты произносишь традиционный третий тост за упокой его души, однажды, вдруг видишь на мониторе компьютера цветущего полковника, который и знать не знает, что друзья его уже давно похоронили. Это настолько впечатляет и разрывает душу, что словами просто выразить невозможно!
Первый порыв от подобных встреч через Интернет, - это срочно все бросить и лететь на встречу к другу. Однако, пока соберешься в дорогу, пока договоришься на работе и дома (это по молодости было собраться - только подпоясаться, сейчас же на это уходит почему-то значительно больше время), проходит пару дней, ты успокаиваешься, начинаешь размышлять и первый порыв уходит. Замечаешь, что друг тоже, почему-то, не рвет к тебе на всех парусах. Продолжая общаться, отмечаешь, что вы оба изменились, и не только внешне, что у него тоже куча проблем: дети, внуки, здоровье, работа и т.д. и что ехать поездом 2-3 суток, а самолеты, как раньше, в любую точку, уже не летают и что финансы у большинства из нас поют романсы. И тогда приходишь к мысли о совместимости данной поездки еще с чем-то, например, с поездкой на Родину, чтобы заглянуть еще к двум-трем друзьям.
 Вот и получается, что общаемся мы, большей частью, по Интернету, а встречаемся лишь действительно с самыми близкими людьми.

Игоря, Сибирцев нашел две недели назад, вернее даже не нашел, а дело было так…
Первым во всемирной паутине нашелся Серега Вертиков, он сейчас живет в Харькове, затем, через него, Коля Чаплыгин и Саня Смугалов из Москвы и через «друзей-друзей» покатился снежный ком. Конечно, первые встречи были самыми впечатляющими. Жаль, что Коли Чаплыгина уже нет с нами, но об этом позже.
Так вот, Коля, прочитав рукопись Сибирцева, позвонил однажды и, сказал Сергею, что знает генерала Трубаева в Генеральном Штабе, который, по всей видимости, и есть тот капитан Трубаев из Даурии.
Через неделю в квартире Сибирцевых раздался телефонный звонок.
- Да? – взял трубку Сергей.
- Привет, бродяга! – послышался далекий знакомый мужской голос.
- Игорь, ты! – узнал его Сергей.
- Ну, а кто же? Конечно, я! Ну, ты и забрался, уже много лет не могу тебя найти!
В голову Сергея ударила жаркая волна, от жуткого волнения горло перехватило. Он пытался что-то говорить, но кроме идиотских, не значащих фраз, ничего не получалось.
- Что ты там мычишь? Соберись. Приболел, что ли? – весело кричал Игорь.
- Да, нет, все нормально… ты где? В Москве? Скажи адрес, я завтра выеду…
- Куда ты выедешь? Я на Кубе. Жди, я сам приеду, Юлька далеко?
- Рядом.
- Дай ей трубу.
Юля взяла телефон.
- Здравствуй, Игорь!
- О, солнышко, ты еще меня помнишь! Как дела? Твой старый маразматик тебя еще в гроб не загнал?
- Игорек, конечно, я тебя узнала и очень рада слышать. А с Сибирцевым…Ну что… живем… Всякое бывает. А Марина как? Как Максим?
- С Маринкой мы расстались еще в девяностых. Она замужем, живет в Белоруссии. Максим закончил МГИМО, работает в Китае.
- А ты?
- Холостякую в Москве, но большей частью по командировкам.
- Не густо.
- Уж как есть. Как Ванек?
- Закончил ХАИ, живет и работает в Италии, девятый год в Риме. Недавно приезжал на побывку, пожил четыре месяца и уехал обратно. Внуками пока не одарил.
- Понятно. Все, Юль, заканчиваем, это у меня служебная связь. Я скоро буду. Пока.
- Пока, Игорь. Мы тебя ждем.

Резкий звонок заставил Сергея вздрогнуть. По привычке, не смотря в глазок, он распахнул дверь. Перед ним во всей красе, почти не изменившийся, стоял друг его офицерской юности Игорь Трубаев.
На мгновение зависла мертвая тишина, и тут же мужчины слились в крепких братских объятиях. Они замерли. Смотрели глаза в глаза и молчали. В их горящем взгляде читалось все то нечеловеческое напряжение чувств и эмоций, которые невозможно выразить словами. Это был пик торжества, на который вознеслись их души.
Не разжимая объятий, зашли в квартиру. Сергей засуетился:
- Игорек, ты садись пока, а я сейчас быстро соображу что-нибудь. Юлька на работе, придет часа через два, тогда уже сядем капитально. А хочешь, позвоню ей, она мигом примчится?
- Не надо. Это даже хорошо, что мы вдвоем. Поговорим от души.
Поставив на стол незамысловатую закуску, Сибирцев налил по первой.
- Ну, братан… За встречу!
- Давай… будем!
Занюхав водку, они по-прежнему молча смотрели друг на друга и глупо улыбались. Так много они должны были сказать друг другу, но мысли напрочь покинули их очумевшие от радости головы.
Сибирцев налил по второй.
- Давай!
- Давай! – поддержал Игорь.
Третью выпили за тех, кто там…
- Игорь, ну расскажи о себе, - нарушил напряженную тишину Сергей.
- Да особо и рассказывать нечего. Из Даурии, после вашей с Юлей свадьбы, если помнишь, мы с Маринкой заменились в Германию. Думаю, что это Волгин подсуетился, чтобы побыстрее от нас избавиться. В Германии за три года дошел до командира батальона, затем академия в Москве, после нее принял бригаду на Кубе. Академия Генштаба, корпус в Приволжском округе и вот уже пятый год зам. начальника Главного управления Генштаба, направление - Латинская Америка.
- Не хило! А семья что?
- А ничего. Если помнишь, Маринку мы увели практически из-под венца. Уже много позже как-то в сердцах, она бросила мне, что Максим не мой сын и уехала к родителям в Белоруссию. К тому времени они туда переехали из Абагайтуя. Отец у нее белорус. Там ее нашел несостоявшийся муж. И, вроде как, сейчас они живут вместе.
- А Максим?
- С Максимом все нормально. Он нового папу не принял. Жил все время со мной. Моя мама его воспитывала. Выучился, женился, детей нарожал. Сейчас у меня уже двое внуков. Привозит на лето их ко мне на дачу. Сам с женой живут по заграницам.
- И кто же занимается внуками?
- Если получается, беру в это время отпуск, а нет, то моя мама и Тамара Михайловна.
- А это кто?
- А, я не сказал тебе самого главного. Помнишь медсестру из Даурии, которая на праздники открывала все демонстрации местной интеллигенции, идя впереди колонны со змеей вокруг рюмки на палке (эмблема медиков)?
- Хм…м?
- Ну, ту, что ты чуть не застрелил из ПМа?
- А, ну конечно помню. Но она была как бы немного не в себе. И что?
- Да, что-то в ней не от мира сего есть. Так вот, встретил я ее лет двадцать назад в Москве на Казанском вокзале. Приехала на заработки, но уже два месяца жила на вокзале. Что было делать? Пришлось поучаствовать в ее судьбе. Устроил ее дворником, а со временем забрал к себе на дачу. Там она сейчас и живет во времянке. Ведет хозяйство и два раза в неделю приезжает в Москву, наводит порядок в квартире. Кстати, часто ворчит про какой-то должок и тебя вспоминает, так что ты ее поостерегись, - засмеялся Игорь.
- Да, перестань, Тамара, моя лучшая подруга. Еще в Даурии, где бы мы с Юлей не жили, меняя квартиры, она обязательно становилась соседкой. Уверен, что она будет рада встрече. А ты, новой семьей не обзавелся?
- Как-то не случилось. Так, временные барышни появляются. Да и я большую часть года в командировках.
- Игорь… А ты счастлив? – неожиданно в лоб спросил Сибирцев.
- Вопросик, конечно… Так сразу и не ответишь… Задумывался над этим. С одной стороны, кажется, - да. Чего-то достиг по службе, жилье в Москве, в материальном плане неплохо, да и генеральская форма солидности придает. А с другой, - осточертело все до такой степени, что порой жить не хочется. Так хочется уединиться. Помнишь, как в «Белом солнце пустыни»: «Хороший дом, красавица жена, - что еще нужно для того, чтобы достойно встретить старость»? И у тебя, как я понял, с этим все в порядке?
 – Ну, квартиру ты видишь. А дом на берегу реки посмотришь завтра. Сходим на дачу, она тут рядом. С сосновым бором не получилось, зато есть дубрава. Что же касается красавицы жены…
- Не надо, не продолжай. Уж здесь то мне все ясно. Все офицеры Даурии тебе завидовали, когда Юля выходила за тебя, - перебил его Игорь.
- В Советском Союзе, каждый из нас, офицеров, все же был элитой общества – продолжил он. - Пока мы были в нашей системе, мы обладали некоторыми привилегиями в сравнении с остальным населением страны. Когда имеешь молодость, здоровье, власть, привилегии – об этом забываешь. Но вспоминаешь потом, когда уже ничего нельзя вернуть. Сейчас многие уезжают на Запад в надежде иметь великолепную машину, особняк с бассейном, деньги. И некоторым это удается. Но, приобретя «Мерседес» и собственный бассейн, человек вдруг замечает, что все вокруг него имеют хорошие машины и бассейны. Он вдруг ощущает себя муравьем в толпе столь же богатых муравьев. Он становится обычным, таким же, как все.
  Богатство относительно. Если ты ездишь по Москве на «крутой» иномарке, на тебя смотрят очень красивые девочки. Если ты по Парижу едешь на длинном «Ситроене», на тебя никто не смотрит. Все относительно. Лейтенант в Забайкалье – царь и Бог, повелитель жизней, властелин. Полковник в Москве - пешка, потому, что тысячи других полковников рядом. Капитализм дает деньги, но не дает власти и почестей.
Правы, наверное люди, которые говорят, что счастье можно испытывать, лишь карабкаясь к успеху. А как только успеха достигнешь, то уже не ощущаешь себя счастливым. Среди тех, кто добился успеха, мало счастливых людей. Среди оборванных, грязных, голодных, бродят гораздо больше счастливых, чем среди звезд экрана или министров. И самоубийства среди всемирно признанных людей случаются гораздо чаще, чем среди дворников и мусорщиков.

В замочной скважине заскрежетал ключ.
- А вот и хозяйка. Легка на помине, - прервал разговор Сергей.
- Привет, - раздалось от порога, а у нас что, гости?
На кухню влетела раскрасневшаяся с мороза Юля.
- Игореха, привет! – крича от радости, кинулась она на шею другу.
Игорь стоял смутившись, опустив руки.
- А почему стол не накрыт? Одна водка. Вы что, решили без меня напиться? – укоризненно взглянула она на Сибирцева.
- Ну, все, пропал мальчишник, - пробормотал Сергей, и вышел на балкон.
Вскоре к нему присоединился Игорь.
- Ну, ты чего убежал?
- Да ну ее, сейчас опять начнет жизни учить.
- Нет, брось, все будет нормально. Кстати, забыл тебе еще сказать, два года назад, на конференции в Москве я встретил Ли Зена.
- Да ты что!?
- Он расспрашивал о тебе, но я, к тому времени, ничего не знал. Один раз ты только засветился, в девяносто восьмом, когда по Ельцинской программе получал в Омске квартиру.
- Да, было такое.
- И чего ты не переехал в Россию?
- Да, понимаешь, сам не знаю, почему? Возможности были, да и сейчас есть, ничего нас здесь не держит. А вот уже двадцать лет собираемся уехать отсюда, но в последний момент что-то останавливает. Не удивляйся, но как будто я еще не выполнил здесь какую-то миссию, возложенную на меня сверху. От этого я мучаюсь, мучаю свою семью, но ничего поделать с собой не могу.
- Даже так..!?
- Да, именно так. Можешь смеяться, но по-другому я объяснить не могу.
- А ты знаешь, я тебе верю и вижу, что ты пока не нашел того душевного равновесия, которого ищешь всю жизнь. Но мне кажется, что в России тебе будет проще и лучше.
- Проще, не значит лучше. Оставим эту тему, поговорим позже.
- Хорошо. Так вот я о Ли Зене. Два года назад он был зам. Начальника Генштаба НОА Китая, генерал-лейтенант, правда, собирался в отставку. Если хочешь, я тебя на него выведу?
- Хорошо, подумаю.
- Ну, думай, думай, только не очередные двадцать лет. А то ты тугодумом каким то стал.
- Мальчики! К столу, - послышался из квартиры голос хозяйки.
За столом Юля щебетала так, что не давала вставить слова. После застолья долго рассматривали семейные альбомы и уже поздно ночью отошли ко сну.

Утром Юля умчалась на работу, сказав, что вернется пораньше. Сергей же позвонил на фирму, взял отгулы и, позавтракав, пошли с Игорем на дачу.
Стоял легкий морозец. Не по-зимнему ярко светило солнце, молодой снежок хрустел под ногами.
- Если хочешь, зайдем в гараж, возьмем машину? – предложил Сергей.
- А далеко до дачи идти?
- Нет, минут пятнадцать.
- Ну, тогда лучше пешком прогуляемся. Погода отличная.
Дачный участок встретил их в снежном убранстве. Деревья, припорошенные искрящимся на солнце снегом, напоминали спящих красавиц.
- Не часто у нас такие снежные и красивые зимы бывают. Обычно в это время – мряка и туман, - отметил хорошую погоду Сибирцев.
Затопив печь на кухне и камин в гостиной, друзья вышли к речке.
На льду сидели рыбаки. Возле лунок лежали небольшие кучки замерзшей, как чурки, мелкой рыбы.
- Ну что, мужики, клюет, - улыбаясь и любуясь природой, спросил Игорь.
- Так себе, вчера лучше было.
- Ну, правильно. Клюет только вчера и завтра, - подбодрил их Сергей. - Ты тут пообщайся, - обратился он к Игорю, - а я пойду, баню затоплю.
Из своей «берлоги» вылез Петрович, сосед по даче, бывший полковник.
- Никак баньку решил истопить, Серега? - заговорщески спросил он.
- Да, Петрович. Вот друг из Москвы приехал, решили на природе отдохнуть.
- Это верно… Для такого дела можно и шашлычков зажарить, - набиваясь в компанию, несмело предложил Петрович.
- А мясо есть?
- Есть.
- Хорошо, сейчас я мангал принесу. Ты готовь пока все, а я баню затоплю.
- А может, по соточке?.. – хитро взглянул Петрович.
- Нет, подожди, надо все по-людски, все-таки, гость московский!
- А, ну да… ну да… - пошел на попятную старый полковник.
Пока топилась баня, Сергей показал Игорю усадьбу: клетки с кроликами, голубятню, большую ванну с карасями. Рассказал о фруктовом саде, затем зашли на второй этаж дома, где стоял настольный теннис. Взяли ракетки, вспомнили молодость.
Отвлеклись, когда Петрович снизу известил, что баня готова.
На первый пар гость изъявил желание идти один. Петрович занимался шашлыками, а Сергей взял пешню и пошел на речку расширить прорубь для купания.
Вернувшись на участок, он заглянул в парную к Игорю.
- Ну, ты как, не угорел? – разглядывал он Игоря в клубах пара.
- Нет, все отлично.
- Что-то пар у тебя слабый и веник бери. А ну, поберегись!
Сергей, быстро раздевшись, заскочил в парную.
- Ложись на полок, -  скомандовал он Игорю.
Бросив на камни два ковша горячей воды, надев рукавицы и шапку, он начал умело охаживать двумя вениками распаренное тело друга.
- Хватит!.. Хватит!.. – Не выдержав истязаний, закричал Игорь.
- Терпи солдат, генералом будешь! – Усиливал удары Сергей.
- Не надо!.. А-а-а!.. Я уже генерал!.. Мама!.. – Во всю глотку заорал Игорь и пулей вылетел из бани.
- Беги к проруби и ныряй, а я еще попарюсь, - крикнул вдогонку ему Сергей.
Нахлеставшись до зуда в мышцах, Сибирцев выскочил из бани и, разбежавшись под горку, нырнул в обжегшую тело холодную воду.
- Хорошо!.. Как хорошо!.. – Приговаривал он, прыгая в проруби.
- Вылезай, простынешь, - услышал он голос Игоря с участка.
- А ты что, уже все? – удивился Сергей.
- Да, с меня хватит. Это не баня, а какое-то самоистязание, - смеялся он.
- Да ты оказывается слабак, - поддернул его Сергей. – Ты еще с Петровичем не парился, вот там, действительно, крышу сносит.
- Нет уж, спасибо и на этом.
- Игорь, ты иди, помоги Петровичу с шашлыками, а я еще раз в парную заскочу.
Сергей хлестался с каким-то диким остервенением березовым и дубовым вениками, когда в парную ввалился Петрович.
- А что у тебя так холодно? – изумился он, - а ну, я еще поддам.
- Петрович, не надо! – взмолился Сергей. – Сейчас в самый раз.
- Как не надо, когда я замерз, - и Петрович метнул ковш с водой на раскаленные камни.
Волна нестерпимого жара кинула Сибирцева на пол. Пытаясь из последних сил удержаться в парной, он продолжал стегать себя, но когда Петрович бросил еще воды и, схватив веник из крапивы, полез на верхнюю полку, этого уже он выдержать не смог и, так же как Игорь, выскочил из бани.
Напарившись, расположились в беседке.
Сергей достал из погреба виноградное и сливовое вино. Петрович принес початую бутылку казенки и, под шашлыки, завели неспешную беседу.
Поговорили за жизнь, вспомнили былое, погрешили на погоду и нынешнюю власть. Петрович, понимая, что друзьям хочется побыть одним, вскоре ушел домой.
- Да, хорошо тут у тебя. Лепота… Кажется, плюнул бы на все дела и провел остатки дней в такой благодати… - мечтательно, с придыханием радовался жизни Игорь. – Просто, по себе знаю, ну неделя, ну две, а потом судьба отшельника мне надоест и захочется вновь в гущу событий. Все люди разные. А я помню, как ты мечтал о такой жизни. Ну и как, ты сейчас доволен?
- Да как тебе сказать, Игорь, цель сладка в ее достижении, а когда ее достигнешь, все становится обыденным и хочется чего-то еще. Возможно, в самом процессе достижения мечты и есть счастье. А вообще, я все свободное время провожу на природе, много читаю и путешествую, – философствовал Сергей.
- Серега, я смотрю, ты на гражданке на одном месте долго не задерживаешься. Тебе что, работа надоедает?
- Не то, чтобы надоедает. Просто я понял, что каждый день – понимаешь, не неделю-другую, не месяц, чтобы можно потерпеть, а каждый день с утра до вечера - занимаюсь делом, которое не имеет смысла.
- А ты знаешь, я тебя понимаю. Вот и я давно бы уже бросил армию, но как подумаю, а что я буду делать один, без семьи,  на гражданке? Кому я нужен? Вот и пашу по инерции дальше.
Есть в жизни два райских состояния. Постель с любимой женщиной. И тихая застольная беседа с другом. А все остальное – суета между этими райскими состояниями.
И если первое к старости человеческой как-то естественным образом отходит в сторону, то второе – друг и общение с ним – становится все важнее и важнее.
У меня было много времени, чтобы, в конце концов, понять, что для нормальной жизни человеку нужны диван и тапочки, а все остальное – для понтов!
Они пили до утра, и в первый раз за последние три года Сибирцев напился в стельку. Он скрипел зубами, стучал кулаком по столу, хватал Трубаева за грудки:
- Ненавижу номенклатурных сосунков! Чтобы греть жопы не в Болгарии, а на Канарах, они разрушили великую страну и обобрали заслуженный народ, как раз, когда впервые за столетия, он начал жить более-менее прилично! Уроды! Ты мне объясни, что происходит! Что? У меня отец под Москвой ранен! Дядька на Северном Флоте погиб! Мы Берлин взяли! А потом все отдали! Все!!! Армию в помойку выбросили.
Позавчера в дивизии лейтенант застрелился. Мне рассказали… Денег нет. Двое детей. Он целый день в парке с техникой, а жена…  А что ей делать? Ну, плюнут ей в матку – зато детей и мужа можно накормить! Лейтенантик узнал – и из табельного шлепнулся! Знаешь, сколько таких самошлепов сейчас в армии? Эпидемия!
Понимаешь, если бы каждый, перед тем как шлепнуться, пошел бы и хоть одну только гниду прикончил! Хоть одну. В Верховной раде или еще где-нибудь… Может, все бы по- другому у нас  было?.. Как считаешь?
- Не исключено... Но ты-то ведь тоже когда уходил никого не шлепнул!
- Никого! За это на том свете вариться мне в походном котле.
- А вообще хоть один офицер хоть какого-нибудь самого завалящего демократа шлепнул?
- Не слышал.
- И я не слышал. Парадокс?
- Парадокс… Военный должен быть смелым. Военный по определению – драчун. Это вороватым демократам захотелось, чтобы армия беззубой стала. Вот и превратили военных в стадо толстожопых и таких же вороватых, как сами. А военному следовало бы быть смелым и ответственным, а точнее, отвечать за базар своей кровью и своей жизнью. Меньше бы и трусов среди офицеров было. И подлецов бы поубавилось… Я раз попал в окружение… Ну, все! Конец. Не выйти. Лежу, смотрю в небо. Там облака плывут… И думаю – какая все ерунда! И война эта, и жизнь, и смерть… Все как будто не со мной, как сон смотрю…
- Вышел?
- Чего?
- Из окружения?
- Нет! Ты что, дурак? Как бы я здесь сидел, если бы не вышел?!
- Кхм…
Потом они обнялись и пели свою походную:

Болванкой стукнуло по башне.
Прощай любимый экипаж.
Четыре трупа, возле танка
Украсят траурный пейзаж…

Погостив два дня, Игорь уехал в Москву, взяв с Сибирцевых слово, что те непременно этим летом приедут с ответным визитом.               

                11

Он любил уезжать, улетать, уплывать. Ему нравилось подолгу не бывать дома, а затем наслаждаться возвращением, ощущать, что тебя ждали, тебе рады. В отъезде можно почудачить, а, вернувшись, вновь стать если не примерным, то, во всяком случае, терпимым семьянином.
Последнее время Сибирцева все чаще посещали две навязчивые идеи.
Первая была связана с детством. Это туристическая поездка по Волго-Балту и Волге на теплоходе. По этому маршруту он уже путешествовал в детстве, когда отдыхал во Всероссийском пионерском лагере «Орленок» на Черноморском побережье. Теперь же, в зрелом возрасте, вновь хотелось пройти этим путем. Нет, на море он не хотел, так как за двадцать лет жизни на Украине объездил весь Крым, да и от моря не получаешь той полноты эмоций, что при поездке по великой русской реке с посещением древних городов. Речной круиз позволяет совместить путешествие по нескольким городам и комфорт современного теплохода. Круиз – это непередаваемое ощущение, когда перед тобой проплывают нетронутые леса и старинные церквушки, а ветер приносит на палубу запах полевых трав. Душа просила простора.
Вторая – это встреча с друзьями детства и юности. С появлением Интернета удалось разыскать многих из них, казалось навсегда исчезнувших. Ко всем съездить было нереально – где столько денег взять? А вот разработать маршрут, которым бы охватить наиболее родные и значимые места, а так же посетить лучших друзей, живущих там, - это было вполне выполнимым.
Так же была необходимость найти издателя для новых рукописей. При общении с Колей Чаплыгиным выяснилось, что его дочь работает главным редактором в известном журнале, и может оказать содействие в решении этого вопроса. Коля, прочитав рукопись первого романа, восторженно отозвался о нем и пообещал лично содействовать его изданию. У Сибирцева появились небезосновательные надежды, так как Николай был не последним лицом в правлении «ЛУКОЙЛа».
Весной 2009 года от Чаплыгина пришло радостное сообщение, что Питерское издательство «Columbus» готово заключить договор на издание пилотного тиража романа.
Условия договора оказались, прямо скажем, кабальными, но Сибирцев не на минуту не сомневался в его подписании, так как книгу он создавал не ради денег, а по душевной необходимости выплеска накопившихся за долгие годы эмоций. И вот его мечта нашла свое воплощение.
Это теперь, когда хрупкий скелет нации хрустнул в объятиях капитализма, ты можешь прийти, заплатить, и твоя книга будет мгновенно издана. А тогда… Тогда на каждого, кто приходил в издательство с рукописью, смотрели так, точно это был маньяк, сбежавший из психушки вместе со своей историей болезни, каковую теперь и просит опубликовать, да еще собирается получить за это гонорар.
 Кстати, Сибирцеву всегда казалось, что если у него выйдет книжка, его жизнь совершенно изменится – он даже по улицам начнет ходить по-другому, а прохожие станут смотреть на него совсем иначе… Ничего подобного. Никто даже не заметил.

В марте Сибирцев выехал в Питер. Северная столица встретила его, как всегда ранней весной, свинцовым небом и моросящим дождем.
- Ну что за необходимость была у Петра строить столицу на болоте? – недовольный «гнилой» погодой, посетовал в очередной раз на бывшего государя Сибирцев.
На Невском он сел на троллейбус идущий на Петроградскую сторону.
Главный проспект Питера, в отличие от показной яркости центра Москвы, был каким-то провинциальным, как будто волны капиталистической перестройки обошли стороной город трех революций. Лишь аляповатая реклама, да несуразные бигборды вдоль проспекта напоминали о том, что «в датском королевстве не все в порядке».
Сибирцев отметил, что конные скульптуры на Аничковом мосту, как и три года назад, стоят неухоженными и мрачными, а Гостиный Двор явно требует капитального ремонта. И лишь новизна позолоты купола Исакия, свежесть лепнины Зимнего, да дворцы стрелки Васильевского острова в лесах, порадовали глаз и давали надежду на скорое возрождение великого города.
Остановиться Сибирцев решил у маминого брата, дяди Феди. Проехав Дворцовый мост и Малую Неву, он вышел на Большом проспекте. Завернул на улицу Красного курсанта и оказался у знакомого с детства подъезда.
На звонок, дверь открыла тетя Полина.
- Ой! – вскликнула она, схватившись рукой за сердце, - Сереженька… ты?!.. Ну что же ты стоишь, заходи… Федя, Сережа приехал…
Из комнаты, шаркая по полу тапочками, вышел дядя Федя.
- Ну, генерал, или кто ты там сейчас, проходи… проходи… Надолго к нам, или так, проездом?
Проходи, Сереженька. Будь как дома. Да, в общем-то, ты дома и есть, - приветливо приглашала тетя Поля.
Детей у дяди Феди не было, поэтому любимого племянника, он всегда считал за сына.
- Ты располагайся, а я сейчас… - послышался от дверей его голос.
Хлопнула дверь.
- Куда это он? – спросил Сергей.
- Куда, куда, а то ты не знаешь? За пивом, куда же еще. Видишь, бидончик взял.
Дядя не признавал бутылочного пива.
- Замучил он меня, Сереженька. Каждый день во хмелю. Поговорил бы ты с ним, - жаловалась тетка.
- Поговорю, поговорю...
- Сегодня уж посидим за встречу, а завтра ни… ни… - продолжала тетя Поля.
Когда ополовинили привезенную Сергеем «горилку» и закрепили ее питерским пивом, у дяди Феди, как всегда, развязался язык. Сначала он вспомнил оборону Ленинграда, а затем, понес какую-то ахинею, что он «гопник» и трижды герой города-героя Ленинграда…
Поняв, что это на долго, Сергей решил прогуляться по городу и вышел на улицу.

               

                12      
      
Ровно в час дня Ольга Веселовская вошла в приемную.
- Привет Нина! Мне на час назначено.
- Ага, - ответила секретарша, - проходи.
- Здравствуйте Владимир Эдуардович!
- Привет, заходи, садись. Как дела?
- Идут.
- Хорошо выглядишь.
- Спасибо Владимир Эдуардович, мне сказали, что новый автор…
- Да-да, вот только он опаздывает.
- Он из провинции?
- С Украины. Книжка – не оторваться. Грамотно пропиарить      – бестселлер будет точно. Это такой авантюрно-автобиографический роман. Мужик с невероятной судьбой.
Позвонила секретарша, что новый автор прибыл.
- Пусть войдет!
Кабинет был огромный. Ольга оглянулась и застыла в изумлении – в дверях появился… Сергей Сибирцев. Ольга мгновенно узнала его, хотя он здорово изменился. Она онемела.
Владимир Эдуардович встал ему на встречу.
- Здравствуйте, Сергей! Заходите, заходите, садитесь, чай, кофе?
- Благодарю. Не стоит. – Он окинул взглядом Ольгу, вполне мужским, оценивающим, но явно не узнал ее. Стало немного легче.
Он сел как раз напротив нее.
- Вот, Сергей, познакомьтесь, это ваш пиар-менеджер Ольга Веселовская. Оль, а это Сергей Николаевич Сибирцев.
- Бога ради, без отчества, - улыбнулся он. – Просто Сергей.
Он не узнает меня, облегчение боролось с обидой. И хорошо. И не надо!
- Так, я должен на десять-пятнадцать минут вас покинуть. Вы пока побеседуйте. Оль, скажи Нинке, пусть коньяку подаст, - выходя из кабинета, распорядился Владимир Эдуардович.
- Благодарю, но спиртного я не буду, а вот минеральной воды я бы выпил.
- Минутку. Нина, можно минералки?
- С газом или без?
- Вам с газом?
- Да, и со льдом.
Он говорил, как человек привыкший отдавать четкие указания.
Чтобы не сидеть как дура, Ольга решила взять инициативу на себя. Обо всем подумаю вечером, сейчас это только работа.
- Скажите, Сергей, что заставило вас взяться за книгу  и чего вы хотите на этом пути? Стать профессиональным писателем?
- Не думал пока. А написал я ее за две зимы, - невозмутимо ответил он. – Делать было нечего, вот я и решил…
- Мне надо прочитать вашу книгу и тогда план компании будет ясен. Как я поняла, книга в большей степени автобиографическая?
- На семьдесят процентов. А что, вы читаете все книги, которые пиарите?
- О нет! Но тут другой случай.
- Почему?
- Ну, хотя бы в силу этих семидесяти процентов!
- Мне нравится ваш подход, думаю, что сработаемся. Вот вам мой телефон, как прочтете, звоните.
- А вы надолго в Питер?
- Завтра, я еду на пару дней на родину в Вытегру, проведаю маму, попробую еще раз уговорить ее перебраться к нам. Затем через Москву домой в Кривой Рог, но как только будет необходимость, я тут же вернусь.
Она сцепила зубы, чтобы не выдать своего волнения.

 Ольга была в состоянии полнейшей растерянности. Может, это судьба, что он принес книгу именно в наше издательство и именно меня прикрепили к нему? И хорошо, что он меня не узнал, ему было бы неприятно вспомнить, как когда-то походя, без любви, лишил невинности молодую девчонку… А вдруг книга отвратительная? Что ж , а может это и к лучшему… Но до чего же он хорошо выглядит! Даже лучше чем тогда, тридцать лет назад. Ему за пятьдесят, эта седина, голубые глаза, чуть хищная улыбка…
Ольга зашла в редакцию.
- Анна Евгеньевна, я к вам за рукописью Сибирцева.
- Ты его будешь вести?
- Да.
- Тебе как лучше, диск дать или распечатку?
- Распечатка есть?
- Есть. Вот, в синей папке возьми.
- А вы уже прочли?
- Да.
- И как?
- Понимаешь, интересно, жуть. Подредактировать, конечно, надо, но не катастрофа. Думаю, пойдет на ура. Понимаешь, в этом есть что-то настоящее. Он не мудрствует лукаво, а просто пишет о том, что с ним было, ну и присочиняет, конечно. Кстати, как начинает присочинять, сразу хуже, но читатели вряд ли заметят. Короче, это, конечно, автор одной книги. Он ни в коей мере не сочинитель. Кстати, постарайся это ему объяснить. Заключат с ним договор на пять книг сразу, а он либо опозорится со второй книгой, либо найдет негра и ничего хорошего все равно не выйдет.
- Ну, я не думаю, что он стремится в писатели. Он эту книжку писал от нечего делать.
- Да ты что!
Ольга доложила редактору о разговоре с новым автором.

