Равиль

Со второй половины шестидесятых и до конца семидесятых Крымское телевидение переживало пик своего взлёта. Широко популяризировались все виды творчества. Особенно молодых: художников, музыкантов, литераторов…
Мне студенту Крымпединститута, начинающему поэту, деревенскому книгочею Симферополь казался городом - праздником.
Чего только стоили литературные среды, проходившие под руководством поэта – первого переводчика Расула Гамзатова – Матвея Грунина.
Это был либеральствующий старикан, что по тем временам в творческой среде областного масштаба, было явлением вольнодумским. Быть может, поэтому независимому и державшемуся в местной писательской организации  особняком этому человеку и поручили столь хлопотливое дело – работу с молодыми талантами
Молодыми мы были по-разному. Например, рядом с нами, студентами-первокурсниками из сельхоз - и мед - и пед – институтов, заседали «взрослые» люди: педагог техникума Владимир Черный, очень яркий поэт, интеллектуал с телезавода Валерий Рубинштейн, будущая писательница-фантаст Светлана Ягупова, рано ушедший из жизни незаурядный критик Юрий Отнельченко и оператор телевидения Равиль Адельшинов.
Однако я в чётко очерченный круг молодняка не попал. Мне эти ребята казались малоинтересными. Поработавший в коллективе шоферов диспетчером, до того переживший тяжелую болезнь и не одну операцию, я искал и нашел пристанище среди старшей части членов Лито.
Связник между первыми и вторыми был поэт Шура Вишневой. Тогда уже он был диктором крымского радио, а вскоре эту работу стал совмещать с ведением новостей на ТВ «Крым». Саша, несмотря на то, что был на несколько лет младше меня, мне покровительствовал. Всячески продвигал меня (читал мои стихи на радио), в конце концов, свел меня с Равилем.
Телевизионщик этот мне казался парнем нелюдимым, возможно, потому что на заседаниях Лито отмалчивался.
Вишневой объяснял мне это тем, что для такого поведения у Вили есть весьма веская причина. Он – татарин.То есть, ему не стоит выпячиваться и умничать, потому что на Лито ходит мужик из «конторы». ловит каждое неосторожное слово. И если Виля что-то скажет не так, он может потерять работу. А у него семья и маленький ребенок.
Равиль приходил редко. Поэтому эпизод нашего первого контакта быстро стёрся из памяти.
Однажды Матвей Львович (обычно он приходил на заседание Лито с авоськой), чтобы на обратном пути (он жил на Севастопольской) купить что-нибудь в гастрономе, пригласил меня поднести эти покупки и проводить его до дому.
Как раз это было после традиционного телеконкурса на патриотическую тему, в финал которого попал и я, но занял там лишь третье почётное место.
Грунин знал о моём огорчении. И решил провести душеспасительную беседу.
При этом он был доволен тем, что победил на конкурсе его любимчик Валера Субботенко, известный тогда как баснописец.
Конечно же, я был не согласен с выводами жюри. По-моему, первой должна была стать моя землячка Наташа Бабская, с которой мы подружились в Лито при газете «Керченский рабочий», куда я ездил из деревни Каракуи.
На что Грунин отвечал щадящим аргументом. Мол, Валерий Субботенко еще не раскрылся. В нём сидит гражданская тема, и это начало надо было поощрить. Ты моложе, у тебя всё впереди.
«Не так ли?» – обратился он к незаметно для меня к нам присоединившемуся Равилю.
Равиль как раз был оператором на всех этапах конкурса и на финальном тоже. Но он почему-то промолчал. А когда мы остались одни, сказал: «Всё это мелочи жизни! И не тема для огорчения…»
С того момента я и стал ощущать его присутствие в моей жизни.
Всякий раз, попадая на ТВ «Крым», я замечал и ощущал его внимание ко мне – человеку, часто неуверенному в себе.
Особенно на прямых эфирах он всегда находил на площадке такое для меня место, чтобы я оказывался в поле зрения его камеры. Делал так для того, чтобы ловко спрятать от придирчивого взгляда телезрителя мои досадные промашки.
О том, что сам он пишет, я узнал, когда у него завязались отношения с издательством.
Мы принялись распускать слух, что Равиль Адельшинов – татарин, но не крымский, а казанский. Эту версию поддержали и работники «Таврии». Контора сделала вид, что тоже не в курсе. Да и цензура тоже. Так она и вышла – первая и главная книга писателя Равиля Адельшинова «Не забудь вернуться домой».
Когда в киевском «Госкомиздате», всё это открылось (кто-то из симферопольских литераторов все-таки стукнул!) шум поднимать не стали и там. Себе же во вред.
Но для последующих книг Равиля «зеленую улицу» выключили.
Печататься он продолжил уже после возвращения крымских татар домой.
И последнюю книгу его (это было в конце 90-х) помогал ему издавать и я как редактор.

