Тень улыбки

Каждую весну я привожу в порядок эту комнату, отодвигаю деревянные ящики и вынимаю из за них потерявшиеся игрушки, снимаю со стен неумелые детские рисунки, одеваю чистое свежее постельное белье. Я знаю, оно пролежит нетронутым всю весну, лето и осень, а когда выпадет снег я все равно поменяю его на новое, но так мне спокойней и ожидание менее страшно. Я открою все платяные шкафы и аккуратно приберу в дальние ящики всю вывернутую мальчишкой наизнанку одежду, затем хорошенько протру пыль, даже в самых далеких углах комнаты; он никогда не любил это делать, как и его предшественники. Напоследок я как всегда окину комнату долгим взглядом. Такая она была до, такая будет и после, и я не в силах что то изменить. Выходя, мой взгляд падет на фотографию, висящую на стене. Они всегда спрашивают зачем, но рамка существовала до моего прихода, как и сам Перекрёсток. Сейчас с фотографии на меня смотрит лицо молодого парнишки, светловолосого и курносого с упрямым взглядом. Я вытащу из рамки листок с портретом и повешу его к остальным.

Они всегда приходили с первым снегом, чистым, свежим и кристальным. Я задолго чувствовал этот день. Да что говорить, атмосферу этого дня чувствует каждый. Первые несколько лет я был горд своим предназначением, выходя ранними утрами, на улицы прекрасных в те времена городов, засыпанных снежной крошкой. Я петлял по узким улочкам, по широким площадям, по мостовым, следы путались, я перемещался из города в город, прислушивался к себе и радовался -скоро, уже скоро! И всегда находил. Мы узнавали друг друга издалека, как давние друзья. Они всегда ждали меня. Обычно сидя на скамейках, изредка на мосту, несколько раз свесив ноги с крыш. Когда наши глаза встречались в первый раз, любой из них молча подходил и брал меня за руку. Их руки всегда были горячие. Они называли мне свое имя и мы долго шли домой, а белый снег таял.
Я помню первого ребенка. Большие карие глаза в обрамлении густых ресниц. Когда я его увидел, он кормил голубей кокосовым печеньем. У него всегда было с собой кокосовое печенье, оно напоминало первый снег. Когда я подошел, он поделился со мной и назвал имя-Оливер. Затем уверенно взял за руку и повел, словно это он пришел за мной, а не я! Меня переполняло что-то огромное и необыкновенное, тогда я внезапно осознал, каково это, быть счастливым и пожелал всем людям, населявшим этот мир держать в руках горячую ладошку своего ребенка.
Я показал ему комнату. Тогда она была еще пустая и мы обустраивали ее вместе. Под потолок повесили деревянных животных, а окна украсили бумажными звездами. Я был очень молод и еще не носил бороды. Мне тогда было интересно, откуда он пришел, оттуда же откуда и я? Или есть другие места? Но Оливер ответил, что говорить откуда он не велено, а зачем его послали, он знает. Я понял и больше не задавал подобных вопросов.

С каждым днем чувствовалось приближение праздника, на улицах становилось все суетней. Оливер быстро подрастал; за эти пару месяцев он превратился из пухленького семилетнего мальчика в статного почти пятнадцатилетнего мужчину. Не удивляйтесь, он не был обычным ребенком. Мы много читали вместе, гуляли, в те времена с наших лиц не сходила тень улыбки. Это были единственные пару месяцев, когда я был счастлив в неведении.
В ту ночь в городе было как никогда весело. Открытые ярмарки завлекали пестрыми товарами, повсюду была слышна музыка и народные гуляния, танцы и пляски. В ту новогоднюю ночь под бой курантов Оливер должен был закончить подготовку и обрести свои полные права. Он отпросился на несколько часов побродить по ярким улицам, обещая вернуться к полуночи. Это была наша первая Ночь Посвящения и моя в роли Наставника. Лик луны сопровождал бы его, а звезды светили ярче обычного. К тому же мы доверяли друг другу, и я его отпустил. Я никогда ни о чем так не жалел, как о той злополучной минуте, когда дал ему это согласие. За пару часов до полуночи я вышел его искать, но нить, связывающая нас и помогавшая в поиске, словно оборвалась. Я бегал по улицам, заглядывал в окна, вглядывался в счастливые лица. Мое сердце впервые сковал страх, а на рукавицах появился мороз. Это немного забавно, если не печально, но именно с того дня у людей появилась легенда, что в предновогодние ночи я брожу и заглядываю в окна, морожу щеки непослушным ребятишкам. Мне кажется, что в ту ночь я побывал везде. Лица и музыка слились у меня в один пятнистый калейдоскоп, уходящий воронкой в бездну.
Не знаю, как, но ровно в полночь я оказался на главной площади. Часы били, а у меня в голове с каждым ударом словно что то обрывалось. С каждым ударом его имя все ярче всплывало у меня в голове. Наверное в душе я знал, что после этой ночи ничего не вернуть, что церемонию больше не провести, что мальчик потерян для меня навсегда. Люди не видят, но я увидел, как далеко в толпе его душа поднялась над землей, и исчезла, сгорев, как феникс. Несколькими минутами позже, я нашел то место и пятно растаявшего снега. Мне сказали, что некто уронил из рук факел, но вместо пепла я нашел крошки печенья и кокосовую стружку, так сильно похожую на снег. Знаете, что самое страшное? Самое страшное это лица счастливых людей в те секунды, секунды, когда тебе плохо. Ты видишь их, и их счастье прожигает в тебе дыру изнутри. Они находятся словно в золотом коконе, и в тот момент ни за что не смогут тебя понять, и видя это, тебя охватывает безумие, обреченность и одиночество.
Еще несколько месяцев я встречал его тени на каждом углу. Они приходили ко мне, изредка, и тихо наблюдали, как я работаю, или провожали несколько улиц. Когда снег растаял, растаяли и тени. Тогда я смог уговорить себя и зайти в его комнату, сменил белье, вынес вещи. Из рамочки выпал его портрет, я прибил его в самом далеком и длинном коридоре.

Сейчас там уже тысячи портретов. Каждый год приходит новый мальчик, правда однажды была девочка, веселая, вы должны о ней слышать, Снегурочкой ее зовут. Все уходят, а я никак не могу их удержать, даже решетки на окна ставил, словно тянет их что то. И бороду отрастил. Помню, как то глянул в зеркало и обмер: виски поседели, а вкруг глаз две бороздки появились. Убрал все зеркала дома, оставил одно, но все равно шторой завесил. В этот год опять потерял мальчика. Упрямый и умный, а зовут прямо как в той сказке о Снежной королеве, Каем. Люди даже не представляют, как близко к истине они живут. В комнате у меня висит рамка, а в рамке мой портрет. Знаете, устал я. Всей душой надеюсь, что когда-нибудь придет ко мне маленькая, но сильная Герда, что не сбежит она в ночь, а останется до конца, встретит маленького Нового Года, и покажет ему дорогу до Перекрестка, а если не бывать этому, то надеюсь, что придет моя замена и опустится на пол легкий портрет из позолоченной рамке в моей маленькой комнате, комнате Деда Мороза.