Ей нетерпелось начать читать. Вот интересно, он что-то написал о ней? Она рассчитывала почитать в метро, но в вагоне было слишком много народу, всю дорогу пришлось стоять.
Дома она решила поесть, а потом уже браться за чтение. А позвоню-ка я Лариске, пока пекутся баклажаны.
- Лар, это я.
- Ты на работе?
- Я тебе сейчас такое расскажу…
- А что случилось?
- Мне сегодня дали нового автора.
- Кого? Я знаю?
- Как автора точно не знаешь.
- А как кого знаю?
- Ну, ты о нем много слышала…
- Слышала вообще или слышала от тебя?
- От меня и вообще… ты его знаешь…
- Ольга, ты зачем меня интригуешь?
- Интересно, угадаешь ты или нет?
- Ладно, попробую, - включилась в игру Лариса. – Он известный автор?
- Нет. Это его первая книга.
- Да, главный вопрос, это мужчина или женщина?
- Мужчина.
- Молодой?
- Зрелый.
- Ты с ним раньше была знакома?
- Была… и ты тоже.
- Олька, неужто Сибирцев?
- Фу, как ты быстро угадала.
- Олька, это правда?
- Чистейшая!
- А вы как встретились?
- В кабинете у Вовы. Но он меня не узнал!
- Ни фига себе… Ты уверена?
- На сто процентов
- Ты расстроилась?
- Наоборот, обрадовалась.
- Понимаю, так интереснее. Но с чего он решил податься в писатели? Ты ж говорила, что он служит на Дальнем Востоке.
- Ничего не могу тебе сказать, пока не знаю.
- Круто! Олька, как романтично! Сюжет – зашибись?
 - Да, у меня аж дух захватило!
- Но как же он мог тебя не узнать?
- Да он на меня и внимания никакого не обращал, к тому же я сейчас блондинка, и вообще, мне тогда было шестнадцать. А ты можешь вообразить, сколько баб у него было за эти годы?
- И тебе ни на секундочку не было обидно?
- На полсекундочки.
- Да, подруга… И где же он сейчас?
- Вообще или в настоящее время?
- Так и так?
- Живет на Украине, сейчас в Питере, завтра едет в Вытегру.
- Опа! А давай хохму устроим, смотаемся в Вытегру и встретим его там! Тем более что я давно уже у родичей не была.
- Нет, так резко нельзя, может не понять. Мы его измором возьмем…
- Ну что же, валяй, и держи меня в курсе…

Книга захватила ее с первых страниц, в ней было что-то настоящее. Было и о них. Как они встретились в лесу на лыжах во время зимних каникул: курсант и студентка полиграфического техникума. Как неделю встречались в Вытегре, а затем три дня жили в Питере, в гостинице «Октябрьская». По описанию, отношения их скорее напоминали романтическое приключение, чем серьезные взгляды на будущее.
В книге было много о войне и нелегкой службе офицеров в приграничных районах. Из любовных приключений она поверила только про первую любовь. Тем не менее, книга читалась на одном дыхании.
Ольга посмотрела на часы. Половина одиннадцатого. Позвонить ему сейчас? Еще не очень поздно. Она ужасно хотела услышать его голос. И она набрала его мобильный номер. Он откликнулся мгновенно.
- Сергей? Это Веселовская из издательства.
- Ольга?
- Да, Сергей. Я прочитала книгу и готова завтра с вами встретиться.
- Вам понравилось?
- Не обижайтесь, мне понравилось ровно на семьдесят процентов.
- Почему?
- Чувствуется разница между правдой и вымыслом.
- То же самое мне сказала редактор.
- Сергей, поверьте, книга вообще замечательная, она такая романтическая, увлекательная, но…
- Но что?
- Я бы кое-что поменяла. Например, убрала бы всю политику и очень уж безнадежный финал.
- Я подумаю.
- Отлично. Но, впрочем, вы вполне можете оставить все, как есть. И не обижайтесь на меня.
- Нет, нет, какие обиды… Простите, Ольга, я сейчас не могу говорить. Значит, встречаемся завтра в три, обедаем и обсуждаем все подробно. А поездку в Вытегру я отодвину на более поздний срок.
Так! И что сие означает? Он желает обедать со мной вдвоем? Собирается меня клеить? Завтра я должна иметь первые прикидки по изданию книги и для ведения пиар-компании. И тут, слава Богу, есть за что зацепиться. И Китай, и Монголия, и Афганистан, «оранжевый» переворот на Украине и, главное, портрет автора на обложке. Любой купит с восторгом. Еще бы! А ведь странно, я не испытала какого-то сверхсмятения… Если бы мне кто-то сказал, что в издательство придет Сибирцев, я бы сошла с ума, наверное… А так… Нет, смятение было и даже еще есть, но это не торнадо… Ну и слава Богу.

В половине третьего у Ольги зазвонил телефон.
- Ольга? Сибирцев. Я в три жду вас на крыльце.
- Хорошо.
Она побежала в туалет поправить макияж и прическу. И ровно в три вышла на крыльцо.
- Привет, Ольга.
- Добрый день, Сергей.
- Какой ресторан тут лучше, вы в курсе?
Подтолкнуть судьбу? Порекомендовать «Шинок», где мы с ним были тридцать лет назад? Тогда там была блинная.
- Я не была нигде, кроме «Шинка», - выкрутилась она, чтобы сохранить ему возможность выбора.
- Обожаю украинскую кухню. Пошли.
Он вдруг очень пристально посмотрел на нее.
- Ольга, а мы раньше нигде не встречались.
- Раньше? Нет.
Сердце у нее при этом оборвалось. Черт знает, как еще повернется, если он узнает, кто она такая.
- Смотрю на вас, и кажется, будто в прошлой жизни мы встречались. Веселовская ваша девичья фамилия?
 - Нет, это по мужу. А девичья фамилия у меня Самкина, - она назвала девичью фамилию Ларисы.
- Самкина? Знакомая фамилия. А вас что-то связывает с Вытегрой?
Нет, Сергей, поверьте. У меня прекрасная память на лица, да и у вас достаточно запоминающаяся внешность, я бы точно вас не забыла.
- Ну, хорошо, вы меня успокоили.
Ольга засмеялась.
- Я голодная. Идем быстрее.
В ресторане все было прекрасно. Борщ – чудо!
Сергей велел официанту не спешить со вторым блюдом.
- Я вот спросил себя вчера, хочу ли я еще писать? И ответил себе – пока нет. Поэтому не надо делать из меня писателя. А ресторан и вправду отличный, давно не ел такой вкуснятины. И обстановка приятная. Ольга, а с кем вы тут были?
Ольга растерялась… Сказать или нет?
- С мужем, когда еще замужем была.
- А почему развелись?
- Ой, это скучно, - поморщилась Ольга. – Давайте лучше детально обговорим все позиции по книге, чтобы  мне было с чем идти к начальству.

- Ольга, куда вас отвезти? Домой? – вскоре спросил Сергей, давая понять, что их встреча закончилась.
- Нет, мне еще надо на работу! – испугалась Ольга, ведь она жила напротив того общежития, где в юности был у нее Сергей.
- Но рабочий день уже кончился.
 - У нас он плохо нормирован.
- Ольга, а где вы живете?
- Я? – помертвела она. – На Петроградской.
- О, а я на Красного курсанта. Так нам рядом. Давайте я подожду.
- Нет, ни в коем случае. У меня еще дела.
- Ну что ж… В таком случае… Я завтра  уеду. Буду вам звонить. Спасибо за чудесный обед… Мне было очень интересно и приятно.
- И вам спасибо. Всего доброго, Сергей.
Сергей сам себя не понимал. Чем его так привлекла эта Ольга? Вроде ничего особо примечательного, видали и получше. Кого-то она ему напоминала, но он не мог понять кого. И еще она явно что-то темнит, врет… Надо будет о ней узнать побольше. Недаром мне все кажется, что когда-то я ее знал. Ольга Веселовская… в девичестве Самкина... Ну, что она Ольга Веселовская, в этом нет сомнений, мне ее так представили в издательстве. Все остальное нуждается в проверке. Ольга… не такое уж редкое имя… Я припоминаю по крайней мере четырех… Да всех разве упомнишь… Самкина… Лариса… Точно! Рыжая бестия из поселка, соседка по площадке у Анны Михайловны! А подружка у нее была Ольга. Как же у нее фамилия?.. Водопьянова?... Нет… Что-то красивое и связано с водой… Ивушка… Ивушкина… Ольга Ивушкина!.. Зима конца семидесятых, отпуск в Вытегре… Точно, это она! Но она не была блондинкой, хотя на лицо похожа. Кажется, мы даже пытались быть вместе, но она оказалась девочкой, и у нас ничего не получилось…
Утром Сергей автобусом уехал в Вытегру.

                13

А в апреле случилось непоправимое. Сидя за компьютером и войдя в «Мой мир», Сергей вдруг заметил на фото Коли Чаплыгина какое-то пятно. Сначала он не придал значения этому, ведь позавчера они общались в «аське» и Коля поздравил его с выходом пилотного тиража книги. Лишь когда Юля, заглянув ему через плечо, увидела эту полосу, он открыл страницу Чаплыгина. Угол фотографии пересекала черная полоса.
- Кто же это так шутит, - подумал Сергей, - офонарели совсем.
Решив внести ясность, он набрал номер Колиного телефона. После долгих гудков ответил незнакомый голос.
- А папы нет.
- Да я, в общем-то, не к нему. Открыл «Мой мир», а там на его фото какая-то полоса. Что все это значит?
- Он умер… сегодня утром… сердечный приступ…
Это был шок! Ну, почему так несправедлива жизнь? Тридцать два года мы не виделись, наконец, нашлись, вот-вот должны были встретиться, и вдруг – бац… и все… и ничего больше не будет… никогда…. Все…. Первый пошел, - стучало молоточками в висок, - А может уже не первый, ведь многих он так еще и не нашел?
На похороны Сибирцев не попал. Причина проста – отсутствие воздушного сообщения между двумя братскими республиками и ****ская украинская нищета последних лет, когда даже не можешь проводить в последний путь друга.
               
После майских позвонили из издательства с предложением о встрече. На июнь он планировал поездку в Вытегру: поздравить чету Гринягиных с серебряной свадьбой,  навестить близких и друзей. На обратном пути, сделав крюк, договорились встретиться с Черным (Микрюковым Вовкой) в Ростове. Объединив эти мероприятия, пятого июня Сибирцев выехал поездом в Москву. Столицу Сергей не любил из-за ее суеты, поэтому, не задерживаясь, переехал с Курского на Ярославский вокзал. Взяв билет на Вологду, он позвонил Смугалову. Александр звонку очень обрадовался, однако в этот день, как назло, его проверяла налоговая (после выхода на военную пенсию он имел свой бизнес) и он задерживался.
- Ты где находишься? – взволнованно спросил Саша.
- На второй платформе Ярославского, отправление через час, тринадцатый вагон.
- Жди, мой офис на Арбате, минут через двадцать обязательно буду.
Подали состав. Сибирцев нервно прохаживался в голове поезда и внимательно вглядывался в хлынувший на посадку поток пассажиров.
«Узнаю или нет? Все же тридцать пять лет прошло», - с тревогой думал он, буквально впиваясь глазами в каждого проходящего мужчину лет пятидесяти.
И все же Александра он «прозевал».
Через полчаса прозвучал вызов мобилки:
- Ну, где ты? Я у тринадцатого вагона.
- А я у первого. Стой там, иду.
Сергей схватил сумки и быстрым шагом направился в хвост состава.
На перроне, в толпе показался знакомый образ.
«Вот он! Точно, он!!» - ударило в голову.
Саша тоже узнал его, взмахнул рукой и поспешил на встречу.
«Да он совсем не изменился, как же я его не увидел?»- мелькнуло в голове Сергея.
Оставалось каких-то метров двадцать, Сибирцев поставил сумки и бросился в объятия друга.
Вот он, - момент истины! Дальше все было уже не важно. Они о чем-то говорили, перебивая друг друга, фотографировались, обнимались и пожимали руки. Слова, в общем то, были не нужны, они общались душами, мыслями, глаза в глаза.
Информацию об отправлении поезда не услышали, и лишь когда проводница взяла Сибирцева за рукав, тот, пятясь задом, зашел в вагон, забыв про багаж.
Состав тронулся и Смугалов, вдруг опомнившись, бросился его догонять, закинув на ходу сумки Сергея в вагон.
Так сумбурно-волнительно и памятно произошла встреча с первым однокашником.

В Вологду поезд прибыл рано утром. До отправления автобуса на Вытегру было еще три часа, и Сибирцев решил разбудить Любу, свою первую любовь. Трубку взяла тетя Ася, мама подруги юности. Спросонья она долго не могла понять, кто и зачем их беспокоит в такую рань. Когда же, наконец, узнала Сергея и поняла, что тот находится проездом на родину в Вологде, сначала, от неожиданности, замолчала, а потом вдруг сказала, что встретиться сейчас они не могут, так как находятся на даче в шестидесяти километрах от города. Предложила увидеться на обратном пути.
Сибирцев расстроился из-за невозможности такой долгожданной встречи, а он так надеялся. «Жаль. Да и столько лет прошло. Видать – не судьба», - переживал он.
На вокзале произошла еще одна неувязка. Взяв в кассе билет на автобус, Сергей заправил мобилку через автомат. Чек положил в карман. Затем, решив, что чек ему не нужен, выбросил его в урну. При посадке он не спешил, ждал, когда разместятся в салоне пассажиры. Контролер, посмотрев на билет, вдруг недоуменно вернула его. Это был чек на пополнение счета телефона. Сибирцев вывернул все карманы, но билет, как в воду канул. До отправления оставалось пять минут. Сибирцев убеждал контролера, что билет он брал, это можно проверить в кассе и что на его месте никто не сидит. Но та уперлась: «Или берите билет или выходите». Можно, конечно, было разобраться, но автобус уже уходил, а следующий рейс только вечером и Сибирцев, скрепя сердце, взял еще один билет (а стоил он недешево). Настроение безнадежно испортилось. Да, не радостно встречала родина его. И лишь позже в пути, успокоившись, он понял, что выбросил в урну вместо погашенного телефонного чека, похожий на него как две капли воды, действующий автобусный билет.
«Обидно, конечно, но пусть это будет моим самым большим огорчением», - примирившись с недоразумением подумал Сибирцев и закрыл глаза.
Автобус шел девять часов с одной остановкой в Липином Бору. Дорога была отличной, сравнима с европейскими автобанами, не понятно, для какой цели построена в этой глубинке. Ведь на протяжении всех ее двух сотен километров попалось лишь пять встречных машин и три-четыре маленьких полуразрушенных деревушек.
«Это сколько же миллионов здесь закопано?» - удивлялся Сибирцев успехам российских дорожников, вспоминая вдрызг разбитые дороги Кривого Рога, да и всей Украины в целом.
Справа промелькнула стела, автобус въехал в родной Вытегорский район. Как всегда, чувства в этот момент обострились. Глаза буквально впивались в проплывающий за окном хвойно-лиственный лес. Все здесь казалось другим. И ели выше и гуще, и сосны стройнее и величавее, и березы нежнее и задумчивее. Солнце ярче, а трава зеленее. И весь его организм, измученный многолетней ностальгией, вновь оказавшись в родной стихии, по капле, по глотку, с наслаждением впитывал в себя живительную энергию родной земли.
Его уши ласкал уже подзабытый окающий с переливами говорок попутчиков-земляков. Разговоры шли на житейские темы. Бабы «перемалывали кости» какой-то Фекле, что «крутит хвостом» и совращает всех мужиков в деревне. А мужики уединились на задних сиденьях и с серьезным видом обсуждали перспективы на новый урожай. На самом деле это было лишь прикрытием для распития, спрятанной от баб, бутылки водки.
На душе стало хорошо. Так хорошо бывает лишь тогда, когда после долгой разлуки, вновь переступаешь порог отчего дома.
Дремоту уже давно как рукой сняло. Проехали Белый Ручей, Девятины, Белоусово. При советах сюда ходил рейсовый автобус из города. Слева виднелся Волго-Балтийский канал, по которому длинной цепочкой вытянулся караван огромных сухогрузов и нефтеналивников река-море.
Проехали Шестово, дачный поселок, где в детстве и юности объездил на велосипеде каждую тропинку, обрыбачил каждый заливчик и заводь.
Пригород. Промелькнули новостройки Архангельского тракта, Пять углов, и автобус остановился на центральной площади.
«Выйду у Северского моста», - решил Сергей, но в последний момент, когда автобус уже продолжил движение, увидел в окно стоящего на остановке своего друга.
- Стой! Стой! – закричал он водителю, - я здесь выхожу!
- Ты чего, с дуба упал? – возмутился шофер, - здесь остановка запрещена. Едем до автостанции.
Сибирцев, не слушая его, колотил кулаками в дверь.
Шофер, матерясь, остановил машину у клуба Речников.
Сибирцев, схватив сумки, выпрыгнул на улицу и быстрым шагом  направился назад к остановке. Он видел, как Гринягин расспрашивает сошедших с автобуса пассажиров.
«Меня ищет»,- радостно подумал Сергей.
- Эй, Гринягин, я здесь! – крикнул он.
Саша обернулся, узнал Сибирцева, и друзья бросились в объятия.
Наученный горьким опытом Вытегорских застолий, Сибирцев знал, что все запланированные дела надо решать в первые день-два, на трезвую голову, потому как такие встречи, как правило, незаметно перерастали в затянувшуюся до самого отъезда пьянку.
Знать то он знал, но на практике это почти никогда не получалось. Поэтому, на первую же попытку Сани зайти в магазин за водкой, он ответил твердым отказом:
- Нет, Саня. Сначала в баню к Анюте, давно я в парной не был; затем, на кладбища - к отцу и в Мегру, к тетушке – святое дело проведать и помянуть родню; решу кое-какие вопросы в банке, а вот потом, можно и в магазин. Хотя, зачем в магазин? Все свое вожу с собой. Я же вам украинской горилки привез.
Александр, с планом Сибирцева согласился, с условием, что горилку необходимо распробовать прямо сейчас.
В общем, худо-бедно поставленные задачи были решены: на кладбищах побывали и не раз, отдав сыновний долг, в бане парились почти каждый день, а с банком не заладилось, и Сибирцев оставил этот вопрос на следующий приезд.
На шестые сутки застолий с друзьями, когда проспиртованный вконец организм начал давать сбои, когда оглушенный Бахусом мозг отказывался управлять телом, а опухший, как колода, язык, мог произносить только шипящие буквы алфавита, раздался спасительный телефонный звонок:
- Сергей Николаевич, ну где вас носит!?.. Я уже  неделю не могу вас найти!
- А кто это? – глухим шепотом, с трудом раздвигая опухшие губы, спросил невнятно Сибирцев.
- Это Ольга Веселовская. А вас я совсем по голосу не узнаю. Вы что, заболели?
- Да, Ольга, заболел, и очень сильно. Короче, в осадок выпал.
- А где вы?
- В Вытегре.
- Ну, понятно, это надолго… Сергей Николаевич, вопрос очень серьезный, вам срочно надо быть в издательстве. Есть возможность продолжить сотрудничество и подписать договор на издание второй книги. Да и, в конце концов, вы просто подводите меня… Может, приехать за вами?..
- Олечка, спасибо за беспокойство, никуда ехать не надо, не волнуйтесь, я все понял, завтра выезжаю.
- Анюта! – крикнул он с постели, - топи баню, завтра уезжаю, надо быть, как огурец.               

Четырехпалубный красавец «Михаил Ломоносов» отсвечивая белизной в лучах яркого июньского солнца, величаво покачивался, пришвартованный у причала Вытегорской пристани. Разрозненные группы туристов неспеша возвращались с обзорной экскурсии по районному центру. До отправления  еще было время и пассажиры, пользуясь случаем, разбрелись по киоскам и палаткам на привокзальной площади. Интересовались, в основном, предметами народного творчества: от красочных деревянных матрешек с лицами государственных лидеров и берестяных лаптей, до огромных ветвистых, покрытых лаком, лосиных рогов.            
Однако большинство экскурсантов шли к стоящей неподалеку подводной лодке, естественно удивляясь, как могла такая огромная океанская субмарина оказаться здесь, в северо-западной глубинке?
На скамейке возле здания Вытегорского речного порта сидели двое мужчин и женщина: Саня Гринягин и Анюта Батенкова провожали Сергея Сибирцева на Питер после его очередного вояжа по родной Вытегории.
Правильнее было бы ехать автобусом, но на один не было билетов, а следующий шел аж через сутки.
Идея подсесть на проходящий через Вытегру туристический теплоход Сергею понравилась, тем более что она полностью совпадала с его желанием совершить речной круиз.
По кругу ходила бутылка вина. После недельного загула беседа не клеилась.
Послышался нарастающий звонок мобилки.
- Это Лена, - сказал Саня, включая телефон на прием.
- Ну, где вы там? На автостанции уже? – взволнованно спрашивала жена Александра.
- Да какая автостанция. В ментовке, в обезьяннике сидим, - неожиданно выдал Саня.
- Где?!
- В ментовке, - подмигнув, продолжал Саня.
Сергей, ухмыльнувшись, промолчал. Ему было все-таки немного обидно за то, что Елена предпочла его проводам корпоративную вечеринку на берегу Онежского озера.
- Не ври! – неуверенно возразила супруга.
- Че врать-то, слышишь?.. – Саня нагнулся, подобрал небольшой камень и постучал им по металлическому поручню скамейки, - по решетке стучу.
- А Серега где? Дай ему трубку.
- Он по-соседству. Сейчас попробую. Эй, сержант, передай трубку соседу, - продолжал хохмить Саня и сунул трубку Сергею.
Сибирцев отрицательно замотал головой, не желая включаться в игру.
- Не разрешают, - жалостливо ответил Саня.
- А за что взяли?
- Говорят, пьяные и Серега без регистрации.
- Ну, козлы!
- Точно, козлы! – поддержал супругу Гринягин.
- Да не менты, а вы! Как вы надоели мне за эти дни, – заверещала Елена, - уже уехать нормально не могут…
…«Уважаемые туристы и пассажиры, просим занять свои места, наш круиз продолжается», - сообщили громкоговорители теплохода.
- Успокойся, шутка… - сказал в телефон Саня и, не дослушав ответной тирады из крепких слов супруги, выключил мобилку.   
- Ну что, пошли, - Сергей поднял сумку и направился к причалу.
- А эти сумки, я буду нести? – послышался сзади голос Анюты.
- Аня, спасибо тебе, конечно за встречу и за подарки, но я их не возьму. Сама подумай, я не знаю даже, сколько дней, а может и недель, я буду ездить. И все это время тягать лишние двадцать килограмм? – нерешительно отнекивался Сибирцев.
- Ничего не знаю, а чтобы подарки от меня тетушке, Полине Васильевне, передал, - стояла на своем Анюта.
- Какие там подарки – сумка с клюквой, да сумка с сущиком, - голодный год что ли? – ворчал Сибирцев, но сумки все же взял.
Поклажу занесли в двухместную каюту на второй палубе и вернулись к трапу.
Прощания Сибирцев не любил. Казалось, уже все сказано, все решено и последние минуты перед расставанием только лишний раз будоражили нервы.
- Серега, ты не забыл, что в сентябре мы встречаемся в Судаке? – напомнил Саня.
- Да, однозначно. Как только определитесь с поездкой, сразу же звони, и мы с Юлей тут же выедем в Крым.
Провожающих попросили на выход.
Анюта чмокнула Сергея в щеку, передала приветы маме и Юле. Сергей обхватил в прощальном порыве Александра, вернее, из-за разницы в росте, Гринягину досталась лишь его задница, а Сибирцев умиленно прижал голову друга к своему животу.
В повисшей тишине раздался прощальный гудок теплохода, отдали швартовые и корабль медленно, как бы нехотя, отвалил от причала. 

Каюта Сибирцеву понравилась. Она не была роскошной, но просторной, светлой и удобной, похожей на купе мягкого вагона СВ.
В дверь постучали. Вошел стюард, поздравил с прибытием на борт, проверил проездные документы, коротко довел распорядок дня, ближайшие мероприятия и, пожелав хорошего отдыха, незамедлительно ретировался.
Закрыв каюту на ключ (сосед, по словам стюарда, должен подселиться в Петрозаводске), Сибирцев вышел на палубу.
Теплоход заходил в первый шлюз Волго-Балта... Мысли невольно окунулись в детство, ведь последний раз этим маршрутом на судне он шел, если не изменяет память, лет эдак сорок назад! Он видел обложенные зеленым дерном тыльные стороны шлюзовой камеры. А ведь это он, тогда еще мальчик Сережа, в далекие шестидесятые, подрабатывая на каникулах, укладывал этот (а может другой) дерн.
Начался сброс воды. Подвижные причальные устройства для учалки судов медленно скатывались, скрипя колесами, вместе с уходящей из камеры водой. Бетонные, серо-зеленые слизистые стены шлюза как бы наползали на корабль, пытаясь зажать его в своих створах на тринадцатиметровой глубине.
Пять метров, шесть, семь.., - плавно менялась глубина спуска. Скрылось солнце, повеяло прохладой, опустилась синеватая мгла. Тринадцать… Скрежет чалок затих, спуск закончился. Впереди медленно растворялись выходные ворота. Теплоход двинулся на речной простор.
С правого борта «проплыло» Кривое Колено и кирпичный завод. Теплоход шел по реке Вытегре, по до боли знакомым с детства местам, к устью Онего.
«Вот здесь я ловил на донки лещей, а вот на той полузатонувшей барже праздновали с Вовкой Старковым мое шестнадцатилетие. Помнится, тогда впервые пили «Бренди». А тут вытащили из воды полупудового судака, раненого винтом проходящей самоходки», - вспоминал Сибирцев. 
Слева показался Онежский обводной канал. По нему через копани можно выйти в Котечное и Великое озера. А какая там рыбалка!
А вот и старый трудяга-земснаряд, много лет углубляющий фарватер.
Вышли в устье. Справа показался маяк и несколько старых домиков. «В них тоже приходилось ночевать. Последний раз это было лет восемь назад, когда жили здесь несколько дней тремя семьями: Сибирцевы, Гринягины и Паршуковы. Саня тогда, помнится, вообще не пил. А если учесть, что он не выкурил за всю жизнь ни одной сигареты, то здоровье у него еще ого-го! И, дай бог!.. Точно, вот тот дом под маяком, Сереги Паршукова…», - Сибирцев пристально вглядывался в удаляющийся берег.
Вода из грязно-коричневой становилась сначала серой, затем бирюзовой и, наконец, темно-синей. Корабль вышел в открытое озеро.
Вот оно – Онего! Двести пятьдесят километров в длину и восемьдесят в ширину, с глубинами до ста тридцати метров!
«Какое же это озеро? - спросишь ты, читатель, - это же настоящее море!» И будешь прав. Конечно – море!
За кормой появились чайки, сначала мелкие, прибрежные, черноголовые, затем белые крупные, морские.
Справа вдали виднелась Андомская гора. На сердце навалила тоска, ведь там они были с Любой, выброшенные на берег отколовшейся льдиной.
Опустились сумерки, стало прохладно. Сибирцев, поежившись, вернулся в каюту.
Включив ночник и радио, лег на диван. Корабль мелко дрожал мощными двигателями, слегка покачивало, из репродуктора доносился голос Антонова:

Для меня нет тебя прекрасней,
Но ловлю я твой взгляд напрасно.
Как видение не уловима,
Каждый день ты проходишь мимо…

Мысли невольно унеслись в растаявший за кормой родной город.
               
В Питер теплоход прибыл на вторые сутки еще затемно. У туристов впереди предстояло два дня экскурсий по красивейшему городу земли. Затем теплоход возвращался в Москву. Сибирцев же, считая Северную Пальмиру второй родиной, и знавший его, как свои пять пальцев, решил сразу же заняться согласованием вопросов в издательстве. Необходимо было объясниться и с Ольгой.
Звонить в издательство еще рано, а звонить в такую рань Ольге домой, вроде бы даже неприлично. Он едва дотерпел до половины восьмого и, решив, что, если к телефону подойдет мужчина, сразу бросит трубку и никогда больше звонить не станет, набрал номер.
Но Ольга ответила после первого же гудка, сразу, точно ждала у телефона.
- Господи, - сказала она, как хорошо, что вы позвонили!
- Я тебя не разбудил?
- Да нет же! А мы что, уже на ты?
- Да. И, как ты знаешь, уже давно… Пойдем гулять, - сказал Сергей и удивился, как это у него само выскочило такое предложение. Он же ведь еще ни о чем подумать не успел.
- Хорошо, - ответила она сразу.
- Поехали в Пушкин! Встречаемся в метро…
Трубка гудела, а Сергей все ее не выключал.
               
Роскошный, весь в зелени листвы, в синеве небес и пруда, Царскосельский парк принял их в немыслимую божественную красоту своих ландшафтов, изысканным изяществом колонн и статуй, увенчанных дворцами.
Сергей все ждал, что она будет расспрашивать его о жизни. Но она ничего не спрашивала, только усиливая его муку. И тогда он не выдержал и спросил:
- Почему же ты не призналась, что мы уже давно знакомы?
Она ответила тихо и просто:
- А зачем? Ведь ты меня не узнал. Зачем же мучить?
- Но я хочу как-то…
- Да нет, - перебила она его, - я уж как-нибудь…
- Ты замужем?
- Мужа у меня нет. Я ведь, когда ты уехал и пропал, через полгода замуж выскочила. По глупости, по традиции – все выходят, и я вышла. Прожили год, и муж меня бросил. Уехал, да и все. У него сейчас уже пятая или шестая семья. А может, и опять один живет.
Целый день они бродили по парку, наслаждаясь природой и общением, забыв про дела, и лишь к вечеру поехали в издательство.
 Сибирцева сразу же пригласили к Владимиру Эдуардовичу. Главный редактор выглядел радостным и растерянным, как хозяин, к которому нагрянули долгожданные гости, а у него в холодильнике, кроме бутылки пива и засохшего сыра, ничего не припасено.
- Ах, как хорошо, что вы приехали! – воскликнул он, завидя автора. Зайдите в типографию, посмотрите первые экземпляры книги, выскажите замечания. Связь будем держать через Ольгу Веселовскую. Кстати, как у вас дела со второй книгой?
- Да никак.
- Что так?
- Ну не пишется, даже не знаю, что делать? – вздохнул Сибирцев.
- А кто знает? Ну, ничего, вот приеду в гости и посажу вас под домашний арест и, пока не начнете писать, не выпущу. Знаете, как Куприн писал?
- Как? - забеспокоился Сибирцев.
- А вот как. Зарабатывал он очень хорошо, платили ему три рубля золотом за строчку. Деньги, доложу вам, немалые! Больше получали только Горький и Леонид Андреев, которому лично я и гривенника не дал бы. А писать Куприн не любил, как всякий нормальный литератор. И вот: жена с вечера хорошенько подпаивала Куприна, а утром запирала комнату, и пока он не напишет пять страниц, не выпускала. Но главное – не опохмеляла. А трубы-то горят! Что поделаешь, надо писать… Настрочит страничку, подсунет под дверь, ждет, мучится. Она же, гадина, пробежит глазками: «Э, Александр Иванович, халтуришь!.. Не считается!» И только убедившись в качестве материала, посылала к мужу горничную с подносом, на котором стоял запотевший графинчик водочки, а так же тарелка с разнообразной острой закуской. Вот как надо с вами – писателями. Так он и сочинил «Поединок», «Белого пуделя», «Суламифь»… Я вас тоже запру!
- Шутить изволите, какой из меня писатель?
- Я не шучу, а что из вас получится?.. – время покажет…

Они сидели на кухне и разговаривали. Ольга хлопотала у кухонного стола. Была она в каком-то халатике, в косынке.
- Будем ужинать? – совершенно по-домашнему спросила она.
Он ел какую-то рыбу с необыкновенным гарниром, а женщина смотрела на него, почти не притрагиваясь к еде.
- Нравится?
- Не то слово! – совершенно искренне ответил Сергей.
Они долго пили чай с еще горячими пирожками.
- Когда же это ты успела их напечь? – удивился Сергей
- Не велика наука, - засмеялась Ольга.
Зазвонил мобильник. Это пришло вызванное Сибирцевым такси. Пора было на речной вокзал. Они прощались еще на несколько лет…

Пятидесяти пяти летний юбилей совпал с презентацией романа. Отметить дату Сибирцев решил в кругу друзей и товарищей, организовав мальчишник на гаражах.
Накануне съездил на рыбалку, привез рыбы. Юля наготовила салатов. Достал из погреба две двадцатилитровых бутыли виноградного вина. Виталик, сосед, принес ящик своей знаменитой «Бурлевки» (самогона).
Выгнали из боксов технику, составили столы. Мужиков собралось много, десятка три. Сергей даже не предполагал, что у него столько приятелей.
Уха, шашлыки, бесконечные рыбацкие байки, да застольные песни под баян и гитару, продолжались до позднего вечера.
Сибирцев обводил взглядом сидящих за столами друзей: Серега-плотник, с которым выпита не одна бочка вина; Виталик и Данилыч – неизменные помощники в гаражных делах; Гриша Блажко и Витя Любченко – с ними объездил все водоемы Кривбасса; Вася Парфенюк - наверное, самый близкий «гаражный» приятель; Славик – душа всех застолий; Толик, Наум, Леха…
Каждому из них Сибирцев подписал по книге. Не без гордости…

                14

Основное занятие для отставника зимой, это, конечно, лыжи. Выросший на севере, Сибирцев плохо представлял себе зиму без них. Да и вся служба прошла в районах с зимой в восемь месяцев. Оказавшись в степной Украине, где на лыжах почему-то не катались даже дети в школах, хотя снег месяц-два лежал, он неизменно вставал на них. Однако, пока лыжню пробьешь, пока настроишься бегать, обязательно, или снег растает или лыжню занесет. Другое дело горные лыжи в Карпатах.
Будучи уверенным, что горные лыжи сродни беговым, он загорелся идеей съездить на горнолыжный курорт.
Выбрав по Интернету приемлемую по условиям и цене лыжную турбазу, взяв отгулы на работе, Сибирцевы тронулись в путь.
Юля, недовольная очередной авантюрой мужа, ехать не хотела и постоянно ныла, отговаривая от поездки, а перед выездом, как специально, приболела и засопливила. Однако Сибирцев упорно стоял на своем: едем и «никаких гвоздей»!
Поезд Кривой Рог-Львов отошел от вокзала в 18.30. Как ни странно, но в феврале месяце свободных мест не было. В целях экономии ехали в плацкартном вагоне. Юля, время от времени чихая и кашляя, дремала, прикрывшись томиком Есенина. Сибирцев сначала просматривал местные газеты, а затем, устав от слабого освещения, тоже задремал…

Ему вспомнился их первый совместный с Юлей выход на лыжах. Тогда, в далеком восьмидесятом, они прилетели в очередной отпуск в Омск зимой. Прежде, чем ехать автобусом к родителям в Одесское, зашли в гости к тетке. После застолья, листая местную газету, Сергей наткнулся на объявление с приглашением отдохнуть на лыжной турбазе. Администрация базы предупреждала, что число мест ограничено. Сибирцев тут же «загорелся», растормошил Юлю, и они помчались на Речной вокзал, в турагенство.
В офисе была очередь. Сибирцев, испугавшись, что им не хватит путевок, торопил Юлю, что бы та быстрее доставала деньги. А так как деньги, для надежности в дороге, были приколоты булавкой к бюстгальтеру, то, естественно, Юля испытывала некоторое неудобство.
Недовольный задержкой, Сибирцев громко ей шептал: «Ну, давай быстрее, чего ты «тормозишь», сейчас останемся без путевок»!
Юля крутилась-вертелась, пытаясь незаметно достать деньги, Сибирцев нервничал и ворчал, не понимая причины задержки. Очередь оглядывалась на них.
Наконец, все получилось.
Когда девушка-турагент предложила им тур выходного дня (а дело было в пятницу), то Сибирцев решительно отказался и взял недельный тур.
Довольные удачным приобретением они в хорошем настроении вернулись домой.
Рано утром выехали в Чернолучье - посёлок, расположенный на берегу реки Иртыш, в окружении  соснового бора, примерно в пятидесяти километрах от Омска.
В первый день все было весело и красиво. Получили в прокате лыжи, и пошли в лес на трассу. Много было молодежи, приехавшей компаниями, чтобы просто порезвиться на снегу, поиграть в снежки и погулять по заснеженному лесу, насладившись тишиной зимнего сна природы.
Вечером были танцы. А на утро, вернее уже к обеду, они проснулись от непонятной тишины… Оказалось, что все отдыхающие уехали!..
В столовой они обедали в гордом одиночестве. И лишь когда, прихватив лыжи,  пошли на прогулку в лес, увидели несколько человек преклонного (как им тогда казалось) возраста.
«Сюда приезжают, в основном, на выходные. А в будни здесь одни пенсионеры», - пояснила им ситуацию встретившаяся лыжница.
- А все ты… Давай, давай… Быстрей, быстрей… Торопыга… - Ворчала Юля.
Это сейчас, они с удовольствием провели бы время вдвоем, - думал Сибирцев, - тогда же, в молодости, хотелось развлечений, общения и фейерверков.
Прогулки на лыжах по зимнему сосновому бору были очень хороши, но вечерами от скуки они не знали, куда себя деть. Из семи дней они выдержали два, и вернулись в Омск.