Память – это почва, на которой взращены такие добродетели, как совесть, вера и верность, благодарность, любовь, ум, честь, достоинство, разумение, мудрость… И все другие качества нашей души.
Нет памяти, нет ничего, вслед за нею числящегося.
Вспоминается такой эпизод.
Из центра города выезжало в новое помещение солидное учреждение. Перебиралось неспешно. Была увезена мебель и прочие офисные причиндалы. А вот «ненужные» книги были свалены посреди двора, где зияли пестрой кучей.
Это были не только давно потерявшие актуальность служебные брошюры, инструкции или сборники устаревших документов. Среди макулатурного хлама очутились автографы, то есть подписанные авторами для уважаемых работников уважаемого учреждения книги.
Среди широко известных имен крымских литераторов оказалась и повесть Равиля Адельшинова «Не забудь вернуться…».
Узнав об этом, мы пришли на этот развал. В напоминающем подготовленный к аутодафе жертвенном костре выбрать свои.
Равиль нашел два или три экземпляра и с горечью произнёс:
«И это сейчас, когда мы ещё живы. А что будет потом?»
Каждый из нас подумал о том же, но прозвучал именно голос Адельшинова.
Все мы, более него удачливые, в разной степени уже известные литераторы, словно не сговариваясь, посочувствовали товарищу. Нам почему-то всегда, казалось, что именно он в этом смысле из нас более всех уязвим.
А вышло как раз наоборот.
Многие из нашего пишущего поколения, едва уйдя в мир иной, быстро забылись. Их книжки пылятся на самых невостребованных полках библиотек. А тут ещё и время приспело нечитабельное. Цифра вытеснила букву, а сам читатель как таковой, стал, словно старая книга, раритетным явлением.
Многим стало пополам некогда казавшиеся блистательными достижения ума и чувств местных знаменитостей. Причем и бывшим поклонникам и даже родным.
Разве не попадались вам горы книг, сваленных у мусорных баков, фотоальбомы, пачки писем, которые хранились в чуланах, пока их обладатели и приобретатели еще дышали на ладан?
Более горьких впечатлений моя душа не знает.
Увы, увы! Тем из нас, для кого жизнь ближнего достойна свалки! Разве это по совести, разве так должно быть?
Многих постигла такая участь, но только не Равиля Адельшинова.
Он родил и воспитал дочь, которая взялась написать книгу воспоминаний об отце. Причем не только своих воспоминаний, но нашла людей, которые до сих пор помнят этого талантливого человека и охотно согласились поучаствовать в создании проекта.
Читая работу Лидии Адельшиновой-Михайловой, я проникся к её поступку всей благодарной душой. Это не только добротная журналистская работа, но и сердечная дань памяти родному отцу и даже тем, с кем он соприкасался по жизни в разные её моменты на разных широтах времени и пространства.

Валерий Митрохин,
член Союза писателей СССР,
Лауреат государственной премии
и заслуженный работник культуры Крыма
Бахчисарай
02.01.17