Во Львов прибыли в полдень. На вокзале Сергей вдруг увидел знакомое лицо. Напрягая память, он пытался вспомнить, где они пересекались с этим человеком. Под пристальным взглядом Сибирцева мужчина обернулся. Зависла минута молчания, затем лицо его расплылось в добродушной улыбке, и он нерешительно окликнул:
- Серега?!..  Сибирцев?!.. Ты?!..
- Я! – ответил растерянно Сергей, - извини, вижу что знакомый, а вспомнить не могу.
- Февраль 77-го, горнолыжная турбаза в Межгорье…
- Петя… Гецко… Инструктор по лыжам?
- Точно! Привет, дружище!
Мужчины крепко обнялись.
- Да, больше тридцати лет прошло, а видишь, все равно, узнали друг друга, -  сказал Сергей. - А ты, какими судьбами здесь?
- Приезжал по делам, сейчас возвращаюсь домой в Ужгород. Машина поломалась, решил добираться поездом. А ты как?
- Вышел в запас, живу и работаю в Кривом Роге, сейчас едем с женой отдыхать в Карпаты, в Орявчик.
- Ты на поезде?
- Нет. Автобусом.
- Тогда подожди, поедем вместе, я сейчас переговорю с коллегами и подойду.
Автобус на Ужгород отходил с пригородного вокзала.

В том далеком 77-м, Сергей Сибирцев отдыхал по путевке Министерства Обороны  в Закарпатье, на лыжной базе в Межгорье. Там он и познакомился с бравым инструктором Петей Гецко.
На турбазе Сибирцев попал, можно сказать, в малинник. В их потоке было тридцать шесть человек: он, прапорщик из Чехословакии (ЦГВ), отставной майор и тридцать три девчонки, учащиеся Донецкого техникума. Девчатам было лишь по пятнадцать-шестнадцать лет и Сергей, в свои двадцать три, чувствовал себя уже старым. Отношения между ними были чисто приятельскими.
Каждое утро после завтрака они брали лыжи и шли на небольшую гору для «чайников», где Петр знакомил их с азами катания на горных лыжах.
Через неделю ученики уже катались по склонам самостоятельно.
- Сергей, ты еще помнишь ту официантку-русинку, что работала в нашей столовой, и с которой я тебя познакомил? – спросил Петр.
- Гуцулку, имеешь в виду?
- Нет, именно русинку, гуцулка с тобой бы дружить не стала, там совсем другой менталитет.
- Помню, правда, национальности меня тогда интересовали меньше всего.
- Так вот, она моя жена!
- Да! Молодец, поздравляю!
- Я сейчас живу в Ужгороде, ушел в политику, работаю в администрации области. Расскажи лучше сначала о себе, где тебя эти тридцать лет «носило»?
Сибирцев коротко поведал товарищу о своей жизни. О том, что волей судьбы уже двадцать лет живет на Украине. В России бывает почти каждый год и все его, в общем, устраивает, если бы не оголтелый национализм и бездарное правление власти. Постоянные дебаты о том, кто больше украинец – житель востока или запада Украины, уже «сидят в печенке».
- Понимаю тебя, - ответил Петр, - однако зря ты на нас, «западенцев», бочку катишь. Мы больше русские, чем россияне.
- Не понял, это как!?
- А так. Западная Украина – это Подкарпатская Русь.
- Петро, подожди, у меня в голове не укладывается, чтобы «западенец» был больше русским, чем «москаль»! А ну, поподробнее.
- До 1945 года Подкарпатская Русь была третьей частью федеративной Чехословакии и имела собственный гимн, герб и русинский язык в качестве государственного. Русины – древнерусский славянский народ. Как народность, русинов признало двадцать два государства. Подкарпатская Русь – древнейшая русская земля, колыбель русского народа. До войны в Подкарпатской Руси проживало почти пятьсот тысяч русинов. Всего в мире нас полтора миллиона. Главное наше богатство, это леса и нефтепровод «Дружба». Так же мы требуем возврата нам золота, которое осталось в чехословацком легионе после Гражданской войны. В 2000 году Чехия и Словакия это золото получили.
Двадцать пятого октября в Мукачево второй Европейский конгресс подкарпатских русинов принял акт воссоздания русинской государственности в статусе республики Подкарпатская Русь в составе Украины. Кстати, в референдуме 1991 года, 78% населения Закарпатской области высказалось за автономию.
Подкарпатская Русь обратилась к России признать ее независимость. Конечно, воссоздание автономии идет непросто. Участились нападки со стороны СБУ. Доходит даже до погромов в наших церквах. Но мы держимся и уверены в скорой своей победе. И еще, к «бандеровцам» Львова и Ивано-Франковска мы не имеем никакого отношения.

До Стрыя путь шел равниной, снега практически не было, даже закралось сомнение  в поездках на лыжах, однако дальше пошли холмы и Сколе, райцентр, был уже среди снежных гор. Стало веселее. Еще во Львове Сергей позвонил на турбазу и сообщил, что они едут. Хозяин обещал встретить на трассе. Дорога шла серпантином. У подножия высоких гор раскинулись маленькие гуцульские села. В селе Козева, на остановке их ждала шестерка «Жигули». Молодой, улыбчивый проныра-водитель Сергей, представился и загрузил вещи в машину.
Распрощались с Петей Гецко. Договорились непременно созвониться.
Ехали километра четыре вправо от трассы Львов-Ужгород, в горы, мимо редких домов села Орявчик. Снега значительно прибавилось. На встречу попадались лесовозы груженые сосной. Незаконные вырубки в национальных природных парках, не смотря на принятый закон «Об охране природы», продолжались. А вот и база: несколько новых бревенчатых домиков у подножия горы Звенив. Водитель Сергей, улыбаясь, содрал с них сорок гривен за доставку, предупредив, что если с утра поедут кататься на лыжах, то доставка к подъемникам обойдется в 160 гривен.
«Не хилое начало! – подумал Сибирцев, - а в Интернете так все было заманчиво, и «все включено».
Разместили их в новом бревенчатом благоустроенном доме на втором этаже. «Что-то в комнате  не уютно, - подумал Сибирцев, - сильная слышимость от соседей и довольно прохладно». Но вскоре понял – стены не проконопачены паклей. Эти неудобства тут же разрешились: соседи уже выезжали, а температуру подняли обогревателем. Ужинали в столовой, расположенной в соседнем доме. Надо отдать должное – кормили вкусно и довольно дешево. Кроме телевизора, развлечений никаких, да и понятно, они ведь приехали на лыжах кататься. По соседству горнолыжная база министерства обороны «Тисовец», где надеются провести зимнюю олимпиаду 2021 года. Сибирцевы же расположились на базе «Виват».
Ночь на новом месте провели без сна. Почему-то охватывало сильное волнение. Встали, как обычно, в шесть утра, умылись, позавтракали в столовой базы и, подобрав лыжное снаряжение, в девять часов выдвинулись на машине к горе Плай за семнадцать километров.
Горнолыжный комплекс был по истине шикарным: отели, спа-салоны, рестораны, сауны…. Но, так как Сибирцевых интересовали исключительно горы, они направились к подъемникам.
На горных лыжах Сергею кататься не приходилось и поэтому он отождествлял их с беговыми. Однако, все оказалось совсем не так. Заметил это он когда подбирал лыжи. Во-первых, это пластиковые сапоги вместо кожаных ботинок, во-вторых – крепления спереди и сзади, в-третьих – сама лыжа иная. Другими словами, навыки катания на беговых лыжах здесь не годились. Сибирцев вновь оказался новичком.
Подъемники, кресельный и бугельный, уже работали, но людей еще было мало. Прейскурант цен обескураживал: один подъем – 15 гривен, абонемент на четыре часа – 150, час инструктора – 250, прокат лыж – 80.
Юля сразу же отказалась, взяв санки. Сергей, щелкнув креплениями и пытаясь вспомнить уроки из Интернета, пробовал делать первые шаги. Тут же появились советчики из таких же, как и он, новичков. Первые движения были неказисты и нелепы, но постепенно дело пошло. Через час, подсматривая за учениками с инструкторами, он уже самостоятельно катался с небольших горок. Погода исключительная – легкий морозец и солнце, настроение отличное. Юля, накатавшись на санках, сидела в комнате для проката лыж, беседовала с отдыхающими и смотрела в окно на Сергея.
Через два часа тренировок Сибирцев осмелился подняться на гору бугельным подъемникам. Если снизу гора казалась небольшим склоном, то сверху вид был совсем иной: очень круто и высоко. Люди внизу, как букашки. Страшновато…. Но не пешком же спускаться, засмеют…. Решив, будь что будет, Сибирцев оттолкнулся палками…. С поворотами и тормозами сразу же незаладилось. Лыжи несли его все быстрее и быстрее…. От страха Сибирцев заорал, но не падал, решив держаться до конца. Юля, готовая снять на камеру его первый горнолыжный спуск, вышла к подножию, но растерялась. Опустив руки и открыв рот, она с удивлением смотрела на несущуюся вниз орущую огромную темную массу. Мимо нее промелькнуло перекореженное от испуга лицо мужа. Ойкнув, она бросилась следом….
Внизу склон стал много положе, скорость значительно снизилась и, поняв, что падать уже как бы и не надо, Сибирцев, сделав лихой разворот перед ограждением, остановился и, с высоко поднятой головой, как ни в чем не бывало, направился к подъемнику.
- Молодец, уважаю!.. – завистливо прокомментировал его спуск встречный начинающий горнолыжник.
- А то!.. – слегка брезгливо отмахнулся Сибирцев.
- Ну, ты как?.. – тревожно спросила его подбежавшая Юля.
- Что как?.. Нормально, - ответил буднично ей Сибирцев, - как будто всю жизнь только и спускался на лыжах с километровых гор.
- Какое там нормально? На тебе лица не было, когда мелькнул мимо меня. А еще орал на всю округу..., - громко причитала Юля.
- Это я кричал, чтобы люди под лыжи не лезли, - не сдавался Сибирцев.
Переборов первый страх, он вновь подъемником поехал на гору.
Так, методом проб и ошибок, к обеду, он уже неплохо катался для новичка. Ну, а самое главное, этот авантюрный риск, этот сброс адреналина, эта эйфория во время спуска, небывало поднимали настроение. На душе словно птицы пели! Он будто вновь попал в свою среду, где все измерялось словом «РИСК», и чего так ему не хватало в гражданской жизни.
Ожидаемой ломоты в суставах и мышцах по утру не случилось. Наоборот, во всем теле присутствовали уже подзабытые легкость и упругость.
 Следующий день они провели на горе Звенив, поближе к базе. Юля, удивленная быстрым успехам мужа, тоже взяла лыжи и постигала азы горных спусков на небольшом склоне. Отсутствие кресельного подъемника на настроении не сказалось. Не баре, обошлись и бугельным.
Склоны на Звениве положе, чем на Плайе, поэтому покорение их Сергею, учитывая подготовку намедни, дались довольно легко.
Катались до вечера. А рано утром, решив, что программу-минимум по горным лыжам они успешно выполнили, попрощались с базой и выехали во Львов, где целый день посвятили главному городу западной Украины.

Экскурсия по древнему Львову с осмотром его достопримечательностей была непременным условием Юли при планировании поездки. Сибирцев тоже любил осмотреть места, в которых еще не был, побродить по музеям, театрам. Эта страсть в них залегла еще с армейской кочевой поры, когда жизнь на одном месте более двух лет, казалась застоем, чем-то ненормальным, потерей высокого жизненного тонуса. Ведь новые места проживания, новая природа и география, новые люди и отношения, это как новая кровь, как постоянное омолаживание организма. Чем в первую очередь отличаются офицерские семьи от гражданских? Своей прочностью. Тем, что ты постоянно в пути, на пике эмоций, ощущаешь себя лет на двадцать пять, а «покой тебе только снится». Тем, что у тебя полный достаток и уверенность в завтрашнем дне. Родина-мать, не смотря на издержки ратного труда, все-таки о военных заботилась.
Ведь почему на гражданке мужики так часто меняют жен? От скуки. От однообразия жизни. Он хочет за одну жизнь прожить несколько (в зависимости от количества жен). И проживет он каждую из них с новыми действующими лицами, с молодой и крепкой женой. Со здоровыми нервами.
Офицеры же выбрали несколько другой путь: с одной женой, но в постоянных разъездах. А поменять место службы, это, как поменять кровь. Что тоже неплохо.
Довольно длительное пребывание на гражданке вносило свои коррективы. Теперь Сибирцев все оценивал с точки зрения эмоций и здоровья, то есть, старался делать то, что ему нравится. Зимой – горные лыжи, коньки, бассейн, книги (как читать, так и писать). Летом – море, сад, дача, грибы, поездки на Родину и к друзьям молодости. И круглый год – рыбалка, как главное увлечение.
Экскурсии по разным городам и весям Сергея тоже привлекали, поэтому он с удовольствием составил Юле компанию.
Взяв в туристическом агентстве гида, они пошли с ним по городу. Осмотрели центр с его ратушей, площадью Рынок и окружающими ее плотным кольцом старинными домами. Прошли по католическим храмам и соборам, а их в центре Сибирцев насчитал аж восемь! И все изумительно торжественные и красивые, такие, как например, Доминиканский собор. Не смотря на названия улиц: Русская, Еврейская, Армянская, что указывало на проживание здесь когда-то нацменьшинств, Львов был явно польским городом. Украинских корней вообще не просматривалось. Это далеко не Киевская Русь и, тем более, не  Запорожская Сечь! Да и понятно, четыре века быть в составе Польши! На тридцать девятый год, когда Сталин присоединил его к Украине, украинцев здесь проживало всего шестнадцать процентов! Остальной старый город – это наследие Австро-Венгерской империи. Естественно, у Сибирцевых возник вопрос: «Почему Западная Украина не взяла независимости при распаде Союза? Ведь давно бы были в таком желанном для них Евросоюзе. И не было бы сегодняшнего раскола страны, из-за чего все уже третье десятилетие  прозябают в нищете?» На этот вопрос их экскурсовод так и не смог ответить.
А вот Сибирцев задумался. Он почему-то ожидал в этой поездке услышать ответ на ярый национализм «западенцев», а понял совсем другое. То, что Днепр с Хортицей – вот где корни украинской нации, но уж точно никак не в польско-австрийском Львове.
В конце экскурсии они забрались на башню Ратуши. Вид на город с высоты птичьего полета, на его остроконечные крыши из красной черепицы еще раз убеждал, что Львов это город Западной Европы.
Время пролетело незаметно, стемнело, надо было возвращаться на вокзал и Сибирцевы, поблагодарив экскурсовода за очень интересную и познавательную экскурсию, поехали трамваем к поезду на Кривой Рог.               
               
 Приехав домой, он уже на следующий день заскучал по Карпатам, горные лыжи захватили его без остатка. В надежде найти что-то похожее ближе к дому, сел за компьютер. Полчаса лазаний по Интернету дали свой результат: ближайшие склоны для горнолыжников нашлись в Днепропетровске и в Крыму на Ай-Петри.
Покататься по склонам Ай-Петри было заманчивым делом, - размышлял Сибирцев, вспоминая красоту плато, куда они поднимались с Юлей летом по канатной дороге. На горе было семь лыжных трасс, кресельные и бугельные подъемники, размещение в близлежащих селах Охотничье и Стрелковое. В общем, условия не хуже, чем в Карпатах. Однако, все это хорошо, если есть снег, а зимы пошли на удивление теплые, а Крым есть Крым, разве что рассчитывать на искусственный снег. Да и за день не управишься, по любому, надо дня три-четыре.
Решающим оказалось: близость областного центра и наличие на спуске веб-камеры, по которой, в реальном времени, можно отследить наличие снега и работу подъемников. Через два дня Сибирцев был на «Лавине» (горнолыжный спуск в Днепропетровске).
Да, с Карпатами гору недалеко от центра города  сравнивать трудно, но зато, все это счастье было совсем рядом с домом! Цены на прокат лыж и подъемы на гору оказались высокими, под стать Буковельским. Подъемники, а попросту транспортерные ленты, очевидно, были одолжены по дешевке на одной из закрывающихся шахт, но спасибо и на этом! Спуск длиной в 450 метров вполне удовлетворял. Четыре снеговых пушки работали исправно. В общем, для начинающего – самое то! Расположенные рядом склон для катания на ю-тубах (санках-тарелках) и каток, располагали к семейному отдыху.
Склон оказался круче, чем в Плайе, поэтому, взяв в прокате лыжи, Сибирцев не рискнул  подняться на вершину, а катался с половины горы. Лез на гору, естественно пешком, сняв лыжи, что положительно сказалось на сбрасывании лишнего веса. Потренировавшись, раз тридцать и фактически выбившись из сил, он пошел на подъемник. Первый спуск прошел с двумя падениями, второй – с одним. А дальше дело пошло. Через два часа он катался уже довольно сносно. Солнечная погода и стремительные спуски неимоверно поднимали настроение. Накатавшись от души, к вечеру Сергей уже был дома. Радостно рассказывая Юле о своих успехах, он уже строил планы: натренироваться на «Лавине» и отшлифовывать свое мастерство ехать в Карпаты на километровые спуски! А если учесть бассейн два раза в неделю и почти ежедневную рыбалку, то получалось « и жизнь хороша, и жить хорошо!» Правда, работать некогда? А надо ли?
Юля, давно привыкнув к неординарности мужа, не перебивая, с какой-то безысходностью и жалостью в глазах, слушала очередные бредовые идеи своего почти шестидесятилетнего старца.

                15

Насмотревшись по телевизору шоу «Ледниковый период» и, узнав об открытии в городе нового дворца «Ледовая арена», Сибирцев, вспомнив далекое детство с незамысловатыми зимними увлечениями в виде бега по укатанным машинами снежным вытегорским улицам на коньках-снегурках, прикрученных веревками к валенкам, тут же загорелся и уговорил Юлю поехать на каток. Та, помня народную поговорку «чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало», неожиданно легко согласилась. Хоть и пришлось ради этого «гробить» выходной, так как каток выстроили в центре города, а это полчаса на маршрутке, но что не сделаешь для любимого мужа.
Недавно открытый каток был еще празднично украшен разноцветными шарами. На входе бросалась в глаза красочная реклама с набором в группы хоккея и фигурного катания.
Время было раннее, отдыхающих и спортсменов не наблюдалось. Заплатив за час катания тридцать гривен и обув на ноги ботинки с коньками (Юля благоразумно отказалась, разрешив проверить первый лед мужу), Сибирцев решительно шагнул на лед… И тут же шлепнулся на задницу. Лед почему-то оказался очень скользким. Подняться тоже не получалось, ноги разъезжались. Откуда-то сверху послышался громкий смех.
На втором этаже, в буфете, возле ограждения, стояли четыре девчонки, потягивая из трубочек сок. Они заразительно смеялись над попытками великовозрастного дядьки встать на ноги. Затем, одна из них, сойдя на лед, пронеслась мимо Сергея, выкручивая при этом различные «аксели» и «тулупы». Сибирцев, пристыжено, полз на коленях к бортику. Юная фигуристка, лихо затормозив возле него, улыбнулась и протянула руку. Сибирцев же, по-стариковски что-то ворча себе под нос, словно не замечая предложения помощи юной дивы, упорно полз дальше. Наконец, добравшись до стенки, кое-как встал на коньки и, держась одной рукой за бортик, заковылял по периметру. Задуманного куража не получилось.
 Юля, прикрывая лицо ладошкой от неудержимого смеха, всем своим видом пыталась показать, что ничего особенного не происходит.
Сибирцев огляделся и, видя, что никто не заострил внимания на его конфузе, продолжил неуверенные движения. Тело и ноги, почему-то упорно отказывались вспоминать былые детские кульбиты. Так, по стеночке - по стеночке, он прошел два круга. На третьем, уже катился сам. Казалось, еще немного и дело пойдет, но ноги уже дрожали и подворачивались и, смотря на танцующих девчат, Сибирцев вдруг отчетливо понял, что время коньков для него безвозвратно ушло. Да и падения на лед в его возрасте и с его весом непредсказуемы, другое дело лыжи, там же снег…. Тут же поделился своими соображениями с Юлей. Та, вздохнув, поддержала: «Ну, конечно, лыжи. Там мягче падать».
               

       

                «Никогда не возвращайся в старые места,
                Что бы там не говорили, истина проста –
                Как бы пепелище не было вполне,
                Ничего там не найти, ни тебе, ни мне...»
                Омар Хаям                                                
               
            
                ГЛАВА 9

               
                ТРИДЦАТЬ  ЛЕТ  СПУСТЯ 

                Часть первая   

                1
               
Боинг 747-400 Генерального секретаря КПК, председателя КНР товарища Си Дзеньмина заходил на посадку в аэропорту Борисполь. В салонах слышались приглушенные голоса пассажиров утомленных длительным перелетом. На борту лайнера находилась делегация высшего руководства Китая, следовавшая на переговоры в Украину.
Зам. Начальника Генерального штаба Народно-освободительной армии Китая генерал-лейтенант Ли Зен нетерпеливо вглядывался в черную мглу иллюминатора. Девяти часовой перелет давал о себе знать отекшими ногами и застаревшими болями в спине.
Этому полету предшествовал визит президента Украины Януковича в столицу поднебесной, где решался вопрос о присоединении Украины к Евразес и, в перспективе, к блоку БРИК.
Оказавшись после двадцати лет независимости на последнем месте в Европе, без всяких перспектив попасть в такой желаемый Евросоюз, с внешним долгом равным 80% ВВП, системным спадом экономики, проходом в парламент фашистко-националистической партии «Свобода», страна оказалась на пороге национального калапса.
Необходимы срочные решения, и руководство страны, под давлением общественности, в который уже раз, вновь обратило свои взоры на восток.
Китай, по большому счету, не хотел видеть Украину своим близким союзником. Вернее, даже не так, а то, что Украина из государства первой мировой двадцатки превратилась в заштатную «банановую» республику, которую надо вытягивать за уши из болота, добавляло второй супердержаве мира только лишь головной боли. Однако, Путин стоял твердо – Украина должна быть с ними, и Китай уступил.
Почти месяц в поднебесной неспешно шли дебаты, как вывести братьев-хохлов из беспросветного кризиса. Об этих консультациях узнали в Брюсселе и в очередной раз кинули кость хохлам, пообещали вернуться к вопросу об ассоциации. Янукович дрогнул, заволновался. В Киев срочно вылетела китайская делегация, в составе которой был и генерал Ли Зен.
Самолет качнуло, усилился рев турбин, колеса коснулись посадочной полосы.
Столица Украины встречала их майской свежестью. Накрапывал теплый весенний дождь.
От трапа самолета  развернули красную дорожку, выстраивалась рота почетного караула.
Турбины стихли, в салоне началось оживление. В открывшуюся дверь долетели звуки духового оркестра. На выход из первого салона вышел Си Дзеньмин и члены Политбюро КПК.
Встреча высшей правительственной делегации шла строго по протоколу. После торжественных церемоний, праздничный правительственный кортеж выдвинулся в Межигорье, резиденцию Януковича.
Группу военных разместили в гостинице «Украина». Чен Биндэ, начальник Генерального штаба КНОА, объявив о завтрашнем утреннем заседании, отпустил всех отдыхать.
Ли Зен, сгорающий от любопытства, подошел к своему друг, начальнику ГРУ, и напомнил:
- Чен Юи, ну что там с моей просьбой?
Генерал-майор, стоящий в окружении своих офицеров обернулся и с улыбкой утвердительно махнул головой:
- Все в порядке, Ли. Не волнуйся, я через пол часа зайду к тебе в апартаменты и поговорим.
Ли Зен, в сопровождении украинского полковника и переводчика, направился в свой номер. Симпатичная горничная приветливо встретила его и пояснила основные моменты проживания в отеле.
Уединившись в апартаментах, Ли Зен пытался сосредоточиться на завтрашнем его выступлении в Генштабе ВС Украины, но голову не покидала и тревожила одна мысль, из-за которой он  оказался в несвойственной, в общем-то, ему командировке. Он думал о Сибирцеве.
Время шло, и когда он вновь собрался идти к Чен Юи, в дверь постучали. Это был начальник ГРУ.
- Извини, Ли, дела, - смутился генерал. – А твой вопрос я решил.
Он достал блокнот, пролистнул его.
- Как ты сказал? Сибирцев Сергей Николаевич, пятьдесят четвертого года рождения, русский… Есть такой. Сейчас, военный пенсионер, проживает в городе Кривой Рог. Вот его адрес и телефоны.
Он оторвал листок и протянул его Ли Зену. Взглянув на него, тот улыбнулся и пожал руку генералу:
- Спасибо Чен, ты настоящий друг!
- Нэма за що, как говорят украинцы, - бодро ответил Чен, - еще пожелания есть?
- Нет, спасибо Чен, еще раз.
- Ну, тогда идем на ужин?
- Извини, мне надо побыть одному.
- Ну, как знаешь, - и генерал вышел из номера.
Ли Зен, комкая бумажку, подошел к телефону и остановился в нерешительности. – Первый звонок через столько лет. Как его воспримет Сергей? А Юля?.. Задумался…
Перед глазами стояла та памятная ночь семьдесят девятого года, когда исхудалый и больной Сибирцев уходил из Китая в Союз на лодке через Аргунь. Беглецов заметили погранцы. Началась перестрелка, превратившаяся вскоре в настоящий бой. Что стало с Сибирцевым, тогда он так и не узнал. Следующая короткая встреча была в Монголии через десять лет. Толком не поговорили, но узнали, что оба живы. И вот прошло еще четверть века…

                2

Утренний свет, пробивавшийся сквозь не до конца задернутую штору, не давал спать. Сергей невольно опустил ноги с кровати, сел, взглянул через плечо. Юля сладко улыбалась во сне. Одеяло чуть сползло, оголив ее по девичьи стройную ногу.
Посомневавшись и почесав затылок, Сибирцев все же встал, взял удочку, пакет с наживкой, полотенце и направился к морю.
Не смотря на ранний час, с гор  по кривым улочкам Гурзуфа уже спускались редкие отдыхающие. Расстелив полотенце и заняв место у воды на городском пляже, Сергей забрался на пирс. Из рыбаков там было лишь два знакомых деда.
- Привет, мужики, - бодро поздоровался Сибирцев, - ну, чем вчера закончили?
- По пол ведра наловили, - похвастался дед Иван.
- Барабулька?
- Она самая. А что еще сейчас поймаешь?
Сергей насадил на крючок кусочек креветки, забросил наживку, и уселся на якорный бум.
Тихая безветренная погода уже как неделю установилась на побережье большой Ялты. Море непривычно молчало, слегка перебирая мелкой рябью. Из-за горизонта выглянула огненно-рыжая горбушка солнца.
- Погода поменяется, закат был красный, - предположил Иван.
- Часиков до семи посидим, а там видно будет, - отозвался Сергей.
Поддернув удочку, он ощутил тяжесть и подсек.
- Первый пошел! – довольно крикнул он.
На пирс шлепнулась сине-зеленая барабулька.
Тут же поймал и дед. Косяк подошел. За пол часа натаскали по пакету разноцветных с ладошку рыбин, похожих окрасом скорее на попугаев, чем на морскую добычу.
Дед подобрел, закурил, потянуло его на разговоры.
- Не думал, что сегодня дело будет. Вчера на пятьдесят гривен продал. И сегодня возле этого.
Местные жители существовали исключительно за счет отдыхающих. Дома отдыха и санатории, оставшиеся после советской власти худо-бедно еще влачили свое существование. Ничего нового не строилось, работы нет, местные жили за счет сдачи комнат в наем. Каждый естественно радовался любой лишней копейке.
- У вас тут еще ничего, жить можно, - поддержал разговор Сергей, а я вот прошлой весной жил в Жуковке, рядом с Форосом, так там практически все побережье скупили буржуи, отдыхающих нет. Парки, пансионаты, все брошено и разграблено, на десять километров один магазин, и это все на ЮБК! Местные жители в шоке – доходов нет, жить не на что. Жилье на первой линии у моря просто копейки стоит, за каждым приезжим бегают, приглашают к себе. Так семьями удят рыбу с волнорезов и на велосипедах возят продавать ее в соседние Кастрополь и Симеиз. Тем и живут.
- Да, страшные времена. Безнадега какая-то. После войны лучше жили, - соглашался дед.
Клев прекратился. Дед затих, задумался и перешел к товарищу, на другую сторону пирса.
Раздался звонок мобилки. Сергей взглянул на экран, номер не определился.
- Але, - ответил он.
- Здравствуйте, это Сергей Николаевич? – послышался взволнованный голос с азиатским акцентом.
- Да, он самый. С кем имею честь?
- Даурия, Абагайтуй, Манчжурия, Аргунь… - голос затих в ожидании.
В первый момент Сибирцев не понял набора слов и вдруг, словно током ударило…
- Ли!?.. – шепотом, неуверенно произнес он.
- Я, Серега!..
Сибирцев молчал в недоумении. Не верил в действительность происходящего.
- Ну, чего ты затих? Не веришь, что это я?.. Да я это, я… Я сейчас в Киеве. Буду здесь пять дней. Нам надо встретиться.
- Привет, Ли!.. – с волнением отозвался Сибирцев, - ну, ты даешь! Так может и удар хватить!
- Узнал, бродяга!.. Ну, так что насчет встречи?
- Конечно, встретимся. Но я сейчас в Крыму с Юлей.
- О, отлично! Заодно и Крым посмотрю. Надеюсь, Севастополь ты мне покажешь?
- Конечно, покажу. Но сейчас я живу в Гурзуфе.
- А где это?
- Возле Ялты.
- Договорились. Я порешаю свои дела и позвоню. Уточним место и время встречи. Так?
- Самбайну, компан.
- Чего это ты на монгольский перешел?
- Тьфу, ты. Я и забыл, что ты китаеза. Все, заметано, жду звонка.
Сибирцев долго задумчиво смотрел на море:
- Да, судьба его вновь окликнула. Недавно нашлась в Интернете Аюн, теперь вот Ли… Семидесятые годы позвали в гости. В районе сердца кольнуло… Надо прекращать нервничать, сдерживать себя - с опозданием подумал он, - а то, последнее время, его бесшабашная юность, словно ошалела, напоминая о себе вновь и вновь.
- Эй, рыбак, - донесся с берега голос Юли, - хватит жариться, пойдем купаться.
Сергей обернулся. На гальке, возле расстеленного полотенца стояла в купальнике Юля, прикрывая одной ладошкой глаза от солнца, а другой махала ему. Сибирцев невольно залюбовался все еще по-девичьи стройной фигуркой жены.
- Иду, - весело отозвался он.
Яркое белое солнце давно уже оторвалось от горизонта. Начиналась жара.
Убедившись, что все рыбаки покинули пирс, Сибирцев свернул удочку и, забрав пакет с уловом, направился к Юле.
- Все равно домой надо идти, а то рыба испортится. Отдам ее бабе Маше. Пусть уху варит, и вернусь обратно, - сказал он, подойдя к жене.
- Ну, как хочешь. Твоя рыба у меня уже в печенке сидит, - показательно надула губы она, - давай хоть искупаемся.
Они зашли в воду, которая была еще по-утреннему свежа. Сергей проплыл к камню-валуну, застывшему в пятидесяти метрах от берега, с которого он постоянно нырял, а Юля плавала на мели у берега, боясь, почему-то намочить голову.
- Юль, слушай, не поверишь, сейчас мне Ли звонил! – попытался  оглушить неожиданной новостью жену подплывающий Сибирцев.
- Кто, кто? - не поняла она.
- Ли Зен!
От неожиданности Юля хлебнула воды, окунулась с головой (намочив все же волосы), закашлялась и, как пробка, выскочила на берег.
- Ты чего, дурной, так шутить, - обиделась она.
- Я не шучу. Точно звонил. Он в Киеве и хочет увидеться с нами.
- Ну и что ты ему ответил?
- А что я отвечу? Так и сказал, что мы в Крыму. Есть желание и возможность – пусть приезжает.
- А он?
- Сказал, что приедет. Предварительно позвонит.
- Вот это да! Сколько лет прошло. Как он нас нашел на другом конце земли? – удивлялась она.
- Как, как? Во-первых, Аюн позвонила, рассказала о нашем разговоре, а потом, он же в руководстве Китая. Для него это не сложно. Помнишь, поздравлял меня с полтинником? Да не переживай ты так, - успокаивал он разволновавшуюся жену, - приедет и приедет. Нет, значит, нет. Ну, все, я побежал, а то рыба испортится. А ты лежи, загорай, я скоро вернусь.

                3

Утром, девятнадцатого, после дипломатического приема, члены делегации разъехались для решения вопросов. Ли Зен, выпросив у Чен Биндэ в общем-то не свойственную ему командировку в Севастополь для инспекции Военно-Морских сил Украины, в сопровождении местных генералов, на самолете, вылетел в штаб Черноморского Флота.
По прибытии на место, не теряя времени, он ознакомился с флагманом ВМС «Гетман Сагайдачный», единственной дизельной подводной лодкой и рядом вспомогательных судов.
Во время осмотра он набрал номер телефона Сибирцева.
- Привет, Сергей, я уже в Севастополе. Ты можешь сюда подъехать?
- Конечно, могу.
В телефоне пошел треск и шум, а затем послышался знакомый и такой желанный голос Юли:
- Ли, привет!
Сердце томно заныло:
- Привет, хорошая моя!
- Очень рада тебя слышать. Только, Ли, давай лучше ты сюда. А то я знаю, как вас вдвоем оставлять, да и давление у Сибирцева шалит.
- Юленька, да что ты? Я уже давно не тот пылкий и безрассудный капитан, что был сорок лет назад в Манчжурии. Да и статус обязывает. Все будет хорошо. Мы пару дней пообщаемся, и Серега вернется.
- И все же, давай сделаем так, как я предлагаю, - не уступала Юля.
- Ну, хорошо. Как скажешь. Вечером я буду в Гурзуфе. Говори адрес, - пыл у друга спал, видно было, что он слегка обиделся.

Юля готовила ужин к приезду гостя, Сергей же сидел на веранде, чистил картошку и разговаривал с бабой Машей.
- Друг, баба Маня приезжает, тридцать лет не виделись.
- Из далека? – поинтересовалась старушка.
Она сидела на скамейке, подперев голову старой клюкой.
- Аж из самого из Китаю, - по былинному ответил Сергей.
- Ох ты, ети-святи, и китаезам дома не сидится, - удивилась бабка.
- Да, было дело, пошустрили мы с ним в молодости, - с улыбкой вспоминал Сибирцев танковую дуэль на китайской границе.
- А в книгах ты о нем пишешь?
- Пишу. В той первой, что тебе дарил.
- Интересно, надо перечитать.
- Почитай, почитай.
- Не дают тебе, милому, писать. Смотрю, целыми днями маешься, а листков с записками не вижу. Да бабы во всем виноваты.
- Почему бабы?
- А чего Юлька за тобой увязалась? Только мешает, ворчит все.
- Да нет, не мешает. Ей же тоже надо на море отдохнуть.
- Вот я и говорю. Отдохнула? Пора и честь знать. А ты бы еще на месячишко остался. Смотришь, еще что-нибудь интересное сотворил. Как я люблю читать твои рассказы! Да здесь природа такая, располагает к этому делу. Вон, Пушкин, сидел на том камне, - баба Маня кивнула головой в сторону скалы Пушкина, - и сочинял, сочинял… Или возьми Антон Палыча, в сарае у соседа Михалыча, «Три сестры» настрочил.
- Ну, ты тоже, сравнила, где Чехов и где я…
- А что? Придет время, и тебя вспомнят, - убеждала она Сибирцева. – А ты пиши. Что после человека остается в этом мире? Дети и книги.
- Серега, - послышался из дома голос Юли, - возьми трубку, телефон звонит.
Это был Ли Зен.
- Я на подъезде. Как вас найти.
- Едешь со стороны Ялты?
- Да.
- После указателя, сворачивай налево под мост и по серпантину упрешься в кинотеатр. Там я тебя встречу.
- Понял. Давай.
- Юля, он уже на подъезде. Пойду, встречу, - предупредил жену Сергей, и вышел со двора.
Проскочив по узким переулкам на другой конец поселка к зданию администрации, Сибирцев остановился в ожидании машины. Через несколько минут у кинотеатра остановилась черная «Волга» с номерами Министерства Обороны, из которой вышел тучный китаец в майке и шортах. Сергей шагнул на встречу лихорадочно соображая: «Он, не он?»
Мужчина остановился, взглянул на Сибирцева. Его раскосые глаза игриво блеснули, круглое, как блин, лицо расплылось в лучезарной улыбке.
- Сергей!? – волнительно произнес он и заключил друга в крепкие объятия.
- Да, возмужал ты, однако, - радостно похлопывал по плечам его Сибирцев.
- Что, изменился? Не узнать? Толстый стал? – смеялся Ли Зен.
- Ну, врать не буду, в толпе бы не узнал, - согласился с ним Сергей, - так ведь, сколько лет прошло!? И я моложе не стал.
- Ну, во-первых, в толпе я теперь редко бываю, - подковырнул его Ли, - а вот ты действительно мало изменился. Правда, седой весь.
- Ну, уж какой есть, на всех не угодишь. А чего мы встали? Едем ко мне? – предложил Сергей.
- А надо еще ехать?
- Здесь рядом. Я живу ближе к Артеку.
- Это, на сколько я помню, Всесоюзный детский пионерский лагерь? – поинтересовался Ли.
- Правильно ты помнишь, только теперь это просто детская здравница. Слава Богу, пока держится на плаву, хоть и погрязла в долгах и разных скандалах. Вот, например, недавно здесь развлекались депутаты-педофилы.
- Даже такое у вас бывает!?
- В Украине все бывает! – зло бросил Сибирцев,  - ладно, все, поехали.
Проехав вдоль моря и чуть поднявшись в горы, машина остановилась.
- Вот здесь я и гощу уже не одно лето, - указал Сибирцев на скрывшуюся за забором и каскадом зелени небольшую усадьбу. – Четыре гостевых домика, хозяйский дом, сад, виноградник – скромно, но со вкусом. А хозяйка, баба Маня, вообще отпадная женщина.
Сергей пропустил Ли Зена в калитку. Первое, что  бросалось в глаза, это четыре большие пальмы и заросли бамбука.
- Красиво, - похвалил Ли незнакомую пока хозяйку.
- Это заслуга старшей дочери, она работает в Никитском ботаническом саду.
Они поднимались вверх по ухоженной тропинке.
- Вот чего не люблю здесь, так то, что очень крутые горы. То вверх, то вниз. Но, по красоте природы, бесспорно Гурзуф одно из лучших мест на побережье. Лучше, мне кажется, только в Новом Свете, - делился впечатлениями Сибирцев.
На встречу им опускалась Юля.
- Сколько лет, сколько зим, здравствуй Ли!
- О-о, Юля! Привет! - радостно вскликнул китаец и взял за руки подошедшую жену друга. – А ты стала еще красивей!
- Не подлизывайся, дрянной мальчишка, - смеялась она. – Как сам, семья, дети?
- Жена – фармацевт. Ее ты не знаешь, я женился второй раз. Двое сыновей – офицеры.
Сибирцев, видя, что друг смущается, разрядил обстановку:
- Ладно, Юль, еще наговоритесь. Ты иди, готовь стол, а мы пройдем к морю.
- Да, пойдем, в Черном море я еще не купался, - поддержал его Ли.
По пути Ли Зен распорядился, чтобы водитель забрал его утром и отпустил машину.
Сергей повел его в бухту Чехова:
- Посидим на берегу, у дома, где жил Антон Павлович. Там природа красивая и никто не помешает.
Штормило. Сильный ветер гнал с моря полутораметровые волны, которые с остервенением бились о прибрежные скалы и белой пеной, успокоившись, откатывались обратно в морскую пучину.
- Стихия, впечатляет! – Ли Зен с интересом осматривал побережье. – А как хорошо дышится!
- Да, с купанием нам не повезло. Но, ничего, рано утром придем сюда, будет тихо, и увидишь совсем другую картину, - успокоил его Сергей.
Они забрались на огромный валун, чтобы брызги от волн их не доставали.
- Слушай, Ли, а ведь ты был прав, когда двадцать пять лет назад уговаривал меня остаться в Китае. Вы действительно очень многого достигли и что характерно, под руководством компартии, - вспомнил их разговор в Монголии Сибирцев.
– Ничего удивительного. Я, о том, что так будет, уже давно знал. Скажу больше, через пять лет мы будем первой супердержавой мира.
- Обгоните Америку?
- Об Америке вообще разговор не идет. Ее уже никто из сильных мира сего серьезно не воспринимает. Я боюсь другого, чтобы из-за Индии и Пакистана, мы не разругались с Россией. Не жалеешь, что не послушался меня?
- Жалею, не жалею, дело ведь не в этом.
- А в чем?
- В том, что не могу я без России. Да, страдаю, но страдаю вместе с ней.
- А почему тогда живешь на Украине?
- Я не считаю их разными странами. Это две ветви одного дерева. И никто меня в этом не разубедит.
   Вся история независимой Украины основана на лжи и обмане. Нам обещали единые границы с братской Россией, высокий уровень жизни, как в «Европах», право говорить на том языке, на каком желаем. Сделано всё с точностью до наоборот.
У нас нет политики, нет политиков и нет политических идей — у нас есть растянутая на двадцать лет приватизация и борьба за собственность.
Неудивительно, что сама идея украинской "незалежности" начала трещать по швам. Граждане Украины наконец-то начали понимать весь масштаб манипуляций, который с ними осуществляют.
"Незалежность" Украины преподносилась изначально как идея "без России". Результаты референдума девяносто первого года были собственно результатами массированной пропаганды сепаратизма, где в основании лежали сугубо бытовые и экономические аргументы — мол, центр (Москва) забирает у нас больше, чем мы производим. И как только мы избавимся от этой несправедливости, то жизнь каждого из нас будет беззаботной и богатой.
 То есть на самом деле в основании украинской "незалежности" лежал банальный потребительский миф из сказки о Емеле.
И надо не забывать, что именно РСФСР раньше Украины вышла из состава Союза. И надо быть честными — в России двадцать лет назад спекулировали тем же, что они кормят национальные республики.
 То есть украинская "незалежность" — это продукт  импотенции Кремля.
Все двадцать лет миф об украинской "незалежности" активно подогревался украинскими элитами, чтобы оправдать свою надобность. Для этого врали о евроинтеграции; спекулировали о вечном притеснении украинцев со стороны Москвы и запускали страшилки о войне в Чечне и злобном авторитарном Путине. Весь набор этих мифов был нужен для того, чтобы прикрыть непривлекательную политэкономическую действительность Украины.
Перестройка лишила нас главного – жизненной цели. Создавая массу препон и преград перед человеком, социализм имитировал, пусть неумело, цель, а значит, – и смысл жизни. Капитализм же оставил нас один на один с леденящей бессмысленностью бытия. И нет ему за это прощения!
А теперь об отношениях Украины с Россией…
 Смотри сам, вот живут рядом два народа. Один умный, а другой – дурак на дураке. Оба народа мерзнут, голодают, болеют. Плохо живут, в общем. Потом умный народ начинает строить теплые дома, шить одежду, добывать огонь трением. А дураки, вместо этого только молятся своим духам и чего-то ждут. Ждут, когда наступит тепло, когда мамонт с обрыва свалится, когда молния в дерево ударит. Умный народ становится все сильнее и многочисленнее. Ему не хватает места, и он предлагает дуракам-соседям жить вместе. Территорию в обмен на разумный и осмысленный образ жизни, на знания и технологии. А дураки-соседи им отвечают, что лучше вымрут до последнего человека, но будут свято хранить свои племенные особенности – холод, голод, грязь и глупость.
Все вместе это называется национальной гордостью. А чем дальше, тем хуже. Дураки, быть может, уже и сами рады бы теплый дом поставить или огня своими руками добыть, но не могут. Потому, что тогда скажут, что это влияние соседей-врагов, чуждый образ жизни. Так и сидят дураки в своем национальном дерьме. Все умное и полезное считают враждебным. А если умные соседи попытаются их образумить силой, то дураки и в самом деле скорее погибнут, чем поумнеют. Так и помрут – вшивые и голодные, зато свободные…
Вот ты спрашиваешь, почему я не возвращаюсь?
Возможность вернуться была, и не раз. Даже, квартиру по Ельцинской программе в Омске получил. Но, не срослось…
 Да и куда возвращаться?.. Россия давно уже не та. Нет той страны, которую мы потеряли. Осталось бандитско-олигархическое государство дикого  капитализма.
А с чем и кем бороться сейчас? Когда ругаться модно? Когда можно сказать все и этого даже никто не услышит, потому что нас погребла под собой свобода слова? Ждать, когда наступят иные времена? Вернее, когда вернутся прежние? А если этого не будет? Время-то идет. Утекает, как песок сквозь пальцы.
Можно ли вернуть ту, великую, Россию? Я опасаюсь, что война неизбежна, с огромными потерями, но мы выиграем. Если нет, то Россия с ее великой историей, ее народом, канет в Лету. Но те из нас, что останутся, отстроят Русь заново. Двадцать человек в отрядах Фиделя Кастро освободили Кубу. Нас больше! Господи, спаси и сохрани Россию!
Хочется одиночества, полного одиночества. Уехать в лес, построить там шалаш и жить там. Хочется остаться наедине с природой и Богом…
Раздался телефонный звонок. Ли Зен взял трубку. Говорили по-китайски.
- В Севастополе волнуются, спрашивают, когда я вернусь.
- Ну и когда?
- Да я там, по большому счету, и не нужен. Все что мне надо было, я посмотрел. Если честно, то я приехал сюда лишь из-за тебя, - преданно взглянул он в глаза друга.
- Спасибо, - коротко ответил, не привыкший к сантиментам, Сибирцев.
- А ты, я посмотрю, настоящий сепаратист, - удивленно и загадочно смотрел на него Ли Зен.
- Да, причем здесь это. Просто, за державу обидно.
- Ну, хватит о политике. В общем, заночую у тебя, а завтра уж извини – дела. Может, с утра в Ялту съездим?
- В Ялту? Зачем?
- Посмотреть. Все же это главный курорт Крыма.
- Что ты там хотел увидеть? Толпы народа? Пробки на улицах? Смог и гарь в воздухе? Ну, разве что набережная неплохая, да жилье в частном секторе дешевое, а так – абсолютно не место для отдыха. Туда едут тусовщики, бомонд, да у кого денег нет даже на Феодосию или Саки. Впрочем, я ведь не знаю твоих сегодняшних вкусов. Меня вот привлекает сейчас исключительно природа. Все остальное уже не интересно.
- Да какие там вкусы. За этой работой забыл уже, когда полноценно отдыхал. А чтобы ты посоветовал здесь посмотреть?
- Я тебе так скажу в двух словах. Черноморское побережье Украины это не только Крым, а и Херсонская, Николаевская области, Очаков, Одесса. Где тоже можно неплохо отдохнуть.
Что же касается полуострова, то я бы поделил его побережье так: восточная часть с великолепными лесами, горами и галечным пляжем от Коктебеля, Судака, Алушты, Ялты, до Фороса, и степной запад, от Межводного, Евпатории, Сак, до Севастополя, где природы ноль, но зато песчаные пляжи, тихое, теплое и чистое море. Здесь хорошо отдыхать с детьми. Мне нравится Новый Свет, с его целебным воздухом крымской сосны и можжевельника, горной тропой Голицына вдоль бесподобных по красоте морских бухточек. Повторяю – это мое личное мнение.
 Я ведь почему здесь все поизъездил и изучил? Хотел сюда перебраться из Кривого Рога. Пенсионерам там делать нечего, да и экология неважная. После долгих раздумий и прикидок остановился на Севастополе. Присмотрел квартиру в новом доме, с ценой определился. Но, Юля уперлась: если переезжать, то только в Россию, а менять шило на мыло не хочу. Так и остались – каждый при своих интересах.
Ну, хватит  болтать, давай все же искупнемся и домой, а то женщины заждались.
Сергей слез с камня и с разбега нырнул в набегающие волны. Ли Зен же заходил в море с опаской, чем тут же поплатился. Набежавшая волна сбила его с ног и протащила задом по прибрежной гальке.
- Заходи глубже, здесь спокойнее, - задорно кричал ему Сибирцев.
Друзья, как малые дети, прыгали и кувыркались в набегавших бурных потоках.

Угощали Ли Зена украинской кухней. Юля наварила борща, что аж ложка стояла, налепила вареников с капустой и картошкой. Пили горилку и местное виноградное вино.
Сидели в беседке прикрытой от посторонних глаз густой зеленью персиков и абрикос. Сверху вниз, на юго-востоке, открывался изумительный вид на побережье и, скрывающееся за горизонтом, море. Слева, неподалеку от берега виднелись скалы-близнецы Адаллары, обозначающие территорию «Артека».
Стемнело. Баба Маня негромко завела свою неизменную «По диким степям Забайкалья», откуда была родом. Сибирцев поддержал ее, перебирая клавишами баяна. Ли Зен чуть слышно мурлыкал себе под нос, пытаясь угадать мелодию. Без паузы перешли на «Там, вдали у реки» и «А кто-то с горочки спустился...»
Лена и Света, дочь и внучка бабы Мани, утомленные старыми, уже почти забытыми молодежью песнями, вдруг громко и задорно заспивали «Ты ж мене пидманула». Все застолье дружно поддержало молодежь. Затем пошли в ход веселые народные песни, и в завершение, изрядно захмелевшие гости, пустились в пляс, перебивая друг друга матерными частушками.

Проснулся Сибирцев, как обычно, с рассветом, еще не было и пяти. Выскочил во двор, размялся, умылся, заглянул в комнату Ли Зена.
- Рота, подъем! – бодро крикнул он.
В ответ же услышал неразборчивое мычание друга:
- Серега, ты чего в такую рань? Я еще пару часиков посплю.
- Мы же собирались на море, сейчас самое лучшее время, - поднимал его Сибирцев, - потом жалеть будешь.
- Ну, дай хоть часик поваляться.
- Хорошо, но только час. Потом, все равно подниму.
Сибирцев, обув кроссовки и прихватив полотенце, побежал к морю.
На берегу было тихо, ни души, лишь первые рыбаки раскидывали свои снасти на пирсе.
Обозначив, как всегда, полотенцем занятое место на пляже, Сергей с разбега нырнул в воду. Море было теплое и ласковое и лишь прибитые к берегу водоросли, да скопища медуз, напоминали о вчерашнем шторме.
Сергей забрался на пирс, поздоровался с рыбаками.
- А ты чего без удочек, - спросил его вчерашний дед.
- Да мне сегодня не до рыбалки, Иваныч, друг приехал, - ответил Сергей.
- А чего же один прибежал?
- Спит он еще, вчера погуляли немного.
- Понятно. Из-за Медведь-горы показался прогулочный теплоход. Он медленно приближался к их пирсу.
- «Ломоносова» черт принес, - недовольно ворчал дед, - хана рыбалке.
Теплоход бортом подвалил к причалу. Матрос бросил на пирс чалку. Из окна рубки высунулся капитан:
- Николаич, - крикнул он Сергею, - прими «конец», будь ласка.
Сибирцев подхватил чалку и набросил на тумбу.
- Витя, - окликнул он капитана, - куда сегодня идешь?
- В семь на Ялту, а затем в Партенит и Алушту.
- До Ялты прокатишь?
- Не вопрос.
- Спасибо. Я с другом подойду.
Еще раз искупавшись, Сергей побежал домой. Юля и баба Маня уже хлопотали по хозяйству. Ли Зен умывался.
- Сейчас завтракаем и идем на пирс. Там нас ждут. Прогуляемся на катере до Ялты, ты же хотел ее посмотреть. Покажу основную часть побережья Крыма, тебе понравится.

Отдыхающих на раннюю прогулку собралось немного. Друзья поднялись на борт, поздоровались с капитаном и матросом.
- Ну, что там? - крикнул Сибирцев деду-рыбаку.
- С десяток поймал, мелковатая, правда, - отмахнулся дед, увлеченный клевом.
- Я смотрю, ты со всеми знаком? – спросил Ли.
- Да, я ведь здесь не первый год отдыхаю.
Раздался гудок и теплоход отвалил от причала.
Друзья расположились на корме. Прохладный морской ветер хорошо освежал похмельные головы.
- Может, по пиву? – предложил Сибирцев, - я у капитана возьму.
- Нет, что-то не хочется, - отказался Ли.
Теплоход шел вдоль побережья. С борта открывалась красочная панорама Крымских гор, покрытых сочной зеленью сосен и кипарисов от Ялты до Алушты.
- Ну что мы все обо мне, - нарушил затянувшееся молчание Сибирцев, - ты сам-то как?
- Сам – хорошо! Даже скажу больше, я счастлив! Потому что дело, которому отдал всю свою жизнь, победило! Вспомни, какой была армия Китая в семидесятые: солдаты ходили в обмотках, сапоги были только у офицеров. Одна винтовка на отделение. Передвигались подразделения в пешем строю, техника в армии только начала появляться и то, списанная советская, та, что не была нужна вам. Как я тебе завидовал, что ты гражданин могучего государства! И вдруг все изменилось до наоборот. Не стало великой страны, а нищий Китай занял ее позиции в мире и скоро будет единственной супердержавой. Мы, китайцы, помним и любим Советский Союз. Ведь именно он принял на себя главный удар буржуазного мира, и пока запад был увлечен расчленением Союза, коммунистический Китай вдруг вырвался на передовые позиции. Америка лишь в середине девяностых поняла, какую ошибку сделала, но было поздно – мы стали первыми! Какая-то заслуга в этом принадлежит и мне, чем я безмерно горжусь!
 А в бытовом плане, ничего интересного: служба и командировки. На следующий год подаю в отставку. Все, хватит, пора пожить для себя. Выслужил уже все сроки. Вот выйду на пенсию, и буду путешествовать в свое удовольствие. Если пригласишь, приеду к тебе, - с улыбкой лукаво взглянул он Сергею в глаза.
- Конечно, приезжай. Махнем вдвоем куда-нибудь на природу, - не понял подвоха Сибирцев. - А в Китае легко стать богатым?
- Очень легко, - сказал Ли. – В Китае легко стать богатым. В Китае многих назначают богатыми. Китайская компартия, раздавая собственность, назначает миллионеров. В Китае большое количество миллионеров. А жизнь в Китае очень дешевая. Всего двести пятьдесят долларов нужно семье из четырех человек на месяц, чтобы жить очень хорошо. Потому и все новые и новые китайцы вступают в КПК. И сейчас в ней состоит сто миллионов человек. Это одна большая дружная семья. В целом рост Китая базируется на дешевой эффективной рабочей силе в сочетании с грамотной экономической политикой коммунистической партии, которая постепенно перестраивает экономику в соответствии с новыми реалиями
- Зачем же китайцы уезжают из Китая?
- Чтобы стать еще богаче. Накопить и стать богатыми. И чтобы стать свободными. Многие китайцы хотят уехать из Китая, но в отличие от вас, уезжающих с Украины и России навсегда, потом вернуться и вложить в Китай свои капиталы. Это очень выгодно. В Китае очень дешевый труд,  однако, в Китае почти нет свободы. Например, если чиновника застанут в гостинице с женщиной, которая не является его женой, его тут же уволят с работы и исключат из партии. Он опозорится. Очень многих это устраивает, но есть и такие, которые хотят, чтобы все было как в Китае, но чтобы была свобода, как в Европе или Америке. Вот поэтому по всему миру возникают китайские поселения.
– Понятно. При Союзе было так же. Завидую я тебе, что живешь в согласии с душой. У меня так не получается… Просрали мы страну!.. А о наших общих знакомых по Забайкалью и Монголии что-нибудь слышал?
- Игоря Трубаева в Москве видел, - не сразу, задумавшись, ответил Ли. - Он генерал, на Кубе служит.
- Я знаю, - прервал его Сибирцев, - он ко мне приезжал.
- Сто двадцать второй дивизии, как и 82-го Порт-Артурского полка в Даурии уже нет, - продолжал Ли Зен, - в две тысячи первом году вывели в Алтайский край и там вскоре расформировали. Остались лишь погранцы.
36-й Армии в Борзе тоже нет.
Соколов, бывший командир твоего Порт-Артурского полка, сын министра обороны, сейчас генерал-лейтенант, как и его брат, оба в Генштабе. Студеникин Саня, был ротным во втором батальоне, сейчас тоже генерал-лейтенант, начальник штаба ОДКБ. Федоров Вовка, помнишь, маленький, черненький лейтенант из 75-го полка, еще на Тамарке женился, что с твоей Юлей в общаге жила? Тоже генерал-танкист. Но это те, у кого были влиятельные родственники. А из вашего брата тоже многих встречал – майоры, подполковники. Фамилии уже призабыл, но как на ум придут - скажу.
 Из Монголии всю 5-ю Армию вывели, но идут разговоры, что опять введут. Базы вдоль границы ставить будут.
- Откуда ты все и обо всех знаешь? – удивился Сибирцев.
- Служба такая. Да и в Чите и Москве я, наверное, бываю чаще, чем в Пекине, - рассмеялся Ли Зен. – Кстати, Аюн привет тебе передавала, ты же с ней общался?
- Да, нашла меня в «Одноклассниках».
- Она сейчас в Вене, замужем за дипломатом. Я, когда бываю в Улан-Баторе, обязательно захожу к ее родителям. Мои старики живут так же в Манчжурии. Ко мне в Пекин не хотят. Отцу – девяносто пять, маме – девяносто два. Младшие сестры помогают им, и я, по-возможности, наезжаю. А как твоя мама?
- Ничего, держится. Тоже в возрасте – девяносто. Я ее к себе забрал. Сначала Юля тещу из Омска перевезла. Та, после смерти сына, одна осталась. Купили ей однокомнатную квартиру рядом с нами, но пожила всего десять месяцев. Астма замучила. Затем привез из Вытегры Полину Васильевну. Та живет почти семь лет.
- А дети?
- Максим? Закончил ХАИ, уехал в Италию, там и живет уже двенадцать лет. Думаем поехать к нему в гости.
- Не женат?
- Пока нет.
- Значит, внуков нет?
- Нет. Есть внучатая племянница, Ольга. Дочь Анюты, это старшая дочь моей младшей сестры Татьяны. Живут в Новокузнецке.
- А Татьяна?
- Честно говоря, я с ней практически не общаюсь. Вроде бы вышла третий раз замуж, родила мальчика и уехали в Израиль.
-  А вы с Юлей, больше так никого и не сотворили?
- Нет, как-то не сподобились.
- Слабовато. А у меня от первой дочь и от второй два пацана. Все уже взрослые. Двое внучат.

Теплоходный гудок вернул их в действительность. Корабль пришвартовывался на морском вокзале Ялты.
- Николаич, долго не гуляйте, через час отходим, - послышался из рубки голос капитана.
- Спасибо, Витя, - кивнул Сергей, и друзья вышли на берег.
- Прогуляемся по набережной. Можно искупаться на городском пляже. Зайдем в Аквариум, а больше здесь и смотреть особо нечего, - предложил Сергей.
У Ли зазвонил телефон. Взглянув на экран, он бросил: «Начальник!» и приложил трубку к уху. Говорили на китайском.
- Мне срочно надо быть в Севастополе, - закончив разговор, с сожалением сказал Ли, - там, на военном полигоне, будет идти показ новой российской военной техники и вооружения. Машина за мной в Ялту уже вышла.
- Жаль, не дали нам пообщаться, - задумался Сибирцев, - когда теперь увидимся?
- А знаешь, поехали со мной?
- А что, и поеду, - легко согласился Сибирцев.
Друзья вернулись к теплоходу, предупредили капитана о том, что остаются в Ялте и, в ожидании машины, продолжили прогулку по набережной.
Через два часа они были на полигоне. При виде несущихся по пыльной степи танков и БМД сердце у Сибирцева заныло, по телу прошла истома в предвкушении чего-то до боли родного и знакомого.
- Да, давненько я не бывал на полигонах! - счастливо улыбаясь, с тоской по любимому делу, произнес он.
Миновав КПП, где у Ли Зена проверили документы, машина подъехала к центральной вышке, возле которой стояла группа полковников и генералов.
К «Волге» подбежал переводчик. После короткой беседы, Ли, оставив Сибирцева внизу в блиндаже, поднялся на вышку.
Сергей Николаевич Сибирцев давно не испытывал такого удовольствия. Воплощенная в сталь мощь ревела и грохотала перед ним, а он, любуясь этим захватывающим зрелищем, в то же время непроизвольно думал о стоимости каждого образца. Есть, значит, деньги у России. Воздух беспрестанно сотрясался от рокота крупнокалиберных пулеметов, гул орудийных выстрелов ощутимо встряхивал просторные бетонные блиндажи. На глазах у немногочисленных зрителей уральские танки Т-90, с ревом преодолевали подъемы, на скорости били по далеким мишеням. Рощицы в полусотне метров от танков пригибались от выстрелов, как от порывов ураганного ветра.
Запрокинув голову, Сибирцев проследил за сдвоенным высотным взрывом. По воздушным целям нанесли удар новейшие комплексы С-400 – штучка, которой еще предстояло всколыхнуть мировую общественность. Если верить слухам, из-за них не стали держать в секрете в свое время С-300, разрешив продавать комплексы направо и налево. А просто-напросто у С-300 появился младший брат, куда более страшный. Одним-единственным залпом новый комплекс мог сбивать целые эскадрильи. Ракеты сами делили между собой цели, атакуя стаей. Главный эффект достигался за счет того, что уже на подлете, подобно кассетным бомбам, ракеты дробились на десять-пятнадцать микроракет, атаку которых уже ничто не могло остановить.
- Ну, как, впечатляет?.. – возле Сибирцева стоял мужчина лет пятидесяти, имеющий, по-видимому, непосредственное отношение к разработке ракет.
- …Сколько всего было самолетов у НАТО в Югославии? Около тысячи? Значит, полутора сотен ракет хватило бы за глаза. Я вполне серьезно! Полторы сотни – и никакой угрозы с небес!
- А почему не спасает активная защита? – поддержал разговор Сибирцев
- Почему? – разработчик самодовольно улыбнулся, - наши ракеты – это не американские тихоходы «Томагавки», и потому на практике что-либо принять противник просто не успевает. Даже опознав летящую в него ракету, любой истребитель-бомбардировщик западных ВВС будет сбит со стопроцентной гарантией. Взгляните! – Разработчик ладонью изобразил летящий самолет. – Это вы, а вот камень, который в вас бросили. Вы видите его и можете уклониться или прикрыть голову рукой. Но за пять шагов вместо одного камня вы вдруг замечаете уже два десятка. И летят они не беспорядочной кучей, каждый выбирает свою заковыристую траекторию. Один в ухо, другой в висок, третий в колено и так далее. Понимаете, к чему я клоню?
- Примерно.
Разработчик снова улыбнулся.
- Это и есть принцип действия С-400. На сегодняшний день из всех тактических комплексов наш С-400 бесспорно лучший. Кстати, уже создается новый комплекс – С-500.
- А это что еще за зверь такой?
Словоохотливый разработчик тут же шепотом поведал об уникальных данных новых российских ракет «Триумф» и «Аркан», работающих по той же схеме, что и С-400. Ракету, собственно, уже нельзя именовать ракетой. Наделенная компьютерным устройством, она самостоятельно разрабатывала нюансы атаки, меняла траекторию, уклонялась от встречных ракет, отстреливала ложные цели, создавала радиопомехи, а непосредственно над объектом делилась, подобно С-400, на десяток смертоносных близнецов, каждому из которых указывалась своя определенная точка. При атаке, к примеру, на авианосец, один-единственный «Аркан», может одновременно ударить в нос, в корму, в надводную и подводную части судна. Скорость «Аркана» такова, что на контрмеры у вражеских кораблей практически не остается времени. Атакуя подлодки, «Аркан» способен нырять на глубины до трехсот метров, к целям же подбирается на сверхнизких высотах, задевая гребни волн. Таким образом, одиночный «Аркан», выпущенный по флотилии противника, в состоянии вывести из строя не менее полдюжины кораблей.
Представьте себе: один-единственный кораблик, выйдя из Севастополя, приближается к группе вражеских авианосцев в Средиземном море. Вооружение – парочка символических пулеметов и ракетная батарея «Аркан» с заранее введенной программой. Причем атака может производиться с немыслимой для американских систем дальности. Если «Триумф» способен накрывать цели с дистанции в двести двадцать километров, то «Аркан» достанет противника уже с трехсот. Кстати, это вдвое больше американских показателей. Поэтому наш кораблик останавливается на безопасном удалении и скромно производит один-единственный залп. Все! Любой натовский флот автоматически оказывается на дне.
- По-моему попахивает фантастикой.
- Ничуть! Вспомните, какие фокусы американцы проделывали в Югославии. Ракеты с лазерным наведением, графитовые и кассетные бомбы, полное господство в воздухе! Только одних космических спутников, обеспечивающих налеты, задействовали более семи десятков! Разумеется, сербы скрежетали зубами от  бессильной ярости. Поливать небеса из устаревших зениток – вчерашний день. Это, собственно, и не война была, а демонстрация технической мощи.
Сергей Николаевич скептически улыбался, однако слушал внимательно, стараясь не пропустить ни слова, тем более что про ракету «Триумф» он знал до обидного мало, а про «Арканы» вообще слышал впервые.
- Не замучил он тебя своими разговорами? – сверху по ступенькам спускался Ли Зен.
- О, здравия желаю, товарищ генерал, и вы здесь, сколько лет, сколько зим… - разработчик с чувством пожал протянутую Ли руку.
- Куда же без вас, везде достанете, - усмехнулся Ли и, взяв Сергея под руку, направился к машине.
- Серега, извини, но на этом нам придется расстаться, - виновато промолвил друг, - сейчас я буду занят, а вечером вылетаю в Киев. Машина доставит тебя в Гурзуф.
Друзья обнялись и долго стояли молча, судьба еще раз подарила им кусочек счастья.
«Волга» тронулась, Сибирцев услышал запоздалые:
- Привет Юле… Я обязательно вернусь…


























               
                «Свежий роман – как глоток хорошего коньяку,
                Бодрит и придает вкус жизни».


                Часть вторая

                1               
             
- Курсант Сибирцев!..
 - Я!..
- Ко мне!..
- Есть!..
Гулкий стук сапог по мостовой ложился на ритмичный бой барабана…
- Товарищ, генерал! Курсант Сибирцев по вашему приказанию прибыл!
- Поздравляю вас с присвоением первого офицерского звания – лейтенант!
- Служу Советскому Союзу!
- Встать в строй!
- Есть!
- Курсант Цепков!..
- Я!..
- Ко мне!..
- Есть!..
- Курсант Михайлюк!..
-Я!..
- Курсант Мишанин!..
- Курсант Молчанов!..
Стоял жаркий август семьдесят пятого. Горьковское высшее военное командное училище связи у Вечного огня Кремля, выпускало своих последних питомцев на Нижегородской земле.
- К торжественному маршу!…
- По-ротно!...
- Первая рота прямо, остальные на-пра-во!..
- Равнение на право!..
- Шагом… марш!..
Духовой оркестр ударил «Прощание славянки».
 - Сче-о-о-от!!!
- И-и… раз!!! – яростно ревели сотнями молодых офицерских глоток праздничные «коробки» по восемь.
По отшлифованной веками брусчатке Нижегородского Кремля, сияя золотом погон, чеканили шаг новоиспеченные лейтенанты.
Морские волны сухопутчиков прореживались черными полосами шеренг морских офицеров и синими – летчиков.
Бух… бух… бух… - отражало эхо древних стен Кремля строевой шаг сотен хромачей.
Лейтенант Сибирцев, вывернув до невозможности голову вправо, задрав к небу подбородок и выпятив колесом богатырскую грудь, рубил строевой шаг в первой шеренге праздничной офицерской коробки, переполненный торжественностью момента. Зажатый по бокам плечами друзей Хомы и Цепы, как в тисках, он лихо выбрасывал длинные ноги до прямого угла.
Мимо проплыла трибуна с принимающими парад генералами и руководством города.
Праздничная река выпускников вылилась на проспекты Нижнего.
- Песню, запе-вай!.. – скомандовал ротный, и сотня луженых глоток подхватила походный марш…

…Возле Вечного Огня Нижегородского Кремля молча стояли и смотрели на негасимые языки пламени трое убеленных сединой друзей-побратимов. В памяти каждого проплывали события сорокалетней давности. Здесь они принимали единственную, данную на верность Родине, присягу. Здесь им вручали первые золотые лейтенантские погоны…

                2

Поезд «Кривой Рог – Москва» прибывал на Курский вокзал по расписанию. Сергей Николаевич спешил на тридцати семилетие выпуска и мыслями он был еще там, в том памятном лете семьдесят пятого.
Столица России встретила его обычной своей суетой. В памяти еще были свежи ментовские разборки с «хохлами» и стоящие на платформах мусорные контейнеры, выкрашенные в «жевто-блакитный» цвет, цвет национального флага «незалежной» Украины.
Сергей Николаевич, не задерживаясь на платформе, направился на привокзальную площадь в поисках автобуса на Нижний Новгород.
«Слева, напротив центрального входа в вокзал», - так он прочитал в Интернете. Но ни справа, ни слева, маршрутных автобусов не наблюдалось. Обратившись с опаской к скучающему невдалеке менту (или уже полицаю?), Сибирцев, по его подсказке, направился к видневшейся за универмагом трамвайной линии. Подвернувшийся таксист указал на фонарный столб:
- На Нижний, здесь жди.
Сергей Николаевич в задумчивости остановился: «Если остановка здесь, то где же люди, ведь до отправления осталось пол часа?»
- Извините, вы не на Нижний? - спросил у остановившегося возле него парня.
- Да, туда.
- Спасибо, - искренне обрадовался Сергей, - я первый раз так добираюсь. Не подскажете, во сколько автобус?
- Автобус через два часа, но есть и  другие варианты. Например, от Центрального автовокзала, метро Щелковское, каждый час ходят маршрутки. Я жду автобуса, потому что багаж большой. Можно и поездом, но время в пути то же, а проезд, в два раза дороже.
Прикинув, Сергей решил проехать на Центральный автовокзал. Время позволяло.
- Спасибо за совет, - поблагодарил он парня. – Попробую уехать со Щелковской. Если не получится, то я за вами.
- Хорошо. Удачи, - улыбнулся попутчик.
Стометровка до входа в метро буквально вымотала. Жара и неподъемные сумки давали о себе знать. Пот застилал глаза. Сергей очередной раз проклинал себя за тяжелую поклажу:
- Еду на неделю, а сумки набил, как на месяц – ворчал сам с собой он. – Ну, а как не набить, что можно сейчас с Украины везти? Только сало, фрукты и вино. А это все тяжести, - противоречил он сам себе.
Шум и толкотня в метро настроения не улучшили. От тысячных потоков людей рябило в глазах. Они, то растекались по ручейкам, а то вновь сливались в огромное людское море. Отдельного человека здесь можно было сравнить разве что с песчинкой. Привыкнув, на бескрайних просторах Сибири и Забайкалья считать себя хозяином, в Москве Сибирцев терялся. И потому не любил ее, бывая в столице лишь по крайней необходимости. Большая деревня. Муравейник. Нагромождение многоэтажных коробок. То ли дело любимый Питер!.. Глаз отдыхает на его стремительных проспектах, в конце каждого видна или сияющая игла Адмиралтейства, или зеленый купол Исаакия… А каналы! А эти особняки, мосты, решетки!.. Продувает влажный ветер Невы… В Питере красота под боком. Она любимая, домашняя… Шагаешь, и глаз радуется. Ни один дом не похож на другой. Башни, эркеры… На фасадах – атланты, амуры, рога изобилия, гроздья винограда…
Вырвавшись из подземки и «поблукав» вокруг автовокзала, он вскоре нашел нужный маршрут. Это были «левые» микроавтобусы, сбившиеся в стаю в проулке за платформами. По табличкам на ветровом стекле можно было прочитать всю географию европейской части России: от Калининграда до Оренбургских степей, от северных Петрозаводска и Архангельска до южных курортов Краснодара и Сочи.
На одном из них Сергей прочитал: «Москва-Нижний Новгород». «Ивеко» отправлялись каждые два часа и покрывали маршрут за шесть часов с небольшим.
Сибирцева это вполне устраивало. Заняв место в пока еще свободном салоне (билетов, естественно, никаких не было) и, разместив багаж, он приобрел в рядом стоящей палатке российскую мобильную карточку «Билайн» и тут же позвонил Цепкову в Нижний.
- Привет, Вова, это я, Маршал! – представился Сергей.
- Да понял, со вчера уже жду звонка. Смотрю, ты в «Скайпе» торчишь, ну, думаю, не поехал. Звоню – не отвечаешь, - послышался ворчливый, и такой родной, голос Цепы.
- Это, наверное, жена в сети была. А я в Москве, сажусь на автобус, через семь часов буду у тебя, - оправдывался Сибирцев.
- Понял. На въезде в Нижний звякни, я  на вокзале встречу. Ты же до Московского вокзала поедешь?
- Я не знаю, пока не спрашивал.
- Да все автобусы обычно идут до Московского. Ну, давай, до связи.
- Телефонный разговор и предстоящая скорая встреча сильно разволновали Сибирцева. Ведь только подумать: тридцать семь лет не виделись! Эмоции захлестывали!
«У меня аж язык заплетался от волнения, - рассуждал Сибирцев, - а Цепа был, как всегда, спокоен,  будто и не было этой бесконечной разлуки. Почему так?! Наверное, разные люди бывают. Слишком уж я сентиментален».

 Спрогнозировать время в пути было невозможно из-за знаменитых Московских пробок, однако звезды очевидно в этот день сошлись правильно, и тянучка по городу продолжалась сравнительно недолго, зато, когда автобус вырвался на межобластной простор, водитель явно  перекрывал все возможные нормативы.
Первый раз остановились в Вязниках, через четыре часа. Пассажиры, а места в маршрутке были все заняты, вышли размять конечности, ну и, естественно, справить нужду. А так как туалета на автостанции не наблюдалось, то, ничуть не смутившись, девочки пошли налево, мальчики – направо. В ближайшие кусты.
 Первые непонятки начались в буфете. Увидев на ценнике котлеты в тесте «50», Сергей протянул рубль, ткнув пальцем в бутерброд, удивившись дешевизне российских продуктов. «У нас такая булочка гривны две стоит», - подумал он.
Продавщица молчала и внимательно смотрела на него, очевидно пытаясь понять, что происходит.
После минутной задержки, Сибирцеву вдруг дошло, что пятьдесят, это не копеек, а рублей!
 «Пятьдесят рублей булочка!! – пронзило мозг. – Да, с такими ценами не разгуляешься. Лучше, я домашней колбасы бесплатно наверну в автобусе, - пришла спасительная мысль».
Не объяснившись, Сибирцев вышел из буфета.
Погода испортилась. Резко потемнело. Солнце закрылось серым туманом, пошел мелкий осенний дождь.
Пассажиры, словно взъерошенные воробьи, вспугнутые ненастьем, быстро занимали свои места. «Да, дождь сейчас не к стати, - заволновался Сибирцев, - а вдруг у Вовы с размещением проблемы, не уточнил ведь. И Травкин, как назло, не приехал. Куда я, на ночь глядя? Позвоню-ка я Тоне».
После долгого музыкального вызова в трубке раздался знакомый с юности голос:
- Але?
- Привет, Тонь, это я, - сглатывая от волнения, хрипло произнес Сибирцев.
- Сергей?!.. – удивленно и восторженно вскрикнула Тоня.
- Да… я, - перемкнуло Сибирцева.
- Ты где?! – не переставала удивляться Антонина.
- В автобусе. Через пару часов буду в Нижнем.
- Где?!! – вскрикнула Тоня.
- Ну, чего ты кричишь? Успокойся. Я же говорил тебе, что приеду на встречу однокурсников, - одернул ее Сергей.
- Говорил еще в прошлом году, но так и не приехал, - напомнила Антонина.
- Ну, то в прошлом. А в этом, как видишь, еду.
- Я все поняла. Молодец! Встречу тебя на вокзале, – взяла инициативу в свои руки она.
- Спасибо, Тонь, но я уже звонил Цепе. Он должен встретить. Ты, как, общаешься с ним?
- Нет! – отрезала Антонина.
- Понятно. Хотя, ни черта не понятно. Ну, ладно, потом поговорим. В общем, давай так: встречать меня не надо, а с вокзала я тебе позвоню. Договорились?
- Ну, не знаю. Я рассчитывала, что ты остановишься у меня.
- Спасибо, Тонь, но пока пусть будет так, как я сказал.
Сергей нажал на отбой и удовлетворенно подумал: «Ну, теперь есть варианты: если что с Вовой не так, позвоню Антонине. Как-то устроюсь».
В город въехали в сумерках.
- Ну, где ты пропал? – раздался нетерпеливый звонок Владимира.
- Въехали в город. А где, - и сам не разберу. Какое-то все незнакомое.
- Понятно. Я уже на вокзале. Как подъедешь, позвони.
Буквально минут через пятнадцать показалось знакомое здание Московского вокзала.
Выйдя из маршрутки, Сибирцев широко раскинул руки и глубоко вздохнул полной грудью воздух своей юности.
- Фу, похоже, добрались! – Облегченно, резко выдохнул он.
Перед ним горела голубым неоновым огнем надпись «Московский вокзал». Здание ничуть не изменилось за прошедшие десятилетия, разве что фасад обновили (губы накрасили), это и понятно – государственная собственность. А вот привокзальная площадь и подъезды к ней, напротив, изменились в корне. Покрытые разноцветной яркой иллюминацией, излишне вычурные, из стекла и бетона, многоэтажные здания частных банков, корпораций, телефонных компаний, торговых и развлекательных центров, без сомнения указывали на то, что ты прибыл в один из самых значимых городов России.
- Командир, вещи забирать будешь? – голос водителя вернул Сибирцева в реальность.
- А,.. да,.. извини, шеф, задумался. Забрав сумки из салона автобуса, Сибирцев направился к вокзалу.
Теплый, мелкий дождь почти не замечался, а вот ноги в плетенках моментально промокли.
Увидев сухой островок на мокром асфальте, он поставил сумки и позвонил Цепкову.
- Видишь, справа горит надпись «Чкалов»? – отозвался тот сразу.
- Вижу.
- Подходи, я там тебя жду.
Ярко светящееся кроваво-красное название универмага, справа от вокзала, не увидеть было не возможно.
Сибирцев шлепал мокрыми ногами по лужам, внимательно вглядывался в людей стоявших под навесом у входа в магазин. Никого, похожего на друга, он не видел.
Зазвонил телефон:
- Ну, где ты?
- Стою на крыльце магазина под надписью «Чкалов». Тебя не вижу.
- Смотри направо, на стоянку машин. Видишь черный джип? Я тебе моргаю.
Сергей крутил головой по сторонам.
- Ну, ты чего, Маршал, пьяный что ли? Я тебя из машины вижу. Иди к стоянке.
Сибирцев сделал несколько шагов в указанном направлении и тут же увидел включенную аварийку.
Из машины появилась долгожданная знакомая фигура!
Вот он кульминационный момент! Момент, которым обычно заканчиваются все счастливые повествования! Момент встречи друзей после почти полувековой разлуки! Момент, из-за которого стоит жить!
Бросив сумки в лужу, Сибирцев кинулся в раскрытые объятия друга.
- Цепа, ну ты стал еще выше и здоровее. Я даже в прыжке не могу тебя поцеловать и это, при моих-то метр девяносто! – шутил Сергей.
- Что мы бабы что ли – целоваться? - смущенно улыбался Владимир. – Идем в машину, а то промокнем.
Однако сухим сегодня им остаться было не суждено. В тот момент, когда укладывали вещи в багажник, мимо пронеслась легковушка, из-под колес которой вырвался сильный поток воды, окативший друзей с ног до головы.
От неожиданности Сергей аж задохнулся, но, посмотрев на мокрого и возмущенного Цепу, он просто рассмеялся.
Отряхиваясь, Вова матерился и грозил кулаком вслед удаляющемуся «Мерсу».
Успокоившись, он подвел итог:
- Будем считать это салютом в честь твоего, Маршал, прибытия на Нижегородскую землю! Поехали…
Ночной Нижний сверкал иллюминацией и рекламой не хуже чем какой-нибудь Лас-Вегас. Сибирцев вертел головой на 180 градусов, пытаясь в проплывающих улицах и площадях узнавать места «былых походов».
Проехали площадь Ленина, по Канавинскому мосту пересекли Оку и по Ильинке приближались к площади Лядова и стенам родного училища.
- Ну, что, узнаешь город? – спросил Вова.
- Ты знаешь, как говорят у нас в Одессе: « Что бы да, так нет». Все очень изменилось, да и смотреть надо по светлому, что можно в темноте увидеть?
- Видишь новый мост, синим стеклопластиком покрыт? Это Метромост. На днях открытие, Путин приедет.
- Вижу. Да, очень красивый. Метро уже к вам, в нагорную часть шагнуло. А когда мы учились, о нем только мечтали.
Машина остановилась.
- Прибыли. Вот здесь ты будешь жить, - показал на стоящее за оградой новое административное здание Вова.
Золотистая надпись по фронтону здания гласила: «Российская Академия права».
Сибирцев вопросительно посмотрел на друга.
Это филиал Московской юридической академии, где проректором работает наш Лещ. Помнишь Валерку Молчанова? Он и предоставил гостиницу при филиале для нашей встречи.
А хочешь, можешь жить у меня дома или на даче.
- Спасибо, Вова. Все прекрасно. Я думаю, здесь будет удобнее. Ребята, возможно, подъедут, веселее будет и, как я понял, это территория нашего училища?
- Узнал, значит. Да, действительно здесь у нас был второй пост, маловысотный, ГСМ охраняли с вышки.
В академии их уже ждали. Вахтер сопроводил к номеру:
- Сейчас каникулы, никого в здании нет, будут только ваши участники встречи, так что все вопросы к нам на вахту, - предупредил он.
Прошли через столовую, повернули пару раз по коридору и остановились у 316-го номера.
- Тебе, как «главкому», выделен лучший двухкомнатный люкс, - с улыбкой вспомнил былые курсантские игры Цепков.
Номер был, действительно, лучше всех похвал. Качество свежего шикарного евроремонта перекликалось со строгостью домашнего уюта.
Сибирцев обвел восхищенным взглядом дорогую мебель, «хромировку» заграничной сантехники.
- Ну, как жилье, потянет? - услышал он из коридора явно напрашивающийся на похвалу голос друга.
- Не то слово. Отлично. Честно скажу – не ожидал! – с довольным видом Сибирцев осматривал свои апартаменты.
- Скажи спасибо Лещу, это он все организовал, - справедливо заметил Вова.
- Да, обязательно позвоню. А он на встречу не приедет?
- Наверное, нет, обижается, что поздно сообщили. Валера у нас человек государственный, планирует все заранее. Давай, переодевайся, проскочим по городу.
- Может завтра? С дороги хочется отдохнуть, да и дождь на улице, - расслабился Сибирцев.
- Поехали. Сам же хотел училище посмотреть.
Отказаться от такого предложения было трудно, и, закрыв номер, друзья вышли из гостиницы.

                3

КПП училища располагалось на прежнем месте, буквально в трехстах метрах от здания академии. Джип обогнул знакомый забор и, повернув с проспекта Гагарина в проулок, остановился.
Вновь защемило в груди. Перед глазами, в лучах яркого прожектора, стояло ничуть не изменившееся здание КПП: желтый домик, серые железные ворота и красная вывеска Министерства обороны.
Покосившаяся деревянная дверь, две оббитые бетонные ступеньки, – отсюда начался славный жизненный путь лейтенанта Сибирцева. Путь через бескрайние степи Забайкалья и Монголии, китайские события, войну в Афгане, таежные леса Сибири. Путь офицера Красной империи, закончившийся, к огромному сожалению, развалом государства.
Смахнув навернувшуюся от взбунтовавшихся нервов слезу, Сибирцев вышел из машины.
- Телефонной будки уже нет, - отметил он, - а вот старый клен возле нее на месте, только «повзрослел» на сорок лет. Сюда мы просились выйти из училища позвонить и, сделав рывок через проспект, уходили в самоволку.
На месте и могучие якорные цепи на чугунных столбиках, обозначающие подъезд к КПП (явный прокол сегодняшних «металлистов»).
На плечо опустилась рука друга:
- Ну, что задумался? Пошли в училище.
- Сейчас, Вова, сейчас. Вот ты, бываешь здесь довольно часто, и уже привык, а я не был целую жизнь, и все воспринимается так остро, так проникновенно, до скрежета в зубах. Воздуха мне не хватает. Ведь если вспомнить все «передряги», что произошли со мной за это время,  то вероятность нашей сегодняшней встречи близится к нулю.
 Ес-с! И все же я попал в этот процент! – нервно вскрикнул Сибирцев, рубанув воздух правой рукой. – Значит, стоило жить! Значит, не все в этой жизни так погано!..
Сибирцев долго, цепляясь взглядом, выискивал вокруг себя  кусочки прошлого. Многое, да почти все, поменялось. Эпоха семидесятых ушла в историю.
Дневальный по КПП, безошибочно узнав в них офицеров, доложил, что сейчас на территории бывшего училища расположен батальон радиоэлектронной борьбы. Вернее, сам батальон уже передислоцировали, а остался лишь наряд по охране территории. Все это вскоре перейдет городу.
На территорию заехали на машине. Слева от плаца, на месте клуба, старого учебного корпуса, магазина и «чепка», стояла новая, еще не заселенная, девятиэтажка. Приняв вправо, они проехали мимо еще действующего (судя по огням в окнах), спортзала и остановились возле своей казармы.
Она встретила их пустыми темными глазницами окон. Как старушка-мать, всеми покинутая, уже потерявшая веру во все земное, на смертном одре, вдруг увидела своих сыновей и, стесняясь своей немощи, все же пыталась одарить их своим прощальным теплом.
И тут Сибирцев вдруг отчетливо понял, - все это не то. Что долгожданная встреча с юностью сегодня получается какая-то поверхностная, мимолетная, не настоящая, как бы ради «галочки», и надо придти сюда еще раз, и быть непременно одному. Без свидетелей. Только он и его судьба.
Повернувшись, он быстро пошел на выход.
- А по территории ты не хочешь пройти? – крикнул ему Вова.
- Нет, не сегодня, - коротко бросил Сергей. – Поехали.
Машина вырвалась на просторы ночного проспекта Гагарина. По сторонам потянулись старые хрущевки, с каждой из которых были связаны  те или иные события юности. Проехали Университет, Дворец спорта, парк «Швейцарию», у Мызы повернули к Щелковскому хутору. Это все шла былая дистанция десятикилометрового марш-броска с полной выкладкой.
- Маршал, а помнишь…, помнишь… - Вова, ювелирно ведя машину и бросая взгляды по сторонам, вспоминал забавные истории, связанные с местами, где они проезжали.
- Вон, в подвал той кирпичной пятиэтажки мы ходили к фабричным девчатам, там у них была общага… А здесь садились на автобус после танцев в «Швейцарии»…
 А помнишь спартакиаду в училище? Мы на первом курсе были и в приказном порядке выступали по всем видам спорта. Два дня на подготовку – и, вперед! Особенно бокс запомнился.
Передо мной Лещ был, бой прекратили в виду явного преимущества. Не Валеры. Ему попался опытный боксер, а мы перчатки впервые одели. Спрашиваю его: «Ну, как там?». «Пойдешь – узнаешь!», - с соболезнованием взглянул он на меня. Ну, думаю, конец пришел. Но, ничего, быстро соперника уделал и вышел в финал. Парень, тоже видать с силовыми видами спорта не очень дружил.
В финале подходит ко мне двухметровый шкаф-выпускник: «Это что, с тобой, что ли драться?» - спрашивает. Понял я – все, приплыл.
 Но тут произошел тот памятный бой, на котором убили парня со второго курса. От удара в голову, у того порвался сосуд. У соперника был первый взрослый по боксу. Он, видя, что против него «валенок», не увлекался, просто тыкал, очки набирал. Провел очередной боковой… Соперник упал, изо рта пена пошла… Забегали, скорая пришла, но так и не спасли… Слабые сосуды и тромб… На этом бокс в училище полностью запретили.
От обрушившихся на него впечатлений и информации, голова у Сибирцева шла кругом. Уже ничего не хотелось. Только – принять душ и в постель.
- Вова, поехали домой. Очень устал, - попросил он друга.
- Домой, так домой, - и, развернувшись, джип помчался в академию.
               
                4

«Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…» - донеслось сквозь сон. Сибирцев открыл глаза. По радио, чуть слышно, шла утренняя музыкальная передача.
Отличное настроение предвкушало впереди новые встречи и впечатления. Мурлыча знакомую мелодию, доносившуюся из приемника, Сибирцев, не особо напрягаясь, сделал обычный для себя комплекс вольных упражнений и после водных процедур позвонил Антонине.
- Але, - раздался в трубке сонный голос.
- Привет, Тонь, ты что, спишь? – бодро расшевелил ее Сергей.
- Ну, конечно, сплю. Время только семь утра. А ты где? Почему вчера не позвонил?
- Все у меня нормально. Вова встретил и разместил. Живу в гостинице юридической академии. Вчера не звонил, потому что уже поздно было, не хотел тебя тревожить. А сегодня, надеясь застать тебя до работы, решил позвонить с утра, - отрапортовал Сергей.
- Я сейчас в отпуске. Специально оставила неделю после Египта, чтобы с тобой встретиться.
- Здорово! Я рад! Ну и какие у тебя планы?
- Планы должны быть у тебя, а я, вся внимание.
- Отлично! Тогда, я еду к тебе, - предложил Сергей.
- Давай, жду. Запоминай адрес, это возле Московского вокзала…
- Как возле вокзала, - удивился Сергей, - ты же жила в сторону Щербинок, за Мызой?
- Жила, - сонно тянула Тоня, - но когда это было? После того я сменила еще три адреса. Ты слишком долго ездил…

Сев, по старой памяти, возле Автостанции на сорок третий автобус, Сибирцев направился к Московскому вокзалу. Неяркое еще солнце и утренняя свежесть предвещали отличную летнюю погоду. Умытые вчерашним дождем, праздничные проспекты города, встречали его во всем своем великолепии. Везде чувствовались размах и богатство третьего города России. Бросалась в глаза голубая стрела Метромоста через Оку. С высоты нагорной части открылся неописуемый вид на Кремль и возрожденные золотоглавые соборы в пойме Оки и Волги. Очевидно, провинциальность семидесятых спряталась в глубине кварталов и отступила на рабочие окраины. Но центральный район был по истине хорош.
Уточнив у скучающих привокзальных таксистов адрес Антонины, Сибирцев перешел железнодорожные пути по подземному переходу, купил на выходе букет цветов и направился в поисках дома.
Можно было проехать две остановки на трамвае, но хотелось видеть все изменения своими глазами. Сравнивать с прошлым, и впитывать, впитывать, словно губка воду, насыщаться новой энергией, наслаждаться тем, что он, не смотря ни на что, вновь здесь, в своем Горьком.
Гордеевская улица нашлась довольно быстро, а вот в поисках дома пришлось побродить. Наконец, вот и он - обычная девятиэтажка.
Прикинув по номеру квартиры подъезд, Сибирцев подошел к входной двери. Однако, как и следовало ожидать, на ней был кодовый замок.
Пришлось звонить по мобилке:
- Стою, смотрю на твой дом. Подъезд же закрыт.
- Поняла… Так… так… Вижу-у! – громко закричала Тоня в трубку. - Смотри влево на шестой этаж, машу тебе рукой. Видишь!?..
Не увидеть Антонину было не возможно. Она, почти вывалившись с балкона, громко что-то кричала и размахивала обеими руками.
- Да вижу, вижу, успокойся, - махнул ей в ответ  Сибирцев.
- Заходи в подъезд и поднимайся, - радостно продолжала голосить Тоня.
Поднявшись лифтом на шестой этаж, Сергей позвонил в квартиру. Из распахнутой двери вылетела Антонина с распростертыми руками и повисла на шее у Сибирцева.
- Как я тебе рада, если бы ты знал! – воскликнула Тоня.
Она немножко повисела у него на шее и даже ногами подрыгала. Ну почему так происходит – ты видишь человека, с которым прошла твоя юность, и, испытываешь такой восторг, что чуть не задыхаешься в нем, как в горном воздухе? Хотя вроде никакого особенного счастья от этого человека не исходит, и ничего особенного он не говорит, а говорит, наоборот, даже какие-то глупости.
И вновь защемило в груди, перехватило дыхание. Да, встречи через почти пол века отнюдь не для слабонервных. Ощущение такое, что как бы с плеч упал тяжелый груз, копившийся десятилетиями и они, как и прежде в юности, стоят в подъезде дома, возвращаясь после танцев.  Как будто и не было прожитой той, другой жизни.
Они долго смотрели друг другу в глаза и читали в них свою молодость.
- А ты не изменился, только чуть-чуть поседел, - прошептала Тоня.
- И ты, такая же стройная и красивая, - задумчиво произнес Сергей.
- Уж куда, там, - не удержалась Антонина, - ладно, заходи, чего в подъезде стоять.
- Я ведь недавно переехала сюда, а то жила в одном доме с родителями на Родионовке в двушке. Специально взяла трехкомнатную, чтобы дочке комната была.
Тоня показала новую квартиру.
Сибирцев оценил ее сразу же: смежные комнаты на разные стороны дома, большой коридор и кухня, лоджия и балкон, отличный евроремонт, новая мебель, прекрасный вид с балкона на старинный собор.
- А ты молодец! Честно скажу, не ожидал, что ты так шикарно живешь.
- Стараюсь, - отшутилась Антонина. – Принимать тебя сегодня буду на кухне, не ожидала, что заявишься с утра.
Празднично сервированный стол указывал на ожидание непростого гостя.
Сибирцев, решив не злоупотреблять спиртным, дабы не превратить эту знаковую встречу в обыкновенную пьянку, тут же  предупредил подругу:
- Спасибо, Тоня, никакого приема не надо, у меня все это впереди, просто попьем чай и, если у тебя сохранились наши старые фотографии, я с удовольствием их посмотрю.
- Ну, как скажешь, мне меньше забот, - неожиданно легко согласилась Тоня. Она подала все к чаю и принесла старый альбом.
Фотографий было очень много, поэтому Антонина выбирала и протягивала Сергею лишь те снимки, которые были ему интересны.
Он с грустью вглядывался в юные, счастливые, почти забытые лица Валентины, Наташи, Галины. Многочисленные свадебные фото указывали на счастливые семидесятые годы.
- Тоня, - спросил Сибирцев, - так вы все, подруги, повыходили замуж в одно время?
- Да, как только наша с вами дружная компания распалась, мы не долго в девках засиделись. Первой, в ту же осень, выскочила Наташа. Затем, через месяц, Валя, а весной и я. Это мы с вами два года гуляли, все надеялись на вашу порядочность, а как только поняли, что тут каши не сваришь, сразу же подсуетились. А что, ты же сам видишь, какие девки мы были – огонь! Предложений море, даже выбирали. Но, ты знаешь, я как-то задумалась и поняла, что все же самое счастливое, беззаботное, радостное и интересное время моей жизни, это было время нашей дружбы. Когда мы были вшестером: Цепа и я, ты и Валя, Саша и Наташа. Эти два года были лучшими в моей жизни! А дальше все покатилось так, что и вспоминать-то особо нечего. Два раза замуж сходила, двоих детей  воспитала, а счастья, как такого, уже не было.
- Понимаю, тебя, Тоня. Я тоже очень часто вспоминаю нашу дружную компанию. И в моей жизни это был интересный и значимый период, - задумался Сергей.
- Сереж, - неожиданно спросила Тоня, - а ты Валю любил?
- Любил ли я!?.. – растерялся Сергей от прямого вопроса. - Наверное, да… Страсть была, это точно. А, любил?.. Не знаю. С год страдал, когда расстались, а потом, как-то все сгладилось.
- А почему вы расстались? Почему не женились? Ведь, казалось, все к этому шло.
- Перед зимним отпуском на третьем курсе, она решила внести ясность в наши отношения. Если помнишь, я тогда был дедом Морозом на Новогоднем училищном балу? Во время него, когда время подходило к полуночи, мы вшестером поехали на трамвае встретить Новый, 1974-й год, к тебе, а затем, к Наташиной бабке. Вова и Саша были в увольнении до утра, а я, как, всегда, в самоволке (месяц неувольнений). Мне надо было обязательно вернуться в училище, тем более ребята предупредили, что ночью будут считать личный состав. Валентина ничего знать не хотела и настаивала, чтобы я остался, как и ребята, до утра. Это и понятно, праздник был в разгаре, как говорится «танцы, манцы, обниманцы». Вы, девчата, даже пытались что-то изобразить в ниглеже на столе… Остаться, конечно, очень хотелось. Но я не мог. Просто не мог. Ибо и так висел в училище на волоске, из-за плохой дисциплины, могли отчислить в любой момент…
Проводив обиженную Валентину домой, я вернулся в училище. Успел  во время. Только прыгнул под одеяло, как по рядам пошли ответственные офицеры.
На следующее утро, первого января, я вновь прибежал к Вале. Она еще спала и я, набравшись смелости, залез в ее постель…
Ничего у нас не было. Почему? Не знаю. Это я только казался таким героем, а на самом деле, выпустился из училища девственником.
Вскоре у нас началась зимняя сессия, и мы встречались реже. В феврале, когда  уезжал в отпуск, она попросила рассказать о наших отношениях моим родителям. Я обещал, но честно, в отпуске об этом даже не вспомнил. Да и не хотелось мне жениться. С нетерпением ждал день, когда, наконец, я буду свободным, молодым, красивым лейтенантом.
После отпуска, узнав, что с родителями я не говорил, Валя стала меня, как бы, сторониться: в училище не приходила, на звонки не отвечала, а вскоре я узнал, что у нее есть какой-то военпред. Я очень страдал. Приходил к ней домой, но ее мама постоянно говорила, что Вали нет.
Потом, как ты помнишь, наша компания распалась. Каждый пошел своим путем. Хотя, с тобой и Галей, сестрой, мы дружили до окончания училища.
Мало того, в ноябре семьдесят шестого я приезжал к вам в гости, когда сопровождал дембелей в Киров.
Помнишь, я тогда приехал в шинели и в одном сапоге. На второй ноге был тапок, так как я поскользнулся на вокзале в Кирове и растянул связки?
- Помню, конечно. Как такое забыть, - улыбнулась Тоня.
- Кстати, ты была уже замужем, а Галя вышла еще раньше…
За воспоминаниями быстро летело время.
- Да, а как твои родители? Как дядя Витя, тетя Аня? – заинтересовался Сергей.
- Нормально, - пожала плечами Тоня. – Сюда я переехала из их дома, только жила выше, на девятом этаже.
- Может, съездим к ним? – предложил Сергей, - так хочется их повидать!
- Поехали, - быстро согласилась Антонина.
- Ну, ты позвони им.
- Зачем? Они всегда дома и будут рады.

                5

 На Родионовку, где проживали Тонины родители, они ехали автобусом от вокзала через Оку и центр города. Вышли в незнакомом для Сибирцева районе (будучи курсантом, он сюда не добирался).
- Вон дом, куда мы идем, а в той шестнадцатиэтажке, в гостинице на первом этаже, работаю я, – показывала окрестности Антонина.
Купив цветы, они зашли в подъезд. Дверь открыла тетя Аня. Все такая же веселая и приветливая; казалось, время ее не коснулось. Расцеловались.
- А я знаю, что ты должен приехать, Тоня сказала, но пироги не сделала, не думала, что это будет сегодня. Ну, ничего, ты же несколько дней пробудешь? Будут и пироги.
Прошли в комнату, присели на диван, разговорились. Вспоминали ту, другую жизнь, в другой стране. Сравнивали с сегодняшним днем и, как-то не сговариваясь, соглашались, что потеряли что-то очень важное, без чего так хорошо, как раньше, уже не будет никогда.
- А Галины с нами нет уже как шесть лет, в пятьдесят умерла, - скорбным голосом поведала о своей боли тетя Аня. – Сын ее с нами живет, уже настоящий мужик – тридцать пять лет.
Послышался звук открываемой входной двери.
- Папа пришел, - сообщила Тоня.
Сибирцев вышел на встречу.
- У нас гости? – послышался не старый и уверенный голос из коридора.
- Здравствуйте, дядя Витя, рад вас видеть! - взволнованно произнес Сергей. Пожал протянутую руку и обнял левой рукой за плечи дорогого ему человека.
Видно было, что дядя Витя его призабыл. Он молчал, стеснительно улыбаясь,  и мучительно рылся в своей памяти.
- Семидесятые годы, курсанты военного училища связи, частенько бывали у вас в гостях на поселке, - напомнил Сибирцев.
- А!.. Сергей!?..
- Точно!..
- Вот теперь вспомнил. Ну, давай, еще раз с тобой обнимемся!
После продолжительных дружеских объятий сели за стол.
- Дядя Витя, сколько же вам сейчас, - не удержался Сибирцев.
- Восемьдесят пять! – достойно ответил дед.
- Ого! Если честно, то я никак не думал, что вы доживете до столь почтенного возраста, - не подумавши, ляпнул Сергей. – Я помню, что в семидесятые вы очень даже не против были выпить бутылочку-другую винца. Даже, как-то встретил вас возле винного на Нартова, взяли мы две «бомбы» Волжского и тут же за углом, под разговоры, выпили из горла.
Дядя Витя не обиделся:
- Вспомнила бабка, как девкой была, – ухмыльнулся он, - когда это было? Я уже лет двадцать, как не пью и не курю. Завязал после операции на аорте.
- А рыбалка как? – выходя из неловкого положения, перевел разговор Сибирцев.
- Никак. Лодку с мотором продал. Девки мои уперлись, не пускают на рыбалку. Последние годы в Васильсурске, на Волге рыбачил. Уезжал на неделю-две, дом там у меня был… Да, что уже прошлое ворошить… Теперь вот «тыбиком» работаю: ты бы в магазин сходил, ты бы на рынок съездил, мусор вынес… Так и живу.
- Ну, что, в вашем возрасте это – куда с добром. Ноги таскают, и, слава Богу, - похвалил деда Сергей.
- Да его и дома-то не бывает. Как с утра уйдет и до вечера. Где бродит – не знаю, – с любовью ворчала тетя Аня.
- Где, где? Все дела. Пока всех обойдешь, новости узнаешь: кто умер, кто родился, что в стране творится, найдешь, где что подешевле купить,  вот время и проходит, - деловито возражал дядя Витя.
Зазвонил мобильный телефон.
- Привет, ты где пропал? Я уже с утра возле гостиницы в архиве работаю, - интересовался Владимир.
- С Тоней, у ее родителей. Через час-полтора буду.
- Хорошо. Я тебя жду.
- Ну, что, - с сожалением заключил Сибирцев, - не хочется, но надо ехать. Планы большие, надо все успеть. Я не прощаюсь, тем более, впереди, как я понял, пироги ждут, - шутил он, - обязательно еще заеду. К тому же сегодня Саша Мишанин в город приедет. Вот втроем, по старой памяти, и нагрянем. Вы как, не против?
- Да ради Бога, - обрадовалась тетя Аня. – Приезжайте в любое время, вот хоть бы на эти выходные. Мы будем ждать.
- Спасибо, до встречи, - попрощался Сергей.
- Поехали наверх, покажу, где жила, - предложила Тоня в лифте.
- Поехали, - согласился Сергей.
Они вышли на шестнадцатом этаже и поднялись на техническую площадку. С нее открывался восхитительный вид на Волгу, с идущими по ней величавыми теплоходами, сухогрузами и мелькающими тут и там мелкими катерками.
- Что-то желание у меня такое, куда-нибудь «забуриться», по старой памяти и хорошо посидеть, - мечтательно вздохнула Антонина, прижимаясь к плечу Сибирцева.
- Обязательно «забуримся», но не сегодня. Завтра встреча однокурсников и надо быть на ней в порядке. Так что не обижайся, но сегодня - нет.
- Ну, нет, так нет. Поеду домой, чем-нибудь займусь, - с легкой обидой согласилась Антонина.
Друзья вышли на автобусную остановку.
- Тебе сюда, показала она на приближающийся автобус, - выйдешь на автостанции. Пока. Звони.

Путь от Родионовки до училища показался довольно долгим: несколько раз тянулись в пробках, «болезни» мегаполисов настигли и Нижний.
На автостанции Сибирцев зашел в магазин и закупил все необходимое для холостяцкого стола, включая горячительное. Оставив пакеты в номере, он направился в подвал академии, в архив.
- Привет, - увидел Володя спускающегося к нему в подвал Сергея, - а я тебя уже с утра жду. Где, думаю, пропал? А ты, я вижу, время зря не теряешь. Ну, как там Антонина?
- Нормально, Антонина. Ты что же, живешь с ней в одном городе, и ни разу не поинтересовался, как она?
- Нет. Да и все это дела давно минувших дней.
- А вот она тобой интересовалась. Так, чисто по дружески. Что ни говори, а считай, два лучших года нашей юности мы провели в одной компании.
- Как там старики ее? – ушел от ответа Владимир.
- Старики молодцы. На девятом десятке, а выглядят вполне прилично. Кстати, ждут нас на пироги.
- Видно будет, - неопределенно буркнул Вова, - лучше думай, чем сегодня займемся, рабочий день у меня заканчивается.
- Решай сам, у меня на сегодня планов нет.
Поставив машину на стоянку возле своего дома, Вова предложил зайти в кафе:
- Посмотришь, если понравится, останемся. Нет – пойдем в другое. Я здесь иногда с друзьями бываю.
В кафе «Визит» было довольно уютно. Вечер только начинался, и посетители лишь подходили.
- Какая разница, где сидеть, нам главное общение, остаемся здесь, - решил Сибирцев.
Они сели за дальний столик, чтобы им никто не мешал. Вскоре подали водку, семгу, что-то из горячего.
- Ну, что, за нашу встречу через тридцать семь лет! – предложил Владимир первый тост.
- Давай! За нас! – поддержал друга Сибирцев.
Горячая волна спиртного приятно обожгла внутри. Осмотрев, с заявками на шикарность, интерьер кафе, Сергей удовлетворенно заметил:
 - А здесь неплохо. Если бы кто-нибудь мне сказал там, «за речкой», израненному, умирающему, что через четверть века я еще буду с тобой здесь водку пить!.. Я бы, конечно, не поверил. И отдал бы все за это…
Первый хмель кружил голову, тревожил истерзанные нервы.
Налили по второй, по третьей. Вспомнили тех, кого уже с нами нет. Их беседу прервал телефонный звонок, Вова ответил.
Незаметно шло время. Вот, что странно, - размышлял Сибирцев, - бывает, встретишь человека, которого долго не видел и в первое мгновение происходит всплеск радости: «О, привет! Сколько лет, сколько зим! Ну, как ты?..», «А ты?..» И все. Понимаешь, что говорить-то в общем больше не о чем. У каждого своя жизнь, свои заботы, и, оказывается, не такие уж и близкие они были, да и время взяло свое. Здесь же все было по – другому. Как будто не было тех десятилетий разлуки, а сидят Цепа и Маршал в обычной самоволке, ну, или молодыми лейтенантами, и, под водочку, продолжают начатый вчера разговор. Другими словами, есть какая-то невидимая нить, что связывает их судьбы, их мироощущение, их родственные души. Нить, сплетенная в далекие семидесятые. И порвать ее невозможно не временем, не расстоянием…
- Знакомься, - прервал его нетрезвые размышления Владимир, - Сергей или, между друзей, ****а…
К столу подходил невысокий, их возраста, мужичок.
Сибирцев представился, пожал протянутую руку:
- А ****а, это…
- Это кликуха, - невозмутимо ответил тезка.
Взяли еще бутылку. Из разговора Сибирцев понял, что Сергей с Вовой соседи и раньше работали на одной фирме. Что Сергей техник «от Бога» и сейчас занимается ремонтом и реализацией металлорежущих станков.
В разговор постоянно вмешивались телефонные звонки. Несколько раз Сергей отвечал жене, обеспокоенной его задержкой с работы. Позвонила Наташа Мишанина (Дочь Александра), сообщила, что папа в пути и будет в Нижнем завтра утром. Неожиданно позвонил Витя Чемоданов, их сокурсник, сержант. Оказалось, что он в городе уже с пяти утра, приехал из Калуги, остановился пока в гостинице «Ока», так как никого из своих найти не может.
Вообще-то Сибирцев знал, что в ходе подготовки к встрече, Чемоданов и Вова Бархатов планировали приехать вместе, но после того, как по мере приближения встречи пошли неувязки: у Вовы Травкина, одного из организаторов, за неделю до установленной даты умерла тетка в Нижнем, и он был вынужден приехать из Белоруссии раньше, а Вова Цепков, как и планировал, уезжал в это время к маме в Улан-Удэ. И, в общем-то, организация встречи была брошена на самотек. Так что, приезд Чемоданова, был приятным сюрпризом.
Посоветовавшись, друзья решили ехать в гостиницу к Виктору.
- Ну, все, ребята, мне пора, - засобирался домой ****а, - жена заждалась.
Подошла официантка. Сибирцев полез в карман за деньгами.
- Стоять, - схватил его за руку Вова, - мы знаем, откуда ты приехал. Вам, хохлам, сейчас непросто. Сегодня я угощаю.
Сибирцеву, конечно, было приятно ощущать заботу друзей, но в глубине души он чувствовал обычный стыд за свою «незалежную Украину», которая еще двадцать лет назад была в десятке лучших стран мира, а сегодня, по дурости правителей, оказавшись на дне цивилизации, не может обеспечить своим гражданам нормальную человеческую жизнь. Простившись с Сергеем, Сибирцев и Цепков запрыгнули в отходящий от остановки трамвай, памятного с юности пятого маршрута, и поехали к стенам родного училища.
Вагон шел по Нартова, пересек Бекетовку и встал на знакомой остановке. В окно Сибирцев увидел дом Валентины и вдруг, решительно и быстро, выпрыгнул из трамвая. Сзади послышался недовольный окрик Вовы:
- Ну, куда, блин, тебя несет!? Предупреждать надо!
- Прости, дружище, - каялся Сергей, - не смог проехать мимо моей памяти. Удели еще полчаса, пройдем нашими курсантскими тропами.
 Дорога пошла вниз, к оврагу. Это был район старого рабочего поселка. За прошедшие сорок лет ничего здесь не изменилось. Все те же двухэтажные обшарпанные дома, похожие на временные строительные бараки, тусклый фонарь на полусгнившем столбе, освещающий неубранные мусорки и развалившиеся клетушки сараев-гаражей.
Сибирцев остановился возле Валиного подъезда, взглянул на темные окна ее квартиры на втором этаже и вдруг отчаянно понял, что не сможет переступить порог. Да и к кому идти? Как рассказала Тоня, у Валентины своя семья и живет она давно в Магадане, а не здесь. Тут, в лучшем случае, может быть ее мама или старший брат Костя. Он мучился: сердце рвалось из груди и звало на подвиги, а разум останавливал, говорил, что не надо ворошить прошлое.
В голове зародилась трусливая, устраивающая всех, мыслишка: «Зайду в другой раз». И он отступил, повернул налево, к бывшему дому Антонины.
Между домами подруг были какие-то метров сто, однако, если  Кирюхины жили в небольшой, но отдельной, двухкомнатной квартире, то семья Мижоновых ютилась в коммуналке, с длиннющим коридором, по обе стороны которого располагались комнаты многочисленных соседей. Кухня была одна на всех. Именно с этим домом связаны все два года дружбы их неразлучной компании. Здесь они встречались, а в подвале даже была каморка, где иногда играли в карты.
В голову вновь хлынули воспоминания. Он с тоской смотрел на окно в торце коридора, на подоконнике которого впервые поцеловал Валентину… Смахнув навернувшуюся хмельную слезу, он вдруг пристальнее вгляделся:
- Что это? - в чуть освещенном окне показался знакомый женский профиль:
- Валя!?.. Но как? Почему?..
Девушка села на подоконник, чиркнула зажигалкой и вопросительно взглянула через стекло на Сибирцева.
Это была, конечно, не Валя. Вернее, может быть и Валя, но не Кирюхина, не его.
Сибирцев мимикой и жестами пытался пояснить ситуацию, но девушка, не понимая, пожимала плечами, смеялась и, в конце концов, покрутив пальцем у виска, махнула рукой и пропала в глубине коридора.
- Ну, что, настрадался? – вернул его в действительность голос подошедшего друга, - Может, пойдем?
- Да, идем, на сегодня эмоций хватит.
- Сомневаюсь, сейчас еще встреча с Чемодановым в «Оке», - напомнил Владимир.
Друзья поднялись на Бекетовку и вскоре подошли к горящему многочисленными огнями лучшему отелю города.
«Ока» была так же одним из памятных мест. В ней, только что открытой с европейским шиком, в августе семьдесят пятого прошли выпускные трех взводов их четвертой роты.
В ослепительно освещенных огромных окнах фойе показалась фигура Виктора Чемоданова.
Сибирцев узнал его мгновенно. Виктор не изменился. Разве что раздался еще в плечах и стал квадратистее.
Если Цепков с Виктором виделись в прошлом году в Калуге на встрече однокурсников, то Сибирцев, после окончания училища, видел Чемоданова впервые.
Однокашники бросились в объятия, невольно осматривая и оценивая друг друга.
- А я с утра звоню-звоню, никого поймать не могу, Пришлось в отеле останавливаться, - обиженно, и, в то же время, облегченно, жаловался Виктор.
- Какой, на хрен, отель? Все уже давно решено. Благодаря Лещу, каждому приготовлены отдельные номера в гостинице при академии права. Сейчас и тебя определим, - твердо заявил Цепа.
- Это отлично, - обрадовался Виктор, - а то, штуку в день платить накладно. Впрочем, эту ночь я останусь здесь, все равно деньги не вернут, а с утра перееду.
Прогулявшись по ночному городу, друзья расстались до утра.
 
               

                6

Утром в пятницу, Цепков застал Сибирцева за наведением порядка.
- Уборщицы нет, каникулы в академии, - пояснил Сергей, - а порядок поддерживать надо.
- Все верно. Чистота на первом месте, - похвалил его друг. – Звонил Хома. Он в двухстах километрах от города. Авария какая-то на дороге и пробки. У тебя какие планы на сегодня?
- Хочу погулять по городу, зайти в училище.
- Хорошо, заканчивай уборку и садись в машину, я сейчас подойду.
Заскочив на место работы Владимира в Нижегородский суд, они поехали в гостиницу за Чемодановым.
Когда парковали джип у Дворца спорта, Сергей обратил внимание на красочную рекламу, приглашающую болельщиков на хоккей. Во дворце проходило первенство на кубок губернатора области.
- Что, желаешь посмотреть? Давно на хоккее не был? – Владимир обратил внимание на интересующий взгляд Сибирцева.
- Очень давно. Украина не хоккейная держава.
Владимир улыбнулся:
- А я хоккей люблю. Практически, на все матчи хожу. Сейчас, встретим Витька и возьмем билеты. Тебе понравится.
Виктор их ждал в сквере на улице, очевидно время пребывания в отеле закончилось. От хоккея он почему-то отказался, кубок губернатора его не заинтересовал.
Ну, хозяин – барин. Когда зашли за билетами в кассы, Сибирцев вспомнил случай, связанный с Дворцом спорта:
- Вова, помнишь, на втором курсе мы сюда на концерт «Песняров» с Мулявиным ходили?
- Помню.
- Так вот, на концерте я познакомился с симпатичной девчонкой и даже пошел ее провожать, попросив Мишку Стрелкова, чтобы прикрыл меня. Я рассчитывал к вечерней поверке вернуться. Никак не думал, что живет она аж в Сормово. Ну, туда еще ладно, на автобусе доехали. А там, пока шуры-муры с барышней разводил,  пришлось в училище возвращаться ночью  пешком, через Оку по Канавинскому мосту. Шел быстрым шагом часа два, в казарму зашел уже под утро. Голиков, взводный, естественно, меня ждал. Странно, но отделался я тогда всего месяцем неувольнений.
- Да, ты Маршал, за всю учебу в увольнениях-то был раз десять, остальное все самоволки, - усмехнулся Вова.
- Это точно. Столько взысканий никто не имел.
Купив билеты, друзья подошли к машине.
- Ну, что, прокинемся по «местам боевой славы»? - Предложил Цепков.
Друзья согласились и вскоре выдвинулись втроем  на джипе в сторону Бекетовки. Справа, за Дворцом Спорта, раскинулся центральный парк «Швейцария», в юности парк имени Ленинского комсомола, с которым была связана вся их курсантская жизнь от изнурительных кроссов и марш-бросков, до первых свиданий и поцелуев под кронами его аллей. Здесь, на летней танцплощадке, прошло большинство их увольнений.
Повернули на Медицинскую, подъехали к Щелковскому хутору, в лесопарке которого каждую зиму бегали   пяти и десяти километровые кроссы на лыжах. И это не были простые прогулки, а именно нормативные броски на выносливость на пределе моральных и физических возможностей. Здесь укреплялись сила и дух будущих офицеров, настоящих мужчин.
- Кстати, я и сейчас зимой на лыжах катаюсь, - похвастался Цепа. – А чего: живу рядом, лыжи на балконе стоят. Как хорошая погода, сразу сюда бегу.
- Молодец, завидую тебе. Я тоже лыжи очень люблю; на севере и в Сибири часто на них катался. А вот у нас, в Кривом Роге, с этим хуже. Снег не каждый год бывает, а если и выпадет, то пока лыжню набьешь – семь потов сойдет, ведь хохлы лыж не любят. Но, все равно, при первой возможности пытаюсь бегать. Лыжи у меня всегда в гараже в готовности. Исключение, конечно, составляют поездки на горнолыжные курорты в Карпаты, но это отдельный разговор, – поддержал беседу Сибирцев.
Прогулявшись по заповедным местам и насладившись прохладой Щелковских прудов с их изумительными белыми лилиями, друзья двинули в центр города.
По пути Владимир предложил заехать к нему домой – подкрепиться, чем Бог послал. Бог послал байкальского омуля! (Вова привез его из недавней поездки к маме и младшему брату в Улан-Удэ). Попив чаю с бутербродами и ознакомившись с квартирой, они продолжили экскурсию по городу.
По проспекту Гагарина и Ильичевке проехали к Кремлю. Сфотографировались под его стенами у памятника Минину и Пожарскому, полюбовались на Стрелку, промчались по набережной Волги до мужского монастыря и канатной дороги через реку на город Бор. Затем, через Речной вокзал, вернулись в гостиницу, где Чемоданова уже ждал однокомнатный люкс. Валера Молчанов (Лещ) был на высоте.
По прибытии, устало зевнув, Сибирцев сдался:
- Ну, вы как хотите, а я хочу прилечь.
- Хорошо, - согласился Цепков, - отдыхайте, мне все равно надо еще на работу ехать. Маршал, встречаемся с тобой в 16.45 у касс Дворца Спорта. Не заблудишься?
- Не должен, - утвердительно кивнул головой Сибирцев, и направился к себе в номер.

Только лег в кровать, сон как рукой сняло. Разные мысли лезли в голову. Поворочавшись с полчаса, Сибирцев встал, оделся и вышел на улицу. Ноги сами вели в училище.
Перед воротами КПП стоял почему-то тот же наряд.
- Вы что тут, не меняетесь, - спросил он у знакомого дневального.
Солдатик, узнав в Сибирцеве по выправке вчерашнего гостя, бодро отчеканил:
- Практически нет. Часть передислоцируется, здесь остались лишь несколько человек охранять территорию.
От КПП Сергей направился в казарму. В дневном свете ее здание показалось еще более печальным, каким-то брошенным, хоть и заметных разрушений не наблюдалось, даже стекла в окнах были все на месте. А вот в самом расположении наблюдался обыкновенный разгром: вырванные «с мясом» дверные косяки и груды битых кирпичей, говорили о скорой кончине здания. Отсутствие арматуры и уголков, осыпавшийся бетон в туалете и умывальнике, напоминали о «работе» здесь «металлистов». На удивление, все сушильные агрегаты сушилки, от пола до потолка, стояли точно так же, как и сорок лет назад. Даже окрашены в тот же серый цвет.
Сибирцев не поленился и, не боясь обмазаться в паутине и «вековой» пыли, залез по тэнам на самый верх, под потолок, в то место, где в былые времена, он, семнадцатилетний юнец, отлынивал от ненавистных зимних утренних физзарядок. Он вспомнил, как дико не хотелось ранним холодным темным ноябрьским или декабрьским утром, поднятому, но не разбуженному, сержантом из теплой постели, полураздетому, по третьей форме одежды, за сорок пять секунд выскакивать на мороз. Так не хотелось, что ноги сами на выходе из казармы сворачивали в тепло сушилки. Ведь знал, что за это получит взыскание и не малое, но все равно тенью мелькнув в дверь, взлетал под потолок и скрывался в дальнем углу сушильного агрегата. И эти пол часа сна были самыми сладкими!
Пол в расположении роты находился на удивление в довольно приличном состоянии. Не зря, наверное, целые поколения курсантов десятилетиями, день и ночь растирали красную мастику по нему с помощью незабвенной «Машки», - полотера, в ящик-футляр которого ставились две полуторапудовые гири. Потягаешь, бывало, такую «Машуню» за трехметровую железную трубу пару часиков по казарме и, никакой Марии не захочется. Зато пол после этого блестел, «как у кота яйца».
Кровати, табуретки и тумбочки отсутствовали, казарма зияла необычной девственной пустотой.
Сибирцев прошел в расположение пятого взвода, встал возле того места, где когда-то стояла его кровать.
Вновь нахлынули воспоминания.
- Да! Сорок лет назад, целых четыре года, я здесь жил! - вспоминал он. - Справа стояла кровать Юрки Киселло, слева Мишки Стрелкова, дальше спали Граф, Сын, через проход – Серега Петухов.
 Сибирцев шел по проходу:
- Соколов, Пупо, Травкин, Павлов, Бархатов, Чемоданов, Воропаев, Шкаденков, Савенков… Где вы, мои друзья?.. Как сложилась ваша судьба?.. Встретимся ли еще?..

Опаздывая на намеченную встречу, Сибирцев быстрым шагом шел к Дворцу Спорта, по пути останавливая взгляд то на новом, по-европейски красочном, крытом переходе-виадуке через проспект Гагарина, то на неизменившемся здании Университета, куда так же не раз заглядывали порезвиться с тамошними студентками…
Цепу, а за ним Хому, он заметил за добрых сто метров до Дворца. Сердце взволнованно застучало, в горле застрял комок. В голове стремительно и радостно пронеслось: «Саня приехал!»
Ну почему так происходит – ты видишь человека, с которым прошла твоя юность, и испытываешь такой восторг, что чуть не задыхаешься в нем, как в горном воздухе?
Они кинулись друг другу в объятия. Долго стояли и молчали. Стояли… И молчали… И им было хорошо!..
- Ну, что вы замерли, как влюбленные гимназистки? Народ вон уже с интересом смотрит. Пойдем куда-нибудь, – теребил их Вова.
- Да, действительно, пойдем, а то не правильно нас поймут, - рассмеялся Саня.
Перед тем, как отметить встречу в кафе на Бекетовке, Сергей решил сделать памятное фото, такое же, как в той, прошлой, жизни.
Он расставил ребят точно в тех же позициях, что были на старом курсантском фото, и попросил проходящего мимо парня сфотографировать их. Мгновение… И вот они застыли на экране камеры, такие же, как и сорок лет назад, ну разве что, чуть повзрослевшие.
В кафе взяли, как обычно, выпить-закусить и говорили, говорили… О чем? Да хрен его знает. Обо всем. О жизни. Как-то в одно ухо влетало, в другое вылетало. Главное, не о чем, а как… Тембр голоса, поворот головы, взмах руки, глаза, мимика, все то, в чем улавливалось давнее, еще не забытое, родство их душ.
Время летело незаметно, пора было выдвигаться на хоккей. Саня, понятно, не пошел. После дальней дороги надо отдохнуть. Проводили его до автобуса и направились во Дворец.
Матч Сибирцеву очень понравился. А вот Вова был очень огорчен проигрышу нижегородской команды. Игра шла агрессивно и эмоционально, с переменным успехом. Лишь в конце встречи «Торпедо» пропустило в свои ворота две безответные шайбы. 4:2, «Динамо»   впереди. Послематчевые буллиты подтвердили лучшую подготовку рижан.
Расстроившись за проигрыш земляков, Вова без настроения попрощался и прыгнул в проходящий автобус.
По пути в гостиницу, Сибирцев не удержался, заскочил в знакомый магазин возле КПП и прихватил с собой, по старой курсантской привычке, два пакета молока и сдобную булку. Точно так же, в незабвенные семидесятые, они, молодые курсанты, подкреплялись здесь после утренних выматывающих кроссов и марш-бросков.

                7

Утром следующего дня Сергея разбудил звук открывающейся двери. В номер вошли Цепа и Хома.
- Рота, подъем, - скомандовал Вова, - Маршал, хорош спать, нас ждут великие дела!
Сергей, откинув простынь, быстро поднялся.
- Ух ты, - потянулся он, - так хорошо спалось, -  лицо озарила довольная, ленивая улыбка, - даже сны какие-то видел. Кстати, цветные. Подождите меня, я быстро. А пока ознакомьтесь, я вам книги подписал.
Сквозь журчание воды из душа, Сергей услышал недоуменный вопрос:
- Тут что, про нас? – громко спрашивал Саша, листая книгу.
- И про вас тоже, - крикнул ему Сергей, откинув шторку.
- Он что, писатель? – продолжал удивляться Александр, пробегая глазами страницы.
- Не знаю его статуса, но пишет неплохо, местами даже увлекательно и интересно, - усмехнулся Вова.
- Во, дает Маршал! Какая только моча в голову не стукнет на старости лет! - с глубоким недоумением Мишанин продолжал листать книги.
- Забирайте их с собой, книги ваши. На досуге, будет желание, полистаете. – На пороге ванной комнаты появился приодетый, благоухающий французским парфюмом, Сибирцев. – Готов к труду и обороне, - приложив руку к голове в пионерском приветствии, шутливо позировал он.
- Поедем в «Швейцарию», - предложил Вова, - посидим в летнике, шашлыков закажем, прогуляемся по аллеям. Погода отличная, надо быть на природе.
Через десять минут Володя припарковал свой джип у центрального входа в парк.
На белоснежной арочной колоннаде знакомого барельефа изменилась лишь надпись. Вернее, ее окончание. Если внимательно присмотреться, то сквозь свежую водоэмульсионку надписи «Центральный парк «Швейцария», просматривалась старая - «Центральный парк им. Ленинского Комсомола». Обычное дело в коммунальной собственности, все тяп-ляп.
Не смотря на ранний час, отовсюду слышался счастливый детский смех. Работали аттракционы.
Постояв у чертова колеса и поглазев на детвору, друзья, не сговариваясь, направились в тенек, где было пиво и шашлыки.
Неожиданно заиграла громкая музыка. Через центральные ворота, на вороном коне, вся в белом, в парк заехала молодая невеста. Красавец-конь, закусив удила, мелко гарцевал по зеленой полянке. Белый шлейф платья и фата наездницы празднично развевались на ветру. В конце свадебной процессии показался Чемоданов!
- Вот те раз, - изумленно произнес Вова, доставая из кармана телефон - а мы его ищем!   
- Эй, Витек, ты где? – кричал он в трубку.
Видно было, как Чемоданов приложил мобилку к уху.
- В «Швейцарию» зашел, а вы где?
- А мы на тебя смотрим, иди прямо, я рукой машу.
Друзья вышли из летника. Подошедший Виктор обнялся с Александром, они не виделись много десятилетий.
- А как ты на свадьбе оказался? - спросил его Вова.
- Просто мимо проходил. Где-то мы разошлись. На вахте в академии сказали, что вы уехали в «Швейцарию», вот я и двинул сюда.
- Ты завтракал?
- Да.
- В общем, мужики, - неожиданно обратился к ним Владимир, - сейчас я вас оставлю на время. Отвезу семью на дачу, а потом сам вас найду. Согласны?
- Конечно, согласны, - ответил Сергей, - а мы пока по центру погуляем, Саня, как местный абориген, нам в этом поможет. Так, Хома?
- Не проблема. Только ведь я тоже уже давно здесь не жил. Довези нас к училищу, - посмотрел он на Вову.
 От площади Лядова, втроем, пошли по старому маршруту курсантских увольнений.
У площади Горького, из-за строящегося метро, пришлось повернуть направо в обход, к Сретному рынку.
- Где-то в этих домах у Цепы была свадьба, - показал рукой вдоль улицы Александр.
- Я точно уже не помню, но да, куда-то сюда прибегал в самоволку, чтобы поздравить его, - вспоминал Сергей. Мне Лысый, Леха Рубанов, вынес «гранчак» и закусить, а в дом я не зашел, так как там гулял ротный, Жора Свитловский. Нет, зайти я, конечно, мог, и Жора бы ничего не сказал, я был с ним в нормальных отношениях, просто не хотелось перед выпуском лишний раз светиться в самоволке.
От Главпочтамта и до Кремля шла вновь отреставрированная пешеходная Покровка (в их бытность Свердловка). Волны радуги из разноцветной плитки под ногами и снующие тут и там составчики вагонов с детворой поднимали настроение.
- А здесь я познакомился со своей будущей женой, - показал Саня на дореволюционное, ухоженное здание Госбанка. – Приехал в отпуск, шел по Свердловке и встретил ротного. В то время он служил в военкомате. Забурились с ним в кафе, взяли водки. Вспомнили училищные годы. В это время здесь же в кафе обедала Нина с подругами. Она стажировалась в банке. Так мы и познакомились. Когда это было?! Сейчас у нас уже четверо взрослых детей!
Слева и справа стояли до боли знакомые здания: кинотеатр «Октябрь», с него начиналось каждое увольнение на первом курсе, драм театр, ТЮЗ, Дом Свердлова, дом учителя, дом медиков, дом офицеров – самые трепетные воспоминания закрадывались в душу при виде этих строений. Воспоминания о первых знакомствах с девчатами на вечерах танцев и первые неразделенные чувства. Как тогда это рвало душу и как нежно и приятно это вспомнить сейчас.
А вот и главное место города – Нижегородский Кремль, стоящий уже пятьсот лет при слиянии Волги и Оки. Построенный из белого камня и красного кирпича, с четырехметровой толщиной стен, высотой до десяти метров и длиной стен больше двух километров, он восхищает гостей города во все времена.
В Кремль зашли через главную Дмитровскую башню. Если для всех курсантов Кремль ассоциировался большей частью со временем проведенным здесь в гарнизонных караулах, то Сибирцеву он был памятен пятнадцатью сутками проведенными в  застенках его гарнизонной гауптвахты.
Друзья остановились возле образцов техники военной поры. Танки, пушки, гаубицы, самолет, все было облеплено визжащей от радости детворой.
Ноги сами несли Сибирцева на «губу». Вот они ворота, вход и камеры арестантов. Одни из самых печальных в то время, сегодня, дни, проведенные здесь, представлялись в каком-то радужном ореоле героизма.
- Кстати, я помню, как мы тебя охраняли, - послышался сзади голос подходящего Виктора.
- Да, я с таким нетерпением ждал заступления караула из училища, а то эти краснопогонники-вэвэшники нас просто чмырили. Я, конечно, возмущался, за что и получил дополнительных пять суток, - тяжело вздохнул Сергей.
- Я же тоже мог рядом с тобой оказаться, - улыбнулся Виктор. – Как раз в те дни мне надо было срочно попасть в город, а увольнений не было. Пришлось идти в самоволку. Перепрыгнул через забор возле учебного корпуса со стороны автостанции и, надо же такому случиться, попал буквально под колеса проезжающего мимо зам. начальника училища полковника Судакова!
- Да ты что, самому Судакову попался? – удивился Сергей.
- Да, ему. Пришлось представиться и лезть обратно через забор. Доложил ротному и жду своей участи. Думаю, ну сейчас начнется… Как же, сержанта в самоволке поймали! Но, странно, как-то никто об этом больше и не вспомнил.
- Да, Витя, слушай, тебе же привет! – легко ударил по плечу Сибирцев.
- От кого?
- От Андрея Трунова. Помнишь такого?
Чемоданов задумался:
- Напомни.
- Он служил у тебя солдатом в Пензе. От него я впервые через тридцать лет узнал о тебе. Мы соседи, работали вместе на гражданке.
- Вспоминаю, это восемьдесят седьмой год. Я тогда капитаном был на УСОНе. Как он?
- Нормально. Живет.
- Приедешь, передавай привет.
- Обязательно.
В Кремле их ждал еще один объект, который  невозможно обойти – это Вечный огонь, с которым связаны их первые и завершающие шаги в военном училище…

Вечер встречи продолжили в гостинице. Позвонила Антонина:
- Ну, что вы там, собрались, наконец?
- Собрались. Вот сидим, разговариваем.
- А почему меня там нет?
- Я как-то и не подумал, - смутился Сергей, - Давай, приезжай.
- Не хочется в такую погоду дома сидеть. Предлагаю продолжить вечер воспоминаний в маленьком круизе по Волге.
- Это как?
- Через два часа отправляется теплоход от Речного вокзала. Там будет концертная программа, танцы, есть буфет. Завтра утром вернемся на берег.
Саня утвердительно мотал головой
- Соглашайся, должно быть интересно.
Виктор неопределенно пожал плечами.
- Ну, хорошо, через час встречаемся на Речном, -  подвел итог Сибирцев и положил трубку.
Чтобы успеть к назначенному сроку, пришлось бежать на площадь Лядова и там брать такси.
На Речной вокзал прибыли в десятом часу вечера, уже темнело.
Тоня, увидев Мишанина, бросилась к нему, закинув руки на плечи, застыв в дружеском приветственном поцелуе.
Хома, опешивший от таких неожиданных эмоций, как-то весь сжался, и что-то бормоча, пытался расцепить крепкий замок из Тониных пальцев на своей шее.
- Сашка, как я тебя рада видеть, ведь мы с тобой знаем друг друга дольше всех, мы же одноклассники! – светилась от радости Тоня.
- Ну, все, хватит обниматься, пойдем уже на причал, - смущенный Хома явно не привык к таким обожаниям.
На причале собралась толпа человек двести. Посадка еще не шла, но билетов уже не было.
- Тонь, может, перенесем поездку на завтра, а сейчас поедем к тете Ане на пироги? – предложил Сергей.
- Можно и на пироги. Они готовы, мама ждет, но мне так хочется подурачиться с вами на теплоходе, когда еще выпадет такая возможность. И выпадет ли вообще…
Решили ждать. Первым сдался Виктор:
- Не будет мест, смотрите сколько народа. Я, наверное, домой поеду, устал. Встретимся завтра, - и он направился на привокзальную площадь.
Лишь в начале двенадцатого, когда закончилась посадка, и настроение было на нуле, появились «лишние» билетики.
Опечаленные было друзья, воодушевленно ступили на борт корабля.
Такого класса трехпалубники запомнились Сибирцеву еще с детства, когда он, юным пионером, бороздил воды Волго-Балта от Вытегры до Питера. И вообще, все, что связано с водой, всегда поднимало у него настроение.
Отдали концы, и теплоход медленно отвалил от причала. Огибая высокий Кремлевский холм в разноцветных огнях подсветок, корабль выходил на фарватер.
Красочно смотрелся в лучах прожекторов возвышающийся над  площадью Минина и Пожарского  памятник Валерию Чкалову и сбегающая от него к воде широкая многоступенчатая лестница. Вдали белели стены мужского монастыря.
Усилился гул двигателей. Могучие белые буруны за кормой судна указывали на «полный вперед».
Опустилась ночь, поглотив все вокруг, лишь редкие огоньки за бортом говорили о том, что в этом мире существует что-то живое.
На открытой воде стало значительно прохладнее. Друзья поспешили в буфет, где тут же поняли, что к поездке надо было готовиться заранее, как сделали большинство пассажиров, сидящих за столами с принесенными с собой продуктовыми коробками.
Цены за стойкой кусались. Даже бутылка  средней водки стоила семьсот рублей.
Впрочем, это были такие мелочи, что и обращать на них внимание не стоило.
Присев за стол и закусив водку лимонами, друзья, с первыми аккордами музыки выдвинулись на танцпол.
Музыка, если ее можно было так назвать, была неизвестного происхождения. Вокруг все гремело, стучало, под потолком искрилось и стреляло лазерное шоу. Мелодии, как таковой, при всем желании, заметить было невозможно. Все это называлось – дискотека двухтысячных. Но греться как-то надо было, и друзья смело ворвались в толпу молодежи. Обезьяноподобные движения туловищем, руками и ногами шли здесь на «ура». Настроение значительно поднялось, учитывая периодически пропускаемые в буфете «соточки». Тело содрогалось в конвульсиях, такой прыти Сибирцев от себя не ожидал, последний раз подобное испытывал лет двадцать назад. Окружающая их молодежь, подыгрывая разыгравшимся не на шутку дедам, заворачивала кульбиты все круче.
Повторяющийся, однообразный громкий бит, грохотал без перерывов уже добрый час. Сибирцев пытался прерваться, но у него ничего не получалось, это уже  походило на массовый гипноз. Трястись  просто не было сил, но ноги и руки сами выделывали удивительные кренделя. Лишь Тоне удалось выдернуть его из тесного круга.
- Ну, ты даешь! – смеялась она. – А я устала. Пойдем, постоим на палубе.
За бортом уже опустилась черная  ночь. Казалось, что корабль рычит и надрывается всеми силами, но буксует на месте. Холодный, влажный ветер пробирал до костей.
- Ой, нет, - быстро сдалась Тоня, - лучше пойдем в буфет.
За столом скучал Александр.
- Ну что, молодежь, наплясались? – улыбнулся он.
- А ты, чего сбежал? – спросил его Сибирцев.
- Да сколько можно трястись. Потолкался немного, и хватит.
- Ну, тогда, наливай, - предложил ему Сергей.
- Кстати, я узнала, что на первой палубе идет дискотека восьмидесятых. Пойдем туда, это нам как-то ближе, - потянула их за руки Тоня.
Музыка первой палубы не многим отличалась от третьей, разве что поменьше было иллюминации, однояйцовый бит изредка прореживался медленными танцами, да вечер вел какой-никакой ди-джей.
Тоня тут же воспользовалась этим и увела Сергея на белый танец.
«Ну почему  с возрастом так глубоко и остро все воспринимаешь?» - размышлял Сибирцев, ведя Антонину в медленном танце.
«Если бы кто-то сказал мне в мае семьдесят третьего на танцплощадке «Швейцарии», что следующий раз я буду танцевать с Антониной ночью на борту теплохода через сорок лет, в августе две тысячи двенадцатого, интересно, поверил бы я?»
- Ты чего примолк, - обернулась к нему Тоня.
- Да вот, вспомнил, как мы с тобой последний раз танцевали.
- А ты помнишь?
- Конечно, помню. В «Швейцарии» это было.
- А вот и нет. Ресторан «Нижегородский». Апрель семьдесят шестого. Ты был в Кирове, в командировке, и приезжал в Горький.
- Точно. А я что-то упустил ту нашу встречу. Кстати, я тогда еще был холостым, а ты уже замужем.
- И что? Это могло что-то изменить?
- Не знаю, не знаю, - задумчиво улыбнулся Сибирцев.
Короткая летняя ночь заканчивалась. Серые хлопья холодного тумана плотно обволокли сбавившее обороты судно. Дискотеки закончились, звучала тихая легкая музыка. Полусонные пары, обнявшись, бродили вдоль палубы. Насытившись бурной ночи, они с нетерпением ожидали причала.
Сквозь плотный утренний туман проявились серые очертания берега. Это был Речной вокзал, часы на башне которого, показывали пять тридцать утра.

                8

Разбудил Сибирцева приехавший в гостиницу Александр.  За его спиной стоял и молча улыбался знакомый мужчина.
- О, Серега Мун, привет! – спросонья протирая глаза, кинулся к нему Сибирцев.
- Узнал. И даже имя вспомнил, - удивился, пожимая протянутую руку, тот.
- Конечно, узнал. Да ты и не изменился.
- Как говориться, казах, он и есть казах, все мы на одно лицо, - пошутил Мун.
- А я все время думал, что ты кореец? – удивился Сибирцев.
- Многие так думают, но я казах.
Быстро приводя себя в порядок, Сибирцев из ванной  поинтересовался у друзей дальнейшими планами.
- Планов особых нет. Ты, как я понял, завтра уезжаешь? – спросил Саня.
- Да, завтра уже в путь, - подтвердил Сибирцев.
- Из наших, очевидно, больше никого не будет, поэтому есть два предложения: накрыть стол здесь или посидеть в кафе.
- Я за первый вариант, - ухватился за предложение Сибирцев, - уже все в основном посмотрели, нагулялись, натанцевались, вспомнили. Хочется просто посидеть и поговорить. Как говорится, «глаза в глаза».
- Я на машине, поехали в магазин, - предложил Мун.
Пока затаривались, в гостиницу подъехали остальные.
Через час вшестером сели за накрытый стол.
Прозвучали обязательные в данной ситуации тосты. Вспомнили годы учебы, тех, кого уже с ними нет.
Серега Мун рассказал о себе. Из армии он ушел в девяносто шестом. Сейчас имеет небольшой строительный бизнес.
Саша Мишанин большую часть службы провел в Полярном, под Мурманском. Готовится к переезду на Родину в Нижний.
Витя Чемоданов, после армии, перешел на госслужбу, и возглавляет департамент медобеспечения.
Вова Цепков стал советником юстиции.
Разговоры и воспоминания неоднократно прерывались звонками от сокурсников из других регионов, не сумевшими попасть на встречу.
Засиделись допоздна. Долго не могли распрощаться.

                9

Рано утром Сибирцев подскочил по старой армейской привычке. Часы показывали 6.00, до автобуса на Москву оставалось полтора часа. Быстро проверил сумку и документы, привел себя в порядок, сдал на вахте ключи от номера, и у автостанции сел на сорок третий автобус, следуемый к Московскому вокзалу.
При выходе из автобуса, в окно, он увидел прогуливающуюся вдоль платформы убытия Антонину.
- Привет, Тоня! - радостно крикнул ей Сергей.
- Привет, - озабоченно ответила Тоня, - ты, почему не звонишь, и не отвечаешь на звонки?
- Извини, подлеца, загулял с друзьями и обо всем забыл.
- Вот тут мама передала пирогов тебе в дорогу. Ждала, ждала нас, а мы так и не приехали.
- Спасибо. Давай-ка по пять капель за прошедшую встречу, - предложил Сибирцев,  и наполнил прихваченные с собой стаканы водкой.
Закусили пирогами тети Ани. Раздался сигнал, водитель приглашал отъезжающих в салон.
Последние объятия, поцелуи и автобус стартовал на Москву.
Пассажиров было много, но общаться не хотелось. В душе наступило какое-то опустошение. Как будто произошло и уже отходило в прошлое что-то очень важное, важнее чего в ближайшем будущем уже ничего не будет. Сибирцев тупо смотрел в окно.
В Москве все сложилось быстро и удачно. Добравшись в метро до Курского вокзала и прикупив на площади продуктов, он сел в поезд и через час ехал на Кривой Рог, в «ридну неньку» Украину.

               


















                «Подняло пепел и золу
                От этой встречи.
                Горели свечи на столе, 
                Горели свечи…»




                Глава 10

                Итальянский каприз

                1

 Сибирцевы не принадлежали к тем благоразумным людям, которые откладывают заработанные деньги впрок. Поэтому, когда они за завтраком обсуждали, на что лучше потратить его гонорар, Юля мечтательно вздохнула:
- А давай, дорогой, прокатимся на автобусе по Европе! В Италию, к Ваньку!
- Я не прочь прокатиться в Италию, если только удастся найти турфирму, которая организует это без ночных переездов.
- Ты прав, они слишком утомительны, - согласилась Юля. – Займись этим, Сереженька, и хорошо бы съездить туда летом, когда на даче меньше работы в саду.
Решение было принято, и Сибирцев с присущей ему энергией приступил к его реализации. Подходящее предложение сделала им турфирма «Арготур».
- Маршрут просто изумительный, - с жаром доложил он жене. – Мы повидаем не только Италию, но по пути еще Венгрию, Австрию и Словению! А в самой Италии, кроме Рима, Флоренцию, Неаполь и Венецию!
- А выедем из Львова?
- Да. До Львова поездом. Дальше, комфортабельным международным автобусом едем в Венгрию. До границы тем же маршрутом, что и зимой. Ночуем в Будапеште. Затем через Вену и Любляну в Италию.
Лето уже вступило в свои права, за дачными хлопотами время пролетело очень быстро, оформили визы и документы, но перед самой отправкой поездку вдруг отменили, так как не набрали группу.
Обидно было очень, ведь они уже так настроились на путешествие и скорую встречу с сыном.
Взамен предложили турпоездку на две недели позже и несколько другого маршрута.
Что делать? Пришлось соглашаться, хотя Рим в маршрут уже не входил.
Позвонили сыну и договорились, что тот приедет к ним в Венецию.               

В Львове, в сквере у привокзальной площади их ждал автобус.
- Ирина, ваш сопровождающий и экскурсовод, - представилась миловидная тридцатилетняя блондинка и предложила Сибирцевым занять места в четвертом ряду.
 Группа, состоящая из пятидесяти человек (шесть мужчин и много женщин), пенсионеры и пионеры, собралась довольно быстро. В начале девятого автобус выдвинулся в путь. Ехали уже известным маршрутом через Стрый, Сколе, Карпаты.
  Ирина увлекательно рассказывала о достопримечательностях. За окном раскинулась ровная, как блюдце, украинская степь, но через три часа, после Стрыя, пошли Карпаты, только уже не снежные, как полгода назад, а летние, зеленые, с желтыми проплешинами полян поры сенокоса. Казалось, еще вчера уезжали отсюда навсегда и вот, нежданно-негаданно, вновь здесь. В селе Козево, проехали поворот на Орявчик, зимний приют. Показались склоны Звенива и Плая. Помахали им рукой, как старым знакомым, ведь Сибирцевы теперь тоже горнолыжники, совсем недавно мчались здесь по лыжным склонам. У подножия гор, тут и там, разбросаны белые глинобитные мазанки, покрытые соломой или, в лучшем случае, шифером. Бригады косарей вручную сметают высокие стога сена.
Границу в Чопе прошли быстро, за два часа. Украинские погранцы и таможенники бегло осмотрели салон, проверили документы и пожелали счастливого пути, а вот у венгров на терминале, каждый турист выходил из автобуса, предъявлял паспорт и отходил в сторону, в ожидании штампа о пересечении границы. Вещи проверили выборочно, всего два чемодана.
Первый признак заграницы это, конечно, автобан, по которому помчались на Будапешт. О достоинствах европейских дорог знают все, Сибирцева же поразила не столько идеальная поверхность, прямой, как стрела, трассы; не абсолютное разделение встречных потоков; не отсутствие рекламы; не правая белая полоса, при наезде на которую создается эффект гравийной дороги (для того, чтобы водитель не уснул за рулем); а больше всего удивили железобетонные эстакады над трассой для перехода по ним диких животных, густо покрытые кустами и деревьями. В голову пришла естественная мысль: «Если государство так озабочено благополучием диких животных, то с  гражданами его, очевидно, все в порядке».
 Останавливались лишь в санитарных зонах через три часа пути, чтобы привести себя в порядок.
Повсюду царили чистота и порядок. Все вокруг было таким современным и новеньким, словно построено только вчера. Великолепие автострады, по которой они ехали, бензозаправок, дорожного сервиса и даже туалетов поражало воображение.
- Таких туалетов нет даже в наших дворцах, - не уставала восхищаться Юля.

Населенных пунктов вдоль магистрали в пределах видимости не наблюдалось. Степь плавно перешла в холмистую местность. И вот они – Альпы. На юге они ничуть не отличаются от Карпат. Проехали двенадцать горных тоннелей. Лишь по кирпичным двух-трехэтажным домам под разноцветными черепичными крышами, разбросанным по склонам, да миниатюрному тракторишке, ползающему по  горным полянам и ловко сбивающему валки из сена, можно догадаться, что это Европа.
 - До чего приятен здесь климат и роскошна растительность, - восхищалась Юля, глядя на увитые плющом нарядные домики и романтичные ресторанчики, уступами спускающиеся по отлогому склону горы.. – Подлинный рай для влюбленных!

Вечером они были в Пеште на площади Героев, где их встретил молодой парень-венгр из турфирмы, отлично говорящий по-русски.
Масштабы площади впечатлили. Ее украшают несколько памятников. Первый, расположенный в центре площади, посвящён тысячелетию перехода мадьяр из Зауралья через Карпаты на территорию нынешней Венгрии и представляет собой высокую колонну, на вершине которой находится фигура архангела Гавриила на земном шаре с короной короля Иштвана и апостольским крестом. Две полукруглые колоннады, разместившиеся за ней, — это памятник героям Венгрии. Длина каждой из колоннад под сотню метров. На них расположено по семь скульптур королей и национальных героев Венгрии.
С центральной площади направились в Буду, верхнюю часть города, к Рыбацкому бастиону.
Рыбацкий бастион – это белокаменная и очень красивая крепость с семью резными башенками, скульптурами и потрясающим видом на Будапешт. В средние века на этом месте был расположен рыбный рынок, отсюда и необычное название. Рядом находится церковь Святого Матьяша, На одной из площадок самого бастиона стоит статуя короля Иштвана Святого.
Вид с горы от Королевского дворца на набережную Дуная в ночных огнях захватывает дух. Особенно поражает панорама из шести красавцев мостов через Дунай.
Проехали по набережной ночного Будапешта в иллюминации, - впечатляет! На берегу Буды, возвышаясь на горе, величественно светился монумент Свободы. Не зря Будапешт признан одним из самых красивых городов Европы.
Ночевали в отеле «Берлин» на окраине столицы.

За ужином Юля вдруг заявила:
- В Вену я не поеду.
- Почему не поедешь? - поперхнулся от неожиданности Сибирцев.
- А ты не знаешь почему?
- Нет.
- Да потому, что там живет твоя ненаглядная Аюн!
- И что? – закипал Сибирцев, - причем здесь одно до другого?
- А при том, что я не хочу ее видеть, а она, я уверена, нас найдет, - стояла на своем Юля.
- Да я знать не знаю, где она? Больше тридцати лет не общался, а ты опять заводишь старую пластинку?
- Успокойся. Я ведь тебя не держу. Съезди один. А я погуляю по Будапешту, - пошла на компромисс жена и взяла в руки ладонь Сергея.
- Я без тебя никуда не поеду! - вспылил Сибирцев и встал из-за стола…
Аюн действительно жила в Вене. Десять лет назад она вышла замуж за дипломата и переехала из Монголии в Венгрию. Совсем недавно она нашла Сергея в «Одноклассниках» и тот, не подумав, сообщил ей, что они собираются в поездку по Европе. Аюн пригласила их в гости, на что Юля отреагировала резко отрицательно. Сибирцев не посчитал нужным обращать внимания на женские интриги и попросту забыл инцидент. Как оказалось, зря…

                2

Утром, после завтрака, автобус с желающими уехал на экскурсию в Вену.
 Сибирцевы же, не разговаривая друг с другом после вчерашней ссоры, вновь вернулись в центр города.
Однако, при такой красоте вокруг, долго «дуться» было невозможно. Прогулка на кораблике по Дунаю, посещение купален Сечени, зоопарка, - вновь вернули отличное настроение. Здание Парламента, Базилика Святого Иштвана, прогулка по центральному проспекту Андраши, все это, и даже то, что, в конце концов, не зная языка, заблудились и полдня плутали по городу, надолго остались в их памяти.

Следующим утром группа выехала в Словению, самую богатую из шести республик бывшей Югославии.
 Вдоль дороги простирались бесконечные поля кукурузы, начинались виноградники. Они заметили то, что даже в бедной бывшей Югославии все дома, даже в самых маленьких поселках, выглядели красивыми и добротными. Ни одной развалюхи, которых пруд пруди в деревнях и селах России и Украины, им на глаза не попалось.
 Через три часа остановились в Любляне.
Любляна – город слишком миниатюрный для столицы европейского государства, где размещаются здания правительства, парламент, посольства и филиалы крупнейших банков континента. Старый город с его старыми мещанскими домами и черепичными крышами можно обойти пешком минут за сорок.
Любому туристу, попавшему сюда впервые, бросается в глаза лесистый склон горы, на которой возвышается Люблянский замок.
Любляна — одна из самых живописных столиц Европы. Украшают город мосты из белого камня, переброшенные через речку Любляницу и украшенные фантастическими скульптурными фигурами. В 1901 г. был построен самый известный — Драконов мост. Вход и въезд на него с четырех сторон охраняют бронзовые фигуры крылатых драконов, издавна считавшихся символом Любляны. В Старом городе, лежащем у подножия крепостного холма, есть много прекрасных исторических памятников, дворцов, храмов. Город раскинулся на фоне Альп. Это единственное место в Альпах, населенное славянским народом.
Замечу, что все памятники в Европе окрашены в зеленый цвет, в отличие от наших белого и серого.
Образование и здравоохранение в Словении бесплатные. И когда одна из женщин-туристов неуверенно спросила экскурсовода:
- Ну, доктора взятки, все равно, наверное, берут?
Та сначала даже не поняла сути вопроса, а когда разобралась, то покраснела (возможно, от стыда) и сказала, что у них это в принципе не возможно. А если все-таки случится, то человек однозначно окажется в тюрьме. Мы смотрели друг на друга, как инопланетяне, забыв, что каких-то лет двадцать назад было и у нас похожее.
По всему городу размечены велосипедные дорожки. Для велосипедистов даже есть отдельные светофоры.
В подземных переходах собираются бомжи. В Словении никто не работает после пяти вечера. Как пробили часы — наступает тишина, и закрываются все магазины.

К вечеру прибыли в небольшой итальянский городок Гальдиеро, в четырнадцати километрах от Вероны, где остановились в отеле «Баретта». Номера в итальянских отелях очень хороши, даже шикарны, не смотря на их сравнительную дешевизну. Да и вообще-то это здорово, что можно неделю жить в Европе, проехать и посмотреть четыре страны, с завтраками, за какие-то двести евро.
Про европейскую кухню промолчу, так как к еде равнодушен, скажу лишь, что в Венгрии все было остро и питательно, а в Италии - фруктовый стол, пицца и паста. Очень вкусное мороженое. А пиво лучше немецкое.
Во время ужина Сергею позвонил сын и сообщил, что, к сожалению, не может приехать к ним (неувязки на работе). Очень жаль, а ведь изначально поездка задумывалась с целью их встречи. Они в этот раз в Рим тоже попасть никак не могли, так как насыщенность поездки этого не позволяла. К тому же они были в составе группы.

Четвертый день провели на озере Гарда, самом большом в Италии, мировом месте отдыха.
Остановились в жемчужине курорта на юге озера - Сирмионе. Город расположен на полуострове, далеко вдающемся в озеро шириной около полутора километров. Это курорт для богатеньких – отели сплошь пятизвездочные. В Сирмионе много достопримечательностей –  музей археологии и развалины  резиденции эпохи древних римлян. Разумеется, главная достопримечательность курорта — это внушительный замок Скалигеров тринадцатого века на берегу, некогда служивший военным портом веронской флотилии. Сегодня внутри крепости находится мини-музей, который предлагает прогуляться по стенам и подняться на смотровую башню, с которой открывается изумительный вид на город и озеро.
Очень хорош вид на замок с воды. Да и сам городок очень живописен – громадные старинные отели, узенькие улочки, площади, в общем, есть что посмотреть и где полазить.
Первое, что сделали – промчались по озеру на катере, так как для Сергея самое значимое в любой местности, это наличие водоема.
Озеро Гарда отвечало самым взыскательным вкусам: пятьдесят два километра в длину, от двух до семнадцати шириной, глубиной до трехсот пятидесяти метров. С него открывается великолепный вид на высокие горные вершины Альп. Вода бирюзового цвета, очень чистая, как на западном побережье Крыма, но пресная.
 В конце прогулки капитан судна не удержался и дал полный газ. Катер, как молодой жеребец, сорвался и поскакал по волнам. Завизжали девчата… Прогулка удалась.
Затем они купались и загорали на пляже. Что характерно, местные жители в воду не лезли, предпочитая сидеть на прибрежных камнях. Они привыкли к бассейнам.
Юля кормила с рук, прохаживающих важно по пляжу  и выпрашивающих у людей пищу, довольно упитанных лебедей. Рядом, итальянская чета преклонного возраста, мирно сидела в шезлонгах и с тоской и грузом прошедших десятилетий в глазах, как-то безучастно смотрела в озерную даль. Подошла пара белых американцев с детьми, двое из которых были почему-то чудесными негритятами (мальчик и девочка лет трех).
Накупавшись, к вечеру поехали в Верону. Это километров сто. При въезде в город остановились у крепостной стены, своими зубцами похожей на нашу кремлевскую. Вдоль нее прошли к центру города, где возле Арены, или как тут называют, Малого Колизея, нас ждала местный экскурсовод, девушка лет тридцати родом из Харькова. Наших женщин здесь пруд пруди. Получили наушники (два евро), чтобы не отстать от группы, и пошли на экскурсию.
Мимо Арены, где в древности проводились гладиаторские бои, а ныне выступают звезды мировой эстрады, по центральной улице с бутиками известных мировых трендов, вышли на центральную площадь. Лобные места городов Европы примерно похожи: ратуша с башней и часами, здание парламента, храмы и дворцы. А в самом центре, новое веяние времени - китайский рынок.
В дворике Джульетты произошел небольшой инцидент. Увидев на балконе героини Шекспира фотографирующихся девчат, Сибирцев тоже захотел запечатлеть себя на память. Попросив Юлю приготовить фотоаппарат, он зашел в дом и поднялся на второй этаж. Кстати, внутри дома ничего интересного не наблюдалось: голые каменные стены и лестница. Поднявшись наверх, он, не обратив внимания на стоящую в проходе старушку-смотрительницу, прошел сразу к балкону и только хотел на него выйти, как этот божий одуванчик, бросилась на него, схватила за руку и что-то громко загорготала. Сибирцев сначала смутился в недоумении, но ничего не поняв, выдернул руку и продолжил путь. Тогда старушка засвистела в свисток. Откуда-то появились два карабинера в форме, обступили Сергея и жестами предложили ему следовать вниз за ними. На улице, взяв Сибирцева под руки, повели, очевидно, в участок. Заметив эту процессию, к ним кинулась Юля, прихватив с собой Ирину. После недолгих объяснений Иры с карабинерами (вот что значит знание языка), Сибирцева отпустили, выписав штраф в четыре евро. Оказалось, что на балкон Джульетты можно выходить только невинным девушкам, но никак не мужикам. Вот такой вот казус.
По пути в отель по просьбе женщин, остановились на три часа в супермаркете. Желающие делали закупки: сыры, макароны, оливковое масло, вино.
  Юля с тоской посматривала на витрины. Подумать только, побывать в Италии, столице моды, и так себе ничего и не купить!
Она торопливо приобрела себе  пару кофточек от «Миссони», и брючки от «Версачи» и даже рубашку для Сергея от «Босса».
К вечеру они настолько переполнились впечатлениями, пресытились ими, что ни глаза, ни мозг больше их не воспринимали.

Утром выехали в Венецию, главную цель поездки.  Еще в детстве Сергею говорили, что Ленинград – это северная Венеция, поэтому посещение ее было мечтой детства. Мечта детства сбылась.
За час, покрыв расстояние в сто тридцать километров, оказались в Местре, материковой части Венеции. По длинному мосту через болото проехали к морскому вокзалу. Дальше автотранспорт не ходил.
Исторический центр Венеции расположен на ста восемнадцати островах разделенных ста пятидесятью каналами и протоками, через которые переброшено около четырехсот мостов (в том числе Риальто и так называемый мост Вздохов). Венеция построена на сваях из лиственницы, произрастающей в Альпах, которая почти не гниёт в воде. Она постепенно уходит под воду.
У причалов стоят сотни катеров и яхт. Вдали на рейде видны огромные океанские лайнеры. «Принцесса Канди», - прочитал Сергей надпись на борту одного из них, двадцати двух палубного, - надо посмотреть в Интернете, - отметил он.
В Венецию ежегодно приезжают двадцать пять миллионов туристов! (В Крым – три – четыре).
Проезд на островную часть занял двадцать минут и стоил тридцать евро. Главный остров, на речном трамвае (вапаретто), обошли справа, со стороны Адриатики. Тут и там сновали десятки судов и суденышек. Вот прошел мусорщик с контейнерами, похожий на нашу баржу, за ним, красный пожарный катер с работающей водяной пушкой, а там мчится белый санитарный катер с красным крестом. Все при деле.
Справа проплывал остров Мурано с его дворцами и огромной фигурой голой женщины-инвалида без рук и ног, сидящей на набережной, символа предстоящих параолимпийских игр.
Венеция выступила из-за поворота черепичными крышами. Пожалуй, это были самые счастливые минуты во всем путешествии: водная гладь, стремительный катер и набегающий город – такой наивный и вечный, как детство.

Причалили вблизи площади Сан-Марко. Экскурсовод повел их, вдоль довольно широкой набережной через четыре моста над каналами, в центр города. Группа остановилась на мосту Вздохов возле городской тюрьмы. Под ними плыли знаменитые гондолы.
Площадь Сан-Марко - самая известная площадь Венеции (а может, и целого мира) и в самом деле оказалась чудо как хороша. Замкнутая с трех сторон длиннющими колоннадами, она производила впечатление огромнейшей, парадной бальной залы. Составными частями площади являются известнейшие на весь мир архитектурные ансамбли, среди которых: Собор Святого Марка, Часовая Башня Святого Марка, Библиотека, Колонны, Старые и Новые Прокурации, Дворец Дожей и Ала Наполеоника.
С площади они вышли на узкую торговую улочку. С обеих сторон сверкали умопомрачительные витрины то «Луи Виттона», то «Лауры Биаджотти», то «Валентино».
По узким полутораметровым улочкам прошли к мосту Риальто на Гранд Канале. Мост Риальто – это самый узнаваемый символ красавицы Венеции. Миллионы туристов ежегодно стремятся пройти по торгово-сувенирным рядам ажурного сооружения, запечатлеть себя на фоне знакомых очертаний и архитектурных изгибов и, конечно, загадать желание, проплывая под мостом на традиционной гондоле. Более того, по утверждению местных гидов, поцелуй под самым известным венецианским мостом надолго скрепит сердца и судьбы влюбленных – куда лучше всяческих брачных уз.
 Наблюдать с него за жизнью знаменитого города  было самым восторженным впечатлением всей поездки.
С верхней точки моста было видно, как по воде, плещущейся прямо у стен старинных особняков, сновали десятки разнообразнейших плавсредств. «Вапоретто», груженые туристами и венецианцами отваливали от пристаней. Плавно скользили гондолы. «Грузовики» в виде мини-барж, развозили по магазинам и отелям припасы. Проносились высокомерные водные такси.

Сергей заметил, что в этом путешествии им очень везет (тьфу-тьфу, не сглазить). Даже в тот момент, когда не было свободных мест для прогулки на гондоле, вдруг, оказалось, что не пришли два человека (заблудились в последний момент), их билеты достались именно Сибирцевым.
Прогулка на гондоле очень романтична, особенно, когда вы вдвоем.
В Венеции четыреста двадцать пять гондольеров, причём число это не меняется вне зависимости от выхода на пенсию или прибытия новых членов. Все они венецианцы по происхождению.
Длина лодки составляет одиннадцать метров, ширина полтора, дно плоское без киля. Вес пустой гондолы примерно четыреста килограмм.
Асимметричная форма лодки позволяет гребцу-гондольеру управлять лодкой одним веслом, находясь сбоку от линии, разделяющей лодку вдоль пополам. Гондольер стоит на лодке и управляет ею, глядя вперёд по направлению движения. Весло является как веслом, так и рулём.
Вода плескалась в дома, и стены домов были зелеными от ила и водорослей. Сибирцев сидел, закрыв глаза, и слушал плеск весел. Гондольер напряженно орудовал веслом, поскольку лодка была тяжелая.
Лодка, не смотря на свои большие размеры, очень верткая и когда Сергей поворачивался, фотографируя окрестности, то невольно раскачивал ее. Гондольер громко ругался, грозя ему веслом, но, так как языка Сибирцевы все равно не знали, то лишь глупо улыбались ему в ответ.
Увидев между домами маленькое кафе, попросили гондольера причалить. Взяли знаменитую итальянскую пасту и пиццу.
Затем просто гуляли по узким улочкам острова.
Вечером на вапаретто группа вернулась на материковую часть города и заселилась в отель. Следующим утром планировались прогулка по Гранд-Каналу и экскурсия во дворец Дожей. В ночь они возвращались во Львов.

               
                3

Не смотря на усталость, Сергей после ужина вышел из отеля прогуляться.
Юля отказалась, сославшись на неподготовленность к завтрашнему дню.
Сибирцев подошел к зданию вокзала. Над ним подтверждающее светилась надпись VENEZIA, и оттуда шли люди с чемоданами и сумками – наверное, прибыл поезд. Люди спешили к причалу, выясняли расписание катеров, спорили и смеялись.
- Сан-Марко, синьор! – крикнули ему с подошедшего катера. – Поскорее, если вам надо на Сан-Марко, катера теперь долго не будет!
- Синьор сам не знает, куда ему надо.
Он узнал Аюн прежде чем обернулся.
- Аюн! – прошептал он. – А что ты здесь делаешь?
- Здесь я разыскиваю тебя,  - сказала она, прижавшись щекой к его груди. – Разыскиваю тебя по всему белу свету… Пойдем, друг мой любезный.
Сибирцев, ошарашенный встречей, не задумываясь, пошел за ней.
Они спустились по ступенькам причала и шагнули на катер.
- Но как же можно было меня здесь найти, Аюн? – спросил Сергей, не отпуская ее рук.
- Не так уж трудно. Позвонила из Вены в Рим Ваньку. Тот сказал, что вы уже в поездке. Через турагенство нашла вашего гида Ирину… и вот я здесь. Я же обещала тебе сюрприз…
- А если бы мы были не в Венеции, если бы я не вышел сейчас из отеля и не стоял здесь неизвестно зачем? – спросил Сергей. – Как же ты нашла меня?
- «Если бы» не бывает, - улыбнулась Аюн. – Как я могла тебя не найти, когда я только это и делаю всю жизнь?
Катер плыл по Гранд-Каналу не слишком быстро, темнели палаццо, стоящие в воде, темнели и поблескивали глаза Аюн.
Людей на катере было много, но ему казалось, что они одни на скрипящей ржавой палубе. Она держалась за плечо Сергея.
- Сейчас – Риальто, - сказал она. – Ты знаешь, где хочешь выйти?
- Нет, - покачал головой Сергей.
- Тогда поедем со мной. У меня здесь есть номер в отеле.
Она больше ни о чем его не спрашивала, и они вышли на пристани Сан-Марко.
Ни в одном из окон маленького отеля, расположенного в лабиринтах узких улиц близ площади, уже не горел свет. Даже портье открыл не сразу.
Поднимаясь на второй этаж по узкой мраморной лестнице с холодными перилами, Сергей спросил:
- Откуда ты знаешь итальянский, Аюн?
Она улыбнулась:
- Ты забыл, что я уже десять лет живу в Европе и занимаюсь гостиничным бизнесом.
Номер был небольшой, в одну комнату. И широкая застеленная кремовым покрывалом кровать под высоким балдахином, разверзлась перед Аюн как пропасть.
Она вовсе не собиралась спать, она понимала, что  невозможно спать, когда она чудом нашла его в июльской венецианской ночи, - это было слишком несправедливо.
Но, едва почувствовав виском тепло его дыхания, его руки на своих плечах, - она тут же поняла, что проваливается в сон, что ничего не может поделать с тем ощущением покоя, которое исходит от Сергея…
- Сереженька, я сейчас проснусь… - пробормотала она, засыпая и слыша, как с приглушенным стуком падают на пол ее туфли. – Я подремлю пять минут и проснусь…

Когда Аюн проснулась, комната была залита неярким жемчужно-серым светом. Первые секунды она ничего не могла понять. Где она находится, утро сейчас или вечер?
Возле нее в кресле сидел Сергей Он спал. Его дыхание было почти не слышно.
Несколько мгновений Аюн всматривалась в его лицо – знакомое, как ей казалось, до последней черточки – и понимала, что не узнает его. Не брови эти не узнает, не стрелки подернутых белизной волос на лбу, и не легкие морщинки у сомкнутых губ, и не изгиб скул. Она не узнавала выражения его лица, и это так поразило ее, что она не могла отвести от него глаз.
Она прикоснулась пальцем к Сережиной щеке, осторожно провела по губам. Его лицо показалось ей печальным. Но, прежде, чем она смогла догадаться, в чем печаль, он открыл глаза.
- Сережа, - сказала Аюн, быстро отведя руку от его губ, - неужели я так и проспала всю ночь – ведь уже утро? Но ты же устал так спать?
Аюн увидела, что Сергей, как и она, спал одетый. Его туфли лежали рядом с кроватью.
- Ничего. По-моему, ты отдохнула, правда?
- Конечно! – воскликнула она, садясь на кровати и сбрасывая одеяло, которым были укрыты ее ноги. – Я и представить не могла, что можно так отдохнуть – в одежде, и даже не приняв душ.

Он ждал внизу, пока она спустится в вестибюль. Только теперь при свете Сергей разглядел, что отель, в котором они так неожиданно оказались ночью – был очарованием венецианской старины. Тусклое поблескивание старинной бронзы, винный бархат кресел, запах дорогих духов, - все свидетельствовало об изысканности отеля.
Они вышли на узкую улочку.
- Куда пойдем? – спросила Аюн.
- Куда хочешь.
- А Юля?
- Я ей вчера позвонил, сказал, что ты приехала.
- А она?
- Бросила трубку.
- Плохо как-то все вышло. Может, вернемся к ней?
- Не надо. Я потом все объясню.
- А когда ты уезжаешь?
- Сегодня вечером.
Сергей вдруг понял, что больше не хочет ничего осматривать – ни церкви, ни галереи – ничего! Ни сияющую белым мрамором церковь Марии дела Салуте, ни мост Риальто, ни бесчисленные ангелы в маленьких двориках.
- Знаешь, я, кажется, никуда не хочу, - сказал он.
- Тогда пойдем завтракать на Сан-Марко, - предложила Аюн.
Они сели за белый столик прямо на улице, под аркадой.
Разговор предсказуемо зашел про их первую встречу в Улан-Баторе. Аюн с упоением и улыбкой на губах вспоминала то счастливое время.
- Пойдем по Венеции гулять? – вскоре спросил Сергей.
- Да, правда! – спохватилась Аюн. – С ума мы с тобой сошли: сидим посреди Сан-Марко и вспоминаем далекую Монголию!
- Ну и что? Хорошо сидим. А вообще ты права, пойдем, ведь вряд ли еще здесь я окажусь.
Они стояли у моста Вздохов и смотрели, как медленно, плывет гондола по узкому каналу между Палаццо Дукале и тюрьмой Карчери.
Потом они медленно шли по Фондамента Нуова к двенадцати мостам – то и дело останавливаясь, глядя то на серебристо-серую воду, то друг на друга.
Они незаметно забрели далеко – в самую глубь Венеции миноре, - выпили вина в какой-то маленькой траттории, на террасе, зажатой между домом и каналом. Вода плескалась у самых ног, и глухо ударялась о террасу привязанная рядом гондола.
- Ты, наверное, на гондоле хочешь покататься? – спросила Аюн.
- Нет, не хочу, я вчера катался, - покачал головой  Сергей. - У нас с тобой был замечательный день.  И я тебе за него благодарен.
- У меня через четыре часа самолет, - сказала Аюн, -  Мы можем вместе поехать в аэропорт, если ты, конечно, хочешь.
-  Хочу, - качнул головой Сергей.

Самолет на Вену отправился точно по расписанию, и Сергей не мог забыть то чувство отчаянной, невосполнимой оставленности, которое охватило его, когда он смотрел, как Аюн, не оглядываясь, идет через зал за таможенной калиткой.
Когда они прощались, он взял ее за руку и, помедлив мгновение, поцеловал – прикоснулся к губам коротким, стремительным поцелуем. Аюн едва удержалась, чтобы не схватить его за руки, чтобы не задержать его, не просить остаться…






























               

                «Мы теперь уходим понемногу
                В ту страну, где тишь и благодать.
                Может быть, и скоро мне в дорогу
                Бренные пожитки собирать…»

                1924.   С. Есенин   



                ГЛАВА  11
               
                ЖИЗНЬ  ПОСЛЕ  ЖИЗНИ   

                1

Глобальное потепление в последние годы коснулось и Украины. Снежные и морозные зимы канули в Лету. Морозные дни, до -25С бывают лишь на Крещение, остальные три зимних месяца температура воздуха «гуляет» возле 0С. Период ледостава на реках и озерах сократился до полутора месяцев, что значительно уменьшило время зимней рыбалки. Летние же месяцы стали напоминать знойную Африку. С мая по сентябрь стоит несусветная жара до 45С в тени, без единого дождя. Спрятаться от нее невозможно. Кондиционеры перегреваются. Вода в реках, как парное молоко, совсем не освежает. Прогнозы неутешительные – к 2025 году зимы на Украине, как таковой, вообще не будет, а жара еще усилится. Мало того, что зимняя рыбалка уходит в историю, приходится забывать и о грибах, вот уже лет пять из-за летнего зноя и отсутствия дождей выгорают грибницы.
Сибирцев который раз с большим сожалением думал об утраченной возможности переезда в Россию, где были все условия для его любимых увлечений: рыбалке, катанию на лыжах и сбору грибов.
Сергею, выросшему в лесных северных местах, сбор грибов был дороже любых увлечений. Азарт охотника и рыбака меркли перед его тягой часами бродить по болотным кочкам и лесным опушкам, находить упругих красавцев с цветными шляпками – подосиновики, подберезовики, боровики. Наткнуться на пень или поваленное дерево, густо усыпанное опятами. Кружить вокруг елки, раскапывая в иголках плантации лисичек.
Бывает, стоит прямо рядом с тропинкой крепыш – ножка толщиной с деревце, шляпка темно-красная, тарелочкой перевернутой – и ни одной червоточины. Режешь его под самую грибницу, а он как бы попискивает. А другой под листьями прячется, наружу только бугорок. Разворошишь, а там чудо чудное – белый грибной король без малого килограмма два весом, будто специально для тебя вырос и в прятки играл, дурачился.

Как-то осенью, листая местную «Домашнюю газету», он наткнулся на объявление об организованных поездках по грибы в сосновый бор под Чигирин в Черкасской области. Сначала его смутило расстояние в двести километров, но, в конце концов, страсть победила. Он позвонил по контактному телефону и в три утра следующего дня с группой грибников автобусом выехал в Черкасскую область. Из Кривого Рога ехали на север через Кировоград и возле Черкасс свернули на Чигирин, бывшую гетманскую столицу Богдана Хмельницкого.
За Чигирином, ровная, как блюдце, украинская степь сменилась любимыми песчаными пригорками с молодым сосняком без подлеска. Сразу же вспомнились родные северные Вытегорские боры с корабельными соснами.
Автобус остановился на просеке. Вываливший из него народ разминал затекшие за поездку конечности. Объявив сбор группы через два часа, водитель первым скрылся в соснах. Люди, оказавшись в незнакомом лесу, сначала неуверенно толпились возле машины, но вскоре группами по 2-3 человека разошлись по бору. 
Сибирцев, любивший оставаться с природой наедине, прикинув ориентиры, двинулся вдоль просеки. Первая полянка с маслятами попалась метров через пятьдесят. Ползая на корточках и раздвигая опавшие иголки, Сергей находил новые и новые грибы. Кинув взгляд в даль, он аж ахнул от удивления. Сверху, со склона горки, метрах в тридцати, на него «смотрел», сдвинув коричневую шляпу на бок, огромный настоящий боровик!
«Да, - с восторгом подумал Сибирцев, - это первый белый гриб лет эдак за десять!» Он долго с восхищением любовался великолепным красавцем со всех сторон. Затем с сожалением аккуратно срезал его и положил в ведро. «Еще бы парочку таких молодцов и поездку можно считать удачной», - мелькнула азартная мысль. Но, сколько кругов не нарезал он вокруг счастливого места, других грибов не было. Тогда он взял чуть в сторону. Пошли маслята. «Маслята – это хорошо, - бормотал он, - но, где же белые?»
Есть! Кинув взгляд в сторону, он вновь увидел боровик! В двух шагах слева из-под коряги выглядывал упругий красавец на толстой белоснежной ножке.
«Ну, здравствуй, дорогой. Плохо спрятался, полезай в кузов», - приговаривал довольный Сибирцев.
Сергей отметил, что все грибы были свежими, не одного червивого. Еще он подумал, что зря обул бродовики, только ноги парить. По такой почве в самый раз кроссовки или летние туфли, ведь сыро здесь не бывает, вода вся уходит вниз сквозь песок.
Увлекшись, Сибирцев забыл о времени и посмотрел на часы лишь, когда оба двадцати литровых ведра были полными. До назначенного времени встречи группы оставалось пятнадцать минут.
Стоя в расщелине между двумя сопками, он крутил головой, соображая, куда идти. Отсутствие солнца осложнило ориентировку, а компас он, как всегда, забыл дома. Попытка дозвониться водителю по мобильному телефону успехом не увенчалась, абонент был не в зоне доступа. Тогда, определив по деревьям север-юг, он пошел искать просеку. Маслята попадались целыми полянами. Сибирцев, пересыпав грибы в большие целлофановые пакеты и приспособив упавшую лесину под коромысло, повесил груз на плечи. К просеке он подошел через полчаса и услышал невдалеке сигналы машины. Затем раздался звонок телефона, это был Сергей-водитель. Ответив не звонок, он быстро направился к автобусу, обходя попадающиеся по пути кучки маслят, срезая лишь редкие белые.
Заметив Сибирцева, грибники, недовольные задержкой, махали ему руками и кричали, что бы шел быстрее, но, увидев, сколько тот прет грибов, враз примолкли. Все они, к сожалению, не могли похвастаться такой удачей.
Перекладывая грибы в картонные коробки, Сибирцев убеждал коллег не уезжать, обещая показать грибные места, но, увы, большинство склонилось к переезду.
Вернувшись на трассу и проехав по ней километров пять, вновь повернули в лес. В отличие от старого места, здесь уже стояло много машин с любителями «тихой охоты».
Не найдя безлюдного места, поплутав по лесу, они остановились. Народ тут же разбежался в поисках счастья. Сибирцев же не особо надеясь на удачу, пошел бровкой вдоль дороги. Людей в бору было больше чем грибов. С трудом, набрав ведро маслят, он вернулся к автобусу. Картина была ясной: «кто не успел, тот опоздал». Да и понятно: в сосновый бор шириной два и длиной тридцать километров съезжаются три области!
Время подходило к обеду, Сибирцев сел на пенек перекусить. Вскоре появились коллеги недовольные переездом. Они тихо переругивались, ища виновного в их неудаче. Сибирцев же, удовлетворенный поездкой, молча жевал собранной Юлей в дорогу «тормозок».
Подошел водитель с полным ведром маслят. «Ну что, здесь останемся или вернемся на старое место?» - спросил он Сергея.
«Как хотите. Я же предлагал показать грибные места, вы отказались. А здесь уже ловить не чего», - ответил ему Сибирцев.
Посоветовавшись, решили все же вернуться на старое место. Однако, собрались не все, не хватало двух девушек. На звонки они не отвечали. Водитель сигналил машиной, но девчат не было. Время шло, люди опять разбрелись.
- Я в таких случаях забираюсь на гору и в свисток свищу или в дудку для футбольных фанатов дую, ее далеко слышно и ни с чем не спутаешь, - дал совет водитель соседней машины.
- И что, помогает? – спросил Сибирцев.
- Еще как! Хочешь, попробуем?
- Ну, давай.
Взобравшись на гору, водитель начал громко дудеть. И действительно, через пару минут из леса стали выходить люди, но не те.
Узнав, что ищут других, поплевавшись, они вновь разошлись.
Но вот, наконец, показались и девчата. Выглядели они испуганно.
- Мы думали, что заблудились, - виновато оправдывались они, - мобилка в горках не берет, сигнал машины слышится то с одной, то с другой стороны. Зашли за сопку, и все, тишина, как в могиле. Хорошо, что дудку услыхали, на нее и вышли.
С поисками пролетело два часа. Люди устали и ничего уже не хотели. Приняли разумное решение – вернулись на трассу и купили грибов у местных. Грибной рынок растянулся вдоль дороги на добрых пять километров. Деревенские жители выходили из леса, тут же по дешевке сдавали оптом грибы и возвращались в лес. Бери – не хочу. В общем, все остались довольны. Кто не набрал грибов - купили. А все вместе нагулялись на природе. К вечеру вернулись домой.
Через неделю Сибирцев еще раз съездил в те места, но такой удачи уже не было, набрал лишь два ведра. И на том спасибо – до следующей осени Сибирцевы были с заготовками настоящих грибов, чего уже не наблюдалось последних лет двадцать (исключая осенние отпуска в Вытегре). Нет, сыроежки, шампиньоны, рядовки, грузди и т.д. конечно бывали, но разве это грибы по сравнению с белыми!?

                2

Сергей Николаевич лежал на диване и предавался воспоминаниям. В памяти возник прошедший високосный две тысячи двенадцатый год. Год невосполнимых потерь. Ушел из жизни друг Петрович, полковник и сосед по даче. Умер Михайлович, сосед по лестничной площадке, обеим чуть за семьдесят. Дружили двадцать лет, с ними прошла значительная часть жизни. Не стало  друга курсантской юности Черного, Вовки Микрюкова…
Все сейчас начинается с Интернета. Как в сказке, не от куда, буквально из небытия, находятся друзья-товарищи детства, юности и зрелых лет. Друзья, с которыми съел не один пуд соли, следы которых, судьба-злодейка запутала так, что не мог их распутать десятилетиями, вдруг мгновенно, по одному клику кнопки, возникают на экране монитора. Чудеса, да и только.
«Однако, что самое страшное, - размышлял Сибирцев, - уходят они так же быстро и неожиданно. Так ушел Коля Чаплыгин. Так ушел Черный… Ведь собирался к нему в гости, да практически, уже был в пути, и в последний момент отложил поездку. Подумал, потом, чуть позже… А вот уже и ехать не надо… Не к кому. А он ведь ждал меня… Чувствую, что ждал. В последних разговорах по Скайпу был в нем какой-то надлом, какое-то неудовлетворение жизнью. Ведь казалось, жизнь удалась: подполковник, следователь-важняк, свой бизнес, дети в порядке. А надрыв был… Болел сильно: позвоночник и диабет. Может это, а может, отголоски первой чеченской. Срочно закрыл свой бизнес – почему? Не объяснял и не жаловался… И вот нет его. Нет Черного!.. Друга моего!.. И никогда не будет… А я так к нему и не съездил… Дурак я!..»
Ушла из жизни мама, любимая Полина Васильевна. На девяносто первом году. Последние семь лет они были вместе (Сергей перевез ее  из Вытегры к себе). «Хоть под конец жизни пожила в благоустроенной квартире рядом с сыном и снохой. Наверное, она была довольна?» - успокаивал себя Сибирцев.
 Последнее время она часто вспоминала младшего из своих братьев – Константина. Тот, далекой зимой тридцать седьмого года, ушел на лыжах из родной деревни Кондуши по льду Онежского и Ладожского озер, учиться в Ленинград, а это, без малого, полтысячи километров. Он поступил в Военно-Медицинскую академию, которую успешно закончил летом сорок первого. В  июле Константин уже был на Северном фронте.
Это о нем 4-го августа 1941 года писала газета «Краснофлотец»:

В морской отряд, отряд ударный,
Где что ни парень, то – герой,
C тяжелой сумкой санитарной
Явился врач. И сразу в бой.

Слегка смущаясь в новой форме,
Чуть мешковатый и еще
Не побывавший в крепком шторме, -
Он сразу взялся горячо

За неотложные работы
У полосы передовой,
Уйдя в различные заботы,
Как говорится, с головой.

И тот, кто был в его палатке,
Поверил, глядя на него,
Что он – из храброго десятка
И не боится ничего.

Снаряд ложится за снарядом,
А он не чувствует огня,
Хотя вокруг колючим градом
Осколки падают, звеня.

  Среди камней, на мху зеленом,
  Он оперирует бойца,
  Как на столе операционном –
И смерть боится храбреца! 

                Посвящаю военврачу отряда моряков
                Константину Васильевичу Лобышеву.

                Александр Ойслендер.

Через двенадцать дней, 16 августа 1941 года Константин Лобышев пал смертью храбрых!

Думая о маме, Сибирцев вдруг вспомнил, как она рассказывала ему о Сергее Есенине, великом русском поэте. Причем такое, о чем нигде не прочитаешь. Ведь они были знакомы! Даже, более того, маленькая Поля сидела у него на коленях, когда тот в 1924 году приезжал в деревню Кондуши  Вытегорского уезда Олонецкой губернии в гости к своему другу поэту Николаю Клюеву.
Дом Клюевых в ту пору стоял по соседству с домом Лобышевых, родителей маленькой Поли. Галина Бениславская, старшая двоюродная сестра Полины Васильевны в то время училась в Московском университете и была дружна с Есениным, их познакомил Клюев еще в семнадцатом году. Как-то раз они вместе приехали к ним в деревню. Полина Васильевна хорошо помнила, как Сергей вечером на лужайке, где собирались деревенские жители, декламировал нашумевшие в ту пору:
«Гой ты, Русь, моя родная,
Хаты - в ризах образа…»
Сибирцев завидовал маме:
- Ты была знакома с самим Сергеем Есениным!.. Какой он? Неужели скандалист, как сейчас о нем пишут?
- Я была слишком мала, чтобы иметь свое мнение, а по рассказам сестры, он был очень простым парнем, - отвечала, смущаясь, мама. – Отношения у них с Галей были сложными, бесконечные встречи и расставания. Галина очень любила его. Когда Есенин развелся со второй женой Зинаидой Райх, и ему негде было жить, он жил у нее в Москве. Это у Гали было самое прекрасное время. Она взяла на себя всю основную часть его работы по связям с издательствами. Сергей в это время много издавался и если бы не его друзья-выпивохи, многого бы добился. Друзья паразитировали на его имени, на его деньгах. Их счастье продлилось недолго. Через год Есенин познакомился с известной американской танцовщицей Айседорой Дункан и уехал с ней в Америку. Галина очень переживала и попала даже в клинику нервных болезней.
Как-то она приехала в деревню, забежала к нам и жаловалась моей маме, своей тетушке, что Сергей пьет, самодурствует, буянит. Что она бегает и выискивает его по притонам. А однажды плясал на улице в женском платье и чулках…
Вскоре мы узнали, что он ушел жить к Соне Толстой, внучке Льва Николаевича.
- Давай я лучше расскажу тебе о Николае Алексеевиче Клюеве, учителе Есенина. О нем ты обязательно должен знать, ведь он твой земляк, да и как поэт, он был выше Есенина. С ним очень считалась Анна Ахматова, приезжала к нему. Он долго был нашим соседом. Уезжал в Вытегру, Ленинград, Москву, но неизменно возвращался.  В 37-м его расстреляли, как кулацкого поэта…
И мама долго с любовью рассказывала о великом русском народнике.
А еще, мамуля, часто пересказывала историю из своей молодости
- Тогда, перед войной, - вспоминала она, - был такой случай. Жили мы в ту пору уже в Петрозаводске, училась я в университете на геолога, и за мной ухаживал один студент – малограмотный, из простой семьи, рабфаковец. Звали его Василием. Высокий, красивый, видный. Начнет петь романсы – заслушаешься. Этот Василий прямо-таки проходу мне не давал. А я была к нему довольно равнодушна. И вот стал этот Василий меня в буквальном смысле шантажировать. «Выходи, - говорит, - за меня замуж, а не то я с собой покончу. Жизнь, - говорит, - без тебя мне не мила». А у него имелся настоящий револьвер с патронами, не знаю уж откуда. Пришла я домой и объявляю, что, мол, выхожу замуж. Мама поахала-поахала, но смотрю: она только рада, что меня замуж зовут, что в вековухах не засижусь.
А тетка отвела в сторону и говорит: «Не надо, не ходи за него. Прошу тебя. Нехороший он человек. Не будет у тебя с ним счастья. Да и не любишь ты его». Она сказала это так спокойно и уверенно, что аж мурашки побежали по коже, и я вдруг поверила ей. При следующей встрече с Василием я ему отказала. Решительно и бесповоротно. Он пистолетик свой схватил, к груди приставил и грозится: «Застрелюсь!» А я его только попросила: «Пожалуйста, не надо!» - и ушла.
На следующий день я увидела его в университете – мрачный, как туча, на меня не смотрит, но живой. А у меня прямо от сердца отлегло – и оттого, что с собой не покончил, а главное, потому, что не придется мне с ним судьбу свою связывать.
А вскоре, через полгода, этот Васька женился на другой нашей однокурснице, Любаше. Но их совместная жизнь совсем не задалась. Началась война, и Василия мобилизовали, но он, уж не знаю какими правдами-неправдами, устроился на хлебное место – снабженцем при госпитале. Жил на широкую ногу. Говорили, что он, конечно, приворовывал. Пить стал. Семья – Любаша с годовалой дочкой – жили при нем в госпитале. И вот однажды вечером, напившись, затеял он в квартире, где они проживали, пальбу – кстати, из того самого револьвера. И – умышленно, нет ли – Любашу убил.
Его судили, дали всего семь лет лагерей (в те годы к уголовникам режим был гораздо снисходительней, чем к политическим) – да только и этих годков ему хватило. Из лагерей он больше не вернулся. Рассказывали, что убили его уголовники из-за карточного долга. А годовалую дочурку взяла к себе в деревню мать Любаши – да тоже не уберегла: в четырехлетнем возрасте та упала в колодец и утонула…
- Потом я не раз, - продолжала мама, - вспоминала тот наш разговор с теткой. Ведь она, можно сказать, судьбу мою переменила, жизнь мне уберегла…
- А за отца я вышла уже после войны, в 52-м, в Вытегре. Он приехал из Подмосковья по комсомольской путевке на строительство Волго-Балта. Да, Коля, Коля…

                4

Тихонько насвистывая под нос какой-то не особенно веселый мотивчик, Сибирцев поднял обеими руками готовую полку, сначала подержал ее перед собою, примериваясь издали, потом подошел к стене и аккуратненько приложил. Не оборачиваясь, громко спросил:
- Ну, как?
- Правый краешек чуть выше, - отозвалась Юля.
- Так?
- Ага.
Держа изделие одной рукой, он наметил точки беглыми прикосновениями остро заточенного карандаша, поставил полку у стены и взялся за инструмент. Минут через десять полка красовалась на выбранном месте: светлое дерево, мастерски покрытое бесцветным лаком, места хватит для трех горшков с цветами, да еще по бокам два поместятся. И что характерно, все сделано собственными руками.
Отступив на середину комнаты, Сибирцев полюбовался своим произведением и, глядя на Юлю, не без законной гордости, вопросил:
- Есть мужик в доме?
- Временами, - ответила Юля с непроницаемым лицом.
- Я и смеситель поменял, - напомнил Сибирцев нарочито безучастным голосом. – И кафель приклеил намертво. И люстру укрепил. И много еще там… Есть мужик в доме?
- Сибирцев.
- Чего?
- К зеркалу подойди.
- А на кой?
- На себя посмотри. Можешь ты хоть раз послушаться без пререканий.
- Есть, товарищ боевая подруга, - пробурчал Сибирцев и подошел к зеркальной дверце шкафа.
Как и следовало ожидать, он не узрел ничего особо выдающегося. В зеркале отражался высокий упитанный мужик в семейных трусах и майке, что характерно, седой, но без малейших признаков лысины, да и насчет морщин не стоило пока особенно переживать.
- И что? – сказал он, пожимая плечами. – Не юный лейтенант, конечно, но, по-моему, вполне нормально. Бывает и печальнее, вон у соседа лысина на всю голову, а он на восемь годов моложе…
- Шестьдесят скоро, - покачала головой Юля.
- Ну да, - отозвался Сибирцев. – И чего страшного?
В пятьдесят пять – супермен опять…
- Сибирцев.
- А?
- Ну не придуривайся. Все прекрасно понимаешь.
Покосившись на нее, Сибирцев вздохнул украдкой. И в сотый раз подумал, что с супругой ему повезло несказанно: в жизни она не учиняла скандалов с перепалками. Так, самую малость…
Она хотела сказать, конечно, что в шестьдесят, согласно законам природы, хоть ты тресни, а нет былого проворства и гибкости в организме, в опорно-двигательном аппарате. Что и реакция уже не та, и все поизносилось.
- Ладно, давай отложим душещипательную беседу на потом, мне еще на балконе надо полки поправить.
Сибирцев вышел на балкон, уселся в низкое старенькое кресло, для пущей конспирации разложил на ящике инструменты: ножовку, стамеску, молоток и гвозди. Ухмыльнулся не без цинизма.
Привычным движение он протянул руку к ящику, нащупал сбоку шпенечек и повернул его вправо, а потом и нажал. Сам ящик делал… Открылся небольшой тайник, достаточно вместительный, чтобы туда влезла поллитровая фляжка коньяка в лежачем положении. Имелись там еще пара-тройка шоколадных конфет и несколько грецких орехов. Классический схрон, в общем, за много лет так и не обнаруженный Юлией Николаевной Сибирцевой – хотя у означенной гражданки на эти дела имелся особый нюх.
Набулькав в стопку граммов пятьдесят, Сибирцев немедленно переправил их в организм, откусив половину залежалой конфеты, поудобней устроился в низком кресле и прислушался к ощущениям. Ощущения были самые приятные: пронесшийся по глотке сверху вниз легонький ожог расплылся в брюхе приятным теплом.
Сибирцев отправил следом вторую полусоточку, закрыл тайник и устроился в расслабленной позе, глядя с третьего этажа на идущих по тротуарам людей. Было уютно, хорошо и покойно.
Временами Сибирцев завидовал молодым, от которых его отделяло лет тридцать-сорок. Не молодости завидовал, а уж тем более не мастерству. Тут другое. Ребятки не застали перестроечные времена. Грустно и противно вспоминать, что творилось со страной, когда горластые правозащитники требовали урезать армию до парадного полка… И самое страшное, что им рукоплескали толпы. Порой казалось, что страна окончательно рушится в какую-то яму, которой и названия нет.
Молодежь уже не знает, что чувствовали те, кто служил тогда… А может оно к лучшему? А то получится классическое старческое брюзжание: мол, мы в их годы… а они лиха не хлебали, похлебку шилом не наворачивали.
Сергей прошел в свою комнату и лег на диван лицом к стене. Он закрыл глаза и тут же подумал, что если бы он ушел от Юли, то, наверное, через какое-то время вернулся обратно, потому что нельзя надолго уйти от совести. Юля была не только его человек, она еще сама по себе была порядочным человеком. А порядочность – это совесть. А совесть – это Бог.
Юля не умела врать физически. Для нее соврать – все равно, что произнести фразу на каком-нибудь полинезийском языке, которого она не только не знала, но никогда не слышала. Она была воспитана таким образом, что главная ценность – семья. Нужно сохранять ее любой ценой. Кризис пройдет, а семья останется.
Сибирцев ни о чем не жалел. Мои года – мое богатство… И все же присутствовала некоторая грусть – как же иначе, когда не сорок. И даже не пятьдесят. Это на Юлю в ее полтинник с небольшим молодые на улице оглядываются, а на него уже фиг кто оглянется из этих, с голыми пузиками. Оно, конечно, и на фиг не надо. В принципе. Но все равно, висят года на шее, висят…

                5

Сибирцев завтракал. Юля, жена, хлопотала рядом. Все, как он любил – картошечка с укропом, пышные сочные говяжьи котлеты и салат из редиски, зеленого лука и отварного яйца. Со сметаной, разумеется. А как вкусно она готовит мясо, жареного судака с картофельным пюре, оладушки из кабачков, борщ с фасолью, щи с грибами, гороховый суп с ребрышками!..
Подав вафли, печенье и налив горячего кофе в чашку, жена уселась напротив, подперев подбородок рукой.
Сергей Николаевич, не забывая жевать, внимательно посмотрел на супругу. Не как каждый день, мельком, а внимательно.
Да, Юля старела. Морщинки вокруг глаз и губ стали заметны. И красится надо – седина нахально лезла по корням волос.
Сердце Сергея дрогнуло от сочувствия к верной подруге.
- Что, старая стала, да? Заметно сильно?
- Да брось ты, Юля. Мне вообще не заметно.
Здесь он был почти честен: Сибирцев не то, что новую морщинку замечал, он даже не видел на жене обновок или когда она стриглась.
Но Юля расстроилась всерьез. Ничего не сказала, встала и тихо вышла из кухни.
Сергей, засопев, стал раздумывать над ситуацией.
Для Юли он сделал бы все. Может сделать пластическую операцию?
Юля сейчас стоит у зеркала в ванне и тихо плачет: за сорок лет они угадывали друг друга, как фокусники.
Вот появятся внуки – ей станет легче. А пока – надо пережить текущий момент с минимальными душевными потерями.
Сергей не доев завтрак, встал и направился к жене.
Так и есть, плачет.
Бедный Юлечкин!
Он сел рядом с ней на ванну, обнял за плечи.
- Юлечкин, ну разве нам плохо живется? – тихо спросил жену?
- Хорошо, - согласилась она, положив ему голову на плечо.
- Вот сейчас визы отменят, выйдешь на пенсию, вообще отлично станет. Снова ездить начнем. Мы же собирались с тобой в Париж, к сыну в Рим, - продолжил семейную психотерапию Сергей.
- Здорово, - вновь согласилась Юля, но как-то без особого энтузиазма.
- Если хочешь, - наконец решился Сергей, - я оплачу тебе пластику.
- Круговую? – переход от печали к восторгу, у Юли происходил молниеносно.
- Вдоль и поперек, - подтвердил Сибирцев. – Места живого не останется.
- Спасибо, - проникновенно сказала Юля.
И вдруг снова всплакнула.
Теперь Сергей гладил ее обеими руками.
А когда они перешли в спальню, и Сибирцев уложил жену на кровать, в голове мелькнула предательская мысль: дорогостоящую и опасную косметологическую операцию можно и не делать, а просто не включать в темной спальне свет. Впрочем, он тут же ее отогнал. Пацан сказал – пацан сделал…
Хотя, замечу в скобках, история сорокалетнего союза двух сердец, которые все время рядом, совместно сражаются с невзгодами и делят радости, живут и стареют, - самая, на мой взгляд, интересная история любви на свете.
Честь имею!


Кривой Рог.  Украина.  2014 год.               







































             Содержание

К читателю………………………………………….…3

Книга первая. СТАНОВЛЕНИЕ
Глава первая. Детство…………………………….5
Глава вторая. Становление………………………43

Книга вторая. ДВАДЦАТЬ ЛЕТ В САПОГАХ
Глава третья. Даурский синдром………………...95
Глава четвертая. Афган…………………………..235
Глава пятая. Сибириада…………………………..258
Глава шестая. Монгольская сага…………………273
Глава седьмая. Малоросская смута………………310

Книга третья. ОТСТАВНИК
Глава восьмая. Излом……………………………..324
Глава девятая. Тридцать лет спустя……………...423
Глава десятая. Итальянский каприз……………...490
Глава одиннадцатая. Жизнь после жизни……….507
















































                Юрий Николаевич Гаврилов
                Записки комбата. (Роман-трилогия).

                Литературный редактор       О. Веселовская
                Художник                Л. Адуевская
                Корректор                О. Головина
                Верстка                О. Веселовская



                Подписано в печать 03.01.14.
                Формат 84х108 1/32. Усл. п. л. 32
                Тираж 1 000. Заказ 3542
                ООО «Издательство Columbus», 198206,             
                Санкт-Петербург,
                Петергофское шоссе, д.73. лит. А 29.
                Отпечатано по технологии CtP
                в ОАО «Печатный двор» им. А.М.Горького
                7110. Санкт-Петербург,
                Чкаловский пр., д. 15.